Текст книги "Пандемия любви"

– Да вы же сами и переворачиваете, Владимир Олегович, – обиженно протянула медсестра. – Я в прошлую смену прибрала, а вы опять раскидали.

– Да? – удивлённо поднял брови Коновалов. – Не заметил, извини.

– Вот то-то и оно, – нахмурившись, поджала губы Ольга. – А то всё на меня валите. Пошли, Борюсик, поможешь мне капельницы перенести, – обернулась она в сторону санитара, и они гуськом вышли из ординаторской.

В кармане у Коновалова тотчас зазвонил телефон.

– Слушаю, – сказал он и, зажав аппарат между плечом и ухом, продолжил рыться в бумагах.

– Привет, Влад, – раздался в трубке голос Макса Арбенина.

Коновалов моментально перестал копаться на столе и, перехватив рукой трубку, сел на стул, напряжённо уставившись в стену.

– Добрый день, Макс.

– Послушай, Влад, – после некоторой паузы отозвался голос, – ты сейчас как… свободен?

– Я редко бываю свободен, Макс, – бесцветно отозвался Коновалов. – Но, тем не менее, слушаю тебя.

– Видишь ли, Влад… разговор есть. – Он отчётливо услышал тревогу в голосе Макса и напрягся ещё больше. – Не могли бы мы встретиться?

– Когда?

– Когда сможешь. Желательно бы сегодня. Ты во сколько освободишься?

– В два из отделения, – подумав, сказал Коновалов. – А с трёх у меня приём.

– Я подъеду к клинике, – быстро сказал Макс. – Собственно, я уже здесь. До трёх успеем выпить кофе. Не возражаешь? В общем, жду тебя в кафе напротив. – И, не позволив ему возразить, Макс дал отбой.

«Что ему ещё от меня надо? – раздражённо подумал Коновалов. – Кажется, и так всё ясно. Я совершенно не собираюсь вставать у них на дороге. Он или тип в чёрном плаще – мне нет до этого дела. Пусть разбираются сами. Я её не неволю. И в их любовь встревать не собираюсь. Она взрослая, пусть сама решает, кто ей мил, а я не хочу. Я совершенно спокоен», – сказал себе он и тут же, вскочив со стула, метнулся к двери.

– Ольга! – крикнул он в коридор. – Забери истории, я уйду на полчаса раньше. Мне надо спуститься вниз.

– Хорошо, Владимир Олегович, – немедленно отозвалась Ольга. – Я возьму. Идите.

Коновалов, с трудом попадая в штанины, торопливо натянул джинсы и свитер и, схватив куртку, выбежал из ординаторской.

Макс сидел за столиком, помешивая ложечкой в кофейной чашке, и лицо его было мрачно как туча.

– Я заказал тебе кофе, – заявил он, увидев Коновалова. – Двойной эспрессо без сахара. Кажется, так ты любишь? – улыбнулся он. – Пей, ещё не остыл.

– Спасибо, – без выражения кивнул Коновалов. – Так что за дело привело тебя ко мне, Макс?

– Она, – без обиняков изложил Арбенин и резко отодвинул от себя пустую чашку.

– Кто она? – с деланным равнодушием спросил Коновалов, прекрасно понимая, о ком идёт речь. Сердце его билось стремительно, гулко отдаваясь в затылке.

– Ты отлично знаешь кто, – усмехнулся Макс. – И вообще, скажи, что связывает тебя с этой женщиной?

– А в чём, собственно, дело, Макс? – поднял брови Коновалов. – Я полагаю, тебе это лучше спросить у неё самой.

– Спрошу, обязательно спрошу, – поморщился Арбенин. – Как только найду её. А пока я хочу знать, что произошло между вами. Чем ты её обидел, Влад, что она так стремительно исчезла, даже мне не оставив своих координат?

Он намеренно сделал акцент на слове «мне».

– Я обидел? – изумился Коновалов. – Да я даже не поговорил с ней. В понедельник пришёл поздно и не видел её, под дверью света не было, так что я думал – она спит, а вчера, во вторник, не ночевал дома, следовательно, мы даже не встретились. А сегодня я, как ты видишь, всё ещё здесь. Я вообще не был дома.

– Она исчезла, – трагически заявил Макс, выпрямляясь на стуле, и Коновалов похолодел.

– Что значит «исчезла»?

– Вот то и значит, что исчезла. Ещё в понедельник. Я пришёл к ней вчера, как мы договорились. Она должна была ждать меня. Мне никто не открыл, я спустился вниз, а консьержка сказала, что она переехала. За ней, мол, приехали вчера ночью какие-то люди и вынесли вещи. Она попрощалась и уехала. Что ты сделал с ней, Влад?

Коновалов сжал кулаки и, ничего не отвечая, молча уставился прямо перед собой.

– Мы должны найти её, Влад. Я же говорю – десять лет люблю её. Потерял на какое-то время, а теперь… я не могу потерять её вновь, ты понимаешь, Влад?! Она тоже всегда любила меня, но сейчас… Я просто не могу понять, что произошло. Вдруг с ней что-то случилось?

Лицо Арбенина было искажено гримасой боли, и руки дрожали. Коновалов сидел очень прямо с совершенно окаменевшим лицом. Тысячи мыслей проносились у него в голове.

– Помоги мне, пожалуйста, – тихо произнёс Макс. – Ну не могу я снова потерять её. И вообще беспокоюсь, я должен знать, что с ней.

Это Коновалову было как раз понятно. Он тоже всей душой чувствовал, что должен знать это. Поэтому, помолчав, наконец сказал:

– И тебе неизвестно, где она работает?

Макс покачал головой с несчастным видом.

– Я даже не успел спросить это, Влад. В понедельник нас так неожиданно прервали – явилась Анна.

– Анна?? – поднял глаза он.

– Да, я сам удивился. Но слишком спешил, поэтому просто договорился с ней на завтра и отчалил. Они остались в квартире. Может, Анна чем-то обидела её, я не знаю… – Макс с отчаянием сжал руки. – Помоги, Влад… тебе ведь известно, где она работает?

Коновалов снова долго думал, потом сказал:

– Известно.

На лице Макса отразилась надежда.

– Ты же ведь сегодня занят, Влад. А я пока съезжу, хоть узнаю… А завтра, если не найду её, мы поищем вместе, ладно? Я обязательно сразу позвоню тебе, если что-то выяснится.

– Хорошо, – ответил Коновалов наконец, не зная, правильно ли поступает, но тревога за Лену пересилила, – точного адреса я не знаю, но расскажу, как найти.

«По крайней мере, хоть кто-нибудь будет рядом с ней, – подумал он, стараясь привести в порядок бушующие в голове мысли, – так всё же спокойнее. Хотя бы убедимся, что с ней всё в порядке…»

Объяснив дорогу, он не стал задерживаться и, громыхнув стулом, стремительно направился к выходу. Поэтому не увидел торжествующего лица Макса, глядящего ему вслед.

Коновалов вернулся в отделение, но переодеваться не стал, а сразу, захватив свою сумку, ушёл курить на лестницу.

«Что могла наговорить ей Анна? Мы с ней встречались во вторник, значит, в понедельник она ещё на что-то рассчитывала. И могла наплести ей чёрт-те что, вот поэтому она, видимо, и уехала. Где она, чёрт подери? – думал он. – Куда могла перебраться? Может, всё-таки к матери? Если этот дебил её ищет, значит, она не с ним. Адрес матери ему наверняка известен. А где тогда? Я могу поехать к ней на работу, но зачем мне навязываться? Она даже не попрощалась.

Ну и что, что не попрощалась, кретин? Мало ли какие обстоятельства? Должен же я, чёрт возьми, во всём этом разобраться! Если она хочет быть с ним, я же её не неволю. Но я должен знать, что с ней всё в порядке. Чёрный плащ, белый плащ! В конце концов, это её личное дело. Я просто хочу знать, что с ней всё в порядке. Могу я это себе позволить или нет?»

Он затушил сигарету и немедленно закурил новую.

«Ты кретин, Коновалов! Эта женщина тебе ничем не обязана. Она вольна распоряжаться своей жизнью, как ей вздумается. Она свободна. И плевать, какие у неё отношения с Максом, меня это не касается. Это её выбор. Я просто хочу знать…. тьфу, идиот, ты это уже десять раз говорил! Нет, ну почему ты не взял номер её телефона? Что это за идиотские принципы? Что ты хотел этим доказать? И она тоже не попросила твой. Она даже не знает, где ты работаешь. Чего ты ждал? Ты хотел, чтобы она чувствовала себя свободной. Ты хотел дать ей время. Для чего? Чтобы прийти в себя и разобраться в своих чувствах. Хотел, чтобы она сама поняла, что ты нужен ей. Ну вот теперь ты имеешь то, что имеешь, и будь доволен!»

Коновалов отшвырнул окурок и достал новую сигарету.

«Скорей бы позвонил этот придурок Макс, иначе я совершенно не могу работать. Через полчаса приём, а я, к долбаной матери, не в состоянии отличить пипетку от градусника.

Хоть убей, я не понимаю, что у неё может быть общего с таким человеком, как Макс. В конце концов, Глотов прав, я действительно полный кретин и абсолютно ничего не понимаю в женщинах. С Анной, по крайней мере, было всё ясно. Я отлично понимал, кто она такая, но было время, когда сильно хотел её. А здесь я вообще ничего не понимаю. Хотя точно уверен, что она настоящий ангел и не ведёт со мной никакой игры. Тогда что же происходит?»

…Он вернулся домой около восьми. Макс не звонил. Коновалов метался по пустой квартире, как тигр по клетке, из рук всё валилось, и мысли работали только в одном направлении. От голода подступала тошнота, но в рот ничего не лезло. Он отрезал кусок хлеба и прожевал всухомятку, забыв вскипятить чайник.

«Позвонить самому? Подумает, что я собираюсь преследовать её и лезть в их дела. Макс толком не расспрашивал про наши отношения, значит, уверен, что я ему не соперник. Вероятно, она ему сама всё рассказала, и он успокоился. Хотя нет, он вроде бы спрашивал меня что-то на эту тему.

А чего, собственно, я ожидал? Женщины любят определённость, а ты вёл себя с ней, как добрый дядюшка. Ты ничем не показал, что она интересует тебя. Да и по ней было не видно, что ты ей особенно нужен. Она просто воспитанная девочка и была тебе благодарна. Чёрт, как же зверски я скучаю по ней…»

* * *

Макс прождал у издательства до конца рабочего дня, но Лена так и не появилась. Наконец, потеряв терпение, он вошёл внутрь и, наведя справки у проходной, поднялся на третий этаж. Пробыв в комнате пару минут, он, довольный, спустился и вышел на улицу.

«Отлично. Птичка уже почти в клетке. Придётся подождать до утра. Грымза в очках сказала, что она сегодня в отгуле и появится только завтра.

Эх, чёрт, как не вовремя всё это случилось. Ну почему она не появилась раньше? А теперь у меня опять остаётся совсем мало времени. Точно так же, как в прошлый раз. Если б знал, не торопился бы с визой и билетами. И уже ничего не изменить. Но главное сделано: я напортил ей с Владом и к тому же изрядно напугал. Это уже само по себе приятно. Через три дня я улетаю. Ах, как жаль, что так надолго! За три года она опять потеряет страх и расслабится. А это никуда не годится. Ну, ничего, я и оттуда найду способ достать её. Надо бы остаться, но не ломать же из-за этой овцы свою карьеру.

Если бы она согласилась, я бы, конечно, забрал её с собой. Но это бесполезно, она упряма, как ослиха. Ну и чёрт с ней, пускай пока живёт как хочет. Я ещё вернусь.

Как хорошо, что я ничего не сказал своим так называемым «родственничкам» о том, что уезжаю. Много будут знать. Я им и так звоню не больно часто. Она будет думать, что я здесь, этого достаточно для того, чтобы бояться каждого куста. Какой же это кайф – думать, что ей страшно и каждую минуту она трясётся в ожидании моего визита. Завтра я узнаю, где она живёт, и напущу на нее страху.

А теперь надо позвонить и успокоить этого Дон Кихота. Вряд ли, конечно, у них что-то есть, но вполне вероятно, что он к ней не совсем равнодушен. Иначе чего бы он селил её в квартире, да ещё поволок к мамаше. Если честно, они друг другу как раз под стать, оба чересчур трепетные.

Интересно, куда подевался её муженёк? Ну, я это ещё выясню. Жалко, что я тогда так неожиданно уехал, и пришлось оставить их в покое. Не до них было, да и, честно говоря, поднадоело…»

Макс удовлетворённо потёр ладони одна о другую и принялся набирать номер.

Коновалов ответил сразу.

– Привет, это я, – вкрадчиво начал Арбенин.

– Ты нашёл её? – без перехода спросил Коновалов. В его голосе чувствовалось явное напряжение.

Макс усмехнулся.

«Волнуется. Значит, не совсем равнодушен. Ну ничего. Даже если он потом разыщет её, пока разберутся, считай, нервы я им изрядно попортил. Уже приятно».

– Да, нашёл, Влад, – сказал он мягко. – Спасибо тебе большое. Она на работе. Женские капризы. Обиделась, что я так долго не объявлялся. Хотела немного помучить. Бабы, сам знаешь. У тебя ведь с твоей тоже проблем хватало. В общем, спасибо ещё раз, у нас всё в порядке.

– Ну что же, я рад, – после паузы отозвался Коновалов. – Извини, я сейчас немного занят, не могу говорить. Будь здоров. – И в трубке послышались гудки.

«Отлично, – усмехнулся про себя Арбенин, – очень удачно я ввернул это «у нас», праведник даже икнул. Так что теперь у него будет повод для размышлений. Пусть думает, что девчонка моя, это весьма приятный бонус…»

* * *

Звонок раздался часов в десять. Не спавший всю ночь и заснувший лишь под утро Коновалов с трудом разлепил глаза и непонимающим взглядом уставился на будильник.

«Который час? Чёрт, я не проспал на работу?! Да нет, мне же сегодня в ночь».

Влад потряс лохматой гривой, пытаясь прийти в себя, и тут телефон зазвонил снова. Он немедленно схватил трубку.

– Коновалов.

– Доброе утро, сынок, – послышался в трубке мелодичный голос матери.

– Ох… доброе утро, мама. Рад тебя слышать. – Коновалов согнутыми указательными пальцами с трудом протёр никак не желающие открываться глаза и сел на кровати.

– Ты ещё дома? – спросила мама. – Тебе вечером что, на дежурство?

– Да, – отозвался он и, поднявшись с кровати, подошёл к зеркалу. Увидев свое отражение, сначала ненадолго удивился бровями, потом удручённо поморщился.

– Я слышу, ты ещё спишь, – вздохнула мама.

– Уже нет. Я правда рад тебя слышать, мамочка. Ты где, на даче?

– Нет, – удивлённо проговорила она, – я в городе. Сегодня же четверг. Ты забыл – у меня по четвергам массаж?

– А, ну да, конечно, – зажмурился Коновалов. Голова была тяжёлой как котёл. Он с раздражением откинул со лба лезущие в глаза волосы.

«Такое ощущение, будто я напился вчера и ничего не помню. Ох, лучше бы я действительно не помнил!»

– Я чувствую, ты не в настроении, – строго сказала мама. – Собственно, вот об этом я и хотела с тобой поговорить.

– В каком смысле, мам? – не понял он, продолжая ощупывать перед зеркалом свою челюсть.

– Я недалеко. Ставь чайник. Скоро появлюсь, – произнесла мама, и в трубке послышались гудки.

«Да, – подумал Коновалов, продолжая гримасничать перед зеркалом, – ну и рожа у тебя, Шарапов. Надо срочно умыться, чтобы не пугать маму».

Халат валялся на полу рядом с кроватью. Поодаль стояла бутылка нарзана. Из приоткрытого окна доносились звуки улицы – автомобильные гудки и детский визг.

«Башка раскалывается, – размышлял он, слоняясь по пустой квартире. – Ночь дежурить, а мне самому впору в больницу улечься. Чёрт знает что такое…»

Коновалов с размаху пошлёпал себя по щекам ладонями и, скривившись ещё сильнее, направился в ванную.

Евдокия Германовна вошла в подъезд и стала подниматься по лестнице, как услышала позади себя голос:

– Доброго здоровьица, Евдокия Германовна!

Консьержка с улыбкой стояла внизу и внимательно её разглядывала.

– Здравствуйте, Ольга Семёновна, – с достоинством наклонила голову Евдокия Германовна. – Как ваши дела? Как здоровье?

– Да потихоньку, – пожала плечами пожилая женщина. – Как говорится, согласно паспорту. Давно вас не было видно.

– Да, – кивнула она головой. – Последние денёчки осени. Не хочется часто уезжать с дачи. Там сейчас красота. Одни канадские клёны чего стоят! Жёлто-красное буйство. Поверьте, это самое настоящее произведение искусства.

– Понимаю, – закивала старушка. – А мы уж тут, не беспокойтесь, за вашим сыночком приглядим. Вырос уже наш мальчик. Да-а, летят годочки-то… а мы вот стареем.

– Вы прекрасно выглядите, Ольга Семёновна. И с годами не меняетесь, – вежливо заметила Евдокия Германовна.

– Это вы не меняетесь, – заулыбалась старушенция, – а мы что уж… Ну, не буду задерживать, Владик-то, поди, вас заждался. Опять, небось, ему одному скучно стало. То хоть родственница ваша приглядывала. Вот продукты носила, видно, готовила, а теперь снова на сухомятку перейдёт, когда ему, сердешному, готовить-то себе?

Евдокия Германовна удивилась, но виду не подала. Она по опыту знала, что лишних вопросов задавать не стоит, лучше потом спросить у сына. Но Ольга Семёновна, очевидно, приметила её лёгкое замешательство, поэтому с охотой продолжила:

– Да. Уж в понедельник вечером и съехала. А вы разве не знали?

– Нет, знала, конечно, Ольга Семёновна. У неё дела. Тут у нас обстоятельства немного переменились, вот она пока сейчас в другом месте и находится.

– А, ну да, ну да, – закивала старушка, а Евдокия Германовна направилась к лифту.

Коновалов едва успел выскочить из душа и расчесать свою мокрую гриву, когда раздался продолжительный звонок. С трудом натянув на влажное тело халат, он сунул ноги в сланцы и зашагал в прихожую.

Евдокия Германовна стояла на пороге, как всегда, идеально ухоженная, в чёрном элегантном пальто.

– Мама, ты неподражаема. – Он чмокнул мать в щёку и, сняв с неё пальто, повесил на деревянные плечики. – Проходи в кухню, чайник закипел. Ты пока чуть-чуть похозяйничай, а я быстро приведу себя в порядок, – бросил он на ходу и вернулся в ванную.

Наскоро побрившись и слегка порезав щёку, Коновалов чертыхнулся и, залив царапину одеколоном, отправился в спальню одеваться.

Когда он появился в кухне, стол был накрыт. Он улыбнулся, увидев изящно расставленную посуду, узнавая мамину руку. Евдокия Германовна не терпела небрежности в сервировке, и на столе всё стояло на своих местах как положено. На хлебных тарелках лежали свёрнутые трубочкой салфетки.

Коновалов вздохнул. Сам он, вечно торопясь, просто плюхал на стол кружку и запихивал в рот куски, забывая достать тарелку.

Усевшись напротив, он вытянул было из пачки сигарету, но покосившись на мать, обречённо сунул её обратно.

– Кури уж, – махнула рукой Евдокия Германовна, – не буду тебя мучить.

– Спасибо, – с облегчением вздохнул Коновалов и, чиркнув колёсиком зажигалки, с наслаждением затянулся.

Мать сокрушённо покачала головой и, достав из тостера подрумяненные гренки, поставила тарелку перед сыном.

– Разве нельзя было потерпеть три минуты и не курить натощак? Ведь ты же врач. Или я ошибаюсь?

– Ты никогда не ошибаешься, мамочка. Виноват, исправлюсь, – замахал руками Коновалов и, сделав две торопливых затяжки, раздавил сигарету в пепельнице. – Нет ничего вкуснее твоих гренок с мёдом. Сразу вспоминается детство.

– Ну, похоже, с детством ты так до сих пор и не расстался, сынок, – покачала головой мать. – В последнее время я очень беспокоюсь за тебя. Беспокоюсь, потому что совершенно не могу понять, что происходит в твоей жизни. Поэтому и приехала.

– Что случилось, мама? – Коновалов поднял на мать глаза, но вскоре, не выдержав её взгляда, отвёл их в сторону. С самого детства никогда ни в чём не удавалось ему слукавить перед матерью. Он знал, что её удивительная интуиция позволяет знать о нём всё, и зачастую даже то, чего он не знал о себе сам.

– Дорогой, – сказала Евдокия Германовна с болью в голосе, – я хочу понять, что происходит. И первое, о чём хочу спросить тебя, – где Лена?

Этого вопроса Коновалов ожидал меньше всего, поэтому лицо у него вытянулось от неожиданности, и гренок, выскользнув из пальцев, шлёпнулся обратно в тарелку.

– Откуда ты знаешь, что… её нет, мама? – спросил он хрипло.

– Ну тут загадки нет никакой, – махнула рукой мать. – Не успела я переступить порог, как мне сообщила об этом Ольга Семёновна.

– Ах да, вот об этом я совершенно забыл, – поморщился Коновалов. – От всевидящего ока никуда не спрячешься. Только вот я хотел бы знать, что ей об этом известно.

– Ничего, кроме того, что Лена в понедельник вечером увезла отсюда свои вещи. Я, конечно, не подала виду, что слышу об этом впервые. Сказала, что у неё дела и она была вынуждена временно переехать.

Евдокия Германовна подлила себе чаю и внимательно посмотрела на сына.

– Так что случилось с Леной? Почему она уехала? Между вами что-то произошло?

На лице Коновалова отразилась мука, она это заметила, и сердце сжалось, – давно не видела сына таким измученным. Анна не в счёт, с ней он переживал как-то по-другому, не так болезненно, что ли. Особенно в последнее время. Что же могло произойти?

– Ты чем-то обидел её, Влад?

Он замотал головой так яростно, что мать не смогла усомниться в том, что он не сделал этого.

– Тогда что? – спросила она тревожно, видя, как страдает сын, и не имея возможности ничем помочь ему.

– Если бы я сам знал это, мама… В воскресенье мы вернулись с дачи, и она тут же ушла в свою комнату. А больше… я не видел её.

Коновалов встал и прошёлся по комнате. На его лице отражалась такая мука, что в груди снова сжалось.

– Я очень рад, что ты приехала, мама. Я сам хотел поговорить с тобой. На самом деле, происходят странные вещи…

– Да, – перебила его мать, – именно странные вещи. Ко мне приезжала Анна, и звонил Макс. Я просто не знаю, что и думать.

Коновалов смотрел на неё, не произнося ни слова, но по лицу она видела, что эта информация его не сильно удивила.

– Ты что-нибудь понимаешь во всей этой истории? – спросила Евдокия Германовна.

– Не слишком, – устало ответил он, возвращаясь к столу, – но, по крайней мере, персонажи мне известны. Пожалуйста, расскажи всё по порядку, мам, а потом я расскажу, что известно мне.

– Так вот, – взволнованно начала Евдокия Германовна, – во вторник с утра ко мне явилась Анна. Она сказала, что собирается вернуться, и ещё… что ей нужен ребёнок от тебя. Она просила меня поговорить с тобой. Что всё это значит? Я звонила тебе, но телефон не отвечал.

Коновалов сжал кулаки.

– Я встречался с ней во вторник, мама. Она заявила мне то же самое. Попросила о встрече и выложила весь этот бред. Я не знал, что и думать.

– Интересно, какая муха укусила Анну? – недоумённо пожала плечами Евдокия Германовна. – Для чего ей понадобилась эта комедия?

– Ума не приложу, – поморщился Коновалов. – Анна ничего не делает просто так. Обычно все её хитрости лежат на поверхности. Но на сей раз я не разгадал сих намерений. Хотя бы просто потому, что не вижу здесь никакой выгоды для неё. А, как тебе известно, она ничего не делает без выгоды.

– Да, поразительно, – вздохнула мать. – Манёвра Анны я тоже пока не разгадала. Но это ещё не всё. Сразу после отъезда Анны звонил Макс. Сначала он вёл какой-то невнятный разговор, а потом стал спрашивать про Лену. Откуда мы знаем её, как она оказалась в твоей квартире, и всё в таком духе. Я не сказала ему ничего вразумительного, всё вокруг да около, и постаралась побыстрее свернуть разговор, сославшись на занятость. Но он заявил мне удивительные вещи.

– Да-да, я знаю, мама, – устало махнул рукой Коновалов. – Он любит её десять лет, и вообще у них всё прекрасно. Это я уже слышал. Оказывается, он был здесь в понедельник, потом сюда явилась Анна. Я не знаю, что здесь происходило, но после этого Лена исчезла. Макс бросился её искать, звонил мне, умолял о помощи, и я дал ему её рабочий адрес.

– А правильно ли ты поступил, сынок? – всплеснула руками Евдокия Германовна. – Может быть, вовсе не следовало этого делать?

– Я не знаю, мама, – нахмурился Коновалов. – Я думал об этом, но потом позвонил Макс. Сказал, что нашёл её, и они помирились. Якобы она обиделась, что он так долго не появлялся. Я не знаю, насколько это может быть правдой.

– Вот и я не знаю. Что-то в этой истории мне кажется непонятным. И вот что я подумала – мы должны сами во всём разобраться. Что-то здесь не так.

Евдокия Германовна встала, подошла к креслу и достала из сумочки платок. Коновалов закурил и продолжал сидеть молча, уставившись в одну точку. Мать вернулась к столу и какое-то время тоже сидела, внимательно наблюдая за ним.

– Скажи, сынок, ты что, любишь её? – спросила она наконец.

– Да, – сходу бухнул Коновалов, даже не задумавшись над ответом, но потом, взглянув на мать, добавил: – Наверное. Это чёрт знает что, мама. Я даже не представлял, что такое возможно.

– А она знает об этом? – мягко поинтересовалась Евдокия Германовна.

– Нет, – так же односложно ответил он, затем, помолчав немного, снова заговорил: – Вероятно, я действительно идиот, мама. Ты спросила, люблю ли я её. Я никогда не задавал себе такого вопроса. Мне это даже в голову не приходило. Просто со мной действительно происходит что-то непонятное. Меня тянет к ней как мальчишку. И теперь, когда её нет, я это особенно чувствую. С первой минуты, как увидел её, понял: она не такая, как все. Я уж думал, что со мной такого больше не случится.

Мать покачала головой.

– Я не знаю женщины, которая подходила бы тебе больше. И не знаю человека, который подходил бы ей меньше, чем Макс. Я просто не понимаю, что между ними вообще может быть общего. Мы должны разобраться во всём этом. Или Макс врёт, или я совсем ничего не понимаю в людях.

Коновалов запустил широкую пятерню в свои едва подсохшие волосы.

– Послушай, – продолжила Евдокия Германовна, – ты же прекрасно знаешь Макса. Не хотелось бы употреблять такие слова, но ведь он – настоящее чудовище. Особенно в последнее время. Мы обсудили это со Львом Витальевичем, он того же мнения. Ведь тебе прекрасно известно, что он поддерживает отношения с Максом только ради памяти его отца, своего покойного друга, можно сказать, названого брата. Когда-то он обещал ему перед смертью быть опорой его сыну и не мог не сдержать своего слова – забрал мальчишкой и даже дал свою фамилию. Но выносить Макса с каждым годом становится всё труднее, и он уже тысячу раз пожалел о своём обещании. И это при том, что в нашем присутствии он старается вести себя прилично. У меня почти нет никаких на то оснований, и, знаешь, сынок, вероятно, это ужасно глупо, но я иногда боюсь его.

– Но почему, мама? Макс, конечно, неприятный тип, но чего же ты можешь бояться?

– Не знаю. Просто зачастую мороз пробирает по коже, когда ловлю на себе его взгляд. Знаешь, – добавила она, – он ведь почти не пьёт, но частенько у него глаза бывают такие мутные, и ведёт он себя как-то странно, будто пьяный. Уверена, что это наркотики. Другого просто быть не может.

– Неужели, мама? – поразился Коновалов. – А я как-то не замечал. Впрочем, тебе виднее, я-то вижу его крайне редко, чему, признаться, рад. Но если вспомнить кое-какие моменты, то вполне возможно, ты и права. Надо присмотреться внимательнее. Вот теперь я ещё сильнее беспокоюсь за Лену, – нахмурился он.

Евдокия Германовна снова поднялась с места и взволнованно заходила по комнате.

– В том-то и дело. Знаешь, мне кажется, ты сделал ошибку, сказав ему, где она работает. Если бы она хотела, сама бы сказала ему. Ты должен был сначала во всём разобраться.

– Я уже и сам думал об этом, мама. Тут что-то не так. Кажется, я действительно свалял дурака. Я, конечно, не думаю, что он может сделать ей что-то плохое, но, честно говоря, мне стало тревожно. Особенно после твоих слов.

Коновалов сделал последнюю затяжку и со всей силой раздавил окурок в пепельнице.

– Тебе надо съездить к ней, сынок, – сказала Евдокия Германовна. – Хотя бы просто поговорить.

– Да, – кивнул он, – я обязательно сделаю это. Завтра, после дежурства. Всё это просто какая-то чертовщина. И ещё, мама, – он встал, подошёл к матери и, обняв её, по-детски прижался лбом к её щеке, – очень благодарен тебе за понимание. Что-то я совершенно запутался в этой истории. Видимо, был не готов к такому стремительному чувству. Честно говоря, совершенно не ожидал от себя ничего подобного. А что, это было так заметно, мам? – спросил он, слегка улыбнувшись.

– По крайней мере, для меня, – погладила его по голове мать. – Но это потому, что я слишком хорошо тебя знаю, дорогой. Да и не привёз бы её ко мне, будь ты к ней равнодушен.

– Ну конечно, не привёз бы, – вздохнул Коновалов. – Рад, что тебе ничего не надо объяснять.

Только вот мне кажется, что её сейчас тревожат лишь собственные проблемы, а на меня вовсе не обращает внимания. Во всяком случае, она явно не из тех девиц, которые вешаются на шею.

– Для этого она слишком хорошо воспитана. И обладает чувством собственного достоинства, – строго заметила Евдокия Германовна. – Это девочка из семьи. Только у меня как раз не создалось впечатления, что она к тебе равнодушна. Она, конечно, вела себя безупречно, но иногда… глаза выдавали её. И как женщина я не могла этого не заметить. Не знаю, – задумчиво добавила она, – может быть, мне стоит самой поговорить с ней? Мне показалось, что она была очень скованна, если не сказать тревожна. Причем, именно утром. Словно что-то напугало её. В субботу вечером была спокойна и мила, а утром будто подменили – сделалась рассеянной и явно нервничала, хотя и старалась не подавать виду. Но я заметила, что её что-то сильно беспокоит.

– Правда? – Коновалов с тревогой взглянул на мать. – Ты понимаешь, я тоже заметил и даже спросил её, не случилось ли что-нибудь, но она уверила, что ничего такого, просто немного устала. Я подумал, что это от обилия впечатлений, всё-таки столько незнакомых людей, а она вообще-то очень скромная девушка, вот и решил, что просто пора ехать домой. В таком случае, ума не приложу, что бы это могло быть. Хотя… возможно, это из-за встречи с Максом. Они встретились после долгого перерыва, и мало ли как сложился их разговор.

– И вообще мы ничего не знаем об их отношениях, – подхватила Евдокия Германовна. – Не исключено, что Макс всё врёт про любовь между ними. Вот уж не пожелала бы я этой девочке такой судьбы. Судя по тому, что ты рассказал мне перед сном, ей и так досталось. А тут ещё это…

– Я обязательно поеду к ней после дежурства. И постараюсь во всём разобраться. Между тем всё не так просто, мама. У неё своя жизнь и вообще…

Ему совсем не хотелось признаваться матери, что однажды он уже пытался поговорить с Леной и ездил к издательству, а после того, как увидел ее садящейся в машину к неизвестному типу, психанул и, напившись у Глотова, не явился домой ночевать. А после этого он так и не видел её.

– Тем не менее, – добавил он, отвлекшись от своих грустных мыслей, – я завтра же съезжу в издательство.

– Вот и отлично, дорогой, – вздохнула Евдокия Германовна. – И, пожалуйста, держи меня в курсе дела. А теперь мне, пожалуй, пора, неудобно опаздывать.

– Я сразу позвоню тебе, – кивнул Коновалов. – И спасибо, что зашла, а то я, честно говоря, здорово запутался, и в голове полнейшая каша.

* * *

На остановке было холодно, и Марина зябко куталась в пальтишко на рыбьем меху, продуваемое всеми ветрами. Лена увидела её, как только вышла из метро, и помахала рукой.

– Пошли пешком, – сказала она, – быстрее добежим, чем троллейбус ждать, а то стоять ужасно холодно. У тебя уже весь нос синий.

– Да и правда, пошли. Хотела остановочку подъехать, но так замёрзла, что больше не могу.

Марина подняла шарф до самого носа и взяла Лену под руку. Прибавив шагу, они двинулись в сторону Большой Никитской.

– Как прошёл выходной? – спросила Марина.

– Какой выходной?

– Ну ты же вчера отгул брала.