Текст книги "Пандемия любви"

– Невозможно было, когда мы врозь оказались, а теперь для меня что угодно возможно, – покачала головой я.

– А… фамилию его ты тоже взяла??

– Он так захотел. В конце концов, это ведь нормально. К тому же у нас ребёнок.

– С ума сойти можно. И ты сейчас прямо вот у него живёшь, что ли? – спросила она почти со страхом.

– Нет, он у меня. В его квартире пока неубрано, всё руки не доходят, мы же постоянно торчим на работе.

– Обалдеть, – протянула Вера. Видимо, бытовые подробности из жизни Солнцева изумляли её ещё сильнее, чем тот факт, что он в принципе способен жениться, как прочие люди. В этих стенах он всем представлялся Зевсом, случайно сошедшим с Олимпа, и находиться с ним в одной комнате виделось чем-то невероятным. Из-за близкого доступа «к телу» Марина пользовалась в офисе особым уважением.

Я вздохнула.

– В общем, Вер, у нас есть к тебе одна просьба.

– У вас? – помедлив, спросила она.

– Да, у нас. И у него тоже. Надо, чтоб люди восприняли это адекватно. Без сплетен и лишних вопросов, понимаешь? Ну ты же моя подруга. Я не могу им об этом рассказывать. А он и подавно. Ты просто обнародуй это потихоньку, чтоб вокруг не полоскали ни Юрино имя, ни моё, всякий раз, когда видят нас вместе. Ну, скажи, что мы временно расстались, так получилось, я вышла замуж, а теперь он вернулся, и мы поженились.

– А Марина знает? – спросила она.

– Нет ещё, но с ней Солнцев как-нибудь разберётся. Она вчера зашла как раз в тот момент, когда он целовал меня в макушку и, глянув на её лицо, тут же сообщил ей, что, если услышит хоть одно лишнее слово, немедленно сменит секретаря.

У Веры вытянулось лицо. Очевидно, образ целующего Солнцева не укладывался в её представления о реальности.

– Честно говоря, не хотела бы я быть на её месте, – повела она плечами. – У меня и так язык прилипает, когда его вижу.

– А ты и не будешь, – засмеялась я. – Главное, изложи народу то, что положено, остальное неважно. Не мне тебя учить подходу к людям, ты же психолог и знаешь тут каждого как облупленного. Уж тебе-то они поверят. Ладно? – спросила я, поднимая на неё глаза.

– Ладно, – подумав, ответила Вера и устало сложила руки на коленях. – Ну ты даёшь, – добавила она через время, – неужели ты его совсем не боишься?

– Боюсь, – кивнула я, – потому так сильно и люблю. Просто я настолько замучила его в эти три недели, что он теперь и сам меня боится. Да ладно, шучу, – улыбнулась я, заметив её обалдевшее лицо, – Солнцев велик и ужасен, и бояться он не умеет в принципе. В этих стенах такая глупость никому и в голову не прийти не может.

– Нет, ты, конечно, фантастическая женщина, – покачала головой Вера.

Растолковав персоналу грядущие задачи и обойдя с инспекцией некоторые комнаты, я вернулась в кабинет и продолжила разбирать договоры с партнёрскими фирмами и обзванивать поставщиков.

Кстати, когда я вошла, на столе стоял свежий кофейник, ещё тёплый, и две тарелки – с пирожками и обсыпанными сахарной пудрой булочками. Похоже, Марина вполне уяснила ситуацию.

Решив сделать небольшой перерыв, я потянулась к булочке, но тут в дверь постучали, и на пороге показался улыбающийся Элич, заметно похудевший и осунувшийся.

Выскочив из-за стола, я от радости едва не повисла у него на шее, но тут же, вспомнив, притормозила и глянула на него вопросительно.

– Можешь обнимать, – усмехнулся Элич, – только не слишком усердствуй, пока вполсилы.

– Болит ещё, Паш? – осторожно чмокнула я его в щёку.

– Нормально, – махнул он рукой, – до свадьбы заживёт.

– Лучше обозначь более реальные сроки. Твоей свадьбы придётся ждать до старости.

Элич засмеялся.

– Об этом я как-то не подумал. Что верно, то верно, не задаётся пока со свадьбой. Ну ладно, давай рассказывай, как тут дела?

– Ты уже разговаривал с Солнцевым? – осторожно спросила я.

– Да, обсудили текущие вопросы. И заодно он рассказал мне интересные вещи.

– Какие? – напряглась я.

– Касаемо нашего дела. Насколько я понял, всё движется к финалу. Солнцев, конечно, гений. Не ожидал столь быстрых результатов.

Я согласно кивнула.

– Ну, тут были задействованы такие серьёзные силы, что страшно представить.

– Да, он мне сказал. Скорей бы всё это закончилось, потому что впереди у нас большие задачи.

– Это уж точно, Паш, мне даже самой не верится. Если всё так и будет, то, считай, начнётся совсем другая жизнь. Уровень номер один.

– Поплюём через левое плечо.

– Ладно, что мы стоим? – спохватилась я. – Проходи, садись. Как раз перекусим.

Элич устроился за столом и, слегка повозившись на стуле, вытянул вперёд ноги.

– Ешь, – пододвинула я к нему тарелку с пирожками, и он кивнул, наблюдая, как разливаю по чашкам кофе.

Мы поболтали немного, жуя и бесконечно обмениваясь шуточками, потом я рассказывала ему офисные новости, и он внимательно слушал, периодически вставляя комментарии.

– Не сиди сегодня допоздна, – сказала я, – езжай домой, тебе бы лучше пока полежать.

– Да ладно, я уже в порядке, – слегка поморщился он, – не красна девица. Пойду лучше своих погоняю, а то застоялись тут без меня, как лошади в стойле.

Стоящий на столе селектор хрюкнул.

– Ну где ты, детка? – неожиданно поплыл по комнате солнцевский бас. – Хочешь, что б я умер?

Я моментально вспыхнула до корней волос. Элич это увидел, и брови его отчётливо сместились вверх.

– Чуть позже, Солнце, извини… – ляпнула я со страху и тут же покраснела ещё сильнее.

– Ну если только чуть, – недовольно отозвался Солнцев и дал отбой.

Я с тоской подумала, что до этой минуты никогда в его присутствии не обращалась к Солнцеву на «ты», и подняла на него взгляд, не смея дышать. Элич усмехнулся и покачал головой.

– Расслабься, – сказал он, – надеюсь, ты не считаешь меня идиотом.

– Ты о чём, Паш? – пробормотала я, не зная, куда девать глаза.

– О том, что я сразу всё понял ещё в ресторане, когда он вошёл. Это не увидел бы только слепой. Он ведь едва сдерживался, а на тебе и вовсе лица не было. И я ничуть не удивился, когда он увёз тебя.

– Господи, Паш, – вздрогнула я, – неужели это столь очевидно для окружающих?

– Про окружающих не скажу, но лично мне ничего объяснять не надо. К тому же твой сын рос на моих глазах, и у Солнцева дома мне тоже бывать приходилось. Так что сложить два и два я ещё в состоянии.

– Хочешь сказать, что знал и раньше? – в ужасе спросила я.

Элич пожал плечами.

– Ещё до того, как он уехал. Однажды я видел вас вместе. Случайно, на улице. И больше у меня с тех пор вопросов не возникало.

Я ахнула. Если учесть привычки Солнцева, увидеть он мог что угодно.

– Как видел?

– Вот так, – сказал Элич. – Ты покупала с лотка клубнику, а он стоял чуть поодаль и так любил тебя глазами, что ошибиться было нельзя. Честно говоря, я не понимаю, почему он тогда уехал. Вы что, поссорились?

– Это долго объяснять, Паш. Были на то причины, – с тоской посмотрела на него я. – К сожалению, всё слишком запуталось, но ты совершенно прав – наша история гораздо сложнее, чем можно себе представить. И тянется она уже очень долго.

– Жизнь – вообще сложная штука, Соня, – покачал он головой, – и я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Этого же хотел и Юра.

– Знаю.

– Любишь его? – спросил он, помолчав.

– Очень. И не переставала ни на минуту.

– А он?

– И он тоже.

Элич передвинулся вместе со стулом чуть ближе ко мне.

– Пойми меня правильно, Соня, есть в тебе нечто, что не может оставить мужчину равнодушным. Что-то настолько манящее, что я, пожалуй, и сам себе не взялся бы этого объяснить. Так что, если Солнцев когда-нибудь женится на тебе, это будет его самая большая удача. Как мужик тебе говорю.

– Уже женился, Паш.

– Не понял? – выпрямился он.

– Мы поженились сегодня.

– Как это сегодня? – приподнялся он со стула. – Мне вроде стреляли не в голову.

Я засмеялась.

– Голова у тебя в порядке, Паш. Ну ты же ведь знаешь Солнцева. Ему захотелось сегодня, значит, будет сегодня.

– Ну что ж, уважаю, – засмеялся и он. – Надо будет взять на вооружение. И что, здесь кто-нибудь знает об этом?

– Пока никто. Только Вера, а теперь вот и ты.

– Хорошо, что сказала, – снова поднял он брови. – А то бы я мог удивиться. Сплетни в нашем пространстве расходятся быстро.

Я улыбнулась.

– И не говори. Трудно даже представить реакцию коллектива. Боюсь выйти из кабинета.

– Надеюсь, тёмную бабы тебе не устроят, если вдруг соберутся дежурить у дверей его квартиры.

– А они его там и не обнаружат, – хмыкнула я.

– Он с прошлой недели живёт у меня.

Элич присвистнул, изобразив пальцами выстрел себе в висок.

– Блокбастер в духе «Крёстного отца, – поднялся со стула он. – А теперь иди, кажется, великий дон Карлеоне желает тебя видеть. И знаешь, что я тебе скажу? Потрясающе уважаю я этого мужика. Он определённо выбрал себе лучшую женщину на свете.

…Едва я заглянула в дверь кабинета, Солнцев моментально отъехал от стола вместе с креслом.

– Ты хотел меня видеть?

– Ну иди сюда, – протянул он руки в мою сторону.

– Мы на работе, Солнце, – осторожно напомнила я, приближаясь к нему.

– Когда тебя это смущало? – поднял он брови. – Имеется ли в данном кабинете хоть один угол, где бы я…

– Не продолжай, Солнце, это было давно.

– Ну, если хочешь, поверни ключ.

– Ничего я не буду поворачивать, – нахмурилась я и сделала шаг назад, но он словил меня быстрее, и я в ту же секунду оказалась у него на коленях, посему об осторожности вспомнила не раньше, чем минут через десять.

– Ну всё, хватит-хватит, – наконец задышала я, с трудом выбираясь из его объятий и усаживаясь напротив.

Солнцев с довольным видом развалился в кресле и одним движением переместился ближе к столу.

– Что-то ты стала больно пугливой, детка, – заявил он, пощёлкивая шариковой ручкой, – это впредь может затруднить мне выполнение супружеского долга. А у меня жена строгая, это ей, того гляди, не понравится. Скажет – силушку растерял. Что я тогда буду делать, а? – наклонился он над столом.

Я засмеялась.

– Ну тогда придётся тебе поучить её уму-разуму, Солнце. Неужто с женой справиться не можешь?

– Вот это с удовольствием, – потянулся он в рабочем кресле, – учить я люблю и должен признаться, что ученица она довольно способная. Уроки мои явно не проходят даром. Изо дня в день убеждаюсь.

– В этом никто и не сомневается, мистер Хиггинс. Ибо торговать фиалками, с вашей подачи, ей сделалось совершенно некогда. Должна сообщить, что прямо сейчас ей следует отправиться в налоговую, а оттуда заехать в страховую компанию, поставить кое-какие подписи. Так что вряд ли ей удастся вернуться сюда до конца рабочего дня.

– Чёрта с два, мисс Дулиттл, – невозмутимо сообщил Солнцев, – придётся ей перенести всю эту бодягу на другой день. Ибо завтра я целый день занят, а вот сегодня как раз собираюсь освободиться пораньше, дабы провести остаток этого вечера по собственному усмотрению.

– Случилось что-то непредвиденное, мистер Хиггинс? – изобразила удивление я.

– Абсолютно непредвиденное, – снова развалился он в кресле, – дело в том, что сегодня я, проезжая мимо загса, ненароком женился, посему имею намерение провести энное количество времени с собственной женой, дабы не вызвать её справедливого гнева по поводу очевидного невнимания с моей стороны. Это было бы крайне не ко времени. Зачем расстраивать невесту в её первую брачную ночь?

– Действительно не ко времени, – рассмеялась я, – девушки в первую ночь, как правило, страшно нервничают, и мужчина должен быть особенно внимателен, чтобы не испугать её резкими действиями сексуального характера. Мужья в такие минуты бывают весьма неосторожны, что зачастую приводит к страху дальнейшей близости, это я вам как психолог говорю.

Он захохотал так громко, что я невольно обернулась на дверь, от души желая, чтобы первая ночь Солнцева в результате не обернулась серьёзным стрессом для неподготовленной Марины.

– Я понял, – вымолвил он наконец, – история крайне поучительна. Готовы ли вы провести со мной консультацию по этому вопросу сегодняшней ночью? Обещаю быть предельно осторожным, дабы ни в коей мере не нанести травму девственной психике моей жены.

– Уверена, она будет в восторге, – отозвалась я, любуясь лучами исходившего из его глаз света.

Он кивнул.

– Не сомневаюсь. Помнится, однажды, в давние времена, я неплохо справился с подобной задачей, настолько неплохо, что все дальнейшие сексуальные контакты с этой женщиной проходили в весьма устраивающем нас обоих формате.

– Настолько устраивающем, Солнце, – неожиданно серьёзно сказала я, – что эта женщина до сих пор не может представить вблизи себя ни одного мужчину в радиусе пятнадцати метров.

– Ну что ж, – с удовлетворением заметил он, – тогда, полагаю, она сегодня с благосклонностью отнесётся к моему приглашению на ужин с дальнейшими перспективами расширить эти контакты до пределов, не предусмотренных самыми смелыми инструкциями.

Я прикрыла глаза.

– Всё в твоих руках, Солнце. Я сказала сегодня, что любой, кто в этих стенах посмеет ослушаться тебя, моментально превратится в камень.

– Почему только в этих стенах, детка? – удивлённо шевельнул он бровью и поднялся с кресла. – Я никогда не планировал ограничивать себя столь узкими рамками.

* * *

Всё-таки вчера он сумел снова напоить меня.

Конечно, не в таких масштабах, как в ту ночь, но снять моё напряжение ему удалось блестяще. Ибо, несмотря на все свои шуточки, чувствовала я себя довольно скованно. И он, отлично зная меня, как всегда, без усилий справился с этим буквально на девятой минуте гейма. И расслабился сразу, как только я принялась улыбаться и правильно реагировать на подачи, легко возвращая мяч на его половину поля. Так что вскоре мои мячи без труда летали в любом направлении, не касаясь сетки. Иными словами, я очень раскованно провела с ним в ресторане вчерашний вечер и закончила его ближе к рассвету именно в том самом ключе, в котором он и планировал.

Ничего другого ожидать от Солнцева явно не стоило. Поэтому заснула я совершенно счастливой и проснулась от того, что он сидел на краю постели, полностью одетый, в чёрном костюме, и натягивал носки.

– Солнце… – промычала я, с трудом разлепляя глаза, – почему ты не разбудил меня?

– Спи, – обернулся он и, протянув руку, расправил на подушке мои волосы.

– Как спи? Мне же надо вставать, – испугалась я, пытаясь подняться, но он рукой легко опрокинул меня на подушку.

– Спи, я сказал. Никуда тебе сегодня идти не надо.

– Как не надо? У меня же куча дел.

– Ничего, – повторил он, удерживая меня ладонью под одеялом, – подождут твои дела до завтра, а сегодня выспись и отдохни. У тебя отгул. Меня всё равно на работе целый день не будет, и приду я довольно поздно, так что выспись, неделя с непривычки выдалась сложная.

– Ты уверен, Солнце, что это хорошая идея? – жалобно спросила я, прижимаясь щекой к его руке.

– Абсолютно, – кивнул он и, наклонившись, коснулся моих губ. – Спи, вечером появлюсь.

Он ушёл, а я ещё долго ловила ноздрями плывущий в воздухе аромат его одеколона, чувствуя себя неприлично счастливой.

Неужели это действительно происходит со мной?

Я принялась вспоминать вчерашний вечер и прикрыла глаза от удовольствия. Солнце. Какой же он всё-таки фантастический. Трудно поверить, что ещё совсем недавно, буквально каких-то две недели назад, я не имела сил находиться с ним в комнате, потому что умирала от одного его присутствия рядом. Я давала себе дурацкие клятвы, но он, как обычно, сумел всё это изменить, и я снова сделалась такой, какую он желает видеть. Так было и будет всегда.

Я лежала, перебирая в памяти недавние события. Как быстро всё происходило… даже не успевала осознать. Наверное, я действительно страшно устала за последнее время, а в выходные и подавно, так что эта маленькая передышка сейчас очень вовремя…

А он? Он же тоже, конечно же, устал, хотя по нему никогда не скажешь. Изо дня в день работал в бешеном режиме, нервничал из-за всего случившегося, а по вечерам я ещё бесконечно мотала ему нервы, не давая расслабиться, и он принимал это как должное, нисколько не оказывая на меня давления. Того давления, которое он привык оказывать на всех окружающих. А вчера? Он ведь тоже не спал всю ночь, ну может, подремал немного, а потом поднялся и уехал, с тем, чтобы весь день снова провести в напряжении и вернуться поздно, усталым и голодным, пока я тут прохлаждаюсь в постели, не беря на себя решения сложных проблем и не неся постоянной ответственности за каждого, кто находится в его поле зрения.

Проснулась я, когда кукушка возвестила о наступлении полдня. Господи, как же хорошо, что я выспалась. Честно говоря, уже и не помнила, когда в последний раз удавалось поваляться, ни о чём не думая и не ожидая от грядущего дня новых сюрпризов. Со дня его возвращения в Москву уж точно ни разу.

Я потянулась под одеялом, решая, что бы такого приготовить себе на завтрак. Интересно, а где сейчас Кира, на работе или в свободном выпасе? К счастью, у журналистов в их редакции режим присутствия был довольно свободный.

Пошарив рукой по тумбочке, я нащупала телефон и открыла номер.

– Кир, а ты сейчас где? – спросила я, услышав её голос.

– О, возникла наконец, – радостно отозвалась она, – я в аптеке на Малой Бронной, зубную пасту купила, уже выхожу.

– Ты сейчас на работу?

– Нет, я материал пишу, сегодня в редакцию не поеду, а то там не дают сосредоточиться, невозможно работать.

– Вот и отлично, – откинула я одеяло, – тогда давай рули ко мне, я дома и одна. Вместе позавтракаем.

– Не на работе? – удивилась Кира.

– Нет, мне сегодня дали отгул, – хихикнула я, – мой грозный шеф проявил небывалую доброту, и я до сих пор валяюсь под одеялом.

– Надо же, – обрадовалась она. – Ладно, тогда через пять минут буду, до Трёхпрудного всего полтора переулка проехать.

Когда Кира появилась в моей квартире, я уже взбивала венчиком омлет.

– Пирожных прихватила в кондитерской на Бронной, держи, – сунула она мне в руки пакет и принялась стаскивать сапоги.

Я вернулась в кухню и, вылив на сковородку взбитые яйца, прикрыла крышкой. Масло, хлеб и маринованные огурцы уже дожидались нас на столе.

– Ух ты, какая у тебя физиономия довольная, – возвестила Кира, появляясь на пороге кухни. – Прямо вся светишься. С чего вдруг?

– Есть причины, – улыбнулась я, расставляя тарелки.

– И какие, к примеру?

– Понимаешь, Кир, мы с тобой с пятницы не разговаривали, я тебе с работы звонила, а сегодня уже среда. За это время много чего случилось.

– И что же? – подняла она глаза. – Ты наконец решилась? У тебя мужской спортивный костюм в прихожей валяется. Это его, что ли?

– Его. Да ты садись, – указала я на стул, и она устроилась, поглядывая на меня с тревогой. – Видишь ли, какая штука, – продолжила я, – этой ночью он повторно лишил меня невинности. Но уже с полным правом.

– Что ты мелешь? – удивилась она. – Значит, страхи кончились? Ты с ним уже в койку намылилапь?

– Какое там «намылилась»? С пятницы не вылезаю.

– Ничего себе! Вот говорила же – не истери, сколько можно от человека бегать? Рассказывай толком – у вас всё сладилось наконец? Помирились?

– Хуже, Кир, поженились.

Кира вскочила, зацепив ногой стул, и он грохнулся на пол, но она даже не обратила на это внимания. Омлет зашипел на сковородке, и я кинулась к плите.

– Стул подними, – обернулась я, снимая с омлета крышку. А Кира так и осталась стоять, не сводя с меня вытаращенных глаз.

Мне хватило полчаса, чтобы всё рассказать ей.

– Вот такая вот фигня, Кир, – завершилась я, – в пятницу я его сюда привела, а во вторник с утра он отвёз меня в загс.

Кончилось тем, что мы обе ревели, сморкаясь в салфетки, особенно в том месте, когда дело коснулось Митьки. Рассказала я, конечно, вкратце, но достаточно живописно, в результате мы обе сидели с распухшими носами, и я, без конца всхлипывая, добавляла всё новые подробности, пока окончательно не устала и постепенно не затихла, уставившись на неё несчастными глазами.

– Ну чего ты теперь-то страдаешь? – измученно спросила Кира. – Только что ведь глаза счастливые были, и вот опять начинается.

– Я не страдаю, Кир, – вздохнула я, – просто у меня вдруг нервы сдали. Я за этот месяц столько всего пережила, что у меня как-то разом силы кончились, как будто воздух весь выпустили. Мне ведь и самой не верится, что это со мной происходит. Слишком долго всё длилось и слишком быстро вдруг закончилось, я даже сообразить ничего не успела, так с пятницы пьяная и хожу, никак протрезветь не удаётся.

Кира подошла и обняла меня. Мы обе прерывисто вздохнули, сцепившись руками, потом наконец посмотрели друг на друга и нерешительно улыбнулись.

– Ну всё, хватит, – сказала она, – успокаивайся, давай хоть чаю попьём, что ли, а то уже голова кружится.

– Знаешь, Кир, я его так люблю, что аж горло перехватывает, когда о нём думаю. Вот вроде и шучу с ним, и смеюсь, и даже злюсь на него временами, а потом как гляну, так прямо ноги и подкашиваются – не могу до конца поверить, что вот он рядом, что мой, что всё кончилось, что не надо больше рыдать в подушку… что рукой до него можно дотронуться, понимаешь?

– Понимаю, – вздохнула Кира, – ещё как понимаю…

– Ой, прости меня, – встрепенулась я, – разумеется, ты понимаешь. Просто мне больше некому было это рассказать. Извини, я ужасная эгоистка.

Она поднялась и снова уселась напротив.

– Никакая ты не эгоистка, и я ужасно рада, что твоя история так счастливо закончилась. Даже не ожидала, что такое возможно. Надеялась, конечно, но, чтоб так быстро – на это бы у меня даже и фантазии не хватило. Сколько ему хоть лет-то?

– Тридцать семь, – вздохнула я.

– Значит, на восемь лет тебя старше.

– Кир, знаешь, теперь я этого совсем не чувствую. А раньше, когда у нас всё началось, очень сильно ощущала. Он был взрослый, а я совсем дурочка, хоть и институт уже окончила. Как будто он взял меня из детского сада и делал всё что хотел. А я постигала эту науку – быть женщиной. И не просто женщиной, а такой, какую он желает видеть.

– Ладно, не погружайся, – махнула рукой она, – хватит терзаться. В конце концов, всё вполне логично. Ты умная и красивая. И даже если красивая не в классическом смысле, то в любом случае с большой изюминкой. Не такая, как все. Мужикам это нравится.

– А что во мне особенно хорошего? – удивилась я, ставя на стол чашки с чаем.

Кира открыла коробку с пирожными, потом слегка отодвинулась, внимательно разглядывая моё лицо.

– У тебя рот необыкновенный, – сказала она задумчиво. – Губы хоть и неправильной формы, но взгляд очень сильно притягивают.

– С ума сошла? – вылупилась я.

– Честно, – покачала она головой. – Ты просто привыкла к себе и не обращаешь внимания, но если посмотреть глазами мужика, то можно представить, что это их здорово заводит. Они же ведь совсем иначе на нас смотрят, чем мы думаем.

– Ну уж не знаю, – поёжилась я, – наоборот, всегда стеснялась, что у меня губы такие большие.

– Дурочка ты, – отмахнулась Кира. – Девки сейчас специально надувают силиконами всякими, чтоб побольше были, а у тебя свои, естественные. Мужики на такое с пол-оборота ведутся. Это я тебе точно говорю. И вообще ты вся очень естественная, чистая такая, тебя сразу защищать хочется. А им это, как правило, весьма импонирует.

– Выдумаешь тоже, – нервно повела я плечами, – ничего такого я в себе не замечала.

– А тебе и не надо. Главное, чтоб они замечали. И потом ты, с одной стороны, такая умная, а с другой – совершенно наивная, и это мужчинам тоже очень нравится.

Я вздрогнула и слегка опустила глаза.

– Знаешь, а он ведь мне то же самое сказал. В тебе, говорит, сочетаются совершенно неженский ум и полнейшее незнание жизни. Трудно, мол, представить себе нечто более привлекательное для расцвета мужского эго. Представляешь?

Кирины губы растянулись в улыбке.

– Да я смотрю, он у тебя романтик. А ты говоришь – хмурый, угрюмый и мрачный.

– Ещё какой мрачный, – засмеялась я. – Ты его просто не знаешь. От него весь офис в страхе пребывает. Вера говорит – стоит его увидеть, язык немеет. И Марьянка тоже сказала, что очень он грозный и страшный.

– Лишь бы для тебя был хороший, – вздохнула Кира, – остальное неважно.

– А для меня он самый лучший на свете, – уверенно кивнула я. – И мне всё равно, какой он, лишь бы был рядом.

…Солнцев приехал довольно поздно, уставший и, по обыкновению, мрачный, есть отказался и почти сразу улёгся спать. Очевидно, бессонная ночь и круговерть последних суток сморила и его.

Чтобы чуть-чуть подышать им, я, не раздеваясь, прилегла рядом поверх одеяла и уткнулась носом ему в плечо.

– Чуть позже, детка… подремлю пару часиков… – пробормотал он сонно, слегка повернув голову в мою сторону.

– Спи уже, – улыбнулась я, – торопиться нам больше некуда.

Он удовлетворённо кивнул и вскоре задышал ровно, а я ещё долго лежала с открытыми глазами, любуясь им и думая о том, что всё самое лучшее на свете со мной уже случилось.

* * *

В четверг я полдня проездила по инстанциям и в офис явилась только к обеду.

Элич заглянул почти сразу, видимо, заметил в окне, что подъезжает моя машина.

– Устала? – спросил он, глядя, как наливаю себе кофе.

– Будешь? – ответила я вопросом на вопрос.

– Поел уже, но кофе выпью.

Я налила из кофейника и пододвинула к нему чашку.

– Ну как семейная жизнь? – поинтересовался он, размешивая сахар.

– Это не семейная жизнь, Элич, это любовь, чувствуешь разницу?

Он со вздохом кивнул, потом посидел немного молча и ещё раз кивнул.

– Разницу понимаю, – сказал он хмуро, – потому до сих пор и не женился. Хотя, если честно, карусель эта страшно надоела, глаза б уже не глядели.

– Да кто ж заставляет? – удивилась я. – Можно подумать, что силой гонят.

– Париться не люблю, – отозвался он столь же хмуро. – Ленив. Когда в руки само плывёт, сопротивляться лень.

– Это я знаю, Паша. Наши здешние охотницы и мёртвого на себя уложат, извини за грубость. Только тебе-то это зачем? Ты же красивый очень, и умный, и талантливый, и воспитан отлично, и вкус у тебя отменный, и стиль, и чувство меры. Посмотришь, глаз не отведёшь. Зачем тебе все эти проходные отношения?

– Ничего себе, сколько эпитетов, – удивлённо шевельнул бровью Элич. – С чего это ты, матушка, так расщедрилась сегодня?

– Да с того, Паш, что после всей этой истории у меня душа за тебя очень сильно болит. Как подумаю, что могло случиться, аж плохо становится. Ну мы же друзья всё-таки. Поэтому и видеть не могу, как ты себя на пустоту растрачиваешь.

Элич улыбнулся.

– Это в тебе сейчас любовь говорит. Когда сам любишь, кажется, что ни у кого по-другому быть не может.

– И это тоже, если честно, – кивнула я. – Потому и не хочу, чтоб ты, вместо натуральных, пластмассовые цветы нюхал.

– Да не всегда я пластмассовые нюхал, Соня, – поморщился он, отодвигая от себя пустую чашку. – Просто так уж сложилось, что не задалось у меня с этим делом. И после того случая мне реально всё равно стало – та или другая, один чёрт.

– Девушка была? – спросила я с замиранием сердца.

Он кивнул.

– Да. Только я её упустил. Сам виноват, между прочим. Изрядно лет прошло, а отделаться не могу, так всё внутри и крутит. Вот встретил бы сейчас, прямо с улицы в загс повёл, не заходя домой. В этом я тебе на чём хочешь поклясться готов.

– Господи… – прижала я руки к груди. – Впервые от тебя такое слышу. И где же она теперь?

– Не знаю, – пожал он плечами, – уехала куда-то. Говорят, замуж вышла.

Элич поднялся.

– Так что история моя, Соня, в некотором смысле на твою похожа. Просто ты женщина, поэтому замуж вышла, а я мужик, потому и понесло по кочкам. Ладно, пошёл я. Позже зайду, может быть.

После разговора с Эличем я ещё долго не могла работать. В голове крутились разные мысли, по большей части довольно сумбурные, и я никак не могла сосредоточиться на лежащих передо мной документах.

Сегодня Солнцев явился в офис с обручальным кольцом. И я тоже. Он надел мне его на палец той ночью, и до сего момента я бесконечно разглядывала свою руку, поворачивая и так и сяк, не в силах отвести от неё взгляд. Зрелище представлялось мне настолько захватывающим, что сердце всякий раз подпрыгивало и стучало неровно, сбивая дыхание. Солнечный блеск этого простого и привычного каждому человеку предмета позволял моему духу парить столь высоко, что я едва заставляла себя возвращаться мыслями к повседневным делам.

Марина заглянула в кабинет где-то через полчаса.

– Можно, Софья Николаевна?

– Да, заходите, Мариночка. – Лицо её было таким смущённым, что в душе невольно шевельнулось сочувствие. Вероятно, Солнцев в очередной раз провёл с ней разъяснительную работу.

– Может, вам кофе сварить?

– Нет, спасибо.

Она постояла какое-то время у моего стола, словно решаясь, потом всё-таки спросила:

– Это правда, что говорят, Софья Николаевна?

– Правда, Марина, – кивнула я, не став уточнять, что именно говорят. И так ясно. Значит, Солнцев пока не сказал ей. Он же объяснил, что «делиться» ничем не собирается. Значит, Вера.

– Тогда, – загорелись её глаза, – я могу поздравить вас?

– Думаю, что можете, – согласилась я, не увидев здесь ничего предосудительного.

– Мне Вера сказала, – сообщила она почти шёпотом и с осторожностью глянула на дверь. – Она же ведь ваша подруга.

– Здесь больше нет никакой тайны, Мариночка, – успокаивающе заверила её я, вспомнив позавчерашние солнцевские угрозы. – Мы с Дмитрием Сергеевичем действительно поженились, и это с сегодняшнего дня ни в коей мере не является предметом конспирологических заговоров.

– Что? – со страхом спросила она.

– Хочу сказать, что никакого секрета в этом факте более нет. Вы можете говорить об этом совершенно открыто.

Марина зарделась и, подойдя ещё ближе к столу, слегка наклонилась вперёд.

– А как же так-то? – снова шёпотом спросила она.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, в смысле… это… Вера сказала… я насчёт Юрия Ивановича…

И я поняла, что Вериных объяснений будет явно недостаточно, придётся мне всё-таки включиться в эту тему. Благо, одной Марины вполне хватит для того, чтобы все остальные оказались в курсе буквально через секунду после того, как она покинет мой кабинет.

– Насчёт Юрия Ивановича я хочу сказать вам следующее: он навсегда для меня – и, надеюсь, для вас – останется образцом честности, порядочности и человеческого достоинства. Он был для меня близким человеком, большим другом и самой надёжной опорой. И он очень помог мне в своё время. Просто в жизни иногда случаются непредвиденные ситуации. Мы с Дмитрием Сергеевичем действительно в прежние времена были вместе, но из-за глупой размолвки расстались, и он уехал. Юрий Иванович тогда очень серьёзно поддержал меня, и, как часто бывает в таких случаях, я вышла за него замуж. Но случилась беда, и его не стало. А когда вернулся Дмитрий Сергеевич, мы оба поняли, что по-прежнему хотим быть вместе, поэтому поженились. У вас есть ещё какие-нибудь вопросы по этой теме, Мариночка?