Текст книги "Охота пуще неволи"

* * *

Как ни старались обе свиноматки-вожаки сохранить свое стадо, но со временем кабанов становилось все меньше и меньше. То не вернется кто-то с набега на сельхозполя после громких хлопков и вспышек от людского, человеческого присутствия; то бродячие собаки исподтишка подкрадутся и разорвут зазевавшегося поросенка; то исчезли сразу три свиноматки и два секача вместе с поросятами из ловушек-изгородей, в которых они просидели почти целую неделю. К началу осени из весенней численности осталось чуть больше половины. Дикие кабаны воспринимали потери как обычное явление, более того, с приближением зимы и подростом приплода, «лишние рты» стаду были не нужны. Зачастую, если кормов становилось меньше, более сильные особи изгоняли более слабых из табуна. Так было испокон веков: выживает сильнейший. Так и шло заселение необжитых соседних территорий новыми видами. Так и осталось и в настоящем времени. С одной лишь разницей: сородичей не приходилось изгонять из стада из-за скудности кормовой базы, так как люди в зимний период кормили диких животных завозимыми кормами. И сезонные миграции сократились до минимума: от одних полей к другим, от одних подкормочных к другим, от одних солонцов – к другим.

Дикие кабаны стали привыкать к выстрелам. Обилие в лесу грибников, ягодников приучило животных особо не опасаться запаха человека. А нежелание искать пищу в лесу, если можно насытиться на сельхозполях, выводило диких кабанов вновь и вновь на прицелы охотников. Наученная горьким опытом, младшая свиноматка к ловушкам больше и сама не подходила, и поросят своих близко не подпускала. Другие свиньи охотно заходили в открытые ворота изгородей, поедая там выложенные людьми корма. И на поле своих поросят она выводила только в полной темноте и только при полном отсутствии запаха людей. Ее поросята хорошо усвоили уроки матери и старой бабушки. На кормежке держались вместе, не разбредаясь по полю, как остальные, в походах от лежки на кормежку шли след в след за матерью, на дневках ложились ближе к центру стада, рядом с матерью. Поэтому, к началу осени, все поросята сохранились в своей весенней численности, были крепкими, здоровыми, упитанными.

В самом конце августа, когда большинство зерновых культур на полях уже были убраны, дикие кабаны переключились на кормежку молодыми початками кукурузы. В кукурузе дикие кабаны себя чувствовали уверенно и смело. Найдя низину в поле, заполненную водой, они и вовсе не покидали кукурузное поле, оставаясь там и на дневку, находя водопой в этой низине. Среди кукурузных зарослей протаптывали целые тропы, безжалостно заваливая стебли кукурузы к земле. Ночью, когда кабаны лакомились початками, над полем стоял шум отламываемых початков, чавканье и шуршание. Сами кабаны в таком хаосе шумов и не могут услышать приближающейся опасности, да еще, если она, эта опасность, приблизится с подветренной стороны.

Стая волков подошла к кукурузному полю в полночь. Остановились на опушке леса, примыкающего к полю, прислушались. Тихой звездной ночью хорошо слышно, как жируют в поле дикие кабаны. Ветер тихо колышет верхушки стеблей, донося аппетитный запах табуна диких кабанов. Старые волк и волчица грозно оскалили клыки на шестерых лобастых, крепконогих, но худых волчат-первогодков и двух уже взрослых волков прошлого года рождения, переярков, которые готовы уже были ринуться в заросли кукурузы к диким кабанам за добычей. Оскал родителей остудил их пыл, поджав хвосты, все притихли. Старый волк, глянув на переярков, позвал их с собой, и они втроем бесшумно исчезли в кукурузе. Волчица с волчатами-прибылыми неспеша затрусила вдоль поля к большой низине, нисходящей с поля к лесу, переходящей у опушки леса в березово-ольховую рощицу. Не доходя этой рощицы, волчица остановилась, принюхалась. Приглядевшись, она увидела, что на краю рощи стоят лоси: огромный рогатый самец, лосиха и лосенок. Она сглотнула комок слюны: лосенок был лакомой приманкой, но присутствие огромного лося и матери не давали ей шансов с малыми неопытными волчатами отбить лосенка от родителей. Волчата тоже заметили лосей, засопели, тихо поскуливая. Волчица легла, волчата тут же повторили маневр матери. Не лоси были ее целью сегодня. Она знала, что сейчас ее волк с уже опытными переярками определили цель, подкрадываясь к табуну диких кабанов с подветренной стороны. Скоро в кукурузном поле начнется настоящий переполох. Волки осторожно подойдут к кабанам, нападут на более доступного. Раздастся визг, храп, треск. Среди кабанов наступит паника, и они рванут убегать от опасности. И убегать они будут именно по этой низине, как это делают кабаны всегда. Здесь она, волчица, и подкараулит поросенка и со своими волчатами отобьет его от табуна и уложит на землю. А лоси пусть пока стоят. Придет зима, выпадет снег, глубокий снег. Волчата окрепнут. Тогда можно будет отбить у безрогих родителей их лосенка и всей стаей пировать пару суток. А пока лоси спокойно объедают листья кукурузы, медленно двигаясь вдоль кукурузного поля по краю рощицы.

Старый волк замер в зарослях кукурузы. Двое переярков позади него тут же остановились, как вкопанные. Волк подошел уже настолько близко к табуну, что вот-вот они могли обнаружить его по запаху. Молодой, прошлого года рождения подсвинок, яростно обрывая початки, сам двигается прямо к волку, не замечая затаившейся опасности. Еще несколько мгновений, и волк бросается к подсвинку, хватает его мощными челюстями прямо за рыло. Тут же на поросенка с двух сторон налетают переярки, рвут его за бока, за живот. Кровь хлынула из рваных ран. На несколько мгновений вырвавшись из челюстей старого волка, подсвинок истошно завизжал, но тут же захрипел сдавленным этими челюстями горлом. Один из молодых волков уже вскочил ему на спину и впился зубами в загривок, стараясь добраться до позвонков. Другой молодой волк яростно рвет кожу на животе, добираясь до внутренних костей.

Дикие свиньи в панике бросились врассыпную. Никто не бросился на помощь визжащему и хрипящему подсвинку. Свиноматка с малыми поросятами грозно захрюкала, засопела, собирая поросят к себе; секачи заметались вокруг стада в поисках врага; молодые свиньи бросились к низине, уходящей, как они знали, в лес.

Услышав визг и топот в кукурузном поле, лось вскинул рогатую голову, грозно раздувая ноздри. У лосей уже начинался гон, и он, подняв на загривке шерсть, грозно ухнул, замотал рогатой головой. Топот и шум в поле стали приближаться. Лосиха тут же свернула в рощицу, толкая перед собой теленка. Еще раз ухнув-застонав, вслед за лосихой, треща сучьями и ветками деревьев, направился лось.

Волчица тут же перебежала, прячась в тени леса, ближе к низине. И вовремя. Вскоре из кукурузного поля через небольшую дорожку в лес стали проскакивать дикие кабаны. Волчица бросилась к их переходу, сходу поймала за ногу подсвинка и покатилась вместе с ним кубарем по высокой траве. Молодые волчата, не мешкая, набросились со всех сторон на визжащего поросенка, ногу которого не выпускала из своих челюстей мать. Одного из волчат подсвинок успел ухватить зубами за бок, но тут же отпустил, схваченный крепкими зубами за ухо и холку. Перебирая зубами ногу подсвинка, волчица, наконец, добралась до паха, вцепившись глубоко зубами, рванула на себя… Подсвинок заверещал, пытаясь вскочить и волоча за собой вывалившиеся внутренности…

К рассвету от подсвинков остались лишь куски позвоночников и клочки шерсти на мокрой траве. Оставляя темную полосу на траве, семья волков медленно ушла по низине вглубь леса, вдоволь напившись воды в выкопанной дикими кабанами яме-купальне. Первые сутки пребывания в новых угодьях закончились удачно. Волчица была довольна походом, который он откладывала, несмотря на настойчивые призывы волка, в течение целого месяца. Большой табун кабанов, множество следов косуль, лосей, зайцев предвещали обильную пищу для их немалой семьи. Волки прошли за сутки около двадцати километров. Удачно поохотившись, расположились на грядах старых торфяных карьеров, равнодушно наблюдая за плавающими в ряске утками и поднявшими переполох при виде опасных соседей соек. Этот табун кабанов они больше преследовать не будут. Впереди – обследование новых угодий, знакомство с его обитателями, прокладка новых маршрутов-троп в малознакомых для молодых волков угодьях. Старые волки знали эти места, но уже несколько лет старались обходить их стороной после жесточайшего отстрела их несколько лет назад здесь же, в окладе флажками. И вот они вновь пришли в эти угодья, но не зимой, по снегу, а накануне осени, по чернотропу. Волк и волчица планировали провести здесь весь месяц, пройдя этот лес по периметру, и затем вернуться в свои родные болота до наступления морозов. Первый день похода принес им удачу, и отъевшаяся свежим мясом до отвала семья расположилась по иерархии на холмах: на самом верху старые волчица и волк, ниже – волчата первогодки-прибылые, еще ниже – переярки-прошлогодки.

Сойки, вдоволь накричавшись, упорхнули, занятые своими делами. Волки задремали, греясь в лучах еще теплого солнца.

* * *

«Твою мать, что творится», – Михаил Козловский обошел место, где волки загрызли и съели дикого кабана. Проезжая на мотоцикле вдоль кукурузного поля и спустившись в низинку, он сначала заметил шерсть. Остановившись и приглядевшись, заметил кусочки костей, копыт, растасканные в траве огрызки костей ног и позвоночника. Внимательно приглядевшись и пройдя по низине вглубь леса, обнаружил на грязи у кабаньей купели волчьи следы. Много следов. Здесь волки пили воду. Дальше следы уходили вглубь заболоченного леса в сторону торфяных карьеров.

Тут же набрал номер телефона Фомина:

– Алексеевич! Здорово. Беда у нас. Волки! Да, Лексеич, нашел место, где кабанчика поймали и съели. На кукурузном поле. Пошли по низине на Глиницу, на торфболото, видимо. Понял, Алексеевич. Я буду тут где-то ждать. Связь буду по рации ожидать. Жду.

Алексей, занятый в последние дни постройкой вольера для диких кабанов, засуетился, сам себе тихо что-то приговаривая.

– Миша! Пырков, – кликнул он Мишу, который вместе с охотниками натягивал сетку-рабицу между столбами, – иди-ка сюда, дружище. Что-то скажу!

Миша быстро подошел:

– Что, Лексеич?

– Звонил Козловский. Волки пришли. Задавили поросенка и ушли на Глиницу. Он говорит, и я с ним согласен, лягут на дневку на торфоболоте. Что будем делать?

– Лексеич! Дай-ка подумать. А откуда нам знать, что на болоте? А если дальше пошли?

– Так нажрались они, да еще и жарко. Что им по лесу шляться без толку. Будут лежать, точно. А где лучше им место найти, чем те дамбы, поросшие березняком и елочками? Ветер есть, видимость неплохая, сытые, вода рядом. Только там – отоспятся, отлежатся, а ночью уйдут, не найдем. Что, Мишка, рискнем торфболото флажками перетянуть?

– Будем вслепую тянуть?

– Давай думать. И собираться. Антоновича нет, Васи нет. Болохина вызовем сейчас. Вчетвером справимся.

– Так вот же мужики есть. Охотники!

– Охотники? Вообще-то интересно. Может, не тянуть флажки? Организовать загон вслепую?

– Не знаю, Алексеевич. Вам видней.

– Не знаааю! А кто должен знать? Эх, пацаны. Так. Давай-ка человек пять добровольцев. Будем загон организовывать. С флажками мороки, труда много. А неизвестно, там ли они. Так что я знаю, как там загон организовать. Собирай людей, Миша, скоренько, садитесь в джип. Я сейчас переговорю с Мишей Козловским.

Он вызвал Козловского, просил его проехать по большому кругу, внимательно оглядывая следы на противопожарных разрезах. Договорились встретиться у болота через час-полтора. Ружье и боеприпасы он и Миша Пырков всегда имели при себе. Позвонил Болохину, сказал ему, куда ехать. Болохин обещал через час быть уже на месте на своем мотоцикле.

Через полтора часа Алексей проводил инструктаж. Пять загонщиков должны зайти с обратной стороны карьеров и по дамбам двигаться против ветра. Волки, почуяв их, будут уходить своим следом так же против ветра. На их пути останется стоящий «пикет», который тоже будет подшумливать. Волки его буду обходить только одним маршрутом – по низине. Низину и ельники слева и справа перекроют охотники с оружием. В загон выбрали из строителей вольера тех охотников, которые знают этот торфяной карьер. Возбужденные, они в своих гражданских одеждах совсем не походили на загонщиков-охотников. С палками в руках, в разноцветной одежде, в кедах и кроссовках, а то и вовсе в туфлях, но воодушевленные, возбужденные, с азартным блеском в глазах, они быстро, один за другим ушли в загон цепочкой. Миша Козловский оставил одного человека на предполагаемом ходе волков, а сам отошел метров за сто от него, ближе к логу. Алексей стал на границе лога и ельника, Миша Пырков должен стать на самом логе, а Болохин займет крайний справа номер на соединении лога с лесом. Став на номер, Алексей зарядил ружье пулевым патроном и патроном с картечью. Оптику снял еще в машине – в лесу она не нужна. Выбрал прогалину в ельнике, вскинул ружье, провел влево и вправо. Утоптал под ногами мох и замер.

Где-то впереди в болоте затрещали сойки; беспокойно им вторили сороки. И тут раздались в глубине леса еле слышные голоса загонщиков. Загон начался…

Сколько таких загонов было в жизни Алексея? Столько же было и волнений, и учащенного сердцебиения, и легкого дрожания в коленках, и необычайного прилива адреналина. Алексей весь превратился в слух и зрение. Где-то далеко впереди глухо щелкнула ветка. Это не волки. Те будут уходить абсолютно бесшумно. Треск повторился и прозвучал уже где-то в логу, напротив Пыркова. Голоса загонщиков уже слышны явно; слышен стук их палок по деревьям. И тут Алексей увидел серую тень, метнувшуюся в просвете деревьев; еще, еще. Вскинул ружье и приготовился встретить цель в заранее присмотренном просвете. Волчья голова просунулась сквозь ветви елки на прогалину и замерла, глядя прямо на Алексея. Алексей нажал на спусковой крючок верхнего ствола, снаряженного картечью. Хлесткий выстрел, и на прогалину вывалилось тело рыже-серо-седого волка. Вывалилось и забилось в судорогах. Вслед за упавшим волком метнулось несколько силуэтов. Алексей навскидку выстрелил из нарезного, но понял, что вряд ли попал. Быстро перезарядившись, перевел ружье на лог. И вовремя. Из лога донеслось два выстрела Пыркова. Алексей заметил метнувшегося от выстрелов в его сторону волка и выстрелил. Волк подпрыгнул, упал, вновь встал на ноги и вновь упал. Но тут уже он хорошо прицелился и поразил второго волка пулей. Опять перезарядился. Послышалось два выстрела Болохина. И все стихло. Затихли почему-то и загонщики.

«Черт бы их побрал. Гнать надо до конца», – зло подумал Алексей, и они словно услышали его. С новой силой, еще громче и азартнее продолжили загон. Алексей присмотрелся к своим волкам. Оба лежат распластавшись. Мертвы. С номера сходить пока нельзя. Он знал, что волки вряд ли уже в окладе, но дисциплина прежде всего. Зашелестели ветви. Алексей вскинул ружье – заяц. Беляк, но серый в эту пору года, перепрыгнул просвет и, громко топоча, скрылся в густом ельнике. Несколько рябчиков пролетело совсем недалеко и скрылись в разлапистой елке.

Вскоре вышли загонщики, Алексей по рации вызвал своих охотников.

– Я на связи, первый – отозвался Болохин. У меня прибылой есть.

– Я на связи, – это Пырков, – у меня прибылой.

– А у меня один взрослый и один переярок. Конец охоты, собираемся ко мне все. Конец связи.

Алексей подошел к волку. Огромный матерый волк лежит с открытыми глазами. Картечь попала в грудь и в шею. Наповал сразу. Тронул ногой и вернулся к меньшему волку. Рыжий с серым прошлогодок. Побитый картечью и пулей навылет.

«Значит, волчица ушла со щенками», – озабоченно прикусил губу.

Послышались голоса, и вскоре к Алексею подошли с одной стороны Пырков и Болохин с загонщиками, с другой стороны Козловский с загонщиками. Всеобщее возбуждение, поздравления, впечатления…

Алексей отошел в сторонку. Волков надо изымать из популяций. Это что, каждый день по два-три кило мяса надо волку. Но… Но! И не охотиться он на них не может, и охотится без особого энтузиазма. Жалко зверя. Умного, мощного, выносливого, самого свободолюбивого. Вот уже действительно, для кого воля – это жизнь. Сегодня он перехитрил матерого. А ведь это судьба. Тогда у базы приходил матерый. Приходил и не понял, что здесь его ждет смерть. А надо было понять! Надо было насторожиться! Надо было предугадать! Не смог. И поплатился жизнью. Чуть волчицу не подставил. Ушла она, деток увела. Где-то сейчас на махах уходит от смерти. Чтоб жить. Чтоб волчат своих растить. Без их отца, без верного своего спутника. Одна их будет водить, одна будет учить. Но придет февраль. Найдется ей пара. Забудет старого волка, новых щенят себе народит в логове. Надо бы и логово ее поискать будет. Да, может зимой появится. Точно появится. Попробовали мяса здесь, голод прижмет, придут. А пока уводит она своих чад только ей одной известными дорожками-тропками. Горе сегодня у них большее. Может, воспользоваться. Заехать ночью где-то наперед, завабить матерым? Сто пудов отзовутся! Да нет уж. Пусть уходят. Пусть свое горе переживут. Будет угодно судьбе – их пути еще пересекутся. А пока надо ехать.

– Ну, что, мужики! С меня магарыч! Едем на базу.

– А вольер?

– Сегодня вольер постоит, мужики. Вы помогли тонну мяса сохранить охотхозяйству и десятки голов животных природе. Охотхозяйство и я сегодня проставляемся. Поехали. Тащите серых этих разбойников, мужики, в машину. Там, на базе, придется их облупить, и я потом организую стол-поляну. Идет?

– А чего ж нет. Идет, конечно, Лексеич. Поехали, раз приглашаешь. Посидим за столами, за которыми паны сидят. Хоть разок в жизни.

– Ай, не дури ты. Кто тебя не пускает. «Паны»… – огорченно оборвал мужика Алексей. – Хочешь, для тебя лично сам баньку истоплю и попарю.

– А что, легко!

– Но, одно условие!

– Какое?

– Если моего пара не выдержишь, то еще пару дней у меня на вольере в лесу работаешь.

– Ах, Лексеич. Как ты паришься, про то уже давно легенды ходят. Никто тебя не перепарит. А на вольере я и так отработаю столько, сколько надо. Для себя ж делаем.

– Ну, и то ладно, поехали. Уже вон солнце за полдень перевалило. Надо же и тех людей, что остались, покормить, а я машину угнал.

Саян к волкам проявил полное безразличие. Подошел осторожно, потянул воздух, постоял, глядя на вытянутые тела, и спокойно ушел в тень яблонь. Вольера для него на базе Алексей так и не сделал, так как Саян отлично приспособился бегать по лестнице и жить у него в кабинете-комнате на кабаньей шкуре.

Заскочив по пути в сельский магазин, Алексей купил водки, закуски и, к великой радости всех присутствующих, выставил все это на стол.

– Давайте, мужики! Спасибо за помощь. Выпьем за удачную охоту.

Сам собрался уходить.

– Алексеевич. Ты ж сегодня главный виновник. Давай-ка с нами «по граммульке».

– Не, мужики. Мне сегодня еще за рулем мотаться.

– Лексеич. Тебя ж с такими номерами ни одна милиция не тронет. Давай.

– Нет, нет, мужики. Давайте, на здоровье, я пас. Пойду, займусь делом, а потом вас по домам развезу. Гуляйте, раз от бани отказались. Пару часов вам хватит?

– Хватит, Лексеич. Мы уже и начинаем. Давайте, Мишки, раз ваш директор не пьет. За удачку. Вперед.

Алексей поднялся к себе, взял фоторужье, с балкона снял трофеи, стол с пирующими охотниками, Саяна, задремавшего в саду в тени яблоньки. Почувствовал какое-то опустошение. Захотелось самому напиться. До беспамятства. Вспомнились сегодняшняя охота. Удачная охота. Везет ему. А радости почему-то нет. Жалко волков? Где-то далеко в глубине души – да! Жалко!

Развез охотников по домам. Уехал на лесное озеро. Выпустил Саяна, зарядил ружье патроном с дробью и пошел вдоль берега. Далеко ушедший вперед Саян поднимает уток вне досягаемости, но Алексей не расстраивается. До темноты обошел все озеро по кругу. Вымочился, провалившись с бобровую канаву. Два раза выстрелил, но промазал. В темноте добрел до машины. Развел костер и просидел у костра до полуночи. Курил и думал. О чем думал? Обо всем. Уже после полуночи, возвращаясь на базу, остановился среди леса. Заглушил двигатель. Спустя полчаса отошел от машины и завабил. Сначала переярком. Потом матерым. Тишиной ответил лес. Ушла волчица. Ушла далеко. Мать все силы приложила, чтоб сберечь волчат. На то она и мать. В любой жизни…