Текст книги "Пандемия любви"

Часть вторая

* * *

Некоторую часть вещей Холмогоров всё-таки перевёз, и я освободила ему шкаф в дедовом кабинете. Вынутые оттуда вещи сложила в две большие коробки и аккуратно убрала на антресоли.

Сам кабинет я, собственно, тоже отдала ему, и он там вполне удобно устроился, разложив свой ноутбук, привычные вещи и небольшую часть нужных ему для работы книг. При этом он, впрочем, не чувствовал себя обделённым, ибо, привыкший колесить по свету, большую часть библиотеки хранил в своей электронной книге, поэтому нужные материалы всегда имел под рукой. В ванной комнате я также произвела необходимые перестановки, что позволило ему расположиться там с должным комфортом.

Надо сказать, что вид Холмогорова, развалившегося на диване в банном халате и умиротворённо гоняющего льдинки в стакане с виски, доставлял мне феерическое, ни с чем не сравнимое удовольствие.

К этому следует добавить, что Лариосик, внезапно весьма активно разделивший моё увлечение Холмогоровым, недолго думая, нашёл к нему подход настолько грамотный, что вскоре я имела счастье насладиться живописным зрелищем их совместных объятий то в кресле, то на диване, то в кухне, а то и вовсе за письменным столом.

Так что не стоит и говорить, что образовавшаяся на сегодняшний день идиллия представлялась мне совершенно восхитительной, и каждое утро, открывая глаза, я щипала себя, чтобы убедиться в том, что всё это мне не снится, а происходит на самом деле.

…Однажды вечером, усадив меня к себе на колени, Холмогоров расслабленно спросил:

– Ну, теперь ты можешь наконец поведать мне, где бы тебе хотелось жить, малыш?

Я сразу поняла, о чём идёт речь.

– Тебе здесь плохо, да?

– Мне не может быть плохо, если ты рядом, – отозвался он, лениво расплетая пальцами мою косу. – И всё же я хотел бы знать.

– Разве нам не достаточно того, что есть?

– Думаю, что нет… Ну вот, к примеру, хочешь, я куплю тебе дом?

– Нет, – в ужасе поёжилась я. – Этого точно не хочу. А ты?

– Ну почему же? – поднял брови он. – Вполне перспективная идея. Камин, барбекю и всё такое… мансарда, беседка, дорожки, клумбы. Why not, собственно говоря?

– Вынуждена признать, что не нахожу в этом ничего привлекательного, – с сожалением отозвалась я, проведя рукой по густому бобрику на его голове.

– Отчего же? – удивился он.

– Не хочу сидеть там одна и вечно ждать твоего появления.

Он, усмехнувшись, кивнул, похоже, с пониманием, но идею эту отбрасывать всё же не спешил.

– Зато там наверняка понравилось бы нашим детям, – изложил он резонный довод.

– Детей пока нет, – возразила я, словно это было ему неизвестно.

– Так в чём проблема? – моментально откликнулся он, оживляясь. – С этой задачей мне справиться вполне по силам, только скажи.

– Тебе да, а мне? – ляпнула я, неизвестно что имея в виду.

Он слегка отодвинул меня, внимательно разглядывая, потом улыбнулся, неторопливо обведя пальцем мои губы.

– Уверен, что и тебе тоже.

– Ты хочешь ребёнка? – посерьёзнела я. Он никогда раньше не поднимал эту тему, и я не знала в точности, хочет он этого или нет, не будучи также уверена, желаю ли этого сама. Тема была для меня слишком болезненная, чтобы всерьёз рассматривать такую возможность, поэтому всякий раз задвигала её на край сознания.

– Конечно, хочу, – с удивлением поднял голову он. – Как можно любить женщину и не хотеть от неё детей? Что за странный вопрос?

– Ты никогда не говорил об этом, – смешалась я, отлично понимая, что рано или поздно этот вопрос должен был возникнуть. В конце концов, он, как всякий нормальный мужчина, не может не задумываться о продолжении собственного рода.

– Не говорил, – кивнул Холмогоров. – Однако мои действия с самого первого дня не оставляли никаких сомнений. Так или иначе, вот теперь говорю. И хотел бы знать, могу ли я на это рассчитывать?

– Можешь, – вздохнула я, признавая правоту его слов и, как всегда, стыдясь собственной нелогичности.

Он шевельнул бровями, всем видом показывая, что пора бы мне уже наконец повзрослеть.

– Отлично. Тогда мне следует над этим поработать.

– Ты и так работаешь над этим без устали, Холмогоров. Так что, собственно говоря, ничего не изменится.

Он засмеялся, проведя кончиком пальца по моему носу.

– Ты, пожалуй, права. Но, тем не менее, это занятие приобретёт более осознанное направление.

Я подумала, что хорошо бы и мне самой перестать блокировать в сознании, что время пришло, и давно уже следует перестроить собственные мысли. Нельзя бесконечно топтаться в прошлом. Мне действительно нужен ребёнок, мой и его… это будет наше дитя, и то, что случилось со мной когда-то, не должно стоять между нами, тем более, что он и вовсе не в курсе этой бесконечно мучающей меня проблемы.

Вероятно, я слишком глубоко задумалась, потому что, подняв глаза, натолкнулась на его несколько удивлённый взгляд.

– Что-то не так? – спросил он, слегка повернув голову.

– Нет, всё нормально, – поёжилась я, – просто тема слишком серьёзная… мне давно пора было задуматься над этим.

Он кивнул, соглашаясь, и, похоже, расслабился.

– Так всё-таки, почему ты не хочешь жить за городом?

Я тут же порадовалась, что опасную тему мы, похоже, благополучно миновали.

– Просто мне больше нравится в городе.

Бесконечные хлопоты, связанные с собственным домом действительно нисколько не привлекали меня, и лучше уж сразу сообщить ему об этом. Так я и сделала, добавив при этом, что отсутствие опыта в этом вопросе не позволяет мне взвалить на себя подобную ответственность.

– Ну хорошо, тогда могу купить квартиру, – немного подумав, согласился он.

– Но у нас ведь уже есть квартира, – не сдавалась я. – Зачем нам больше трёх комнат?

Переезжать в другую квартиру мне действительно не очень хотелось. Перемен я всегда боялась, вечно цепляясь за прошлое и не слишком доверяя грядущему дню.

Холмогоров пожал плечами.

– Пока не надо, но потом может понадобиться.

– Так, может, тогда и подумаем об этом? – продолжала упрямиться я.

– Не люблю ничего откладывать, – поморщился он.

– Видишь ли, я привыкла к этому району, и не хотела бы его менять.

– Хорошо, значит, я куплю квартиру в этом районе, – согласился он, терпеливо не обращая внимания на мои капризы.

– Если хочешь побольше, давай продадим эту, и купим другую, – осторожно предложила я, тут же внутренне затосковав от такой перспективы.

– Ничего продавать мы не будем, – немедленно возмутился он. – Это квартира твоих родителей. Надеюсь, ты не принимаешь меня за альфонса. Я приглашу риэлтора, и ты выберешь ту квартиру, которая тебе понравится.

– С тобой невозможно разговаривать, Олег, – махнула я рукой, сдаваясь. – Делай так, как считаешь нужным.

– Вот и отлично, – с облегчением раскинулся он в кресле. – Значит, так и поступим. Потом ты обустроишь её по своему вкусу, и мы переедем.

– Почему только по моему вкусу? – удивилась я. – Разве тебе безразлично, как будет выглядеть наша квартира?

– Хорошо, и по моему тоже, – снова пожал он плечами, явно не проявив к этому должного интереса. И я в который раз подумала, что, несмотря на всю властность, он необыкновенно терпеливо относится к моим выкрутасам и никогда не действует против моего желания.

– Знаешь, – вздохнула я, обняв его за шею, – ты, наверное, прав. Поэтому пусть всё будет так, как ты задумал. Я хочу, чтоб тебе было комфортно. Вероятно, здесь ты не чувствуешь себя хозяином.

– Рад, что ты это понимаешь, – откликнулся он без намёка на шутку. – У нас с братом была большая квартира, в которой мы выросли, и обоих это вполне устраивало. Поскольку ни у него, ни у меня не было привычки водить туда женщин, проблем не возникало. Тем более, что я не так часто бывал дома. Теперь у меня нет желания много времени проводить в разъездах, и я хочу, чтобы наше с тобой жилище соответствовало моим представлениям о доме.

– Конечно, милый, – сказала я, целуя его в подбородок, – всё будет так, как ты захочешь.

Он улыбнулся и погладил меня по голове так, словно ему только что удалось убедить не в меру упрямого ребёнка в очевидности здравого решения.

* * *

Так или иначе, жизнь потекла мирно и размеренно, я поджидала его с работы, внутренне замирая от каждого звука на лестнице и испытывая ни с чем не сравнимый восторг, когда в замке наконец поворачивался его ключ. Это состояние абсолютного счастья временами пугало меня так сильно, что сердце непроизвольно сжималось как мячик. И чем чаще я размышляла об этом, тем отчётливее понимала – то, что мы привыкли называть счастьем, далеко не всегда бывает похоже на красивую картинку из дамских журналов, а является скорее разновидностью страха, отчаяния и боли. К счастью, янис кем не делилась этими глупыми мыслями, ибо не видела особой радости в том, чтобы прослыть сумасшедшей.

…Холмогоров работал в кабинете, низко склонившись над компьютером, а я, делая вид, что читаю, исподтишка любовалась им, клубочком свернувшись на диване. Я могла часами смотреть, как он сидит за работой, задумчиво постукивая пальцами по крышке стола и хмуро уставившись в монитор, не произнося ни единого звука и совершенно не замечая моего присутствия. Мне даже казалось, что ему это приятно. Я давно научилась не мешать ему, не отвлекая на ерунду и никогда не торопя, просто радуясь тому, что он рядом. Ни с одним мужчиной я не смогла бы сосуществовать столь комфортно, о чём однажды, не удержавшись, сказала, и это явно доставило ему удовольствие. Мне нравилось, что он временами ревновал меня к другим мужчинам, и это было заметно, хотя я никогда не давала ему на то повода. Мы редко встречались с кем-нибудь, кроме самых близких, но я часто ловила на себе его красноречивые взгляды, если на улице вдруг кто-то случайно оборачивался мне вслед.

Наконец он захлопнул крышку ноутбука и поднял голову.

– Есть хочу.

– Конечно, пойдём, я тебя покормлю, – немедленно поднялась я.

Он с хрустом потянулся в рабочем кресле.

– Обожаю эти слова. Они представляются мне волшебной музыкой.

Я засмеялась. Кормить его мне и самой доставляло огромное удовольствие.

– Какое счастье, что ты не страдаешь отсутствием аппетита.

– И не надейся, – ухмыльнулся он, поднимаясь из-за стола.

Дотащив меня до кухни и поставив перед плитой, Холмогоров устроился за столом. Я поставила перед ним тарелку с голубцами, и он немедленно принялся уничтожать их, при этом являя собой зрелище столь совершенное, что трудно было снова не залюбоваться этой картиной.

«Интересно, – думала я, не сводя глаз с его жующей физиономии, – он действительно красив, или это мне только кажется потому, что я влюблена в него? Впрочем, разница невелика – результат один и тот же».

И я опять углубилась в созерцание.

– Кстати, – сказал он через какое-то время, покончив с жевательным процессом и потянувшись за салфеткой, – давно хотел спросить, что ты думаешь о свадьбе?

– В смысле? – не поняла я. Уж не знаю почему, но мысль об этом мне до сего момента в голову не приходила. Представить его в роли жениха с хризантемой в петлице как-то не удавалось. Равно как и себя в фате и с букетом.

– Ну ты свадьбу хочешь? – как обычно, терпеливо повторил он.

Я поёжилась, втайне надеясь, что это как-нибудь рассосётся.

«Неужели он хочет свадьбу?» – тревожно подумала я, с ужасом отгоняя от себя видение Холмогорова, выносящего меня из лимузина среди лепестков роз.

– А ты? – спросила я со страхом.

– То, чего хочу я, мне и так известно. Зачем бы я стал спрашивать? – резонно заметил он. – Сейчас меня интересует твоё мнение.

Я внутренне сжалась, с тоской подумав, что моё мнение может ему не понравиться.

– Честно?

– Глупый вопрос, – пожал он плечами.

«Нет, лучше уж сразу прояснить это, а то потом может оказаться поздно». От мыслей о банкете и криках «Горько!» мне делалось дурно.

– Ну, если честно, не очень… – осторожно призналась я, замирая от неизбежности предстоящего события. В конце концов, наверное, можно и потерпеть, ведь через это проходят все люди, и никто ещё не умер.

– Вот это я и хотел услышать, – без выражения отозвался он, привычно усаживая меня к себе на колени.

«Интересно, что это значит? Может быть, я всё-таки поторопилась с таким заявлением?»

– Однако, если ты хочешь, я вовсе не буду противиться, – начала было я, испугавшись, что это может его обидеть, но он тут же прервал меня:

– А тебе самой как бы хотелось?

– Не знаю, я пока не думала.

«Лучше пусть сам скажет, вдруг у него на сей счёт имеются планы. Не хочется его разочаровывать. В конце концов, если ему нравится, вытерплю как-нибудь эту процедуру».

– Тогда подумай, – предложил он, удобнее устраивая меня. – Тема достаточно актуальная. И бывает это у всех по-разному. Очень по-разному. Ну вот, как вариант, например… хочешь, мы будем вдвоём?

– Очень, – воскликнула я так искренне, что невозможно было усомниться в этом. У меня прямо от души отлегло. – Это было бы счастье, – добавила я для убедительности, всей душой заклиная, чтоб он не передумал.

Холмогоров вытянул вперёд ноги, и я едва не скатилась с его колен, но он вовремя подхватил меня и втащил обратно.

– Это было бы необыкновенное счастье, Оле-женька, – повторила я, глядя на него, как на повелителя всех богов. – На такое даже не смела рассчитывать.

Он довольно долго ничего не говорил, так что я уже потихоньку начала беспокоиться, потом задумчиво покачал головой.

– И всё-таки я удивительно правильно выбрал жену, – сказал он наконец. – Подумай только, – сколько женщин ответили бы подобным образом?

– Боюсь, что немного, – честно согласилась я.

– Я тоже так думаю. А между тем, это единственный ответ, который я хотел услышать.

– Правда? – не поверила я.

– Правдивее некуда, – кивнул он, перебирая мои волосы. – Я только об этом и мечтал, просто не хотел раньше времени пугать тебя столь необычным предложением.

– Ну, испугать меня можно только свадьбой, – рассмеялась я. – Просто боялась сказать, чтобы ты не счёл это моими очередными капризами.

Он обнял меня и снова на некоторое время задумался.

– Значит, я увезу тебя куда следует, и сделаю так, как планировал. Не возражаешь?

– Куда угодно, милый, – расслабилась я, – главное, только подальше от колец на капоте и бокалов, перевязанных розовой ленточкой.

Он рассмеялся на низких нотах и осторожно прижал меня к себе.

– Ты всегда хочешь того же, что и я, Лиза. И это не перестаёт удивлять меня.

– Знаешь, – произнесла я задумчиво, – с некоторых пор такие мысли мне часто приходят в голову, и я совершенно точно уверена, что это не первая жизнь, где мы вместе. – Я всегда верила в путешествие душ во времени. Это вечный процесс и очень важная для меня тема. Люди временно расстаются, начиная новый земной путь, но потом обязательно снова находят друг друга. Поэтому ты легко найдёшь меня и в следующей жизни.

– Непременно найду, – сказал он очень серьёзно. – Как нашёл и в этой. Но, честно говоря, пока предпочёл бы с этим не торопиться. Я ещё в данной жизни не насладился тобой в полной мере.

– Тебе ничто не мешает делать это, – хмыкнула я, потершись носом о его колючую щёку.

– И то правда, – моментально оживился Холмогоров, – а между тем, я сижу тут, на кухне, безнадёжно теряя драгоценное время.

С этими словами он поднялся и, подхватив меня под мышку, решительно направился в комнату.

…Состояние «вдвоём» всегда было самым важным для нас. Мы часто вели долгие ночные беседы, которые нередко обрывались уже совсем утром, когда нам обоим поспать оставалось всего несколько часов, иногда два или три, но нам этого вполне хватало, мы оба были из породы людей, которым длительный сон и не требовался, а уж тем более ни один из нас ни за что не променял бы на него сладостные часы тех томительно долгих ночных разговоров, благодаря которым нашим чувствам удавалось балансировать в такой бесконечно высокой точке, что достичь её было под силу далеко не всякому даже самому качественному сексу.

Однажды под утро, уже почти совсем засыпая, я вдруг неожиданно для самой себя задала ему дурацкий вопрос. Скорее вполушутку. Но получилось всерьёз.

– Олег, – спросила я, совершенно не задумавшись о том, к чему это приведёт, – скажи мне, пожалуйста, а вот ты, к примеру, простил бы мне измену?

Он своим привычным движением пошевелил бровью.

– Простил бы, – сказал он абсолютно спокойно.

Я изумлённо вытаращила на него глаза.

– Вот как? И ты бы смог позволить мне это?

– Почему нет? – ответил он, нисколько не меняя позы.

– Ты с ума сошёл, Олег? – возмутилась я, окончательно стряхивая с себя остатки сна. – Что ты несёшь?

Он снова слегка приподнял бровь, делая вид, что удивился.

– Но ты же спросила: простил бы или нет. Вот я отвечаю: простил бы. И позволил бы… сколько угодно.

– Я не понимаю… – часто задышала я, пихнув его в плечо, но он даже не повернул головы. – Ты, видимо, сейчас нарочно дразнишь меня, издеваешься, да?

– Вовсе нет, – отозвался он совершенно обыденным тоном, словно это совсем не интересовало его.

– Ну а что бы ты тогда сделал? – окончательно завелась я. Меня сильно разозлило это его показное спокойствие.

– Ну… если тебе интересно, я, конечно, могу ответить, – довольно равнодушно пожал плечами он. – Разлюбил бы. Просто разлюбил. Разве этого не достаточно?

Очевидно, волна нахлынувшего ужаса, конвульсивно исказившая моё лицо, была ему наградой. Заметив вспыхнувший на моих щеках пожар, он усмехнулся, слегка искривив губы, а я, проклиная себя на чём свет стоит, с трудом выговорила:

– Прости меня за такую ужасную глупость, Олег. Ляпнула чушь и в результате получила то, что заслужила.

– Забудь, – пробормотал он, развернувшись всем корпусом и неожиданно опрокидывая меня на подушки, – если тебе вдруг захочется попробовать другого мужчину, значит, мне некого будет винить в этом, кроме самого себя.

* * *

…Вернулись из путешествия мы где-то в середине августа. Стояла чудесная погода, на небе не просматривалось ни облачка, и город, весь обогретый низкими лучами позднего, но ещё совсем летнего солнца, являл собой картину весьма умиротворяющую. Соскучившись по Москве, я с видимым удовольствием глазела из окна такси на едва проснувшиеся улицы, удивляясь тому, как быстро научилась радоваться простым вещам, на которые раньше не обращала никакого внимания.

Забросив меня с вокзала, Холмогоров тут же умчался на какую-то конференцию, где его ждали с докладом, и мне оставалось только удивляться, что же он сможет там изложить, ибо не готовился к этому совершенно, лишь в последний день просмотрев кучу материалов, присланных ему по электронной почте. Но он уверил меня, что волноваться не стоит и выступит он как положено, в чём, зная его, не могла усомниться.

Едва забежав в квартиру, я тут же позвонила Алинке и, услышав её сонный голос, устыдилась, что не удосужилась взглянуть на часы. Однако её искренняя радость по поводу моего счастливого возвращения быстро вернула меня в отличное расположение духа.

– Давай скорей спускайся ко мне, – затараторила она, едва заслышав мои извинения, – соскучилась ужасно и вообще поговорить надо, так что пойду ставить чайник, а ты не задерживайся!

Алинка встретила меня в некотором возбуждении.

– Куча новостей, – тут же зачастила она. – Во-первых, сдала свою первую рукопись. Во-вторых, Влад закончил наконец свою докторскую, и у него скоро защита. В-третьих, Ленка, похоже, снова беременна; это ещё не точно, но Влад уже полон великих планов. В-четвёртых, мама с Алёшкой отправились в санаторий. Ну, и в-пятых… Артём предложил мне поехать с ним на вручение чего-то там… короче, это в Кембридже, представляешь?

– Вот с этого бы и начинала, – расширила глаза я.

– Нет, этим я как раз хотела закончить. Чтоб потом не отвлекаться, – засмеялась Алина. – Ну а теперь ты рассказывай. Потом обсудим по очереди.

– А мне-то что рассказывать? – пожала плечами я.

– Ну ничего себе! Вышла замуж за такого мужика, и рассказать нечего! – как обычно, подпрыгнула она.

– Алин, мы уже два месяца вместе живём. Думаешь, что-то изменилось?

– Конечно, изменилось. Это теперь твой муж, и ты носишь его кольцо.

– Ношу, – снова вздохнула я, вспомнив, с каким лицом он надевал мне его на палец.

– Красивое, – мечтательно протянула Алинка, разглядывая мой безымянный палец, – гладкое, традиционное, как положено – не люблю эти современные, с фокусами.

– Он сам такие выбрал. Сказал – настоящие, – кивнула я и почему-то смутилась.

– И правильно сказал. А сам-то он носит?

– Носит.

Алинка улыбнулась.

– Представляю себе. Должно быть, ему идёт. Мне вообще нравятся на мужиках обручальные кольца.

– Честно говоря, мне тоже. Это явно придаёт им вес в глазах общества, – усмехнулась я.

– Ага, – закивала она, – обогащает образ. Мужчина-воин, мужчина-руководитель, мужчина-творец и созидатель, мужчина-хозяин, мужчина-муж, мужчина-отец семейства. С твоим это особенно сочетается. Яркий представитель подобной концепции. Каждый пункт работает.

– Да, он, конечно, редкий типаж, – вздохнув, согласилась я. – И вовсе не потому, что я влюблённая дурочка…

– Разумеется, не потому. Я же ведь не влюблена в него, но не признать это может только слепой. Он по натуре – победитель, видно издалека.

– Знаешь, Алин, – смущённо повела я плечами. – Он может быть таким разным… То невероятно суровым и властным, а то вдруг настолько покорным и нежным, что у меня просто голову сносит. Играет со мной, как с котёнком. Захочет – позволит быть жертвой, а захочет – охотником. И я никогда не знаю, что он выберет в следующую секунду, это зависит только от его собственных желаний. Но, вместе с этим, он никогда не ломает меня через колено, всякий раз оставляет лазейку, позволяя делать собственный выбор. И я вижу, что это доставляет ему удовольствие.

– Да, действительно редкий, конечно. Таких днём с огнём… – покачала головой Алинка. – Будем считать, что тебе невероятно повезло.

Я снова вздохнула.

– Мне подарил его хрустальный ангел…

– О, кстати об ангеле, – выпрямилась она. – Как твоя рукопись? Ты же ведь мне так и не показала. Ну теперь-то уже наконец можно? Ты хоть пишешь?

– Как ни странно, пишу… ещё до свадьбы началось. Ни с того ни с сего вдруг пошло… ну знаешь, как это бывает – слово за слово, и понеслось…

– Короче, я хочу это увидеть, – решительно заявила Алинка. – Немедленно перекинь мне первые две части. А то с этими любовными приключениями уже три месяца голову морочишь. Давай сегодня же, пока я новую рукопись не взяла, слышишь?

– Слышу, – обречённо кивнула я, – вечером перекину.

– Вот и отлично, – сказала она, вставая и принимаясь расставлять на столе чашки. – А вечером я поеду к Ленке. Посмотрю, что там у них происходит. Прикинь, в тридцать восемь, и вдруг такая морока. Но, так или иначе, тест вчера показал две полоски. Сегодня к врачу собирается, к этой своей Добровольской, она у них с Марьянкой Поланской (4) общая, почти в один год родили же. На этой почве и задружились, теперь друг без друга дня прожить не могут. Повезло, что на даче рядом живут, так что, вроде нас с тобой, поминутно бегают туда-сюда.

Я улыбнулась, подумав, какое это счастье – иметь близких, тех, кто всегда рядом, что бы с тобой ни случилось. Я так много лет была лишена этого, что теперь никак не могу привыкнуть снова.

– Да, Поланские очень хорошие, – сказала я. – Льва я ещё с детства помню, по даче, а Марианну чуть меньше, но несколько раз точно видела; красивая девочка была, очень высокая и волос копна. С родителями иной раз приезжала…

– Ага, – мотнула головой Алина. – Они чуть-чуть постарше. Марьянка-то с Владом ровесники, а Лё-вику чуть больше, так что мы рядом с ними вообще соплюшки были.

– Я тоже об этом в тот день подумала, когда Влад приехал. Смотрела из окна и рассуждала, что мы вот тогда в их глазах вообще не котировались, так, мелочь пузатая под ногами, а теперь взрослые женщины, можно сказать, равные партнёры.

Алинка расплылась в довольной улыбке.

– Точно. Теперь они для нас обычные мужчины. Приятно осознавать это, между прочим. Чувствуешь себя гораздо увереннее.

– Угу, – кивнула я. – И женская компания вся как на подбор. Хоть институты и разные окончили, но в результате профессии у всех похожие. Знаешь, оказывается, я очень страдала, что на годы от общих друзей отдалилась, а ты вот приехала и сразу как-то всех собрала, словно этих лет и не было.

– Судьбу не объедешь, она нас так по кругу и водит, – заключила Алинка, разливая по чашкам горячий цветочный чай.

– Послушай, – вдруг вспомнила я, – ну а с Тёмой-то что? Рассказывай давай.

На эту тему подруга до сих пор распространялась не слишком охотно, а мне было очень интересно узнать, что же собой представляет этот таинственный брат. Какой он? Похож ли на Олега? Как это ни странно, мы до сих пор ещё так и не встретились. Вероятно, Олегу лучше знать, пусть сам решает.

– А что с Тёмой? – пожала плечами Алина. – Встречаемся. Только он тоже из очень занятых – симпозиумы, опыты, диссертации, одно слово – учёный. Слава богу, ещё хоть машины с мотоциклами любит, так что есть повод увидеться. В этом смысле он мальчишка – помесь стритрейсера с байкером. Детский сад, конечно, но мне пока нравится. Вот он меня везде с собой и таскает, – засмеялась она. – Хотя, если честно, он серьёзный. Это так, увлечение, только изредка и в свободное время, которого у него, надо сказать, не очень много. Но меня это даже устраивает, сама целыми днями за компом сижу.

– А что ты там говорила про Кембридж? – напомнила я, разрезая ванильный кекс.

– А, это он премию какую-то получил, – потянулась за куском Алинка, – пока не говорит толком, но вдруг спросил, есть ли у меня виза, а она-то у меня в Англию до сих пор открытая, сама знаешь. Ну вот, я ему и сказала. Обрадовался, поехали, говорит, со мной, мне бы этого очень хотелось. Но я ответа пока не дала.

Я вдруг впервые подумала об этом всерьёз.

– Знаешь, Аль, а я и вправду была бы рада, если б у вас всё сладилось. Надо будет как-нибудь исподволь у Олега поспрашивать, что он там себе думает. Я имею в виду Артёма. Просто интересно, говорил он ему про тебя что-нибудь или нет?

Она несколько смущённо повела плечами.

– Ну, будет случай, спросишь. Специально не затевайся, не хочу, чтоб это выглядело нарочито.

Я согласно кивнула.

– Да я же ведь и сама с ним ещё незнакома. Олег не настаивает, а я и вовсе не тороплюсь. Ты же меня знаешь. Так что не волнуйся, лишнего не сболтну.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Алина.

* * *

Как и все нормальные люди, Холмогоров полжизни проводил в пробках. К этому он давно привык и сильно не сетовал, но иной раз всё же раздражался и тогда клял на чём свет стоит всё московское начальство, бесконечно «улучшающее» город платными стоянками, тротуарными плитками, газонами и вазонами, вместо того, чтобы расширять мостовые и строить эстакады, что, в его понимании, было гораздо логичнее.

– Да, – отрываясь от собственных мыслей, недовольно буркнул он в трубку зазвонившего телефона.

– Привет, Олеж, – миролюбиво отозвался голос брата.

– О, здоров, рад тебя слышать.

– Уж будто и вправду рад! – хмыкнул Артём. – Занят?

– Ну если чем и занят, то исключительно подбором эпитетов для родной мэрии.

– Ясно. Где торчишь?

– На Тверской. Раскопали всё так, что, похоже, добрались до мезозоя. И теперь на месте обнаруженного мамонта посадят чахлый кустик невразумительного назначения.

Артём завозился в трубке, видимо, удобнее устраиваясь на диване. Где-то в глубине комнаты тихо бурчал телевизор.

– Ладно, не ворчи, – сказал он. – Как жизнь?

– Мне нравится.

– Вот в этом я не сомневаюсь, – хохотнул Артём.

– Достаточно только на твою рожу глянуть. Как на семейном фронте?

– Отлично. А ты чего звонишь-то? – поинтересовался Холмогоров.

– Соскучился.

– Понятно. А если ближе к делу?

– А если ближе, то поговорить бы… – несколько смущённо отозвался брат.

– Давай, говори.

– Нет, пожалуй, лучше как-нибудь встретиться, – тем же тоном изложил Артём.

– Случилось что? – слегка встревожился Холмогоров. Не так уж часто брат изъявлял желание поговорить. Делиться проблемами было не в его характере.

– Да нет, так, ничего особенного… но всё-таки перетереть не мешало бы.

– Точно всё в порядке?

Артём вздохнул.

– Точно, Олег. Просто есть тема.

– Ладно, – несколько озадачился Холмогоров.

– Ты вечером дома?

– Да.

Брат редко просил его о встречах, поэтому игнорировать это явно не стоило. Будучи оба занятыми людьми, они умели ценить время и, по устоявшейся привычке, нечасто беспокоили друг друга пустяками. Посему он не стал задавать лишних вопросов.

– Тогда попробую заскочить, мне ещё кое-что из вещей забрать надо.

– Добро, жду, – сказал Артём и отключился.

«Интересно, что у него там? Голос вроде весёлый», – подумал Холмогоров, безуспешно пытаясь перестроиться в левый ряд.

Не зная, чем заняться, он решил позвонить в издательство.

– Здравствуйте, Ольга Даниловна, это Холмогоров.

– Добрый день, Олег Константинович, хорошо, что вы объявились, я как раз хотела набрать вам.

– Слушаю вас, Ольга Даниловна.

– Ваша рукопись пришла из редактуры, у меня есть кое-какие вопросы, хотелось бы встретиться.

– Хорошо, завтра буду в вашем районе, правда, точно не могу назвать время, но где-то в районе обеда. Закажите, пожалуйста, пропуск. Что там с тиражами, пока неясно?

– Завтра всё обсудим, Олег Константинович. Буду ждать вас, – вежливо сказала выпускающий редактор. – Я ещё хотела, чтоб вы глянули эскизы обложки.

– Добро, тогда до встречи, – завершил Холмогоров и дал отбой.

Пробка не кончалась. Он начал вспоминать свою жизнь. Вернее, не так – он начал вспоминать свои мысли.

Когда-то в детстве он хотел стать лучшим. Нечто похожее одолевало его и в юности. В зрелости необходимость в этом отпала. Его перестало интересовать, станет ли он лучшим. Он стал им. Настолько, что сделалось ясно: он был им всегда. Впрочем, теперь это вовсе не тема. Ибо всё изменилось настолько, что настоящее время перестало быть для него лишь грамматической категорией и обрело черты той самой категории невероятного, которую он неизменно исключал из собственной жизни, не считая достойной внимания.

Что это за бред лезет ему в голову?

Когда хочешь чего-то слишком сильно, прилагаешь старание к тому, чтобы получить это. Потом ты какое-то время наслаждаешься этим, но после неизменно становится скучно. Он отлично умеет добиваться того, что хочет. Он всегда это умел и всегда это делал. Ещё не было случая, чтобы он не получил желаемое. Иногда стоило потрудиться, а иногда вовсе не требовало особых усилий.

Телефон зазвонил, и он увидел на экране лицо женщины, благодаря которой эта самая категория невероятного стала сильно расходиться с его привычными представлениями.

– Олег…

– Да, детка…

Когда он надевал на её тонкий палец кольцо, которое лично сам выбрал, он точно знал, для чего хотел стать лучшим.