Текст книги "Черное сердце"

Глава 23

– Петя! – радостно кричит Сережа, увидев его на втором сидении. – И ты с нами!

– Да, привет. Тсс! – он подмигивает мальчику с взглядом сообщника, и Сергей от интереса вспыхивает, как спичка.

Карина садится за руль, громко выдыхая через рот. Круг ада пройден успешно. Петр спрашивает, в порядке ли она. В ответ Карина показывает дрожащие руки, чтобы он сам оценил степень ее самочувствия по шкале страха, и отъезжает от дома. Делает остановку в первом попавшемся разрешенном на то месте, и Петр перебирается на переднее сидение рядом с ней, предварительно убедившись, что Сергей надежно пристегнут.

На этот раз они сразу идут в ресторан, поскольку мальчик пожаловался на голод.

– Папа тебя не накормил? – удивляется Карина, глядя на время.

– Я сказал, что поем у дяди, потому что он лучше готовит; папа назвал его пид… ммм, одним нехорошим словом, наорал на меня, и я просто закрылся у себя в комнате. Хорошо, что он разрешил сегодня уйти с тобой. А то дядя Родион занят со своим очередным бойфрендом.

– И все это при мальчике! – с возмущением бросает Петр. – Формируют личность будущему мужчине! Ой, молодцы!

– Я натурал! – обиженно надувается Сергей.

В ресторане к ним незамедлительно подходит дружелюбная официантка, поскольку они занимают один из вип-столиков. Так как по общей договоренности сегодня всех угощает Карина, она не поскупилась заказать целый стол вкусностей – картошка-фри, мясо, пирожные, салатики, сок манго, выдержанное вино, морские деликатесы.

– Карина! – Петр звонко захлопывает книгу меню. В голосе у него такой укор, словно он готов ее прямо здесь в угол поставить. – Это очень дорого.

– Ну да, мистер Зануда. Могу себе позволить! – гордо молвит Карина, расстелив салфетки на своих коленях и на коленях Сергея, который хохочет от ее ответа.

– На сегодня согласен, но если в дальнейшем будешь транжирить на меня свои деньги, я тебе покажу, кто тут мужчина! Ну ладно. – Улыбается он после, рассматривая невесту с обожанием, так же как и сидящего с ней рядом Серегу, который глотает слюнки в предвкушении аппетитных закусок. – Тебе сильно пришлось его уговаривать? Что-то ты долго там торчала…

– Нет, я не уговаривала. Я помогала Сереже одежду подобрать. Владлен ушел на съемку вперед нас. Ты не заметил?

– Нет, я так и сидел, полупригнувшись. Но заметил, что Сергей действительно стильно одет: джинсы, белая футболка и расстегнутая рубашка в клетку. Писк этого сезона. Очень модно, молодец, все девчонки будут твои. Не забывай добавлять к этому улыбку.

– Спасибо. Петя. Почему ты прячешься от моего папы? – внезапно спрашивает Сережа, подобрав для этого на редкость требовательный тон. – Почему нельзя говорить, что я гуляю не с одной Кариной? Ему-то что? Родион вообще бойфрендов с собой таскает, когда мы гуляем, причем разных.

– Понимаешь, – взрослые напряженно переглядываются, – иногда, помнишь, – заговаривает Карина, – когда мы читали сказки, в некоторых из них… хорошие герои превращались в плохих. Или были таковыми, но скрывали это.

– Вроде волка в овечьей шкуре?

Карина испускает напряжение через выдох. Ситуация оказывается наиболее сложной, чем казалось дома, пока Сережа не сидел с ней рядом. Она могла бы сто раз отрепетировать все фразы у зеркала, несколько раз рассказать стенам, что Владлен маньяк, но была не способна выдавить ни слова непосредственно в деле.

– К сожалению, такое бывает и в жизни. Не всякий родной человек может оказаться таким, каким мы его видим.

– Стоп. Ты хочешь осторожно сказать мне, что мой отец – чудовище?

Карина с Петей утихают, но слова мальчика еще долго звучат у них в голове, кроме того сам воздух вокруг них становится черным, как сердце Владлена, и мальчик начинает бояться так, что его страх приобретает физическую форму и садится с ним рядом.

– Сережа. Я есть у тебя, Петя есть у тебя, и дядя…

– Я так и знал. – Громко перебивает он Карину, в отчаянии ударив тыльной стороной ладони вторую развернутую ладонь, а потом хватается за голову, зарывается пальцами в черную челку и упирается локтями в стол.

– Что – знал? Про папу?

– Да. – Помолчав, шепчет мальчик, как будто Владлен мог бы быть здесь и подслушивать.

Пока не принесли заказ, Петр, обеспокоенно обменявшись взглядом с Кариной, придвигается к нему через стол. Карина ощущает странное – она одновременно пугается и радуется знаниям Сергея, в которых ничего веселого нет, но это снимает с нее часть ответственности за предоставление ему несчастливой информации.

– Говори. Что ты видел или слышал?

– Слышал, как до смерти мамы папа кричал на нее, потому что она что-то не то ему сделала, и она плакала. Это было впервые, мне было страшно. Папа угрожал нам обоим, чтоб мы… ну…

Петр сдавливает его руку, даруя Сергею поддержку и силу.

– Что?

– Папа угрожал, чтоб я никому не рассказывал того, что видел. Маме он угрожал тоже. Не знаю, чем. Из разговора я слышал, что она вроде бы… куда-то не туда залезла. В его вещи. Или в компьютер. Не важно куда, главное, она что-то нашла. Не представляю, что!

– Мы знаем. Помнишь, мы играли в кладоискателей и нашли мои фотографии?

– Да, но чем маму с папой могли поссорить твои фотографии?

– Кажется, твой папа влюблен в меня.

– Вот оно что!

– Да. Он сильно болеет. И не понимает, наверное, что вещи, которые он совершает, ненормальны…

– Но что он сделал? Он маму не убивал!

– Маму – нет. – Говоря это, Карина смотрит на Петю, одними глазами умоляя его не говорить всю правду про эпизод с Алисой. – А нашего Джордана – да.

– Как?

– Приедет полицейский, у которого наше дело в работе. Мы к нему сходим с тем, что собрали, и он выяснит сам. А пока мы хотим, чтоб ты не боялся.

– Папу посадят?

– Сережа, он опасен. – Добавляет Петр откровенно. Карина смотрит на него, как на инопланетянина. Она б не решилась! – Мы с Кариной хотим сделать тебе предложение. Когда папу задержат, ты будешь жить с Родионом. А когда мы поженимся с Кариной, мы сможем тебя усыновить. Ты согласен на усыновление? Это наше предложение. Официальное и обдуманное.

– Правда? – когда лица Сережи касается легкая улыбка, Карину расщепляет от облегчения и счастья, хотя улыбка действительно очень легкая, едва уловимая, как перышко, упавшее на кожу. – А папа… он мне что, никогда не был настоящим папой?

– Почему никогда? Он болен и не виноват в этом. Да, это тяжело. Но вместе мы справимся. И ты сможешь видеться с ним. Ты его не потеряешь, нет. Вы просто перестанете жить вместе. Понимаю, не о такой жизни мечтал маленький мальчик. Мальчик хотел жить со своими мамой и папой. Я тоже так хотела, когда была маленькой девочкой, но иногда люди уходят. Их место никто не занимает, но у тебя появляются другие. И они тоже смогут сделать тебя счастливым. – Карина говорит проникновенно и с любовью, заполняющей все ее сердце, которое бьется за Сережу, помогая ему выжить. Она все равно, что снова поет, но сейчас только для него. – Жить ты будешь с нами. И жизнь эта будет совершенно чудесной!

– Как в Изумрудном городе! – подпевает ей Петр.

– Точно. Мы уедем жить в Изумрудный город. Тебе же с нами хорошо? – Сережа быстро кивает. – Отлично. А нам – с тобой. Все разрешится, и мы будем так счастливы! Ты не представляешь.

– Счастливы? – тихо-тихо спрашивает Сережа, полностью утратив смысл этого слова. Он говорит о счастье как о Снежном человеке – вроде бы и слышал о нем где-то, но уверен, что никогда не увидит.

От безнадега Карина роняет лоб на согнутые руки. Больше всего ее потрясли сенсационные новости о том, что Владлен обижал Алису. Ведь подруга и виду не подала! Даже виду! Неужто, он сумел ее запугать настолько? Эта мысль больше не давала покоя. В голове крутится страшная загадка: что чувствовала Алиса последние минуты своей жизни?

А потом во все эти мыслительные разборки вдруг вмешивается воспоминание о том, как скоропалительно Петя отправился с ней на улицу, опрометью убегая от Славы.

– Петруша, ты что там увидел про Славку, если не секрет? Тебя как ошпарило. Ты был так потрясен…

Петр складывает руки и медлит, прежде чем приоткрыть ставни своей души, за которыми спрятались чужие тайны.

– Только не передавай Славке, его это будет напрягать. Инну ему послали для опыта, а может, это возмездие. Возмездие не того качества, что она больна – это не важно. Просто она не его судьба. Эта девушка была зациклена на красоте, спорте и клубах. Некая оторва. Приставь эту горячую оторву к домашнему пассивному мальчику Славе. Она оставила ярчайший след в истории. Слава тоже хорош, он индивидуалист, и странный, и талантливый, но он замкнутый лентяй. Они никогда не поймут друг друга, оттого что у них слишком разные ценности и представления о полноценной счастливой жизни. Слава идет по жизни не торопясь, вечно размышляет, приостанавливается, заглядывается, задумывается. Такой стиль жизни Инне не понять. Ее способ – это бежать и рваться вперед, снося за собой все и всех. Человек собственной погоды, девушка, которую не задевает гроза. Да, им будет хорошо вместе. Да, они влюблены друг в друга. И да, им будет, что друг другу сказать, но этим планетам не суждено стоять в одной солнечной системе. Однако я не стану предупреждать об этом Славу. Они встретились, чтобы измениться к лучшему.

– Ты сказал, это может быть возмездие. За что? Слава хороший такой.

– Инна тоже хорошая. И ты хорошая. И Джордан был хороший. Кто знает, почему несчастья так неразборчивы? Они случаются со всеми подряд. Несколько лет назад у Славы была любовь, и он боялся реакции мамы. А его любили и до сих пор любят. В результате все вернется назад. Такова его судьба. Они идеально сочетаются. Это пара – действительно как пара. – Петр признается в этом так чувственно, что Карина не сомневается, речь идет о настоящей любви. А затем ей вспоминается разговор о переломных моментах. Вот что она видела тогда у Славы в глазах.

– Ооо… Ясно. Артем не знает об этом? Не знает, судя по его скептицизму в отношении привлекательности Славы.

– Артем – придурок. Он не видит очевидного. Я не знаю, как так можно.

Долго Карина задумывалась над этим очевидным. Что-что очевидно, так это скромность Славы, а еще?..

– Ну ладно, а что не так было с той девушкой?

Петя закрывает свои уши, пытаясь этим что-то сказать.

– В тишине живет.

– Глухая?

– Слава боялся шокировать маму. В последнее мгновение боязнь переросла в паническое состояние, и он решил от всего убежать.

– А Инна-то вообще на коляске! Как ты предполагаешь, Слава сейчас будет говорить маме об этом?

– А он стал умнее, потеряв однажды счастье. Теперь он будет из кожи своей выпрыгивать за эту любовь. И правильно сделает. Потому что Инна тоже хочет подружиться с ним, но боится доверять. Ей надо показать Славкину способность любить. Она должна узнать, что хорошие парни существуют.

Когда принесли еду, Карина побоялась, что у Сережи пропал аппетит после непростого разговора, однако мальчик съел довольно много всего. А на последующей прогулке он пролил слезы. Горькие частые слезы сопровождались громкими ноющими стонами, как стонут по ночам голодные собаки. Им с Петей пришлось немедленно остановиться на набережной у Невы, только для того, чтобы его успокоить. Сначала его обняла Карина. Она упала на колени, не думая о том, что портит очередное платье, а руки Сергея собрали ткань на ее спине в крепкие кулачки. В объятиях он начал плакать громче и громче, пока не перешел в выкрики, состоящие из слов.

– Папа! Папочка! Как же так? Я все понял, это он! Он ненавидел ее! Если бы не он, мамочка была бы жива! Где моя мамочка? Я хочу туда!

Кто же виноват в том, что взрыв эмоций произошел прямо на улице и затронул все ближайшие дома, всех прохожих и даже реку? Народ ходит мимо них, люди оглядываются, в их лицах читается беспокойство и жалость. Они приостанавливаются, и тогда Карину, Петра и Сережу окружают вздохи «господи», «что случилось?» и «бедный ребенок». Оглянувшись по сторонам, Карина видит, что нервный срыв мальчика превратился в целое драматическое представление, поскольку от его слез начали плакать совершенно незнакомые люди.

А потом у Пети в руках как будто возникает спасательный круг. Он прижимает Сергея к себе так крепко, так тепло, что предсмертные стоны, наконец-то, начинают утихать, прекращая пугать город. Тепло это просачивается прямо внутрь, восстанавливая Сергея по кусочкам. Карина чувствует это вместе с ним, чувствует, какой уют объял ребенка, по себе зная, как приятно закутываться в Петю, как в одеяло. Заглянув в лицо крестника, Карина видит то самое, знакомое чувство. Он проникся.

Происшествие на набережной обливает сердце кровью. На ее лице это замечают даже Артем со Славой, когда они возвращаются домой вместе с ребенком. Петр просит родного сына приготовить Сергею свой фирменный самый вкусный на свете чай.

Это было их первое живое знакомство. Артем подает мальчику чай и садится рядом на диване. Слава усаживается с другой стороны и старается максимально приободрить маленького парня, дает понять, что у него теперь большая семья, а они с Артемом – его друзья, и тот факт, что они медики, дает ему гарантию на долгую жизнь, ведь если Серега заболеет, в больнице его никто не бросит. На лице смущенного мальчика сразу играет улыбка, а когда Артем смотрит на Славу как на полудурка, он даже хохочет в голос, потому что стиль их веселых отношений, весь этот свойственный только им юмор и словесные дуэли, слушать которые все равно, что на вечеринку попасть, – это все как бальзам на душу. Логвину по натуре свойственно плести чепуху, когда он сильно волнуется, а Доронину-младшему свойственно тыкать его носом в его придурочность. И не бесит.

Карина на секунду заглядывает в комнату подсмотреть за их общением, и испытывает дуновение легкости на душе, как когда все свои дома и вся посуда вымытая, стоит тарелочка к тарелочке. У Славы и Артема в лице одно и то же. Они прониклись. Это сегодня со всеми происходит.

Операция по спасению завершена успешно, – думает она.

Но затем Артем удивляет всех больше, когда, пожав на прощание руку Сергея, говорит:

– Совсем забыл о главном. Добро пожаловать в нашу семью. Брат. – Тогда-то, независимо от желания Артема, и проступила его истинная суть. И, словно чтобы скрыть свое солнце в облака, он уходит в комнату.

Глава 24

– Значит так, – провозглашает Петр вечером, по-хозяйски уперев в бока кулаки. Перед ним сидят два друга, один на краю кровати весь в себе, другой за компьютером и тоже в себе, даже еще глубже, чем первый. Когда Петр входит к ним в комнату, из динамиков радиоприемника громко орет музыка. Что-то в духе «Rock-fm».

Сидят, лечат свои беспокойные души. В их возрасте всю энергию надо оставлять с девчонками в спальне! Но некоторые вместо этого готовы внутривенно принимать в себя рок. – Думает Петр и сперва командует перекрыть капельницу (приглушить звук).

– Что – значит так? – огрызается Артем, не давая допеть кому-то вроде «Металлики».

– Не хочу показаться грубым…

– Думаешь, если скажешь такие слова, то это смягчит ситуацию, в то время как грубость уже льется мне на голову, как из ведра?

– На приеме у себя будешь умничать. Не хочу показаться грубым, но идите ночевать к Славе. Мы с Кариной устали, день был тяжелый, сами видели. Нам хочется отоспаться, и ваш ржач, хоть и время от времени, мы слушать не в настроении. Уж не говорю об этой дебильной музыке.

– Ты послушай, какую музыку играет твоя Карина. Считаешь, мне приятно слушать то, как вы будете «отсыпаться»? Сейчас Слава установит мне новую операционную систему, и нас сдует!

– Вот и с ветерком. Ах, да, мы же еще не сказали. Мы с Кариной обручены.

Оба друга бросают на Петра взгляд, веявший самыми разными эмоциями.

– Поздравляю, Петр Иванович! – сияет один друг.

– Петр Иванович, это шутка? – гаснет второй.

– Нет, Артем Петрович. И пока у нас не утрясется это дело с Владленом, Карина будет жить здесь. Это теперь ее штаб-квартира, скажем.

– Я не понял… – рычит Артем.

– Я что, заумно говорю? – психует Петр, прекрасно понимая, что ни черта не понимает, почему им с сыном постоянно не хватает переводчика. – Я сказал, что моя невеста будет жить со мной! На МОЕЙ половине квартиры.

– Шустро у вас. – Ох, как не любит Артем подобного отношения к себе. Но один на один с отцом такое стерпеть еще представляется возможным. Больше всего он ненавидит, когда отец унижает его при Славе.

– Я уже повидал жизнь, – говорит он, будто за спиной у него боль каждого живого существа на свете, но отступать в бою Артем не привык, он защищает себя, как только может:

– И поэтому на ее закате можно смело вдариться в сумасшедшие отношения с молодой девушкой, руководствуясь не здравым смыслом, а тем, что в штанах пока работает?

Петр замахивается, но не бьет. Артем жмурится, а потом смотрит на Славу, убедиться, что он не заметил, кто главный в этом доме.

– Не имею понятия, о каком закате идет речь, но мой рассвет у меня работает прямо как солнце – встает с самого утра. – (Со стоном «о боже ну и разговор» Слава закатывает глаза до головокружения). – В том числе хорошо варит голова, а голова знает, что влюбленное сердце сильнее нее. Я знаю, что делаю. Я люблю эту девушку и хочу ее любить, это теперь моя жизнь. А что касается вас, то вы должны помогать мне защищать ее от Владлена.

– Ммм, дай-ка подумать. Мы ничего вам не должны.

– Артем! – Слава щелкает языком. – Петр Иванович, конечно, вы можете на нас рассчитывать, мы любим вас и Карину! – добавляет он более обнадеживающие слова, чем Доронин-младший.

– Спасибо. Карина ваш близкий друг, просто мозг одного из вас затуманен ревностью и он этого пока не в силах сообразить.

– Петруша. – Карина заходит сзади и обнимает его в целях остудить. – Что у тебя с настроением? Я тебя не узнаю. Не срывайся с цепи прямо на ребят. Думаю, они все поняли. Идем.

– Петруша… – передразнивает Артем тонким голоском. – Меня сейчас стошнит. Слава, шевели помидорами! – командует он собственным голосом. – Хочу уйти отсюда.

– Я не могу, система устанавливается. Еще минут двадцать устанавливаться будет. – Спокойно отвечает Слава, и тут где-то рядом с ним, а может даже прямо у него внутри раздается оглушительный бой разбивающегося стекла. Что это? Его мысли наконец-то? Его душа или сердце? Нет. Это психует Артем. – Что ты делаешь?! – в следующий миг он кричит и подлетает, останавливая руки Артема, который, в хлам раскрошив о стол рамочку с какой-то своей медицинской наградой, собрался в такой же хлам бить следующую. – Успокойся. Дружище. Пожалуйста. Я с тобой. Пожалуйста, пожалуйста. Все в порядке. Все живы и здоровы, и каждый нужен этому миру! Ну же! Успокойся! – Нечто теплое и убедительное в голосе Славы заставляет Артема исключить невроз. Он роняет рамку с похвальными словами «За отличную учебу», потому что теперь это половая тряпка, и обрушивается на свой диван-кровать, свесив руки и тяжело дыша. – Все хорошо. – Добавляет Слава, бережно поднимая рамку и возвращая ее на почетное место. Грамоте с места работы повезло меньше. Слова «За добросовестный труд, высокий профессионализм и верность Клятве врача…» смешались со стеклом и рассыпались по полу. – Не шевелись, я соберу осколки.

– Это теперь ее штаб-квартира. Блин. Кажется, меня башкой в унитаз окунули в собственном доме. – Говорит Артем, пока Слава заканчивает наводить порядок. Мало того, что об него вытирают ноги, его теперь вытесняют из квартиры. На шум его буйства никто не прибегает, всем плевать. Один Логвин обращает внимание на друга, он один, только он один знает, когда в его душе что-то разбивается и первее всех бежит с другого конца комнаты или света с пылесосом убирать осколки. – Я покажу этой шлюхе, как спать со всеми, кто понравится. – Добавляет Артем с закрытыми глазами.

– О, дружище, кому же, как не тебе учить этой бионической науке людей! А если серьезно… Не спеши ломать и ломаться, приятель, потерпи немного. Тебе нужно время наплевать на них. Когда встретишь свою женщину, тебе будет насрать. Честно! Я проходил через расставание, знаю, что ты чувствуешь сейчас, это действительно очень больно, но тебе надо постараться положить на них большой хрен. Что она, единственная красивая девушка на планете? Лучшая из лучших, а другие – пустое место? Нетушки. Так не бывает! Пустых людей не существует! Мы все устроены так, что нам свойственно расти и меняться, становиться с годами все ярче и интереснее. То, что ты врач, а она рокерша – никому не дает преимущества, эти профессии обе невероятно круты. Один мой сокурсник, – голос Славы в этот момент замедляется, вторя его движениям. Слава точно не ожидал, что слова об этом просто так сами слетят с его языка. – Короче, один очень добрый, жизнерадостный и мудрый пацан, – решается добавить он, заплыв в теплые воды какого-то воспоминания, – говорил, что не знает, что такое «не такой как все». А какие все? Одинаковые, что ли, как булки хлеба на конвейере? К чему я веду? Ты найдешь девушку лучше, еще лучше лично для себя. А пока что о папе тебе надо думать, вспомнить о том, что ближе нет никого, разработать план мира и исключить из вашей жизни эту идею границы. Вы с ним подружитесь. И ты увидишь, что сделает тебя по-настоящему счастливым.

– Слав… – Артем хватает его руку, заставив сесть рядом, когда друг выбрасывает в ведро осколки, а вместе с ними и отколовшуюся часть его сердца. Треснувшую раму с грамотой он кладет на стол.

– Чо?

– Смотри. – Он поворачивает его лицо к стене, где на полках стоят выдающиеся диплом, награды и грамоты. – Они все как один говорят о том, что я – лучший.

– Да. Признаться, я тебе завидую. Супер-звезда медицины.

– Не нужно, все твои награды еще впереди, если тебе хочется. Во время долгой учебы меня хвалило много умнейших, но совершенно чужих людей. А я добивался восхищения только от одного человека. Не от профессора, ректора и даже не от самого академика Павлова или Бурденко, а… только от него. И ни разу, Слава. – Артем подчеркивает утверждение указательным пальцем. – Ни разу за всю жизнь не помню в голосе восторга. Помню лишь «как такой человек мог у меня получиться», «за что мне наказание в виде такого сыночка» и «я тебя насквозь вижу», будто у меня вместо сердца плод червивого яблока. Не помню ни одного «я тобой горжусь». Ни одного. А уж о его любви я и вовсе не мечтаю. Почему, Слава? Почему меня ненавидит отец? Я не убийца, не наркоман и даже не гей!

Слава снисходит до нервного смешка. Он смотрит в раскрытые синие глаза, ищущие сострадание, и горе Артема затекает теперь не только в каждую щель этой квартиры, а во все уголки его собственной души. Слава находит тому лишь одно научно-медицинское объяснение: у них с Артемом одна душа на двоих. Он гладит его плечо, медленно, стараясь передать то, как сильно он его любит, дать Артему ощутить его значимость в этом мире, но слова долго не идут.

К черту. Говори, как есть! Ты не Есенин, а всего лишь Логвин. Так что уж как можешь.

– Артем, я – тобой горжусь. Знаю, тебе недостаточно восхищения мед-братика из занюханного колледжа, тебе необходима любовь папы, – это слово Логвин произносит как слово «Бог», – у которого две крутых квалификации и необычный дар проникать людям в мозг даже без помощи магии, но дружба, Артем, это тоже магия.

– Я знаю, Слава. Между прочим, красивые слова.

– Это не просто красивые сло… Постой, правда, красивые?

– А почему нет? Ты романтик. Грубиян здесь только я. Ты не ценишь себя по достоинству, ты сам поперся в занюханный колледж, хотя мог бы уже оканчивать Универ Павлова, как я, тем более в ту пору у тебя был богатый отчим-амбал. И да, эта черта характера мне в тебе не нравится – ты тормозишь. Сильно тормозить. Отпусти эту педаль. Что мне в тебе нравится, так это твоя способность быть другом. И быть при этом ненормальным, и немного лошарой, и чудиком. Ты романтик и при этом слушаешь жесть типа «Металлики» и Карины Лестер. Пожалуй, ты самый интересный персонаж, каких я встречал по жизни, это меня и злит – что при всех этих качествах и интересу к человеческой анатомии ты позволил себе всего лишь всаживать уколы! Почему? Сейчас лето. Подавай документы в Универ!

– Я смотрю на тебя и думаю, если даже при всех имеющихся наградах ты не чувствуешь себя особенным без одобрения отца, что же тогда значит все это выстраданное образование и что представляет собой человек? Может, главная его особенность в том, чтобы не зависеть от мнения других?

– Судя по твоим дурацким носьям, ты не зависишь от мнения других.

В Славе как пена поднимается смех и вскоре он весь краснеет от громкого хохота.

– Ты неисправим!

– И ты тоже. Надо исправляться обоим. Мне – самому начать гордиться, потому что, да, черт возьми, гордиться есть, чем, а я только делаю вид, что горжусь. А тебе надо расправить крылья, чего ты ни разу не попробовал из-за неуверенности и лени. Подавай документы в Универ и считай, что это приказ! Не убегай от своего мира, а погрузись в него. – Артем щелкает его по носу, подытоживая разговор, который, нет никаких сомнений, надолго согрел их общую душу и расставил все их чувства по местам, по полочкам, как книги, прямо идеально. – А я как-нибудь справлюсь с осколками своей семейки. Не порежусь. Не дождутся. Я толстокожий.

– Я тебя обожаю, Доронин, хотя все эти грамоты не мои, а твои.

– Тебе бы я выдал награду «Друг года». И так каждый год.

– Ха-ха. – Корчится Слава, а потом хлопает себя по коленям, подгоняясь завершить еще одно важное дельце. – Я отойду, можно? Твоя оперативка грузится, я пока компу не нужен. Скоро вернусь.

Артем заглядывает в лицо «Друга года» и выявляет, что в лице у него не осталось и единой искорки того позитива, на который они настраивали друг друга секунду назад. Слава опять ушел в себя подальше. Через минуту он находит на кухне Петра, и стеснительно просит пройти в комнату для разговора. Артем крадется слушать за дверью все то, что его друг закопал при нем поглубже в себя, решив доверить это его отцу.

– Мы с вами мало поговорили. Об Инне. Вы психолог высшего класса. Объясните, что делать. Точнее я знаю, что делать. Нужно создать ей верное отношение к своей болезни, но у меня нет стратегии.

– Путь будет трудным. В первую очередь ты должен понять, что когда с человеком происходит нечто такое, чего он не в силах поменять, он чувствует себя в ловушке. Болезнь связала Инне руки, – активной яркой девушке, которая жила на бешеной скорости. Мы должны превратить ее отчаяние во вдохновение, а боль – в принятие. После этого она начнет использовать свои новые возможности. Прежде чем это произойдет, она пройдет несколько сложных этапов, среди которых будет злость, замкнутость и, может, даже грубость, но это нормально. Напомни ей, что все не так плохо, как кажется. У нее отказали ведь только ноги?

– Да.

– Если ты загорелся серьезными намерениями, тебе понадобится еще много времени заинтересовать ее новой жизнью с новыми обстоятельствами и доказать ей свою любовь. Когда Инна благодаря этому станет счастливой, то и ее отец влюбится в тебя. Я это уже говорил?

– Говорил. – Отвечает Слава, промокая нос рукавом тонкого растянутого джемпера.

– Кем она была перед аварией? Я чувствую, что она была весьма заметной, оставившей после себя яркий след. Я прав?

Слава напрягся в подступающем плаче. Он так сильно сжимается, что, кажется, это стены квартиры давят его со всех четырех сторон. Боль завязывается внизу живота подобно мышечному спазму, и ему понадобилось время пройти через нее.

– Она завоевала титул чемпионки Европы в прошлом году. Фигурное катание. В следующем году она должна была ехать в Сочи, представлять Россию.

– Не плачь. Как это произошло?

– Опаздывая на тренировку, поймала такси. И поторапливала водителя. Водитель разбился насмерть, а она вылетела, так как не пристегнулась. Мне это рассказал ее отец. Инна же пока на меня может только орать и отворачиваться. А еще врет, что ничего не умеет делать сама (не знает, что я знаю о ее здоровье все, потому что мне удалось ее маму разговорить). Она делает это специально, отбить у меня желание быть с ней. Врет, что у нее нет месячных, что у нее бесплодие, что под себя ходит, пользуется катетером, не держит спину, но меня это не остановит. И потом она меня обзывает… не скажу как, и посылает… не скажу куда!

Петр сжимает его плечо.

– Не реви. Впервые вижу твои слезы вместо улыбки, аж непривычно. Слава богу, что все обошлось по не такому уж плохому сценарию. Будет вам счастье, когда она это поймет.

То, что Логвин не доверил ему, Артем выслушал с потрясением. Слава всех подробностей ему не рассказывал, и он не знал всей глубины этой трагедии, а также всю истину чувств Славы. Это определенно не была жалость, если он сидит здесь, не может говорить ни о чем, кроме девушки, и плачет, как если бы это произошло с его давним другом.

– Подслушивать любим? – Звук голоса бьет Артема ниже пояса.

– Чтоб больше никогда меня не пугала! – кричит он.

– А ты плакать умеешь. – Замечает Карина с приятным потрясением. – Значит, с тобой все хорошо. А ведь говорил, что отныне и навеки ты железный.

– Я плачу? Я не могу плакать, я врач! – Артем произносит слово «врач» как синоним к слову «чудовище». Он касается лица. Да, слеза скатилась. Но всего одна. Тем не менее, его это изумляет. Ведь он должен придерживаться образа железного рыцаря и не позволит, чтоб его чувства выползли в поле зрения какой-то там певички. Он нервно стирает слезу, задвигая шторы на окнах своей души и, все отрицая, огрызается: – Ничего я не плачу!