Текст книги "Пандемия любви"

– Собственно, это всё. Прости, больше не отрываю. Просто мне вдруг очень сильно понадобилось услышать твой голос…

– Ты не отрываешь, я в пробке…

– Тогда ладно. Я просто соскучилась. Ты сегодня поздно? – спросила она.

– Не совсем, но мне ещё надо заехать к брату.

– Хорошо.

– Ты всегда говоришь «хорошо»…

– Потому что мне действительно хорошо. Как я могу сказать, что это плохо?

Он улыбнулся своему отражению в зеркале заднего вида.

– Я постараюсь особенно не задерживаться. Чем ты сейчас занимаешься?

Она вздохнула.

– Пыталась писать, но потом поняла, что должна услышать тебя, иначе…

– Иначе что?

– Не скажу. Ты и так слишком хорош, чтобы напоминать тебе об этом лишний раз.

Он снова улыбнулся зеркалу.

– Тогда немедленно отправляйся писать. А вечером я посмотрю, что ты там пишешь.

– Это вовсе не обязательно, – возразила она. – У тебя есть и другие способы чувствовать себя на недосягаемой высоте.

– Их я тоже непременно продемонстрирую, детка.

– Если бы я так сильно не любила тебя, Холмогоров, я бы объяснила тебе, какой ты наглец…

Он расплылся в довольной улыбке.

– Ну должен же быть у меня хоть какой-нибудь изъян?

– Должен. Но, к сожалению, это тоже твоя сильная сторона, – засмеялась она. – А теперь катись.

Иначе я заставлю тебя сейчас развернуть машину.

Экран погас, и её лицо исчезло.

Холмогоров непроизвольно провёл ладонью по лбу. Ему показалось, что он сделался чересчур горячим.

* * *

Алинка позвонила на следующий день вечером, как раз когда я закончила жарить мясо.

– Привет, ты одна?

– Да, Олег сегодня будет поздно, – с сожалением вздохнула я.

– Отлично, тогда я тебе сейчас всё изложу.

– Что именно?

– А то, что я со вчерашнего дня, как дура, сижу над присланной тобой рукописью. До конца пока не дошла, но терпения молчать больше нет.

– Да в чём дело-то? – удивилась я.

Алинка немного помолчала.

– Не знаю, с чего начать, – сказала она наконец.

– Ты хоть ему-то это показывала?

– Нет.

– Ну ты и ненормальная, – немедленно возмутилась она. – У тебя рядом сидит такой человек, а ты в прятки играешь.

– Ну и пусть себе сидит, – нервно сглотнула я.

– Он, кстати, вчера весьма активно вознамерился ознакомиться, сунул было нос в компьютер, но я вовремя грамотно отвлекла его, и, к счастью, обошлось. Так в чём дело-то?

– У меня нет слов, – мрачно проговорила Алина.

– Ты почему мне этого до сих пор не показывала?

– А что? – насторожилась я.

– А то. Я сейчас читаю и глазам своим не верю, что ты вот так писать можешь.

– Как так? – осторожно спросила я.

– Лиз, ну ты издеваешься, что ли? Вот скажи, ты за все годы это хоть раз кому-нибудь показывала?

– Нет.

– Кошмар какой-то, – рассердилась она. – Ты вообще хоть понимаешь, насколько это интересно? Я, например, ещё такой прозы не читала. Да, согласна, это, видимо, неформат, но тоже весьма условный. А что, по-твоему, всякие теперешние «бу-керы» – это формат? Но печатают же. И лежат на передних полках. Потому что, видите ли, это очень концептуально. А вот лично меня от большинства из них тошнит.

С этим трудно было не согласиться. Я и сама так думала, но, тем не менее, сказала:

– Такова политика, Алин, ну ты же знаешь, почему они лежат, и мне ведь не нужно называть тебе фамилий.

– Не нужно, – буркнула она сердито, – сама знаю. Но, в любом случае, это отличная проза. Тонкая, прозрачная, совершенно нестандартная. Как акварель в дымке. Она просто совсем другая, понимаешь? Не то фильм, не то книга, не то музыка.

Я и не думала, что она воспримет мои писания таким образом. И это при том, что никогда не рассказывала ей свою подлинную историю. У меня даже слёзы к глазам подступили. Было приятно, что ей не надо ничего объяснять.

– Что другая, понимаю, – вздохнула я. – Потому и не высовываюсь.

– Глупая ты, – возмутилась Алина. – Короче, надо показать Холмогорову. Пусть он скажет, что думает по этому поводу.

– Не хочу, Аль, – сразу испугалась я. – Это я так, для себя пишу.

– Для себя только дураки пишут. Или графоманы.

– Графоманы как раз заставляют других читать, – хмыкнула я.

– Это которые совсем глухие. А те, что поумнее, стараются свою писанину никому не показывать.

– Значит, я из тех, что поумнее.

– Хватит ерунду городить, – снова возмутилась Алина. – Лизка, ну пойми, это правда талантливо. Тонкие, неожиданные размышления, где-то почти за гранью. Да, оно, может, по форме и странное, лаконичное такое, закрытое, половина за кадром остаётся, но зато оно думать заставляет, мозгами работать, а не бабские романы читать, пресные как попкорн. Почему же ты не хочешь позволить людям поработать мозгами?

– Угомонись, – махнула я рукой. – Вся эта писанина – настолько личное, что выставлять его на всеобщее обозрение представляется мне безумием. Я тебе-то с трудом показала. И то потому, что ты настаивала.

Алинка явно вскочила с места, я почувствовала это по изменившемуся фону. Судя по всему, раскипятилась она не на шутку, и теперь ничего хорошего ожидать не придётся. И я не ошиблась, потому что она тут же заявила:

– Короче, так. Слушай меня внимательно. Если ты по доброй воле не покажешь это сегодня Олегу, то я сама ему покажу. Лично мне интересно узнать его мнение.

– Только попробуй, – не удержалась я.

– И попробую. Если он скажет, что это плохо, я от тебя отстану, обещаю. Только он этого не скажет, уж будь уверена. Я тоже, знаешь ли, в этой жизни не только букварь прочитала, и в состоянии отличить хорошее от плохого. Всё, я вешаю трубку, время пошло, – заключила Алина и не прощаясь нажала на кнопку.

Я подумала о том, что снова подошла к некоей черте. Это моё обычное занятие. У людей как-то попроще, живут линейно и не страдают от бесконечных перегрузок и перепадов давления. Если бы я жаждала перегрузок, пошла бы в стюардессы. Но я живу на ровной плоскости, и, тем не менее, с завидной регулярностью подхожу к черте.

Почему я должна что-то показывать Холмогорову? Он прекрасен, изумителен, я восхищаюсь им, он состоит из сплошных достоинств. Но именно это и останавливает меня от демонстрации ему более того, что он уже видел. Я и так многократно прочитана им, о чём, кстати, не раз ему сообщала.

Ладно, если я принялась шутить, значит, дело не так уж плохо. Однако Алинка шутить вовсе не собирается. То, что рано или поздно она осуществит свою угрозу, не приходится сомневаться. Она уже сделала стойку, это ясно. Самого Холмогорова долго водить за нос у меня тоже не получится. «Отвлекать» его – занятие, конечно, приятное, но рано или поздно он догадается о причинах моей столь активной вовлечённости в неурочное исполнение им супружеского долга. И тогда я необсуждаемо получу и то и другое. Как говорится, «и войну, и позор». Ибо он очень не любит, когда ему морочат голову.

Железобетонная воля Холмогорова не идёт с моей ни в какое сравнение. Так что тягаться с ним в упорстве абсолютно не имеет смысла. Плюс у него неожиданно появился союзник. И сбрасывать это со щитов тоже не стоит. Вдвоём они заломают меня на счёт «раз». Тогда стоит ли сопротивляться? В конце концов, надо уже перелистнуть эту страницу. Агония явно затянулась.

И тогда я решила компьютер не закрывать. Пусть делает что хочет. И чем быстрее, тем лучше. Ожидание смерти гораздо хуже самой смерти. Да и вообще, что тут такого? Надо ли делать проблему из ерунды? Ну да, он гений, ну прочитает, ну пожмёт плечами, ну скажет: пиши и дальше, солнышко, если это доставляет тебе удовольствие. Меньше любить его от этого я не стану.

Холмогоров появился дома раньше, чем я предполагала. Он был весел и голоден, поэтому мне удалось надолго приковать его внимание к стейкам с овощным салатом, что позволило на некоторое время расслабиться, во всяком случае, до той поры, пока он не отправился в комнату.

Мой раскрытый компьютер мирно пасся на столе, подмигивая глумливым огоньком. Ну и хорошо. Пусть читает. Не надо мучить собаку, отрезая ей хвост по частям. Собака – это я, разумеется. А он – лев. Пусть усаживается и получает по праву принадлежащую ему добычу.

И он уселся.

– Это оно?

– Оно, – обречённо пискнула я, мысленно расчёсывая предполагаемую гриву хозяина пустыни.

– Тогда займись пока чем-нибудь, – сказал он сурово, – я немного почитаю.

Кивнув, я, как обычно, устроилась с книгой на диване. Он низко склонился над компьютером и на какое-то время замер. Старательно имитируя чтение, я украдкой любовалась разворотом его плеч и сведёнными к переносице бровями. Знакомое зрелище успокаивало и одновременно возбуждало. И я прикрыла глаза, постепенно углубляясь в собственные мысли.

…Вероятно, я ненадолго заснула, потому что через какое-то время он разбудил меня, улёгшись рядом. Я взглянула вопросительно, пытаясь угадать его настроение по лицу, но оно казалось непроницаемым, похоже, он всё ещё находился не здесь, как всякий профессионал, не умея быстро выходить из текста, и мне вовсе не хотелось отвлекать или торопить его.

Тем не менее, сердце стучало неровно, и я, охваченная нетерпением, всё же попыталась привлечь его внимание, но неожиданно он предпочёл избрать довольно странный способ поделиться своим мнением о прочитанном, задумчиво примявшись учить меня летать. Он был нетороплив, рассредоточен и никак не реагировал на меня, явно продолжая думать о своём.

– Ну перестань же, Холмогоров, скажи хоть что-нибудь, я больше не могу, – не выдержав напряжения, взмолилась я наконец, безуспешно пытаясь столкнуть его с себя. Он поднял веки и, взглянув так, словно только что заметил меня, принялся неторопливо бродить губами по моему лицу.

– Ты умница, малыш… это талантливо, я действительно получил удовольствие, – проговорил он рассеянно.

– Олег, ты невозможный человек, – сейчас же отпусти меня… – заныла я, снова пытаясь столкнуть его, но не преуспела и покорно замерла под его тяжестью.

– Тихо, малыш. Чуть позже. Я непременно всё скажу тебе, – бросил он отрывисто и с этой секунды перестал отвлекаться, посему дальнейшие вопросы временно вылетели у меня из головы, сделавшись совершенно ненужными.

– А теперь послушай, – начал он, укладывая мою голову себе на плечо. – Должен сказать, что не ожидал. Уверен был, что это макраме, поэтому особенно не настаивал. Но это оказалась действительно красивая работа, детка, настоящая талантливая проза. Она мне нравится. И я непременно прочту до конца. А потом решу, что с этим делать.

Моё напряжение, как всегда, вылилось в потоки из глаз. И снова он утешал меня, обнимая и терпеливо гладя по волосам… И ничего на свете не могло быть прекраснее и надёжней этого.

…Потом, много позже, всё так и случилось. Я никогда не торопила его и ни о чём не спрашивала. Просто настал день, когда он однажды, явившись домой после долгого отсутствия, разложил передо мной на столе три узких белых томика с прозрачным серебряным силуэтом на обложке, поверх которого наискосок змеилась тающая надпись: «Мой ангел».

Но это будет много позже, и когда-нибудь я непременно расскажу об этом…

* * *

На следующий день, устроившись после ужина в кресле, Холмогоров сказал мне:

– Я тут поговорил с братом.

Немедленно оставив свои занятия, я присела напротив.

– Да. И что же?

Он поднял глаза.

– А скажи, пожалуйста, ты вообще в курсе, что он встречается с Алиной?

– Ну… в общем, да… – произнесла я несколько смущённо. – Алина что-то говорила…

Он шевельнул бровью.

– Что-то? И что же, к примеру?..

Глупо заёрзав, я сделала вид, что не придаю значения его вопросу.

– Ну… она сказала, что, кажется, видела его…

– Вот как? И где же она его видела?

Поймав его суровый взгляд, я поняла, что отмолчаться не удастся, потому сказала:

– По-моему, в кафе… но я могу ошибаться…

Холмогоров пожал плечами.

– Сколько тебе лет, детка?

– Ты и так знаешь, – поёжилась я.

– Знаю. Поэтому и спрашиваю.

Мне стало не по себе. Очевидно, разговор с братом чем-то обеспокоил его, и он недоволен, это видно за версту. Странно. Лезть в чужие дела отнюдь не в его характере.

– Тогда давай без долгих подъездов, Олег. Что сказал тебе брат?

Холмогоров взглянул так, словно объяснять мне что-либо не имеет никакого смысла.

– Он сказал, что они встречаются, Лиза. И добавил, что весьма заинтересован в этих встречах. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что не в курсе?

Я заёрзала ещё сильнее.

– Олег…

– Почему ты до сих пор ничего не говорила мне об этом? – наклонился он ко мне, сведя брови к переносице.

– Решила, что говорить ещё абсолютно не о чем, – призналась я, подумав, что всегда чувствую себя с ним ребёнком, застуканным на шалости.

– Ну да, – сделал он вид, что улыбается, – я совсем забыл – ты ведь не отличаешься болтливостью. Помнится, мы это обсуждали.

И я подумала, что действительно бы стоило обсудить с ним этот вопрос раньше, но вслух сказала:

– Перестань, Олег. Если честно, я просто не знала, как ты к этому отнесёшься, поэтому решила, что не стоит раньше времени болтать о том, чего ещё, по сути, нет.

– Весьма похвально. Не перестаю радоваться, что моя жена имеет привычку не отвлекать меня по пустякам вроде дальнейшей судьбы моего брата и своей подруги.

– Не издевайся. Я действительно не предполагала, что несколько случайных встреч могут как-то повлиять…

– Случайных встреч? – поморщился он. – Когда ты последний раз видела Алину?

– Дня три назад, кажется… – испугалась я, внезапно почувствовав, что речь идёт о чём-то серьёзном. – Она поехала на дачу к Лене. А в чём, собственно, дело? Что-то случилось?

– Значит, всё это время ты с ней не созванивалась?

Он, как правило, в разговоре умел газовать на месте, активно наезжая в своей обычной манере, так что риск оказаться под колёсами возрастал с каждой секундой.

– Нет, – испугалась я, понимая, что напрасно он не стал бы затеваться с этим разговором, очевидно, что-то происходит. – Она позвонила один раз, сказала, что работает на даче. А потом я немного отвлеклась на эти квартирные просмотры, ты же сам хотел…

– Значит, не разговаривала, – снова перебил Холмогоров.

– Нет, – испугалась я ещё больше.

– Зато я разговаривал с братом, – заявил он, словно подводя черту под сказанным ранее. – И он сообщил мне, что идея стать отцом не противоречит его дальнейшим планам.

– Что??! – вскричала я, немедленно усаживаясь на ковре у его ног.

– Именно так. Алина беременна. И как могло случиться, что ты до сих пор ничего об этом не знаешь?

– Но я правда не знаю, – ошарашенно сказала я.

Он снова пожал плечами.

– Лиза, а теперь давай поговорим. Расскажи всё, что тебе об этом известно.

И я рассказала ему о нашем разговоре с Алинкой. Он слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов.

– А теперь ты скажи, как ко всему этому относишься? – обречённо попросила я, мысленно ругая себя за то, что вовремя не отнеслась к этой теме с должным вниманием.

Холмогоров снова свёл брови к переносице.

– Они взрослые люди. И если сочли нужным поступить подобным образом, я не имею полномочий влиять на их решения. Но, тем не менее, мне неприятно узнавать об этом последним.

Я подумала о том, что жизнь несёт нас с Алинкой по кочкам, с каждым днём запутывая события всё сильнее, а мы лишь наблюдаем за этим со стороны, никак не принимая участия в происходящем. Ещё совсем недавно ни я, ни она совершенно не предполагали подобного развития ситуации.

– Олег… они что, собираются жениться? – спросила я, не вполне уверенная, стоит ли задавать подобные вопросы. Какая женитьба, если они и знакомы-то всего три месяца? Впрочем, сама я была знакома с Холмогоровым и того меньше, но это его отнюдь не смутило. Приглядевшись к внутренней борьбе, видимо, ясно отражавшейся на моей физиономии, он предпочёл не высказываться впрямую. Очевидно, его брат вовсе не стремился действовать столь поспешно, и у меня не было никакого права судить его за это.

– Откуда мне знать, собираются они или нет, если я только вчера услышал это? – нахмурился Холмогоров. – Видишь ли, в таких случаях разные люди поступают по-разному. Лично я предпочитал задумываться об этом заранее. Поэтому никогда не оказывался в ситуациях, похожих на эту.

Я неожиданно покраснела.

– Что-то я не помню, чтоб ты сильно задумывался над этим, когда впервые оказался в моей квартире. Я бы даже сказала – наоборот.

– Я собирался жениться на тебе, если помнишь. Что и сделал, – мрачно сказал он. – Поэтому и вёл себя образом, соответствующим своим замыслам. Собственно, именно так и продолжаю себя вести.

– Да, тут ты явно не отлыниваешь от своих обязанностей. В этом тебя трудно упрекнуть, – хмыкнула я.

– Вот именно, – согласился он, вовсе не собираясь иронизировать. – Причём, делаю это совершенно сознательно, вовсе не боясь того, в каком положении окажусь, если последствия моего поведения сделаются столь явными.

Честно говоря, я и сама считала точно так же и не совсем понимала, почему Алинка не сочла нужным позаботиться об этом заранее. Или она сделала это намеренно? Возможно, я чего-то не знаю?

– Послушай, если честно, я вообще не понимаю, как такое возможно.

– Рассказать? – услужливо предложил он. – Схема проста. И действия весьма несложны.

– Иди ты к чёрту, Олег, – возмутилась я. – Я говорю совсем о другом.

– Я догадался. Однако сути это не меняет. На данном этапе меня интересует только один вопрос – как они друг к другу относятся?

Я и сама хотела бы это знать, но на всякий случай ответила довольно уклончиво.

– Ну… во всяком случае, я точно знаю, что Алинке он нравится.

Он посмотрел на меня как на ненормальную.

– А мне нравится сирень, и что? Женился-то я в результате совсем на другой.

– Что ты хочешь от меня услышать? – вдруг разозлилась я. – В таком случае тебе лучше было бы расспросить своего брата.

Холмогоров отвернулся, и я почувствовала, что он сердится, очевидно, разговор с братом его не слишком порадовал, и он пока не знает, как к этому относиться.

– Я расспросил, – недовольно сказал он, – и брат ответил, что вовсе не против. Только, к сожалению, больше говорил о том, на каком мотоцикле они катались в прошлую субботу. И теперь я думаю, с каким лицом должен буду явиться к Владу, который пригласил нас на выходные в гости. Кстати, Артём, похоже, тоже приглашён.

Прижавшись щекой к его коленям, я глубоко вздохнула. Честно говоря, насчет мотоцикла он совершенно прав. Алька в наших разговорах тоже больше внимания уделяла их прогулкам, чем будущим планам.

– Я поговорю завтра с Алиной, – сказала я, виновато подняв на него глаза. – Уверена, всё как-то объяснится. Они же не дети. Вот, например, скоро они собираются вместе в Англию.

Он нагнулся и погладил меня по голове.

– Я тебя очень люблю, малыш. И, представь себе, хотел бы, чтобы мой брат тоже любил женщину, которой сделал ребёнка.

– Послушай, – вздохнула я, – просто мы с тобой другие. Я уже думала. Если бы Артём с Алинкой хоть раз поприсутствовали при наших разговорах, они бы с ума сошли. Уверена, не многим людям такие диалоги доставили бы удовольствие.

Он засмеялся, и мне стало немного легче.

– Главное, что они доставляют удовольствие нам, – сказал он твёрдо, – и меня вовсе не интересует, как к этому относятся окружающие.

– Вот именно, – подхватила я. – Вероятно, их тоже. Они просто совсем другие. Весёлые, не совсем серьёзные, привыкшие к лёгкости, поэтому ко многому в жизни относятся гораздо проще, чем мы. Они очень подходят друг другу. Вот и пускай проживут свою жизнь так, как им видится правильным. У каждого человека свои представления о любви.

Холмогоров вздохнул.

– Может, ты и права, а я излишне драматизирую. Просто я привык отвечать за свои поступки, и, честно говоря, до сих пор ни разу не пожалел об этом.

– Вот поэтому ты мне так и дорог, – заключила я, плотнее прижимаясь к его коленям.

– Ну ладно, – сказал он, вставая, – на том пока и порешим. Вероятно, я слишком привык всё планировать заранее. И теперь чувствую себя так, словно лично я виноват в случившемся.

– Должна сказать, что вот этого мне бы уж точно не хотелось, – засмеялась я.

Он тоже засмеялся, притянув меня поближе.

– Я постараюсь не допустить ничего подобного, детка. Во всяком случае, до сих пор мне это явно удавалось.

Я пихнула его локтем, продолжая смеяться, и он, нагнувшись, чмокнул меня в нос.

– Значит, ты не против отправиться в пятницу к Коноваловым? – заключил он, – Поланские тоже будут. Ну и Тёмка. Посмотрим, как всё это выглядит.

* * *

Что бы я там ни говорила Холмогорову, но, если честно, сильно встревожилась за Алинку. Утром я набрала ей, но она не отозвалась и не перезвонила. Я уже было собралась звонить Лене, но часам к пяти Алина наконец объявилась. Я тут же накинулась на неё.

– Что там происходит? Я вся извелась! Ничего себе у тебя сюрпризы!

– Так ты что, уже знаешь? Откуда? – удивилась она.

– От верблюда, – прошипела я. – Его зовут Олег.

– Ни фига себе. Значит, Тёмка проболтался.

– Не проболтался, а рассказал, – резонно заметила я. – Сообщив, кстати, что он вовсе не против.

Алинка ненадолго замолчала, и я поняла, что она тоже пока до конца не осмыслила эту тему.

– Да я сама только накануне узнала, от Добровольской. А потом она по телефону позвонила. Просто это было при Тёмке. Ну вот я ему и призналась.

– И что теперь будет? – замирая, спросила я.

– Говорит, оставляй, – вздохнула она.

– А жениться-то вы при этом намерены? – не удержалась я от вопроса, ругая себя за бестактность.

– Мы это ещё вплотную не обсуждали, – честно сказала она. – Во всяком случае, замуж он мне пока не предлагал.

– Весело, – погрустнела я. – Влад знает?

– Нет пока. Зато знает Ленка. А что, будем с ней на пару посещать курсы молодых матерей, – хихикнула Алинка. – При первой беременности она ведь на курсы не ходила, видимо, ей там Влад ежедневно методику преподавал, они же едва пожениться успели.

– Могу себе представить, – прыснула я. – Похоже, в этом смысле Влад столь же методичен, как Холмогоров. Одного поля ягодки.

Она тоже хихикнула.

– Зато Тёма по жизни о трудностях не задумывается. Характер у него такой, весёлый. Вроде мужа моего бывшего. Тот тоже, чуть что, головой в песок нырял. Как страус в пустыне. Наверное, нравятся мне такие ветреные, вот и выбираю похожих.

Я так и не поняла, всерьёз она говорит или нет, но подумала, что лезть со своими советами будет не очень правильно, однако, не удержавшись, всё же спросила:

– Но ты-то, надеюсь, задумываешься?

– Ещё не знаю, – беспечно сказала она. – Я и сама такая. Предпочитаю решать проблемы по мере поступления. Чего заранее париться? Поэтому я ему и нравлюсь. Не наседаю на него, как другие бабы, охомутать не пытаюсь. И он это очень ценит.

С одной стороны, она была права, и я ее прекрасно понимала. Мне тоже претила мысль ограничивать свободу Холмогорова, даже при том, что он сам активно настаивал на женитьбе, поэтому согласно кивнула.

– Понимаю, я тоже Олега, как ты говоришь, охомутать не пыталась, наоборот, отказывалась.

– Зато он тебя ещё как пытался, – возразила Алинка. – Олег другой совсем, у него ко всему подход основательный. Ну, так вы приедете в выходные? – переменила она тему.

– Наверное. Олег вроде собирается, – вздохнула я, решив, что не стоит пока приставать с выяснениями.

– Ну и отлично. Значит, увидимся. Я пока тоже с Ленкой на даче поживу, здесь очень хорошо работается.

– А мама как к этой истории относится? – тут же снова не удержалась я.

– Мама пока не в курсе, – всё так же беспечно отозвалась Алинка. – Они ещё из санатория не вернулись. Но я думаю, её это вряд ли испугает, у неё тоже характер лёгкий, как-нибудь образуется. Ты лучше скажи – рукопись Олегу показала?

– Показала, – несколько смутилась я, не имея большого желания развивать эту тему.

– И как? – сразу заинтересовалась она, а я снова вздохнула.

– Алин, ты права была, он то же самое сказал.

– Кто бы сомневался! – обрадовалась она. – Можно подумать, ты это и сама не знаешь. Ну и что теперь будет?

Я пожала плечами.

– Не знаю, сказал – решит.

– Значит, решит, можно не волноваться.

– Я и не волнуюсь. Просто мне совсем не хочется отвлекать его такими пустяками. У него и других забот хватает.

– Это вовсе не пустяки, а твоя жизнь, – рассердилась Алинка. – Такие люди, как Олег, словами не разбрасываются. Если он сказал, значит, так и есть. Ладно, целую, до встречи в выходные, – завершила она разговор.

* * *

В пятницу я с наслаждением устроилась в холмогоровской машине и всю дорогу делала вид, что смотрю в окно, а на самом деле неотрывно любовалась им – то руками на руле, то профилем его, то губами, иной раз произносящими в телефон какие-то слова, адресованные не мне, или временами мне, неважно; при этом я легко отвечала ему, и мы общались, что вовсе не мешало любоваться им, ибо делать это могла бесконечно, особенно на фоне приятных размышлений, что целых три дня буду иметь счастье круглосуточно видеть его, слышать, трогать, вдыхать, осязать и прочие глаголы-исключения, которые по отношению к нему имею возможность употреблять не слишком часто по причине его постоянного отсутствия.

Я сидела, покачивая ногой и пытаясь унять внутри мучительные ощущения счастья. А в том, что они мучительные и откровенно болезненные, сомневаться не приходилось. Любовь – это боль, хоть многие и не верят. Правда, всего лишь до той поры, пока сами не убедятся. Впрочем, об этом я уже, кажется, упоминала.

«Во тьме бегут фонари… где же, на какой дороге мой милый друг…» – мурлыкала я себе под нос, щурясь в лучах предзакатного солнца.

Прислушавшись к моему пению, он слегка повернул голову, и губы его дрогнули в ответ на мой взгляд, не оставляющий никаких сомнений в моем к нему отношении.

– Не мешай мне вести машину, – сказал он строго, в свою очередь глазами посылая в мою сторону такие чувствительные волны, что мурашки, не стесняясь, томительно разбегались по самым потаённым уголкам моего тела.

– Хорошо, милый, не буду… – изобразила я смирение в голосе и ненадолго замолчала, выстукивая пальцами знакомый мотив, но вскоре, задумавшись, машинально продолжила потихоньку напевать: «…он затерялся вдали… и мужские руки сильные держат руль…»

«Интересно, сколько для человека вообще возможно пребывать на таком накале отношений? Год? Два? Десять? При каких ресурсах организм в состоянии это выдержать, не нарушая функций нормального мозгового кровообращения? Иногда мне кажется, что я сойду с ума…»

…На даче нам отвели ту же гостевую комнату, которую занимала в прошлый раз, и, войдя туда, я на мгновение жарко окунулась в ощущения той ночи и всех последовавших за ней событий. Видимо, задумавшись и сама того не заметив, сильно вздрогнула, потому что Холмогоров обернулся на входе и, чуть помедлив, обнял меня за плечи. Я подняла на него глаза.

– Ты что-то вспомнила? – спросил он, покосившись на меня.

– Ну ты же и так почувствовал это, зачем спрашиваешь? – пожала я плечами, не имея особого желания вспоминать о той ужасной ночи.

– Просто хотел услышать, что ты ответишь, – сказал Холмогоров таким тоном, что я поняла: эта ночь и ему самому не доставила особой радости.

– Ну услышал? – спросила я довольно глупо.

– Пока нет, – ответил он так серьёзно, что я, как обычно, устыдилась.

– Тогда слушай. Я рыдала всю ночь по тебе на этой самой кровати, не имея ни сил, ни желания продолжать дышать и видеть перед собой этот свет.

Он обхватил меня и прижал сильнее.

– Можешь быть уверена, я приложу некоторые усилия к тому, чтобы ты и в эту ночь не имела возможности ни дышать, ни видеть.

Это прозвучало не слишком шутливо, и я покосилась на него, даже не пытаясь улыбнуться.

– Не сомневаюсь.

– Правильно делаешь, – сказал он уже совсем другим тоном, и я расслабилась. – А что это сумка у тебя такая тяжёлая? Опять захватила свой прежний купальник и прочий арсенал профессиональной соблазнительницы?

Я рассмеялась.

– Нет, не захватила. Между прочим, это и был звёздный час того купальника, ибо показ оказался премьерным, ну а дальше, как ты помнишь, он отправился на долгое хранение в анналы костюмерной.

Холмогоров усмехнулся.

– Значит, у тебя есть и нормальный купальник, это радует. Впрочем, вряд ли он нам в этот раз понадобится, холодновато уже.

– Думаю, что да, – согласилась я, – но на всякий случай я всё же захватила.

– Хорошо, – кивнул он. – Кстати, Влад говорил что-то про баню. Лично я не возражаю. Пара часов хорошего мужского варианта отлично прочищает мозги.

– Мужского?

– А ты хотела бы, чтоб я мечтал о женском?

Я опять засмеялась. Тема была актуальной, ибо мне частенько приходилось одёргивать собственные разгулявшиеся фантазии на тему его времяпровождения вдали от домашнего очага.

– Между прочим, я тебя дико ревную, – сообщила я, изображая недовольство.

– К кому же, интересно? – изумился он.

– Ни к кому, – оттолкнула я его руку, внезапно пробравшуюся мне под свитер. – Просто так.

Холмогоров и не подумал прекращать свои занятия, легко преодолевая моё сопротивление.

– Ну это хорошо. В жару освежает.

– Вовсе нет. Меня как раз бросает в жар.

– Значит, тогда согревает, – кивнул он, лениво ловя губами мою верхнюю губу и потихоньку начиная стаскивать с моих волос резинку.

Почувствовав угрозу, я удвоила старания высвободиться из его объятий.

– Мы в гостях, и сейчас белый день, забыл?

– Прекрасно помню.

– Тогда не затевайся. Переоденемся и спустимся вниз, посмотрим, что там происходит, – сказала я, уворачиваясь от его настойчивых губ.

– Права, как всегда, – с сожалением оторвался от меня Холмогоров и принялся стягивать куртку.

…Ближе к вечеру приехал Артём, и я впервые получила возможность подробно разглядеть его. До этого, как ни странно, мы виделись мельком, один раз в машине, вскоре после того, как вернулись из свадебного путешествия, второй – у нас в квартире, но буквально на пороге, когда он передал для Олега какую-то нужную книгу и тут же испарился, потому что, как всегда, опаздывал. Ситуация меня не сильно удивляла, ибо занятость обоих не предполагала ничего иного, и я отнеслась к ней как к данности.

На сей раз он, судя по всему, был свободен и никуда не торопился, так что я решила, что вряд ли представится более подходящий случай узнать его поближе, чем незамедлительно и занялась.

Кое-что в этом направлении у меня явно получилось, ибо, не отягощая излишними подробностями, могу сказать, что, спустя какое-то время, взаимоотношения наши приняли характер полнейшего благодушия и непринуждённости.

Я с удовольствием отметила, что он оказался весьма пригож собой, если не сказать – красив, и к тому же хорошо воспитан, что не удивило, ибо происходили они с братом из одной семьи и получили общее воспитание. Зная Холмогорова, я полагала, что его беспрецедентные качества являются только его собственной личной заслугой, но, познакомившись с Артёмом, была вынуждена признать, что семейное воспитание несомненно сыграло свою положительную роль в достигнутом результате. Артём был сдержан, но в меру активен, раскован, тактичен и безусловно обаятелен. Так что, мысленно одобрив Алинкин выбор, я несколько успокоилась. Будем надеяться, что мужчина такого рода не станет сознательно наносить ей вред и прибегать к действиям, могущим поставить её перед весьма неблаговидным выбором. Попросту говоря, думаю, что он всё решит как надо.