Текст книги "Охота пуще неволи"

На следующий день запланирована охота. До обеда просушивали невод, кое-где починив прорехи, а после обеда, разделив гостей по двое в две бригады, уехали на охоту. Алексею выпал жребий ехать на овсы, на засидку на медведя. Юра передал ему свою ТОЗовку – курковку, а сам закинул за плечи СКС. На поле подъехали, когда солнце стало опускаться к верхушкам леса. Юра, остановив старого «козлика», указал Алексею на выдающуюся из стены леса на краю овсяного поля верхушку ели.

– На ней засидка. В ствол вбиты шипы. По ним поднимешься и сядешь. Дальше пятидесяти метров не стрелять. С засидки не слезать, пока я лично не посвечу тебе фонариком. Ясно?

– Ясно! Ты думаешь, будут медведи?

– Не думаю. Уверен! Иди ровно к ёлке против ветра. И жди. Ну, ни пуха, Лёха, и ни пера! Ни два пера, ни три пера! Ха-ха.

– Иди ты к чёрту, – Лёха пощупал в кармане четыре патрона с пулями, проверил нож на поясе и, закинув горизонталку за плечи, зашагал к указанному месту. До засидки надо было идти почти полкилометра. Уже подходя к опушке леса, увидел в овсе следы диких кабанов. Как ни хотелось – следов медведя увидеть не удалось.

На ёлке и вправду увидел железные скобы, по которым вскарабкался примерно метров на шесть, где между двух суков была прибита доска, а под ней, на метр ниже, широкая скоба – ноги ставить. Усевшись на месте, Алексей поводил ружьём влево, вправо, удобно прислонился к стволу спиной. Обзор хороший, большое поле, как на ладони, солнце стало прятаться за верхушки деревьев. Алексей прикрыл глаза, закемарил. Где-то позади, далеко в лесу глухо хрустнула ветка, и вновь тишина. Рябчик прилетел на соседнюю ёлку; заметив Алексея, долго рассматривал его, неподвижного, то одним, то другим любопытными глазами и, всё же, не выдержав перегляда, улетел.

На поле стали опускаться сумерки, когда Алексей услышал у себя за спиной внизу какой-то шорох. Медленно повернул голову и… почувствовал, как под вязаной шапочкой начинают шевелиться волосы. Внизу, с правого плеча из-за ветки ели на него смотрела голова: огромная голова медведя. Как он мог подойти так бесшумно? Алексей мокрыми от пробившего его пота руками сжимал ружьё и понимал, что вправо вниз с правого плеча ему никак не выстрелить, а переложить ружьё, зажатое под правой мышкой, он никак не успеет. Огромный медведь так же бесшумно, как и появился, вдруг исчез. Только ветка заплясала там, где ещё недавно торчала голова медведя. Алексей, ругая себя какими только можно словами, неподвижно сжимал ружьё, чувствуя, как по спине течёт холодный пот.

«Две тысячи километров ехать, чтоб так лохануться! Ай-яй! Такой медведище пришёл прямо чуть ли не под дерево! Как же это?» – неслось и стучало в голове пульсирующей кровью.

От самобичевания его отвлёк шум на поле. С десяток диких кабанов высыпало на овёс метрах в двухстах от засидки. Чавкая и похрюкивая, они медленно стали приближаться. Разрешения на добычу кабана Юра не давал, поэтому Алексей, всё же взведя курки своего ружья, не напрягаясь, любовался кабанами. Вдруг кабаны насторожились и, громко чухнув и подняв вверх хвосты, бросились в лес. Треск веток под их копытами ещё некоторое время доносился из леса до слуха Алексея. Алексей зажмурил глаза, буквально на минуту, а когда открыл их, похолодел. На месте убежавших диких кабанов по полю приближался… самый настоящий медведь. И шёл он довольно быстро, параллельно опушке леса, в сторону засидки, на которой сидел Алексей. Алексей медленно-медленно поднял к плечу ружьё: до медведя метров сто. Он, размеренно срывая колосья то слева, то справа по своему ходу, шёл метрах в сорока от леса. Дойдя до следа, который оставил Алексей по пути к засидке, медведь, совершенно неожиданно для Алексея, который держал его на мушке, встал на задние лапы, при этом громко рявкнув, и повернулся к лесу. Мушка упёрлась ровно в грудь медведю: расстояние около сорока-пятидесяти метров. Нажимая на спусковой крючок, Алексей успел отметить, что шерсть на груди как-то светлее. Выстрела он не почувствовал, всё внимание приковано к медведю, завалившемуся полуоборотом на бок и бившемуся в агонии в стеблях довольно высокого овса. Как не пытался Алексей выбрать, целясь, убойное место, не удержался и выпустил вторую пулю по корпусу в район передних лопаток. Совершенно неожиданно медведь вскочил на ноги и бросился к лесу, прямо к ёлке, на которой сидел Алексей. Словно во сне, Алексей негнущимися пальцами открыл стволы, выбросил отстрелянные гильзы. А медведь, волоча левую переднюю ногу, на трёх ногах высоко вскидывая голову приближается. Достал из кармана патроны, где пуля Полева, а где Майера, разглядывать некогда. Вставив патроны и взведя курки, Алексей вскидывает ружьё, целится в лопатку уже приблизившегося к лесу чуть левее засидки медведя и нажимает спусковой крючок. Теперь он уже точно видит, как отбросило медведя на правый бок. Упал бурый в десяти – пятнадцати метрах от ёлки и затих. Алексей прицелился в голову и держал её на мушке, затем перевёл мушку опять на грудь, готовый в любое время нажать на спусковой крючок. Медведь содрогнулся в последний раз, затих, издав хрипящий выдох. Только через минуту Алексей почувствовал, что дрожат колени, дрожат руки. Не мешало бы перезарядиться, но и «снимать медведя с мушки» боязно: вдруг сорвётся и убежит. Всё же пересилив себя, Алексей хотел перезарядить ружьё, и только теперь вспомнил, что патронов-то всего четыре было. Проклиная Юру за его жадность, стал ожидать. В лесу совсем стемнело, и рядом лежащий медведь в наступающих сумерках стал казаться ещё большим – целой горой. Алексей решился: держа в правой руке ружьё с одним патроном в стволах, осторожно спустился с дерева (правда, предварительно похлопав в ладоши и свистнув) и на ватных ногах стал приближаться к лежащему медведю, держа его голову на прицеле. Уши не прижаты, шерсть на загривке, вроде, не прижата, пытался он по аналогии с диким кабаном оценить состояние медведя. Подойдя на три шага, громко топнул ногами, крикнул. Медведь не шевельнулся. Алексей подошёл вплотную, ткнул его стволами в голову. Медведь был мёртв. Не веря в удачу, Алексей обошёл медведя сзади по кругу, повернул за переднюю лапу. Лапа хрустнула раздробленными костями. Алексей впервые услышал настоящий запах дикого медведя, и, уже не опасаясь, попытался развернуть медведя на спину. В это время показался свет фар Юриного «козлика». Машина остановилась ровно там, где высадила Алексея днём. Показался мигающий свет фонарика.

Алексей охрипшим, пересохшим горлом заорал:

– Ю-у-у-у-ра! Я здесь! Внизу! Готово!

Фонарик опять описал окружность и он увидел, что он, Юра, или они, идут к нему пешком… Да! Кажется, это было вчера.

* * *

Юра совсем не изменился. Такой же поджарый, такой же улыбчивый, с такой же «трёхдневной щетиной» и чёрной, слегка кучерявой, без единой сединки шевелюрой. Казалось, и джинсы, и свитер, и кроссовки – всё то же, что и сто лет назад. Друзья обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

– Ну ты, блин, забрался, Лёха, еле нашёл тебя! – Юра забросил на плечо огромный баул, передавая Алексею рюкзак, – а это твоё, неси сам, своя ноша не должна тянуть, а я уже стёр плечи,

– А что ты и вправду кирпичей туда наложил? Или медвежьи плечи?

– Увидишь. Всего помаленьку. Ты на чём?

– Ну «мерина» моего ты на стоянке опознаешь, ладно?

Они подошли к стоянке, и Юра тут же, усмехнувшись, показал на чёрную «Волгу»:

– Сто процентов, это твоя!

– Точно, моя! Угадал!

– Раз угадал, дай-ка я сам и поеду.

– Ну, если учесть, что у вас на весь город один светофор, далеко ты меня не провезёшь:

– Лёша, ты чё? Это ж машина! Она сама меня довезёт до твоего дома!

– Ну ладно, держи, – Алексей передал другу ключи, и вскоре они катили по утреннему пустынному шоссе, обсуждая предстоящую неделю совместного отдыха.

Алексей предварительно заказал столик в ресторане. До полуночи они просидели в нём и, добравшись домой на такси, проспали следующий день до обеда. «Подлечиваясь» сухим вином, со смехом вспоминали вчерашний вечер. Юра умудрился «закадрить» сразу двух девушек, сыграть на гитаре с эстрады и потерять записанные на салфетке номера телефонов девушек, которым обещал сегодня позвонить. Запланированная ими поездка на лошадях в лес и в конце этой поездки баня в деревне, оттеснила печаль по поводу утраченных телефонов.

Конюх ближайшего колхоза оседлал по просьбе Алексея самых спокойных лошадей. Алексей более или менее ловко вскочил в седло. Юра же, подозрительно осмотрев стремена, неловко взобрался в седло гнедого коня, косящего глазом на явно неумелого седока. Отъехав от конюшни шагом, Алексей пустил свою лошадь рысью, оглянулся на Юру и, улыбнувшись, посоветовал тому не бить понапрасну задницу, привставая в стременах в такт лошадиной рыси. Юра, сжав губы, одной рукой держал поводья, другой, на всякий случай, придерживался за луку седла. По пути к лесу попалась неглубокая мелиоративная канава, которую лошадь Алексея, подстёгнутая им, мягко перемахнула. Юрин же мерин остановился у канавы, не решаясь перепрыгнуть преграду и ожидая команды седока.

– Ну, ну. Пошёл! – неуверенно скомандовал Юра, однако конь топтался на месте.

– Юра! Подстегни его! – крикнул уже отъехавший от канавы Алексей.

– А чем? Он меня не слушает!

– Пятками по бокам! Да и крикни громче!

Пока Юра собирался с духом, конь неожиданно присел и одним махом перепрыгнул через канаву, едва не сбросив седока, бросился вдогонку за лошадью галопом. Юра, бросив поводья, уцепившись двумя руками за луку седла, заорал:

– Лёха, Лёша! Держи коня, тормози его чем-нибудь!

Алексей оглянулся и закатился смехом от вида несчастного друга, отчаянно бьющегося на всём ходу своим приподнятым задом о жёсткое седло несущегося коня. Догнав лошадь Алексея, конь перешёл на шаг; Юра, охая и причитая, поймал поводья и, бледный и вспотевший, простонал:

– Лёша! Если он так по лесу меня понесёт, я оторву свою голову о первый же сук. Ты мне тормоза здесь какие-нибудь покажи, а?

– Ладно, ладно, поехали. Надо, Юра, надо, ехать нам километров пять-семь, там Вовка-конюх нас поджидает с сумкой. Там и отдохнём. Хозяйство-то твоё в целости?

– Не знаю, Лёха, если что, сам будешь виноват!

– Так ты ж до сих пор неженатый. Может, уже и не надо?

– Я тебе покажу: не надо! Это тебе уже не надо, а мне и вправду ещё жениться надо! Так что поехали потихоньку, ладно? Или вообще пошли пешком.

– Ага! И лошадей на себя взвалим. Поехали, уже вот и лес.

По лесу ехали шагом. Заехали на подкормочные площадки, к кормохранилищам, солонцам, искусственным водоёмам, на ремизные поля и к стрелковым вышкам. Юра пообвыкся, увлечённо разглядывая биотехнические сооружения, следы на полях и подкормочных площадках, даже научился ловко сползать и влезать в седло. Несколько раз они поднимали с лёжек любопытных косуль, осторожных оленей и казавшихся равнодушными лосей. В хранилищах Юра попробовал на зуб жёлуди и яблоки-дички, даже лизнул кусок каменной соли.

– Да-а-а! Это не лес – это зоопарк какой-то, – восхищённо приговаривал он, разглядывая следы многочисленных копыт где-нибудь у солонца или на грязи подсохнувшей лужи.

Володя, как и договорились, ожидал их на своей «Яве» с коляской на небольшой поляне, так разложив костерок, нанизав на палочки кусочки с салом и пристроив на газете у костра нехитрую деревенскую закуску: сало, огурцы с помидорами, варёные яйца, лук и кольцо домашней колбасы. Вместо хлеба – стопка толстенных блинов, испечённых явно в печи.

Посидев у костра, растягивая удовольствие, «прикончив» бутылку привезённого Володей крепкого самогона, засобирались в дорогу, тем более, что Володя в ближайшей деревне заказал баньку на вечер. Но тут Юра категорически отказался сесть в седло. Он, как заметил Алексей, давно уже поглядывал на стоящую в кустах «Яву» и всякий раз, привставая, кривился явно от дискомфорта.

– Юра, что, седло не подошло? – смеясь, поддел его Алексей.

– Шутки шутками, Лёха, но я в седло больше не сяду, иначе до дома доедут только мозоли. Я поеду на «Яве», ладно, Володя?

– Как хочешь, недоумённо согласился Володя, – а седло-то у Вас выездное, хорошее. Это сперва так, с непривычки.

– Да, ладно. Но у меня и ноги болят, и спина. Лучше я за вами потихоньку поеду на технике.

Они затушили костерок. Володя завёл мотоцикл, Юра осторожно присел на мягкое сиденье, слегка скривившись, тронулся вслед за удаляющимися рысью наездниками. В деревне случился ещё один конфуз: Юра категорически отказался идти в баню с двумя молодыми женщинами, которых им «подсуетил» расторопный Володя. Он только шепнул удивлённому другу:

– Лёха, мне кажется, что у меня задница, как у макаки!

– Голая?

– Нет, красная!

– А ты что, биолог, уверен, что у макаки она красная? – смеясь, спросил Алексей, стоя в одних трусах в предбаннике с веником в руках.

– Не знаю, но у меня, точно красная! Не пойду! Я лучше с Володей пойду водку пить, а ты тут один разбирайся. Если что, кричи. Спасём!

– Ну, скажем, кричать-то я буду, но спасать меня не надо, сам разберусь. Ладно, Юр? Я не долго, попарюсь трошки и поедем! «Павиан», блин!

– Тро-о-шки! – передразнил его друг и заковылял к дому, где Володя со старым хозяином уже начали пробовать лады старой гармошки. Алексей захлопнул дверь предбанника и вскоре из бани послышался весёлый визг и хлопанье веника по голым телам, сквозь шипение плескаемой на горячие камни воды.

На рассвете Алексея растолкал возбуждённый Юра!

– Лёха, вставай, вставай, соня, вставай, бабник. Пошли, послушай, чё творится!

Алексей быстро оделся, и они вышли вдвоём на улицу, зашли за избу. Розовый рассвет занимался над лесом, где-то на выгоне загоготали гуси, в деревне горланят петухи.

– Ну, ты что?

– Слушай, слушай!

Вдруг до деревни донёсся ни с чем несравнимый рёв. Гортанный, протяжный. За ним второй, третий и опять – тишина.

– Лёша! Это олени?

– Да, Юра, они самые!

– Покажешь? – дрожа то ли от холода, то ли от возбуждения, взмолился Юра.

– Конечно, ты ж помнишь, обещал тебе охоту? Сегодня поедем домой, завтра я с утра на работу, возьму бумаги и поедем.

– Какие бумаги, Лёха? Ты ж здесь хозяин!

– Без бумаг у нас нельзя. Потому я и есть хозяин. Но это не твоё пока дело, потом расскажу. Пока пошли-ка в хату!

– Нет, нет, я тут постою, послушаю, ты иди, отдыхай. А мы сюда придём?

– Не-е-ет. Это – слабый гон. Поедем на моё любимое место. Вот там насмотришься! Ты такого в кино не увидишь! Обещаю. Пошли. Вон уже хозяин стучит в окно, зовёт. Да и Антонович часам к восьми подъедет.

– Какой, такой Антонович?

– Водитель. Я просил его за нами приехать. Заскочим тут по дороге уток постреляем. Потом – домой. Отдохнём сегодня дома, а завтра на охоту с ночёвкой. Идёт?

– Ещё как, Лёшка, конечно! Супер!

– Ну, пошли снедать!

– Чего-чего? Снедать?

– Да, завтракать. По сотке будем?

– Не, не! Не будем.

– Ну, смотри сам.

Они зашли в хату. Володя уехал ночью на лошадях, обещав хозяину вернуться за мотоциклом как-нибудь, а хозяин уже растопил печь, ловко орудуя вилочниками, двигает чугуны. На столе уже стоит сковорода с жареным салом и яичницей, вчерашняя картошка, творог, сметана, блины и чашка с мёдом. От предложенного хозяином графина отказались к немалому его удивлению, но чая из сбора трав выпили по пол-литра точно.

Антонович приехал на личном «Опеле». Воскресенье, выходной – не стал гонять УАЗа. Захватил с собой два ружья, которые предварительно тайно оставил ему Алексей и патронташ дробовых патронов. Посовещавшись и переобув Юру в дедовы резиновые сапоги, отправились прямо от деревни по мелиоративным каналам, изрезавшим луг от леса. Алексей пошёл вместе с Юрой, а Антонович на машине заехал километров на пять вперёд. Уток было много, и ближе к обеду охотники уложили в багажник два десятка кряков, с пяток чирков и пару бекасов. Заехали по пути к приютившему их гостеприимному хозяину на минуту, оставили ему трех уток и пять банок консервов, привезённых Антоновичем из гаража. Тушёнку из дичи и уток дед принял с огромной радостью, проводил суетливо гостей до машины. Проезжая по деревне, Алексей приветливо помахал руками двум молодым женщинам-дояркам, идущим с фермы и весело улыбающимся вчерашнему партнёру по горячему пару. Юра хмыкнул, но промолчал, заёрзав на сиденье. Антонович спрятал улыбку в усах.

Дома приняли душ и решили на вечер никуда не идти, настряпать пельменей и посидеть, поговорить. Алексей достал фарш из холодильника и бросил в кастрюльку размораживаться. Оказалось, что муки в банке мало, да и яиц нет. В магазин идти абсолютно не хотелось, и Алексей, схитрив, отправил туда Юру, предварительно сославшись на то, что уток необходимо как-то «упорядочить», то есть оскубать, осмолить, выпотрошить. Юра, не раздумывая, вскочил в кроссовки, достал свитер и, схватив сумку и Алексеев кошелёк с белорусскими деньгами, умчался в магазин. Алексею ничего не оставалось, как приняться за самую нелюбимую работу.

Вспомнив прошлое, Алексей усмехнулся, но всё же нагрел кипятка, обдал им трёх жирных крякв, и принялся скубать, продолжая улыбаться самому себе. Опять вспомнил…

Давно это было, они только поженились с Таней. Как-то принёс он домой крякву. Таня, совсем молодая девушка, закусив губку, расстелив на полу в ванной газету, принялась её ощипывать. Вдруг он услышал её взвизг, и она, с округлёнными в ужасе глазами, выскочила к нему, разлёгшемуся в зале на диване.

– Убирай быстро свою утку. На ней воши!

– Ты что? Какие воши?

– Самые обыкновенные! Красные!

Алексей встал, пошёл в ванную. Наполовину ощипанная утка валялась в коридоре. Он поднял её, стал рассматривать и вправду нашёл несколько насекомых.

– Это, Таня, не воши! Воши не бывают красными. Это пероеды, они не опасны и людей не трогают.

– Всё равно! Убирай это всё отсюда куда хочешь. И не приноси больше!

Алексей, молча, ощипал утку, собрал перья и выбросил в газете в мусорное ведро. Утку на газу осмолил, разделил, вымыл и сам приготовил под демонстративно брезгливым взглядом жены. К тушёной с уткой картошке Таня не притронулась. Прошло недели две. Алексей вернулся с охоты счастливый и довольный: пять кряков, «северных», еле поднимал в восторге на пороге квартиры. Но Таня его восторга не разделила и заявила:

– Не надо мне никаких уток, и не надо мне твоих охот – лучше сиди дома.

Ни слова не говоря, Алексей повернулся, вышел на площадку и позвонил в соседскую дверь. Открыла соседка Катя, с которой у Тани отношения как-то ещё не наладились.

– Катя, привет. Тебе утки надо?

– Ой, Алексеевич! Столько много! А что я буду должна?

– Ничего, соседка. Подарок!

– Ой, Алексеевич! С меня магарыч, спасибочко большое, у меня ведь папа охотник, не то, что вон, мужик мой. Ой, я уже и вкус стала забывать уток этих, – защебетала соседка, принимая подарок. Алексей отдал уток и вернулся в квартиру. На пороге его встретил растерянный и озадаченный взгляд жены.

С тех пор столько лет, сколько бы ни приносил Алексей домой дичи, даже маленьких куликов, Таня тут же ставила кипяток, одевала фартук и немедленно приступала к работе над дичью. И хорошо готовила, и сама, и дети с удовольствием уплетали то лапшу, то тушёную с грибами дичь, то просто зажаренную в фольге.

Алексей перестал улыбаться, ощипал уток, а Юры всё нет и нет. Он уже и фарш размял и стал готовить тесто. На улице стало темнеть, когда затилинькал звонок над входной дверью, и послышались голоса и шаги на веранде. Дверь распахнулась, и в дом важно вошёл Юра с сумками в руках, а за ним… Алексей ошалело уставился на гостей, замерших в коридоре. Лена и продавщица Аллочка вопросительно и виновато уставились на него, замерев в пороге.

– Алексей Алексеевич! Позвольте представить моих новых друзей, – Юра галантно расшаркался перед Лёшей, – я только сегодня познакомился и пригласил дам к нам в гости. Я пообещал им познакомить их с такой, оказывается, знаменитостью в этих краях…

– Юра, тормози. Мы знакомы давно. Проходите, дорогие… хм, дамы, очень рад!

– Алексей, вы не расстраивайтесь. Мы совсем ненадолго. Вот, Юрий пообещал нам пельменей из медвежатины. Мы и согласились. Когда ещё представиться такая возможность, – Лена с лукавой усмешкой стала извиняться за внезапное вторжение, а Аллочка восторженно оглядываясь вокруг, вдруг потянула Юру за рукав:

– А стерлядь вяленая? Вы обещали. Мы её только в мультиках видели на царских столах. Так же Юра?

– Конечно, моё золотко! – Юра прижал осторожно Аллочку за плечи к себе.

Алексей и Лена недвусмысленно переглянулись и улыбнулись друг другу.

– Лёша, ну чё? Так мы проходим? Проходите, дамы, раздевайтесь. Пойдём на кухню или в зал, Лёша?

– Давайте, сразу я пойду с Алексеем Алексеевичем на кухню, а вы идите в зал, – взяла инициативу Лена в свои руки, снимая плащ. Алексей быстро вышел в кухню, снял передник, сполоснул руки и крепко обнял вошедшую Лену, только прошептав «Молодец, умница», – стал целовать её.

Пельмени удались, лепили их все вчетвером, попивая пиво с вяленой стерлядью. Уже после полуночи Алексей увёл Лену наверх, а Юра с Аллой остались «наводить порядок на кухне». Утром женщины упорхнули на работу. Алексей, не будя Юру, тоже укатил на работу. Договорился о трёх днях отгула, оформил разрешение на добычу оленя, косули и кабана, оставив за себя, как обычно, старшего егеря. Юра уже успел побывать в магазине и сидел дома, блаженно попивая кофе.

– Ну что, Юра, не передумал ехать на оленя? Или у самого гон начался?

– Ты что, Лёха! Аллочка, конечно, чудо, как хороша. Только за две с лишним тысячи километров я приехал не жениться, а к другу. Не просто к другу, а к другу-охотоведу. Так что первым делом охота, ну а девочки потом, так Алёшка? Кстати, а Лена-то, походу, влюблена в тебя, а, Лёша?

– С чего ты взял?

– Да видно это. Я в магазине случайно заговорил на кассе. А тут та-а-кие глаза! Охо-хо! Я как сказал, что здесь в гостях, они сразу меня и раскрутили на гости.

– Да ты что? Во-о-т в чём дело. Хм.

– Чего ты, Лёш?

– Да так, интересно. Но это так, неважно, пустое. Лена – моя подруга. Тоже бывшая. Так что о любви, Юра, мы не говорили.

– Да брось, Лёха, я и твои глаза видел, хищные, как у тигра. Так что я особо не лезу никому в душу, но женщина она, судя по всему, достойная. Такая, гордая, независимая. А вот полюбила такого… – Юра запнулся, – медведя-шатуна. Нет. Волка-одиночку.

– Ладно, Юра, ты уже весь зоопарк на меня навесил. Бери шмотки мои, переодевайся.

– Чё твои? Я ж привёз свою энцифалитку и куртку. И кроссовки старые. Твои вещи мне, Лёха, как балерине риза. Так что всё своё ношу с собой.

– Ладно, через час выезжаем.

– А ты… бумаги оформил?

– Конечно, вот смотри, хоть будешь знать, как они выглядят. Да и рога повезёшь ведь через границу. Отберут таможенники без моих бумаг.

– Да, Лёха, теперь мы действительно в зарубежье. А ты думаешь, добуду я рога?

– Ну, Юр ни пуха тебе, ни пера, ни три пера, ну и не рогов, и не копыт!

– Иди, иди, иди с перьями и копытами, а вот гон увидеть хочу, очень хочу, а через прицел – век благодарен буду.

– Ну и добра. Берём палатку?

– Берём, конечно!

Забросив в «безразмерную» дадцатьчетверку «Волгу» -универсал палатку, спальники, рюкзак и оружие, закрыв ворота, они плавно тронулись. Часа через два пути машина остановилась на красивом живописном берегу полноводной реки. Высоченные, стройные вековые сосны, крутой, изрытый ласточкиными норами берег, большая затока на повороте реки, чистый воздух и прозрачная синева осеннего неба кружили голову. Оглядевшись и полюбовавшись открывшимся пейзажем, они быстро установили палатку. Алексей, оставив Юру готовить костёр на всю ночь и хозяйствовать в «лагере», взяв свой старый, с «Невой», спининг, спустился к реке и пообещал вернуться через час. Пока Юра собирал валежник и тащил издалека обрубок сухостоины, пока чистил картошку и расстелил спальники в палатке, вернулся Алексей. Довольный, он положил перед костром двух килограммовых судаков и одну небольшую щучку. Юра удивился:

– Лёшка! Ты ж никогда рыбаком не был. Как это у тебя получилось?

– Сам не знаю. Только здесь мне и везёт.

– А вот воду для ухи мы не взяли

– Ну и что. Здесь вверх по течению километров за тридцать ни одной фермы, ни одного путного колхоза. Я всегда здесь воду из реки беру.

– Ну и гут! Тогда ушицу?

– Пока светло, давай ка, Юра, проскочим тут недалеко. Поехали.

Не раскладывая оружия, они отъехали от стоянки километра два. Алексей аккуратно, не хлопая, прикрыл дверцу. Юра последовал его примеру. Пройдя по квартальной линии, убедились, что оленьих следов уйма. Спустились в низину, лес поредел, и вскоре открылся луг, поросший островками ольшанника, осинника и берёзок.

– Вот здесь, будем охотиться. Здесь где-то бродит твой рогач. Пошли немного побродим и мы по опушке.

Они пошли по опушке, и вскоре тропинка привела их к охотничьей вышке, установленной в островке ивняка. Невдалеке в поваленной осине вырублен солонец. У солонца весь дёрн избит копытами, соли в корыте нет, но кора осины и сама древесина изгрызена оленями и косулями. У солонца свежий помёт оленей, да и в воздухе чувствуется «козлиный» запах самца. Молча обошли солонец, Алексей то и дело показывал Юре изломанные кусты, ободранную с ветвей кору, изрытый копытами дёрн. Сделав крюк, к машине вернулись по лесу. Приготовив уху и поужинав уже в сумерках, отошли от костра, и тут Юра явно услышал рёв оленя. Один, второй, третий. В темноте рёв оказался таким древним, таким загадочным, таким волнующим. На небе высыпали звёзды, когда рёв прекратился. Алексей и Юра вернулись к затухающему костру, набросали в угли картошки и поставили армейский котелок с водой на огонь для чая. Закипела вода скоро. Алексей снял котелок и бросил в воду смесь чая со сбором земляники, мяты, чабреца и зверобоя. По лесу пополз аромат сборного чая. Тихий плеск воды под берегом и лёгкий шум вершин сосен, прикрывающих звёздное небо: что может быть романтичнее и предпочтительнее для тихой беседы закадычных друзей? Забросив сухостоину в костёр, просидели до поздней ночи и, лишь слегка кемарнув в палатке на спальниках, спохватились, только лишь начали бледнеть звёздочки. Хлебнув горячего чая, дрожа от утренней прохлады и кайфа от предвкушения предстоящей охоты, быстро собрались, собрали оружие и в полной темноте отправились к месту гона. Прибыв на опушку и определив ветерок, тянущий с луга, устроились прямо на земле, прислонившись спинами к деревьям и зарядив оружие. В темноте леса то и дело слышались шаги и потрескивание веток под копытами зверей. Несколько раз где-то «кашлянул» кто-то: Юра так и не понял. И вот только лишь начали редеть сумерки, раздался первый, такой неожиданный, и такой долгожданный рык. Юра вздрогнул, но Алексей, улыбаясь, кивнул ему головой, мол, всё в порядке. Рык повторился несколько раз, а затем перешёл в протяжное громкое мычание. Ему вторил чуть в стороне второй голос, затем где-то ещё один, ещё. Внезапно рёв раздался прямо перед ними. Но неизвестно откуда появившийся лёгкий туман, да ещё не растаявшие сумерки не позволили заметить ревущего оленя. Алексей, насторожившись, показал вверх палец, мол, отлично! Потом махнул рукой вперёд. Сам, пригнувшись, сделал несколько шагов к лугу. Юра, находясь метрах в десяти в стороне, последовал за ним. Так они продвинулись метров на двадцать-тридцать вглубь леса, и тут Алексей залёг. Юра тут же повторил маневр друга. Рёв раздавался и слева, и спереди, и где-то сзади, в лесу. Но рёв спереди был совсем близко. Юра напряг зрение и увидел: что-то, что он принял в темноте за копночки сена, не что иное, как олени. Они передвигались, шевелились. Он уже начал различать самочек, оленят и, конечно же, заметил двух красавцев-рогачей. Один из них был со стадом. Юра уже хорошо различал его ветвистые рога, откинутые взад чуть ли не до крупа, коричнево-бурые бока, вздымающиеся от волнения; пар из ноздрей, вырывающийся во время рёва. Стадо медленно двигалось прямо на охотников. Другой олень ходил метрах в ста от стада. Огромный, с сединой на боках, олень явно был обделён самочками. Он непрерывно ревел, мычал, но к стаду близко не подходил. Лишь только он начинал приближаться, более молодой олень, пригнув голову и подняв шерсть на загривке, громко ревя, бросался в его сторону. Старый, не принимая боя, убегал, гордо подняв голову. Но лишь младший возвращался к стаду – опять начинал приближаться, но уже с другой стороны. Юра заметил, что несколько раз младшему самцу приходилось, пугая рогами, загонять в стадо пытающихся «ненароком» оторваться к старшему самочек. Юра уже не замечал и не слышал других голосов в стороне, всё его внимание приковано к приближающемуся стаду. Лёжа в кусту крушины, он крепко сжимает ружьё, уже снятое с предохранителя. До оленей остаётся метров пятьдесят, и тут происходит совершенно неожиданное. Оленухи, идущие впереди стада цепочкой, замечают неподвижно лежащих охотников. Они ещё не понимают, что это люди, но, чуя опасность, заводили настороженно ушами и напряглись. Тем не менее, продолжают свой путь к лесу. Юра только сейчас обратил внимание, что солнце уже встаёт над поймой за кустами, луг покрылся мириадами искр росы, туман рассеялся. Младший олень, почуяв опасность, заволновался, заревел грознее и протяжнее. Самочки стали проходить мимо лежащих и скрытых травой охотников, непрерывно глядя в их сторону и иногда фыркая. И вот уже всё стадо проследовало в кусты. Старший олень, видя, что младший соперник не решается пройти за стадом, предпринял попытку опередить его и бросился за стадом, наметив свой путь прямо через охотников. Юра только успел глянуть на Алексея в доли секунды и уловить его одобряющий взгляд, привстал на колено и сходу выстрелил в набегающего зверя. Олень споткнулся, словно зацепившись, и упал в траву, несколько раз пытался встать, но безуспешно. Юра глянул на Алексея, держащего оленя на прицеле.

– Юра, давай, ещё раз! – только и успел шепнуть Алексей.

Юра прицелился в шею и нажал на спусковой крючок. Первого своего выстрела он, завороженный, и не слышал. А вот второй выстрел он запомнит теперь уже на всю жизнь. Олень, приподнявшись, было рухнул, взметнул копытами и затих. Алексей опустил ружьё:

– Пошли, Юра! Готов!

Он подошёл к застывшему Юре, пожал руку, хлопнул по плечу:

– Поздравляю, дружище. Прекрасный выстрел и прекрасный трофей. Пошли.

Они подошли к оленю, широко открытые глаза которого уже стали покрываться мутной пеленой. Молча постояли. Потом Алексей ещё раз поздравил друга, достал из сумки бумаги, сделал запись о добыче.

– Ну, что, дружище! За работу.

– Ох, Лёшка. Ну удружил, ну это и охота!