Текст книги "Образование будущего. Университетский миф и структура мнений об образовании XXI века"

Можно отыскать и другие новые, невиданные ранее, оригинальные черты новой культуры. Как любая новизна, они непостоянны, пока не сложились в систему, могут исчезнуть, не оставив следов. Может быть, новая волна технологий смоет без следа эти сегодняшние новации. Но пока они имеются и их можно отыскать среди мнений и самоотчётов людей, функционирующих в современной культуре.

Итак, выявилась новая культурная складка, раньше её вроде бы не было или по крайней мере ранее её не замечали.

В современной визуальной культуре место стыда – самое стыдное и маленькое. Хоть попу покажи, хоть ушами виляй – никого не удивишь. И люди в основном мало чего стесняются. Тем более замечательно на этом фоне выглядит новая культура стыда.

Оказывается, искреннее изложение своих мыслей в тексте – постыдно, это интимное дело. XX век был культурой много пишущих интеллигентов, которые столько всего понаписали, что стыда там и совсем не найти, бумага всё стерпит.

А теперь интеллигенция подвымерла, культура изменилась на новую грамотность (она же – новая неграмотность), стала в большей степени визуальной, и текст приобретает новые функции. Теперь сказать-то и показать можно всё, хоть ролик на ютубе вешай про свои интимные приключения, чего там такого, все всё видели. А вот искреннее и серьёзное изложение своих мыслей, внутренних идей – штука важная, и просто так, учителю в школьном сочинении это писать неудобно, это пишут под замком и показывают только близким людям. Оказывается, для многих задача написания сочинения и изложение своих настоящих мыслей не совмещается с публичностью школьного образования. Всерьёз говорить стыдно, публично не стыдно шутить и прикалываться. Но школьные практики направлены на публичное серьёзное высказывание, и потому они – вне современной молодежной культуры, они – антикультурны.

Получается, что по мере развития того, что наскоро называют «постмодернизмом», вслед за уменьшением цены печатного слова, возникает новое явление: особенная ценность слова серьёзного, искреннего, за которое стоит сам автор, всем собой. Это и написать страшно и трудно, и показать несколько неудобно. Как выложить в сети фотографию близкого человека: любой прохожий может обматерить, нехорошо.

Сейчас происходит огромный культурный переворот – изменение места книги в культуре, изменение роли печатного текста, изменение средств, которыми текст приходит к читателю. Тема эта очень обширна, но можно её сузить, кратко сказав: тексты ушли в Интернет, читают теперь с монитора. Конечно, тут масса деталей – кто-то с мобильного телефона, кто-то из электронного ридера, но в целом можно обозначить раздел средств передачи текста по границе книга-монитор.

И это изменение средства передачи текста влечёт за собой изменение способа восприятия текста. Прежний способ, связанный с печатным текстом и с книгой, назывался «чтением». Дело недавнее, все ещё помнят и потому не обязательно подробно объяснять, что это такое – «читать». Хотя многие уже забыли и не понимают отличий от нового типа восприятия текстов, новых приёмов работы с текстами, которые возникают при восприятии текста с монитора. Назовём это – сканированием.

Говорят: появилось новое умение. Называют его по-разному: скроллинг, браузинг, сканирование. Как и обычное чтение, оно основано на базовом умении читать, складывать буквы в слова. Но всё же это умение несколько отличается от принятого «обычного» чтения. Кажется, это и не скорочтение, то есть различие между медленным чтением и скорочтением – иное, нежели между сканированием и обычным чтением.

Нельзя быть уверенным, что это новое умение в самом деле существует как массовая практика – однако об этом говорят. Конечно, многие буквально не умеют складывать слова, они читают так медленно, что забывают начало предложения, пока до конца доберутся, они в самом деле не умеют бегло читать, – таких людей довольно много. Так что новое умение – это не банальное неумение, неграмотность, а этакое альтернативное умение, временами похожее на неумение читать, потому сканирующие тоже ведь не понимают смысла просканированного.

Трудно сказать, закрепится ли это новое умение в культуре, завяжутся ли на него многие другие практики, станет ли оно нормальным и необходимым. Это – заготовка нового, может быть, это умение останется случайным, в культу ре специально не фиксированным. Или войдёт в набор базовых умений новой культуры.

Пояснить суть такого культурологического изменения можно следующим примером. Существует культурологическое различие между тем, как читают газеты европейцы, и как – американцы. Связано оно с тем, что в Европе чтение газет – это умение, дочернее по отношению к чтению книг, издавна читали – книги, а потом появились газеты и с ними тоже стали работать, как с кни гами – читать. В США ситуация сложилась иначе, там чтение газет было пер вичным, ему не предшествовали навыки чтения книг, восприятие газет было самостоятельным умением. В результате европейцы чаще газеты именно чита ли – внимательно, с перечитыванием, изучали, отмечали удачные места и т. п. А американцы газету проглядывали, быстро скользили по полосам рекламы и объявлений, выуживали из вороха газетных страниц нужные сообщения, отме чали общий настрой по заголовкам, не вчитываясь в ненужные статьи.

Когда рассказывают об этом новом умении, о сканировании, то можно понять дело так, что примерно такое же различие, как между чтением газет американцами и европейцами, только более выраженное, существует между чтением бумажных книг и сканированием текстов на мониторе. Просматривают, проглядывают, сканируют – ленты новостей, бесконечные записи в блогах и «стены» социальных сетей, rss-подписки и онлайновые библиотеки. То, что можно прочитать и нужно прочитать, столь невозможно-велико по объёму, что обычно тексты лишь просматривают в поисках нужной информации. В этом – кардинальное различие.

Если высказаться очень резко, намеренно заостряя ситуацию, то получится следующее. Говорится, что возникло новое умение, новый способ чтения. Важно, что раньше читали каким-то не очень осознаваемым одним способом, а теперь читают другим. Теперь – скажем это операционально – очень быстро прокручивают страницу, быстро просматривают её, не то чтобы понимая содержание, а скорее выделяя наличие или отсутствие некоторых ключевых слов, важных при данном просмотре-сканировании, или оценивая важность страницы с точки зрения поставленных целей.

Пожалуй, можно сказать таким образом: то, что рассказывают люди о себе и о других, то, как они описывают это сканирование, противопоставляемое обычному чтению, позволяет определить его так.

Это значительно более целенаправленное чтение, чем ранее. Прежде понимание текста складывалось из таких блоков: прочесть, понять, оценить, насколько это важно для предпринятой работы или для поставленной цели. В общем, человек прочитывал целую книгу, затем размышлял над ней и потом решал, стоящая ли это книга и может ли он на неё опираться в каких-то своих целях – не важно, речь о работе или о развлечении, о саморазвитии или об удовольствии.

Сейчас происходит ранняя специализация и быстрая целевая оценка внутри самого процесса чтения. Например, человек может открыть текст, чтобы узнать нечто об интересующем его слове – и быстро просмотреть, если этого слова нет, текст его не интересует. Это самый простой случай. Может быть значительно более сложный – человек, скажем, ищет материал для статьи, реферата и т. п., он просматривает текст и очень быстро оценивает, не зацепит ли его этот текст, не будет ли он ему интересен. Это происходит очень быстро, так что зачастую человек не может сказать, что же было в просмотренном тексте, о чём он, на какую тему, он понял только собственную оценку – что это для его целей не интересно и тратить время на этот текст более не стоит. А вот если интересно – человек переходит к «чтению первого рода», читая подряд или через абзац, пытаясь выхватить то, что ему нужно.

Чтение второго рода, сканирование – это чтение в условиях крайнего избытка текстов, нехватки времени на чтение. Идёт экономия, оптимизация, сокращение избыточных операций. Это уже не раз было в истории литературы. Если прочитать у историков литературы, какие практики чтения были в ходу в Средние века, как читали книги, когда знали, что зима долгая, а другой книги нет и ещё несколько лет не будет – мы увидим практики чтения, совсем не похожие на наше привычное чтение первого рода. Например, читали книгу небольшими разделами, оставляя на завтра следующие главы. Запойное чтение подряд не приветствовалось, это был дурной тон чтения. То же касается способа написания: произошло сокращение нарративов, злостное обострение сюжетов – признаки литературы Нового времени.

Чтение – это восприятие текста как целого, читают обычно подряд, от начала к концу и от начала до конца, цель – прочитать этот текст (и составить о нём мнение). Сканирование – это извлечение нужных кусков информации из текста, текст – лишь среда, в которой может находиться нужная информация. Его просматривают как угодно – хоть от конца к началу, наискось, по ключевым словам, по заголовкам – всеми способами ускоряя процесс ознакомления с текстом, который сам по себе не ценен – ценна информация, которая может быть в нём заложена. В одном случае текст – металл, в другом – руда, из которой ещё предстоит извлечь нужное читателю. Тем самым то умение воспринимать текст, которое было базовым для существования художественной литературы, восприятия текста как самостоятельной ценности, – исчезает, заменяясь на иные навыки, навыки практического использования текста как инструкции при выполнении какой-то посторонней работы.

Можно провести опросы, статистические исследования, которые бы показали, на сколько именно люди стали меньше читать. А можно посмотреть, что они стали читать иначе, стали читать, исходя из других соображений. Чтение – это конгломерат многих отдельных умений, это такой социопсихологический аппарат, машина. Дело ведь не в том, что некто держит перед собой страницу печатного текста.

Скажем, чтение из удовольствия, из интереса к читаемому – это одна машина, один вид чтения, у него есть сопутствующая ему культура. К такому чтению не надо принуждать, оно самоусиливается. Однако есть и нечасто вспоминаемые побочные следствия.

Как только чтение книг начинает рассматриваться как вид развлечений, который должен приносить удовольствие – исчезает представление о литературе как ценностно и иерархически организованном знании, возникают равноправные вкусы, которые каждый удовлетворяет по-своему и хорошо, лишь бы удовлетворил.

Тогда чтение измеряется полученным удовольствием. Почитатель серии «Боевая фантастика» совершенно так же начитан и в том же смысле любит книги, как читатель Ариосто, а поскольку все удовольствия могут быть переведены на один общий для всех язык эндорфинов – чтение вполне можно поставить в ряд с другими способами получения удовольствия.

Оказывается, ходячая мысль о «любви к чтению» имеет довольно неожиданные выводы. Если не считать, что на уроках в школе следует учеников знакомить с разными видами удовольствий и учить ценить, скажем, марочные вина более бормотухи, то на уроках литературы не следует особенно много внимания уделять приятности, получаемой от чтения.

Выше мы рассмотрели чтение для удовольствия. Допустим, это такой особый вид чтения, со своей мотивацией. Мы берем в качестве горючего для развития навыков чтения удовольствие. Горючее – мотив, то, на энергии чего мы совершаем усилие. По логике формирования навыка чтения к данному мотиву присоединяются подходящие детали. Возникает согласованный механизм любви к чтению – если горючим служило удовольствие, получится машина для чтения жанровой литературы, воспринимающая классику как жанр. Готы любят готичное, а «ботаники» любят классическое, им приятно поскучать. Это мир увлечений, и в нём все увлечения в одну цену.

Но можно взять другое горючее, что многие и делают. В качестве горючего можно использовать мотивы тщеславия, роста, достижения элитарного состояния, успеха, желание быть победителем. Победа в конкуренции – мощный мотив. Можно говорить, что жизнь – серия испытаний, к ним надо быть готовым, чтобы выйти из них победителем, и надо набраться соответствующих умений, позволяющих пройти испытания.

Тогда навык чтения становится прагматическим навыком. Не умеющий бегло читать, быстро понимать прочитанное не сможет пройти конкурентные барьеры современной жизни. И по содержанию чтение должно быть направлено к пользе – читать следует прежде всего по своей будущей специальности.

Таким образом собирается иной культурный механизм, на другом горючем – другая структура, структура прагматического чтения. Человек научается использовать навык чтения для получения информации, он просматривает тексты, выискивая в них то, что ему надо в соответствии с поставленными целями – профессионального роста, служебной карьеры, научного исследования, да в конце концов даже для отдыха и расслабления – это тоже может быть прагматической целью на каком-то этапе.

У такого выбора – выбора такого культурного механизма, способствующего обучению – есть собственные следствия для культуры.

Таких «видов чтения» можно выстроить несколько. Оказывается, в каждой культуре существует свой набор «машин чтения», одним машинам обучают в школе, другие сами заводятся в благоприятно среде. А потом набор машин меняется, меняется культура – и, хотя формально акт чтения происходит, он уже означает совсем другое – потому что читают иные тексты, читают не так, как прежде, с иными техниками, целями и результатами.

Получается, что ответ на вопрос «Отчего стали меньше читать?» совсем не прост, и даже достоверные статистические данные о числе прочитываемых в месяц печатных знаков не способны дать вменяемый ответ. Требуется рассказать, какие именно виды чтения бывают и какие были раньше, как они увязаны с иными культурными навыками, для каких социальных целей служили раньше и для каких – теперь, и сколько людей в чтении руководствуются какими целями и пользуются какими способами чтения. Тогда будет примерно понятно, что же происходит, как сдвигается культура, какие правила и нормы в ней возникают.

Исчезновение «бумажного Гутенберга», редукция книг в маргинальные ниши подарочных изданий, расширение дигитальных технологий на все виды текстов, новые типы чтения, новое отношение к тексту и многое другое, что выше было перечислено – указывают на задатки новой культуры.

Хорошо, это не доказано, это всего лишь высказано: это не сама уже наличная культура, это – то, что люди говорят о своих действиях и действиях окружающих, это набор их удивлений, ожиданий, страхов. Это не сама новая культура, а лишь область, в которой она ожидается, это росчерк границ, где она могла бы появиться.

Одни изменения всем уже понятны – например, замена бумажных СМИ цифровыми. Об этом уже написаны монографии специалистами по развитию медиа, и тут мнения людей показывают лишь, что это видят не только специалисты, это стало массовым убеждением и совсем не является неожиданностью. А другие эффекты – например, стыд перед серьёзным текстом – едва ли можно было угадать, если не обнаружить этого в сложении мнений.

Рассматривая новые компьютерные технологии, мы обнаруживаем новые связи. В общественном сознании обнаруживаются неожиданные связи привычных предметов. Например, можно привычно полагать, что со школой связано высшее образование, после школы – институт. Но по логике устройства социальных институтов у школы не так сильны связи с вузом, как со многими иными институтами. Школа очень сильно связана с родителями, которые несут ответственность за детей. А высшее образование – во многом уже выбор самостоятельного человека.

Оказывается, высшее образование в умах людей слабо связано со школой. Это проявляется в том, что при запросе на слово «образование» мы находим разговоры, где говорится о школьном образовании и практически не говорится о высшем. То есть высшее, – конечно, образование, но это более узкая и специальная тема, а вот школа – это самая сердцевина того, что обсуждают в связи со словом «образование». А что же прямее связано со школьным образованием? СМИ, интернет, видеопродукция, игры.

Это – темы, сопутствующие обсуждению школьного образования. Это – новая образовательная среда: оказывается, сейчас мало смысла обсуждать проблемы школы в видах дальнейшего обучения в вузе – это такая узкая специальная тема, а настоящее обсуждение связывает школу с этими новыми медиа, с тем, чем наполнена информационная среда общества, с тем, что приносят с собой игры и видеопродукция.

Отдельная тема – как учить детей, как давать образование в мире, где Гутенберг сменил свой наряд. Мы можем узнать, что же думают родители о своих детях, как они о них рассуждают, что дети говорят о себе, как родители вспоминают свои школьные годы.

Если многие родители в самом деле убеждены, что появилось новое поколение, что дети в большинстве своём стали хуже понимать тексты и лучше – видеоролики, что появилась новая культура – уже одно это убеждение само по себе меняет реальность. В этом смысле не важно, как влияют на человека новые технические средства, мы можем принять это влияние за нулевое – всё равно родители, думая соответствующим образом, замечают симптомы у своих детей и нечто предпринимают. Что-то делают, чему-то дополнительно учат, что-то легче прощают, машут рукой, плачут, корят, высказывают свои подозрения чадам. Дети узнают и чувствуют ожидания, они в курсе мнений об их развитии – в общем, мнения, конечно, представляют собой реальность, причём реальность очень активную и действенную.

И далее можно решать. Можно изучать, в самом ли деле можно обнаружить влияние новых технологий на образование и изменение культуры людей. Или можно считать эти изменения в основном фантазиями – то есть, попросту говоря, теми самыми мнениями, которые мы и выявляем. И тогда можно с ними соглашаться, или бороться и развенчивать, или учитывать в своих построениях об образовании – но игнорировать их не удастся, а значит, их следует знать.

Любарский Г. Ю. 2012. Общество о целях образования // Отечественные записки. № 4(49). С. 77–91.

Строить новую школу надо начинать с вопроса: каковы должны быть результаты образования? Какими качествами должен обладать выпускник? Что он должен уметь в жизни? (высказывание в блоге)

Решая, какой должна быть система образования, не обойтись без решения вопроса о её целях. Кажется, что они очевидны, понятны сами собой, тут не о чем договариваться. Между тем, если посмотреть, что люди говорят друг другу в блогах, как они спорят о школьном образовании, можно видеть, что по одним вопросам в самом деле имеется согласие – никто даже и не выговаривает противоположную точку зрения, а по другим вопросам, напротив, идёт яростный спор.

Итак, обратимся к исследованию структур мнений, которые бы объяснили нам, чего люди хотят от образования. Было взято около 5000 высказываний, найденных поиском по блогам по запросу «образование чтение литература», эти высказывания классифицированы, разделены на группы. Прежде всего можно констатировать: все согласны, что следует решать исходя из критериев практичности и эффективности. Непрактичность и неэффективность рассматриваются как отрицательные качества. По этому параметру разнообразия нет – никто с практицизмом не спорит.

Это очень интересный результат. Можно было бы предположить, что есть разные точки зрения на этот критерий образования, что между сторонниками разных критериев происходят трудные споры. А мы обнаруживаем в этом отношении согласие и единство – в рамках признания, что школа должна готовить к будущей жизни, и делать это практично и эффективно.

Да, но зато внутри этого согласия об эффективности – большое разнообразие. Ведь практичность – это служебный критерий, это способ достижения цели, а какова сама цель? Можно понимать практичность как практичность в деле воспитания образцовых граждан государства, послушных и патриотичных, или практичность воспитания свободных, независимых, самостоятельных личностей, или практичность создания знающих, умных учёных. Таких разных практичностей оказалось довольно много.

Найденные высказывания собрались в несколько групп, классов однотипных высказываний. Оказывается, целей, которых нужно достигать эффективно – довольно много, и согласия по этому поводу вовсе нет.