Текст книги "Пандемия любви"

– Да всё никак. Я и сама очень соскучилась. Вот приехала.

– Ну и слава богу. Рада тебя видеть. – Соседка протянула Лене тарелку с домашними рогаликами. – Давайте-ка, пробуйте.

– Проходите, я сейчас чайник согрею, – махнула рукой Лена и умчалась в кухню.

Евгения Дмитриевна расставила чашки, и они втроём уселись за маленьким столиком.

– Ну как у тебя на работе, кризис не замучил?

– Да нет, Амалия Павловна, – покачала головой Лена, – вроде пока нормально. Кое-кого, конечно, уволили, но это, мне кажется, просто повод искали.

Соседка недовольно нахмурилась, отчего вокруг глаз собрались морщинки.

– Да, сейчас всё удобно списать на кризис. Вот они свою нерадивость и прячут. Глупыши-немцы твердили в прежние времена, что нельзя, мол, победить народ, который в сорокаградусный мороз ест мороженое. Да разве это главное? Это ерунда по сравнению с тем, что действительно доводилось всем нам, обычным людям, проживать каждый день. И, между прочим, мы отнюдь не считали это большим подвигом. Просто жили и всё. А у них, видишь ли, мировой экономический кризис! Те же немцы теперь к нам рекомендуют обращаться, – у нас якобы накоплен гигантский опыт выживания в кризисных условиях. Слыхали вы? Вот нам бы в советские времена такой кризис! Хоть отъелись бы! – Она возмущённо заёрзала на табуретке.

– Я то же самое нашим дамам в редакции сказала, – согласилась Лена. – Меньше бы трубили, и люди бы не нервничали.

– Конечно, – кивнула соседка. Отличный способ маскировать свои валютные махинации. Для нас это всё – детский лепет. Да что там мороженое! Разве можно победить народ, который ножки кровати погружает в банки с водой, чтобы клопы не заползали. Вот это действительно сильно! Поэтому то, что для немца кризис, для нормального здорового россиянина – благодать божья.

– Всё это так, – присоединилась к разговору Евгения Дмитриевна. – Только, несмотря на безумия тех лет, всё равно мы по ним действительно ностальгируем.

– А наши чудесные мужчины, оказывается, в особенности, – засмеялась Амалия Павловна.

– Они у нас, как всегда, впереди планеты всей. Вчера в новостном блоке НТВ прошла информация о том, что школьная форма советских времён теперь продаётся в секс-шопах. Представляете? Ну уж, думаю, молодых это явно заинтересовать не может, так что рассчитано исключительно на козлов нашего поколения, а то и старше. Тем уж хоть вприглядку, просто полюбоваться! Умнички наши. В этом плане можно быть совершенно уверенным, что мальчуковая школьная форма в таких магазинах не продаётся. Она бы аудитории явно не нашла. Хотя…. ох, боюсь, я ошибаюсь! При чём здесь женщины? Для тех же козлов, по ходу, и сгодилась бы. Какая же я несовременная!

– Амалия Павловна достала из рукава блузки носовой платочек и вытерла лоб. – Ну и духота тут у вас, с ума сойдёшь!

Лена поднялась и приоткрыла окно. Сразу повеяло влажным октябрьским духом опавшей листвы. Ливень, разыгравшийся было не на шутку, поутих, и теперь сеяла мелкая морось.

– Что удивляться, – грустно сказала Евгения Дмитриевна. – Вот в Америке и того хлеще. Мы недавно в газете прочли, что губернатор Шварценеггер запретил употреблять в школьных сочинениях слова «мама» и «папа». Это, видите ли, оскорбляет гейские семьи. Вы вообще можете себе такое представить? Это до чего же дойти надо? Вся учительская бурлила. Чуть на урок не опоздали.

– Ну разве не прелесть? – зааплодировала Амалия Павловна. – Браво! Про такую заботу о соотечественниках можно только мечтать. Ну что ж, остаётся надеяться, наши тупые «городские головы» до этого ещё не скоро додумаются.

– Да, – вздохнула Евгения Дмитриевна, – прав был Зощенко, этот мир действительно создан не для интеллигентных людей. Так что предлагаю вообще запретить умным думать, чтобы не оскорблять чувства тупых.

Амалия Павловна досадливо махнула рукой:

– Дай мне, боже, разум, чтобы принять то, что я не в силах изменить.

Где-то в глубине двора отчаянно затявкала собака.

– Ой, мне же надо бежать, мамочка! – спохватилась Лена. – Это уже настоящее живодёрство. Я тебе позвоню. И поцелуй «физиков». Жалко, конечно, что не увиделись.

– Ладно, поезжай, Алёна. Уже правда стемнело. У тебя хоть зонтик есть? А то промокнешь. И держи меня в курсе дела, – со значением добавила она, целуя Лену в щёку.

* * *

За неделю у Лены так и не выдалось времени встретиться со Светкой. На работе они виделись урывками, однако, Лене всё же удалось вкратце поведать приключившуюся с ней историю. Но Светке хотелось подробностей, и она успокоилась, только взяв с Лены клятвенное обещание увидеться в субботу.

В кафе было занято всего два столика. Они уселись у окна.

– Ой, как хорошо, что сегодня суббота! И погода отличная! Мужики мои, когда в поход паковались, утеплились по самое некуда. Все дни такая Погодина стояла, ещё вчера лило, я уж думала, – промокнут, простудятся, потом лечи их. А сегодня, слава богу, солнышко. Ну пусть отдохнут на природе. А уж я-то как без них отдохну, передать невозможно! – Светка засмеялась и выудила из сумочки пачку «Парламента».

– Здесь курить хоть можно?

– Пепельницы вроде стоят.

Лена осмотрелась. Кафешка как кафешка, ничего особенного. На полу плитка, на стенах недорогие панели. И народу немного. Тепло и не шумно. Лена не любила многолюдные прокуренные бары с их бессмысленной темнотой и назойливо мигающими огнями дешёвой цветомузыки.

Меню торчало на столике в пластмассовой подставке.

– Чем тут хоть кормят? Есть хочется. – Светка приблизила лицо к заламинированной карточке. – Вроде недорого. Надо позвать официантку, а то их не дождёшься. Можно заказывать, а можно подойти к телеге. Шведский стол, как в «Ёлках-палках». Ты как будешь?

– Можно и к телеге, – пожала плечами Лена. – Мне всё равно. Я не очень голодная.

– Это только кажется. А начнёшь накладывать, – и того хочется попробовать и этого. Здесь подход свободный. Только я обычно с одного раза наедаюсь, второго не получается.

– Я тоже, – кивнула Лена.

– Удивляюсь, как мужики по нескольку раз подходят и всё накладывают, накладывают, – поморщилась Светка.

– На то они и мужики, – вздохнула Лена. – Вот мои братья худые, как велосипеды, а знаешь, сколько они едят? Не представляю, как мама справляется.

– Так у них сейчас самый рост. Их в этом возрасте только корми, – со знанием дела заявила Светка. – Пусть едят, лишь бы здоровы были. Им сейчас мозги питать надо. Вот моему только десять, а жор уже, чувствую, начинается. Я каждые выходные рекорды у плиты ставлю. Сегодня хоть отдохну. А завтра начинай сначала – заготовки на неделю.

Подошла официантка.

– Вам телегу? Сейчас принесу тарелки.

– Ну ладно, – сказала Светка, когда они вернулись к столику с наполненными тарелками, – рассказывай. Что у тебя там хоть происходит?

– Да ничего не происходит, – пожала плечами Лена. – Абсолютно ничего. Даже рассказывать нечего. Утром еду на работу, вечером возвращаюсь. Готовлю еду, ем сама и ему оставляю. Пару раз вместе ужинали, а так почти не видимся. Я всегда в комнате сразу свет гашу, когда он приходит.

– Почему?

– Не знаю. Не могу объяснить. Я его боюсь.

– С чего это вдруг? – удивилась Светка, сноровисто обгладывая куриное крылышко. – Ты же говоришь, он добрый.

– Очень добрый. Но я всё равно боюсь.

– Так, – подняла ладонь Светка, – значит, давай разбираться. Он тебе нравится?

Лена потупила взгляд, не зная, что ответить.

– Кажется, да… В смысле, как – нравится? Ну… в общем, да… нравится.

– А ты ему?

– Не знаю, – вздохнула она. – Во всяком случае, он этого никак не показывает. И вообще, я считаю, что правильно делаю, сводя наше общение к минимуму.

– Почему это? – спросила Светка, отправив в рот кусочек холодца.

– Понимаешь, – поёжилась Лена, – мне кажется, я не должна к нему привыкать. Потом может быть больно.

– Вот так бы сразу и говорила! – Светка с размаху откинулась на округлую спинку стула. – Теперь суду всё ясно. Ты просто в него втюрилась и боишься не его, а себя.

Лена подумала, что если она сейчас покраснеет, Светка сразу поймёт, что права. И немедленно покраснела.

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – тут же выдала Светка. – А вот теперь давай рассказывай.

И Лена сдалась.

– Понимаешь, – начала она, – он действительно невероятный. Я даже стараюсь не смотреть на него. Мне кажется, мои глаза всё выдадут. Одно я знаю точно: никогда в жизни ни к одному из мужчин я не испытывала ничего подобного. И то, что я сейчас чувствую, для меня настолько ново, что я совершенно не знаю, как с этим справляться. Я просто поражаюсь, как это я сумела сходу так вляпаться.

Светка застыла с вилкой в руке и шутить перестала. У неё и без того сильно болела душа за подругу, оказавшуюся в пиковой ситуации, а тут она и вовсе разволновалась, потому что отчётливо представила, как эта самая ситуация осложнится, если к ней примешаются безответные чувства. Она понимала, что должна немедленно что-то сказать, но не знала что именно – порадоваться или посочувствовать.

– Алён, я даже не знаю, что на это сказать… – решилась она наконец.

– Свет, я же понимаю. Ты ничего и не говори. – Лена вздохнула и машинально положила в рот ломтик огурца. – Как-то всё разом навалилось. Знаешь, в результате я о Серёже даже не вспоминаю. Вот как будто его не было вовсе. Иногда специально заставляю себя думать на эту тему, и, представляешь, – не получается. Зато каждое утро я задаю себе вопрос: «Как? Как я вообще могла с ним жить?» И ни разу я не нашла на него ответа.

– Алён, боюсь, тут я тебе не советчик, – совсем пригорюнилась Светка. – Но мне почему-то кажется, что эти игры в прятки не имеют никакой перспективы. Ну, допустим, поживёшь ты там какое-то время, неделю, ну пусть месяц или даже два, а дальше-то что? Всё равно рано или поздно надо будет как-то с жильём определяться. Если у вас никакие отношения не построятся, так или иначе придётся что-то решать. Не останешься же ты навечно в чужой квартире с чужим мужчиной.

Лена грустно поковыряла вилкой в тарелке.

– Конечно, не останусь. Мама вчера предлагала к ним перебраться, я сказала: подумаю, но чуть позже. Знаешь, Свет, что самое удивительное? Я с мужем почти пять лет прожила, а через неделю забыла, как он выглядит. А тут человека знаю неделю, а кажется – всю жизнь.

– Да, наверное, такое бывает. Ну а с ним-то что? Он же ведь, ты говоришь, в разводе?

– В разводе.

– Давно?

– Нет. Всего три месяца.

– Совсем недавно, – засомневалась Светка. – Вдруг ещё помирятся?

– Судя по его репликам, – покачала головой Лена, – это маловероятно. Но не поручусь, конечно. Я ведь их совсем не знаю.

– Ленка, я ужасно беспокоюсь за тебя, – совсем расстроилась Светлана. – Надо что-то делать. И начну я на всякий случай вот с чего: поговорю с Галькой. Нуты поняла, – с моей сестрой. Они же на год в Иран уезжают, по контракту, так что квартиру сдавать будут. Вот я и поговорю: когда, за сколько и всё такое прочее. А там посмотрим. Пока я тебя только об одном прошу – кончай свои прятки. Это же безнадёга. Ты так ничего не добьёшься.

Лена страдальчески поморщилась.

– Слушай, Свет, а я ничего и не добиваюсь. Человек мне доброе дело сделал, проявил участие – вот и всё. Почему я за это должна от него чего-то добиваться? Он очень мил и внимателен, но этим, пожалуй, всё и ограничивается. И с моей стороны было бы глупо принимать обычные жесты вежливости за что-то большее. Мне всё-таки не шестнадцать. А он просто получил хорошее воспитание.

– Да, дела. – Светка допила сок и достала сигарету. Долго крутила её в руках, не прикуривая, потом отчего-то сунула обратно.

Лена привыкла к тому, что подруга обычно подпрыгивала, балагурила, отпускала шуточки, обожала всюду совать нос и не гнушалась крепким словцом. Так было всегда. Такую Светку она видела каждый день, знала наизусть и принимала как должное. А вот эта притихшая новая Светка немного тревожила и заставляла её ещё серьёзнее задуматься о собственном незавидном положении.

Расплатившись, они вышли на улицу и двинулись от Никитских ворот вверх по Тверскому бульвару в сторону площади Пушкина. Пахло пригретой солнцем прелой осенней травой. На боковой дорожке серьёзный малыш в синей шапке старательно крутил педали трёхколёсного велосипеда. Мужчина тащил на поводке упирающегося шарпея. Под ногами валялись опавшие листья, в основном кленовые – жёлтые и красные ладошки.

Они просто шли, глазея по сторонам и с удовольствием вдыхая сложносоставной осенний московский воздух – смесь ароматов леса и выхлопов гудящего потока машин. Светка периодически крутила головой, щурилась от лучей низкого закатного солнца и вздыхала, а Лена просто шла, слегка приподняв воротник и глубоко засунув руки в карманы куртки.

– Слушай, давай-ка мы с тобой перестанем распадаться на фрагменты и спокойно разберёмся, что к чему и как нам жить дальше, – сказала подруга своим обычным решительным голосом, превратившись наконец в прежнюю Светку. На Лену это подействовало успокаивающе.

– Давай, – согласилась она. – Только я не знаю, как во всём этом разбираться. Понимаешь, это напасть какая-то. Я думала и вот к чему пришла. Таких, как он, не бывает. Он единственный, и другого такого быть не может. Поэтому мне надо бежать от него без оглядки, просто жить и забыть, как он выглядит.

– Говорите помедленнее, я – натуральная блондинка, – ткнула её локтем в бок Светка, для наглядности тряхнув золотистыми кудряшками. – Такая логика чересчур мудрёна для меня. Мне бы чего попроще. Где тут связь-то, объясни. Вот одного не понимаю, почему ты не хочешь попробовать? А вдруг и он в тебя влюбится?

– Не влюбится.

– Да почему?

– Потому что он невлюбчивый, – вздохнула Лена. – Это сразу видно. И вообще он с красотками дело иметь привык. У него жена – модель. Так что можешь себе представить её окружение. К тому же он только что развёлся.

– Ну и что? – вскинулась Светка. – Ты тоже ещё вчера была замужем.

– Неделю назад.

– Какая разница? Не придирайся к словам. Как только мужики разводятся, у них мысли моментально устремляются к новым свершениям.

– Он не такой.

– Господи, да откуда тебе знать, какой он? Ты ж ему в голову не влезала. Может, он только и думает, как завалить тебя, уважаючи…

– Света, ты ориентирована на примитивных особей, – укоризненно покачала головой Лена. – Он просто другой, совершенно другой, понимаешь?

– Да все мужики одинаковые! – с досадой отмахнулась подруга. – И все как один – примитивные особи. У них вся премудрость концентрируется, знаешь где? Как говорится, «все грядущие печали на конце карандаша»! Тем более с такой внешностью, как у этого.

– Не опошляй хорошие стихи, – серьёзно сказала Лена. – А внешность, между прочим, обманчива.

– Овечка ты наивная. Скоро тридцать, а взрослой не стала.

– Я стала взрослой, Свет. Даже, наверное, взрослее, чем хотелось бы. И именно поэтому свои возможности оцениваю трезво. А то, о чём ты говоришь, мне от него совсем не нужно. Я так не умею. И никогда не умела, ты ведь это прекрасно знаешь.

– Да уж знаю, – огорчённо кивнула Света. – Я сама, если честно, не умею, что там говорить. Но, к сожалению, в одном ты права: такого окрутить, конечно, непросто.

Лена возмущённо отвернула голову.

– Я и не собираюсь никого окручивать. Как ты не поймёшь? Это совершенно другое. У меня внутри происходит что-то такое, чего не могу объяснить…

– 0-о-х, горе горькое, – пробормотала подруга и просунула руку Лене под локоть.

Дойдя до конца Тверского бульвара, они перешли через дорогу к магазину «Армения», завернули направо и пошли по Тверской.

– Хочешь мороженого? – Светка уже улыбалась, потому что долго расстраиваться не умела. Светлые кудряшки слегка золотились в закатных лучах, и весь её вид снова излучал радость бытия.

Лена взглянула на подругу. Она сто лет не ела мороженого прямо на улице, и это показалось ей сродни детской шалости, чем-то запретным, что раньше не разрешали.

– Хочу, – улыбнулась она.

– Вот это правильно! – Света повернула к киоску и потянула Лену за собой. – Тебе какое? Я – «Сникерс». Будешь?

– Нет, оно слишком сладкое. Лучше «Магнат» в шоколаде. Который с орешками.

– А я такое не люблю.

Светка протянула деньги продавщице и приняла у неё из рук две шуршащие пачки.

– Держи.

Лена взяла мороженое, и они неторопливо двинулись в сторону Красной площади. Мимо шли люди, и в обе стороны сплошным потоком неслись машины.

«Сколько людей… – подумала Лена. – Мы живём в одном городе и ходим по одним и тем же улицам, но никогда не пересечёмся и не узнаем друг о друге… Или наоборот: вдруг совершенно случайно сталкиваемся… и тут переворачивается вся жизнь. Вот как со мной…»

– Забыла сказать, – Светка откусила кусочек глазури, – в среду рукопись вычитывала, так там такая фишка попалась, обалдеть. «Вдруг музыка постепенно смолкла». Как тебе? Удивляюсь, как это Ираида такой перл прозевала. Стареет. Ну я выкинула это «вдруг» на свой страх и риск. Смех, ей-богу.

– Да, перлов хватает, – согласилась Лена. – Только успевай переводить с басурманского. Они, когда метраж гонят, вообще ни о чём не думают. Всё на редакторов надеются.

– Ничего не попишешь, – подхватила Светка, – кое-кто считает, что не барское это дело – грамота. Настоящий художник не должен отвлекаться на подобные мелочи. Ведь для этого есть специально обученные люди.

– Да, иногда просто диву даёшься, – кивнула Лена. – А взять собирательные числительные! Их вообще никто употреблять не умеет. Сплошь и рядом в книгах вижу то «пятеро женщин», то «трое собак». Куда только редакторы смотрят? Это даже компьютер подчёркивает. И, кстати, объяснение даёт.

– Не говори, – скривилась Светка. – Элементарная школьная программа. Большого ума не надо. Сама такое замечала даже у солидных авторов. Я после этого сразу в них разочаровываюсь.

– И я.

Они миновали галерею «Самсунг» и перешли к телеграфу.

– А у нас, похоже, машина скоро накроется, – задумчиво протянула Светка, с интересом разглядывая припаркованные иномарки. – Мой мне всё толкует про свои генераторы-дегенераторы, чёрт их пойми. То не строят, то стучат. А я вот только одно понимаю – скоро денег понадобится менять всё это. А где их взять? Летом за один Мишкин лагерь сколько отвалили и за стереосистему дурацкую, помнишь? Раскурочить бы этот саббуфер, чтоб не долбил по голове.

– Не говори, – кивнула Лена, – редкая мерзость. Одна из приятных сторон развода: я этого больше не услышу.

– Ну тогда, матушка, тебе в монастырь придётся, – засмеялась Светка. – Без саббуфера ни одна мужеская особь себя человеком не чувствует. Если по башке не долбит, это у них считается – звук плохой. Он же прямо так и называется – «долби сурраунд». А ещё надо, чтоб стадион ревел. Желательно на полную громкость.

Лена улыбнулась.

– В этом смысле мне везло. Серёжа спортом не интересовался.

– Да за одно это на него молиться надо было. Ты молилась? – подмигнула Светка.

– Я не очень религиозна. Очевидно, в этом и состояла моя основная ошибка.

– Беда прямо. А взять бокс. Мой сам разиня рот смотрит и мелкого приучил. Усядутся вдвоём и орут-улюлюкают. Да мне за один бокс полагается орден «За личное мужество».

– Тогда уж «За личное замужество», – хмыкнула Лена.

– Вот-вот, – закивала подруга. – У меня от этого бокса просто эпилепсия начинается. Футбол-хоккей – это ещё семечки.

– Да, бокс – это нечто. Что за удовольствие смотреть, как человека бьют? В голове не укладывается.

– Одно слово – мужики! А ты, выходит, рассчитываешь, что у твоего нового принца этот самый сурраунд долбить не будет?

– Пока не долбит. Ни разу не слышала. Он дома редко бывает. Вечером иногда смотрит новости, но тихо.

– Уникум, – поразилась Светка. – Где ж такие произрастают?

– Не знаю. У него вообще как-то нет привычки включать телевизор. Чтобы просто молотил без толку. Новости посмотрит и сразу выключает.

– Ну надо же, какая красава, – покачала головой подруга.

– А знаешь, Светик, – вдруг мечтательно сказала Лена. – У нас там ещё попугай есть.

– У вас?

– Ну… в смысле – у них. У него, то есть, – окончательно смутилась Лена. – Жако. Говорящий. Такой смешной, всё повторяет. Он у них уже пятнадцать лет, представляешь?

– Ого! – качнула головой Светка. – И что же он говорить умеет?

– Всё. Голоса имитирует. Уже моим голосом научился. А так всё больше его жены. И ещё кота. Вчера тявкнул, как Вова. Он мне уже гладить даётся. Слушай, – вдруг перебила себя Лена, – скажи честно, у меня на лбу случайно не написано большими буквами: «её муж бросил»?

* * *

Лена вернулась домой где-то около восьми. Вова с визгом бросился ей навстречу и стал нарезать круги, смешно вихляя задом и норовя допрыгнуть до её носа.

– Маленький мой, заждался? Ну подожди, сейчас выведу!

Лена поставила сумку на столик в прихожей и осмотрелась вокруг в поисках поводка.

– А мы уже погуляли. Обошли все заветные места и даже познакомились с соседской пуделихой, – раздался голос Коновалова, и он вышел из коридора, подтянутый, с гладко зачёсанными назад волосами, в водолазке и чёрных джинсах.

– Д-добрый вечер, – сказала Лена чуть севшим голосом. Она почему-то совсем не ожидала его увидеть и слегка растерялась. Вернее, надеялась, что не увидит его, но ужасно обрадовалась, когда увидела. Даже горло перехватило.

– Добрый вечер, – улыбнулся Коновалов. – Вы как раз вовремя, я собирался ужинать. Надеюсь, присоединитесь?

– Не знаю, – застенчиво пожала она плечами.

– Спасибо, что вывели Вову.

– Я получил удовольствие. Прогулки с собакой – приятнейшее занятие.

Ни о чём не спрашивая, он подошёл и освободил Лену от куртки, после чего они молча прошли в студию.

Он явно ждал её, потому что на столе на чистых полотняных салфетках были разложены приборы, а на круглом блюде лежали порезанные овощи и зелень.

Увидев Лену, попугай закукарекал и захлопал крыльями.

– Это он на даче научился, – сообщил Коновалов. – Там у соседей куры были, и петух кричал целыми днями. Так вы что, не голодны? Где-то поели? – несколько разочарованно спросил он, доставая тарелки.

– Н-нет… то есть, да. Мы с подругой в кафе заходили. Но вообще-то это было давно, ещё днём.

– Лена почувствовала, что хочет есть.

– Я приготовил бифштексы. И гречку. Нехитро, но сытно. Так будете?

У Лены потекли слюнки. Запах жареного мяса уже проник в ноздри, и ничто на свете не заставило бы её сейчас отказаться от этого соблазна.

– Вообще-то заманчиво, – улыбнулась она. – Я сейчас только руки вымою.

Лена прошла в свою комнату и первым делом осмотрела себя в зеркале. Скривилась и стащила свитер, потом порылась в шкафу и достала сиреневую блузку с гипюровыми вставками. Померив, скривилась снова, сунула её обратно и достала белую в тонкую полоску. Джинсы тоже отправились в шкаф, а их место заняли узкие легинсы.

Лена вздохнула и показала язык своему отражению. Все вещи были давно надоевшие, и собственный вид удовольствия не доставлял.

«Надо будет купить себе что-нибудь. Не сейчас, может быть, позже. Когда решится вопрос с жильём. Неизвестно ещё, как всё сложится… а пока… и так сойдёт».

Она отстегнула заколку, и тяжёлые волосы заструились по спине.

«С распущенными нельзя – чересчур вызывающе. Подумает, что я перед ним красуюсь, этого ещё не хватало…»

Лена быстро заплела косу, забросила её за спину и отправилась в ванную.

– Вы удивитесь, но у меня к вам есть одно предложение, – сказал Коновалов после того, как они убрали посуду и уселись курить на диване. – Кстати, какие у вас планы на завтра?

– Да вроде бы… ничего особенного… – пожала плечами Лена. – А почему вы спрашиваете?

– Потому что завтра воскресенье, и я свободен. И хотел бы съездить к маме. Не согласитесь составить мне компанию?

– Не знаю, – испугалась Лена. – Вряд ли это удобно, мы ведь незнакомы.

– О, господи… – только и сказал Коновалов.

– Так вот я вас как раз и познакомлю. Рекомендация столь близкого родственника в моём лице явилась бы вполне достаточной для представления вас даже в салоне герцогини Мальборо.

– Нет, – рассмеялась Лена, – для визита туда вам совершенно определённо потребуется отыскать мне компаньонку. Подошла бы любая самая завалящая тётушка или кузина. В противном случае я была бы скомпрометирована.

– Да-а, – задумчиво протянул Коновалов. И, помолчав, добавил: – Ну что ж, меня бы это вполне устроило.

– Что именно? – не поняла Лена.

– Если бы вы оказались скомпрометированы.

– Почему? – опять испугалась она, словно он сказал что-то неприличное.

– Да потому что в этом случае мне как честному человеку пришлось бы жениться на вас, – улыбнулся Коновалов, продолжая поддразнивать её.

– Должен сказать, это показалось бы мне весьма приятной обязанностью.

Лена почувствовала, что её сердце ухнуло куда-то вниз и моментально вернулось обратно, мешая дышать. Чтобы продолжить разговор в заданном ключе ей пришлось призвать на помощь всё своё мужество и чувство юмора.

– Ну что ж, – сказала она, набрав в грудь побольше воздуха, – это могло бы стать не столь обременительным для вас, ибо вы имеете полную возможность сразу после свадьбы заточить меня в одном из своих родовых поместий, а самому тем временем продолжить сезон в Лондоне или отправиться на охоту с друзьями и дамами полусвета.

– Едем к маме! – захохотал Коновалов. – Всю жизнь она ожидала от меня, что рано или поздно я привезу ей подобное сокровище.

Лена решила, что надо улыбаться и думать о чём-нибудь другом, иначе она, как всегда, зальётся краской, и он обо всём догадается так же, как Светка.

– А далеко ли до поместья? – беспечно спросила она.

– Вёрст двадцать, не более, – в тон ей ответил Коновалов. – Мой экипаж домчит нас мигом, а лошадей поменяем на станции.

– Ну что ж, тогда мне ничего не остаётся, как вручить вам свою репутацию, особенно если учесть, – добавила она ехидно, – что в последнюю неделю я делаю это с завидной регулярностью.

Коновалов снова захохотал и утёр глаза тыльной стороной ладони. Потом достал сигарету.

– Да-а, вы знаете, чему я рад больше всего?

– Чему же? – отозвалась она светским тоном.

– Тому, что у моего друга Глотова оказался неисправный бойлер.

Вот тут она всё-таки покраснела и тоже потянулась за сигаретой. Несмотря на всю свою деликатность, глаза Коновалов отводить не стал. Лена мужественно выдержала его взгляд. Она уже контролировала себя настолько, что даже почти не дрожали пальцы.

– Вы знаете, – сказал он после некоторого раздумья, – кажется, у меня возникло ещё лучшее предложение.

– Какого характера? – насторожилась Лена, и он это заметил, поэтому снова засмеялся. Ему ужасно нравилась её манера смущаться, словно ей было пятнадцать лет. Когда она распахивала глаза, тёмные, не тронутые тушью густые ресницы почти задевали брови.

– Ничего крамольного, – успокоил он. – Я всего лишь хотел спросить: вы очень устали?

Лена не совсем поняла, к чему он ведёт, и на всякий случай ответила уклончиво.

– Смотря что предстоит делать.

– Да, собственно, ничего особенного, – пожал он плечами, – просто сесть в машину и удобно откинуться на мягкую спинку. – И, увидев её замешательство, пояснил: – Я предлагаю поехать прямо сейчас. Время ещё не позднее, всего девять часов. Сейчас дачников едет уже мало, середина октября, так что дороги будут свободными, и домчим мы быстро. Просто, знаете, – добавил он с улыбкой, – я очень люблю просыпаться на даче и встречать там рассвет, а мне это, увы, так редко удаётся, что хотелось бы воспользоваться удобным случаем. Если вы, конечно, не возражаете.

– Ну, если вы хотите… – сказала Лена тихо. – Просто я подумала, не побеспокоим ли мы вашу маму в столь позднее время…

– Моя мама не имеет привычки ложиться спать с курами, – развёл руками Коновалов. – Уверен, они ещё сидят за преферансом.

– А как же Вова? – спохватилась Лена.

– Мама обожает собак. Увидите, она будет в восторге.

– Ну, если так… – снова пожала она плечами. – Вам виднее, делайте, как считаете нужным.

– Какая блистательная формулировка! – прижал руки к груди Коновалов. – Для мужчины нет большего счастья, чем иметь возможность делать то, что он считает нужным. Хотя нет, есть, пожалуй, – поправил он сам себя. – Еще большее счастье – услышать это от женщины.

– Пойду собираться, – как можно спокойнее сказала Лена. – Я задержу вас не дольше чем на пять минут.

– Это ещё более поразительно, – задумчиво отозвался Коновалов.

* * *

Едва они выехали со двора, им прямо под колёса неожиданно бросилась лохматая псина, и Коновалов, с трудом вывернув, чертыхнулся, а Лена, услышав визг тормозов, охнула и прижала руки к груди.

– Не волнуйтесь, мы её не задели, – успокоил Коновалов.

– Бродячих собак всегда так жалко бывает, – вздохнула Лена. – Мне кажется, они вечно голодные. Я, когда маленькая была, постоянно для них в карманах что-нибудь таскала. В результате они собирались у нас во дворе кучами, и тогда их гоняли, а одного даже палкой ударили. Получается, я для них только хуже делала.

Коновалов оторвался от дороги и повернулся к ней.

– В жизни очень много нелогичного, Лена. Я раньше тоже думал: разве можно навредить добром? И иногда убеждался: можно. Так что, как это ни цинично звучит, лучший способ помочь бедным – это не стать одним из них.

– Я не знаю, – сказала она.

Коновалов ничего не ответил и снова уставился на дорогу. Вова устроился на заднем сиденье и крутил головой, разглядывая в стекле пролетающие мимо огни фонарей. Машин оказалось не так уж и мало – всё-таки суббота, и люди всё равно устремляются за город, несмотря на плохую погоду и на то, что дачный сезон уже кончился.

Они выехали на трассу, Коновалов перестроился в левый ряд и включил приёмник. Информация о сети аптек, куда должна отправиться чья-то тёща, потому что там всё дёшево, Лену не заинтересовала, и она перестала слушать. В салоне приятно пахло кожей, и сочился тонкий аромат лаванды из круглого, приклеенного к торпеде флакончика с освежителем воздуха.

Лена ехала и думала о том, что она не знает, правильно ли живёт, и вообще как это – жить правильно? Она думала о вчерашнем разговоре с мамой и ещё о том, что в детстве все проблемы решались сами собой, и она жила, ни о чём особенно не заботясь, до конца института, а пять лет её брака почти совсем не прибавили ей ни опыта, ни мудрости.

«Словно я проспала что-то важное», – подумала Лена.

– О чём вы думаете? – спросил вдруг Коновалов.

Вопрос прозвучал довольно интимно, и Лена слегка вздрогнула. Никто, кроме мамы, не задавал ей подобных вопросов, и, как на него отвечать, было не очень понятно.

– О маме, – немного подумав, сказала она.

Коновалов взглянул на неё, слегка приподняв брови, но потом снова уставился на дорогу.

– Интересно, какая она? – спросил он через секунду. – Вы на неё похожи?

Лена пожала плечами.

– Внешне, говорят, да. А вот по характеру она намного сильнее.