Текст книги "Пандемия любви"

Солнце выглядывало из-за облаков, пахло травой и ещё чем-то очень приятным. Крыльцо было резным, с весёлым косым козырьком, ступени – из гладкого, тёплого, нагретого солнцем дерева, у самой двери сидел раскрашенный глиняный гном с облупленным носом. Краска на нём слегка растрескалась и местами слезла – видимо, раньше, в присутствии хозяев, он сидел под открытым небом, на какой-нибудь клумбе, и радовал глаз, а теперь его сослали на крыльцо, под крышу, чтобы окончательно не развалился. Я погладила его по шершавой шапочке и, слегка вздохнув, откусила от бутерброда.

– Приятного аппетита, – тотчас послышался откуда-то сбоку негромкий старушечий голос, и я, повернув голову, встретилась взглядом с крохотной востроносой бабулькой в вязаном жакете и смешных, разрисованных ромашками галошах. Она стояла, опершись локтями о низкий заборчик, разделяющий наши участки, и взирала на меня с любопытством. За её спиной виднелся небольшой домик с лужайкой, посреди которой под тентом, изображающим беседку, примостился квадратный, покрытый красной клеёнкой стол, посреди которого стояла большая крынка с букетом васильков. Вокруг несколько скамеек. Всё выглядело вполне симпатично.

– Здравствуйте, – улыбнулась я и, отставив тарелку, поднялась ей навстречу.

– Да ты ешь, ешь, не вскакивай, – замахала рукой старушка. – Успеем ещё наговориться. Тебя как звать-то?

– Алина, – сказала я, сбегая с крыльца и подходя к заборчику. – А вас?

– А я баба Валя, Валентина Васильевна, соседка, значит, – чинно представилась она, протягивая сухенькую ладошку.

Я взяла ладошку и аккуратно пожала. Какая милая бабулька. Сразу стало легче дышать. Пространство вокруг меня явно оживало. Одна в пустом доме я пока чувствовала себя не очень уютно.

– Ты чья будешь-то? Завьяловых, что ли?

– Нет, – замотала я головой. – Они знакомые моего брата. Просто погостить пустили.

– Погостить? – удивилась старушка. – Чего ж одна-то? А сами что ж, не приедут? Они теперь тут редко. Хорошего особо ничего. Скучно тут молоды м-то.

– Мне нравится одной, – немного смутилась я.

– Воздухом подышу… ну и поработаю. Я вообще-то большую часть времени провожу за компьютером.

Бабулька понимающе закивала.

– Сейчас вся молодёжь за компьютером этим, – вздохнула она, – сидят как прилипнутые, то стреляют, то пасьянсы. А какой с того прок? Только глаза портить.

– Нет, – улыбнулась я, – в стрелялки не играю. У меня работа такая – тексты переводить.

– А, ну это хоть дело, – согласилась соседка, – образованная, значит. Молодец, работой нынче дорожить нужно, я вообще бездельников не люблю, всю жизнь от звонка до звонка горбатилась. Только кому это теперь надо? Да ладно, чего уж…

– махнула она рукой. – А ты вот приходи вечером чайку попить. Ко мне племянница приехала, познакомитесь. Она сейчас в магазин потопала. Хоть и шебутная слишком, а всё равно мне в радость, надоело одной, особенно зимой – заняться нечем, только с кошкой и поговоришь. Летом хоть дел полно, и то спасибо. Приходи, я тебя ягодой угощу. Растёт вон, а кому её есть?

– Спасибо, – сказала я, удивлённая таким дружелюбием. Казалось, мы знакомы сто лет, так приятно мне было с ней разговаривать, что сама удивилась. – Вы тоже заходите. Я пока должна уборку сделать, а то дышать нечем, пыль везде.

– Так не живут же, ясное дело, – опять закивала бабуля. – Домики почти пустые стоят. Одни старики остались. Молодёжь сюда калачом не заманишь. Вон только ты приехала, да ещё сосед твой, видела?

– Нет, – покачала я головой, – пока никого не видела, меня брат поздно вечером привёз, темно уже было. Я сейчас первый раз на улицу вышла.

– Значит, не замужем ты, – вздохнув, сделала вывод старушка, и я почувствовала, что краснею.

– Сейчас времена такие, хорошего мужика трудно встретить, – добавила она. – Вон сосед твой приехал… видать, тоже один. Дружбу ни с кем не водит, сидит дома или на участке возится. А иногда с машиной. Я его раньше вроде не видела. Может, дом посторожить летом позвали или погостить тоже. Угрюмый такой, ходит больше в солдатском.

Я кивнула, пряча непрошеную улыбку. Вероятно, она уверена, что меня непременно должны интересовать здешние дела. Впрочем, мне действительно вдруг стало интересно. Необычный такой мирок, как будто из детской сказки.

– Простоквашки хочешь? – спросила старушка.

– Я вчера заквасила, принести? А то чего ты всухомятку-то? Один хлеб пустой.

– Не пустой, с колбасой, – снова улыбнулась я, любуясь её весёлыми галошками.

– Никакой пользы от колбасы этой, одна пластмасса, – махнула она рукой, – лучше простоквашки отведай. Я ж теперь у соседей молоко беру, своего-то нет. Как коза моя померла в прошлом годе, так и нет. А новую-то я не возьму более, куда как помру, с кем она останется?

У меня сразу улыбка с лица слетела.

– Не говорите так. Не надо умирать, пожалуйста!

Мне вдруг и правда стало страшно, что не станет этой незнакомой бабульки. От этой мысли даже мороз по спине побежал.

– Да будет тебе, не бойся, не тороплюсь я пока, – усмехнулась она, покачав головой, – а то ишь, испугалась, даже румянец сбежал. Ну ладно, жуй, не буду отрывать.

И она, повернувшись спиной, мирно засеменила к своей полянке.

Я с минуту смотрела ей вслед. Отчего-то мне стало грустно. Надо же, какие здесь люди открытые, ведь если бы кто-нибудь из московских соседей при знакомстве вдруг предложил мне «простоквашки», я бы точно решила, что они малость не в себе. Вероятно, мы в городе сильно очерствели, поэтому самые простые вещи кажутся нам нелепыми.

Я вздохнула, постояв немного, вернулась на крыльцо и, водрузив на колени тарелку, принялась за бутерброды. Потом, с удовольствием откусывая от сочной помидорины, внимательно осмотрела окружающий мир. Он был не очень большой, но какой-то домашний, знакомый, как будто мне приходилось здесь не раз бывать. Странно, я обычно не очень уютно себя чувствую в неизвестных местах. А тут вдруг сразу как дома.

С моего пятачка хорошо просматривалась дорога, вернее, та часть кривой незаасфальтированной улочки, которая загибалась в сторону посёлка. По обе её стороны росли мелкие кустики и редкие пучки пыльных цветов, полевых и изредка садовых, тех, что сами рассеялись с участков от ветра и угнездились за забором, радуя глаз прохожих. В данном случае – мой, ибо прохожих пока не наблюдалось. Улица была не проходная, поэтому, кроме местных, сюда, вероятно, редко кто забредал, если только в гости.

Напротив раскинулся пустырь – местами лысый, а участками заросший травой, а чуть поодаль – деревьями и вереницей кустов. Под деревьями примостились две широкие скамьи и между ними – вкопанный круглый столик, вокруг которого цвели маргаритки. Мне очень понравилась. Такое всё старенькое и незатейливое, живущее в совершенном отрыве от моей сегодняшней реальности. Это почему-то успокаивало и создавало некий защитный фон.

Участки по обе стороны моего крохотного садика тоже прекрасно просматривались, здесь никто не стремился отгораживаться друг от друга высокими заборами, они стояли словно для формальности – перешагнуть ничего не стоило, особенно мужчине, совсем низкие штакетники, кое-где уютно поросшие диким плющом.

Я присмотрелась внимательнее. Слева – домик бабульки, а справа участок неизвестного соседа, или гостя, уж не знаю, как правильно его назвать. Я ведь и сама тоже гостья. Временная жиличка.

На его участке, недалеко от ворот, стояла машина – небольшой тёмно-синий джипик «сузуки» явно лохматых годов, с помятым крылом, почти лысой резиной-всесезонкой и слегка покосившимся бампером. Боковое зеркало было сложено, судя по всему, оно тоже едва держалось. Я спустилась с крыльца и подошла ближе к заборчику.

Пока я разглядывала всё это богатство, из дома показался хозяин и направился к машине, держа в руках стеклоочистительные щётки. Он был одет в камуфляжную форму, голову покрывала повязанная на затылке бандана, на ногах – высокие армейские ботинки. Покосившись в мою сторону, он окинул взором далеко не новый спортивный костюм и тоже завязанную назад косынку. Почти как его бандана.

– Здрасьте, – не очень элегантно обозначилась я, одёргивая мятую куртку. Он сумрачно кивнул и, слегка отвернувшись, выплюнул в траву жвачку. Я деликатно сделала вид, что не обратила на это внимание. Впрочем, моим вниманием никто и не интересовался. Он тут же повернулся спиной и начал сосредоточенно прилаживать дворники.

Я вздохнула и отправилась в дом продолжать уборку.

…Часам к двум солнце развалилось на небе совершенно по-хозяйски, пролезая в каждую щель, так что в доме стало нечем дышать, несмотря на распахнутые окна, и я, решив сделать некоторую передышку, выползла на крыльцо. К счастью, оно находилось на северной стороне, и здесь не так припекало. Усевшись в тени, я увидела, что сосед, раздевшись по пояс, продолжает возиться около машины. Периодически он нагибался над открытым капотом, и рельефные мышцы грозно перекатывались по широкой спине. На загорелой груди болтался серебряный крест.

Сидеть без дела и пялиться было не очень удобно, поэтому я вынесла на участок ведро и принялась полоскать в нём только что постиранные под краном тряпки. Он обернулся, несколько раз пристально глянув в мою сторону, потом возвратился к прерванному занятию.

Поскольку веревка была натянута между столбиками разделяющего нас заборчика, я приблизилась к ней, не очень ловко таща перед собой ведро. Он оторвался от машины и, вытянув из кармана пачку сигарет, неожиданно подошёл почти вплотную к забору. Вернее, ко мне. Лицо его показалось молодым и по-летнему очень свежим, несмотря на щетину. Я сделала шаг назад и плюхнула полное ведро на землю.

– Добрый день, – сказал он, доставая сигарету.

– Здравствуйте, – на сей раз выговорила я вполне приличным тоном и подняла на него глаза. Он тем временем щёлкнул зажигалкой и прикурил, продолжая смотреть на меня в упор. Я тоже без стеснения уставилась ему прямо в лицо.

Пару дней он точно не брился. Тяжёлая нижняя челюсть, активный загар и косой, чуть рваный шрам, явно давнего происхождения, перерезающий правую щёку. Не сказать, чтоб он его портил, скорее придавал суровости. Мужикам, как ни странно, идут шрамы. Жёсткий взгляд из-под широких нахмуренных бровей и властно искривлённые губы. Ничего себе здесь персонажи!

Я молча выудила из ведра тряпку и, отжав её, повесила на верёвку.

– Как вас зовут? – спросил он тоном следователя, и я слегка усмехнулась.

– Я спросил что-то смешное? – задал он очередной вопрос, не дождавшись моего ответа.

– Меня зовут Алина, если это поможет вам перестать наконец хмуриться, – сказала я, снова наклоняясь над ведром.

Он неожиданно улыбнулся, сверкнув рядом ровных белых зубов.

– Похоже, вы оправдываете своё имя.

– Что вы имеете в виду? – подняла я голову.

– Скандинавы обозначают его как «величественная», «благородная».

– В самом деле? – спросила я, выпрямляясь.

– Да, именно так, – подтвердил он, сделав глубокую затяжку. – А в переводе с латыни это имя значит «другая», «иная».

Я глянула на него исподлобья и пожала плечами.

– Смотрю, вы большой знаток языков. Не защищались, часом, в этой области?

– Нет, я защищался по другой части, – равнодушно сообщил он, снова поднеся к губам сигарету.

– И от кого же? – поинтересовалась я, выразительно оглядев его лицо. Он заметил, что я его разглядываю, но вида не подал.

– От многих, – ответил он без выражения.

– И как, успешно? – откликнулась я, отжимая очередную тряпку и неторопливо пристраивая её на верёвку.

– По большей части да, – кивнул он. – А вас что же, пригласили сюда сделать уборку в доме?

– Приблизительно, – не стала я спорить, – во всяком случае, польза от моего присутствия здесь очевидна.

Он усмехнулся и, бросив под ноги окурок, раздавил его тяжёлым ботинком.

– Я вижу. Значит, уборка домов – это ваша профессия?

– Одна из… Но есть и другие направления.

– И какие же? – заинтересованно спросил он.

– А могу я узнать, как зовут вас? – ответила я вопросом на вопрос, вытирая мокрые руки висящим на плече полотенцем.

– Меня зовут Андрей, – сообщил он, сдержанно склонив голову.

Я изобразила на лице радость.

– Неужели и ваше имя соответствует его древнегреческому аналогу?

Он не смог сдержать улыбку. Очевидно, его забавлял этот разговор.

– Значит, ваша вторая профессия – изучение античности?

– А вы, значит, мужественны, отважны и наделены богатым воображением? – проигнорировала я его вопрос.

– Приложу все усилия, – благодушно заметил он, – невежливо с моей стороны разочаровывать такую прелестную женщину.

Было бы нечестным сказать, что его комплимент не доставил мне удовольствия. Во всяком случае, по телу неожиданно разлилось приятное тепло.

– Уверена, что ничего подобного не случится, – тут же отозвалась я, поднимая с земли опустевшее ведро. – Но у нас ещё будет время обсудить это, а пока я вынуждена вас покинуть.

И держа на руке ведро, словно сумку из последней коллекции «Луи Виттон», я грациозно направилась к дому. Поднимаясь по ступеням крыльца, боковым зрением заметила, что он стоит и задумчиво смотрит мне вслед.

Надо же, какой фрукт, думала я, протирая влажной губкой кухонные шкафчики. Правильная речь, неплохие манеры. И замашки явно не автослесаря. Очевидно, получил образование. Просто, наверное, нет денег на нормальный отдых. Внешность вполне фактурная, но антураж, конечно, не блещет. Хотя голова вроде работает. Вероятно, пару книг всё-таки прочитал. Надо будет потом поинтересоваться, чем он в миру занимается.

Я тщательно разложила по местам вымытую посуду и вытащила на крыльцо сдёрнутые с мебели парусиновые покрывала. Завтра вытряхну и сложу до отъезда, сегодня уже сил нет, еле ноги передвигаю.

Краем глаза приметила, что сосед всё ещё возится на участке. Я быстренько нырнула в дом. Надо будет утром вымыть окна, а то сквозь них уже свет не проникает. Мыть я их, конечно, особенно не умею, но хоть протру, сразу станет легче дышать.

В комнате я провозилась до самого вечера, потом, вынув из холодильника кое-какую еду из Тамариных запасов, сообразила себе лёгкий ужин и, переодевшись в короткий шёлковый халатик, расположилась за столом. За день так наломалась, что, чувствую, завтра и подняться не смогу. Поясница просто отваливается, а утром ещё окна мыть. Надо поесть, а потом срочно в кроватку. Хотела посмотреть, что тут у хозяев за книги, но это уже точно не сегодня, сил нет, лучше лягу. Просто возьму какую-нибудь, полистаю.

Перекусив, я почувствовала себя несколько лучше. Хорошо, что Тамара положила много еды, самой-то мне готовить совершенно не хотелось, ещё не хватало тратить на это время! Не понимаю женщин, без конца торчащих у плиты.

Потом я недолго поболтала по телефону с Владом, расспросив, как дела дома, уверив его, что здесь всё отлично, а он, в свою очередь, успокоил меня, что придумал для мамы красивую версию, и я пока могу на этот счёт совершенно не волноваться, после чего мы распрощались до завтра.

Тем временем на улице совсем стемнело. Вот теперь остаётся только глотнуть некрепкого чая, чтобы не перебивать сон, и устраиваться на ночь, а то глаза так и слипаются – давно уже не приходилось пахать столь активно. Остаётся только удивляться, с чего вдруг на меня напал такой хозяйственный раж. Вероятно, обстановка действует. Как-то неловко тут проводить время в праздности.

Однако трудотерапия точно пошла мне на пользу – о своих проблемах я почти не вспоминала. Мои проблемы… От этой мысли настроение несколько испортилось. Артём не позвонил ни разу. Если бы мне ещё несколько дней назад сказали, что такое возможно, ни за что бы не поверила. Совершенно загадочная история. Какой-то дешёвый сериал.

Не хочу больше об этом думать. Рано или поздно всё как-нибудь решится само. Попью, пожалуй, чаю и лягу с книжкой в свою внезапно обретённую барочную кроватку. Если, конечно, не засну на второй же странице.

Я поднялась, налила в чайник воды и воткнула вилку в розетку. Нажала на кнопку и принялась ждать. Минут через пять он вроде заворчал, потом слегка затрясся, явно готовясь к кипению, и тут… мамочки!., внезапно раздался жуткий треск – и всё погасло. Полностью. Дом погрузился во мрак. Где-то в его глубинах раздавались еле слышные звуки, будто отзывается старая мебель или половицы слегка поскрипывают. Мне сделалось жутко.

Господи! Это точно короткое замыкание. У меня даже в животе похолодело. Видно, старая проводка не выдержала мощности чайника! Предупреждал же Влад, а я и внимания не обратила.

Я стала нервно вспоминать, где в этом доме находится электрический щиток, но, как назло, сей факт из моей головы совершенно выветрился. Мы же вчера смотрели с Владом. Он мне даже показывал. Почему же я, балда, не запомнила? Вроде где-то в подвале. Но где – хоть убей, не помню. Да и толку? Там сейчас полный мрак, ни за что не найду. И как включать эти рубильники, тоже не имею понятия. Ещё пожар устрою, или и вовсе током убьёт. В жизни близко не подходила ко всем этим предметам.

Вот бы найти фонарик. Но в кладовке тоже полный мрак. Туда нечего и соваться. А у меня даже зажигалки нет, я ведь не курю. И свечек тоже нет. Да и толку от них, зажечь всё равно нечем…

Где-то в доме отчётливо скрипнула половица. Мне стало ещё страшнее. Что делать-то? Может, попросить у Валентины Васильевны? Вдруг она ещё не спит?

Я высунулась на крыльцо, осмотревшись по сторонам – видимая мне часть посёлка была погружена в темноту. Нигде ни огонька. Только ветер шумит кронами деревьев. Видно, спать здесь привыкли ложиться с курами. У Валентины Васильевны тоже не светилось ни одно окно. Не будить же старушку. В тот раз она что-то говорила про племянницу, но, судя по всему, и она уже улеглась спать или отравилась куда-нибудь на прогулку.

Я присела на ступеньку и с несчастным видом вздохнула. Было ужасно страшно возвращаться в абсолютно тёмный дом. Я повернула голову направо и принялась вглядываться в соседний участок. Вроде там что-то виднеется. Между деревьями пробивается свет. Встав, я побрела к заборчику. Оттуда хорошо виден дом. Неудобно, конечно, но вдруг повезёт, и он ещё не улёгся. Тогда можно будет попробовать. Я подошла ближе и, к собственной радости, обнаружила, что окна первого этажа освещены, а одно из них даже распахнуто настежь. Не спит, похоже. Пойти, что ли, попросить фонарик?

Перелезать через оградку в темноте было неохота, и, выйдя на улицу, я почти наощупь двинулась по забору к соседской калитке. Она оказалась не заперта, и, толкнув её, побрела по дорожке к дому.

Симпатичный такой, квадратненький, из шлифованных брёвен, с ухоженными резными наличниками. Днём я даже не обратила на это внимание.

Куда стучать-то? В дверь или лучше в окно? Что там у него на первом этаже? Кухня или комната? Ужасно неудобно являться ночью к незнакомому человеку. Он может подумать обо мне чёрт знает что. Я снова подошла к окну и совсем уже было собралась постучать, как штора отдёрнулась, и я почти нос к носу столкнулась с физиономией Андрея, взвизгнув от неожиданности, словно увидела привидение. Я застыла, молча хватая ртом воздух, а он, скрестив на груди руки, смерил меня насмешливым взглядом.

Тут я быстренько пришла в себя, ибо выражение его лица меня взбесило. Кажется, и впрямь размечтался, придётся вернуть с небес на землю.

– Если вы воображаете, что я явилась сюда среди ночи ради ваших прекрасных глаз, то мне придётся вас сильно разочаровать, – выпалила я, отступая назад.

Он озадаченно вскинул брови, продолжая разглядывать меня. Вероятно, размышлял, что мне, кроме него самого, могло показаться тут привлекательным.

– Да я, собственно, не успел ещё ничего подумать, Алина, – примирительно сказал он, – как вы уже обвиняете меня в неблаговидных мыслях.

– Эти мысли отлично просматривались на вашем лице, – досадливо отмахнулась я, слегка ёжась от охватившей меня ночной прохлады.

Он с недоумением развёл руками.

– Тогда чему обязан счастью видеть вас в столь неожидаемое время? – задал он резонный вопрос, и я решила, что, вероятно, всё-таки стоит вести себя повежливее. Ведь это я заявилась к нему среди ночи, а вовсе не наоборот.

– Ладно, извините, – буркнула я, ощутив некоторое смущение, – просто мне не понравилось выражение вашего лица, что в результате и привело к столь неутешительным выводам.

Он рассмеялся, откинувшись назад, но через секунду снова посерьёзнел.

– Тогда, может быть, я могу пригласить вас в дом?

– Этого ещё не хватало, – тут же возмутилась я, снова забыв о вежливости.

– В таком случае я воздержусь от новых предложений, рискуя снова вызвать ваш гнев, – философски заметил он, с трудом скрывая улыбку.

Тут я и сама засмеялась. В конце концов, он ещё не сделал мне ничего плохого, так стоит ли предъявлять к нему столько претензий?

– Ну хорошо, простите меня, я к вам, собственно, за фонариком. Вокруг все спят, и мне просто больше не к кому было обратиться. У меня авария, свет погас, а мне страшно одной в незнакомом доме. К тому же я понятия не имею, где все эти щитки и что с ними делать. Я же только первый день здесь, ничего рассмотреть не успела, а тут, как назло, замыкание. Да ещё посреди ночи.

Он слушал с улыбкой, и я снова почувствовала себя неразумным ребёнком, как обычно бывает в присутствии Влада.

– Подождите меня, я сейчас выйду, – сказал он наконец и скрылся из окна.

Я одёрнула халатик, переминаясь с ноги на ногу в чужом тёмном дворе. Неплохо начинается мой вояж. Надо было всё-таки слушать Влада, он бы с ума сошёл, узнав, что я среди ночи потащилась в дом к незнакомому мужчине. А вдруг он не выйдет, что я тогда буду делать?

Почувствовав, что замёрзла, я обхватила себя руками и принялась ждать. Однако не прошло и минуты, как сосед всё-таки появился на улице.

– Идёмте, – кивнул он, скользнув по мне мягким длинным лучом света.

Мы отправились к моему дому, ступая по освещённой его фонариком дорожке. Кругом топорщились кусты, а под ноги то и дело попадались мелкие, разлетающиеся в разные стороны камешки. Я ковыляла не очень уверенно, и он направлял меня, легонько поддерживая под локоть.

Взобравшись на крыльцо, мы прошли внутрь, и я махнула рукой в сторону подвальной двери. Открыв её, он начал спускаться по лестнице, освещая себе путь фонариком.

Я потянулась за ним, но, сделав несколько шагов вниз, тут же поскользнулась на гладкой деревянной поверхности ступеней и едва не навернулась, пытаясь уцепиться за перила. Тапочек слетел с ноги, и я качнувшись, тихо ойкнула. Он почувствовал это спиной и сразу подхватил меня, резко обернувшись; я оказалась где-то внутри, в кольце его рук, невольно прижавшись к широкой груди и замирая от охватившей неловкости.

Фонарик полетел вниз, загрохотав по ступеням, а скользкий халатик, наоборот, пополз по мне вверх, недопустимо обнажая ноги, и он перехватил меня ниже, посадив на руку как ребёнка, приблизив к себе мою голову, и мы неожиданно столкнулись сначала подбородками, а потом ртами. Я вдохнула, приоткрыв губы, и он, вероятно, тоже, поэтому получилось, что мы целуемся, неожиданно переплетясь языками и дыша прерывисто, словно на бегу.

Всё это мы проделали в полном молчании, не совсем понимая, что происходит, просто глотая воздух и снова встречаясь губами, не в силах оторваться от этих внезапно охвативших ощущений. Получилось как во сне, в абсолютном отрыве от происходящих событий, от погасшего света, электрощитка и скользкой, ведущей в подвал лестницы.

Вероятно, это заняло не более нескольких секунд, но показалась, что очень долго.

Он пришёл в себя первым. Во всяком случае, я так подумала, хотя он продолжал держать меня на руках, не собираясь ставить на землю. Да и земли-то никакой не было, одни ступени и абсолютный мрак внизу, а мы словно висим в воздухе, глаза почему-то совсем не привыкают к темноте, и невозможно ощутить ничего, кроме близости соприкосновения горячих тел.

Очевидно, я тоже пришла в себя и неловко шевельнулась. Он слегка кашлянул и тихо сказал:

– Вставайте на ступеньку. – И, подумав, добавил: – Возьмитесь за перила.

Пошарив рукой в воздухе, я послушно ухватилась за деревянный поручень. Босиком стоять получилось гораздо увереннее.

– Постойте, я сейчас спущусь за фонариком, – проговорил он и наощупь отправился вниз.

Через какое-то время его голова показалась в проёме, и лестница осветилась длинным лучом фонаря. Я стала спускаться. Он подождал, пока я окажусь внизу, потом молча отправился искать щиток. Я осталась ждать. Сердце неровно стучало, и голова была абсолютно пустой.

Пару минут я слушала, как он чем-то гремел и лязгал металлическими дверцами. Потом немного пощёлкал – видимо, нашёл нужный шкафчик. Я стояла не двигаясь, всё ещё ощущая на себе его руки.

Наконец вспыхнул свет. Он тут же появился, и мы оба уставились друг на друга, щурясь от непривычной яркости. На нём были совсем тесные, протёртые до белизны джинсы и распахнутая на груди рубашка. Выглядело это довольно соблазнительно. Я смущённо отвела глаза.

– К счастью, проводка цела. Просто выбило пакетник, – сказал он, тоже, видимо, чувствуя себя не очень удобно. – Пойдёмте, покажу, где щиток. Если что, сможете включить, я оставлю вам фонарик.

Оторвавшись от стены, я послушно двинулась за ним.

– Автоматы здесь слабые, поэтому выбивает, – проинформировал он, – лучше поставить на двадцать пять ампер.

Я глянула на него в некотором недоумении.

– Волосы у меня не крашеные.

– Что? – не понял он.

– Натуральная блондинка, – пояснила я в ответ, тряхнув своей эффектной стрижкой.

Он расхохотался, снова порадовав жемчужным сверканием зубов. Просто стоял напротив меня и смеялся, а я снова устыдилась того, что никак не получается отвести взгляд от его голой груди.

– Ладно, пойдёмте наверх, – вздохнув, сказала я. – Надеюсь, до утра больше ничего не случится.

– Хотелось бы на это рассчитывать, – произнёс он таким тоном, словно предпочёл бы обратное. Я чуть было не ответила, что хорошего на сегодня, пожалуй, достаточно, но, столкнувшись с его невозмутимым взглядом, решила промолчать.

Мы поднялись и проследовали в прихожую. Он протянул мне фонарик.

– Спасибо, – кивнула я, слегка вздрогнув от случайного прикосновения его пальцев. – И вообще… спасибо. Ещё раз извините меня за глупые речи, это, вероятно, последствия стресса.

Он улыбнулся, изобразив изящный поклон.

– Больше не включайте этот чайник, – сказал он мягко, похоже, явно сожалея, что история так быстро закончилась.

– Не буду, – пообещала я, думая о том же.

– Тогда я спокоен, – кивнул он на прощанье и, на секунду задержав на мне взгляд, исчез за дверью.

* * *

Утреннее мытьё окон следовало бы запечатлеть на плёнку, ибо сюжет однозначно претендовал на призовое место в рубрике «Ужасы нашего городка». Моя сноровистость в этом вопросе буквально бросалась в глаза, ибо раскорячивалась я, как лягушка, неприлично выставляя зад и вскидывая голые пятки, бретельки сползали с плеч, вследствие чего грудь едва не вываливалась из тоненькой майки, щёки раскраснелись, волосы стояли дыбом, так что выглядела я, вероятно, не лучшим образом. Оставалось только надеяться, что эти полные изящества па не просматриваются с соседних участков. Но, похоже, зря надеялась.

Когда я, окончательно измучившись, встала под душ и после чего традиционно выползла на крыльцо с тарелкой бутербродов, солнце уже стояло достаточно высоко.

– Это ты чья ж такая будешь? – послышалось с улицы, и обладатель голоса нарисовался из-за забора, довольно приглаживая пальцем лохматые усы.

Я воззрилась на него, опуская руку с бутербродом. Дедок ухмыльнулся и ловко подтянул болтающиеся на худосочном теле штаны.

– Ты лопай, лопай, а то умаялась, небось, ишь, как старалась-то! – возвестил он на всю округу, и я втянула голову в плечи, от души надеясь, что иных свидетелей нашей беседы не обнаружится. И откуда он только взялся на мою голову!

Тем временем, старикан, по-хозяйски распахнув калитку, шагнул на участок, с довольным видом осматриваясь по сторонам. Выцветшая зелёная майка с бурыми пятнами пота норовила выскользнуть из едва держащихся на нём широких штанов.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я, отставляя в сторону тарелку.

– Да ешь ты, не стесняйся, – прогудел он в усы, приближаясь ко мне. Такой смешной и радостный дедок. Улыбка открытая. Меня совсем не знает, а относится явно по-доброму. Надо же, какие здесь интересные люди.

Я встала и, сбежав со ступенек, шагнула ему навстречу. Он снова подтянул штаны и, весело обтерев о них руку, протянул мне. Я осторожно пожала корявую загорелую ладонь.

– Егорыч я, напротив живу, – сообщил он, с интересом разглядывая меня, – А тебя-то как звать-величать?

– Алина.

– Ну и хорошо, – неизвестно чему обрадовался он. – Красивая ты. А к нам погостить, что ли?

– Погостить, – призналась я, думая о том, что словно само провидение, как опытный доктор, направило мои стопы в это чудесное местечко.

– Это дело нужное, – кивнул он. – Нонче ягода во какая пошла, – показал он свой коричневый кулак. – Наедайся от пуза. Вон бабка Валя угостит, у неё с избытком. Бери, не стесняйся. У нас тут места хорошие, чуть позже грибы пойдут, только успевай поворачиваться. Ты надолго к нам?

– Нет, – немного виновато покачала я головой.

– Всего на пару неделек.

– Жаль, – улыбнулся сосед, – я гостям всегда рад, не люблю, когда уезжают. У нас нынче гости редкость. Сидим тут за печкой, деньки доживаем, а молодёжь сюда и калачом не заманишь. Вон сын-то наш как женился в прошлом годе, так только мы его и видели, с тех пор ни ногой. Мы уж с матерью все глаза проглядели.

Я смущённо опустила взгляд, не зная, что ответить. Видно, старикам тут действительно приходится не очень сладко.

– Добрый день, Егорыч, – послышалось из-за деревьев, и с правой стороны показалась мощная фигура Андрея, туго обтянутая камуфляжными штанами и открытой голубой майкой-тельником. Лицо его было чисто выбрито и сияло безупречным загаром.

– О, здоров, Ильич, – заулыбался старикан, направляясь через мой дворик к его забору.

Они пожали друг другу руки, обменявшись какими-то фразами, кажется, про машину, я особенно не прислушивалась, с тоской думая о том, что свидетелем моего позора, скорее всего, являлся и Андрей. И где, интересно, были мои мозги, когда я выплясывала на подоконнике!

Тем временем он, перемахнув разделяющий нас заборчик, оказался в моём дворе, и они с Егорычем, на ходу продолжая беседовать, остановились на улице у калитки.

– Так вот, – продолжил он, – не пойму, что ей надо-то, «шахе» моей. Вчера новый аккумулятор поставил, а он всё одно не строит. Вообще не заряжается, зараза. Я думал, старый сдох, снял его, вчера новый приладил – а толку чуть.

– Смотреть надо, – пожал плечами Андрей.