Текст книги "Образование будущего. Университетский миф и структура мнений об образовании XXI века"

Соответственно, воспитатель остаётся безоружным, без аргументов перед «бесстыдным» подростком, которого аргументы «все наши делают это» не заводят («ну и ладно, ну и стану дворником»). «Ключики», мотивирующие к затрате больших усилий, есть только для тех личностей, которые ориентированы на конкуренцию, на то, чтобы занять достаточно высокое («приличное») положение в обществе. Все другие типы людей остаются либо вообще без мотиваций к учёбе, либо только под прямым принуждением («делай, а то вот я тебе»). Социальные мотивации действуют вовсе не на всех. Растущее число хикки и вообще людей, прошедших полный курс учебной гонки, окончивших высшее учебное заведение и отказывающихся работать, выбирающих очень низкие социальные позиции («работаю в Макдональдсе и ничего больше не надо») говорит о том, какие мотивации используются в обществе. Их «не берут» мотивации стыда перед близкими и значимыми окружающими, и они остаются без мотиваций; других типов мотивации общество (семья) не знает.

Отсюда ясно, какой тип школы подразумевает используемая система мотиваций. Это ведь связанные вещи – то, как мыслят школу, определяет способ мотивирования, и наоборот, используемые мотивации определяют, какой будет школа. Школа мыслится как место передачи внутренне ненужных знаний, это нагрузка, которую надо принимать, чтобы социально-близкие тебя одобряли. Школа отделяет «наших» от «не наших», то есть выстраивает социальный барьер (например, с тем самым «быдлом») и в то же время определяет поле равенства – те, кто прошёл школу и хорошо учился, оказываются среди признанных «приличными людьми». Вся эта механика равенства и разделения людей подразумевается самим способом мотивирования.

Система мотивирования в школе имеет продолжение в мотивации студентов в университете. Плохо мотивированные отсеиваются, но и в университете есть те, кто учится, чтобы соответствовать университетским требованиям (социально-адаптивный мотив образования), есть те, кто учится, чтобы овладеть научной дисциплиной или получить набор профессиональных знаний (профессиональный мотив), и те, кто не связывает дальнейшую жизнь с университетской специализацией и успехами в учёбе. Это могут быть, например, весьма обеспеченные студенты, которым нужен диплом, а дальнейшую жизнь они не связывают с использованием полученных знаний. Одним важны оценки и сданные экзамены, другим полученные знания в избранном направлении, третьим – затраченные усилия. Тем, кто учится «по требованию», важно успевать по всем назначенным предметам; тем, кто учится для профессии, одни предметы важны, другие нет; тем, кто учится просто так, на халяву, важно лишь не быть отчисленным из университета и экономить нервы и усилия. Есть четвёртая группа мотиваций: самореализационная; таких студентов крайне мало.

В этой структуре студенческих мотиваций каждая университетская специальность и университет в целом вынужден делать ставку на определённый тип студентов. Например, если существует востребованная специальность, профилирующая для занимающихся данной наукой, есть обширный рынок труда, то университет (факультет…) может ориентироваться на «профессионалов», для чего убирать из программы не интересующие их курсы и обогащать те курсы, которые им кажутся важными. И тогда университет будет выгонять халявщиков и стараться отличить «профессионалов» от «отличников», которым важно хорошо учиться и быть на хорошем счету, и не важно, как это соотносится с будущей профессией. Если же такой работы нет, а доходы зависят от числа студентов, ориентироваться придётся на халявщиков, снижая требования. Программы становятся всё более лёгкими, всё менее пригодными для профессионального образования, всё более «для отчёта».

Тем самым вся атмосфера в высшей школе, уровень требований, полнота программ и проч. зависят как от дальнейшей социальной траектории учащихся, перспектив на рынке труда, возможностей карьеры, так и от наличной системы мотиваций. Например, в идеале рынок труда будет определяющим и среди студентов будет производиться жёсткий отбор, вычищающий, допустим, халявщиков и оставляющий учиться профессионалов. Но тут предполагается, что профессионалов много, а от числа халявщиков не зависят доходы высшей школы. Однако может оказаться, что число студентов с профессиональной мотивацией ничтожно мало, отбирать не из кого, и университет вынужден ориентироваться на тех, кто хоть как-то учится («отличники») и терпеть халявщиков. Рынок труда будет нуждаться в хороших специалистах, университет будет выпускать малопригодных «просто конформных» исполнителей, и это в лучшем случае, а то и просто халтурщиков. Если поднять требования и заставлять студентов в самом деле упорно работать, очень многие покинут данную специализацию, которая ими и выбрана была, потому что не очень напрягает. Ожидаемые затраты труда сделают для студентов более привлекательными иные специализации, более престижные или менее трудозатратные. И тогда на данную специализацию (факультет, университет…) резко снизится спрос, а значит, упадут доходы, станет хуже материальная база и придётся сократить число преподавателей.

Вслед за снижением требований и облегчением программ в высшей школе пропадает необходимость в хороших преподавателях, которые, кстати, обычно требовательны к студентам. Вуз набирает вместо хороших преподавателей – тех, кто согласен подчиняться местным обычаям, у кого нет выбора. Тогда вместе со снижением административных требований падает и качество преподавания, и эту проблему быстро уже не решить. Халтурят не только студенты, теперь преподаватели имитируют научные исследования и халтурно ведут занятия. В такой ситуации, если даже образуется рынок труда и специалисты данного профиля окажутся востребованными, ситуацию не удастся исправить за вменяемое время и данный вуз будет производить халтуру, даже если его специализация связана с высоко оплачиваемой и пользующейся спросом работой.

Система внешних мотиваций через рынок труда взаимодействует с системой внутренних мотиваций, заложенных ещё в школе и в семье. То, что воспитывает обычная система школьных мотиваций («учись, мы не быдло, стыдись, все приличные люди учатся, надо занять хорошее место в обществе») – это мотивации студентов «для отметки» и студентов «на халяву». То есть именно те мотивации, которые используются, чтобы ученик смог закончить школу, делают из него непригодного студента. Среднее и высшее образование оказываются противоречивыми по системе мотиваций. В результате высшее образование «тонет», деградирует, что дополняется массовым высшим образованием и вместе образует картину общего снижения уровня образования.

Мы опять оказываемся в ситуации, когда предполагаемые вполне очевидные и «невинные» реформы образования при продумывании оказываются целым каскадом мер, обращенным к самым разным социальным институтам. Если мы хотим снять противоречие средней и высшей школы, потребуется изменить систему домашних мотиваций, направленных на ребёнка. А это – действие с искренне принимаемой большинством системой ценностей, которую определяет религия или культура общества в целом. Работать с такими ценностными системами можно, но это требует изменения многих общественных институтов, перенормировки системы оплаты труда, изменение системы пресечения, ужесточение требований в отношении проступков бюрократии, отмены контроля во многих направлениях, где контролировать кажется столь удобно и выгодно. Из соотношения мотиваций и рынка труда ясно, что изменением конкурентных отношений на рынке, изменением цен эти вопросы решить не удастся, хотя бы потому, что характерное время ответа системы образования и системы домашних мотиваций на реформы много больше, чем время экономических реакций. Так что решение проблем в сфере образования приводит к существенным изменениям многих социальных практик и институтов, даже если дело касается столь вроде бы легковесных вещей, как мотивации к учёбе.

Дешёвый способ решения всё-таки есть. Это – сильная фильтрация, установление наследственного социального неравенства. Можно сделать небольшое число школ, где учатся правильно мотивированные, которых дома умеют правильно мотивировать правильные родители. Потом для таких немногочисленных правильно мотивированных имеется особый правильный университет, а затем и правильная работа. После немногих итераций система замкнётся, извне в неё будет попасть крайне трудно. Проблема конфликта мотиваций будет решена, будет работать сильный отбор по установленным критериям (допустим, по способностям – это ничего не меняет). Общество разделится на огромное большинство с проблемным и неправильным образованием и небольшое меньшинство с правильным.

Неприятность этого решения довольно очевидна: эта выделенная элита выделена не для того, чтобы работать на пользу общества в массовых профессиях, требующих профессионализма, это по необходимости менеджеры и «начальники», а работать будут по-прежнему халтурно образованные недопрофессионалы. Другая неприятность – в сословное общество легко войти и трудно выйти. Отказаться потом от устоявшегося общественного неравенства, которое обрастает культурной символикой, аппаратами принуждения к соблюдению, проникает во власть и пр., крайне трудно.

Сословное общество, к сожалению, очень устойчиво. Неправильно было бы думать, что «всем» или «большинству» понятна несправедливость сословного общества, что «низы» мечтают сбросить тяготящее ярмо. Тут прежде всего следует различать само состояние дел и то, как оно представлено в общественном сознании. В пятидесятых годах прошлого века в Индии попробовали отменить касты – то есть преследовать действия, в которых выражаются кастовые различия. Высшие касты не возражали – массовый протест был со стороны низших каст. Так это дело и оставили безнаказанным…

А если проблему не решать, то это оказывается не статичным положением дел, а направленной деградацией. Общее повышение уровня образования, и школьного, и высшего, представляется весьма нереалистичным. Уровень школьных учителей, мягко говоря, не растёт (закономерное следствие уровня оплаты труда и общественного уважения), система мотиваций остаётся прежней, и цикл за циклом образование ухудшается, съедая само себя: потому что вчерашние ученицы, не мотивированные на учёбу, станут завтрашними учительницами, которым бюрократия не даёт работать, и других учительниц никто не даст. Эта среда таких учеников, студентов и учителей смыкается и мешает существовать изредка возникающим другим типам учеников: вместо того чтобы стимулировать учёбу, ученический коллектив стимулирует «халяву». Вывод уже давно сделан и имеет очевидные социальные следствия: поезд среднего образования давно ушёл, оно более не является ни в каком смысле завершённым образованием, и общество вынуждено тратить много больше лет, чем тратило прежде, добавляя массовое высшее образование (потому что теперь для образования минимально-пригодного работника приходится тратить 11 + 5 лет), чтобы получить весьма недостаточно образованных людей и слабо мотивированных работников.

Как придётся решать эту проблему? Отказом от государственного контроля за образованием, отказом – в тех или иных формах – от всеобщего обязательного образования, ослаблением контроля за программами школ и вузов, появлением в большем количестве частных и гибридных форм образовательных учреждений… Платные курсы, уроки и занятия, для одного или трёх-четырёх учеников. Дополняемые в некоторых случаях дистантным образованием, с всё увеличивающейся год от года, по мере повышения образовательного уровня, долей самоподготовки. Возможности самоподготовки («домашних заданий») наиболее прямо связаны с системой мотивации, так что мотивация очень сильно будет определять образование данного человека: тянет он самоподготовку в необходимом объёме – получает образование, не тянет —…

И это не само решение проблемы, а лишь необходимое условие для начала решения. А потом придётся делать то, о чём говорилось в предшествующем разделе: придётся доставать мечты и идеалы, касающиеся образования, и думать, какой идеал выбрать и как его воплотить. Резко увеличивать разнообразие доступных форм образования и принимать возникающие из-за этого проблемы – а они будут, потому что унификация, стандартизация образования, процветающие под государственным контролем, появились не просто так, это был ответ на определённые трудности, трудности создания массового образования (перед входом в этот период массового образования, напомню, этих проблем не было: образование было элитным).

Проблема мотивации школьников и студентов имеет продолжение: доминирующие мотивации в обществе. Что заставляет граждан работать? Что побуждает стремиться сделать свою жизнь лучше, удобней? Что позволяет правительству проводить мероприятия по типу мобилизационных – собирать армию, объявлять карантин и т. п.? Кажется, что это наивные вопросы, ответы такие ясные: деньги, удовольствия, принуждение. Но если присмотреться, это не безусловные стимулы, это лишь очень известные крючки для распространённых мотиваций поведения в обществе. Они вполне могут перестать работать при изменении системы мотиваций. Работа за деньги? Всё большее число людей ничего не хотят от жизни, хотят, чтобы их оставили в покое и готовы довольствоваться малым. В современном обществе западного типа они не умирают с голоду, и – не работают. Удовольствия и развлечения? В депрессии они не нужны. Удовольствия и развлечения – большая нагрузка на мотивационную систему, надо много энергии, чтобы заботиться о своём комфорте, от развлечений люди очень устают. Принуждение к выполнению общественного долга? Они работают, пока люди согласны с принуждением, хотя бы в общих чертах. Если большинство населения пытается избежать государственного принуждения, некоторую халтуру организовать можно, но это не всерьёз. У людей мало сил, большинство выпускников школы не хочет совсем ничего, они хотят устроиться в жизни как-то так, чтобы их не трогали.

Такая ситуация сообщает вовсе не о «плохих людях» или плохой молодежи, она о недостаточности экономической мотивации. Социум оставил людям только цели экономического плана, всё остальное – ну не смешите меня. Быть поленом в погонах или задротом в очках – это не катит. Многие верили (и верят), что деньги – это универсальная мера, пригодная для описания любого общества. Люди, разумеется, соотносят усилия, требуемые для получения тех или иных доходов, с теми благами, которые они будут иметь по достижении. И их не устраивает цена.

Собственно, проблема в мотивации. Есть, конечно, очень небольшая группа людей, которые верят в искусственный интеллект, роботов, космос и в скорую ненужность человека на Земле (что решит все проблемы), но минимально-серьёзные люди понимают: при такой мотивации плохо будет при любом чрезвычайном происшествии. Если подавляющее большинство общества в таком вот вареном виде, это непригодно для мобилизации в случае форс-мажора. Но дело не только в этом, тут ещё проблема легальности. Общество не штыками управляется, оно всегда опирается на активность конформного большинства, признающего легальность общественного устройства, с вытормаживанием протестных настроений меньшинства. В случае этих, вареных – не работают вменяемо правовые механизмы. И экономические тоже. Конформное большинство очень конформно, только оно ничего не будет делать, если не голодает, а сейчас общество выстроено так, чтобы не голодали.

Выбив из людей идеалы (это было сделано, чтобы меньше воевали), столкнулись с аномией. Религии и идеологии в качестве мотивирующего фактора крайне опасны. Деньги работают лишь на начальных стадиях накопления, деньги – мотиватор для бедных.

Пока население голодное и ничтожное, подъём по социальной лестнице и возможность разбогатеть манит многих, обеспечивая нормальную активность. Но по достижении некоторого уровня сытости-обихоженности – очень, очень многие лезть вверх не согласны, это слишком напряжно. За это работать не будут. Конечно, какой-нибудь 1 % жаждущих власти всегда найдётся, однако их слишком мало, чтобы двигать всю общественную махину. Это чтобы ею управлять хватает 1 %, а вот чтобы в ней работать – 1 процента согласных поработать ради власти мало. По крайней мере при наличном общественном устройстве – мало. И общество постепенно изменяется, вслед за изменившимся устройством своих граждан: мало мотивированных, конформных, пассивных, на действие не способных.

Социальные институты выстраиваются так, чтобы и такое вялое общество могло жить. Может быть, приспособление к конформности, к параличу воли (который воспитывается мотивом «делай то, что тебе интересно») будет связано с увеличением степени принуждения, может быть, с роботизацией, когда нужно намного меньше работающего населения. Разные есть способы. Однако это не какая-то обязательная эволюция общества, не железный закон. Это просто следствие наличной системы мотиваций. Можно так сказать: люди себя привели в некоторое состояние, их идейное устройство стало вот таким, и общество послушно приспосабливается к тому, чем захотел быть человек.

Один из способов, который, может быть, будет использован – построение сословного общества. Есть три группы мотиваторов: экономические, правовые, культурные. За деньгами лезут не до верху, это мотиватор для бедных. За культурой полезут очень немногие – далеко, трудно, зелен виноград. Для того, чтобы массы озаботились некоторыми культурными ценностями, надо выстраивать общество, почитающее культурные ценности – религиозное общество, идеологизированное общество. Это недавно пробовали, там свои неприятности. А есть ли какой-то мотор, мотиватор, не чреватый религиозной войной?

Это – общественное неравенство. Оно нужно не одному проценту самых богатых, это именно долговременный мотиватор для всего общества. Когда человеку указывают на пропасть под ногами – нижнее сословие, и сияющую вершину – сословие сверху, он обретает мотив трудиться и лезть вверх: «Не я, так хоть дети мои». То есть довольно простой ряд социальных и правовых установлений работает как не требующий особенных затрат на поддержание двигатель, возбуждающих в массах людей энергию жить, работать, деятельно пытаться достичь цели. Если требуется усилить интеграцию общества, – для этого следует углубить его дифференциацию, разница правовых состояний даст необходимое напряжение.

Очень удобно. Неприятность в том, что потом этот удобный двигатель крайне трудно убрать. Со временем он обрастает традициями, за него держатся огромные массы влиятельных людей. Это только поначалу он кажется удобным, а потом оказывается сильнейшим тормозом общественного развития. Для любого начинания не хватает людей, инициативы задавлены бесправным состоянием большинства населения… Это уже довольно известные картины. Но ведь это будет потом. За горизонтом планирования. Как всегда – быстрый выход из нынешних проблем, результаты, – а потом… это будет сильно потом и не с нами.

Мне кажется, уверенный курс на сословное общество имеет причиной недостаток мотивации в нынешнем обществе.

Образование и новые профессионалы

Проблемы образования закручены в такой узел, что и не подступишься. Во многих местах надрублен, где-то надорван, а вот тут распутывали – да так затянули… Поэтому можно попросту начинать с любого места – постепенно всё вытянется наружу. Вот университет, в недавнем прошлом, но уже в прошедшей эпохе – центральный социальный институт интеллектуальной жизни, место, где воспроизводится основа современного общества – наука. Сейчас университет уже не может выполнять некоторые свои функции. Надо как-то изменить устройство этого института, но практически нет идей. Одни мечтают вернуться в славное прошлое, к типу германского университета (который невозможен в современности), другие стараются ещё дальше пройти по пути, которым университет уже давно деградирует, ещё дальше в сторону экономической эффективности производства специалистов и предоставления более качественных образовательных услуг. Сделать это можно, но это лишь затянет удавку, сделать пригодный институт высшего образования для современного общества так не удастся. Вот школа, которая уже не производит образованных людей и явно недостаточна как социальный институт образования, не способна дать ни нужной картины мира, ни вменяемого набора профессиональных навыков, ни основ общего образования. Её надо реформировать – но как? Довольно очевидно, что выходом могло бы стать свободное образование. Отказ от государственного контроля. Однако отказ от контроля – лишь самое начало. После отмены контроля придётся что-то строить, а какой должна быть школа? Не известно.

Из школы выходят всё новые совершеннолетние граждане и участвуют в построении общества, общества взрослых людей. Мы видели, как работают сейчас социальные институты воспроизведения в обществе. А как выглядит общество в целом с точки зрения работы этих институтов?