Текст книги "Охота пуще неволи"

ГЛАВА 5

– Что? Повтори! Целуешь? Тогда и я тебя тоже. Пока… До встречи…

Алексей положил трубку в карман, свистнул заигравшегося щенка:

– Саян! Ко мне! Место!

Выкатившись шариком из куста, щенок быстро юркнул в открытую дверцу «Нивы». Махнув рукой на прощание рыбакам, Алексей сел за руль и медленно покатился вдоль озера в сторону поднимавшегося из тумана леса. Выспаться ночью в машине не удалось, Алексей почувствовал усталость. Объехав озеро полукругом, остановил и заглушил мотор. Выйдя на берег озера, вновь ощутил тёплый, парной озёрный запах – запах воды, тины, аира. Не утерпел, разделся и, бросив одежду на берегу, медленно вошёл в воду. Саян тревожно заметался по берегу, опасаясь входить в воду вслед за хозяином.

– Ну что? Страшно? Иди, иди ко мне! Саян, Саянчик! Ко мне!

Саян заскулил, завертелся у кромки воды и, взвизгнув, бросился в воду, вытаращив свои черные глазки, поплыл к хозяину, стоящему по грудь в воде. Алексей ловко поймал его, подплывшего, поднял над водой.

– Молодец, молодчина! Так надо, умница.

Бережно опустив щенка на воду, сам размашисто поплыл, оборачиваясь и подбадривая потянувшегося за ним щенка. Сделав полукруг, вернулся к берегу, чтоб не утомить и не испугать с первой попытки барахтающегося вслед за ним по воде щенка. Саян ловко выскочил на берег, живо встряхнулся, разбрызгивая на ноги хозяина капли воды. Хвостик вновь завернулся колечком, глаза восторженно сияют: первое в жизни плавание завершилось успешно, и хозяин смотрит весело и довольно. Алексей взъерошил шерсть щенку, подхватил лежащую на берегу палку и бросил на воду:

– Саян! Подать! Ищи! Дай-дай!

Саян бросился в воду, подплыл к палке и, перехватив её зубами, поплыл к берегу. Алексей, тем временем, достав из кармана конфету, откусил кусочек и протянул подавшему из воды палку щенку:

– Мо-ло-дец! На, Саян, заслужил! Хо-ро-шо!

Саян, съев кусочек конфеты, засуетился, закрутился по берегу, несколько раз тявкнул, приглашая хозяина продолжить игру. В следующий раз Алексей бросил палку в заросли лопухов, предварительно хорошо потерев по ней ладошками. Щенок быстро нашёл её среди растительности и, сопя, вытащил её на берег, положил на траву и вопросительно уставился на хозяина.

– Ну, умница, молодец! – Алексей, хваля щенка, взял в руки палку и положил её на сиденье машины. Щенок попытался забрать её, но Алексей строго остановил его:

– Нельзя. Фу-у. Нель-зя!

Саян отпрянул и замер, недоумённо глядя на Алексея.

– Вот так. Хорошо. Сидеть! Сидеть, Саян!

Щенок сел, обиженно глядя в глаза Алексею.

– Сидеть, Саян! Сидеть. Вот так! А теперь, ко мне!

Так они полчаса позанимались и, видя, что щенок начинает уставать, Алексей смилостивился:

– Ну, умница! Пошли купаться, потом обедать и в путь…

Он с разбегу бросился в воду, проплыл опять полукруг и, не дожидаясь отставшего от него щенка, вернулся к машине. Достал из рюкзака хлеб, консервы, термос, положил всё на расстеленную на траве газету и отошёл в сторону. Выбравшийся из воду щенок, подбежал к «столу» и, заметив хлеб, навострился уже хапнуть его, как тут же был остановлен строгим окликом:

– Нельзя! Фу. Лежать!

Поджав хвостик, тут же выполнил команду, прилёг, жадно глядя на хлеб.

– Лежать! Вот так, – уже тише скомандовал Алексей.

Присев на траву, медленно разрезал хлеб, уложил кусочки на газету. Вскрыл банку консервов, намазал ветчину на хлеб, налил из термоса себе чай. Щенок, не мигая, наблюдал за действиями Алексея, потихоньку, тайком подползая ближе к еде.

– Я тебе! Ишь, ты! Не смей! Фу, Саян! – Алексей грозно глянул на щенка. Тот виновато прижал ушки.

– Так. Лежать.

Испытывая послушность щенка, сам не ел, молча курил сигарету. Наконец, отломил часть бутерброда, положил перед щенком:

– Ешь, умница, ешь!

Покормив щенка и перекусив сам, закинул руки за голову. Алексей сам не заметил, как уснул.

Проснулся от грозного тявканья Саяна. Медленно повернул голову. Двое мальчишек с удочками и бидончиком стоят на дорожке и, улыбаясь, дразнят щенка. А тот, на полном серьёзе поднял шерсть на загривке и, постоянно оглядываясь на «спящего» хозяина, не пускает пацанов подойти к машине. Ребятишки топают ногами, машут руками, но щенка это не пугает, – он ещё злобнее заливается звонким лаем и даже делает смелые выпады в сторону непрошенных гостей. Алексей приподнялся на локте и бросил с улыбкой ребятишкам:

– Мальцы! Обойдите, пожалуйста, нас сторонкой, ладно?

– Ладно, ладно. А как его зовут?

– Это секрет пацаны, идите-идите!

Ребята стали осторожно обходить машину по высокой траве, а Саян, услышав ободряющий голос хозяина и увидев, что чужаки его боятся и уходят, бросился вдогонку с лаем и визгом.

– Саян! Ко мне, – отозвал щенка Алексей, – молодец, умница, охранник ты мой, – он погладил довольного щенка и засобирался в дорогу. Проспал он почти целый час. Выбросил палку, лежащую на сиденье, но Саян тут же среагировал: молнией метнулся в траву и через мгновение появился оттуда довольный и с палкой в зубах. Пришлось палку забросить на заднее сиденье, куда тут же полез и щенок. Спустя каких-то десять минут он спал уже там, свернувшись клубком, укачанный и убаюканный ухабами лесной дороги.

По пути к Тане, Алексей заехал на рынок, предварительно договорившись с Володей-«смотрящим» на рынке о встрече. Ровно в двенадцать они встретились у главных ворот рынка.

– Здорово, Алексей, здорово, охотник. Как сам? Как машина? – Володя, в шортах, майке и босоножках, протянул татуированную руку.

– Здорово, Володя! Спасибо от души, всё у меня в норме. Вот привёз тебе долг. Очень ты меня выручил. Здесь немного больше, пересчитай.

– О, рад слышать, Лёша. Разбогател? Или так, выпендриваешься?

– Чего мне выпендриваться? Разбогатеть ещё не успел, но свои деньги появились, а я в долгу не привык ходить.

– Ты, охотник, мне две штуки должен. О процентах мы не договаривались, поэтому давай мне моё, своё бери себе назад.

– Володя, ты мне помог здорово тогда, весной. Это я в знак благодарности и, если можно так сказать, своей порядочности. Видел я и вижу, что «Нива» моя, пожалуй, в два раза дороже будет, да и так… встретили… помогли.

– Встретили и помогли, потому что просили за тебя. Не часто мы теперь людей из зоны встречаем. Сам видел: мало людей в зоне. Порядочных, с понятиями людей. А ты, хоть и мужиком жил, но жил честно и правильно. Таких, как ты, мало. Кому ж тогда помогать, если не таким?

– Тормози, Володя. А то я сейчас уже и краснеть начну. Здесь вот деньги, бери. Что лишнее – пригодится. Лишним не будет, так?

– Уделяешь в общее?

– Я, Володя, не знаю, что у вас здесь общее, что личное. Я даю личные деньги, а ты сам разберёшься что, куда и зачем. Ладно?

– Ну что ж. От души, охотник. А как там у тебя с местной босотой? Больше не приезжали?

– Больше я их не видел. Да и не бываю я на их тусовках. Дом – лес – дом.

– Да в курсе я, Лёха.

– Откуда. Ты чего, следишь?

– На то я и смотрящий, чтоб всё видеть, а следить мне за тобой незачем, Лёша. Я за всем слежу, я всё должен знать.

– Зачем, Вова, тебе всё знать?

– Затем, Лёха, что некоторые жиреют на костях людских, по головам идут, по беспределу. А мы их притормаживаем, так было раньше, так надо сделать сейчас. Всё продано ментам, ты сам знаешь. Справедливости нет.

– А ты типа Машеки?

– А я Лёша типа рэкетира. Ясно?

– Типа или в натуре?

– С какой целью интересуешься, охотник?

– Ты сам этот базар завёл вот и интересуюсь.

– Я тебе ответил, – Володя похлопал Алексея по плечу. – Я за справедливость и за отсутствие беспредела. Ко мне стали тянуться люди. И торгаши, и коммерсы, и огорчённые, и обманутые. Всех нужно выслушать, по возможности помочь. А для этого много работать надо, Лёха. Ты вот со зверушками своими. Они ничего не просят, а тебе и машина надо, и бензин, и оружие, и лавэ. Не так ли? А сколько этого всего ещё надо, если каждый день больше десяти человек обращается? Знают, что в ментовке им не помогут, идут ко мне. А меня менты пасут на каждом шагу. Я у них солидный кусок вырываю из лап. Скоро сам пойду. По третьей уже ходке. Чувствую, что хитро что-то опер ухмылялся здесь, на рынке. Сволочей хватает. Мне говорят одно, на колени становятся, а завтра бегут в ментовку, дают показания, что я сам наехал, вымогаю. Так что, Лёха, ты сам понимаешь, как рамсы эти гадские разруливать – сухари уже насушил. А за лавэ спасибо. Лишними не будут. Когда на охоту хоть пригласишь? У меня ж и «МЦ» есть. Я его уже года два из заначки не доставал. Ещё и судимость не снята. Что? Пригласишь?

– Я, Володя, сам вон, с фоторужьём на охоту хожу. Так, на рыбалку, в загончик сходить – милости прошу. А с ружьишком, извини, не получится.

– Да, блин. Не изменила, Лёха, тебя зона. Ну, ладно. Уважуха, что принципы не меняешь. Буду в ваших краях, обязательно пересечёмся, если ты не против. Как там Алексашкин?

– Нормально. Я с ним работать буду.

– Я в курсе, он говорил. Ладно, Лёша, будь здоров, звони, если что!

Они пожали друг другу руки, и Алексей вернулся к машине. Постоял, глядя на умильные глазки притихшего и заждавшегося Саяна. Почувствовал, что предательски стучит сердце и он оттягивает запланированный визит к своей семье. Бывшей семье? Или не бывает бывших семей? Жена бывает бывшей, это точно. Дети – нет! А если он едет сразу ко всем?

Он купил несколько роз, коробку конфет. Подарки решил не покупать, есть немного денег – раздать каждому по бумажке, пусть купят себе каждый, что захочет. Старший сын женился, пока он был в тюрьме. Его жену и внуков он видел только на фотографии. Младшему уже семнадцать лет, он студент. Что им можно купить, что нужно, Алексей не придумал и остановился просто на деньгах. Выехав за город, прогулял засидевшегося и «затерпевшегося» щенка и повернул к дому, где он когда-то жил.

Улица сильно изменилась. Появились красивые киоски, многочисленные рекламные щиты, вывески, несколько новых домов. А вот двор остался прежним. Те же качели, те же кусты сирени и жасмина. Кажется, и те же бабули у подъезда. Остановив машину на стоянке, Алексей набрал номер телефона Тани, и та ответила сразу же:

– Лёша, ты где сейчас?

– Я? У подъезда, в машине на стоянке!

– Так заходи. Ой, постой, там замок кодовый. Я сама сейчас выбегу. Заходи же. Дети уже дома, все тебя ждут. Ты слушаешь?

– Да, да. Я иду.

Больше восьми лет он не был здесь. Ноги предательски задрожали. Взволнованно, он не знал, что взять в руки: букет, конфеты, рыбу? Взял цветы, оставив щенка в машине под замком, на негнущихся ногах направился в подъезд, когда дверь там открылась. Из подъезда вышла Таня, остановилась, прижав руки к груди и уставилась на подходящего Алексея. Бабули, сидящие на скамеечке, притихли враз и замерли, переводя глаза с Татьяны на Алексея.

Алексей подошёл к Тане, протянул цветы:

– Ну, привет, золото!

Таня взяла цветы. Из широко открытых глаз покатились слёзы.

– Здравствуй, Лёша, – она всхлипнула и обняла его, спрятав лицо за его колючей щекой, – ты изменился. Поседел… – Она уткнулась губами ему в шею, потом поцеловала в щеку и вновь прижалась своей мокрой от слёз щекой к его щеке.

– А ты не изменилась, – хриплым голосом проговорил Алексей, продолжая обнимать её худенькие, вздрагивающие плечи, – на нас смотрят. Может… пойдем.

Она быстро отстранилась, улыбнулась сквозь слёзы:

– Конечно, пошли… в дом. Там дети, внуки. Все тебя ждут…

Она открыла дверь и пропустила его вперёд. По лестнице уже спускались навстречу сыновья.

– Папа! Здорово! Наконец-то.

Они обнялись прямо в подъезде. -Алексей поцеловал обоих, крепко прижимая к себе:

– Ну, что ж вы? Такие большие уже, мужики мои…

Слёзы покатились из его глаз. Он круто развернулся, вышел в подъезд, закурил. Дети, с такими же нахлынувшими слезами вышли за ним. Помолчали. Первым заговорил Игорь:

– Папа. А это твоя «Нива»?

– Да, сына, моя.

– Ого, здорово! Дашь проехать?

– Легко! А права у тебя есть?

– Откуда, папа?

– Ну, и где ты будешь кататься?

– А здесь, во дворе.

– Ну, позже, сына, там… вот… приедешь в гости ко мне. Будешь кататься.

– Я только по двору, чуть-чуть.

Алексей отдал ему ключи:

– Смотри! Там зверюга сидит. Не выпускай…

Но Игорь уже умчался. Антон молча курит, глядя на отца.

– Ну, Антоха, как дела?

– Нормально, папа. Ты-то как? Почему нас в колонии не дождался? Мы ездили тебя встречать.

– Я… нормально тоже, сын. Не дождался, говоришь… а что, должен был ждать кого-то? Или кто-то обещал меня встретить? Или я знал, что меня будут встречать? А? Или кто-то писал мне об этом?

– Да ладно, пап. Чего теперь начинать?

– Ты начал, не я. Ладно, что было, то было, – глядя на проезжающего мимо Игоря с Саяном на коленях, тихо сказал Алексей, – жить будем. Как тут вы? Как мать?

– Пошли, пап, в дом. Там стол накрыт. Ты ночевать останешься? По рюмочке за освобождение и встречу! А?

– Стол – это хорошо. По сто грамм – дело каждого. Я в завязке, пить не буду. Да и ехать мне, по-видимому, надо будет. Делов, сына, немерено.

– Ну, пошли, пошли. Там и поговорим.

Они вошли в квартиру, и прямо с порога Алексея встретили дружным хором два белоголовых мальчика, его внуки:

– Деда Лёша, деда Лёша! Ты самый хороший! – хором под руководством мамы встретили они деда.

– Ах, вы, мои рябчики! Ну, здравствуйте, внуки, мои помощники, мои рыбаки и охотники…

Он расцеловал внуков, каждого подняв на руки, затем обнял их маму, свою невестку:

– Здравствуй. Хорошие у тебя мужики. Справляешься? Не обижают, не огорчают они тебя?

Невестка поцеловала свёкра в обе щеки и, краснея и смущаясь, весело ответила:

– А! Разное бывает. Но всё равно, они у меня самые дорогие и самые лучшие.

– Ну и молодец, значит всё у вас в порядке. А внуки-то, ого, какие уже большие. Так что на каникулы я готов их к себе принять. Имейте в виду, буду требовать.

– Ой, Алексей Алексеевич, они ещё совсем маленькие, как вы с ними управитесь? Пусть трошки подрастут, тогда забирайте, хоть насовсем.

– Вот и умница. Ловлю на слове. Пока будете мне внучку покупать, я их буду уму-разуму учить и к природе приваживать.

Из кухни вмешалась Таня:

– Нет, дед. Хватит нам охотников-природолюбов. Они у нас космонавтами будут.

– Я не против. Из космоса природу ещё больше полюбишь, ещё больше истоскуешься. Как из тюрьмы…

Все вдруг притихли. Алексей понял, что сморозил не то и исправил положение:

– Таня! Вкусно пахнет. Может, угостишь уже чем? Да! Совсем забыл. У меня в машине рыба свежая.

Антон взялся принести рыбу, Катя увела внуков вслед за отцом.

Алексей обернулся к Тане. Она опустила глаза.

– Ну, мать, как ты?

– Как видишь.

– Ты как всегда, ой, как хороша!

– Да ладно тебе врать. Старею. Морщины вон.

– Это улыбочки твои, Таня, а не морщинки.

– Ты не грамма не поменялся. Только внешне. Всё такой же…

– Какой, Таня?

– Простой. Добрый…

– Это когда ж, мать, я был добрым?

– Всю жизнь, Лёша.

– Это хорошо?

– Не всегда, Лёша! – Таня обернулась и пошла на кухню. Алексей огляделся. Обстановка в квартире почти не изменилась. Только в прихожей под профилем лосиной головы с рогом висит нарисованный зоновским художником Туликом портрет его и его сыновей на фоне добытого огромного лося. Лет пять назад Алексей заказал эту картину. Из охотничьего журнала взяли за основу фотографию лежащего в траве добытого рогача; из альбома Тулик срисовал портреты сыновей, а Алексея нарисовал с натуры в камуфляже с карабином. Увидев, что Алексей разглядывает картину, Таня окликнула его из кухни.

– Эту картину весь подъезд приходил посмотреть. Наверное, очень талантливый художник рисовал?

– Да, Таня. Тулик был лучшим мастебойцем в зоне.

– Кем-кем?

– Ну, татуировки он делал. Талант.

– А ты тоже татуировки сделал?

– Мне Тулик их и бил.

– Да ты что? И разрисовал себя, как зэк?

– Я что, не зэк? Ты смешная.

– Ну, ничего себе. Тебе ж, Лёша, годов уже, а ты как блатной.

– Да ты не расстраивайся, мать. Мне ж по пляжам не загорать. А годов моих сорок пять, не так уж и много. Конечно, с твоими… так я уже и старик. Это ты у нас – девчонка на выданье.

– А, кому я уже нужна, «на выданье»? Пролетела, Лёша, жизнь, пролетела.

– И что, хочешь сказать, что никто так и не занял твоего сердца.

– Смотря что ты имеешь в виду…

– Ну, кто-то ж у тебя есть?

– Лёша! У меня есть дети. Внуки. Работа. Стирка, уборка, готовка. Некогда мне своё сердце, как ты говоришь, занимать.

– А как же личная жизнь?

– Лёша! Я женщина свободная, старая разведённая баба. И ни перед кем не отчитываюсь о своей личной жизни. Ни перед кем, Лёша!

– Ясно, ясно. Не заводись.

– Я понимаю, Лёша, к чему ты затеял этот разговор и сразу же ставлю всё на свои места. Девять лет, Лёша, девять лет мы в разводе. Было разное, если тебя это интересует. Но об этом я говорить не буду. Ты меня извини.

– А постоянный какой-то фраер у тебя в настоящее время есть?

– Это, Лёша, моё дело, но никак не чьё-либо, в том числе и не твоё. Давай об этом не говорить, ладно? Хотя бы сегодня. Вот уже, кстати, и дети идут…

Дверь распахнулась, и в квартиру шумной толпой ввалились дети. Старший внук Данилка тащил на руках упирающегося Саяна.

Таня всплеснула руками:

– Господи! А это откуда чудо такое! Какой красивый! Точно, как Саян. Да, Лёша?

– А это и есть Саян. Мне его подарили недавно. Дома я его не могу пока оставлять, вот и вожу с собой.

Услышав голос хозяина и увидев его, Саян успокоился и дал возможность играться с собой окружившим его людям. По интонации хозяина он понял, что здесь все свои и перестал таращить на всех свои глаза, грозно сверкая белками и оскаливая свои беленькие, острые, молочные ещё зубы.

– Ну, что ж! Пойдёмте все к столу. Мойте руки, – потащила Таня Алексея в зал, где уже был накрыт стол.

– Чёрт! Я забыл в машине конфеты, надо, Игорь, ещё бы разок сходить!

– Не надо, папа. Конфет уже нету, только коробка погрызенная. Я там на полу несколько штук нашёл и бросил тебе в бардачок. Остатки коробки я тоже выбросил.

– Ясно. Плохо дело, конечно. Но это я сам виноват. Спровоцировал Саяна на крысятничество. Теперь меня наказывать надо за косяк этот.

Таня в ответ только укоризненно, как обычно, скривила губы, но промолчала.

– А я-то кубатурю, чего-то он затихарился там, не видно, – продолжил возмущаться Алексей и тут же уловил взгляды невестки и детей: удивлённо-насмешливые.

– Я что-то не так, наверное, сказал, – смущённо стал оправдываться Алексей.

– Чего, пап! В натуре, век воли не видать, – передразнил его Антон, скривил пальцы на обеих руках.

Алексей замолчал, крякнул и молча пошёл в ванную, Таня тут же цыкнула на детей, приложив палец к губам и пригрозив кулаком. Алексей долго умывался, молча вышел из ванной и без дополнительного приглашения первым прошёл за стол. Молча сел, но, спохватившись, попросил Таню сделать ему очень крепкого чая. Свою заварку-де, он тоже по рассеянности оставил в рюкзаке машины. За столом наступила неловкая пауза: все уставились на стоящую в центре стола бутылку водки.

– Я спиртное не пью уже восемь с лишним лет. И в зоне не пил. И больше дал себе зарок не употреблять даже пива. Если только хорошего сухого вина. Но я сегодня за рулём, потому я чая и попью, а вы что ж смотрите, наливайте себе за нашу встречу. Делай, Антон, чего смотришь?

– А ты собираешься сегодня уезжать, Лёша? – Таня остановилась в дверях с заварником в руках.

– Почему сегодня? Может, ночью поеду, это уже завтра будет. Как погоните – так сразу и поеду.

– Лёша! Никто не собирается тебя гнать…

– И держать тоже, – перебил её Алексей.

– И держать тоже. Ты приехал в свою семью и будь здесь столько, сколько тебе нравится. Сколько хочется…

– Папа! Ты останешься сегодня, ладно? – Игорь жалобно глянул на отца, – мама вон с работы отпросилась. Мы тебе пельмени лепили-лепили, старались. Все тебя ждали, ты даже не представляешь. Все тебя здесь любят, ты не думай ничего. Мы даже в твою зону за тобой приехали. Костюм тебе купили. Антон хотел тебе свою «Джету» отдать, хоть она и не новая. Чего ты злишься, пап?

Алексею стало неловко, он обнял взрослого сына Игорёшку и ласково сказал:

– Ну, Карабыч, как сказал, так и будет. Будем гулять, раз пошла такая масть… Ой, извините, что-то прорывается у меня. Волнуюсь, наверное. Давай, Антон, наливай всем по рюмочке. Я – чиф. Уж не обессудьте. Зачем кривить душой: хочу чифа, а водка для меня так, бормотуха. Давайте-ка, мои дорогие, спасибо за встречу. Спасибо, что беспокоились, спасибо, что не забыли, что выросли… вот такие вот… красивые… взрослые… умные. Спасибо, Катя, что внуков таких подарила, спасибо, мать, что детей моих такими вырастила. Спасибо вам, дети, что не забыли. Всем вам спасибо.

Он глотнул из чашки, переданной ему Таней, крепкого чая, улыбнулся:

– Знатный чай, хоро-оо-ший. Спасибо, мать!

Все заулыбались, чокнулись рюмочками, даже Таня пригубила, хоть раньше никогда не пила, и это не ускользнуло от внимания Алексея.

Разговор за столом наладился и затянулся до вечера. Внуки, уставшие от впечатлений, улеглись в спальне спать, зажав между собой ничего не имеющего против Саяна. Алексей несколько раз выходил курить, за ним вслед выходили Антон и Игорь. Бабульки-соседки наконец-то опознали Алексея и с интересом и некоторой опаской поглядывали на него, беседующего с детьми. При зажжённых уличных фонарях проводил Антона с детьми в соседний подъезд, где они снимали квартиру.

Катя помогла Тане убрать и помыть посуду и, о чём-то пошептавшись с ней, потащила детей, которые никак не хотели прощаться ни с дедом, ни с Саяном, на выход. Вернувшись, Алексей не застал уже и Игоря – побежал гулять. Детям он сказал, что поговорит с матерью, заночует и утром уедет к себе, работа ждёт. На прощание протянул каждому, включая и внуков по одной зелёной купюре на личные расходы. Катя у Антона и детей деньги сразу забрала, чмокнув «спасибо» свёкру в щеку. Игорь деньги отдал тут же матери, хотя и ей Алексей пока дал такую же, как и всем, банкноту. Когда они остались наедине, Таня тут же спросила:

– Лёша! Откуда у тебя такие деньги? Машина? Дом? Одежда? Ты в тюрьме с бандитами связался?

Алексей рассмеялся:

– Я в тюрьме, Таня, связался с разными людьми. Все они сидели со мной: жулики, проходимцы, воры, насильники, убийцы, наркоманы. Как ты думаешь, они бандиты?

– Конечно!

– А я?

Таня помолчала, опустив глаза. Потом тихо сказала:

– Когда я ещё ездила к тебе, мне сказали, что если ты подпишешь какие-то бумаги, то тебя выпустят намного раньше… Но ты не подписал их, потому, что ты… как это… идешь на поводу у бандитов… Я тебе писала об этом. Что ты мне написал? Показать?

– А ты что, мои письма хранишь?

– Все. До одного…

– Ну и что я тебе написал?

– Ты написал, что нет справедливости, и на поводу у ментов ты не хочешь ходить, поэтому будешь сидеть. Помнишь?

– Помню…

– А как я просила тебя расписаться, чтоб ездить на длительные свидания, помнишь?

– Помню. И что? Я помню, что потом сам просил тебя это сделать?

– Когда, Лёша? Когда я пять лет здесь одна прокуковала? Когда ты уже спокойно мог уйти на УДО или «химию», но не ушёл из-за своих принципов? Сидел до последнего, до звонка. Герой?

– Я не герой, Таня. Я человек, а не псина на поводке, у кастрюльки и будки.

– Ты не ответил. Ты бандит?

– Я точно не бандит, Таня, не переживай.

– А татуировки?

Алексей вздохнул, распахнул рубашку:

– Волк – это значит, что я не беру с руки, как собака. Это значит, что беру то, что мне надо сам. Что не лаю, а если кусаю – молча…

Михаил-архангел убивает змея – это сцена из Святого писания. Добро побеждает Зло, Истина восторжествовала и исполняется то, что предначертано самим Создателем изначально. Змей кусает человека в пятку, а человек убивает Змея в голову. Так сказал Господь, когда Адам и Ева под уговорами Змея изменили Господу.

– Лёша! А эта девица с луком?

– А это римская богиня из сказок, мифов. Диана. Она покровительница охотников.

– А церковь?

– Это Божий храм с восемью куполами и одним крестом. Это означает, что я верующий, а для знающих людей, что я отсидел первый раз восемь лет.

– Да, Лёша. А ведь Библия учит, нельзя поклоняться чужим и разным богам, а ты? И нельзя наносить на себя узоры и нельзя творить себе кумиров. А ты говоришь, верующий.

– Я, Таня, как и все люди, грешен. И верю в Бога одного, истинного. А что касается кумиров? Где ты их видишь? Диана? Это легенда. Это эпос. Это красота. Это сказка. Мне это не чуждо, и это не запрещено. Я молюсь только одному Богу – нашему Господу, а Диана – образ. Что касается татуировок, то Господь запретил их делать иудеям в своём Первом Завете. Ветхом. После смерти и воскресения Иисуса Христа наступил Новый Завет, не для иудеев, а для всех христиан. Я среди них, и наши дети, и наши внуки. Мы имеем право на ошибки, мы имеем право на полноценную жизнь и наслаждаться этой жизнью, для этого нам данной. Пусть эти наколки будут моей ошибкой, но это не есть смертельный грех, Таня. Не переживай. Есть более важные и более серьёзные дела и вопросы. А с религией у меня всё в порядке. Насколько я помню, и ты всегда, чуть что, обращаешься к «Божечке». И дети, и внуки у нас крещёные. А теперь, главное жить так, чтоб не противоречить самому себе. Я так и живу: своей верой, своей Истиной, своим Откровением. Я не слушаю попов, которые бубнят псалмы, но я читаю Библию, и сам там нахожу то, что даёт мне ответы на все, абсолютно все мои вопросы. И, раз уж начали, я дополню. Довелось мне встретить людей, глубоко верующих. Мне до них далеко. И не в этом дело. И они мне говорили, что я всего лишь в пути, но на правильном пути. Понимаешь, в пути к Истине. И это главное, что не в пути к Злу. Этим, Таня, я отличаюсь от того, с кем ты когда-то рассталась. Это и много, и мало. Как и с какой стороны посмотреть. И кто смотрит. Вот тебе ответ: с кем я. А ты говоришь, с блатными. Я среди блатных, среди воров видел, Таня, таких людей! Честных, порядочных, толковых, ну что сказать. Видел среди профессоров, даже кандидатов в Президенты, ссученных гадов ползучих, которые в зоне быстро скидывают шкуру и показывают своё змеиное нутро. Таких, к сожалению, стало много в зонах. Директоры разного уровня и профиля, все, как один, или берут, или дают взятки; коммерсанты – барыги, настоящие спекулянты. То есть именно те, кого Иисус выгнал из храма, помнишь? Они сидят в тюрьме. Они – это и есть порождение Сатаны, конкретное и реальное. Они и есть растлители наших душ от имени того, кого ты видишь на моём плече в виде Змея. Вот и вся философия. А я сидел с ними, спал в одном кубрике. Дышал с ними одним воздухом. Почему? Я знаю ответ, Таня, на этот вопрос, но пока не буду говорить… Деньги у меня заработанные. Я открыл своё дело, получил первую прибыль и сразу, как и обещал, приехал к вам. И не жалею… Ты смотришь на меня, как на инопланетянина. Девять лет – это много, Таня. Но я не чувствую, что ты чужая. Давай, что ли я опять чаю сварю, ты посиди.

– Может, я слабый делаю, твой чифирь?

– Я чиф-то на воле не пью. Но крепкий чай. Это не одно и то же, не переживай, а то я вижу, что ты так смотришь на эту мою привычку.

– У тебя зубы белые, а раньше были совсем жёлтые. Помнишь?

– Ха, тех зубов давно уже нет. Два выбили в драке. Передних. Остальные раскрошились от диабета.

– У тебя диабет?

– Да, а что?

– А я видела шприцы в ванной. Так испугалась!

– Ой, горе ты моё. А что ж сразу не спросила?

– Я боялась.

– Чего?

– Ну, может, наркоман. Ломка. То-сё. Оказывается ты, бедненький, там уколол себе лекарство?

– Я инсулин колю перед каждой едой

– А зубы у тебя искусственные?

– Конечно! Это тоже работа хорошего друга, Кольки Паштета. Уже пять лет стоят и фиксы, и мост; ниразу не подвели.

– А откуда в зоне такие коронки.

– Да в зоне, Таня, есть всё, кроме атомной бомбы и совести. Потому что ни первое, ни другое там не нужно. Пока…

– Лёша! А ты писал как-то злое письмо, что заведёшь себе заочницу, если я не приеду. Я не приехала. И что, завёл?

– Да, переписывался около года.

– Ты что, честно?

– А что?

– Ну, ты даешь. Вот не ожидала. А где ж ты её нашел?

– Тань. Я ж тебе говорю: в зоне есть всё. Где-то сёстры зэков, Где-то подруги их жён, где-то в газетах объявления. Есть женщины, которые сами ищут подходящего зэка, чтоб ездить на… как это сказать… на свиданки, короче.

– И что ж ты?

– А ничего, Таня. Это не по мне. Выслал я ей назад фотографию, соврал, что моя бывшая жена меня опять любит и хочет выйти за меня замуж. Извинился, поблагодарил за доверие.

– Да, Лёша. Я от тебя такого в жизни не подозревала, ну ты даёшь!

– Я, Таня, ничего не сделал смешного, не понимаю, чего ты улыбаешься. Я хотел тебе назло сделать, а потом понял, что не то, не смогу и всё…

– Ладно, Лёша. Уже совсем поздно. Где тебе постелить?

Алексей задумался, замолчал, посуровел.

– Я пойду Саяна прогуляю. Где постелишь, там и лягу.

– А где ты хочешь?

– Тань, я сегодня ночью ночевал на озере, в лесу. Поза той ночью – на вышке, в лесу. Если можно, положи меня так, чтоб я поспал чуть-чуть. Без обиды, мать… Пошли, Саян, на улицу. Пошли.

Когда Алексей вернулся, обнаружил, что ему постелено в зале на диване. На кресле лежит его столетней давности пижама. Он поднял её, примерил – почти в полтора раза шире его, теперешнего. Усмехнувшись, бросил её назад, на кресло… Только улёгся, специально не выключая свет, подошла Таня:

– Лёша, ты спишь? Нет? Ты говоришь, встречал там глубоко верующих людей. А как же они, также, попали в тюрьму?

– По разным причинам, Таня. В основном, случайное стечение обстоятельств.

– А как же Вера, Бог?

– Тань! Господь – не страховое общество. Никто не застрахован от бытовых случайностей. На веру это никак не влияет у тех, кто верит по-настоящему. Такие люди не искушаются, не паникуют. Они понимают, что жизнь настолько насыщена и настолько разностороння, что, если ты не монах, инок, от случайностей ты не застрахован, и надо стойко и достойно вынести то испытание, что случайно или не случайно выпало тебе. Потому, что они знают, что Господь не допустит чрезмерно жестокого и жёсткого испытания, которое человек не сможет перенести. Понятно?

– Да, Лёша, – тихо произнесла Татьяна, – спокойной ночи. Можно, я тебя поцелую на ночь?

– Конечно, что за вопрос. Спокойной ночи, мать.

Засыпая, вспомнил, что в течении вечера кто-то настойчиво звонил Тане на мобильный телефон. Каждый раз она недовольно отключала телефон сбросом и украдкой, мельком бросала взгляд на него, делающего вид, что ничего не замечает.