Текст книги "Пандемия любви"

* * *

Коновалов сделал глоток виски и глубоко задумался.

«Интересно, что она вообще хотела от меня? Не просто же так была затеяна вся эта глупейшая эскапада? Конечно, Анна – известная лгунья, и брать её слова в расчёт не имеет смысла. Только что она имела в виду, плетя всю эту чушь? При чём здесь вообще Макс? Я их даже не знакомил. В конце концов, это очень легко проверить. В понедельник… а что было в понедельник? Ах, да, ужасный день. Я пришёл поздно, Лена уже спала, во всяком случае, в её комнате было темно. Я принял душ и завалился. Даже есть не стал.

Можно просто набрать Максу и выкинуть весь этот бред из головы. Хотя, может, даже и не стоит звонить, он сочтёт меня ненормальным. Я и так сегодня разыгрывал из себя идиота, не надо было вообще ехать на эту встречу, а я опять повёлся… Да ладно, наберу, что здесь такого, просто спрошу…»

Коновалов достал свою «нокию» и набрал номер. Долго не отвечали, потом он услышал голос Макса. Тот явно был в машине, из трубки доносился шум улицы, и работало радио.

– Привет, – сказал Коновалов. – Как жизнь?

– Всё в порядке, – ответил Макс после длительной паузы. Голос показался Коновалову напряжённым, и вообще чувствовалось, что Макс пребывает в мрачном расположении духа.

– Решил позвонить, – начал Коновалов. – Я в воскресенье был на даче, но не свиделись. Ты рано уехал. Как твои дела?

– Я же сказал – нормально, – отозвался Макс и уменьшил громкость радиоприёмника. Стало лучше слышно. Коновалов пришёл к выводу, что Макс пребывает не в лучшем настроении, и решил не тянуть.

– Макс, не удивляйся, хочу задать тебе странный вопрос. Ты случайно не заезжал вчера ко мне в квартиру? Консьержка сказала. Вероятно, перепутала.

– Заезжал, – мрачно ответил Макс.

Коновалов подумал, что ослышался.

– Ты меня не дождался? – осторожно начал он.

– Я поздно вернулся. А что ж не позвонил? Я был тебе нужен?

– Нет, не нужен.

– А что тогда? – окончательно не понял Коновалов.

– Я не к тебе приезжал.

– А к кому?

– К ней. – Макс разговаривал почти шёпотом, но в его голосе чувствовалось сильное волнение.

– К кому «к ней», Макс? Что за загадки? – Коновалов почувствовал, что теряет терпение.

– К Лене.

– Что это значит? – возвысил он голос.

– Это значит, что я люблю её, Влад. А что ты так разволновался? Она сказала, что у вас ничего нет. И вообще она свободна. Я десять лет люблю её, Влад. Несколько лет назад потерял и теперь обрёл снова. У тебя есть какие-то возражения?

– Никаких, – мрачно отозвался Коновалов и резко задвинул панель слайдера.

Пытаясь прикурить, он сломал сигарету, швырнул её в пепельницу и достал новую. В голове грохотал такой шум, словно он стоял между двумя летящими товарными составами. Резко крутанув колёсико зажигалки, он обжёг пальцы и, чертыхнувшись, отшвырнул сигарету прямо на скатерть. Потом, посидев с минуту, подозвал официанта, расплатился, забыв оставить чаевые, и пулей вылетел из зала. Официант проводил его недоумённым взглядом.

Едва дождавшись конца рабочего дня, Коновалов нетерпеливо подрулил к издательству, благо, от «Праги» до Никитских ворот было рукой подать, и припарковался на пятачке против главного входа.

«Что я скажу ей? Абсурд. Она не обязана мне отчитываться. Я не давал ей повода заподозрить о моих чувствах. Как она относится к Максу? И что может быть между ними? Откуда она вообще знает его? Он сказал, что любит её десять лет. А вдруг она тоже… да нет, невозможно… просто чушь какая-то…»

Коновалов почувствовал, как противно сжимается в груди и сдавливает горло.

А что если?.. Нет, он не хотел верить в это, он не мог представить себе, что она… Он должен поговорить с ней, и всё сразу встанет на место. Он не будет больше молчать и обязательно скажет ей, что он…

Коновалов сидел, обхватив руками руль, и наблюдал, как из дверей выходят люди, по одному и группками, и расходятся в разные стороны. Большая часть заворачивала направо, в сторону метро, кто-то садился в машины, а некоторые переходили улицу и шли к остановке маршрутки.

Лены видно не было, он сидел, откинувшись на подголовник, и легонько барабанил пальцами по торпеде. По радио «Алла» непрерывно крутили Киркорова, и он с раздражением переключился на «Ностальжи».

Лену он заметил минут через десять. Она вышла из подъезда под руку с молодой светловолосой женщиной и направилась в сторону метро. Коновалов сначала хотел позвать её, потом решил, что кричать через улицу не очень прилично, и повернул в зажигании ключ с тем, чтобы отправиться следом, но тут Лену окликнул мужской голос, и она обернулась.

Мужчина в чёрном плаще вышел из машины, подошёл к Лене и взял её за руку. Они пообщались с минуту, он говорил, а Лена больше молчала, потом он что-то сказал, сделав жест рукой в сторону своего чёрного «лексуса», она сначала отрицательно покачала головой, тогда он снова что-то сказал, и она кивнула. После этого мужчина легонько подтолкнул Лену к машине и, открыв дверцу, усадил на переднее сиденье. Обойдя машину, он сел за руль, и «лексус», вывернув на бульвары, покатил в сторону Нового Арбата.

Коновалов посидел с минуту, продолжая барабанить пальцами по торпеде, потом с места развернулся и рванул на красный свет.

Он гнал джип на сумасшедшей скорости и летел, не разбирая дороги, пока наконец едва не столкнулся с огромным обвешанным «хаммером», и в открытое окно влетел поток густого подробного мата.

Он тряхнул головой, нажал на тормоза, и, проехав с десяток метров, остановился у тротуара. Обтерев платком вспотевшие ладони, пошарил в карманах в поисках сигарет. Глотов сегодня дежурит. И, кстати, Инга. Или она вчера дежурила… Он должен увидеть Глотова. А домой он сегодня не может. К долбаной матери.

Коновалов с трудом стащил кожаную куртку и с размаху швырнул её на заднее сиденье. После этого развернул машину и помчался в клинику.

Вчера у него действительно выдался сумасшедший день. Больные шли сплошным потоком, и целая группа – с аварии на шоссе. Он не смог спасти человека, совсем молодого, хотя сделал всё что мог, и это рождало в нём ярость, с которой он так и не научился справляться. Он разругался с анестезиологом и ушёл курить на лестницу, проклиная барахливший дефибриллятор из отделения реанимации и доведя до слёз нерасторопную операционную сестру.

– Я заварю вам чаю, Владимир Олегович?

Глаза Даши смотрели с сочувствием. Он молча кивнул и, подойдя к окну, рванул на себя раму, подставив лицо колючему влажному ветру. В ординаторской было душно, или ему так казалось.

Он ненавидел это состояние, когда уже ничего нельзя исправить, а мозг продолжает работать, перебирая бесконечные никому не нужные варианты. Он видел глаза матери этого парня, когда молча покачал головой, выйдя в коридор из операционной. Он просто смотрел на неё, извиняясь глазами, что продолжает жить. В такие минуты Коновалов ненавидел свою профессию. Он хотел в отпуск, в Сибирь, на луну, к чёртовой матери.

Телефон зазвонил, и он, выхватив его из кармана, прижал к уху.

– Да. Коновалов.

– Привет, – сказала трубка голосом Инги из кардиологии.

– Позже, я занят.

– Я вечером дежурю. Может, зайдёшь? – В её голосе застыло ожидание.

– Извини, не сегодня, – сказал он и отключился. Объяснять что-либо в этот день он был не в состоянии.

– Владимир Олегович, вы хоть ели за весь день что-нибудь? – с тревогой наблюдая за Коноваловым, спросила Даша.

Он нетерпеливо отмахнулся и, ничего не ответив, невидящим взглядом уткнулся в лежащие на столе бумаги.

– Я пирожки принесла, – не отставала Даша. – С капустой, как вы любите. Может, попробуете? – Она пододвинула ему тарелку с домашними пирожками.

– Не хочу, – процедил Коновалов и тут же машинально откусил кусок пирога.

Даша улыбнулась. Он виделся ей большим ребёнком, упрямым и несговорчивым, таким сильным и таким умным, но совершенно незащищённым. Ей казалось, что она должна заботиться о нём.

– К вам утром ваш Глотов забегал, – попыталась Даша хоть чем-то отвлечь его от мрачных мыслей.

– Угу, – мотнул головой Коновалов. – Потом позвоню.

Вчера он так и не позвонил Глотову. Тот рано освободился и умчался за своим семейством на дачу, поэтому поговорить не удалось. А сегодня Коновалов гнал джип на сумасшедшей скорости, потому что ему было жизненно необходимо увидеть друга.

* * *

– Завтра берём отгул! – заявила Светка, когда они утром вышли из метро и направились в редакцию. – И устраиваем шмон в твоей халупе! – добавила она строго. – Слава богу, у нас с тобой переработок накопилось, я, вон, только в последний аврал два раза в субботу выходила. Да и у тебя хватает. Так что я к тебе с ночёвкой. Своих уже предупредила. Ничего, справятся без меня как-нибудь, я им вчера наготовила. Одеяло с подушкой лишние у меня найдутся, ну и ложки-плошки там всякие, а пару комплектов постельного купим в универмаге. Ну и ещё по мелочам барахла разного, я сегодня вечером соберу, а утром Вадька нас подкинет.

Два предыдущих дня Лена с Вовой ночевали у Светы. Когда они в понедельник выгрузились у подъезда в Скатертном переулке, Лена со Светкой остались ждать внизу, пока Вадим таскал вещи в съёмную квартиру. Лена молчала и казалась спокойной, а Светка, наоборот, не находила себе места, суетясь вокруг баулов и тревожно поглядывая на Лену.

– Я тебя здесь не оставлю, – сказала Светка, ещё раз внимательно обведя глазами комнату. – Мало того, что грязь, так даже белья нет. Вот тебе ключи, затаскиваем барахло, запирай комнату, и поехали к нам.

– Так у вас же гости, – нерешительно запротестовала Лена.

– Уехали вчера. Так что не беспокойся, места хватит.

Ничего не понимающий Вадим время от времени бросал на них вопросительные взгляды, но с расспросами лезть не решался.

– Что у вас происходит-то? – поинтересовался он наконец, когда они снова уселись в машину.

– Не грузи. Не до тебя сейчас, – не терпящим возражений голосом отрезала Светка.

– Понял, – вздохнул Вадим и уставился на дорогу.

Уложив домочадцев и постелив Лене на диване в гостиной, Светка затащила её в кухню, и они устроились за столом.

– Давай хоть чайку глотнём, а то у меня аж в горле пересохло, – поморщилась Светка, кинув на стол сигареты и вытряхнув в ведро переполненную пепельницу. Она поставила на плиту чайник и достала из шкафчика керамические кружки с сердечками. – Ну давай теперь докладай, с чего такая спешка-то вдруг? Я когда твои рыдания услышала, меня чуть кондрашка не хватила. Что стряслось-то, господи?

– Ох, Свет, знаешь, – со вздохом начала Лена, – тут всё вместе. Просто нервы сдали. Даже не знаю, как объяснить. Представь, у меня тут ещё одна проблема возникла нежданно-негаданно. Да такая, что стоит всех предыдущих вместе взятых.

– Ну что там ещё? – испугалась Светка.

Лена прижала ладони к нещадно пылающим щекам и прерывисто вздохнула. Она чувствовала такую усталость, что язык просто не ворочался.

– Да понимаешь… тут один тип объявился… тот самый… ну, помнишь, я тебе когда-то рассказывала? Преследовал меня в институте.

– A-а, этот твой гламурный подонок, что ли? Ещё бы не помнить!

– Почему гламурный? – удивилась Лена.

– Да это я его так прозвала для себя, – отмахнулась Светка. – В телевизоре слышала. К нему почему-то подходит. А он-то откуда взялся?

– В том-то и дело, Свет, не поверишь, – прижала руки к груди Лена, – оказывается, он их родственник.

– Кого ещё? – не поняла Светка.

– Коноваловых. Представляешь?

Светка поперхнулась дымом и, откашлявшись, расплющила в пепельнице окурок.

– Да ты что? Ну нет же… быть такого не может! Это ж нарочно не придумаешь!

Загадки ставили Светку в тупик, она любила, когда в жизни всё просто, ясно и не надо ломать голову над ребусами.

– Вот может, оказывается.

– Господи, это просто невероятно! – Светка снова потянулась за сигаретами. – Где ты его хоть выцепила?

– У них на даче, – обречённо сказала Лена. – Спустилась утром в сад, а он там, стоит у машины. Как увидел меня, в глазах просто дьявольский огонь разгорелся. Я думала – умру, честное слово. А он прямо так и сказал открытым текстом, что теперь больше в покое меня не оставит, представляешь?

– Нет, ну это вообще дурдом какой-то, – вытаращила глаза Светка. – А кем он им хоть приходится?

– Племянник его отчима. Такой милый человек, я даже удивилась. Совсем этот Макс в их семью не вписывается. Даже представить трудно.

– Ну хоть не кровный. Если честно – так, седьмая вода на киселе. Ну и что ему теперь-то от тебя надо? Уж сколько лет прошло!

– Да как всегда, ничего нового, – мотнула головой Лена. – Изводить. Что ему ещё может быть надо? Говорю же, у него в глазах горит дьявольский огонь. Настоящий псих. Я, как только его увидела, поняла: всё, приехали. Это он ещё не знает, что я без мужа осталась. Иначе мне вообще крышка.

– Вот гадина! – возмутилась Светка. – Да что ж, в конце концов, на него никакой управы, что ли, нету?

– Я пока не знаю, Свет, – пожала плечами Лена. – Это такой человек, что его простыми методами не возьмёшь. Там бы он мне по-любому жизни не дал, а сейчас, по идее, меня вычислить вряд ли сможет. Работы моей не знает, и адрес у меня теперь новый будет, так что пока можно особенно не беспокоиться. Знаешь, он сильно изменился за эти годы. Весь такой лощёный стал, и машина дорогая. А вот глаза какие-то совсем ненормальные сделались. Они, конечно, и раньше были ненормальные, но теперь совсем…

Лена потянулась за сушкой и, откусив кусочек, задумчиво захрустела. Света смотрела на подругу почти с ужасом. Что-то уж слишком доставалось ей в последнее время. Она просто не знала, чем помочь, и Ленино будущее представлялось ей довольно смутно. И ещё доктор этот свалился на голову. Бог его знает, что он за человек? Как бы лишних проблем не добавилось. Кто их поймёт, этих мужиков? Как говорила Мордюкова в одном старом фильме: «то ему то, а то вдруг р-раз – и это».

– Да, я же тебе ещё самого главного не рассказала, – очнулась от своих размышлений Лена. – Явилась его жена, сказала, что возвращается, и открытым текстом предложила мне выметаться, представляешь?

– А я тебе что говорила?! – подпрыгнула Светка. – Вот никогда меня не слушаешь! Я ведь так и думала, что этим кончится. – Она тоже схватила сушку и принялась грызть, разбрызгивая по клеёнке крошки. – А какая она из себя хоть? – спросила она наконец.

– Просто невозможная красотка, – вздохнула Лена. – Рядом с ней стоять неловко – ощущаешь себя полной чушкой. Я её как увидела, поняла – всё, конец.

– Ну вот видишь, нашёл такую, под стать себе!

– со злостью поморщилась Светка. – И нечего тебе из-за них нервы мотать. У них своя жизнь, у нас своя. Да что мы вообще о них знаем? Подумаешь, три месяца в разводе! Что такое три месяца? Ерунда сущая. Повздорили, а теперь помирятся. Говорила же я тебе: милые бранятся – только тешатся. И вот пожалуйста, двух дней не прошло.

– Да, Светик, наверное, ты была права, – кивнула Лена, обхватив застывшими пальцами горячую кружку. – Я ведь тебе тоже говорила, что на него и не рассчитываю, а вот ты как раз всё твердила: влюбится. Такие, как он, чувствами не разбрасывается. Да и с подобной женщиной разве потягаешься? Посмотрела б ты на неё! Просто… знаешь, рядом с ним я почему-то чувствовала себя такой защищённой… как ни с кем, наверное… – грустно добавила она, – только вот в истории с Максом на него рассчитывать не приходится. И я никогда не соглашусь впутывать его в это дело. Да и не поверит мне никто. Только мне ужасно страшно…

Света болезненно поморщилась.

– Ну ты же говоришь, не найдёт он тебя теперь… – неуверенно сказала она.

– Не знаю. Это дьявол, а не человек. Я тогда очень удивилась, что он так легко отступился после моего замужества. И долго ещё озиралась, выходя из подъезда.

– Ладно, хватит, не будем об этом. Ты пока успокойся, а потом посмотрим, может, придумаем что-нибудь. Утро вечера мудренее, – махнула рукой Светка и затушила сигарету. – Не дрейфь, поглядим ещё, кто кого.

Макс Арбенин появился в Лениной жизни нежданно-негаданно. И все студенческие годы он преследовал её с маниакальным упорством. Они познакомились случайно, на институтском вечере, его пригласил приятель, который учился на их факультете. С того дня он не давал ей проходу. Поджидал после лекций, звонил вечерами домой и, выведав адрес, болтался под окнами, нервируя маму. Он писал Лене записки и опускал в почтовый ящик, оставлял под дверью цветы и плюшевых собачек, являлся в институт, изводя однокурсников вопросами и ревнивыми подозрениями. Содержание записок было до оскомины однообразным: первый вариант – «люблю», второй – «выходи за меня замуж». От обоих вариантов Лену тошнило. Ей было противно в нём всё: колючие холодные глаза, узкие, с опущенными уголками, губы и вечно влажные руки. Её передёргивало от его касаний. Она пыталась всеми доступными способами объяснить ему, что никогда, ни при каких обстоятельствах между ними не может быть ничего общего, но он не хотел ничего слушать, и всё начиналось сначала.

Она пробовала по-всякому: и по-хорошему и в грубой форме, с ним пыталась беседовать мама и даже однажды отчим. Так продолжалось до четвёртого курса. В конце концов она совершенно отчаялась и обратилась к соседу.

С соседом со второго этажа, Генкой Глыбиным, они три года просидели на горшках в одном детском саду, чего Генка до сих пор забывать не хотел, неизменно демонстрируя к ней отношение нежное и трепетное. Вырос он в изрядного громилу, не стеснялся в выражениях, махал кулаками направо и налево и в узких кругах именовался Глыба.

– Не вопрос, – пожал плечами Глыба. – Всё будет ляля.

Макс Арбенин не любил боли. Он был красив, но какой-то очень странной искусственной красотой опереточного злодея. «Хоть в кино снимай без грима, – удивлялась Ленина институтская подруга Катя. – Вроде бы и смазливый, но до чего же мерзкая рожа! Дайс головой явно не всё в порядке».

После разговора с Глыбой Макс исчез, и Лена не видела его целый год, почти до самого диплома. Жизнь текла своим чередом, Лена готовилась к «госам» и не вылезала из библиотек. К тому времени в её жизни появился Сергей, встречались они не очень часто – Лена готовилась к защите, а он вечно был занят своими компьютерами и вечерами частенько пропадал на работе. Не сказать чтобы у них было много общих интересов, человек он был очень закрытый, тем не менее, Лена считала его умным, порядочным и, главное, надёжным. По крайней мере, ей так казалось.

А в начале зимы, незадолго до «госов», завербовался и уехал куда-то на север Генка Глыбин. Лена поначалу не придала этому большого значения, но, как оказалось, напрасно.

Проблемы начались сразу же после отъезда Глыбы. Арбенин объявился немедленно. Однако он решительно перестал походить на себя прежнего, избрав совершенно иную тактику. Записочки «люблю» и плюшевые мишки в его постоянном, назойливом, доводящем Лену до белого каления преследовании фигурировать перестали. А их место заняли столь идиотские подростковые выходки, что вечерами мама украдкой плакала, а соседи хватались за голову.

«Ты выйдешь за меня замуж!» – раскинулось граффити на асфальте под их окнами. Сам Арбенин в окрестностях не появлялся. Однако облитые бензином почтовые ящики поджигались в их подъезде регулярно, а дверные замки во всех квартирах ежевечерне замазывались жвачкой, так что вставить ключ было нельзя. Кнопки лифта каждый день затыкались спичками, и он непрерывно мотался по этажам вверх и вниз.

В конце концов соседи подняли бунт и обратились в милицию. Как решали эту проблему в милиции, неизвестно, только причастность ко всем этим безобразиям Макса Арбенина доказана не была.

А он тем временем ухитрялся доставать Лену и в институте. То её курсовая пропадёт из деканата, а на её месте появится дохлая мышь, то сумка исчезнет из аудитории, а потом обнаружится под дверью квартиры. Как он проделывает все эти штуки, никто взять в толк не мог.

По ночам Лена плакала в подушку, а мама пила капли, и лишь Сергей оставался невозмутим. Он просто был рядом и вёл себя так, будто ничего не происходит. И однажды, когда Лена, не выдержав постоянного напряжения, разрыдалась на его плече, он спокойно сказал: «Всё, достаточно. Завтра переезжаешь ко мне».

Мама и отчим были против. По каким-то только им ведомым причинам Сергей не вызывал у них симпатии.

«Из огня да в полымя, – высказался Николай Иванович. – Непонятный он какой-то. Ты с ним ещё хлебнёшь».

«Не торопись, – уговаривала мама. – Мы его совсем не знаем. И потом, разве ты любишь его?»

Лена не знала, любит она его или нет. Вот и решила – любит. На тот момент она не видела другого выхода. Поэтому на следующий день собрала вещи, и ночью он погрузил их в такси. Лена сменила номер телефона и устроилась на работу. Заявление в загс подали через месяц и вскоре отметили скромную свадьбу.

Арбенин больше не появился. Честно говоря, Лена не верила, что он вот так просто отстанет. В конце концов, при желании можно легко отыскать её, с его способностями сделать это ничего не стоило. Однако ничего не произошло. Первое время она дёргалась, входя в подъезд, и боялась собственной тени, но со временем успокоилась и перестала думать о Максе. А через несколько месяцев до неё дошёл слух, что он на три года уехал работать за границу. На том дело вроде бы и кончилось.

* * *

В среду утром Вадим высадил Лену со Светой и Вовой возле дома в Скатертном переулке. Выгрузив из машины пакеты со всем необходимым, он помог затащить всё это в квартиру и умчался на работу.

Светка моментально развила бурную деятельность. Первым делом она выудила из большого пакета ведро, несколько тряпок, поролоновую губку и огромный флакон с моющим средством.

– Дышать нечем от пыли! – недовольно фыркнула она и, подойдя к окну, с трудом распахнула присохшую створку. И дышать в комнате сразу стало легче. – А ты, давай вот, забирайся на диван и не мешайся под ногами! – строго погрозила она пальцем. Реплика предназначалась Вове. Несколько перепуганный столь частой сменой мест пребывания, он на всякий случай по пятам ходил за Леной, боясь, что называется, отстать от поезда.

– Вот сейчас отдраю холодильник, и сбегаем за продуктами, – деловито заявила Светка и, выразительно зыркнув в сторону безучастно стоящей у окна Лены, принялась за работу.

– Давай-ка соберись, мать, соберись, нечего посыпать голову пеплом! Всё в конце концов наладится. Жизнь-то – зебра. То беленькая, то чёрненькая. Утрясётся!

Дверь в комнату приотворилась, и показалась голова Егора Кузьмича.

– A-а, появились, красавицы! – дружелюбно растянул он губы в улыбке. – А я смотрю – нет и нет. О-о, а вот и страшный зверь, – заметил он наконец собаку. – Ишь ты, какой мордастик! Ну давай, дружок, знакомиться! – И он размашисто, по-мужски, протянул Вове руку.

Обрадовавшись, что на него обратили внимание, Вова спрыгнул с дивана и, подойдя ближе, осторожно обнюхал протянутую ладонь. Затем пошевелил обрубком хвоста. Егор Кузьмич с улыбкой потрепал его по холке.

– Ну вот и хорошо, познакомились вроде. А звать-то тебя как? – Кашлянув, он посмотрел на Лену.

– Вова, – слегка помявшись, ответила она, не зная, понравится ли старику такое имя.

– Во как! – изумился сосед. – Это что ж так? Выходит, ты, брат, парень серьёзный. Ну ладно, Вова так Вова. Чего ни бывает. А вы, значит, уборочку затеяли? – повернулся он к Светке. – Нужное дело. Ну что ж, не буду мешать. Пойду, прогуляюсь по-стариковски. Может, вам купить чего надо? Хлебушка там или ещё чего.

– Да нет, спасибо, – замотала головой Светка. – Пока и положить некуда. Мы попозже сами сбегаем.

– А, ну тогда ладно, – кивнул головой старичок, – а я схожу хоть воздуха глотну. Плечо моё больное расходилось невозможно. Ни сидеть, ни лежать. Может, похожу, так полегчает. Вы уж тут давайте, красоту пока наводите. А ближе к вечеру, бог даст, и чайку попьём.

Он помахал им рукой и тихонько прикрыл за собою дверь.

– Милый какой дед, – улыбнулась Светка и решительно натянула резиновые перчатки. – Жалко, что он одинокий такой, неухоженный. Болеет вот, а даже покормить некому. Давай его сегодня угостим чем-нибудь?

– Конечно, – кивнула Лена. – Я ему теперь помогать буду. Ты заметила, он сегодня стоял как-то весь наперекосяк и за руку больную держался?

Светка прикусила нижнюю губу.

– Заметила. Я ещё спросить хотела, да он сам про плечо сказал. Надо будет и ему продуктов купить, чтобы не таскал тяжести. Мне его почему-то сразу жалко было, ещё когда комнату смотреть приходили. Жену похоронил и вообще… Протрубил всю жизнь, небось, на заводе. В те времена, поди, в почёте был. А теперь кому он нужен? Все они пахали, на достойную старость надеялись, а в результате что получили? И похоронить-то будет некому.

– Не говори, я и сама об этом думала. Такое поганое чувство, будто я в этом виновата. Таких, как он, теперь каждый третий. – Лена тоскливо покачала головой и, вздохнув, тоже принялась за уборку.

Салфеточки, слоников и прочие вещицы, найденные в ящиках, Светка аккуратно уложила в пустую коробку, обнаруженную в чулане, и засунула на антресоли.

– Пусть полежат до возвращения хозяев.

Она снова зыркнула в сторону Лены и с минуту понаблюдала, как та неторопливо и задумчиво протирает экран телевизора.

– Хватит кукситься! – заявила она наконец. – Знаешь что, тебе надо срочно окружить себя знакомыми вещами!

Порывшись в сумках, она выложила на стол Ленин ноутбук и любимую чашку. Потом, перерезав ножом бечёвки, быстро расставила по этажеркам книги и рассовала по ящикам диски.

Не сказать чтобы Лена совсем не участвовала, но по скорости за подругой явно не поспевала. Когда Светка, хорошенько протерев полки зеркального шкафа, ходко перетаскала из сумок всю её одежду, Лена наконец сказала:

– Хватит. Пошли в магазин.

– Ещё кухню надо проинспектировать. И ванную, – веско сказала Светка. – Представляю, что там творится!

– Нет уж, – запротестовала Лена. – Это позже. Сначала сходим в магазин. Есть очень хочется.

– Ладно, – милостиво согласилась Светка. – Вот только коробку с посудой в кухню оттащу. Хорошо, что я не успела всё это свезти на дачу!

Ближе к ночи, окончательно умаявшись и расстелив чистое бельё, они устроились на разложенном диване валетиком.

– Ну вот, – мечтательно протянула Светка, вытянувшись под одеялом и закинув руки за голову, – совсем по-другому дышится! Теперь и жить можно. А то я просто в отчаянье пришла, когда мы в первый раз тут с тобой оказались. Я уж думала – безнадёга. А теперь посмотри, даже уютненько!

– Да, – тяжело вздохнула Лена. – Спасибо тебе большое, Свет. Если бы не ты, не знаю, что бы со мной было…

– Так, опять начинается! – нахмурилась Светка. – Если бы да кабы. История не терпит сослагательного наклонения. Всё есть как есть и никак иначе. Давай представим себе, что всё к лучшему. Этот урод просто ускорил процесс. А так бы ты ещё неизвестно сколько времени себя мучила. Живи пока, а там посмотрим. Закрой глаза и ни о чём не думай. Постарайся уснуть, – добавила она и повернулась на бок. – Ведь завтра же на работу.

А Лена лежала и думала, какая Светка добрая и преданная, как она всегда обо всех заботится и как мало при этом думает о себе, ухитряясь прийти на помощь в самый нужный момент и вечно забывая о своих собственных надобностях.

* * *

Коновалов быстро шагал по длинному, гулкому, выстланному гремучими металлическими пластинами переходу между корпусами больницы.

«Счастье, что сегодня среда и нет операций. Иначе я не стал бы пить вчера у Глотова. А мне обязательно надо было, а то башка, наверное, взорвалась бы к чёртовой матери».

Поднявшись по лестнице, он завернул направо и, толкнув дверь, шагнул в отделение.

– Добрый день, Владимир Олегович! – В коридоре навстречу ему два санитара катили железную койку со свёрнутым в рулон матрасом. Кряхтя, они установили её у стены и отправились за следующей.

– Что это у нас тут происходит? – Коновалов на ходу сделал приветственный жест в сторону санитаров и направился к посту.

Наташа, постовая сестра из второй смены, сидя за стойкой, заполняла журнал.

– Да вот, в терапии ремонт, так пару человек к нам положили, – ответила Наташа, не отрываясь от своего занятия. – Вон там, в холле, ещё двое.

Коновалов завернул за угол и увидел ещё две кровати, на которых уже лежали люди.

– Здравствуйте, Владимир Олегович, – услышал он и обернулся. За его спиной появился Горяев, ординатор из приёмного.

– Что это вы нам тут устроили? – протянул ему руку Коновалов.

– Так палаты же все заняты, – пожал протянутую руку Горяев. – А в терапии пока всё кувырком. Вот в коридор и кладём.

– Не дело это, конечно, – подошёл Коновалов к одному из мужчин, лежащих на койке у стены.

– Ничего, – разулыбался молодой мужчина, – я пока могу и в коридоре. Здесь даже веселее. Мне тут у вас, в травме, как-то привычнее. Вы что ж, не узнаёте меня, Владимир Олегович?

– Подождите-ка… – наморщил лоб Коновалов.

– Перелом голени?

– Ну да, – ещё шире улыбнулся тот. – Узнали, значит.

– Узнал, как видите. А в терапию с чем угодили?

– А! – махнул рукой мужчина. – Гастрит замучил. Подозревают язву. Я сначала было дёрнулся, ну вот, думаю, и приехал. На годы теперь заморочка. А мне говорят: не переживай, парень, с этим теперь быстро. Неделя антибиотиков – и всё. Правда это, Владимир Олегович?

– Ну это, собственно, не по моей части, – развёл руками Коновалов, – но вообще-то правда. Вы со своим лечащим врачом побеседуйте.

– Всё равно. Лучше уж я тут, у вас под боком полежу. Мне с вами как-то спокойнее, – слегка смутившись, почесал затылок мужчина.

Коновалов слегка нахмурился.

– Я же не гастроэнтеролог, там свои врачи хорошие. У вас кто врач?

– Лебедев.

– Очень опытный человек.

– Всё равно я больше вам доверяю, – повёл плечами парень.

– Ну это напрасно, – сделал протестующий жест Коновалов и направился в ординаторскую.

– Ой, Владимир Олегович, – поднялась ему навстречу медсестра из второй смены Ольга, – а вы мне как раз нужны.

– Я всем нужен, – безнадёжно махнул рукой Коновалов, и, стащив с головы зелёную хирургическую шапочку, забросил её на подоконник. – Ну что там у вас стряслось?

– Да Павловский из шестой палаты всё буянит, – сокрушённо сказала медсестра.

– Может, к нему психолога подослать? – пожал плечами Коновалов. – Пусть побеседует.

– Да тут уже психиатром попахивает, – махнула рукой Ольга. – Психолога он пошлёт куда подальше. Его скоро вязать придётся. Костыли швыряет и на одной ноге по коридору скачет, до самого поста. Я, говорит, здоровый. Выписывайте меня.

– Да, у нас тут таких хватает, – встрял санитар.

– Каждый сам себе врач, авторитетов не признают. Брому ему надо, вот что я скажу.

– Ладно, разберёмся. – Коновалов уселся за стол и принялся рыться в лежащей перед ним куче бумаг. – Оль, кто у меня тут вечно всё переворачивает? – досадливо спросил он наконец.