Текст книги "Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной"

Вспомнилось вдруг папино любимое: «несмотря на… – всё-таки».

Ведь и он о равновесии! О равновесии, которое превращает балансирование на проволоке в ходьбу по лужайке.

Соня поняла: она будет опять и опять впускать в душу других, зная, что рискует быть отринутой, – ведь у любого остаётся свобода принять её или отвергнуть. Или сначала принять, а потом отвергнуть. Ну и что? Застегнуться на все пуговицы, боясь простудиться?! Боясь, что поранят незащищённое открытое сердце?! Можно, конечно, закрыться наглухо и ограничиваться поверхностными «разговорами о погоде». Но это значит – не жить. Скучно! Конечно, так избежишь риска, что сделают больно, но предохраняясь от ударов судьбы, автоматически закроешься и от её подарков.

И возвращаясь в Рай, ещё одну важную вещь поняла Соня: страх побеждают страхом, жажду обладания – жаждой обладания. Выход – всегда там, где вход. Что важнее – обладать Леоном или Вселенной?

Не случайно велено избегать сотворения кумиров – ведь и опыт показал: обладание одним, малым, лишает большего, в котором, кроме этого малого, ещё так много всего!

Отсюда – разница в характере обладания: обладание Леоном опустошает, обладание миром наполняет, потому что это и не обладание вовсе, а просто радостное пользование на паях со всеми. Что страшней потерять? Конечно, второе! Страх потерять одно побеждают страхом потерять другое. И древние китайцы о том же: пожертвовать сливой, чтобы спасти персик. Надо всего лишь верно обозначить приоритеты!

Значит, бессмысленно бороться со страхами и страстями – так не победить. Надо не бороться с ними и не подавлять их, а переориентировать, превращая минусы в плюсы. Тогда события, с котоpыми ничего нельзя поделать, не смогут повредить тому Главному, что есть внутри и связано с Главным снаружи…

– Жизнь всегда больше тебя, даже если это твоя жизнь. Не заботься о себе – заботься о ней. Тогда она о тебе позаботится, – сказал как-то папа, но его слова показались не слишком понятными и забылись.

А сейчас, как долетевшая из прошлого стрела, – в самое яблочко!

Как интересно устроена память! Мы всё запоминаем, даже то, что не осознаём, складируем в чуланах мозга, – и в нужный момент оно само вылезает из закромов.

Разгоралось утро. Она не пойдёт сегодня на факультет. Не хочется видеть Зою, объясняться. А придётся – хотя бы для того, чтобы поставить точки над i. Но потом.

И Соня поехала в Загорск, в Сергиеву Лавру – потянуло на что-то благостное, успокаивающее.

Под стук электрички думала про десятину. Почему в Писании велено (говорят, и в Коране тоже) отдавать другим лишь десятую часть своего? Ведь многие так гордятся благородным рвением самоотдачи: «я ему /ей, им/ отдал всё»… Но их предостерегают: отдавать надо не всё, не половину, не треть и даже не четверть – всего-навсего десятину!

Да ведь такой наказ – «предохранитель» от множества возможных грехов! Чтобы не провоцировать гордыню и самодовольство дающего – «ах, какой я хороший». Чтобы не понуждать другого к чрезмерной благодарности и не ввергать в зависимость от себя. Чтобы, в конце концов, не сотворить пресловутого кумира, потому что отдавая какому-то человеку всё, автоматически концентрируешься только на нём, суживаешь мир до него – и сам попадаешь в зависимость от своей зависимости. Такой замкнутый круг… змея, кусающая свой хвост… или Змий. И тут же Рай вокруг исчезает – сам выпадаешь из него.

Зло и Добро очень похожи, их часто путают. Разница лишь в перестановке акцентов. Всего лишь! Но эти «мелочи» в конце концов меняют ВСЁ.

Соня перестаралсь. Стала отдавать Леону слишком много. И в ней самой начались от этого почти необратимые изменения.

Вот простой рецепт распознавания правильного и неправильного: если любовь сжимает мир до одного человека (одного занятия, увлечения), то это «синдром Сатаны», а если расширяет, разнообразит, обогащает – то такая любовь от Бога.

Хорошо, что она поехала в Сергиеву Лавру! Там помогут додумать эти дилетантские мысли.

Монахи мели рясами жёлтые листья. Были по-мирскому деловиты. Отвечали заучено, пусто, как партийные боссы на вопросы трудящихся, – и торопились по своим делам, которые были важнее Сони. Они её не любили. А ей казалось: здесь должны любить каждое растерянное Творение Божье, особенно если оно нуждается в помощи.

Подъехала «Волга» – к ней улыбаясь шёл лоснящийся батюшка. За ним семенили служки. Шофёр выгрузил из багажника коробки с дефицитным сервелатом, ветчиной, водкой «Клюковка». Выплыл большой поднос, накрытый фольгой. Батюшка приподнял фольгу – из-под неё выглянул маслинами вместо глаз поджаренный поросёнок с веточкой петрушки во рту. Соня видела такого только в «Книге о вкусной и здоровой пище». Батюшка разулыбался и царственно махнул рукой служкам, показывая, куда доставить добро. Один из служек, отойдя с подносом, воровато оглянулся, сунул палец под фольгу, поелозил им и облизал. Потом ещё. Видно, очень хотелось причаститься батюшкиного поросёнка.

У Сони засосало под ложечкой. Надо вернуться на вокзал – купить хотя бы булку…

Возле ног какого-то инока плакала коленопреклонённая женщина с двумя малолетками: «Вернись! Трудно без тебя, не справляемся». Инок талдычил о «мирском зле», от которого скрылся здесь, спасая душу. Женщина плача ушла.

Соня подошла к иноку:

– Ты спасаешься. А их кто спасёт?

– Бог спасёт. Если к нему обратить душу.

– Но душа – в теле! Телу требуется пища, одежда, лекарства. А для этого нужны деньги. Их надо заработать.

– Д-да, зло управляет миром…

– Ну, заладил. Это твоя жена! Твои дети! Они бедствуют.

– Я и говорю: зло управляет миром. Я молюсь за них…

– Нехристь ты, прости Господи! – плюнула Соня. – Разве тому тебя Христос учил?!

– Чур-чур меня, – отшатнулся инок, мелко закрестился и стал осенять крестным знамением Соню.

– Не старайся, обойдусь, – сказала Соня. – На себя силы трать. Только сколько ни осеняйся крестом снаружи, не поможет, если не осенён изнутри. Ведь это тебе Христос сказал: «Я алкал – и вы не дали Мне есть; жаждал – и вы не напоили Меня; был странником – и не приняли Меня; был наг – и не одели Меня. Раз не сделали этого одному из меньших, то не сделали Мне»[47]47
  Библия, Новый Завет, Евангелие от Матфея. Гл.25, ст. 42, 43, 45


[Закрыть].

Крестясь и бормоча молитву, инок пошёл прочь.

– Эй, – крикнула Соня, неожиданно вспомнив ещё парочку евангельских аргументов, пытаясь пробиться к душе инока знакомыми ему словами. – Ты неправ! Ведь апостол Павел учил таких, как ты, что воин Христов растит душу в обычных житейских отношениях[48]48
  Таков общий смысл гл. 6 Послания к Ефесянам (Библия, Новый Завет).


[Закрыть] – «в устроение полноты времён, дабы небесное и земное соединилось»[49]49
  Библия, Новый Завет, Послание к Ефесянам. Гл. 1, ст.10.


[Закрыть]. Что ж ты земное так презираешь?! Ведь и Отец Небесный не погнушался Сына Своего в человека воплотить, а ты от человеческого бежишь.

– Не суди да не судима будешь, – строго одёрнул батюшка, следовавший мимо Сони за своим поросёнком.

Но Соню понесло:

– А что, Христос не судил?! Разве не Он кричал в гневе книжникам-фарисеям: «безумные, слепые», «змии, порождения ехидны!» и пугал осуждением Божьим и геенной?! Не Он разве гнал бичом из храма торговцев?!

– Да ты понимаешь, с Кем себя равняешь?! – возмутился батюшка. – Покинь территорию! Не оскорбляй Господа!

– А с кем вы себя равняете? Я ведь не Господу это говорю, а вам и вашему замороченному. Это вы Господа оскорбляете, – возмутилась Соня. – Я не равняюсь с Ним. Только напоминаю Его слова. И не уйду. Я к Нему пришла – не к вам.

Стоя в полумраке полупустого храма перед ликом Христовым, Соня опять расплакалась.

– Тебя тоже предали, – шептала она. – Бедный. Бедный! Ты так надеялся на них, себя не пожалел, а они предали. И продолжают предавать… ради мелких интересов… ради жареного поросёнка с петрушкой в зубах… или ради спасения собственной души… Поросёнок, душа – им всё едино… но ведь Тобою сказано: «любящий душу свою погубит её»…[50]50
  Библия, Новый Завет, Евангелие от Иоанна. Гл. 12, ст. 25.


[Закрыть] А они только о себе и думают… Бедный, бедный! Непонятый, покинутый… Из Твоих слов надёргали пучок петрушки для поросячьего пятачка. Считают: Ты за них все долги заплатил наперёд своей гибелью. Им остаётся только с чувством глубокого удовлетворения назвать Тебя Спасителем и расслабиться – место в Раю готово. Как просто! Как подло – присвоить себе Твои заслуги! Господи, даже тут подмены – в храмах Твоего имени! Всё дышит предательством. И я не лучше. Хоть и по-другому, но тоже стольких напредавала! А значит – и Тебя. Сколько же во мне самой дерьма! А Ты всё надеешься на нас… веришь в нас… Господи, да ведь это Ты веришь в нас! Не мы в Тебя – мы чуть что готовы предъявить Тебе претензии! Это Ты веришь в нас! Покинутый, преданный, всё равно веришь. Как это замечательно… и грустно…

Соня плакала о Нём, о себе, о Тютьеве… о преданных страной маме с папой и дедушке Аветисе Гавриловиче… о наивном искренне-простодушном стукаче Поросёнове, в общем-то хорошем, только замороченном партийными идеологами, как этот сегодняшний инок – идеологами церковными. Ведь если между человеком и миром – стена, но тому, кто за стеной – больно, то так ли важно, кто с какой стороны?!

А потом стала плакать о Зое, которая поманилась на лживый болотный огонь – и окажется в трясине, потому что всё возвращается к человеку. Зоя своим предательством «выиграла» только предательство, ибо и её Леон предаст.

И заплакала о Леоне – даже в совокуплении одиноком, ненасытном, вечно голодном и потому раздражённом на весь белый свет. Соня тоже, когда голодна, становится раздражённой. Леон хотел бы иметь всё и всех – в прямом и переносном смыслах… Однако сказано ведь: «можно приобрести и иметь весь мир, но не получить от этого пользы»[51]51
  Библия, Новый Завет, Евангелие от Матфея. Гл. 16, ст. 26.


[Закрыть].

И снова плакала о себе… её покинули… через неё переступили… вернее, перелезли. Она не сможет простить этого!

Печальный Христос ласково смотрел на Соню и разрешал не прощать, напоминая, что Он призывал прощать не преступление, а преступников. Это их можно прощать до седмижды семидесяти раз, но преступления – ни разу! Соня и не простит – «только дай, Господи, забыть случившееся, чтоб не было так больно».

Ночная сцена продолжала туманить взгляд то яростью, то слезами.

«Нет, не буду злиться», – пообещала Христу Соня, устав злиться.

Она почувствовала, что правильно сделала, доведя себя до изнеможения. Как бы испила чашу горя до дна – даже капель не осталось. «Наблюдатель» в ней тут же отметил это как очередной урок, как метод, который следует использовать в подобных случаях, – погружаться в горе, не сдерживая себя, не боясь захлебнуться. И пить его, пока не затошнит и не сработает естественное чувство самосохранения, – тогда здоровый организм сам исторгнет рвотой отравное горе. И придёт облегчение. Не случайно говорят: «изжить горе». Оно имеет своё «тело» – и чем неэкономней будет жить внутри человека, тем скорей сгорит. А если сдерживаться, горе всё равно займёт в душе положенный ему объём и, не имея выхода, станет безысходным – начнёт постепенно отравлять ядом, пока само потихоньку не изживётся. Значит, надо не продлевать его жизнь, не мешать ему, а поторапливать. И пить его, пить большими глотками. Даже когда кажется, что вот-вот умрёшь. Даже когда умираешь. Даже когда уже не в тебе горе, а ты в нём – и падаешь бездыханной на самое дно. Именно в этот момент тебя выталкивает наружу.

Новая жизнь может начаться, если не побоишься умереть.

Из глубин подкорки выплыло евангельское: «если пшеничное зерно умрёт, падши в землю, то принесёт много плода»[52]52
  Библия, Новый Завет, Евангелие от Иоанна. Гл. 12, ст. 24.


[Закрыть].

Да и сама же говорила: «Точка – знак не только конца, но и предвестье начала». Даже стих про это писала. Значит, не надо бояться точек.

И пообещала себе Соня не выяснять отношений с Леоном и Зоей, не восклицать пафосно: «как вы могли?!», не морализовать. Выяснять отношения – это продолжать их, снова стать зависимой. От чужих оправданий, от собственных реакций на их реакции. И опять ввинтиться в «чёрную дыру» этих предателей, уверенных, что их «чёрная дыра» заботит Соню. Нет, не заботит. Неозабоченность – лучший ответ! И освобождение.

Соня и им предоставит свободу, как Бог – людям. Зоя с Леоном не захотели жить в её «раю» – что ж, это их выбор. Её «рай» от этого не сильно пострадал. Может быть, даже выиграл. Соня никогда больше не ввяжется в изматывающую борьбу с фантомами. У неё есть, чем заниматься. Она просто скажет, что всё знает, оставив их друг другу и самим себе – пусть сношаются или собачатся, разбираясь, кто виноват и что делать. А её не волнует, кто виноват. Пустое это! И что делать, она знает. Придёт вечером, уберёт этаж, как велят должностные обязанности, уедет ночевать к тётке, а назавтра после занятий подаст заявление в ЗАГС о разводе и предложит Леону ходатайствовать о выделении ему отдельного места в общежитии. И всё.

Она будет просто жить дальше. С новой главы. С опытом глав предыдущих. Не боясь «точек». Не боясь умереть. Ничего не боясь.

И не мстя никому. Защищаясь, защищая то, что дорого, но не мстя, не убивая никого.

Защититься и никого при этом не убить лучше помогают не меч, а крылья – можно улететь. И даже, может быть, поманить других полётом, позвать вверх.

Но чтобы раскрылись крылья, надо прыгнуть с утёса. Страшно! Однако не сделав попытки прыгнуть, никогда не узнаешь о наличии крыл.

Кажется, о чём-то похожем она думала, когда в детстве шла спасать всех от Кощея. Получается, она всё уже знала, а сейчас как бы вспомнила, подтвердила.

Значит, и вправду остаётся только одно – жить, ничего не боясь.

Тогда, может быть, раскроются крылья.

А полёт – это восторг и любовь. И свобода.

– Вот как всё увязано, – заключила Соня. – Восторг, любовь и свобода не даются, пока боишься, осторожничаешь, ненавидишь, борешься с «чёрными дырами», которые засасывают тебя. А чего с Тьмой бороться, тем самым замечая её, то есть признавая – и этим делая её сильнее? Ведь, если подумать, Тьмы не существует! Это всего-навсего отсутствие света: включи свет – и Тьма исчезнет. Свет есть в природе как самостоятельная субстанция, а Тьмы – нету! Значит, дело не в борьбе с Тьмой (бессмысленное это дело!), не в сопротивлении ей (сизифов труд, когда силы не на то направлены), а дело лишь во включении света! Впрочем, если верить Библии, то когда-то в архаичной Вселенной Тьма была. Она как бы изначальней, древнее: ведь пока Бог не повелел быть Свету – висела «Тьма над бездною». Наверное, потому она и пыжится, что «первее». Ну и что ж, что первее? Это всего-навсего означает, что она – атавизм, древний «инстинкт» мироздания, а Свет – его развитие, потому что сам библейский Бог – воплощение идеи развития, которое затем продолжил Христос. И если уж «атавистичный хвостик отвалился», значит: таков ход истории… хотя «хвостику» и обидно… ему хочется быть «Превосходительством», как гоголевскому Носу…[53]53
  Повесть Н. Гоголя «Нос».


[Закрыть] Но не только по Библии, а и по науке верна эта мысль о сути света: ведь и физика говорит, что тьмы на самом деле нет, хотя она видима глазу. Нет у неё физических параметров, которые есть у Света, – длины волны и так далее. И получается: в физическом смысле Тьма – то же, что и в философском. Только кажимость! Только следствие малого количества света. А сам свет – вполне реальная физическая субстанция. Не кажимость! Поэтому хоть так, хоть этак – и по вере, и по науке, – но похоже, найденный «рецепт» точен: надо просто включать свет. Всего-навсего включать свет…

Стало легче дышать.

– Спасибо, Господи, – прошептала Соня, бросив прощальный взгляд на истекающего кровью Христа, и ей показалось, что Его лицо перестало быть страдающим. – Я так много поняла сегодня! И даже благодарна случившемуся. Я постараюсь больше не предавать Тебя. Не могу обещать это твёрдо, но буду стараться. И уж точно не стану обременять Тебя просьбами – Ты уже помог мне сделаться сильнее. Теперь я сама.

И ушла с намерением взять под защиту и Его мир, и Его самого – сил на это хватит.

И не почувствовала того, что избавившись от одной ловушки, спроектировала из своей самоуверенности другую, сместив в сторону «я-теперь-сама-всё-знаю-и-понимаю» силу тяжести в балансире, с которым собиралась идти по проволоке.

Листья шуршали под ногами. Налетел порыв холодного ветра. Ещё бы – конец октября, скоро снег выпадет. Моросящий дождь в самом деле стал превращаться в снежинки.

– Тепло ли тебе, девица? – будто спросил кто-то, как спрашивал Мороз в сказке бедную падчерицу, выгнанную злыми родичами в лес из дому.

И ответила Соня, как падчерица из сказки:

– Тепло, батюшка.

Снежинки превратились в ледяные градины, стали молотить по лёгкой куртке, забираясь под воротник, выстуживая затылок, шею.

– Тепло ли тебе, девица?

– Тепло, батюшка.

И вправду было не холодно – лишь слегка знобко на поверхности кожи, будто щекотно и даже немного весело от этого, потому что внутри в ласковой теплоте просторно расположилась, как улыбка Чеширского Кота, та самая улыбка, о которой говорил когда-то Ангел Маня.

Вот уж не предполагала она с утра, что сегодня ей станет весело!

В метро думала о делах будничных, о завтрашних лекциях, о литературе. Потом мысли опять перетекли на них с Леоном, только были уже отстранёнными, будто и её жизнь – «литература».

«Ты это я. И я это ты», – вспомнилось чувство, с которым она, иными глазами посмотрев в детстве на противного Кольку, вдруг полюбила его.

И стала думать об условности границ между людьми. И о том, что напрасно кто-то гордится чем-то, кичится отличием. Ведь разные – даже диаметрально противоположные! – люди странным образом нужней друг другу, чем если были б похожи. Ведь многое понимается и утверждается «от противного». Даже от очень противного!

«Ты это я». Порфирий был Раскольниковым. Смотрелся в него, как в зеркало, испытывая болезненный интерес, тайное наслаждение от узнавания себя в другом, от самопознания через другого. Без Раскольникова Порфирий – Соня? – был бы не полный. Так же как и Раскольников – Леон? – без Порфирия. Передавая тому часть своего преступления, как бы разделяя его с Порфирием, Раскольников пытался очиститься.

Связь, загадочная связь всего со всем, всех со всеми… А всё вместе – клубок спутанный.

Но если отбросить то и это, что останется? Какова «кочерыжка»?

А «кочерыжка» – любовь. Всё хочет быть любимым и любить. Вот только как – не всегда знает… Несущий в себе богатство, окружённый богатством, человек часто чувствует себя нищим, ибо хочет владеть всем. Владеть, а не пользоваться… владеть, а не радоваться. Но разве можно владеть солнцем?

И пожалела, простила Соня предателей Леона и Зою, не знающих, как стать счастливыми. И инока – за то, что предал близких ради тишины духовной жизни с «гарантиями» спасения только для себя, которого так и не получит. И церковного батюшку – за то, что не видит дальше жареного поросёнка и предаёт Того, кому должен служить. И предателя по призванию Поросёнова, который хочет всего-навсего маленького места под солнцем, а как его занять, если нет талантов?

И отпустила Соня грехи им. И себе самой.

И была на всём белом свете настоящей только любовь… только любовь.

…Зоя винилась:

– Бес попутал…

– С бесом и разбирайся. Не со мной.

Бес, Леон, ползал на коленях, опять шантажируя Соню, что без неё погибнет.

Но Соня была непреклонна. Сказала, что неделю перекантуется у родных и знакомых, пока Леон не решит вопрос с общежитием для себя. А потом они разведутся.

Назавтра Зоя перевелась снова на заочное отделение и уехала в свою тьмутаракань.

Через неделю Соня узнала, что беременна.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Странное ощущение: быть матрёшкой!

Соня ворошила ногой сухие листья. Сверху летели другие, чтоб удобрить землю и подкормить незримые корни деревьев. Благодаря им листья родились и питались весь сезон, но, наверное, думали, что родина их – ветка, а не неизвестные им корни и уж тем более не земля, с которой они встретились только сейчас, погибнув…

Говорят, беременность рождает радостное возбуждение. Соню давило чувство обречённости.

Давным-давно в Бориславе, когда взрослые обнаружили, что она научилась складывать буквы в слова, тётя Кыся достала из сундука дореволюционный букварь Тихомировых. Пожелтевшая картонная обложка. Под надписью «Букварь» – обнявшиеся мальчик и девочка в кружевах и рюшках, в окружении кубиков и мишек, готовятся раскрыть книжку. А на обложке их книжки – точно такие же мальчик и девочка в кружевах и рюшках, в окружении таких же кубиков и мишек, точно так же обнявшись, готовятся раскрыть книжку… ту же самую – букварь Тихомировых! И на обложке той другой книжки – снова мальчик и девочка в рюшках и кружевах, в окружении кубиков и мишек, обнявшись, держат книжку, на обложке которой…

Картинка заворожила. Даже испугала. Соня тогда просидела несколько часов с букварём в руках, так и не раскрыв его. Она дошла почти до исступления, представляя бесконечную зеркальную анфиладу одинаковых букварей в руках одинаковых детей. Казалось: где-то там, в невероятной глубине, должен быть самый последний букварь, на обложке которого будет что-то другое, – только так можно прекратить безумие бесчисленного копирования! Но она никак не могла дойти в своём воображении до самого последнего букваря с иной картинкой.

В тот вечер в проводке случилось замыкание – и выключился свет, будто Соня потребила всю энергию, пытаясь вырваться из плена одинаковых отражений. Подошла мама со свечой. В темноте вынула букварь из рук засыпающей Сони, раздела, уложила в кровать. Но и во сне дореволюционные мальчик и девочка с заманивающей сахарной улыбкой, цепко ухватив Соню за руки, влекли её сквозь анфиладу уменьшающихся зеркал, заколдовывая чередой повторений, чтоб она забыла, кто она и откуда, стала бы так же идиотически радоваться бессмысленному хождению из зеркала в зеркало – и оказалась добровольной пленницей зловеще-странной картинки, которая паук и паутина одновременно: ткёт сеть – и сама запутывается в ней, порождает отражения, а сама – тоже отражение! И тогда – поверив, что так и надо, что в этом главный смысл всего, а значит, не стоит вырываться, – Соня уменьшится, станет плоской, усядется на обложке с кружевными детьми в обнимку и будет так же заманивать других живых детей…

Когда Соня уезжала из Борислава, тётя Кыся подарила ей букварь вместе с Библией: «Это две самые главные книги на свете. Будешь по ним учить своих деток». Букварь остался в Баку у мамы. Наверное, мама подарит его сониному ребёнку, когда придёт пора учить его читать, – и он увидит: на обложке…

Соня вспомнила: это ведь сразу после блуждания по одинаковым картинкам ей впервые приснился и потом стал повторяться сон со спуском в подвал и анфиладами одинаковых комнат с исчезающим за спиной входом и появляющейся впереди дверью, за которой такая же комната с исчезающим за спиной входом и появляющейся впереди дверью, за которой…

Не было ли это продолжением первого неудачного опыта с постижением по букварю смысла жизни, жития, хождения? Не случайно в древнеславянском языке «жить» и «ходити» («ходить») – одно и то же! Соня до сих пор, видно, не туда «ходит» (не так живёт), раз пока не нашла выход в иное пространство, где не заперта… Случайные прорывы в «другую картинку», глоток свободы – и снова возвращение на мучительные круги своя, где нет смысла, а есть лишь бесконечное движение, когда думаешь, что прошла вперёд и вот-вот вырвешься, но оказываешься в том же (или таком же) до отвращения знакомом месте…

А теперь и в ней, пленнице, заперта другая жизнь.

Неужели правы древние индусы, ещё три тысячи лет назад описавшие мироздание как «Сеть Индры»?![54]54
  «Сутра о схватывании сетью Индры»: «мир будд подобен сети из драгоценных камней – каждый отражает все и отражается в них». «Сутра Гирлянды Цветов»: «любая вещь – не сама по себе, но неким образом включает в себя другую и фактически является ею». Это «мир дхарм», где всё присутствует друг в друге, а каждый элемент содержит в себе Целое, образуя универсальное «тело Будды». В паутине интернета миллионы хостов в сети тоже могут рассматриваться как один источник информации, а вся хранящаяся на них информация – как один документ со сложной структурой. Интернет сделан по принципу Сети Индры.


[Закрыть]

Вертикальные линии Сети Индры – время. Горизонтальные – пространство. А в каждом узле – жемчужина. Смысл любой бусины – всего лишь отражать и отражаться. В матовом зеркале её поверхности – не только каждая другая бусина, но и каждое отражение каждого отражения каждой бусины. Бесчисленные, бесконечные отражения друг друга! Символ сосуществования одного и многого на «перекрёстке миров»: каждая вещь индивидуальна и в то же время – часть Целого…

«В начале времён Индра развёртывает жемчужную сеть, чтобы в конце круга Сансары свернуть уже бриллиантовую» – круглые матовые жемчужины, развиваясь, преобразуются в сверкающие бриллианты с множеством граней. Чем больше граней у бусины – тем больше отражений она вмещает. И переотражает их тем дальше, чем сильнее её собственный внутренний свет. Круг Сансары завершится, когда все жемчужины станут бриллиантами.

И всё же, всё же… несмотря на превращение жемчужин в бриллианты, это очень грустный символ… символ одиночества и иллюзорности… когда сцеплен с Целым через отражения… всего лишь через отражения. И какая разница, вбирают-отсылают их матовые зеркала круглого жемчуга или сверкающие грани бриллиантов?!

А странная непостижимо двойственная богиня индусов Кали с гирляндами черепов на шее, богиня Смерти, чтимая как богиня Жизни, «Мать Мира»?! Левая рука с ритуальной чашей из черепа – у сердца, правая воздета к небу. Пальцы продолжаются нитями – синяя, красная, чёрная. Они опутывают Космос. Кали вне него, ибо сама его ткёт. Кали внутри него, ибо это её плоть и дух пронизывают всё. Она везде и нигде. Она – Существование и Несуществование, Материя и Пустота, Жизнь и Смерть, Начало и Конец. Единство многообразия и многообразие единства. Паук и паутина.

Знакомый индус-студент, почитатель Кали, видел в её образе Необъятную Полноту Божественной Реальности. Соня чувствовала, как нарастал в нём религиозный экстаз, когда он, медленно переводя на русский, произносил слова сутры: «Я в блаженстве и в неблаженстве, в постижении и в непостижении. Я Веда и не-Веда, Знание и Незнание. Я всё Сущее. Снизу, сверху и повсюду вокруг – везде Я».

– Ужас какой! – восклицала Соня. – Везде – ты! И в то же время ты – не ты… Свихнуться можно!

Такое миропонимание ей близко, однако не идентично её собственному, которое вмещало в себя эти буддийские мудрости, но выплёскивалось за их рамки, а вот куда выплёскивалось – не определить словами, потому что это скорее мироОЩУЩЕНИЕ, а не мироПОНИМАНИЕ. В словах индуса виделись ущербность, обречённая неполнота того, что преподносилось как Полнота. Тут какой-то изъян. Какой?

Соня села на одинокую скамейку в пустынном сквере, усыпанном листьями. Напротив сверкала зеркальная витрина закрытого киоска.

И здесь зеркало! Снова! Что за чёртов Знак?!

Она вытащила ручку, тетрадку и приготовилась писать письмо Лии. Задумавшись, кинула взгляд в зеркальную витрину напротив и… будто оказалась внутри зеркала.

…В зеркале на одинокой скамейке в пустынном сквере, усыпанном листьями, сидела Соня-2 и что-то писала на коленке в тетрадке.

Соня-1 заглянула через плечо Сони-2 и прочла:

«Дьявольское изобретение – зеркало! Дверь Ангела Мани – правильнее!

В зеркальном мире ты улыбаешься – тебе улыбаются. Вроде ты сам себе улыбаешься! Ты убил – тебя убили. Это ты сам себя убил! В любом случае тут важнее всего ”Я”: как аукнешься – так и откликнутся. ”Я – мерило всего!” – идеология центропупизма. Дьявольское изобретение – зеркала! Фиксируют внимание человека на себе самом. И этим изолируют его. Не выпускают из границ.

А Дверь впускает в ДРУГОЕ пространство – безграничное! Там всё пронизано ЛЮБОВЬЮ и ПОНИМАНИЕМ, дышит ими, соединено ими, как клетки живого организма соединены бегущей по ним пульсирующей кровью. В живом организме главное – эта тёплая кровь, дающая жизнь. Без неё клетки мертвы, как бы совершенны ни были!

Именно бегущая кровь знакомит каждую клетку с другими, не похожими на неё, – и позволяет ощутить странное родство этих ”инаковостей” ЧЕРЕЗ ОБЩЕЕ: через живой поток крови, соединяющий их В ОДНО.

Человек ”зеркальный” – одинокий пуп в коллективе иллюзорных голограмм, дублирующих его… оставляющих по-прежнему одиноким… и статичным… ведь движение в зеркальном мире тоже иллюзорно – никуда и ни к чему не приводит.

А за Дверью человек – часть огромного подвижного мира, с которым ВМЕСТЕ живёт, меняет его, меняется с ним. Ведь, переступая порог Двери, человек СОГЛАСИЛСЯ РАСТВОРИТЬСЯ в мире, считать его больше себя. А сделав это, САМ СТАЛ БОЛЬШЕ СЕБЯ… потёк, как кровь по клеточкам. И перешагнув однажды СОБСТВЕННЫЕ границы, чудесным образом научился преодолевать ЛЮБЫЕ границы. Стал бесконечен, текуч, летуч, лёгок. За Дверью непонятно, где кончаешься. Всё близко. Ты свободен. Никто и ничто не владеет тобой. И ты не владеешь ничем – это не нужно, потому что всё доступно и нет невозможного… Не случайно Ангел Маня советовал затихнуть и освободить в себе место… чтобы наполниться…»

– Значит, все религии, которые учат «как ты – так и тебе», «возлюби ближнего как самого себя», – это религии дьявольского зеркального мира? – прошептала Соня-1.

«Значит, все религии, которые учат “как ты – так и тебе”, “возлюби ближнего как самого себя”, – это религии дьявольского зеркального мира? – написала Соня-2. – Нет! Ведь кроме “возлюби ближнего как самого себя” там есть и “Возлюби Бога” (Космос, Природу, Атмана, Дао)! А это – выход из “плоскости” в “объём”: ты уже контачишь со всем и всеми не “напрямую”, не через “отражения”, а через Нечто, что выше и больше… или уже это Нечто контачит через тебя со всем и всеми. Так преодолевается самодублирование. Глаза не натыкаются на личные портреты – и видишь ВСЁ КАК ЕСТЬ…»

Соня-2 задумалась, взглянула в зеркальную витрину киоска напротив – и вместе с Соней-1 оказалась внутри, за спиной Сони-3, которая писала:

«Ад – это жизнь среди зеркал, где к тебе всё возвращается. Или прямо – отражением. Или опосредованно – через преломление множества отражений одного и того же в разных зеркалах, многие из которых к тому же кривы. В зеркальном мире преследует чувство вины. Когда-то застряв в одном из зеркал, прошлая вина будет время от времени тебя настигать. Придавливать к земле. Уничтожать душу. И невозможно полное искупление…»

– Но как же? – прошептали обе Сони третьей. – Ведь церковь учит, что чувство вины – необходимая составляющая! Что без чувства вины, без покаяния нет прощения и искупления!

«Но… без чувства вины, без покаяния нет прощения и искупления! – написала Соня-3. – Не-ет, это буква, а не дух. Всего лишь отдельная буква, неверно прочитанная вне контекста. Ведь говорится и другое: ”Кто полюбит душу свою, тот погубит её!”. Потому что тот, кто сосредоточен только на себе – неважно, на удовлетворении тела или души, – живёт в ”зеркальном мире”, ощущая себя “пупом”, к которому НЕИЗБЕЖНО должно вернуться то, что сам породил. Поэтому-то он и НУЖДАЕТСЯ в прощении – но никогда его полностью не получает. НУЖДАЕТСЯ в искуплении – но никогда его полностью не достигает. А за Дверью… переступив порог и ДОВЕРИВШИСЬ, ты отказываешься от себя – и одним этим искупаешь прошлые вины и получаешь прощение.

Потому что только оставив за порогом себя самого, можно избавиться и от своих отражений… в том числе – от отражений вины.