Текст книги "Черное сердце"

Глава 44

Карина давно не совершала пеших прогулок через весь Питер, а ведь раньше такое бывало. На следующий день после свадьбы они с Петей забирают у Родиона Сережу и идут гулять. Мальчик вклинивается между ними и держит обоих за руки, а улыбка все та же, что вчера. На них больше не свадебные наряды, у Карины ни следа вчерашней супер-прически, но в атмосфере все то же самое! Обсуждая вчерашнюю прогулку на вертолете и все другое, что их оторвало от земли, они проходят длинную дорогу мимо реки, едят мороженное в кафе, а потом ноги Карины сами ведут ее к месту на дороге, где они с Джорданом потеряли самое дорогое, что у них тогда было. На столбе до сих пор висит траурный венок и пара мелких мягких игрушек, которые в качестве памяти повесил кто-то из поклонников их творчества. Настроение и счастье покидают Карину, улетают ввысь над всеми ними в том вертолете отдельно от ее тела, с риском не совершить удачную посадку. Карине лезут в голову события тех дней, в душу вгрызается Владлен, и они уходят от воспоминаний подальше.

– Не позволяй прошлому вклиниваться между тобой и твоим счастьем. – Твердо советует Петя. – Это пройденный этап. Твои поклонники вас любят, судя по венку. – Улыбается он, обнаружив в ситуации приятный момент.

Петя прав. Я не буду смотреть, как уносится мое сердце, и махать ему вслед рукой.

– На своей страничке в «Фейсбуке» мы получили тогда кучу отзывов с сочувствием. – Вспоминает Карина. – Столько же порой встречалось и издевок.

– Люди с порочным сознанием тоже живут на этой планете. – Своим тоном Петр предлагает ей смириться с этим. – Их не пересадить на другую. Забывай их. Забывай всех, кто причинил тебе боль.

Карина завидует Пете, потому что он на любые ситуации смотрит под правильным углом, в его сердце нет зла, но у нее – к сожалению… Очень сложно выгнать из сердца злость, если ситуация не позволяет чувствовать что-то получше. Они оба смотрят на Сергея и видят, что он внимательно вслушался в каждое слово и впитал его в себя. Вечером Карина просит у Родиона разрешение забрать его на ночь, и тот, зная, что они хотят усыновить мальчика, отпускает племянника погостить у будущих родителей, говоря, что он может собрать свои вещи и уже переехать насовсем. Похоже, он делает это с большой охотой так же, как в качестве единственного опекуна дает добро на усыновление, поскольку отсутствие племянника открывает перед ним возможность привести домой любого бойфренда и заняться с ним всем, чем хочется. Сергею идея с переездом тоже нравится и ему приходится сдерживать радость и желание бежать за вещами, чтобы не обидеть дядю, чтобы это не выглядело так, будто нет ничего лучше, чем сбежать от родного дядюшки, который и так убит горем – какой брат сможет смириться с тем, что его брат убийца? Сергей опускает голову и бормочет, что соберет свои вещи потом.

Дома Карина с мужем готовят обед, включив музыку, и Сергея – в процесс этой готовки. Они перемещаются по кухне, задевая друг друга руками и улыбками, нарезают салат, чистят картошку и маринуют цыпленка – каждый занимается своим делом.

– Сергей ждет не дождется заветного дня. – Говорит Карина намного позже, когда мальчик засыпает в своей будущей комнате. – Вы с ним стали как настоящие отец с сыном! В следующий раз непременно бери велосипед на прогулку, Сереге нравится кататься.

– Я унес его в гараж, надо доставать. – Ковыряя остатки цыпленка, понуро отвечает Петр.

– И перевозить его в мой гараж. – Веселится Карина. Теперь их настроение в несоответствии. Заметив это, в ней просыпается желание зашвырнуть в Петю снежок. Они с ребятами всегда так делали зимой в детстве, чтобы расшевелить унывающих. Но сейчас не зима. Ни за окном, ни у них внутри. – Что случилось?

– Это пока не важно. Покатаемся. Меня немного тревожит.

– Что именно? Ты такой уставший.

– Не знаю. Может, новая жизнь? – Петя прикрывает глаза рукой и продолжает мотылять по тарелке кусочек. Измученное мясо превращается в комок. – И еще какое-то странное предчувствие. Вроде Владлен уже обезврежен, следствие прошло успешно, скоро первый суд, и дар от меня отскочил, почему у меня тогда это чувство появилось? В психологии это называется синдром тревожного ожидания. И я точно знаю, как избавиться от этого. Но не могу. Я удерживаю этот синдром. Не знаю, зачем. Думаю, кто-то пытается мне намекнуть, что где-то что-то идет не так.

Карина заметила. Тревожное ожидание у Пети поверх лица как вуаль, скрывающая все остальное, и ей хочется сорвать ее с него.

– Я знаю, тебе тяжело привыкнуть к новой жизни. Ты так долго прожил один, и сын у тебя взрослый. А тут появились мы с Сережей, и моя огромная квартира, у меня другой ритм жизни и весьма необычная работенка – все не так, как раньше, это непривычно, но обещаю, ты привыкнешь и не вспомнишь, как раньше жил без нас.

Петя кладет руки на стол, остановившись мучить куриный шарик.

– Да нет, я думаю не об этом. У меня действительно сильно изменилась жизнь, и я переживаю не только то, как привыкну к новому (конечно, я привыкну, уж так умно устроен наш организм, что человеку свойственно приспосабливаться), но как мой старший сын поймет мою нынешнюю жизнь? Вдруг он посчитает, что я ухаживаю за Сережей лучше, чем за ним в детстве? Что, если ему плохо дома совсем одному? Мы так и не стали с ним ближе, Карина. Ничего не изменилось. Я давно не слышал его голос. Для меня впервой, что он так надолго исчез из поля моего зрения. Мне просто нужно знать, что с ним все в порядке. А я даже не знаю, чем он занимается. Слава занят со своей девушкой, а он? Что он делает? Где он? Иногда кажется, что он сутками дома не ночует, а где он ночует, если Слава занят?

– Вот в чем твоя беда, ты просто скучаешь по сыночку. – Ухмыляется Карина с безмолвным «так-так-так». Она не знает, что действует на Петю сильнее, ее слова или то, как она их говорит. Отчего на его глазах появился этот пугающий намек на слезы? Пугающий в связи со своей непривычностью, во всем величии первого раза, когда такой сильный человек плачет при тебе впервые. Он поджимает губы, как это делают люди, чтобы перекрыть свой плачь. Как правило, это не действует, а только ускоряет поток. – Это нормально. Для родителей дети никогда не вырастают. Но не надо так сильно переживать за Артема, ему тридцать лет. Вы созваниваетесь?

– Давно не созванивались. В переписке он отделывается словами «все нормально». Как будто ему есть, кому рассказывать подробности, как будто он нашел всем нам замену. Думаю, у него появился секрет. Конечно, не мне это говорить, ведь он не знает, что его отец вчера женился. (Надо ему скинуть фотки со свадьбы). Я могу ошибаться на этот счет. Но я догадываюсь, что у Артема за секрет.

– Эй ты, шутник! – зовет Слава, засунув голову в кабинет. – Куда сейчас едешь?

Артем поднимает взгляд, отрываясь от бумаг, и отвечает голове Славы, которая висит в дверном проеме:

– Подальше отсюда.

– Капитан Очевидность. Мою Инну выписывают.

– Поздравляю. Заходи ты уже весь! – раздражается он, и Логвин плюхается на стул.

– Ты бы на моем месте ей сделал предложение сейчас? Может, ей станет лучше? А вдруг станет хуже? – Пока Слава тарахтит, Артем быстро заканчивает дела, выключает комп, снимает халат, набирает кому-то сообщение в «WhatsApp» и брызгается духами. В чат с папой он не заходит, хотя видит, что папа прислал ему два изображения. Сейчас не время, просмотрит потом. – А еще я хочу ребенка от нее. Прикольно, да? Я хочу стать папой. Кажется, только недавно в школе гасились, а теперь сами шкетов делаем. Артем, ты куда намылился?

– Я?

– Да. Ты. Аж вылизался. На свидание, что ли? – вопрос вытекает изо рта Славы как бы между прочим, он и сам не верит в то, что говорит, настолько увлечен своими отношениями.

– Слава…

– Да, я знаю, рабочий день кончен. Дай мне минуту, я тоже переоденусь. Ты забудь, что я вчера наехал. Ты любитель пошутить, мне давно надо привыкнуть и не обращать внимания. Давай в качестве примирения сходим в клуб, в хороший клуб, мне очень хочется выпить. В этот раз угощаю я.

– Угу, и чтоб от твоего чокнутого рока башка опять взорвалась. Слава, сегодня…

– Не знаю, как я доживу до завтрашнего дня. Мне нельзя сейчас сидеть дома, мне сейчас нечего делать дома. Пончик все равно убежит гулять, пока еще тепло, и…

– Слава! Дело в том, что…

– Я просто хочу, чтоб этот день пролетел побыстрее, чтоб утро наступило уже, наконец, иначе я не усну, думая об Инне. И просплю работу, не успею забрать ее. В общем, лохонусь, как и всегда во всем. Я боюсь этого. Я ее вообще одну оставлять не хочу.

– Слава! – Артему приходится заорать, и хаотичность слов, исходивших из уст друга, наконец-то растворяется в тишине. – Дай сказать. Сейчас у меня встреча, в которую не вписываются хождения по клубам. А ты не суетись, ничего не случится с твоей Инной в больнице, за ней там наблюдают. Иди домой, посмотри кино, почитай книгу, поспи, послушай музон и уйди с ночных смен! Ты загонял себя! Нельзя сейчас пить. У тебя синяки под глазами такие, будто ты попытался подкатить к Майку Тайсону. – Слава часто дышит, поскольку дал кросс из слов. Не успевает добавить еще немного, как Артем продолжает свое врачебное нравоучение: – Будешь себя изводить, ты в таком поношенном состоянии никакой Инне не сможешь помочь. – Проговаривает он четко, сложив пальцы, словно удерживает невидимую щепотку соли. – В состоянии, поношенном, как… эти джинсы на тебе. Выброси их, знаешь, на помойку.

– Тебе не понять, у тебя нет девушки, которую ты бы любил точно так же. – Артем раскрывает рот, но передумывает возражать. Все, что он хотел рассказать Славе о своих самых важных в этой жизни отношениях, он рассказал ему вчера. – А стиль, между прочим, ты мне обещал сменить еще летом. Где твой свободный часик для меня? Почему мы не идем в магазин? Что случилось? Ты нашел себе друга поинтересней?

– Нет, Слава, просто сейчас у меня встреча. – Артем указывает на дверь кабинета кивком головы. – Пошли, мне надо закрыть кабинет.

В расстроенных чувствах Славе приходится ехать домой. Он не стал ни пить, ни курить. Свое отражение ему не понравилось. Пончик залез к нему на грудь, когда он прилег на кровать и разговорился с Инной по телефону. Дышать удается с трудом, но Слава не сгоняет кота. Шершавый язык ласкает подбородок, затем кот слегка прикусывает кожу, но не кусает, потом вновь облизывает. У Пончика есть, чему поучиться! Вскоре Слава с удовольствием засыпает. Второе, что он любит после Инны – это спать. Уже на третьем месте Пончик, а на четвертом чтение. Сквозь сон он думает, когда это он успел вычеркнуть Артема и маму из своего списка? Раньше они были на первом месте, он никак не мог выбрать между ними! Видимо, шутка об их якобы отношениях Славке не понравилась сильнее, чем он думал. Будит Славу звонок на сотовый через полчаса. Он отвечает на него быстро и не глядя, зная манеру своей девушки перезванивать по нескольку раз, если она забудет что-нибудь сказать.

– Что, уснуть не можешь? Завтра опять будем вместе, любовь моя! Я тебя за губки покусаю. И массаж тебе сделаю, где ты там у меня любишь. – Мурчит Слава эротичным голосом, каким несомненно обладал бы его Пончик, если бы умел говорить, как человек.

– Привет, это Петр Иванович.

Слава издает какой-то совершенно дурацкий испуганный визг, как в какой-нибудь совершенно дурацкой американской комедии, ну хоть не матерится, а потом его лицо воспламеняется.

Вот лошара…

– Здравствуйте! Извините. Чем обязан такой чести, Петр Иванович?

– По-моему, ты устал, если не выразиться похуже. Славик, ты не знаешь случайно, где мой сын? Он даже мои сообщения не прочел.

– Случайно не знаю. – Отвечает Логвин, стараясь подышать поглубже, хотя даже прыжок в прорубь в ночь на Крещение не избавит его от стыда, который прибыл срочной доставкой прямо из ада, проглотил Славу целиком и уже переваривает. Зачем Петр обратил внимание? Зачем прокомментировал его прокол? Он ведь теперь месяц будет думать о том, как пообещал его за губки покусать.

Педаль газа справа! – напоминает он себе.

– Вернее точного адреса назвать не могу. Он спешил после работы на встречу с кем-то. Я устал, поэтому не узнавал, с кем он там встречается.

– Понятно. Ты из-за своей девочки так перенервничал? – Петр снова обращает внимание на его тупорылый прокол, и кулаки Славы сжимаются от ярости. – Что-то случилось, может быть? Расскажи мне, дружище. Я ведь доктор. – Слава отмалчивается. В нем опять бурлят чувства, чувства ужасные – это можно предусмотреть по тому, с какой силой они обессиливают и давят. Стыд сменяется злостью, а злость уступает место горечи едва не пришедшей в его дом беды. Чувства закипают, но он не хочет прятаться в скорлупе.

– Она хотела покончить с собой.

– Боже… Славка, да ты что? А мы тут, понимаешь, свадьбы играем! Все хорошо?

– Завтра еду забирать ее. Не понял, вы что, поженились? С кем?

– Оригинальный вопрос. Угадай с трех раз.

– Поздравляю вас, Петр Иванович! И Карину тоже поздравьте. Мы с Артемом к вам завтра вечером зайдем. А как, кстати, ваша работа? Вы ведь вернулись?

– Вернулся, и давно. Я теперь снова ваш коллега.

– Да, жаль в разных учреждениях. Желаю вам, чтоб новая жизнь преподносила только приятные сюрпризы. Удачи вам. Никогда никому не желаю чего-то конкретного, у всех разные вкусы, мечты и стремления, но чего бы человек ни хотел, ему нужна удача, поэтому желаю только ее.

– Спасибо, Слава! Очень красивые слова. Из твоей головы вышли?

– Да, в школе учителя даже просили меня зачитывать мои сочинения классу. Очень часто мои работы оказывались лучшими. Почему-то я вдруг об этом вспомнил.

– Неудивительно. Не знаю, говорили тебе учителя или нет, но ты очень талантливый мальчик.

– Возможно. Хорошо я помню только цитаты отчима: «Тебя мама два месяца в утробе носила, что ли? Чо ты такой полудурок?» «В какой капусте находят такую бестолочь, как ты?» «До встречи с тобой я думал, что среднего рода могут быть только существительные». Еще оплеуху помню. И много всего другого, чего не могу забыть.

– Выбор за тобой. Забудь. Я тебе, как человек, который пронзительно видит души людей, скажу, не преувеличив. Ты умный и талантливый человек. Просто слишком стеснительный. Поактивнее будь. Я хочу, чтоб ты каждое утро просыпался с мыслью, что ты талантлив. Не ленись. И тебе улыбнется удача. Обращай внимание на знаки судьбы. Все будет хорошо. Слушайся Артема, у него теперь мои силы, и если он советует что-то, это неспроста, поэтому прислушивайся к нему! Я серьезно. Ты слышишь меня?

– Хорошо. – Отзывается Слава, щипая губу. Эта вредная привычка помогает ему думать. Сейчас – о том, почему Петр сказал это таким взволнованным голосом. Это почти мольба. Но долго об этом он не думает. У него так защемило сердце от того, каким образом отец Артема рассказал ему о его таланте, что Слава не знает, как до сих пор от счастья не разучился дышать. Это находит отражение в его развязавшемся языке: – Спасибо за комплименты, вы с Кариной тоже супер. Она скидывала мне свои новые фото. Она поправилась. Так держать! Волосы у нее бесподобные. Молчу о том, как на меня действует ее эффектная музыка. Мне показалось или у нее даже грудь выросла?

– Выросла.

– Классно. У моей Инны тоже классные сиськи. А у вас – задница. Как у моего покойного отчима, правда за его свиным характером это в моих глазах теряло всю силу. Вы не находите?

Под тишину в трубке Слава наконец-то начинает соображать, что наплел взрослому человеку нечто, о чем будет жалеть до конца своей жизни, и весь вспыхивает красным цветом пожарче. Кроме того ужасно взмок. Он светофор, попавший под дождь. А еще – недоразумение в дурацких носках. Учитывая, как похабно себя проявляет его активность, он лучше всего будет замкнутой бестолочью в среднем роде. Но даже тут его спасает то, с каким юмором все это воспринимает Петр. Это как когда тебя принимают в группу. Это расслабляет и осчастливливает. Кроме того он звучит так, словно заранее ожидал от Славы подобную глупость.

– Поверь, мне повезло не видеть то, как ты заглядывался на задницу своего отчима. Я не знал, что ты… Могу уточнить, что ты себе добавляешь в кофе, парень?

– Сыворотку правды. А почему вы до сих пор с Артемом через меня созваниваетесь? Я наивно предположил, что после того, как вы чуть не погибли, Артем станет чаще вас навещать. Хотя это говорить не мне, мы с мамой совсем разъединились, когда я влюбился. Я только и успел, что один раз за месяц навестить ее, когда Инну к ней привел познакомиться. – Говорит Слава, на что Петр выражает свое подозрение, что у Артема имеется секрет.

Уже через несколько секунд они желают друг другу спокойной ночи, но отчего-то Славе кажется, что сон к нему больше сегодня не придет. Тем более ночь еще нескоро. Приняв прохладный душ, он решает навестить маму. Но на ее телефон не дозвониться так же, как Артему. Странно. Слава не забыл о вчерашней новости, но не воображал, что это в принципе могла бы быть правда. Он просто покупает мамины любимые конфеты и едет к ней в гости, включив под резко переменившееся мрачноватое настроение группу «Король и шут».

У него есть два дома на этой планете – своя квартира (личная территория, где можно уединиться, отдохнуть от всех, углубиться в чтение и сорвать с себя мантию, потому что стены не умеют разговаривать и думать), и квартира его мамы. В прочем, он чувствует себя как дома в любом месте, где находится мама. Где она – там и дом.

Ключом Слава открывает дверь в ее (свою прежнюю) квартиру. Гостиная, она же прихожая, встречает Славу знакомыми фотографиями в рамках. На первом снимке ему семь, а в руке сшитый мамой котенок, на втором они с мамой и отчимом на их свадьбе, где ему тринадцать, а Егор-амбал заполняет собой всю фотографию, и Слава недоумевает, почему рамка от этого все еще не треснула. Следующая фотография запечатлела только его молодую красотку-маму с объемной прической и очаровательной улыбкой.

У меня такая же улыбка? Артем сказал, у нас с мамой одна улыбка на двоих.

На других фотках Слава тоже видит себя, но особенно ему нравится свежая, где они в ресторане на мамин день рождения, только вдвоем на одной фотографии. Татьяна сидит у него на колене, в руках они держат бокалы и улыбаются (а ведь действительно, одной и той же улыбкой). Люди, которые их не знают, думают, что они пара. Так было несколько раз. Славе говорили, что у него красивая девушка, и он застывал в недоумении – где? Где его девушка?

Как бы они с мамой ни жили, она никогда не любила бардак и хаос, а потому Слава изумляется, обнаружив бардак и хаос прямо на столах. В прихожей-гостиной бардак представляет собой разбросанную косметику, расческу с длинными мамиными волосинками, щипцы для укладки, духи (причем колпачок от них валяется на полу). Он входит в кухню и изучает накрытый на двоих столик с шампанским и всевозможными вкусностями. Сколько тут всего! Остатки тонкой пиццы, куча самых разных фруктов. Мама его никогда так в гости не встречала! На плите стынут остатки ужина в виде запеканки. На барной стойке клубника и пустые бокалы, к тому же до Славы долетают отдаленные звуки музыки. Квартира всецело навеселе, и вызвано это чьим-то безудержным счастьем. В песне на английском он отчетливо различает слова «crazy» и «in love». В кого это она так безумно влюблена, что разбросала свою косметику, посуду, еду по всей квартире, а аккуратность свою выбросила вовсе, словно ей не до нее сейчас?

Слава совершенно не видит в этом безобразии своей матери, но неладное подозревает только тогда, когда в его нос попадает запах знакомого сладкого одеколона. Сердце заранее готовится к прыжку с высотки. Он бесшумно, но быстро влетает в спальню. Первыми на глаза попадаются вещи на полу, а потом кровать в углу комнаты. Артем довольный, как обожравшийся кот. Он ласкает поверх шелкового халата талию и бедра его мамы, (его мамы!!!) которая сидит у него на коленях и, честное слово, растекается по ним, как зажженный воск. У Артема красивые руки, но Славе хочется переломать каждый его палец, особенно когда он позволяет себе ее шлепнуть, а мама хохочет в его шею. И еще раз, будто когда Артем шлепает ее, внутри у мамы поворачивается какой-то ключик, открывающий ее колокольчик-смех. Слава чувствует себя как в чужом теле, малом для него на миллион лет, щеки горят сильнее, чем сегодня в разговоре с Петром, когда он нес свои глупости, желудок колет, будто он поужинал битым стеклом, а все зеркала в мире дают трещину еще до того, как он в них смотрится.

Он не хочет, не желает видеть свое лицо в этот момент!

Мама целует его друга в губы, а он все пялится на это и не может отвести глаз. От поцелуя Артем плавится, они с мамой перемешиваются, как и их языки, как клубника с мороженным. Они идеально сочетаются, как две половинки одного яблока, а потом мама смотрит на него и ведет ладонями по его телу. Одним движением руки она старается поправить черные взлохмаченные волосы, свидетельствующие о недавней близости, вызванной самыми жаркими чувствами. Слава не замечал, чтобы мама так зажигала с Егором! Раньше ему не хотелось, чтоб она была влюблена в отчима, который настраивал ее против него, но сейчас меняет мнение. Лучше бы этот репоголовый свиноохраник оставался ее самой большой любовью до конца жизни! Но это не так, не так, не так! Мама счастлива с Артемом! Их губы красные, а глаза освещают комнату после этого дикого поцелуя. Экстаз просто прет через край из них обоих, как пенка шампанского прет на Новый год из бокала, и они никогда не отрывают друг от друга взгляд, пытаясь надышаться моментом. А самое главное, смотрятся они вместе фантастически.

Слава выбрасывает из головы эту мысль, потому что она гнилая. Это гадство не может хорошо смотреться. Как он мог не поверить Артему вчера? Потому что Артем бывает придурком, его шутки на вкус как свежий лимон. А эта женщина – она его мама! Мамочка, которая шила ему котенка по ночам, пока Славе снились сны о настоящем коте; мама, которая делает ему стильные стрижки, а на его день рождения достает солнце с неба. Но сегодня Слава узнал, кому теперь достанутся все ее вкусняшки, стрижки, солнце на любой день недели и вся ее любовь.

Артем говорил, что он железный с девяти лет до конца своей жизни, что он бесчувственный, а потому защищен от боли, и никому никогда не удастся разбудить его чувства, заставить стать мягкотелым человеком с кровью и душою внутри, но его маме удалось взломать бункер, проникнуть под толстую кожу (даже Славе не удавалось так). И теперь она вся его как будто переполняет, а Слава чувствует себя обворованным дважды.

– Артем, – вздыхает мама так, что все зеркала в мире Славы становятся кривыми. Так, что хочется завопить «не называй моего друга по имени!» – У меня такого никогда не было. Я думала, все сказки в моей жизни навсегда закончились.

– Неужели я так хорошо танцую?

Значит, вот какой ты теперь скромный?

– Не только. – Татьяна находит на кровати пульт и убирает звук музыкального центра. – Ты, Артемка, к тому же еще и неплохо учишься. Как тебе мои советы? Тебе стало лучше?

– Знаешь, мне даже жить интереснее! Если б не ты, никогда никому бы не поверил, что настроение может подняться на весь день только из-за того, что ты сказал кому-то теплое слово. А не наоборот.

– Вот видишь. Почему же ты поверил именно мне?

– Возможно, что-то в твоих глазах подсказало. Твоя внутренняя красота настолько удивительная, что я вдруг понял, насколько хреновый человек я сам и какая длинная дорога у меня впереди. Я посмотрел в твои глаза и увидел глаза друга. Не из-за того, что Славу с тебя перекопировали. Просто… мне вдруг стало очень хорошо, как хорошо никогда ни с кем не было, а с тобой стало, и я не понял, почему, но теперь понял, но хочу оставить при себе, боюсь сглазить.

В лице Артема светится счастье, а глаза договаривают утаенное им – то, что он нашел в его матери вторую часть себя самого, но Славе от этого легче не становится. Он закрывает глаза и позволяет отвращению снести себя, сломать его кости и захоронить под собой, как каменной лавине. Он корчится, как от мучительной зубной боли, увидев очередной поцелуй. Мама и Артем целуются еще сильнее, чем до этого, головы ходят ходуном, а своими объятиями они как будто одновременно пытаются проникнуть друг другу в тело. Это подсказывает Славе, что сейчас здесь произойдет извержение вулкана, а из зоны повышенной опасности надо сразу валить. Это больше не его мать. А этот предатель больше не его друг, это чертов извращенец с тяжелой формой нимфомании и вечно товарным видом. Слава не знает, где придется странствовать, обретая новую семью, если ему никто никогда не заменит маму, не знает, где искать уголок, куда не заползет его горе, не знает, куда бежать, чтоб его боль не побежала следом за ним, но сейчас – необходимо уйти и постараться прийти в себя. Он никогда в жизни не чувствовал себя настолько далеко от дома. Настолько далеко от мамы.

Слава поворачивается на своих мнимых ногах и делает шаг через порог, но на беду у него в кармане трезвонит мобильник, и мама с Артемом отскакивают друг от друга на звук мелодии «Jet Lag» группы «Simple Plan», которая стоит у него в телефоне уже много месяцев.

– Я перезвоню. – Чеканит Слава в трубку, и медленно разворачивается лицом к постели. Он не знает, кто звонил – случайный номер, Инна или уже санитары из психиатрической клиники.

Вот что он видит. Артем хватается за голову, пряча лицо, как будто Слава никогда в жизни его не видел. Да и когда такое было, чтобы наглец-Артем прятал свою ослепительную рожу? В маминых глазах искрится разочарование. В себе? В своем сыне?

– Сынок, любимый… прости. Дай мне минуту. Надо поговорить.

– На фига? Продолжайте! – отвечает он так по-дружески беззаботно, будто не лежит весь переломанный под каменной лавиной отвращения. Он недоумевает, как смог сказать такую фразу и не вытошнить осколками.

Логвин покидает эту незнакомую чужую квартиру. Внутри у него такая пустота, что когда он выходит на улицу, в нем везде свистит ветер. Он ретируется настолько быстро, что никто его не успевает остановить, хотя кто-то пытается.

Артем.

Он застает его только следующим вечером после работы.

Сон ночью сбегает от него в другой континентальный округ. У Славы подозрение, что он и его душу с собой туда прихватил. Весь рабочий день он проводит в оцепеневшем виде, как замороженный цыпленок, забывая мелочи по работе, забывая, кому и какие делал процедуры, забывая все, что вытесняют события в маминой спальне, а когда изредка поднимает взгляд посмотреть на каких-то людей, он не может понять, почему все смотрят так, словно он белее стерильной ваты и его лицо выглядит так, будто его голова только что побывала в пасти у тигра.

Когда вечером Артем пытается снять с петель его дверь, Слава долго не поддается на провокацию, но в какой-то момент не выдерживает и открывает, чтобы «поговорить прилично», как выражается Артем. Слава думает, что эта идея несет в себе излишний оптимизм, но все-таки выходит на площадку забросать его всеми вопросами, которые сверлят его сознание уже целые сутки.

– Ты женишься на ней? Будешь с ней жить? Спать на том месте, что Егор когда-то? Станешь моим отчимом номер два. Мне тебя папой теперь называть? Ты что, издеваешься надо мной? – из этого слова Слава выжимает весь сок. – Будешь меня воспитывать еще унизительнее, чем раньше? Кидать меня на колени и гордиться собой? – в конце он посылает его крепким словом и обводит взглядом, пытаясь сжечь глазами.

– Успокойся. Я не хочу, чтоб между нами встали мои отношения с Таней. Как будто друзья прямо на дороге валяются!

– С моими всякое бывало, а это что, угроза? Рассчитываешь, что я испугаюсь перспективы лишиться такого дружка, как ты?

– Не просто рассчитываю. Я знаю, что это так. – Слава в шоке, насколько глубок голос Артема. В нем только тепло и никаких издевок. – Давай станем квитами – я спалил тебя, а ты меня. Хотя я-то тебе посмелее признался, но ничего, зачтено, учитывая то, что ты не поверил.

– Это не то же самое! Не то же самое! Ты не знаешь Толю, это первое. Второе – то, что это прошлое. Но ты встречаешься с моей мамой сейчас. С моей мамой! Что вы делаете? Что вы делаете?! Как я, по-вашему, отнесусь к этому? У меня были мама и друг, а теперь никого!

– Предлагаешь все прекратить? Прекращай тогда и свои с Инной отношения. Или это опять не то же самое? Конечно, не то, Слава. Для тебя имеет значение только то, что болит у тебя, а не у другого. Но я не буду повторять с Таней то, что ты сделал со своим пацаном. Это ты трус. Это ты трус и задрот, а не я! Ты выходишь из игры, сбегая от проблем и разрывая свое сердце и сердце любимого, а я, Слава, буду бороться за любовь! Я – это не ты! Я из кожи вылезу, чтобы сохранить отношения с вами обоими!

– После того, как назвал меня задротом, являясь тем, кто меня принижал не безграмотнее Воеводина? «Слава сделай то, Слава, а ну-ка быстро сделай это, Слава сидеть, Слава к ноге! Слава, давай выпьем пива, мне надо поплакаться! Логвин, ты лошара! Ой, Слава, меня обидел папа, пожалей меня! Фу, Логвин, что это за носья такие? Слава, сюда, мне плохо! Логвин, нет, уйди, не позорь меня! Ой, нет, вернись, вернись!» – прекратив выпендриваться, прыгать и кривляться, чередуя низкий баритон с писклявым плаксивым голосочком, он опять замирает, видит, что Артем принимает удар и не выставляет защиту, вся его душа в синяках, но Славе плевать, он уверен, что ему еще больнее, а потому договаривает собственным голосом, если не учитывать, что этот голос полон металла: – Почему тебе нравится издеваться? И почему клеишь всех подряд? Это производит впечатление на тебя?

– Слава, у тебя искаженная видимость вещей. И мне жаль, что у тебя отчим был сволочью. Таня мне рассказывала о нем. О том, как он угрожал вас на улицу выкинуть. Не сравнивай меня с Воеводиным, с этой свиньей. Я твой друг. Ты моего юмора понять не смог.

– Ну да, я ведь тормоз. Все. Не надо больше мне ставить диагноз.

– После всего, что я узнал по вине дара, я тебе могу не один диагноз поставить.

– Ну-ка, ну-ка, например?

– Это не важно. – Отмахивается Артем, предохраняя свой язык от опасных слов. – Давай я лучше… – он спешит скорее-скорее сменить тему, чтоб не причинить Славе боль, но тот сам подталкивает их разговор в опасное русло, не зная, что тем самым хватает их дружбу за горло.

– Не, продолжи по поводу диагноза. Мне интересно.

– Шалава под прикрытием. Признаюсь, ты в этом поумнее меня оказался, на тебя действительно не подумать. – В глазах Артема блещет коварное знание, и Слава хочет забрать свою просьбу назад. – Но скажу еще раз, меня это не касается. Давай я лучше объясню тебе, что произошло в нашей жизни сейчас. А ничего ужасного, Слава. Да, произошло нечто необычное, особенное по многим причинам. Но это вовсе не лишит тебя меня и мамы. Мы будем все вместе! Все будет хорошо, просто тебе необходимо привыкнуть, а главное тебе надо отчима забыть.