Текст книги "Образование будущего. Университетский миф и структура мнений об образовании XXI века"

Вот от чего реально нужно отказаться, это от стремления рассказать за 4 года всю историю (пускай и только через «вехи») русской литературы. Потому как произведений получается реально слишком много, а толку от того, что осенью проходят «Песнь о полку», а весной «Мертвые души» – мало.

Понимаете, проверка, экзамены в образовании не главное, главное все-таки – чему и как учат. Так вот: часы на математику сократили, астрономию – важнейший мировоззренческий предмет – упразднили вовсе, история после введения концентра практически загублена – совсем перестали знать ее дети и т. д. и т. п. Список можно продолжать. Зато вводится, видимо, «Россия в мире», православное воспитание, ОБЖ, в том числе в старших классах. Образование по сути очень сильно ухудшается.

В целом же советская система образования образца 70х-80х давала на порядок лучшее образование, чем современная система. В особенности это касается высшего образования.

Как можно не читать произведения великих авторов. Просто нужно ввести уроки интересно, а это не каждый преподаватель может.

Знали бы Вы как распределяют часы в обычных общеобразовательных школах в Башкирии. Мы давно обучаем детей платно с репетиторами с класса 6, у кого есть понимание и деньги.

В Москве в общем-то то же самое. Все больше детей в старших классах переходит в экстернат, т. е. родители нанимают им репетиторов, т. к. общеобразовательная школа, как правило, мало чему учит.

После указания на плохих учителей, которые не умеют объяснять, сами не знают предмета и не могут вести урок интересно – второй по массовости упрёк обращен к программе.

В общем говорят, что программы преподавания плохи. Много реже говорят, когда они были хороши и чем именно плохи современные.

В целом хорошие программы видят (конечно, разные говорящие) в трёх источниках: дореволюционной русской школе, современной иностранной школе и советской школе.

Реже всего (и наиболее доказательно) выступают сторонники дореволюционных гимназий. Они могут подробно указать, как именно была испорчена программа гимназий и реальных училищ, что представляло собой советское образование (нечто похожее на урезанную программу реальных училищ, уровень гимназического курса давали не все высшие учебные заведения). Но людей, способных говорить о дореволюционном образовании со знанием дела – очень мало, большинство говорящих учителей, родителей и образованных людей их не понимает (рис. 4).

Основное противостояние – между сторонниками современной школы в США (Германии, Великобритании, Франции и т. п.) и советской школой. Большинство говорящих не знает программ зарубежных школ, но некоторые всё же могут о них рассказать.

Большинство говорящих сравнивает современную школу с советской. Обычно – в пользу последней. Иногда про советскую школу тоже говорится немало плохого, но обычно всё же с выводом, что там всё-таки выучивали, хоть и с насилием, убого, плохо – но выучивали. Современная же школа плоха по множеству параметров, практически любая затронутая тема оценивается негативно.

В этих потоках взаимных аргументов может помочь указание на разнообразие. Большинство говорящих даже не представляет, как отличалась дореволюционная школа от советской, чем отличаются программы разных зарубежных стран, какие существуют типы школьного обучения (Вальдорфская, Монтессори и т. п.) и насколько разнообразно было образование, объединяемое под названием «советского». Даже простое знакомство с тем, чего можно пожелать и что бывало и бывает – сильно изменяет структуру аргументации собеседников.

Что конкретно разумеется под плохой программой?

Обычно говорят вовсе не о каких-то запредельных сложностях «системного образования», а о вещах довольно понятных. Программу того или иного курса уменьшили, она теперь должна умещаться в очень малое количество часов. На уроках невозможно выучить данный предмет, большинство учеников обращается к репетиторам. Необходимые (с точки зрения говорящего) предметы вовсе упразднили. Слишком много нагрузки, слишком много часов, следует упразднить такие-то предметы, отдав часы другим, более нужным и важным.

Эта извечная сопровождающая школу драка за часы и составляет наполнение споров о лучшей программе.

Что до «средств образования», то разговор чаще всего переходит на современные достижения технологий, и прежде всего – интернет. Сторонники улучшения преподавания начинают описывать преимущества заочного и дистантного образования перед плохим очным. Убедительные демонстрации прекрасных онлайновых лекций и учебников затушевывают тот простой факт, что в такого рода разговорах проводится утверждение: продукт второго класса, низшего класса должен иметь преимущество перед продуктом более дорогим, высшего класса. Вполне очевидно, что очное образование много лучше (и дороже) заочного и дистантного, но это затушёвывается рядом риторических приемов.

Например, если сравнивать реальное очень плохое состояние очного образования в школе и реальных, далёких от идеала учителей – с самыми лучшими образцами интернет-образования, то можно выстроить очень убедительную речь. Видимо, на это можно было бы возражать, указывая на реальное состояние интернет-образования и изыскивая способы улучшения очного. Почти всегда аргументация сторонников того или иного решения сводится к указаниям на недостаточность какого-то предмета и ненужность другого предмета. Поэтому имеет смысл рассказывать о том, как связаны предметы между собой, какие существуют программы сбалансированной передачи знаний, почему одни действия возможны, а другие – диковаты. В целом люди очень слабо осведомлены о том, что бывает и что возможно, и потому в рамках своего опыта делают предложения в стиле «удлинить и отрезать».

Дело в том, что установка на тестовое изучение литературы радикально меняет весь облик преподавания, направляет учителей в сторону суррогатного изучения предмета. Зачем тогда вообще нужна литература в школе? Чтобы знать факты и даты? Но сейчас все это есть в Интернете.

Задача литературы – формировать самостоятельно мыслящего человека, творческого читателя. А как можно самостоятельно мыслить, отвечая на тесты, которые подготовлены для тебя извне?

…Мы не даем ребятам ОБРАЗОВАНИЕ, – мы учим их азам (словно на дворе утро XX века) и натаскиваем на сдачу экзаменов. Я не знаю, зачем понадобился пресловутый ЕГЭ. По-моему, это просто такая попытка преодолеть коррупцию, и не более того. Но гораздо эффективнее было бы вообще отменить конкурс в вузах. Хочешь поступить, – поступай без всякого ЕГЭ и без всяких взяток. Если не годен, на первой же сессии тебя вычистят.

Разговоры о тестах сводятся к их защите и критике. Практически нет предложений по улучшению тестов, изменению их.

Критика апеллирует к идее о том, что тесты атомизируют знание, предполагают, что можно выучить (или иначе узнать) правильный ответ на данный вопрос, и дело решено – а подлинного знания предмета и умения учиться тесты не предполагают.

Защита тестов указывает на их социальную роль (меньшую коррупционную ёмкость) и их достаточную сложность (многие вопросы не под силу плохо знающим школьную программу, тесты не так-то легко сдать).

Ответная критика указывает на то, что и тесты также коррумпируемы, причём именно в силу нелепой сложности – не удаётся выяснить, в самом ли деле ученик знает или не знает, требуется натаскать его на умение давать правильные ответы, тесты учат сдавать тесты, а не знанию предмета.

Легко видеть, что все эти аргументы не соответствуют друг другу. Коррупционную ёмкость никто не замерял; сложность тестов не имеет отношения к атомизации знаний; не показано, что атомизация плохо влияет на знания. Сопоставления относительной успешности тестов и обычных экзаменов нет. При этом существуют и безэкзаменационные способы образования. Тесты являются логическим развитием практики экзаменов, и почти все аргументы, которые применяют против них, когда-то были обращены на экзаменационную практику в целом. Однако экзамены победили, а внеэкзаменационное образование занимает довольно скромные позиции.

Иными словами, тесты ругают и хвалят, развертывая цепочки аргументов, которые не соотносятся друг с другом и не доказаны практикой. По-видимому, спорящим можно было бы показать недостаточность их позиции и привести реальные данные о влиянии тестов – если такие данные существуют.

На простейшем уровне, правда, но и композицию, и жанры (из пройденных), и термины – эпитет, персонаж, главный или второстепенный герой и т. п.

Надо было отличать между собой потешки, небылицы, пословицы, загадки, докучные сказки, и по описаниям в тестах определять что из этого имеется в виду.

Кроме того, изучали сходство и отличия между народной сказкой и авторской, литературной. Изучали басни, былины, тоже сходство и отличие от сказок определяли.

Чтобы, постигая эталонные образцы, наблюдая за композицией, фабулой, сюжетом, стилистическими особенностями, жанровыми особенностями, дети сами бы научились ПИСАТЬ художественные тексты, осознанно выбрав, что это будет – детектив, роман, очерк, рассказ, стихотворение, пьеса и пр.

Все равно литературную эволюцию – во многом изобретенную филологами – в школе не объяснить.

Во многих случаях программы переполнены изучением понятий, которые имеют смысл лишь для специально занимающихся данным предметом. В случае литературы легко можно усомниться, что дорогое школьное время следует тратить на изучение отличий потешки от небылицы и обучения учеников написанию пьес и драм. Такие же возражения можно выдвинуть и к другим предметам, в том числе и естественнонаучного круга.

Однако не существует инстанции, куда можно было бы обратить такие инвективы. Спорящие могут указывать друг другу на нелепость изучения таких вещей, но с этим легко можно и не соглашаться. Ясно, что можно привести множество аргументов, доказывающих необходимость такого изучения – что это основные понятия в данной области, что без знания их человек не сможет понимать целый пласт явлений, это нужно для развития мировоззрения и т. п.

По сути, споры на данную тему указывают на отсутствие согласованных представлений о целях образования и вменяемых программах, являющихся средствами для этих целей. У спорящих представления о целях образования, о том, как достигаются эти цели, – самые смутные. При этом реальные творцы школьных программ озабочены совершенно другими вопросами.

Можно констатировать, что не существует проработанной системы аргументов по поводу включения или невключения каких-то понятий, разделов и т. п. в школьную программу. Все эти вопросы могут решаться только горлом, или, иначе выражаясь – риторически. Можно построить красивую речь, где раскритиковать наличный набор тем школьной программы, и другую речь, где защитить этот набор – но такие речи относятся к риторике, а не к содержательным утверждениям о составе программы.

Перспектив заниматься наукой нет. Востребованность нулевая. Этой стране интересно пилить. Вузы пропитаны коррупцией и интригами в составе сотрудников. Больше пороги обиваешь чем учишься/ учишь. Так что. Всё идёт по плану… Путина.

Закрывает дискуссию обращение к социальной среде, для которой работает образование.

Мысль эта у её защитников звучит следующим образом: почти любые соображения об устройстве образования апеллируют к некоторому должному существованию общества – будущему, идеальному, требуемому, планируемому и т. п. Если вместо этого будущего, должного состояния подставить сегодняшние реалии и считать, что образование должно просто воспроизводить то, что есть – окажется, что почти ничего не нужно.

Это социально-обличающая тематика разговоров наделе закрывает возможности обсуждения проблем образования. Аргументы этой стороны требуют переходить на иные темы – изменения существующей власти и переустроения общества.

Видимо, можно прояснять природу этих аргументов: они не решают вопрос, а закрывают возможности его обсуждения. Можно указать на рекурсивную природу аргумента: с одной стороны, социальная среда не слишком способствует образованию, с другой – именно образованные люди способны изменять эти самые свойства среды.

Учить думать – это обучение, путем различных методов, от показа «на пальцах» (простейшие опыты по химии и физике) до выстраивания умозаключений по заданной программе (алгоритму), исходя из набора фактов и при смене алгоритма их выстраивания, с дальнейшим обсуждением личных восприятий.

При этом, вырабатываются определенные «настройки» в сознании, используя которые человек в состоянии оперировать с увиденным, услышанным, прочитанным таким образом, что по окончании или в процессе которого появляется вербализованное суждение или умозаключения не являющееся прямым отражением или пересказом ранее перечисленного.

Процесс мышления переходит в стадию думания, когда результат проявляется в символьно-знаковой форме, доступной окружающим для адекватного понимания выраженного.

Думание – форма мышления, результаты которого могут быть использованы в социальной практике окружающими и лично думающим, как некий трафарет для понимания происходящего вокруг и с самим собой.

Теперь посмотрим вторую половину схемы – какие же блистательные перспективы и возможности имеются (рис. 5).

Развитие ИТ означает постепенный переход на безбумажные технологии. Но только очень уж постепенный! Технически всё давно готово для полного отказа от бумажных носителей. Сдерживают лишь две вещи: привычность и организация. Те поколения, которые учились читать по бумаге, до конца своей жизни будут прокляты обречены думать, что это «удобно».

Совершенно общим местом стало утверждение, что знания в интернете добывать очень легко. Это, собственно, не требует комментариев – почти отсутствуют трансакционные издержки на получение информации, на расстоянии клика лежат миллионы книг и учебников, созданы замечательные энциклопедии. Тем самым наличие интернета само создаёт замечательные возможности для обучения, и можно только удивляться, как при таких великолепных возможностях обучения не происходит.

Так считает большинство говорящих. Это настолько общепринято, что имеет смысл указать на ограниченность такого взгляда.

Первое: отсутствие системности. Знания взаимосвязаны и организованы в картину мира. Когда они подаются разрозненно – их ценность значительно падает. – На это можно возразить: люди способны и сами выработать связь между фактами и составить мировоззрение. Кроме того, существует множество текстов, жаждущих навязать свою систему и своё видение мира, так что в сети нет недостатка в мировоззренческих картинах.

Второе. В сети именно что слишком много всего. Из десяти книг выбрать легче, чем из миллиона. Именно чрезмерное множество доступных текстов на любую тему крайне затрудняет выбор: возникает специфическая задача фильтрации материала. Она диктуется разными причинами: есть недобросовестные источники, халтурно сделанные учебники, тенденциозные и прямо лгущие, слишком сложные, слишком простые, плохо сделанные, для иного уровня подготовки, чрезмерно популярные и т. п. Ограниченность доступа к бумажным книгам играет роль фильтра, снижая трансакционные издержки, а в сети они снова возрастают – очень большие затраты времени (и денег) необходимы на выбор того, что в самом деле нужно в данной образовательной ситуации. – На это можно возразить, и возражают, указывая на обычные способы снижения этих трансакционных издержек: репутации авторов учебников и вузов, репутации изданий, собрания мнений и рецензий по поводу разного рода текстов. Собственно, нам хотелось показать, что легкость добычи знаний в сети вовсе не бесспорный тезис. Скорее, это предмет длинного спора. Многие задачи ещё не решены: например, не созданы хорошие, активно работающие сервисы обмена мнениями между читателями книг, не решена проблема ранжирования авторитетных источников и пр. Знания в сети добывать легко, но очень трудно отличить фальшивые знания от настоящих.

Но почему никто не занимается дистанционным высшим образованием с использованием интернета. Запишите все, чему и как учат дневных студентов на сайте вуза, и пусть каждый осваивает материал. А потом сдает его в режиме экзамен-онлайн. Думается, что технически осуществить все это уже сегодня вполне возможно.

Вся система образования должна поменяться радикальным образом. И это произойдет благодаря интернету. Лекции любого университета или института можно слушать дома, не отходя от компьютера. И не только лекции. Это не значит, что отменяется живое общение с преподавателем. Оно меняет форму и содержание. Поэтому мысль об отмене вступительных экзаменов вполне рациональная и материально возможная.

Дело не только в том, чтобы смотреть и слушать лекции. Их можно скачивать с сайта. На сайте могут быть руководства по изучению. Может быть общение с преподавателем. Короче, 80–90 % всего обучения надо перевести в интернет. Есть проблема, что интернет не везде доступен, не у всех есть компьютер. Но если человек хочет учиться, то на дешёвый компьютер деньги он может заработать. Это не много. Не обязательно для всех и сразу. Но в этом направлении надо очень быстро двигаться. Возможности для образования открываются фантастические.

Многие страны делают упор на развитие дистанционного образования. Существует множество вузов, программ, курсов, рассчитанных на такое образование, и кажется, что дело только в ограниченности и лени. Стоит только подключить самый обычный класс к сети – и появляется возможность тысячам детей обучаться у лучших учителей, особенно хорошо знающих предмет и обладающих педагогическим талантом. Решена проблема доступа к учителю, в классе может одновременно присутствовать хоть миллион учеников – они не мешают друг другу.

Примерно так говорится о дистантном образовании. Возражений практически нет, и опять возникает несколько странная фигура в разговоре. Речь об очень плохом состоянии образования; указывается замечательный метод, который может спасти всё дело, но он почему-то не используется.

При разговоре о дистантном образовании разговор обычно переходит на технические аспекты проблемы. Интернет не везде, не широкополосный, хорошие курсы – на английском языке. Получается, что осталось решить эти технические проблемы – и вопросы образования будут решены. Однако и там, где уже есть хороший доступ к интернету, отчего-то вопросы образования вовсе не разрешены.

Можно констатировать, что в таком подвешенном состоянии разговор и остаётся. Указывают на достоинства дистантного образования – и недостатки технического оборудования здесь и сейчас. Тем самым в принципе проблема образования считается решённой, надо только сеть протянуть.

Можно добавить очевидный, но упускаемый аспект проблемы. Дистантное образование – это в принципе образование второго сорта. Оно возникает как замена очному образованию для снижения трансакционных издержек. Конечно, намного лучше учиться очным образом в реальном классе у реального учителя, но если это совсем невозможно – возникает замена. Можно обсуждать достоинства дистантного образования, но всё же не следует забывать, что это второсортная замена, и в превознесении дистантного образования над очным уже есть некоторое лукавство. Следовало бы честно сказать, что дистантное хуже по таким-то параметрам, но поскольку очное развалено совсем, в катастрофической ситуации используем эту возможность, пока не получится вернуться к более качественному очному образованию.

К сожалению, таких рассуждений в сетевых разговорах не встречается. Мнение о чрезвычайном удобстве дистантного образования не оспаривается практически никем – хотя, насколько можно понять, никто из говорящих близко с предметом не знаком. В лучшем случае прослушаны немногие онлайновые лекции, но собственно дистантного образования никто не получал, хотя мнение о чрезвычайной лёгкости его и удобстве существует.

Внедряется дистанционное обучение, которое становится интерактивным. Развиваются методики быстрочтения, создание и записи мыслеформ. Мы переходим из информационного века в интеллектуальный. И задача учителя заложить в ребёнке ростки творческого умственного процесса, активизации когнитивной функции!

В разговорах об образовании встречается много фантастических сюжетов, редко проникающих в «технологические» разговоры из других сфер деятельности. Говорящие удивительно легко переходят к разговорам о встроенных в мозг микрочипах, которые сами усваивают знания и сами их понимают, сами учат языки и сами действуют, о мгновенном схватывании огромных объёмов информации, о чтении мыслей компьютером и у компьютера, о возникновении новых умственных способностей и пр. Собственно, нет смысла специально подчёркивать, что это – выдумки, можно лишь констатировать, что отчего-то в разговорах об образовании выдумок такого рода очень много и они не вызывают у говорящих сильного отторжения. Видимо, повлияла скорость распространения информационной революции. Ещё недавно самым продвинутым техническим средством была пишущая машинка, и вдруг – интернет. Это произошло так сразу, что разговоры о встроенных обучательных микрочипах и чтении мыслей воспринимаются как дело ближайших 3–5 лет.