Текст книги "Образование будущего. Университетский миф и структура мнений об образовании XXI века"

Часть II. Новый наряд Гутенберга

В этой части рассказано об исследовании мнений об образовании, полученных поиском в сети интернет. Высказывания собраны в 2011–2012 гг., в основном с помощью специализированного поиска Яндекса по блогам. Тема исследования – разнообразие мнений об образовании, проблемы образования и место в социальной системе по представлениям населения.

От темы образования тянется множество связей. Это передача знаний молодому поколению, социализация членов общества, воспитание лояльных граждан государства, выучивание первичных социальных ролей, формирование картины мира, выход на исходные позиции карьерных траекторий, образование социальных групп и страт, поскольку образование, наряду с доходом – важнейший показатель социальной дифференциации.

Это сложнейшее сплетение функций в социальной системе изучается с разных сторон учёными-профессионалами, но зависит в основном от мнений непрофессионалов. Каждый родитель оказывает влияние на устройство образования, хотя уровень его представлений об устройстве этого социального института может быть очень разным.

Зачем знать мнения всяких дураков? – Так, если откровенно, думает любой специалист в отношении мнений профанов о предмете его специализации. Что за дело инженеру до соображений необразованного большинства? Учёному? Другое дело, если этих профанов надо учить, но слушать их мнения – слуга покорный.

Так зачем же? Причин можно придумать много. Например, чтобы разговаривать с окружающими. Для этого лучше знать, чего можно ожидать, как воспринимаются те или иные мысли, что для этих окружающих банальность, а что вообще в «дырке» – то есть у них об этом нет мыслей и они даже не догадываются, что на эту тему так можно думать.

Чтобы представлять себе, как можно изменять сферу образования, что потянется затем или иным решением, важно знать объективную картину, реальное устройство различных общественных институтов, и важно представлять общественное мнение об этом. Ландшафт мнений может очень облегчить одни решения и крайне затруднить другие, одни преобразования будут встречены как долгожданные и даже запоздавшие, другие – как беспочвенные новации, одни законы будут казаться осмысленными, а другие – ошибочными.

Этот ландшафт мнений можно изучать разными путями. В этой работе использовано наблюдение за высказываниями людей. Люди свободно разговаривают на эти темы – и из их слов становится ясно, что они думают.

Думают – о чём? Тут трудность. Работа проводилась поиском по блогам. Что бы ни воображал себе автор исследования о своей теме, в реальности он получил всего лишь ответ поисковика на некий набор ключевых слов. Так что сказать, что, мол, изучали то-то и то-то, значило бы солгать. Честнее перечислить ключевые слова, на которые производился поиск, и предъявить результаты с выводами – это и будет целевое описание.

Набор ключевых слов был: образование, литература, чтение.

Надо пояснить, зачем взяты литература и чтение при интересе к сфере образования. Не лучше ли физику или математику? Или вообще посмотреть только на слово «образование», без указания предмета?

Причина вот в чём. Каждый предмет высвечивает в разговоре собственные грани, которые не возникают при разговоре об образовании вообще. То, что говорится о литературе или химии – не говорится, когда речь о «школе»: мысли не доходят до такой детальности, иным получается разговор. Лучше выбрать какой-нибудь предмет, чтобы социальные связи, тематические связи темы «образование» высветились в достаточной полноте.

Почему же именно литература и чтение? Потому что это базовые интеллектуальные умения. Образование есть по преимуществу работа с текстами, и всё дальнейшее обучение завязано на умение читать. Читать сейчас учат во многих семьях до школы, так что начальная школа работает с очень разными детьми – от тех, которые давно читают, и до тех, кто по-русски почти или совсем не говорит (Между тем, наша школа никогда не ставила своей задачей обучение обычному русскому языку. По умолчанию она работала с детьми, выучившими родной язык в семье. Школа же берётся учить их литературному языку. Поэтому преподавание русского языка является сейчас довольно проблемным).

Судьба чтения, умение беглого чтения и понимания текста – очень важные составляющие образования, и включение этого слова позволяет добраться до разговоров, многое характеризующих в устройстве образования. У литературы как социального умения очень особенная судьба в культуре – и, хотя особенностей хватает у любого предмета, но при разговорах о литературе всплывают очень разные темы. Почти любой другой предмет оказывается более специальным. Скажем, в связи с математикой всплывает преимущественно тема «науки» и научного прогресса. Умение читать и понимать тексты – то, что обозначается словами «литература, чтение», умение работать с книгами и большими текстовыми массивами – более фундаментальное свойство культуры и сочленено с самыми различными социальными умениями. Включение в запрос слов «чтение литература» выводит на проблемы школы, а не высшего образования, захватывает разговоры о новых навыках, а не сводится к обсуждению только проблем школы, приводит к разговорам о базовых умениях, необходимых для всякого иного обучения.

0. Представления об образовании, формах чтения литературы и читательских стратегиях по данным разговоров в сети интернет

Хочется подстеречь «настоящие» мнения. То, что говорят на интервью эксперты – это одно дело, что получается по массовым опросам населения – другое. Каждый метод приносит свои искажения. Эксперт, например, даёт специализированный взгляд на проблему, и он не говорит в интервью, как же его точка зрения располагается относительно проблемы. Например, учителя могут считаться специалистами по проблеме образования, и есть специалисты по преподаванию литературы – но у них будет совершенно иной взгляд на эту тему по сравнению с социологом, если спросить о том же самом его. А если спросить историка – он расскажет совершенно иную историю. А специалист по информатике расскажет о компьютерах, сетях и новых стандартах, – то есть опять совсем другую историю.

Чья история о чтении, образовании и литературе правдивее? Какого эксперта? Они все честные в нашем идеальном примере, но все говорят совершенно разные вещи, советы их различны, даже сопоставить их точки зрения невозможно – учительница литературы с тридцатилетним стажем не понимает мнения филолога на тот же предмет, оба они ничтожны перед мнением информатика, который, правда, как оказывается, не озабочен литературой.

Массовый опрос страдает иными болезнями. Люди отвечают очень кратко. Ответы такие короткие, нераспространённые, что часто даже не понятно, что же человек хотел сказать. Определённость ответов идёт в ущерб правдивости – отвечая «да» и «нет», всегда немного привирают. Сколько вы читаете? А в год? А вы записывали? А вы точно помните? А газеты считать? А календарики? А книги на английском, читанные в сети – учитывать? Это всё разные вещи, и массовый опрос, конечно, даёт представление о положении дел – но очень общее и грубое, а что там в деталях – неведомо.

Тем более неведомо, что думают люди про сегодняшнее положение дел. Интервьюеры опросили – и ясно: вроде бы, читать стали меньше. А почему? А как это меньше? – это же по-разному можно. А какие там проблемы? Время, деньги, работа, иные интересы? Отчаяние, скука, тупость, бедность, богатство?

Что же делать? Интернет позволяет подсмотреть, что говорят люди в личных беседах. Кухонные разговоры и завалинки переместились в публичное пространство и сохраняются потенциально-вечно. Это новый тип текстов, это публичные разговоры, хотя в то же время приватные, не тайные, и всё же личные, живая письменная речь, с матом, с оскорблениями, с неожиданными поворотами, с аргументами и отмазками. Настоящие разговоры, не в студии.

Этот огромный массив текстов очень желательно исследовать, что делается лишь в малой мере, поскольку нет подходящих методов. Количественно измерять содержательные разговоры затруднительно, то есть некоторые методы измерения можно придумать, но они не вполне релевантны материалу. Остаётся исследовать разговоры качественным образом.

Произведён поиск по ключевым словам в блогах, получено несколько тысяч высказываний – около 5000, выброшены совсем внетематические, остальные подвергнуты множественной классификации. Вкратце метод состоит в собирании высказываний в кучки по сходству и различию в смыслах: так совсем редкие, единичные смыслы отбрасываются, а повторяющиеся мысли – облечённые в разные слова, но одинаковые по смыслу – объединяются. Такие повторяющиеся, устойчивые мнения классифицируются и делается попытка понять всю совокупность взглядов.

Исследователь здесь имеет единственное преимущество перед всеми прочими зрителями разговоров – он смотрит сразу на всю совокупность. Прочие слушатели-зрители думают, что знают, как обстоят дела. У них есть представление о проблеме, представление-рефлексия о своем представлении и чужих представлениях – что думают те и иные. Но они лишь предполагают, а не знают – потому что слышали точки зрения 5, 10, 30 человек – и всё. А исследователь мнений слушал две тысячи человек, мнения их сравнивал, классифицировал, пытался понять – и он стоит не перед единичным высказыванием, а перед целым ландшафтом мнений.

Это отличная руководящая метафора. Мы будем пытаться понять рельеф мнений, некую картину мира, которая свойственна нашему времени – как смотрят на образование, на проблемы в связи с этим, на чтение, на проблему классической литературы, на способы чтения, новые технические устройства чтения, мотивации чтения и образования, социальные проблемы в связи с плохим образованием и недостаточной образованностью. Всё это в мнениях людей образует горы и провалы. Иные мысли растиражированы и люди раз за разом произносят «парадоксы» – заслуженные альтернативные мнения к истинам полувековой давности. Эти «парадоксы» всё ещё считаются новыми. А другие мысли вообще не представлены – когда имеешь дело со всей картиной мнений, видно, что вот тут, если следовать логике, или смотреть на разборы в специальных исследованиях – тут возможен ещё один поворот, ещё вариант решения проблемы, но он вне поля внимания, он не обсуждается.

Важно сказать о степени случайности выборки. Изучить всё, сказанное с данными ключевыми словами – очень трудоёмкая задача. Взята выборка в несколько тысяч высказываний. Это много или мало? На других ключевых словах и при сравнении с количественными опросами общественного мнения выявлены примерные границы точности. Первые сотни высказываний, собранные на какие-то ключевые слова в сети – это всего лишь разведка, пристрелка, ознакомление с тем, как и что говорят на эту тему. Первые тысячи – это неплохое соответствие, количественные закономерности по отношению ко всему населению сильно искажены, но качественная структура мнений ловится очень неплохо. Десятки тысяч – это практически идентично полному перебору всей выборки, там уже есть претензии даже на количественные замеры и это – вопреки распространенному мнению – практически идентично мнениям всех возможных респондентов. Иными словами, то, что говорят в сети – хотя в сеть ходят совсем не все – идентично структуре мнений всего населения.

И потому пора уже с этим начать знакомиться.

Мы начнём говорить о новых способах восприятия текста и новых способах чтения, о новом текстовом стыде и видеобесстыдстве, о том, что электронная бумага может покраснеть и стерпит не всё, о разных способах говорить о классике, о необсуждаемых провалах в рельефе мнений, о том, чем плохо читать, когда созреешь, о грехе читать то, что нравится и безгрешности чтения со смартфона. Обо всём этом и многом другом говорят респонденты – мы же всего лишь следуем рельефу мнений.

* * *

Поскольку это исследование разговоров, мы сразу же попадём в самую середину темы – никакого «введения в основы» не будет. Никто ведь в живом разговоре не пересказывает – что образование было плохое, а стало ещё хуже, нет, вы неправы, оно и было уже хуже, ну что вы, советское было отличным, нет, это сумасшествие, зато ЕГЭ – корень зла, и да-да, и болонская система, а студенты и вовсе пошли совершенно невменяемые, это всё министерство виновато, был бы другой министр, другой глобус не просите – не дам. Потому для дальнейшего продвижения хорошо иметь общий план местности.

Сначала посмотрим, что говорят о школе в целом: за что её особенно ругают и на что надеются, как соотносятся сейчас плюсы и минусы школы в мнениях говорящих (раздел 1 этой части).

Далее попытаемся разобраться в сложной теме: многие считают, что изменились сами ученики, они теперь другие, обладают иной культурой (разделы 2, 3).

Разговаривая об этой новой культуре, которой обладают (или нет) новые поколения, мы выходим на одно из самых базовых культурных умений – умение читать. На нём стоит всё прочее образование, и мы должны рассмотреть, что с ним происходит, несколько подробнее – всю пирамиду, начиная с вопроса, как заинтересовать чтением, и до высоких проявлений этой способности – чтения художественной литературы и развития литературных предпочтений и вкусов, представлений о круге чтения (разделы 4, 5).

Конечно, есть и другая сторона: многие уверены, что, в сущности, ничего не изменилось, просто стали плохо работать, и надо вернуться к тому, что было, кропотливо восстанавливать потерянную культуру. В связи с такой точкой зрения мы рассмотрим одно из важнейших понятий прежней культурной нормы: понятие «классики» (раздел 6).

Эти первые разделы посвящены группе вопросов о педагогике, плюсах и минусах современного образования, способах привлечения интереса к предмету. За ними идут разделы, где собраны социологические темы. Тут говорят о справедливости, равенстве, социальных лифтах и целях, которые определяют, что же мы хотим получить от образования.

Крупная тема, возникающая в разговорах – цель образования. Зачем школа, зачем учение? Ответов много и разных – имеет смысл представлять себе, как к этому вопросу подходят разные люди (раздел 7).

После этого мы обратимся к социальной роли школьного образования, к тому, какую социальную работу производит школа, как единая программа уравнивает людей, создавая равенство возможностей (раздел 8).

Другой раздел – о неравенстве, об элитном образовании. В разговорах о школе неизбежно возникает тема особенного образования, платного, повышенного – и интересно, что же говорят об этом люди, привыкшие ко всеобщему праву на равное образование (раздел 9).

Завершают работу разделы, позволяющие осмыслить набранный материал. Заключительные разделы – о «дырках» (раздел 10) и прогнозах (раздел 11). «Дырки» – это то, о чём не говорят. Это очень трудная тема, но всё же можно прикинуть, о чём разговоры практически не ведутся, что присутствует крайне редко. Что до прогнозов, можно попытаться поглядеть на структуру аргументации разных точек зрения и предположить, как сторонники тех или иных взглядов могут реагировать на изменения ситуации.

Эпиграфы к разделам работы – цитаты из сетевых разговоров, характеризующие, что же говорят люди на ту или иную тему. Все цитаты из разговоров в сети даны в авторской орфографии и пунктуации.

1. Школа: учат плохо

Возьмём общие высказывания о школьном образовании, которые встречаются в нашей выборке. Их довольно много, есть положительные, есть отрицательные, отрицательных больше. Хвалят, ругают. Причины, за которые ругают (и хвалят) – очень разнообразны. Если классифицировать по темам эти высказывания, получится довольно хаотическая картина (рис. 1).

Итак, удалось собрать множество разнообразных высказываний в ограниченное количество групп и классифицировать их. Однако пока не очень понятно, что с этим делать – ну да, многим не нравятся, к примеру, условия труда учителей и программы обучения, а нравится, что в сети можно найти много полезных материалов. И что?

Можно продолжить работу и собрать эти высказывания в две группы. С одной стороны, это указания на страшные провалы, катастрофические разрушения в сфере образования. А с другой – на удивительные возможности, открывшиеся именно в наше время, именно сейчас. То есть особенно обидно падать так низко и больно, ведь именно сейчас можно относительно легко и дёшево резко повысить уровень образования.

Если классифицировать высказывания и сгруппировать их, можно получить следующую картину (рис. 2).

Звёздочками обозначены позитивные высказывания с выраженной надеждой, что данный пункт поможет улучшить положение дел в школе. Картинкой чёрной ямы обозначены иные высказывания, где говорится, что данный пункт – провал, это одна из причин, по которой дела обстоят из рук вон плохо. Порядок перечисления пунктов произвольный, никакой особенной логики в нём нет, важно лишь заметить, что это две разные группы факторов – те, что обозначены слева, и те, что размещены справа.

С одной стороны – высказывания о причинах того, отчего дела в школе обстоят плохо. С другой – причины возможного роста и успеха. Возникает кажущееся противоречие: высказывание вроде того, что «поскольку в интернете множество хороших учебников, обучение идёт всё хуже и хуже».

Высказывания слева – в модальности возможного. Сейчас есть удивительные возможности по использованию сети интернет, с помощью современной техники и интернета можно достичь удивительных успехов. А справа – высказывания в модальности действительного, тут говорится, что на деле всё очень плохо. Слева – высказывания о технике, о технологических возможностях. Справа – высказывания о социальной и культурной среде. Слева говорится о том, что позволяет техника. Справа – о том, что происходит в школе, ограниченной социально, культурно, экономически.

Оказывается, практически все общие высказывания о школе, с которыми сначала было даже не ясно, что делать (есть ругань и есть надежды, этого и следовало ожидать), совсем нетривиально разбиваются на две эти группы. Надежды у говорящих на технику, а пессимизм – от состояния общества. Причём сами говорящие не подозревают, что их высказывания разбиваются на два этих несимметричных класса, этого обобщения они не делают – они просто высказывают свои надежды, подозрения, негодования – и, оказывается, это ложится в очень стройную картину.

На схеме стоит вопросительный знак, символизируя это противоречие (технологические надежды vs. социальный пессимизм). В высказывания людей эту группировку привнёс автор данной работы, так что надо разобраться – в самом ли деле выстраивается такое противоречие, или это привиделось аналитику.

Вглядимся, как выглядит это странное противоречие: что же говорят люди, как у них выстраивается эта странная картина катастрофического падения школы при всех возможностях роста.

Итак, рассмотрим подробнее две половинки схемы – то, что думают люди о школе и образовании.

Сначала – что говорят о причинах плохого состояния дел. На картинке это выглядит так (рис. 3).

И цепочка прервалась. Следующее поколение ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ стало некому научить. Про студентов умолчу. Первокурсники (не один – много) технического вуза в МОСКВЕ не умеют вычислять проценты. Выпускник-радиоинженер не знает закона Ома для участка цепи. То и другое наблюдал два года назад.

В целом говорится, что плохо – «всё». Практически любой элемент системы школьного образования уличается в неблагополучном и даже катастрофическом состоянии.

Ниже кратко пересказывается то, что говорят люди по этому поводу.

Я еще застал время, когда в школе работали (дорабатывали) учителя «старого закала», но уже заступали на свои посты училки нового типа, которые говорили «транвай» и не читали в своей жизни ничего, кроме «Как закалялась сталь».

Моя школа была заповедником непрекращающейся зубрежки.

Учителя всегда жалко выглядят. Особенно сейчас. В педвузы поступают все, кто не может позволить себе более престижного образования. Какой дурак пойдёт на такую учительскую зарплату да с такими требованиями. Учитель бесправен, задавлен непомерной нагрузкой и унижен зарплатой.

Советские учителя литературы имели общее свойство – они думали, что знают, что именно хотел сказать автор. Свойство, с моей точки зрения, наглое и хамское. Стоило ли от таких людей учиться жизни?

До сих пор помню, как наша учительница литературы в ярости порвала тетрадь с сочинением моего приятеля, который честно написал, почему он не любит Маяковского. Хорошо написал, умно и аргументировано.

Образованию приходит конец. Иностранный вести некому – выпускники устраиваются куда угодно, только не в школу. Математик молоденькая совсем. Химик и физик – учителя других предметов, а эти совмещают. Пенсионеры тянут лямку, а молодёжь долго не задерживается. Жилья нет. Зарплата копеечная. Не придумаю, как можно выглядеть достойно в таких условиях.

Много рассказов о потере преемственности, о том, что раньше ещё попадались хорошие учителя, а со временем приходят кадры всё более низкого уровня. Этому есть объяснения – работа малооплачиваемая. Малопрестижная. Молодые люди в учителя идут неохотно, остаются учителями неудачники. В результате учителя сами недостаточно выучены.

Общество устроено таким образом, что в учителя идут не лучшие, а худшие работники, причём выучены они столь же плохо. Это, конечно, очень веская причина плохого состояния дел в школе – и напрашиваются средства борьбы: повысить оплату, дать льготы, провести кампанию по повышению значимости учителя и т. п. Конечно, всё это и предлагается делать. Рассуждения обычно одноходовые, состоящие всего только из предложения. Например – повысить зарплату, поднять престиж. Нет обсуждения – как предполагается поднимать престиж. Прямо рекламой по телевизору? И это сработает? То же с зарплатами. Нет обсуждения, до какого же уровня следует поднять сейчас доход учителя, чтобы ученикам стало почтительно.

Социальные изменения согласованны, изменения доходов происходит у групп работников, иначе это воспринимается как нарушение социальной справедливости, не говоря о том, что в доходную нишу сразу направляются карьеристы и плохие профессионалы. То есть подъём зарплаты учителя – способ вытеснить прежний корпус учителей и заменить их на умельцев писать красивые отчёты за высокий доход.

Деятельность учителя с точки зрения экономики относится к такой неудобной отрасли, где потребитель не может оценить качество товара, а результаты действий производителя сказываются через поколение. В таких условиях конкуренция приводит к ухудшающему отбору, то есть производителям-продавцам выгодно вкладывать меньший труд и пользоваться неосведомлённостью потребителя об истинном качестве продукта. Поэтому не получится попросту повысить качество труда учителей, сделав из профессии учителя высокооплачиваемую сильную конкурентную позицию.

В таких условиях применяются гарантии, страховки. Можно резко повысить требования к учителям, и начать с образования – например, потребовать знания шести языков и приличного владения математикой. Большие и долговременные вложения в карьеру сделают отрасль менее мобильной, нельзя будет быстренько стать учителем в погоне за высокой зарплатой. Можно придумать нечто вроде страховки – некоторые доплаты выплачиваются учителю по мере прохождения учениками этапов карьеры, например – по окончании вуза или успешной работы в течение нескольких лет.

Такие меры очень трудно организовать, сделать рациональными. Это отложенные выплаты с многими условиями. Трудно изменить и образование учителей, существенно повысив затраты будущих педагогов для достижения успешной карьеры. И все эти трудоёмкие социальные изменения нужны лишь для того, чтобы небессмысленным образом «повысить зарплаты». Это не получится сделать легко, если хочется, чтобы доход педагога вызывал уважение у учеников и их родителей своим размером, то есть был заметно выше среднего, придётся строить очень непростой финансовый механизм.

Другой вариант поощрения связан с репутационными затратами, с тем, что можно было бы назвать брендом и рекламой. Частично этот вариант и осуществляется в виде званий заслуженного учителя и т. п. Однако крайне трудно выстроить социальный механизм репутации – чтобы в самом деле социальные условия оказались такими, что именно лучшие учителя достигают таких званий и что эти звания таковы, что лучшие учителя заинтересованы их достигать.

Даже простой с виду подъём дохода учителей – не очень простая акция, это по сути создание целого социального института, начиная с изменения типа образования в педагогических вузах и до серьёзных и трудных новаций в области оплаты труда. А уж повышение престижа профессии учителя – это и вовсе сложнейшая социальная работа, для выполнения которой нет квалифицированных работников.

Так что меры поощрения учителей и борьбы с плохим их качеством, те меры, что кажутся столь простыми, на деле крайне трудны и требуют в первую очередь даже не денег, а очень сложной социальной техники, высокого профессионализма социальной работы – такой квалификации практически не существует.