Текст книги "Черное сердце"

Глава 49

В октябре наступает день музыки, знаменитый также возвращением Романа Равича. Когда в просторной гостиной Карины собираются все, кроме Ромки, Карина потихоньку включает первую попавшуюся в ноутбуке музыку. Большие колонки, подвешенные под потолком, высвобождают приятную рок-балладу, заполняя пространство великолепием музыки.

– Врубай громче! – орет Слава, каким-то образом успевший принять две рюмки, пока всевидящее око Артема не заметило. Отвлечение внимания! Смерть Инны равна для него операции, на которой он не смог заснуть, а хирурги не поняли. Для того чтобы втихаря принимать анестезию, Славе пришлось стать иллюзионистом. Теперь он как будто бы пьет сок, но на самом деле водку; как будто смотрит в окно, но пьет водку; как будто спит, но пьет водку. Что бы он ни делал, за всем этим он незаметно выпивает водку. После очередного своего фокуса он вальяжно развалился в кресле, пошло закинув одну ногу на подлокотник. На свободном подлокотнике сидит и искоса следит за ним Сергей.

Артем тоже кидает косой взгляд на друга, не одобряя того способа, который он выбрал для лечения своей боли. Неодобрение просачивается через него и кружит возле Славы, но ему плевать, судя по его чужим балдеющим глазам. Логвин почти месяц наблюдает, как Артем старается его всячески контролировать в этом неблагородном деле, пряча от него пойло либо используя силу взгляда, чтобы рука Славы задрожала на полпути к рюмке, а Татьяна поддерживает эту идею контроля. Вчера она так и сказала Артему:

– Ты для него больший авторитет, чем я, поэтому следи-ка, чтоб не напивался. Можешь ремень на помощь привлекать, если что.

– Конечно, любимая! – отозвался Артем с таким воодушевлением, точно со дня на день ему гарантировано первое место в списке самых горячих мужчин планеты.

Руки Славы тогда сжались в кулаки. Его мать окончательно унизила его в глазах и без того хамского друга, который относится к нему, как к ребенку! В этот момент Артем посмотрел на него с такой мерзкой ухмылкой, что Славе захотелось напихать в него дренажных трубок, а потом вырвать их разом со всей силы.

– Еще рано врубать на всю катушку, взрослые танцуют, когда напьются. – Сообщает ему Сергей.

– А я – уже!

– Что? Взрослый или напился?

– И даже обкурился. – Томно выдыхает Слава ему в лицо, и Сергей корчит гримасу, словно это поможет ему избежать запаха. – Но ты, мальчик, никогда этого не пробуй, лады?

– Конечно, лады! Я не хочу, чтобы от меня воняло так же, как от тебя сейчас!

Возмущение разглаживает лицо Славы, так что Сергей убегает, пока он не разгладил по полу его.

Карина не может отделаться от чувства особой близости и жалости к Славе, каждый раз проходя мимо, но старается не показывать ничего, кроме поддержки. Особенно сейчас неприемлемо сочувствие. Она в курсе, насколько это разрушительно для человека, попавшего в беду. При встрече они крепко-крепко обнялись, как два человека, совершенно понимающие друг друга. Отведя голову, Карина сказала ему в глаза, что горечь утраты до конца не исцелить, но время все расставит по полочкам жизни таким образом, что мы сможем жить дальше так, как получается, и еще будем очень счастливы. Люди умирают. Эти люди – всегда чьи-нибудь близкие. Но мы не должны винить себя в том, что сами еще живем, и останавливаться, как сломанные часы. Ей приходится придерживать его голову ладонями, чтобы Слава не отводил взгляд, потому что его недоверие пронзает ее иглой, когда он так делает. Ведь она не читает книг по психологии, она говорит лишь то, что знает. Почему бы нет? Он должен ей верить!

Пока отсутствует Рома, Карина старается отвлечь свое внимание на что-то другое кроме ожидания. И больше всего в этой гостиной ей сегодня нравится общение Пети с Артемом. Они болтают, смеются и подкалывают друг друга, как лучшие друзья. А затем раздается самый долгожданный звонок в дверь. Равича Карина встречает так же бурно, как фанаты встречают толпу футболистов после целой серии выигранных матчей.

– Десять ноль в нашу пользу! – орет Рома вместо «привет», прежде чем Карина начинает визжать. Выглядит он превосходно, улыбается, такой же тощий, как всю жизнь, два места роста обличены в узкие черные брюки и рубашку в клетку, похожую на ту, что сегодня на Карине. Фраза эта никак не может быть сейчас в буквальном смысле связана с его работой, Карина знает, что это метафора и знает, как ее перевести. Это значит, что жить можно! Это значит, что перед ней Ромка, тот самый, не какой-то отчаявшийся, и не опустевшая оболочка, а собственной персоной Ромка.

Папа Карины находит самое подходящее время звонить ей, чтобы поздравить с профессиональным праздником, пока в гостиной раздаются радостные вопли друзей, приветствовавших Ромку, как героя Куликовской битвы.

– Ооо, у тебя там, как всегда, одних мужиков слышно! – кряхтит он в трубку голосом недовольной бабки с лавки, словно ситуация эта, не иначе, попахивает предстоящей оргией.

Папа специально театральничает, как всегда. Зато сам заявиться не захотел. Не то, чтоб он совсем не принимает участие в ее жизни… Олег не любит выходить из дома в последнее время, и рад, что Карина сама наведывается к нему в гости. Когда они пришли вместе с Петей после регистрации, папа, скорчив внимательное и неласковое лицо, тут же стал обращаться к Пете на «ты», а чуть позже язвительно называл его «дружище».

Карина как раз выясняла, шутил ли тогда папа или все-таки обрадовался за нее, когда Артем и Слава начали потихоньку спорить, сидя на диване, и поначалу это никакой тревоги не предвещало, в том числе клеящиеся друг к другу слова Логвина и его неподобающие хохотки. Через несколько минут Карина и сама пропускает пару рюмок, садится к Пете на колени и целуется с ним, а вот Рома совсем не пьет – ему нельзя. Равич украдкой наблюдает за медиками. Сверкающее в глазах Артема негодование ему не нравится почти так же сильно, как приставший к нёбу язык Славы.

Артем настойчиво отговаривает друга пить, но тот отчаянно вырывает у него из рук бутылку коньяка, посылая его и свою маму на три веселых буквы. И если у Артема срастается с лицом ладонь, то Татьяна своею шлепает сына по башке. Слава размахивает руками и говорит, что он еще на первом этапе своей беды, что его рана еще совсем свежа, что все его тело и душа – сплошная рана, и что он насмотрелся на такое, чего не забудет больше никогда и самое страшное – сам хочет умереть, потому что когда Артем советует ему собрать силу в кулак и выпрямить спину, Слава отвечает:

– Когда в гроб лягу, тогда и выпрямлюсь. – И обхватывает губами горлышко бутылки.

Артем резко отталкивается от дивана и выпрямляется с таким видом, словно сейчас замахнется в кого-то креслом, но вместо этого тащит Славу говорить тет-а-тет на первый этаж квартиры, где находятся такие помещения как ванная, еще один зал, кухня и прихожая, но где нет ни одного человека. Для беседы они выбирают балкон, чугунные ограждения которого обвили ветви кудрявого плюща.

Лучше бы выбрали студию!

Рома давно не общался ни с кем из своих друзей, тех, кто не является спортсменами. Он решается проверить, что у них происходит, пока он отсутствует, кроме того идея устроить разборку на балконе действительно не кажется ему самой лучшей в мире. В студии и окон нет, и звукоизоляция.

Вот что он слышит, пока подбирается к балкону, но не видит ровным счетом никого.

– Славка, прошу, не спивайся. Это не анестезия, черт возьми! Инну не вернуть!

– Артем, оставь меня в покое. Дай мне… эту… свободу выбора!

– Если ты выбираешь между здоровьем и пойлом, то я не могу не вмешаться. Какой я тебе друг иначе?

– Да ты не друг. Ты брату своему не был братом! У тебя проблемы с характером. С психикой. У тебя вообще куча проблем! – отзывается Слава, когда коньяк в его голову ударяет уже с такой силой, что все его слова перемешиваются во рту, как в блендере. Еще немного – и Артем, а так же подслушивающий Рома перестанут понимать его пьяный язык.

– Начинается. Слава, столько всего произошло, и мы во всем разобрались, а ты опять заводишь ругань по поводу наших характеров и прочего дерьма!

– Да, бляха муха! Потому что я не все сказал. И твой характер действительно дерьмо. А сказать я хочу, что тебя ни одна трагедия никогда не изменит. Тебе мало случая с братом, ты повторяешь все то же, что и с ним, на мне. Чтоб сделать очередной случай несчастным.

– И что же я, интересно, для этого делаю? – теперь Рома, наконец-то, видит их обоих, то есть затылок Славы и лицо Артема, если не сказать, что хотя Артем стоит к нему анфас, лица его Рома все равно не видит. От всех червивых слов Логвина там сплошь открытая рана, прямо отражение души Славы.

– Влияешь на психику, как только можно и нельзя! Кто бы еще кроме тебя заставил на редкость умного пацана перебежать дорогу на красный свет? Только такой редкий засранец, как ты. На испуг его взял, и в результате успел, в отличие от него. По мне, так твоя жизнь вообще того не стоила! Лучше б тебя задавили и оставили там валяться!

Ромка всем телом вздрагивает от оглушающей пощечины, хотя она адресована не ему, но на самом деле даже стенам. Артем первым замечает его глаза и отворачивается. Пьяный Слава скулит, как голодная собака, схватившись за лицо, а потом орет так, что у Карининого дома едет крыша:

– Вот тварь! Мало того, что меня высмеиваешь, так теперь еще и руку поднимаешь! Тварь!

– Тише! Вы чо вытворяете? Впервые за сто лет все вместе рванули на тусовку к Карине, а вы и тут успеваете повздорить. – Комментирует Рома, осторожно зайдя на балкон. Слава держит в руке полупустую бутылку коньяка. – Отдай-ка мне, Логвин. Тебе это ни к чему. – Он тянется к бутылке, которую Слава прижимает к щеке, а потом прячет ее за спину, как любимую игрушку. – Слушай, я вообще не пью, и мне неплохо.

– Потому что у тебя девушка не умерла!

– Слава. – Голос Ромы снижается до шепота, грусть хмурит его брови, а руки ложатся на Славкины плечи. – Иди. Я обнял тебя при встрече, но по этому поводу еще ни разу. Иди, давай. – И тогда Слава изливает стоны в его грудь, словно руки Равича их вытягивают. – Крепись, жизнь на месте не стоит, планета по-прежнему крутится, да, больше без них, без наших Джордана, Алисы и Инны, да, но она и без нас продолжит крутиться, и это нормально, все у тебя будет круто, не спеши копать себе могилу. Мне жаль, это действительно очень больно, я знаю. Но пойло тебя сведет на «нет» с такими темпами. И когда придет время, которое должно подарить тебе облегчение, ты увидишь себя в зеркале спившимся никем, понимаешь? Смысл жизни, он не заключается только в одном человеке. Если ты теперь без нее, это не значит, что твоя жизнь встала колом.

– Кому ты это говоришь? – Слава осторожно высвобождается, чтобы резкие движения не подчеркнули его желание оттолкнуть от себя все советы в мире по выживанию в этой экстремальной среде под названием «горе», потому что они ему сейчас ни к чему, они нисколько не облегчат его страдания, если самое малейшее движение души отзывается в теле такой болью. – Я домосед, мне на все плевать, и если б не Инна, я бы так дальше и валялся в своей кровати, потому что это мое любимое занятие, черт возьми! – говорит он, где слова «на все плевать» – полнейшая ложь к его глубочайшему сожалению.

– Но ты еще молодой, тебе пока вспомнить нечего, а ты уже хочешь это запить.

Артем не знает, что заставило Рому заговорить как старая бабка, считающая себя умнее всех только потому, что прожила двести лет, но глаза Славы ему не нравятся. Они посторонние. Сам Славка сейчас кажется посторонним. Артем едва успевает схватить его за пиджак, когда он подпрыгивает к Ромке в предполагаемом нападении.

– Повтори еще раз. Повтори еще раз! – орет он. Удивление широко распахивает Ромкины глаза. – Что ты знаешь о моих воспоминаниях, Рома?! – слова Логвина имеют внушительный вес и даже больше не перемешиваются во рту, и тогда становится видно, что фраза до Ромы доходит. – Они только и делают, что копятся. И с каждым годом меня все меньше!

– Жизнь – это тяжелая работа, но любой труд вознаграждается.

– Вот спасибо. Тяжелая работа. А что, если она обрубается или не оставляет никакого выбора? И тебе приходится кататься в кресле по осколкам своих надежд? Или жить, постоянно жить с мыслью, что девушка, которую ты любишь, больше никогда не увидит то же солнце, что тебе приходится видеть, потому что оно как бельмо на глазу чуть ли не каждый день! А какого ощущение хоронить ее в кольце, которое ты ей подарил? Я хотел поверх того кольца надеть обручальное! Я хотел стать папой того ребенка, которого эта стерва убила вместе с собой. Я даже не знаю, дочь у меня была или у меня был сын. Не могу об этом думать.

– Так и не думай, у тебя есть выбор, и очень большой! Целое меню с выбором! Выбирай что угодно, но не заказывай плохие блюда типа уныния, чувства вины и желания умереть. Не заказывай пойло как лекарство от боли. Ты стоишь на своих ногах. В тебе нет ничего металлического, тебе не приходится жрать таблетки, как кофе, в твоей груди бьется здоровое сердце, и это не твой лучший друг оказался убийцей.

Хотя именно на него-то все и думали! – язвительно проносится мысль в голове Артема, но он не перебивает Рому, позволив ему делать Славке мозговой шторм и дальше. Может, хоть у спортсмена выйдет? Может, хоть он ему нафутболит пинка для свежести духа? У него неплохо выходит.

– Ты психуешь и не можешь вспомнить, что Артем за тебя переживает и стаскивает тебя с окон, хотя ему все это сейчас нельзя. – Ого, да эти слова весят еще больше Славкиных, судя по тому, какое влияние они оказывают на одно только его лицо. – Хочешь еще и его потерять? Это у меня с Инной стало слишком мало выбора – когда лишаешься занятия всей жизни, ты не представляешь, как это обидно. Прости ее, ты сможешь. Посмотри на меня – я еле поднялся на ноги, у меня железка вместо бедра, и мне необходимо навсегда уйти из спорта. Так это я еще быстро встал – все врачи глаза выкатили, думали, я как минимум через полгода сделаю первый шаг. Думаешь, мне было не больно? Я еще ни разу не получал от своей инвалидности удовольствия – веришь, нет? И никакого смысла в произошедшем не вижу!

– Рома, можно перебить? – спрашивает Артем. – Все-таки здесь я сдержаться не смогу. Можно?

– Да. – Равича третий раз за вечер сносит волна удивления, поскольку он не знает этого вежливого человека, который пришел на место Артема.

– Мы толком и не знаем, где ты изначально эту травму получил. – Говорит он, переглянувшись со Славой. – Об этом Карина не рассказывала, как ни странно. Неужели, играя в футбол?

– Хм! – невесело усмехается во все лицо Рома. – Не знаю, не знаю, можно ли на поле получить такую травму. Я, по крайней, мере, такого еще не видел. Нет, Артем. Не на футболе. Я разбился на мотоцикле.

– О, ты гонял на мотоцикле? – в голосе Артема удивительным образом смешиваются скорбь и уважение.

– Когда-то. Как наперекор последний мой заезд случился перед самой важной в моей жизни игрой. Но я не собираюсь пить, потому что это самообман. В результате это приведет к еще более худшим последствиям. У меня, как и у тебя, есть выбор – жить дальше так, как получается, или забить. – Продолжает Рома персонально для Славы. Он протягивает руку, чтобы прижать его отвисшую челюсть обратно к голове. – Несмотря на то, чего мне пришлось лишиться, я благодарен за то, что выжил в той аварии. После этого я все еще мог видеть Джордана, Карину, Алису… и Владлена. Хороший был бы парень, если б крыша не поехала. Вот это – тоже горе, Слава. Быть гением фотографии, иметь дом, семью, и все сломать. На черта? А о любви, о которой ты читаешь в своих книгах, Славка, я мечтаю до сих пор. Да-да, мужчины тоже мечтают, просто не сознаются. Мы хотим подстроить под себя целый мир, хотя для победы достаточно признать, что он слишком огромен для этого. Так что давай, отдай мне эту штуку.

Слава поджимает губы, хмурится, сто раз меняется в лице, прежде чем остановить свой выбор на одном выражении. Наконец он выбирает согласие и, сделав какой-то вывод, отдает бутылку Роме. Артем шумно вздыхает с облегчением и сводит ладони в воображаемой молитве. Хоть один человек смог повлиять на Славу, хотя это, конечно, еще далеко не победа. Горе Славы слишком огромно. Его внутренние воины продолжаются, он еще долго будет в искушении, и Артему предстоит его поддерживать, быть рядом, любить, караулить и вообще не спускать глаз.

– Вот и красавец. – Одобряет Равич. – Отнесу-ка я это обратно наверх. Вы тут не продолжите свой баттл, надеюсь? По крайней мере, не на балконе, а то здесь далеко не первый этаж, и Логвин упился.

– Ты думаешь, я такой идиот, что буду драться с пьяным?

– Ну, ведь ты ему вметелил!

– Когда он стоял у двери. И оплеуха, она наоборот освежает. Не тебе же сказали то, что ты слышал, – замечает Артем, когда неожиданно раздается звонок в дверь. – Кто это еще?

Спускаясь на первый этаж, Карина сталкивается на повороте с тремя мужиками.

– Артем? Слава? Рома? Что вы тут делали?

– Стихи читали. – Отвечает Рома, прежде чем подумать.

– Ооо, стихи – это хорошо бы! – громко восклицает Слава, временно отложив свое нытье в карман. – Асадов, Есенин, Цветаева! Обожаю!

– Вы на троих столько выпили? – Карина таращится на бутылку в руке Равича, а потом на них всех, проверяя степень их пьянства по состоянию на текущее время.

Артем докладывает, что Слава столько выпил один, не подозревая, что у Карины случится шок. Она переводит взгляд с Артема на его друга и глазами спрашивает, как такое может быть. Логвин стоит перед ней с полузакрытыми веками, шатаясь и слегка ухмыляясь. В то же время в его глазах стоят слезы. Брови смяты от горя. Весь спектр эмоций на одном лице. Ну и дела!

В дверь снова настойчиво звонят. В глазке Карина видит Родиона Переса и открывает, пока Равич уносит пойло с глаз долой, подальше от влюбленного глаза Славы, ни то еще немного, и он сегодня женится на этом коньяке. Как оказывается, Родион пришел не погостить на чашечку чая. Его настрой довольно агрессивен, а потому Артем с Логвиным, подошедшие сзади Карины, решаются на роли охранников. Главное, что один из них трезв.

– Привет, Родя. Хочешь повидаться с Сережей?

– Хочу посмотреть, как ты собралась со своей компашкой праздновать невероятное везение. – Негодует он. Синие глаза блестят под косой густой челкой, рот кривит злость, и Артем со Славой не соображают, о чем заходит речь.

– Родион, мы собрались, потому что Равич приехал после операции, которую ему сделали по милости Владлена. – Деликатно вразумляет Карина. – Мы здесь ради Ромы, а еще потому, что сегодня день музыки. Я – музыкант.

– Ты – проститутка, – спокойно выстреливает в нее Родион, как будто это так и есть, и у друзей Карины виснут челюсти.

– По-моему, вы навеселе. – Бормочет Слава.

– Ты что себе позволяешь? – не сдерживается следом Артем.

– Так. Разойдись. – Обрубает обоих Карина. Она по-хозяйски втирает в талию кулаки и делает шаг вперед. – Я не понял…

– Все ты понял. Не делайте вид, что впервые слышите о том, как конвоирская машина, перевозившая моего брата из колонии, попала в аварию, и все разбились!

– Владлена больше нет? – спрашивает вмиг протрезвевший Слава. – Вау. То есть – ой!

Артем распутывает в голове какой-то узел. Эта новость вмиг объясняет ему тот факт, что суд на прошлой неделе так и не состоялся.

– Чего ты орешь на весь подъезд? Они не знают, знаю только я и Петя, мой муж. Я не хотела, чтобы эти новости дошли до Сережи! И давай-ка заимей совесть, твой братец убил Джордана, да и Сережу не пожалел, пытал его, как во время блокады. Мой второй муж чуть не умер от его руки, Владлен все у меня хотел отнять! Как ты не понимаешь, что если б ему понадобилось, он не пожалел бы и тебя? Какой бы он тебе ни был брат, это уже не человек, он не заслуживает того, чтоб ты за него глотку драл. Он об тебя ноги вытирал в благодарность за то, что ты ему последнюю рубашку отдавал, да еще обзывал последними словами, как только ты уходил. Как можно было Джордана, своего друга, с крыши скинуть? А Алиса? Он ее так запугал, что у нее мастерски вышло скрыть от меня произошедшее!

Слова как змеи вгрызаются в сердце Родиона, не намного светлое, чем у покойного брата.

– Мою семью не тронь. И откуда ты знаешь, может, если бы он сразу признался Алисе, она бы его правильно поняла?

– Алиса поняла. Да так правильно, что умерла! Послушай, Родион, я сочувствую тебе очень глубоко и искренне с одной стороны, ведь ты потерял брата. А с другой, ты прости меня, не стоит он того, чтоб из-за него страдать. Пойми. Это не такой брат, как у всех. Если бы твоя смерть приблизила его к желаемому, он бы убил. Я уверена на все сто, он бы убил даже родного брата. Болен он был. Забудь его.

– Я только умом понимаю это, сердце не слушает. Сердце ноет: разве это честно? Моего брата больше нет, а ты тут развлекаешься в шикарной хате, кайф от работы ловишь, да еще снова вышла замуж! И еще раз выйдешь. Вон сколько выбора! Нашла с кем дружить, тут добрая часть друзей тебе на жопу заглядываются, которую ты себе отрастила вместе с сиськами, наконец.

– А что честно? То, что я живу теперь без подруги и без Джордана благодаря любви Владлена? По поводу мужиков призрачный намек поняла. Только я не думаю, что именно ты можешь меня в этом укорять, поскольку я своих мужиков могу сосчитать на пальцах одной руки, и еще пальцы останутся. А вот для того, чтоб тебе своих сосчитать, надо завести отдельный реестр и делать по несколько записей на неделе, причем распределить списки таким образом, чтобы в одном из них были указаны те мальчики, которые тебе дали сразу, а в другом те, кто продержался больше часа.

Артем прячет гортанный смех под ладонью, которая оказывается для этого достаточно большой, но Слава, держась за косяк двери, сгибается и громко ржет – ему, пьяному и несчастному, нечего терять, особенно вынесенных мозгов. Родион может с полным удовольствием дать ему по голове так, чтоб оттуда навеки вылетела фраза «выдохни меня, как никогда не нужное», Слава не обидится.

– А теперь поговорим интеллигентно. Родион, давай эта история с Владленом не встанет между нами. Иди домой, поспи, а если явишься в таком настроении еще раз, вообще не дам тебе видеться с Сережей. Он теперь мой сын, и я не хочу подвергать его психику стрессам.

– Да. Так, между прочим, спиться можно! – замечает Логвин.

– Вижу на наглядном примере. Ты думаешь, Карина, я сдамся, да? Я люблю Сережу! И вот что скажу, родная. Не разрешишь мне видеть племянника, я заберу домой твоего обаяшку-приятеля. – Родион облизывает Славу глазами. Впервые за весь разговор линии его лица подчеркивают в его сущности гея. – Буду держать его там, в заложниках. – Сладко добавляет он, прикусывая губы в обольстительном жесте, повторенным им за всю жизнь столько же раз, сколько раз на планете умирали люди. Он разглядывает Славу, замышляя на него пикантный план, точно он ароматная пицца-пепперони, и Родион изводится слюнями от одной только мечты о ней. – До тех пор, пока ты не приведешь Сережку. Твой дружок сегодня такой пьяный, что даже не почувствует, как я его утащу. Хотя я предпочитаю, чтобы мальчик все-таки реагировал. Он ничего такой, мне подойдет. Вкусняшка. – Лукаво улыбается Родион в конце, и слюни его блестят в уголках рта. – Так что со мной будет довольно приятная компания, пока подожду племянника в гости.

Карине неинтересно, что сейчас в лице у Славы, поскольку он пьян и слушает Родиона так, словно тот говорит на беглом китайском, но оглянувшись на Артема, она видит в лице друга целую карту отвращения. И пытается закрыть дверь. Не для того, чтоб защитить себя и друзей, а чтобы защитить Родиона от одного из своих друзей. Она посвятила этот вечер своим любимым людям. Ей только ментов здесь сегодня не хватало!

– Эээ, погоди. – Родион застревает ногой в дверном проеме как ограничитель. Все его мысли сходятся только на одной идеи и отступать он не собирается, слишком сладка добыча на вкус. – Может быть, я тоже вашему мальчику понравился? Как тебя зовут, персик? – он делает шаг к объекту интереса.

– Вячеслав Маркович.

– Ууу! Имя под стать фигурке.

– Чо, правда, нравлюсь? – Карине с Артемом кажется, что Славе реально интересно.

– Еще бы! Такой красивый мальчик! Ну-ка пойдем ко мне, Славик. Пойдем со мной. – Родион делает палец крючком, цепляет пояс его брюк и одним резким движением тянет так, что Слава падает на него, инстинктивно вцепившись в его плечи руками. – Вот как хорошо. Пойдем-пойдем, тебе понравится.

– Нет!

– Руки от него убери! – орет Карина.

– А ты чего отвечаешь за него? И его тоже усыновила, что ли?

– Отпусти! АРТЕМ!!!

При помощи Артема Слава наконец-то вырывается из лап, а Карина цепляется в длинную челку Родиона, как вцепилась на биологии в Джордана, когда тот высыпал ей на голову земли из-под цветка. Сработала ее старейшая реакция защиты от хулигана – рвать на нем волосы. Вот только в Родионе оказалось сто килограмм силы, он на вселенную больше и злее всех, от кого приходилось защищаться раньше. Он толкает ее так, что Карина падает, а потом ее оглушает голос Сережи:

– Мама!

Если бы она захотела оглохнуть, то только от этого слова в свой адрес. Карина видит мальчика в прихожей, пока ее поднимает Артем. Она также видит, что друг готов нанести за нее ответный удар, но ее так высоко подносит слово из уст Сережи, что она оставляет удар за собой.

Кулак ее болит после встречи с челюстью Родиона, а Слава изображает активную помощь Артему, затаскивая Переса в лифт и думая о том, что не нужно было выбрасывать свои дурацкие желтые носки в разноцветный квадратик, в которых бы его никто никогда не изнасиловал.

Карина минуту держит руку под прохладной водой, пытаясь остановить боль, и тем же временем пытается успокоить сердце, пережив очередное масштабное шоу в своей жизни. Она повидала критиков и засранцев, которые говорят в ее адрес разные неприятные слова, но братья Пересы необычные засранцы. Они тоже могли бы всю жизнь только оскорблять ее, но ведь это же так неоригинально! Поэтому они оживляют свой текст при помощи драк, убийств и других спецэффектов. Умывшись, Карина договаривается с Артемом и Славой, что остальным они ничего не расскажут об этом шоу, чтобы никого не пугать. Вернувшись в гостиную второго этажа, она предлагает всем забыть ссоры, особенно ту, что устроили здесь Артем со Славой перед приходом Родиона – Рома ей все рассказал, и про оскорбления и про крики и про пощечину.

– Безобразие, парни. Помиритесь.

– Чего это ради? – переспрашивает Логвин, поднося к губам стопку с коньяком, которую у него тут же выхватывает Равич. И когда он только налить успел? – Эй! Отдай! Я уже трезвый, меня уж кто только не освежил сегодня.

– Не-а! Красная карточка, чувак.

– Спасибо, Рома. Итак, – говорит Карина, торжественно расправив руки, – сегодня день музыки. По этому случаю хочу всем пожелать потрясающих песен, которые будут сопровождать вашу жизнь, и каждому непременно найти ту самую. Свою песню. Это все равно, что влюбиться. Знаете, так довелось, что внутри меня всегда играет музыка, просто под разным настроением она немного меняется в жанре. Это не то, когда вы послушали по радио песню и оказались в тишине, а она все еще крутится у вас в голове. У музыканта песни играют прямо в сердце, и их никто никогда не слышит до тех пор, пока он не воплощает их с помощью гитары. Согласитесь, что инструмент сам по себе музыку не играет, он помогает музыканту выразить то, что поет у него внутри, через его руки. Наверное, меня только другие музыканты поймут. – Она ненавязчиво пробегается взглядом по Артему и Славе, словно слегка касается большим пальцем шести струн на гитаре. – Ну-ка, назовите мне свою любимую песню и почему именно она. Каждый по очереди. Петруша?

– «Белые розы». Приятные воспоминания об Аленке. Тогда песня еще не такой старой была. И я – тоже.

Карина цокает языком.

– Хорошая песня, как и хороший мужчина, никогда не стареет. – И посылает ему воздушный поцелуй взглядом. – Кто еще назовет свою песню?

– «Желтые тюльпаны». Тоже связано с воспоминаниями. О веселых подружках. – Говорит Татьяна.

– Сережа, у тебя уже есть любимая песня или ты как меломан еще в процессе?

– Мне понравилась «Просвистела». Когда мы впервые ехали на прогулку втроем, в твоей машине играла именно она. Воспоминания о тебе и Пете. О том дне. Я обожаю тот день, было так весело! А еще песня «Ковер-вертолет». Не знаю, какую выбрать. Оба те дня были одинаково на высоте.

– О, спасибо, сына! Да, у каждого музыка связана с воспоминаниями. Логвин, твоя песня?

– Ты ведь знаешь, что я ветреный на предмет любимой песни. Не знаю, какую выбрать, ибо я музыкальная шлюха, но я люблю все песни «Simple Plan». И почти все твои песни. Нет сегодня одной. Затрудняюсь ответить.

– Я люблю «Мое сердце остановилось». – Вставляет Рома, которому не терпится поделиться чем-то, что грозит ускользнуть от глаз Карины. – Пел в караоке однажды с Джорданом. – Он опускает голову под тяжестью какого-то чувства. – Вот с тех пор люблю ее сильно, особенно щемит в груди при прослушивании сольной партии, в этот момент я вижу перед собой его кайфующее лицо, то, как он танцует, улыбается, ржет, шутит. Живет. – Слишком увлекшись воспоминанием, Равич вытирает нос и смотрит на Карину, возвращаясь в настоящее время и тихо обвиняя себя в том, что вызвал в ней слезы, но сбавить скорость он уже не может. – И, да, когда его не стало, мое сердце тоже остановилось. А поскольку я знал, что надо жить дальше, оно «отдышалось немного и снова пошло». – В конце Рома смеется, потому что слова «и снова пошло» они с Кариной допевают вместе.

– У меня на памяти миллион песен, напоминающих Джордана, даже тех, которые не наши, тех, которые фактически никакими ниточками с нами не связаны, – признается она, вытирая лицо.

Ну, еще бы. – Выражает кивком головы Слава. – Если моя сущность до последней клеточки пропитана музыкой, и на каждый момент своей жизни я отыщу саунд-трек, то насколько круче с этим обстоят дела у профессионалов? Между прочим «My Heart Is Broken» от неподражаемых «Evanescence» сейчас как ничто иное отражает то, что со мной происходит. Я не скажу Карине, что сейчас моя любимая песня – эта. Кто не поймет так, как она?

– Артем, и, наконец, твоя песня. – Певица подмигивает Доронину-младшему.

– Весь репертуар «Ленинграда». Шучу! – подождав, когда все просмеются, Артем стыдливо отвечает на вопрос. – «Я буду там». Потому что… не знаю, эта песня очень короткая, но мне хватило.

– Можешь не объяснять. Если это «Агата Кристи», тогда я все поняла. Мне она близка тоже. Это хорошо, что мы сегодня собрались все вместе, посмотрели на Ромку, вспомнили Джордана и Алису, поговорили о песнях, а теперь у меня будут подарки. Специально для тех, в чьих сердцах играет музыка, для тех, кто занимается музыкой, а не только слушает ее.