Текст книги "Пандемия любви"

Отличная картинка. Впрочем, этого и следовало ожидать. Я всегда знала, что рано или поздно со мной произойдёт что-нибудь подобное, и тогда ничто не сможет удержать меня на плаву, ибо на сей раз спрятаться будет уже некуда. И мне придётся оказаться лицом к лицу с этой стихией.

Ну вот, именно так теперь и произошло. Какие там акции? Это всё полнейшая ерунда по сравнению с теми вопросами, которые предстоит мне решать в самом ближайшем будущем. Особенно в свете того, что я отнюдь не свободна, у меня есть мама и Митька, и предпринимать что-либо могу лишь исключительно исходя из их благополучия. За них я ответственна в первую очередь, и, кроме меня, защитить их действительно больше некому. Каким бы негодяем ни был Громов, это он сказал правильно. Я обязана выстраивать свою дальнейшую жизнь, прежде всего думая об интересах собственного сына. И дело вовсе не в материальной стороне вопроса. С этим как-нибудь разберусь, я уже умею зарабатывать деньги. Хуже другое. И мне прекрасно известно, о чём идёт речь. Вернее, о ком. А вот как с этим бороться, я пока не знаю. С чем угодно умею справляться, только не с этим. Во всяком случае, до сих пор точно не умела. Тут меня несло по камням и било о берег совершенно без моего участия…

Я расплачиваюсь за выпитый кофе и отправляюсь к машине.

– Всё в порядке, – улыбается мастер, – колёса отбалансированы отлично.

– Спасибо, – киваю я, пытаясь мысленно переключиться на нужную волну.

– Вероятно, свечи нам в следующий раз тоже лучше будет заменить, – добавляет он, захлопывая капот. – Пока всё нормально, но свой срок они к тому времени тоже отбегают. Не дожидаться же, пока движок троить начнёт.

– Конечно, – рассеянно соглашаюсь я, включая зажигание. – После Нового года непременно заеду.

Дома снова погружаюсь в раздумья.

Честно ли это – соглашаться идти в театр? То есть я имею в виду – вообще начинать какие-то отношения. А почему, собственно, нет? Элич это не Юра, вряд ли ему будет больно, как бы потом не повернулись события. Я или другая – не думаю, что это имеет для него большое значение. Да, я ему явно нравлюсь, но не настолько, чтобы это причиняло страдание. Как, например, мне присутствие Солнца. Так почему бы, в конце концов, и не завести любовника? Или всё-таки не стоит этого делать? Честно говоря, я и не уверена, что смогу. Юра – это было совсем другое. Он любил меня и был бесконечно терпелив, преодолевая все мои заморочки. Он не торопился, давая мне возможность привыкнуть к новой ситуации и смириться с неизбежным. Юра был готов находиться рядом, зная, что я при этом люблю другого, и изменить это не в моих силах. И ни в чьих. Уж не в его точно. И он был готов принимать всё таким, как оно есть.

А каковы намерения Элича, я пока не знаю. Скорее всего, он не любит меня, и это, безусловно, плюс. О том, что я люблю другого, ему тоже неизвестно, и это ещё один плюс. Остаётся только решиться мне самой, а как уж это получится, будет зависеть от моей силы воли. В конце концов, уже имея в анамнезе опыт близости с другим мужчиной, я, вероятно, сумею пойти на это ещё раз. Одним больше, одним меньше – какая разница? Главное, что я как-то научилась в эти минуты не думать о том, что рядом лежит не он, не вспоминать, не страдать и, в конечном итоге, не сравнивать. А это главное. Ведь любая женщина, имеющая в прошлом отношения с несколькими мужчинами, их обычно сравнивает. Иногда подсознательно. В этом нет ничего оскорбительного. Точно так же, вероятно, поступают и сами мужчины. Это мне, конечно, доподлинно неизвестно, ибо спросить было некого, но возьмусь предположить, что так и есть. Наверное, это нормально. А как ещё по-другому? Хочет – пусть сравнивает с кем угодно. Мне это абсолютно безразлично. Когда не любишь, вообще всё безразлично. Да плевать мне, лучше я или хуже какой-то другой женщины из его прошлого. И я очень надеюсь, что ему тоже.

Тогда, правда, непонятно, зачем всё это нужно? И станет ли от этого легче, тоже непонятно. Скорее всего, не станет. Поэтому и считаю не очень честным просто прикрываться им как ширмой. Использовать как зонтик, не чувствуя при этом ничего, кроме безразличия. Разве это красиво? В моём понимании – нет. К тому же дело ещё осложняется тем, что мы друзья. Наверное, с посторонним было бы гораздо легче. Но где сейчас искать постороннего? На это у меня просто нет времени.

Другие женщины относятся к таким вещам как-то проще, я неоднократно слышала. Перепихнуться «для здоровья» у многих считается нормой. Объяснили бы ещё, в чём оно заключается, так, может быть, мне бы легче стало. Потому что никакого здоровья в этом я не нахожу, скорее наоборот, так что, очевидно, это просто не мой метод.

Идти на близость с кем бы то ни было, кроме Солнца, для меня и так стресс. Тогда зачем я собираюсь пойти на это? В чём, собственно говоря, логика моего поведения? Значит, мне всё-таки отчего-то кажется это нужным? Странно, себя, оказывается, постичь ничуть не проще, чем другого человека.

Элич, в принципе, нормальный парень. Не такой мягкий и ранимый, как Ветер, и вполне привыкший к женскому вниманию. Девицы одолевают его со всех сторон, и так было всегда, сколько я помню. Он красив и насмешлив, вполне уверен в себе, так что, почему он выбрал меня, объяснить не берусь. Конечно, за эти годы мы стали хорошими друзьями, но ещё при жизни Ветра я ловила на себе его заинтересованные, очень мужские взгляды, он и не собирался скрывать этого. Правда, не в присутствии Юры, но ловила довольно часто. Возможно, даже и до Юры, но за это не поручусь, потому что в то время не видела вокруг себя ничего, кроме Солнца, и ни на какие взгляды просто не обратила бы внимания.

Хотя это, конечно, сомнительно, потому что, став женой Ветрова, внешне я изменилась очень сильно, можно сказать – превратилась из гусеницы в бабочку, если судить по обращаемым на меня сегодня взглядам мужчин. Раньше они на меня особенно не пялились, там смотреть было не на что.

Это, кстати, тоже ещё одна загадка. Зачем я в то время понадобилась Солнцеву, лично для меня до сих пор совершенно неясно. Ведь не для того же, чтоб стать у меня первым мужчиной? Этого добра вокруг хватает, только пальцем помани, особенно при его внешности и харизме. А уж на Фирме ему и вовсе все в рот смотрели, и до сих пор смотрят – выбирай на вкус. Хоть всех сразу. Почему он при этом выбрал меня – полнейшая загадка. То, что я была в него сильно влюблена, в расчёт не идёт. Это могла быть любая. В него половина сотрудниц влюблена. Однако же он ни на мгновенье не выпускал меня из своего поля зрения, каждую секунду проводя рядом со мной. Я готова поручиться, что всё это время у него совершенно точно никого другого не было, несмотря на весь его властный характер, он не сводил с меня цепкого взгляда и явно желал каждой клеткой, я всегда это чувствовала. Правда, чем сильнее желал, тем грубее становился, но тогда я, прошедшая суровую отцовскую школу, принимала это как должное. И любила его ещё сильнее.

Почему, в таком случае, он так легко отказался от меня? Ведь ничего не было проще забрать меня с собой или как минимум звонить – если и не оттуда, то хотя бы приезжая в Москву. Он бы мог встречаться со мной когда пожелал, если бы ему это было нужно. Значит, не было? За все эти пять лет он ни разу даже не заговорил со мной на эту тему, словно между нами никогда ничего не было.

Справедливости ради следует сказать, что не звонил он всего месяц, но он показался мне веком, ну а потом… я вышла замуж за Ветрова и никогда с тех пор более с Солнцем не разговаривала, если не считать ту мимолётную встречу на похоронах. Но тогда вокруг нас были чужие люди, и сама я от горя почти ничего перед собой не видела. Все годы после его отъезда и вплоть до самой смерти Юры я не переставала задавать себе этот мучительный вопрос: почему? – но ни разу не нашла на него ответа.

И теперь я должна дать себе обещание, что никогда повторно не войду в эту воду. Как бы сильно его ни любила, я не могу позволить этой стихии загнать меня в прежнее русло, где я вновь превращусь в неуправляемо несущуюся щепку, готовую найти свой бесславный конец в первом же встреченном омуте. Раньше я рисковала только собой, теперь у меня есть Митька. И о нём следует думать в первую очередь.

В результате я поднялась наконец с дивана и уселась за компьютер. Проект новый, а я ещё почти совсем не сдвинулась с места. Между тем, пообещала заказчику ознакомить его с первыми разработками уже в конце недели. В крайнем случае, в начале следующей. К счастью, речь здесь не идёт о серьёзной стратегии бизнеса, а крутится в основном вокруг кадровой политики. В этом нет ничего особенно сложного, всё давно изучено, и «велосипед» можно не изобретать. Но, тем не менее, формально относиться не стоит, люди ждут от меня индивидуального подхода, а не общих фраз, которые можно легко прочитать в любой книге по менеджменту в мягкой обложке, ими завалены сейчас все прилавки. Личностный рост, эффективный руководитель и прочая мура, давно навязшая у всех в зубах. Я не имею права портить собственную репутацию, иначе не только новых клиентов не приобрету, но и старых растеряю. Меня ведь ценят именно за креативность и нестандартный подход, и я просто обязана показать товар лицом.

Я раскрыла файл и принялась усиленно вникать в предоставленные клиентом данные, но вскоре заметила, что в голове у меня не осталось практически ничего из прочитанного, всё проходило мимо сознания, и ни одной умной мысли так и не родилось. Просто впустую потраченное время. А между тем его остаётся не так уж много. О чём, интересно, я думаю?

Захлопнув крышку ноутбука, я подошла к окну и уставилась в тёмное пространство. Ветер утих, и теперь белые мухи, перестав суетиться, направленно валили вниз, густо усевая землю.

…Как-то пару лет назад Юра в очередной раз повёз меня к морю. Плавать он учил меня так же терпеливо, как водить машину, и теперь я неплохо плаваю. Он вообще многому научил меня за эти наши пять лет. Например, правильно одеваться и в первую очередь видеть в себе женщину. Это, пожалуй, было самым трудным, но он справился, и сейчас я выгляжу совершенно не так, как раньше. Мужские взгляды об этом красноречиво свидетельствуют. И как бы я ни убеждала себя, что мне безразлично, обманываться не стоит – это несомненно приятно.

Однажды вечером мы сидели на открытой веранде небольшого ресторанчика и разговаривали, лениво поглядывая на пёструю толпу, хаотично передвигающуюся по широкой пешеходной площади.

Вероятно, мы заметили его одновременно, потому что оба моментально оборвали разговор, уставившись в одном направлении. Мужской силуэт, вынырнув из арки, устремился на площадь и, мелькнув среди деревьев, растворился в толпе. Он был очень похож на него. Настолько похож, что сердце моё, совершив кульбит, рухнуло куда-то вниз, ударившись о позвоночник, и я сильно вздрогнула. Юра сидел неподвижно, не произнося ни звука, просто слегка сглотнул, когда мы встретились глазами. Вероятно, он подумал о том же, но ничего не сказал. И разговор у нас после этого как-то не клеился, так что мы вскоре отправились в свой отель.

Конечно, Ветров частенько летал в Вену и застревал там порой на пару недель, общаясь с Солнцевым по рабочим вопросам и, наверное, не только по рабочим, но мы с ним никогда его поездки не обсуждали, стараясь вслух это имя не произносить. Прилетал сюда и Солнцев, но подолгу никогда не задерживался, и я заставляла себя об этом не думать, загружая всё свободное время другими делами.

Теперь я понимаю, как, должно быть, непросто приходилось Юре лавировать между нами, сохраняя при этом абсолютное спокойствие и свою вечную улыбку на лице, делая вид, что ничего особенного не происходит, и никогда не говоря ничего лишнего. По крайней мере, со мной. О чем он говорил с Солнцем и говорил ли вообще когда-нибудь на эту тему, я не знаю, хотя, ей-богу, многое бы отдала, чтоб хоть раз поприсутствовать при их беседе. Однако, зная Ветра, готова поспорить, что он не заводил разговоров об этом. Ведь предполагалось, что о наших отношениях с Солнцем никому не известно. В том числе и Юре.

В субботу я встречусь с Эличем и очень сильно постараюсь взглянуть на него другими глазами. Наверное, он сразу заметит. Интересно, удивит его это или нет? По идее, у нормального мужчины нет причин удивляться благосклонности женщины, на которую он так смотрит. Вероятно, он понимает, что, согласившись пойти с ним вдвоём на ужин, я отдаю себе отчёт в том, какой дальнейший характер может принять наша встреча. Он взрослый мужчина и вряд ли предполагает, что я до сих пор не догадываюсь о его к себе отношении. И если я дала согласие, то, скорее всего, не стану ломаться как школьница, если он позволит себе сделать некоторые шаги к изменению нашего прежнего статуса.

Снег валил и валил, из редкой крупы превращаясь в настоящую метель. Вокруг фонарей всё искрилось и сияло. Стоя у окна, я засмотрелась на это белое буйство. Зефир, безе, взбитые сливки. За какой-то час газон перед домом совершенно замело сугробами, а снег всё падал и уже не таял, плотно укрывая землю белым одеялом.

Вот так и я. Слишком много всего навалилось на меня за эти дни. Столь активно я жила только раньше, в то давнее время, когда он был рядом. Но с тех пор уже минуло целых пять лет, и так растрачивать себя я, оказывается, отвыкла. Ни отец, ни Солнцев беречь мои силы никогда не стремились, и Юре стоило большого напряжения, чтобы изменить этот алгоритм, научив относиться к себе по-другому.

А теперь всё начинается сначала. Я знаю это каждой клеткой, каждым нервом. Солнцев вернулся. И я наконец пробудилась от спячки. Он рядом, и это значит – я снова в игре. Не стоит себя обманывать.

Всё может быть просто. Когда вернётся Иван Аркадьевич, я позвоню ему и продам свои акции Солнцу. А дальше хоть в театр, хоть в цирк, хоть в постель с кем угодно…

В постель. Я почувствовала, как сдавило от этой мысли затылок. Перед глазами качнулось красивое насмешливое лицо Элича, его крупный рот и глубоко распахнутый ворот рубашки. Представляю, как удивился бы он, ненароком проникнув в мои мысли. Куча баб, оказавшись на моём месте, рассуждали бы прямо противоположно.

Я задёрнула шторы и вернулась к дивану.

Если я и дальше продолжу об этом думать, однозначно сойду с ума. Мне надо встать, одеться и выйти из дома. Уже поздно и холодно, но это неважно. Просто надо кому-нибудь позвонить, и тогда, возможно, удастся отвлечься.

Кому? Может, всё же Марьяне? Она обычно радуется, когда я звоню. Да, пожалуй. Больше звонить всё равно некому. Только мне следует понимать, что, встретившись с ней сегодня, я непременно проболтаюсь, и тогда моя жизнь предстанет перед ней в совершенно ином свете. А я обязательно проболтаюсь, потому что рядом больше нет Юры, единственного человека на всём белом свете, который умел направлять мои мысли в нужное русло.

А если не Марьяне, тогда кому?

Кира!

Боже мой, Кира…

Как безумная, вскочив с дивана, я кинулась к шкафу и долго шарила по карманам в поисках принесённой от мамы визитки. Не может быть, чтобы я потеряла её! Джинсы и куртку облазила в первую очередь, потом долго перебирала вытряхнутое на стол содержимое сумки. Нет, надо вернуться к джинсам. Я точно помнила, что засунула визитку именно туда.

Чем дольше я рылась, тем сильнее возрастало желание увидеться с Кирой. Я непременно должна позвонить ей! Это представлялось мне сейчас настолько важным, что все остальные проблемы временно отодвинулись на второй план.

Визитка обнаружилась в заднем кармане. Я схватила телефон и, усевшись с ногами, прижала к животу подушку.

– Кира, – сказала я очень тихо, когда в трубке наконец ответили.

– Соня, – отозвался бесконечно знакомый голос, – Сонечка…

* * *

Так или иначе, вернувшись утром домой после встречи с Кирой, я уже не чувствовала себя выброшенной на берег рыбиной, медленно подыхающей под лучами палящего солнца.

Палящего Солнца.

Всё то, что до сей поры не смела поведать Марьяне, Кире выговорилось легко и свободно. Она не отсюда. Не из моей сегодняшней жизни, где вовсе нет места кошмарным исповедям из прошлого. Мне делалось жарко от одной мысли, что вся эта безумная история достигнет ушей наших общих знакомых, и они станут пересказывать её, пожимая плечами и проникаясь сочувствием к столь неожиданным поворотам моей судьбы. Юра бы точно не захотел этого. Мой созданный им за эти годы образ никак не сочетался с той бешеной лавиной страстей, которую я обрушила ночью на Кирины плечи. И она приняла это так естественно, что все мои прежние страхи рассеялись в дым, всё стало легко и понятно, как будто иначе и быть не могло. Только Кира и больше никто, наверное, не воспринял бы меня столь открыто и ясно. Оказывается, ей и самой досталось сполна в этой жизни, и она мне столько всего о себе рассказала, что моя собственная история к утру уже не казалась столь дикой и неправдоподобной.

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – сказала она, – вот увидишь.

– Я совершенно запуталась, Кира. Не знаю, что делать. Возможно, я очень сильно ошибаюсь, пытаясь впутать сюда другого мужчину, но иного выхода просто не вижу. Хотя и это не выход. Потому что с той минуты, как вчера увидела Митю, поняла, что умру, если он снова окажется рядом. Мне нельзя с ним больше. Но и с другим тоже нельзя. Я просто не смогу. Это выше моих сил, понимаешь?

– Наверное. А какого другого-то?

– Да какая разница какого? – поморщилась я.

– Любого. Просто вот думаю, может, с другим попробовать?

По её лбу побежали морщинки.

– Это вряд ли, пожалуй. Я ведь уже пыталась. Только ничего хорошего не вышло. Не помогает это, можешь быть уверена.

– Я и сама так думаю. Боюсь, это явно не мой метод, – вздохнула я. – Только меня плющит от одной мысли, что Солнце в городе. Одевается, бреется, дышит, ходит где-то совсем рядом. Сидит в кабинете в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. От Трёхпрудного до Тверской-Ямской рукой подать.

– Не сходи с ума, – строго сказала Кира, – хватит себя изводить.

– Не могу, – покачала я головой. – А ты знаешь, как называется наш бизнес-центр? «Четыре ветра», представляешь? Это словно в насмешку. Чтоб не забывала ни на минуту. Мы ещё раньше смеялись над этим, особенно когда Ветер возглавил фирму.

Кира пересела поближе и обняла меня за плечи.

– Тебе надо успокоиться и перестать наконец переживать всё это заново. Сколько можно? Так недолго и мозгами поехать. А у тебя сын, и ты не имеешь права распускаться.

– Знаю, – кивнула я с несчастным видом. – Но у меня пока не получается. Я думаю только о нём. Особенно после вчерашней встречи. А знаешь, – вдруг повернулась я к ней, – он очень сильно изменился за эти годы. И я не про внешность. Он стал какой-то другой. Во всяком случае, со мной.

– В каком смысле «другой»? – спросила Кира.

Я пожала плечами.

– Ну не знаю. Мягче стал, спокойнее, что ли, даже смотрит иначе, не так, как раньше. И говорит тоже. Вот с официантом он был прежний – мрачный, угрюмый, я узнавала все его интонации, а со мной – по-другому, у него даже голос менялся. И я пока не понимаю, что это значит.

– Странно, – задумчиво протянула Кира. – Однако тебе в любом случае надо с ним встретиться, а там посмотрим. Он же ведь хотел поговорить?

– Хотел, – послушно кивнула я.

– Ну вот и надо. Послушаем, что он скажет.

– Да не могу я с ним встречаться, как ты не понимаешь? – вскинулась я. – И слушать тоже ничего не хочу из того, что он может сказать. Это ведь даже хуже, что он изменился, мне от этого только труднее. Я привыкла к нему прежнему, а теперь вообще не знаю, как с ним общаться.

– А что там знать? Общайся, как со всеми, а потом посмотрим, – сказала Кира.

– Легко тебе говорить, – вздохнула я. – Мне нельзя его видеть, иначе это добром не кончится, я чувствую…

– Чёрт знает что такое, – проворчала Кира, обхватив руками голову.

Позже, когда мы уже укладывались спать, она обняла меня и сказала:

– Я знала, что сегодня произойдёт что-то важное. С самого утра чувствовала. И когда ты позвонила, почти не удивилась. И то, что наши с тобой истории так похожи, не случайность. Просто моя уже давно закончилась, а твоя ещё нет. Да и глубже она намного. Это очень серьёзная штука, и простыми методами не решается. Пусть идёт как идёт, тут не надо резких движений. Так что не торопись пока, ладно?

Весь день я работала, и это подействовало на меня благотворно. Похоже, проект наконец сдвинулся с места. Мой мозг заработал в привычном режиме, и я, нащупав ногами берег, погрузилась в привычное состояние активного мыслительного процесса. Задача клиента, обретая нужные очертания, постепенно двигалась к правильному решению.

Часов в пять раздаётся звонок. Вера. Я всё ещё продолжала сидеть за компьютером, по инерции поигрывая колёсиком мышки.

– Ну как ты, отошла от вчерашнего? – заботливо поинтересовалась она. Вероятно, считается, что арест Громова непременно должен вывести меня из равновесия.

– Да это уже позавчера было, Верочка, – неохотно отозвалась я, стараясь придать голосу беспечность.

– Ну да, позавчера, – соглашается она. – Время так несётся, что не успеваешь отличать день от ночи.

В трубке слышатся отдалённые голоса и шарканье стульев. Вероятно, дверь в коридор открыта.

– У вас там, смотрю, оживление, – замечаю я, машинально прислушиваясь к происходящему в офисе.

– Да не то слово! Совещание только что кончилось, народ в ажиотаже. У Солнцева, как всегда, миллион идей, взбудоражил всё сонное царство, давно не помню, чтоб люди так радовались предстоящей работе. Как Юры не стало, все словно заснули, а теперь вот опять у нас солнце выглянуло. В прямом и переносном смысле. Любят они его, сама знаешь. Боятся ужасно, но любят не меньше.

У меня сердце ухнуло вниз. Господи, как же мне хочется сейчас оказаться там, с ними… с ним… участвовать в этом, слышать его голос, просто быть рядом…

– Конечно, знаю, Верочка. Рада за вас. А теперь расскажи о себе. Что у тебя там новенького? – постаралась я увести разговор в сторону.

Она ненадолго замолчала, потом осторожно сказала:

– Да есть кое-что, если честно…

– Что-нибудь дома? – спросила я.

– Ну, можно и так сказать. Не хотела пока говорить, но, чувствую, не могу удержаться.

– Надеюсь, хорошее?

– Да, – улыбнулась она в трубку. – Правда, пока ещё точно не знаю, но очень надеюсь. Даже боюсь говорить, но… представляешь, я, кажется, беременна.

– Боже, – восклицаю я, моментально вскакивая с кресла. – Неужели правда? Вот видишь, я так и знала, что всё получится, а ты мне не верила. Надо было давно попытаться. Говорила же, что у нашей Добровольской и статуя забеременеет! Какое счастье, что Марьянка тогда отвела нас к ней.

– Действительно счастье. А я ведь уже и сама не надеялась. Только ты на фирме пока никому не говори, ладно? – добавляет она шёпотом. – А то начнётся, сама знаешь. Не хочу болтовни раньше времени.

– Конечно, не буду. Ты же знаешь, я не из болтливых. Да и на фирме теперь почти не бываю, так что даже случайно не проболтаюсь, можешь не волноваться.

Я снова опустилась в кресло и прикрыла глаза.

– До свидания, – сказала она кому-то, и я услышала, как хлопнула дверь. – Ну вот, разошлись, слава богу, – вернулась она ко мне, – я уже одурела от шума. Сегодня рекламную кампанию какого-то эксклюзивного продукта обсуждали, презентации там всякие и прочее. Весь пиар-отдел на ушах. Но это не главное, основная часть совещания была посвящена какому-то новому проекту Солнцева, с которым он из Австрии вернулся. Я толком не поняла, но говорят – что-то очень глобальное. Вся команда Элича собралась, а они, сама знаешь, какие буйные.

При упоминании Элича я невольно вздрагиваю. Сегодня четверг, значит, осталось два дня. Вернее, уже один – пятница. Представляю, что подумала бы обо мне Вера, приди мне голову рассказать ей о своих планах. Моё вдовство считалось на фирме запретной темой, и сама я числилась едва ли не святой. Юру любили, и лишний раз старались меня не травмировать. То, как относился ко мне Ветер, ни для кого не являлось тайной. Представляю, с какой скоростью слетел бы с моей головы нимб, откройся им истинное положение вещей.

Я украдкой вздохнула.

– И вообще, тут такие интересные вещи творятся, – продолжила она. – Солнцев привёз из Вены столько нового, теперь все вокруг только это и обсуждают…

…Солнцев. Он никогда не задумывался над тем, как я отношусь к его идеям, просто командовал, зачастую требуя от меня невозможного, и я подчинялась, не мысля ослушаться, изо дня в день сгорая в жарком пламени его вечно кипящих зрачков.

– Послушай, Солнце, – попыталась я однажды, – не в моих силах сделать то, что ты просишь. Даже отец никогда не поставил бы передо мной столь нерешаемую задачу.

Он подошёл и на секунду впился горячим ртом в мои губы.

– Ты сделаешь то, что я сказал. А теперь собирайся, у меня сегодня не так много времени, – добавил он, приподнимая пальцем мой подбородок. – И я не готов тратить его на то, что и без того изложил достаточно ясно.

Слушая вполуха Верино щебетание в трубке, я думаю о том, что мне, вероятно, больше никогда не придётся подчинять себя его неукротимым желаниям, и это должно меня радовать, потому что я снова свободна и неподвластна более никаким стихиям. Я так думала целых пять лет. Пять долгих лет. Пока не вернулся Солнце.

– Ну вот, – завершает рассказ Вера, – а теперь, представляешь, какая буря поднялась на фирме после его возвращения. Многие думали, что нам уже будет не под силу с таким триумфом вернуться на рынок, но оказалось, что Солнцеву подвластно всё. Это просто лавина какая-то! Ты уже, вероятно, подзабыла, на что он способен, да и, скорее всего, оно в те времена тебя так сильно и не затрагивало.

– Вероятно, – уклончиво отвечаю я, тут же вспомнив его сумасшедшие руки на заднем сиденье огромного «хаммера».

– Вот я и говорю. Ты, наверное, такого давления на себе не испытывала. К тебе-то он относился совсем иначе.

«Совсем иначе…» – мысленно соглашаюсь я, стараясь пореже дышать в трубку.

– Ну да. А теперь все сотрудники просто на износ пашут. Меня тогда, конечно, на фирме не было, но трудно себе представить, что возможна такая активность. А в твоё время тоже так происходило?

– Тоже, Вер, – провожу я рукою по лбу, пытаясь избавиться от воспоминаний. – Именно так и было.

– Значит, тогда всё в порядке, – улыбается она. – До декрета придётся поработать в полную силу. Ну а потом уже новый психолог, думаю, найдёт к нему правильный подход, так что вряд ли возникнут сложности.

Щёки у меня вспыхнули так, что дышать стало нечем. Новый психолог. Представив себе некоторые картинки, я почувствовала, как шея становится влажной.

– Тут нужен очень серьёзный профессионал, – сказала Вера, – не каждый такое поднимет. Я, конечно, со своей стороны сделаю всё возможное, чтобы ввести его в курс дела, но не исключаю, что и твои консультации понадобятся, всё-таки ты стояла у истоков этого бизнеса. Помнишь, как меня натаскивала, когда я на фирму пришла?

– Помню, – киваю я, не отводя глаз от мигающего курсора. Пока я разговаривала, текст на мониторе так и оставался открытым. Я слегка крутанула колёсико мышки, и он немного сместился вверх.

Новый психолог. Мне от этого снова сделалось жарко и больно глазам. Если я и дальше продолжу представлять их совместную работу, то вряд ли смогу вразумительно закончить разговор с Верой.

– Знаешь, – продолжает она, – когда Дмитрий Сергеевич приезжал из Вены, я так сильно боялась его, что старалась лишний раз на глаза не попадаться, все вопросы решала с Юрой, мне с ним было намного проще. Да и ты, если надо, всегда была рядом. А теперь, когда приходится общаться напрямую, я вот как раз и думаю, что, вероятно, лучше бы найти психолога-мужчину. Женщине будет с ним довольно трудно. Не представляю, как ты справлялась.

Откинувшись на спинку кресла, я зажмурила глаза.

«Да уж, мужчину было бы явно лучше. По крайней мере, это позволит мне засыпать по ночам, без конца не представляя, как проходит у них дальнейшее обучение премудростям профессии».

Вера ненадолго задумалась, потом сказала:

– Ветер в этом смысле был очень лоялен, он никогда не заставлял чувствовать себя двоечницей в кабинете директора. А от Солнцева прямо сердце замирает. Как посмотрит, у меня сразу ноги подкашиваются. Уверена, с тобой такого не было.

«Ну разумеется, не было…» – с тоской подумала я, вспомнив гостиничный номер нашей последней встречи.

– Нет, со мной было совсем иначе, Верочка, – сказала я вслух, – Дмитрий Сергеевич, как всякий очень талантливый человек, вызывал во мне неизменное восхищение, которое помогало справляться со всеми сложностями.

От такого бессовестного вранья мои щёки запылали ещё ярче. Начни я вспоминать, как чувствовала себя, стоя перед ним в совершенно различных местах, едва ли сумела бы считать себя человеком, состоявшимся в данной профессии.

– Ну, тогда ты, наверное, очень сильная, – тяжело вздохнула Вера, – лично я ощущаю ужасную робость, когда Солнцев вдруг принимается буравить меня своими глазищами. Это такое странное чувство, словно он сейчас проглотит тебя, как Красную Шапочку. Нельзя не признать, что он человек поразительной воли. Наши влюблённые барышни, – вдруг засмеялась она, – называют это «солнечным ударом».

Я снова вздрагиваю, радуясь, что она не видит меня по ту сторону телефона.

– И много у вас этих барышень? – интересуюсь я как можно беспечнее.

– Да точно пол-офиса, – смеётся она. – Дежурят под дверью, как фанатки поп-звезды. Смешно наблюдать, как они измышляют причины пройтись лишний раз у его кабинета.

– А он что? – решилась я после паузы.

– А он их как не видит. Вообще не глядит, когда ходит по офису. Ты же знаешь, как он относится к служебным романам. Мне девки рассказывали, что и раньше так было. Все строго на «вы» и по имени-отчеству. А что, при тебе разве было не так?

– Так, – отозвалась я, радуясь, что ей неизвестно, как было при мне. – Он и раньше категорически пресекал служебные романы. Мы с самого начала в офисе общались исключительно на «вы» и всегда соблюдали дресскод.

«Вот разве что в постели он решительно отменял его, долгими часами предпочитая обходиться без всякой одежды».

Я снова представила, что сказала бы Вера, довелись ей заглянуть в замочную скважину двери, за которой мы с Солнцем постигали науку изучения шквальных стихий, накрывающих нас.

– Ну, так или иначе, – заключает Вера, шурша на столе бумагами и явно собираясь домой, – какое-то время мне ещё предстоит работать и, когда всё прояснится, я непременно доложу, что следует подумать о замене. Не хочу ставить перед фактом в последний момент, чтобы дать ему время отыскать достойную кандидатуру. Да, – спохватилась она, – а ты сама, кстати, не хочешь вернуться? На мой взгляд, это было бы лучшим решением. Особенно для Дмитрия Сергеевича. Не пришлось бы затеваться с учёбой человека, не знающего нашей кухни.