Текст книги "Образование будущего. Университетский миф и структура мнений об образовании XXI века"

И в любом случае, у учителей всегда есть программа, в которой методисты уже до учителей задают для учителей рамки. Т. е. некоторая интерпретация заложена еще до начала урока. Но это не вина учителей, иначе образование просто работать не может

Одна из дырок заключается в том, что люди просто не могут представить себе образования, не регламентированного сверху всеобщими и обязательными к исполнению государственными программами. Об этом не говорят, это вымол-чано – хотя есть целые педагогические системы, есть школы, сотни школ, где учитель импровизирует на уроках, где программа не существует вообще – или существует лишь настолько, насколько в конце всего школьного периода ученики должны сдать государственные экзамены – для соответствия нормам и законам государства.

Ничего из этой вполне существующей реальности не упоминается, не обсуждается и не оспаривается – в разговорах эти смыслы отсутствуют. Люди совершенно уверены, что единственно возможный способ обучения – это когда в самых разных школах самых разных детей учат по единой утверждённой в министерстве программе. Это, по мнению говорящих, необходимое условие образования.

Потому любые попытки обсуждения вопросов свободного образования, вне-государственного образования – обречены на глухое непонимание. Частную школу воспринимают как школу, где учат за отдельные деньги лучше, чем в государственной школе – но, конечно, по той же программе, как же еще.

И потому не замечают необходимого противоречия, заложенного в идее государственного образования.

Если мы хотим убедить наше юношество, – не надо врать. Один из авторов нового учебника по литературе пожаловался мне: от него потребовали убрать понятие «тоталитарное государство». Оно сейчас не модно. А как преподавать «Архипелаг ГУЛАГ» без этого понятия?

Государство – так оно устроено – видит смысл образования в создании людей, лояльных к существующему государству, которое во всех случаях является самым лучшим из возможных. Любое государство искажает те знания, которые – как представляется людям – имеют отношение к воспитанию лояльности. Математика или физика искажается точно так же – просто обычно не считается, что они влияют на лояльность, так что они временно оставлены в покое, но это не выводит их за рамки общего закона – идеология государства заставляет учителей врать. Иногда мало, иногда много – но заставляет. Любая школьная программа немножко лжива, и это приходится принимать. Спор может быть лишь о доле необходимого вранья. Люди делят силу государственного давления, перетягивают её на свою сторону. Можно на уроках объяснять, что Сталин был людоед и тиран, а можно объяснять, что он был великий государственный деятель и победитель в освободительной войне. О том, что именно является единственной правдой, можно очень сильно спорить – но не удастся говорить не так, как порешили какие-то государственные деятели.

Наше содержание образования жутко перегружено. Надо упрощать материал для тех кто не может его усвоить. Проблема среднестатистических школ – ученики, слабо усваивающие программу. Что с ними делать? Они перестают ходить в школу. Им ставят тройки просто так и отправляют из 9 класса. Нужна дифференциация. Не всем дано освоить программу 10–11 класса. Зачем это всеобщее среднее?

Итого. Упущенные прекрасные молодые годы, что бы создать себе задел образования по профилю, отсюда утраченная выгода. Потраченные деньги я в учет не беру. Ничего прекрасней студенческого разгильдяйства нет и скорей всего никогда не будет. А теперь когда придется платить. Если у твоего чадо склонности к наукам, то вряд ли ты будешь платить учителю, что бы он научил его правильно метать гранату. А разве не платим мы сейчас за всякие там подготовительные курсы? Платим. Так почему же тогда не научат ребенка в школе тому, чему за короткий промежуток времени учат на курсах. Программа одна и та же. Да все потому, что ты платишь за это деньги и естественно спрашиваешь как с ребенка так и с учителя. Ну а если он он тебя не устраивает, ты свободно находишь другого за те же деньги.

Отсюда. Учителя должны быть заинтересованы в том, что бы ребенок получил хорошее образование (я имею в виду денежный эквивалент), а не то как сейчас.»Управление образования считает, что в школе плохо поставлено обучение». Раз, два. Здесь урезали, там не до финансировали, а в итоге пострадала школа. И последнее. Цена. Если ровняться на Европу, так на Европу. Но здесь наши заработки не сопоставимы. Если самим школам устанавливать размер платы, опять коррупция. Так может на уровне муниципалитетов все это посчитать и сделать плату как в детском садике?

О частных школах почти не говорят, все спорят о том, какой должна быть обязательная для всех государственная программа. Частной школой считается школа, частная в финансовом отношении, не управляемая государственными служащими, и даже не приходит в голову, что частная школа – та, в которой не преподают (могут не преподавать) государственную программу. Там могут быть другие предметы, может быть всё совсем иначе. Единственное, что ведёт частную школу – согласие родителей и учителей. Они договариваются, как следует учить и чему, после этого ничто им не препятствует.

Такое представление о частных школах практически потеряно, в этом ключе не говорят. Это дырка в разговорах.

в принципе, это так и сегодня, только сильнее дифференцировались школы, и теперь туда можно поступить еще и за деньги, я уверена, в Вашем городе также есть некий выбор школ, и для ребенка Вы выберете лучшую

Сейчас поборы – где-то в каком-то смысле: «любезность» родителей школе, учителю, за это хоть на видимость расположения к ребенку можно надеться.

А будет – «вы платили в кассу, а не мне, мне с этого не капает и стал быть не колышет, как учу вашего барана, за то и говорите спасибо».

Частная школа – выход, может быть не везде и не для всех, но тоже выход.

система образования давно рухнула – че орать то сегодня, я вижу же как племянники учатся – никак, и это сурово и серьезно, это реальность и она давно с нами, понятно, когда зайдет речь о своих детях – мы будем искать для них лучшие из возможных вариантов, и мне, конечно же хочется, что бы хороших вариантов было много. Хотя для меня приемлимо и за дорого, но высокого качества, я думаю, в итоге, система к этому и придет.

ну я еще добавлю – такая школа в городе не одна, по крайней мере на тот момент, такого же уровня школ было еще как минимум 5–6, и в них мог поступить любой желающий, способный сдать вступи-теьные экзамены, это было бесплатно, это было открыто для всех желающих.

Вам четыре-шесть лет? Вы не потянете крутую частную гимназию? Вы не хотите, чтоб ваш ребенок к пятому классу безнадежно отстал от «крутых» гимназистов? Чтоб его обучали «педагогини» с краткосрочных курсов не всть чему и как?

Если уж платить за уроки – так хоть было б за что.

Как вы полагаете, в массовой школе, которая для оптимизации прибылей будет набивать в классы по сорок-пятьдесят учеников (там же еще роно-гороно на шее сидят, тоже кушать хотят) – сможете ли там договориться с еще пятьюдесятью родителями, например заменить нерадивую «англичанку»? – произвольно собравшиеся чужие люди, частью безнадежные «социальные случаи»., а если «предметница» нерадива не ко всем, а выборочно? Вы ничего не добьетесь в таких условиях. За свои же деньги получите слезы и напрочь убитую веру в себя, в свои способности у ребенка. У вас еще есть время.

Забить и выгребать самостоятельно.

Найти единомышленников. Семьи с примерно вашим уровнем доходов и потребностей. Найти помещение. Найти учителя – хорошего, доброго, квалифицированного, может быть пенсионерку с огромным опытом, может быть юную восторженную выпускницу с педагогическим талантом и морем энергии. Есть время оценить – пусть поведет несколько установочных уроков с малышами.

Сколько вас будет в классе? – Зависит по-сколько вы сможете сложиться, чтоб обеспечить вашему учителю нормальный жизненный уровень.

Но – только ему, не директору-завхозу-заучу-по-методической-ра-боте-и прочая-прочая.

Наши малыши – только наша забота, ждать милостей от государства не приходится.

О частных школах если и упоминают в разговорах, то в совсем ином ключе. Мыслится дело так, что частная школа – это школа, где учат по общей государственной программе (разве может быть иначе? А зачем?), но учат хорошо. В обычной школе учат обычно и плохо, а в частной – хорошо. Там могут позволить себе хороших учителей, наглядные пособия, украшательные предметы, школьные балы, антураж, особую форму, традиции. В общем, всякие финтифлюшки, которые наполняют радостью сердца родителей.

Такая частная школа, конечно, представляет собой элитную школу, выделенную по доходу и служащую для укрепления дифференциации по доходу. Тут возникают знакомства, отношения с людьми, равными по классу, тут – начало дальнейшей карьеры, соразмерной капиталу.

Другой вид частных школ мыслится как вид дополнительного образования. Чаще всего это школы конфессиональные, например мусульманские школы или воскресные училища. В них действительно идут занятия совсем по другой программе, нежели общая государственная программа обычной школы. Но это совсем не базовое общее образование, это набор дополнительных предметов. Это дополнительное образование мыслится как мировоззренческое. Это не передача знаний о каком-то предмете, а передача культуры, прежде всего – религиозной культуры. Такая частная школа не может быть помыслена как самостоятельная, она может рассматриваться только в паре с общей школой, дающей регулярное общее образование.

Тем самым не говорят о частных школах как источнике разнообразия в содержательном смысле, о таких, где учат по-разному, где имеет смысл думать о содержательной стороне образования. Частная школа мыслится как очень хорошая общая школа.

Судя по тому, как идут мысли о неравенстве и что диктуют соображения практицизма (разделы 7, 8, 9), дело пойдёт дальше. Частная школа останется под государственным контролем в отношении программы, но сама программа будет изменена так, что в ней появятся возможности для существования элитных школ.

Кажется, ситуация складывается следующим образом. На бумаге дело будет обстоять так, что школы по-прежнему примерно одинаковые, они учат по одной программе, контролируемой государством. Однако программа будет вариативной, модульной. В школах для бедных по причине объективной нехватки всего необходимого эта модульность будет вырождена до некоторого минимума, очень формального, и главной задачей такой школы будет осознаваться социализация бедноты.

В элитных школах будет значительная дифференциация образовательных модулей для старших классов, подготавливающих их к возможности престижной карьеры и обучению в лучших вузах.

Тем самым под прикрытием общей образовательной схемы, обязательной для всех школ государства, произойдёт фактическое разделение школ на бедные-обычные и элитные. Обучение в обычной школе не будет давать возможностей для поступления в приличный вуз. Зато имеется много второсортных вузов, готовых дать высшее образование, не пригодное для серьёзного функционирования в профильной специальности. Эти второсортные вузы будут играть роль средней школы, поскольку уровень общей школы снизится к чему-то вроде продолженного начального образования.

В этой ситуации выходом могло бы быть создание нетривиальных институтов. К чему ведёт развитие существующей школы, уже ясно. Она является институтом государственного принуждения, право на образование становится обязанностью отдавать детей в учреждения на передержку и насильственную социализацию не лучшего сорта. У населения отнято право свободного развития – и для себя, и для детей. Нехватка денег на образование для бедных лишь предлог – государство хочет сохранить контроль, даже не вкладываясь финансово. Люди не имеют права собраться, договориться и на свои деньги открыть школу, где их детей будут учить тому и так, как они хотят. Смысл частной школы утерян, вместо неё всеми произносящими это сочетание слов мыслится либо элитная школа с государственной программой, либо система дополнительного религиозного образования.

Итак, мы видим следующую общую картину соотношения образования и общественного неравенства. Система образования – это один из мощнейших механизмов создания реального равенства людей, равенства их возможностей. Она создаёт принципиальное сходство социальных траекторий, типов карьер в обществе. Насколько разными в обществе будут образовательные учреждения, настолько разными будут люди, разными типами школ фиксируется общественное неравенство.

До недавнего времени у нас было общество равенства – все проходили единую систему образования. Неравенство начиналось за порогом школы, фиксированное институтом высшего образования. Мы имели общий язык и общую культурную базу, ограниченную общим школьным образованием. Сейчас происходит распадение прежнего школьного образования и ему на смену приходит нечто новое.

Обычно внимание привлекает низкий уровень современного образования. Однако это – лишь количественная сторона дела. На качественном уровне можно заметить складывающуюся из ожиданий, желаний, рассуждений людей новую картину.

Школа по разным причинам дифференцируется, возникает несколько типов школьного образования. В самых общих чертах – школа для бедных, смысл которой не подготовка к дальнейшему образованию, а социализация. И элитная школа, которая передаёт объём знаний, достаточный для поступления в элитный вуз.

Говорить об этих типах затруднительно, дело затемняется тем, что высшее образование тоже дифференцируется и вместо прежней системы возникает массовое высшее образование, где обучается до трети населения, и элитное высшее, где обучается менее процента.

Из школы для бедных способные и даже не очень способные ученики смогут попасть в систему массового высшего, но не смогут поступить в элитный вуз. Массовое высшее перенимает функции старшей школы. Возникает дифференцированный веер образовательных траекторий, поддерживающий совсем разные типы карьер.

Элитное образование отделено также платой за обучение. Выбирая определённый тип карьеры, человек выбирает социальную группу не только для себя, но и для своих детей. Вертикальные лифты развиты весьма слабо. В прежней образовательной системе это были прежде всего элитные физматшколы, которые умели подготовить способных детей к высоким карьерным траекториям. Сейчас эта система особых школ не развивается, в неё не вкладываются новые средства для расширения и дальнейшего развития.

Дискуссии показывают, как в обществе происходит согласие на неравенство. Общество обсуждает вновь возникающее сословное неравенство, некоторые возражают, некоторые вполне согласны. Согласие на неравенство – это вовсе не единогласное согласие, это согласие антагонистическое.

В мире есть вегетарианцы и мясоеды, технократы и защитники природы, есть множество других противоположных по своим взглядам групп. Они не согласны друг с другом, но живут в одном и том же обществе, которое устроено определённым образом. Общество устроено так, что оно является «обществом мясоедов» и «обществом технократов», хотя допускает личный выбор в пользу вегетарианства и защиты природы. В определённом смысле есть общественное согласие – если угодно, общественное спокойствие, общественный порядок – и наличие вегетарианцев не нарушает этот порядок.

В некотором смысле можно говорить о согласии антагонистических общественных групп. В СССР существовали коммунисты и антикоммунисты, но в 90-е годы появились совсем новые силы, равно чуждые тем и другим, и в отношении этих новых сил стало особенно очевидно, что коммунисты и антикоммунисты – это плоскость общественного согласия, и состоящее из коммунистов и антикоммунистов общество не готово принять совсем другие силы, работающие в совершенно иной плоскости.

Дело вовсе не в том, что с усиливающимся общественным неравенством в России все согласны, что ни у кого нет возражений против закрепления общественного неравенства до состояния новой сословности. Ситуация иная. Значительная часть людей принимает эту ситуацию, надеясь войти в элиту и думая, что элитное образование сможет их отделить от черни. Эти люди очевидным образом ошибаются, они не входят в тот полупроцент населения, который действительно будет претендовать на элитное образование. Другие люди принимают ситуацию, полагая, что это – суровая реальность, они признают, что в самом деле бедны, что не могут платить за образование детей, и что же делать, надо честно в этом признаться и получить устойчивое школьное образование, пусть это будет школа для бедных. Есть также и такие люди, которые не согласны с возникающим неравенством, но не согласны на уровне результатов, не понимая, что результаты эти – следствия из определённого ряда причин. Причины не анализируются, принимаются как данность – но тогда протесты против следствий остаются риторическими. Государство не может дать элитное образование всем, у него нет средств. Богатые хотят давать хорошее образование своим детям. Бедные не могут платить за хорошее образование. Государство хочет контролировать образовательную программу, не платя за это, и с этим контролем согласны практически все, потому что не мыслят себе внегосударственных объединений людей. И потому возникают легализованные, поддержанные государственным стандартом элитные школы и обычные, это разделение типов школ маскируется модульностью программ. Модульность может быть использована на благо образованию там, где есть возможности, в элитных школах, там она будет давать разные профили образования в старших классах, а в бедных школах просто не будет возможности для создания таких модулей.

Согласие на неравенство дают как те, кто высказывается за новую ситуацию неравенства, так и те, кто протестует против неравенства, но принимает исходные посылки, которые это неравенство порождают. Общество, судя по разговорам, готово принять очень существенное неравенство в образовании, готово и к наследственно закреплённому неравенству. Да, с этим будут возмущаться и спорить, но примут. Трудно сказать, будет ли это потенциальное согласие использовано и в каких формах. Скорее всего, от шаблона внешне-демократического общества далеко не уйдут. Впрочем, по разговорам людей нельзя судить, что именно произойдёт в случае той или иной социальной инженерии, можно лишь видеть готовность (неготовность) общества к изменениям определённого типа. Наше общество в целом готово принять существующее неравенство и даже много большую долю неравенства. Исходная причина – отсутствие иных мыслимых способов объединения общественного целого, кроме государства. Так как люди не мыслят себе ничего их объединяющего, кроме государства, они готовы принять закрепление фактического неравенства на уровне государственных прав.

10. Перечень дырок: о том, чего нет

Выше рассказаны и показаны ландшафты смыслов, возникающие в разговорах об образовании и литературе. Это – то, что говорят. Но по мере изложения я всё время отмечал в разных местах, чего не говорится, что аналитик может полагать дыркой – об этом можно подумать, об этом надо бы подумать, специалисты на эти темы пишут монографии – но в разговорах эти темы не всплывают. Тем самым можно в этом разделе обобщить материал по пропускам общественного сознания, по дыркам и лакунам (рис. 20).

В разделе 7 говорилось о трёх таких «дырках» – об ответственном сословии, о том, является ли учительство услугой на рынке товаров, и о противоречии практицизма, заявленного как цель образования. В разделе 9 говорилось о «дырке» на месте разговоров о свободном образовании и частных школах – таких школах, которые давали бы общее образование по негосударственному стандарту, по собственной программе. В разделе 4 обсуждалась «дырка», которая препятствует широкому обсуждению связи между чтением интересной литературы, той, что нравится – и распадением понятия «классика». Очень мало места уделяется конкретным связям новых развлекательных и досуговых практик с общими культурными навыками. Об этом говорилось в разделах 2 и 3, про новые компьютерные, сетевые технологии, новый видеоформат восприятия – и связь этих практик с образованием. Ленивый не говорит о том, что эти практики пагубно сказываются на образовании, однако «дырка» – в указании на конкретные и доказанные связи и влияния. Как именно влияют эти практики на формирование базовых образовательных навыков? Чтение, письмо, счёт? Какие способности усиливаются и какие – ослабевают?

Этот текст посвящен тому, что говорят люди, а не собственным модельным построениям автора. Так что здесь не место строить полную, но авторскую картину происходящего. Анализ дискуссий позволяет выявить логику разговоров и указать: вот тут логика сбоит, тут не доходит до конца, обрывается, тут есть темы, которых логика не касается, потому что не видит их. Система «дырок», того, о чём не говорят, характеризует общество не меньше, чем то, о чём говорят – только выявить её труднее.

В связи с этой системой «дырок» и множеством непроговариваемых проблем коснёмся лишь одной, крайне важной отсутствующей модели. У людей нет модели образования. Образование мыслится в разговорах совсем в иных аспектах, оно не представлено структурно, как состоящее из деталей, как функционирующий механизм.