Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

Придумал шуточные поздравления от Вахтанга Кикабидзе, Юрия Никулина, Луи де Фюнеса, Фантомаса. Далее стихотворные поздравления от имени поэтов, перефраз чужих строчек.

Вера Инбер:

 
И вот они только двое.
Ах, Щека – живой магнит.
Только Юра немного расстроен,
Что Щека много трещит.
А трещит она без умолку,
Как в Гражданскую пулемёт:
К лицу ли, положим, чёлка,
Иль с чем лучше съесть бутерброд?..
 

Александр Блок:

 
Ты помнишь? В нашей жизни сонной
В кооперативные дела
Ворвалась вдруг неугомонно
Любовь
и всё перетрясла…
 

Андрей Вознесенский:

 
Щека, Щёкинька, Щекушок,
Что ты видишь там в свой глазок?
Мы прикручены по ночам
К двум огромнейшим сердцам…
 

Это всё отрывочки, нельзя переписать весь альбом. «С чего начинается Щека. Щека начинается со шляпы…» Рассказ, составленный из газетных заголовков: «На подъёме!», «Гвоздь программы», «Плечо друга», «Шаг за шагом» и другие речевые штампы.

Под рубрикой «Дороги, которые мы выбираем» среди прочего я написал: «Кафка, Камю, Достоевский. О, острый запах фрейдизма! О, пряный дух экзистенциализма! Как пьянят они, особенно в дни перед получкой!..»

И как положено, в конце альбома выходные данные и имена тех, кто готовил данное издание: редактор А. Ножницын, художник Б. Вырезалкин, художественный редактор В. Фантазийский, технический редактор Г. Клеев, корректоры Д. Недотёпина, Е. Недосмотрелкина.

Тираж 1 экз., цена: бесценная.

1971 год – 38/39 лет. Тбилиси как песня «Тбилисо». Начало больничного тура Ще

Бездневниковое время, лишь письма в больницу да воспоминания.

Кто-то назвал меня Юрием Бразильянским. Действительно, честно пахал на ниве радиовещания на Бразилию – «ду Бразил», а в свободные промежутки слушал бразильскую музыку, в том числе и самбу популярного бразильского композитора и поэта Жобима. Вот перевод:

 
Лучше быть весёлым, чем печальным.
Веселье – самая лучшая штука на свете.
Она подобна свету в сердце.
Но чтобы создать красивую самбу,
Нужно чуть-чуть печали.
А если нет – самбу не сделаешь…
 

А верховный Бабкен, главный редактор главной редакции, придумал новацию: объединить пропаганду советского образа жизни трёх отделов – Кубу, Бразилию и Южную Америку – в одну общую программу «Собеседник». С разделами: «Клуб друзей Московского радио», «Добрый вечер, друг-слушатель!», «Спорт в СССР», «Музыкальный клуб» и т. д. Ну, и обязательные ответы на вопросы латиноамериканских слушателей (латиносов) о положении женщин в Советском Союзе, о добыче нефти, о том, как принимаются законы, и т. д. Но всё коротко и информационно насыщенно. Ну, и я, как все работники редакции, молотил на машинке на любые темы. «Отдыхал» за программами о Льве Яшине или наезднице Елене Петушковой, где было что-то человеческое, а не пропагандистское.

Отмолотил, отдал на перевод на испанский и португальский языки, дикторы прочитали текст в эфир, и всё испарилось, сохранились лишь копии материалов. Что ты писал, страна не читала и не знала, недаром Иновещание называли «могилой неизвестного солдата». Неизвестные в стране авторы.

Из-за молотьбы редко удавалось что-то напечатать на стороне. Вот одна из редкостей: газета «Красная звезда» (25 июля), статья «Вдохновляющий пример» о 26 июле, о Дне национального восстания на Кубе. Начало статьи, как детектив:

«Атака была назначена на пять пятнадцать. Несколько десятков молодых патриотов погрузились на автомашины и направились по дороге из Сибонея в Сантьяго-де-Куба. Там они подъехали к зданию с зубчатыми стенами и бойницами, к казарме Монкада – военной цитадели кровавого диктатора Кубы Батисты…»

Штурм казармы Монкада и гибель нападавших героев стали первой страницей в победе Кубинской революции – 26 июля 1953 года. Кубинских повстанцев возглавлял 27-летний Фидель Кастро, главный «барбудо».

«Красная звезда» да справочник «Хоккей-70/71», в котором я выступил как составитель и автор материальчика «Нестареющий ветеран». О ком? Уже и не помню… А главное: много работал в «стол», вёл для себя толстые тетради записей.

Выписки из книг и статей

Одна из первых цитат. Карл Маркс:

«То, чего я как человек не в состоянии сделать, т. е. чего не могут обеспечить все мои индивидуальные сущностные силы, то я могу сделать при помощи денег. Таким образом, деньги превращают каждую из этих сущностных сил в нечто такое, чем она сама по себе не является, т. е. в её противоположность».

Из дневника Уильяма Сарояна: «…Каждый день сотни писателей в каждом из штатов, в каждом городе начинают работать – пишут… пишут для всякого, кто заплатит. Пишут кинофильмы, пишут пьесы, рассказы, стихи, романы, письма. Они садятся и пишут, и пишут, и так же, господи, поступаю и я. Это чудовищно. Это смешно. И эта моя профессия, самая замечательная из всех, но одновременно и самая смехотворная».

Пассажи из подборки «Настоящее и будущее литературы» из журнала «Иностранная литература» № 1 1971 года. Только одно высказывание. Генрих Бёлль:

«…бренность и смерть всегда ждут под дверью, всё обращается в пепел…»

Выдержки из «Бесов» Достоевского. Самая безобидная цитата: «В моде был некоторый беспорядок умов».

«Шаги командора». Трагедия Вадима Коростылёва, где действующие лица Николай, Бенкендорф, Пушкин, Вяземский. Император:

«Что кесарю страх простолюдинов и сенаторов! Страх вольнодумца – вот высшее достижение кесаря!»

Жорж Амаду. «Дона Флор и два её мужа»: «…гуляка танцевал самбу самозабвенно, как делал всё, кроме работы»

Томмазо Кампанелла, «Город солнца»: «Когда мы отрешимся от себялюбия, у нас останется только любовь к общине».

Гоббс, Спиноза, Гельвеций… и обязательно какая-то цитата. Американец Томас Пейн (1737–1809):

«Общество создаётся нашими потребностями, а правительство – нашими пороками… первое – это защитник, второе – каратель…»

Различные темы: Природа и человек, Конструирование человека, Гибель цивилизации… Кино и Дзига Вертов…

И совершенно неожиданное. Приветствие пионеров XXIV съезду КПСС:

 
За мирный труд, за луноход,
За то, что ты полна забот
О нашей завтрашней судьбе, –
Спасибо, партия, тебе!
 

И слёзы умиления и счастья собравшихся делегатов партийного съезда.

Из речи Михаила Шолохова: «…Не будь партии, собравшей нас на этот съезд, не было бы и успехов нашей литературы, не было бы и самой советской литературы…»

Очевидно, за этими словами последовали аплодисменты, а может быть, и овации. Как это здорово: партия – всё, писательский талант – ничего!..

Франц Кафка. Из дневника от 21 ноября 1921 года:

«Всё – фантазия, семья, служба, друзья, улица, женщина, всё – фантазия, более ясная или бледная, голая правда же лишь в том, что ты бьёшься головой о стену тюремной камеры, без окон и дверей».

Но не у всех было и есть такое мрачное ощущение жизни. У Тургенева было иное. Из записок охотника «Лес и степь»:

«…А то велишь заложить беговые дрожки и поедешь в лес на рябчиков».

Благодать… и опять мелькание: Маркс… Пабло Неруда… роман Олега Смирнова «Эшелон», социологические заметки Александра Янова в мартовском «Новом мире».

Достоевский «Зимние заметки о летних впечатлениях»: «…В муравейнике всё так хорошо, всё так разлиновано, все сыты, счастливы, каждый знает своё дело, одним словом: далеко ещё человеку до муравейника!»

А может быть, он за окном?.. «Записки из подполья» – тут хоть всё переписывай… Может быть, закончим «Прощальным» Николая Рубцова?

 
…И сдержанный говор печален
На тёмном печальном крыльце.
Всё было весёлым вначале,
Всё стало печальным в конце.
 

Всё. Меняем пластинку. Нужно что-то иное, бравурное, например, отпуск.

Отпуск: подмосковный «Полёт» и поездка в Тбилиси

Вожделенный отпуск. Надежды и разочарования. Дневника нет. Отдельные разрозненные записи.

11 октября

С Ленинградского вокзала отправились в Баковку, в дом отдыха «Полёт» Министерства авиационной промышленности (МАП).

12 октября

Знакомство с семейной парой: Фая и Наум. Пятый пункт. Почти компания.

15 октября

Лирическая картина. Утром встали – всё знакомо и незнакомо. Выпавший снег щедро посеребрил траву, а ветер-листобой изрядно проредил деревья. Задул холод, и озябшие собаки сиротливо жались к стеклянному входу. А затем пошёл снег-сеянец с дождём, и вся территория превратилась в грязное болотце. Пришлось забираться в корпус. В просторных мраморных холлах, в узких коридорчиках, в номерах и комнатах шла шумная отпускная жизнь. Стучали костяшки домино, в сизоватом дымке взлетали карточные короли и дамы, на всю мощь из динамика надрывались телевизоры. В ненастье дом отдыха напоминал грандиозный музыкальный киоск. Что оставалось делать нам? Немного «сплясали танго», почитали в библиотеке и возвратились к себе в номер, в тишину и покой. В тёмно-зелёной вазе горделиво высилась живая роза, с чуть распущенными бледно-розовыми лепестками. И сразу вспомнились бунинские строки:

 
О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно –
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно…
 

16 октября

Всё под снегом. Лета уже нет, но нет и лыж для зимы. Тоскливое межсезонье. К 8 утра в главный вестибюль стекаются отдыхающие. Ходят туда-сюда, жадно вглядываясь в стеклянные двери: не идёт ли почта? Все ждут газет, всех страстно волнует положение американского доллара и нарастание классовых битв в странах капитала. Но газет нет, и это выбивает всех из колеи. Интересно наблюдать, как люди, освобождённые от привычного автоматизма повседневной жизни, никак не найдут себя на отдыхе, бродят, как потерянные…

17 октября

Невиданный снегопад. Всё в снегу. В помещении играли в пинг-понг, в настольный теннис.

23 октября

Поездом в Тбилиси (2390 км). Идея фикс Ще: встретиться с отцом, которого в детстве не видела, но пламенно любила.

25 октября

Первая остановка в Грузии на станции Самтредиа. Боже ты мой! Сколько кепок-аэродромов и усов! Кругом один сильный пол. Все разговаривают громко, жестикулируют и сверкают глазами. Всё необычно ярко и нереально, так и хочется себя ущипнуть, чтобы проснуться.

Чем дальше углубляемся в Грузию, тем больше усов. Усы как эпидемия. На маневровом паровозе висит портрет знаменитого человека с усами. И все усы шевелятся, как тараканы. А мои щегольски подстриженные тонкие усики воспринимаются здесь, как иностранные… Станции сыпались, как орехи: Хашури, Ципа, Гори. Дорога вилась между гор, поезд то и дело нырял в туннели. И чем дальше мы ехали, тем мрачнее становился пермяк, сосед по купе: «Не нравится мне Грузия, и горы не такие, у нас на Урале лучше». Мы с Ще не ответили, мы уже мысленно ходили по улицам Тбилиси.

25 же октября

Приезд в столицу Грузии. Гостиница «Иверия», 551-й номер полулюкс, устроенный по блату отцом Хачатурова. Первая прогулка по проспекту Руставели. Впору читать книгу Беллы Ахмадулиной «Сны о Грузии» (изд. «Мерани», 1979). «О, Грузия… Одну тебя я счастливо люблю…»

26 октября

Тбилгорпроект. Встреча с одним из его руководителей, архитектором Леваном Ильичом Харашвили. Отец и дочь – психологическое потрясение…

27 октября

Леван Ильич на машине показывал московской дочери и её мужу Тбилиси. Приглашение на вечер в дом на Мцхетской улице. Знакомство с родственниками: Кетован Павловна – жена, Русико – младшая дочь, дядя – Гога – Георгий Ильич и кто-то ещё. Налаживание скорее дипломатических, нежели родственных связей…

28 октября

Поход с Леваном Ильичом на тбилисский базар и другие примечательности города.

29 октября

Леван Ильич в качестве гида: Мцхета, храм Джвари, Светицховели, храм Самтавро, Мтацминда, монастырь Мамадавити (святого Давида), где захоронены останки Александра Грибоедова. Памятник Сандро, поставленный женой Ниной Чавчавадзе (о любви Грибоедова и Нины Ще написала в книге «Поговорим о странностях любви»… 2003).

Как не вспомнить грибоедовского Чацкого с признанием к Софии:

– Чуть свет – уж на ногах! и я у ваших ног…

Машина понеслась по Военно-Грузинской дороге, туда, где, «сливаясь, шумят, обнявшись, будто две сестры, струи Арагвы и Куры». Осмотр начали с храма Джвари, высоко вознесённого над окружающей местностью. Сейчас он полуразрушен, хотя и в таком виде поражает гармоничностью пропорций и строгостью стиля. Рядом с храмом собака с щенком. Ще тщетно звала: «Иди сюда, маленький». Щенок не двигался, он – грузин и откликается лишь на привычное «моди». Тут же паслись барашки. Целое море живого пахучего шашлыка. Звуков мало. Горы молчаливо стоят в карауле у Вечности.

30 октября

Роковая суббота. Юра Хачатуров отмечал 40 дней смерти матери. Был бы повод: застолье, гости, вино течёт рекой. Рядом со мной сидел друг Хачи, Кукури, который меня практически споил. И бедная пострадавшая машина Пилосяна, в которую я сел…

Мне было лихо после обильных возлияний, и меня отпаивали «Боржоми». Ще голосила: «Какую песню испортил!..» И она была абсолютно права. И это был, кажется, 4-й срыв за все мои годы…

1 ноября

Ту-104Б был полупустым. Все уже сели на понравившиеся им места, сосали леденцовые конфеты, но пилоты почему-то не торопились включить турбины. Проходит минут 10, 15. «Генацвале, в чём дело?» – волнуется грузин-гулливер с золотыми зубами. «Отказал пилотажный прибор, – отвечает командир корабля, – не полетим же мы колёсами вверх?» И всё же полетели, правда, в нормальном положении. В Москве после приземления новая заминка: нет трапа. «Забыли в Тбилиси», – шутит всё тот же тбилисский гулливер. Томительные минуты, и вот, как пленники «Аэрофлота», мы вылезаем из герметического чрева. Погода… Всего два часа понадобилось нам, чтобы сменить голубизну неба и теплоту воздуха Тбилиси на мрачное свинцовое облако и резко пронизывающий насквозь ветер Москвы. И всё-таки это наш дом.

23 ноября

Реакклиматизация проходила нелегко. Мы мёрзли отчаянно, и лишь однажды нам было тепло, когда мы, как подгулявшие капитаны, выпали из ресторана «Якорь». Было это 3 ноября, в четвёртую годовщину нашего супружества. «Какой обед нам подавали!» – долго ещё пела Ще на манер Периколы и загибала пухленькие пальчики: чёрная икра – раз, солянка рыбная – два, отварная осетрина – три, и кое-что ещё. В этом месте пальчики шаловливо волнились, – в Тбилиси так вкусно и сытно мы не ели ни разу.

* * *

Декабрь – Ще положили в больницу на Щипке. И до апреля следующего года. Эпопея…

Из больничной переписки

Я часто ходил в больницу и, кроме каких-то продуктов и чего-то необходимого, приносил отпечатанные на работе письма, в которых утешал Ще, давая какие-то советы, и рассказывал о событиях в доме и в мире. Письма потом сброшюровал для архива в томик, насчитывающий 263 страницы. Размер повести… Из этих писем для данной книги извлеку только фактуру, без умилительных, ласковых слов к бедному Щекастику.

Первое письмо. 1 декабря 1971 года, 18.30

Позвонил Щекастик – и всё стало немного веселее. Щекастик звонит, Щекастик дышит, – да здравствует жизнь!..

(После того, как отвёз Ще в больницу.) Просыпаюсь в половине шестого утра и на такси в Боткинскую. Темень. Людей нет, все двери закрыты или заколочены наглухо, где-то там внутри Щекастик, я кружу вокруг корпусов и никак не могу проникнуть внутрь. Ще мечется внутри и тоже бесполезно. После 30-минутного круженья неожиданно находим друг друга в одной из дверей. Ще вручает мне тёплую бутылочку с мочой, чтобы отвезти на анализ. Беру такси, мчусь в поликлинику. Там замок и никаких признаков жизни: ещё рано. Через некоторое время появляются люди, снимается замок, зажигается свет. Какая-то костяная нога смотрит на направление и торжественно мне говорит: «А мы не делаем таких анализов». – «А где?» – «Попробуйте в другой поликлинике».

Я ругаюсь: карамба и три тысячи Бабкенов! После долгих мытарств нахожу заветное место, где берут ещё теплую бутылочку, за анализ 90 копеек и говорят, что будет готово в 16 часов. Уезжаю домой и ложусь досыпать. Просыпаюсь и не могу понять: когда я сегодня работаю, утром или вечером дежурю?.. Звонок от Щеки. Прошу её не унывать и «Вперёд, заре навстречу!..»

Маленький комментарий, или, как говорят сегодня (9 декабря 2018 г.), пост. Этот пример и все последующие свидетельствуют о громадном разрыве между пропагандой и реальной жизнью. В эфир я выдавал тексты о том, как прекрасно проходит жизнь в СССР, – завидуйте братья из капстран! – и как на самом деле. В здравоохранении: непрофессионализм, бездушие, равнодушие, а то порой и хамство. От благодати, как до Марса!..

Продолжение письма-дневника

2 декабря

С дежурства убежал рано, в 12 часов ночи. В.П., как птенец с разинутым клювом, ждёт новостей. Рассказывал и спал на ходу. Проснулся в 8 утра и помчался в магазин. Вокруг сосисок столпотворение. Удалось купить лишь сыр. Поехал в больницу отвозить передачу. Не принимают: рано. Какая-то сердобольная нянечка взяла свёрток и взамен принесла записку от Ще на вытянутой руке, в которой мгновенно исчез мой полтинник (а может, надо было больше дать?). Пришёл из больницы, поел, два часа поспал, встал и на работу – опять дежурство (новация: дежурство по неделям). Господи, какое-то вертящееся колесо. Ты скажешь, что лучше так, чем болеть. Конечно, ты тысячу раз права, и тем не менее жизнь кажется удивительно идиотской. Поистине, суета сует. Но хватит писать, дела трубят: жду корреспонденцию из Копенгагена о приёме нашего премьера, чтобы вставит её в блок новостей.

3 декабря

Вчера было дьявольское дежурство: то пропала плёнка, то в новостях допустили ошибку, её долго исправляли, то ещё что-то. Короче, домой вернулся во втором часу ночи… А вообще, человек – существо многожильное. Коль надо – он многое сделает, выдержит. Я уже 4 вечера дежурю, ещё куда-то бегаю и ни разу не посидел за любимым столом и не почитал, и тем не менее – держусь… Ещё умудрился во время дежурства поиграть в шахматы, 5-минутный блиц, шесть партий, и выиграл 4:2… Караул! Запечатался: бегу за корреспонденцией о пребывании Косыгина в Дании. До завтра, моя большая радость, моя умница…

4 декабря

И снова кошмарное дежурство, ибо мир безумствует. Пакистан бомбит Амритсар и другие города. Индия ввела чрезвычайное положение. Палестинцы воюют с иорданцами. В Китае тайная борьба за власть: исчез преемник Мао – маршал Линь Бяо. Ожесточённые бои в Камбодже. В Сантьяго, Чили, женщины вышли с протестом против дороговизны, полиция жестоко разогнала их. Помпиду вёл переговоры с Брандтом. Et cetera и так далее. Мир чего-то хочет, ищет, требует, разрывается, гибнет, голодает, стреляет, молится и страдает. «А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо…»

Ходил в овощной магазин. Тихий ужас. Картошка – одна гниль, свёклы нет (надо идти на рынок), в торговый зал ввезли тележку с капустой, на неё набросился народ, и брали кочаны с яростным приступом, почти военная операция. О, светлые коммунистические дали!.. Я стоял в стороне, как наблюдатель, и о, удача: мне достался один кочанчик. Тысяча и одна ночь из жизни СССР.

5 декабря

На дежурстве в паузе слушал Владимира Высоцкого:

 
У неё каждый вечер не гаснет окно,
А вчера мне лифтёр рассказал за полбанки:
У неё два знакомых артиста кино
И один популярный артист из Таганки…
 

8 декабря

Среди прочего: сломался смеситель в душе, и пришлось ехать за новым в далёкую «Сангигиену». Купил и вёз в метро. На «Киевской» станции столпотворение: 204 раза толкнули меня, лишь 147 раз удалось толкнуть кого-то мне. Еле доехал со смесителем, но он доставил грандиозную радость тёще, она аж приплясывала около него…

12 декабря

Наконец-то добрался до книг и весь вечер витал в идеях и умственных построениях Эриха Фромма, Карла Ясперса, Мартина Хайдеггера и Пьера Тейяра де Шардена. Философские книги и статьи в выходные дни. А ещё чьи-то строки, не помню кого:

И баба голая Венерка

Мне стала чудиться во сне.

13 декабря

После больницы заехал к Давидовскому. Выиграл в шахматы – 5:1. Начал читать «Иудейскую войну», увы, у Фейхтвангера нет глубины Томаса Манна…

14 декабря

Последние новости из Радиокомитета: Леонард Косичев уходит в журнал «Латинская Америка», туда, где явно лучше. Завидки берут. Я даже подходил к нему и тронул за локоть человека, который уходит. А тут сидишь и вкалываешь, как предпоследний пролетарий умственного труда. Как я люблю говорить, «с горя» потратил 3 рубля на спортлото в надежде на сказочный выигрыш. Если мимо кассы, то и это переживём. Живы будем – не помрём. Тихо едешь – дальше будешь. И прочие перлы народной премудрости. И, конечно, козьмо-прутковский терпентин…

15 декабря

С утра в ГУМ за альбомом – хороших альбомов нет. Но есть длинные очереди, то ли за тюлью, то ли за коврами. Стоят какие-то приезжие, в шалях и сапогах, в телогрейках и ушанках, с мешками и котомками. Всех национальностей, в основном Кавказ и Средняя Азия. Гортанная речь. А где останавливаются в Москве? Ютятся на вокзалах?.. А рядом величественный Кремль, заснеженные ёлки, имперский покой…

17 декабря

Соболь через АПН хочет куда-то уехать. Мне без языка некуда деться. Попробовал сунуться в издательство общества «Знание». «Оставьте анкету… подумаем…» А радио утомляет всех: летучки, прослушивания передач, эфиры, дежурства, начальственные накачки и постоянный стрекот пишмашинок (докомпьютерное время. – 10 декабря 2018 г.).

19 декабря

19.50, сделал паузу в послании и… погладил брюки. Только сегодня! Опасный аттракцион. На манеже утюг и Ю.Б. Спешите увидеть! Только сегодня!

 
И пелось мне, душа была легка.
И светел был доставшийся мне жребий, –
 

как писал поэт.

Умер Твардовский. Официальное сообщение было, а некрологов ни в «Правде», ни в «Труде» нет. Юрию Никулину – 50 лет. Стареющий клоун – тоже грустная тема…

20 декабря

Сегодня появился некролог с длинным шлейфом подписей. Александр Трифонович прожил всего лишь 61 год.

 
Дивиться надо при советской власти –
И время это не в далёкой мгле –
Какие только странности и страсти
Не объявлялись на родной земле…
 

Это – Твардовский, и он же:

 
Мне проку нет. Я сам большой –
В смешной самозащите.
Не стойте только над душой,
Над ухом не дышите.
 

24 декабря

Щекастик дома после 23 боткинских дней. Я уходил на работу, она сладко спала, уткнувшись в подушку…

26 декабря

Дома всё нормально. Щека медленно приходит в себя… Вчера даже побывали в кино – «Андрей Рублёв» Тарковского. На работе отпечатал небольшую рецензию для памяти, воздав хвалу и Андрею, и оператору Вадиму Юсову за осязаемый сверхчувственный зрительный ряд, который ощущаешь физически: это и белая кипень церквей, и ломающиеся отражения в реке несущихся всадников, и город, объятый чёрным пламенем, и многое другое…

Ещё раз о фильме «Андрей Рублёв». Конечно, это здорово, конечно, высокопрофессионально, конечно, с блёстками таланта, конечно, на фоне идущего косяка киноподелок это явление. Всё это так. И тем не менее. Такую картину хочется судить иными, более высокими мерками, хочется её, слегка подталкивая, тащить на пьедестал шедевра. И вот тут маленькая заминка. Картина сделана несоразмерно: она слишком длинна, мрачна, тягуча… Мрачно, тёмно, безысходно. Забитый, невежественный народ, ужасный быт (начало XV века), набеги иноземцев, кровь, разбой, насилие, нищета, боль, страдание. Жизнь, которую всё время топчут и унижают. Это не только «И всюду страсти роковые, / И от судеб защиты нет», – это ещё и абсурдность какого-то замкнутого круга. Возводят храмы, потом их уничтожают, снова возводят и снова уничтожают, народ тянется к чему-то лучшему, но так и не дотягивается, одно поколение сменяет другое, и те же мечты, та же тяга, та же разбитость, то же отчаянье, – и всё по кругу, из которого не вырвешься. Таково впечатление от фильма. Но спасают диалоги между Рублёвым и Феофаном Греком о том, что тёмен народ сам по себе или его таким сделали и нужно ли народу искусство, а если нужно, то какое?..

Фильм кончился, люди встают и… молчат. И дело даже не в том, что они подавлены, а главное: им нечего сказать. Всё это надо переварить, переплавить, переосмыслить. Но как? Для многих это просто невозможно. Два интеллигента пожимали плечами и мямлили: «Непонятно, зачем надо было рассказывать, как лили колокола… непонятно, почему на эту картину люди рвутся?..» Людям нужна сложность, но такая, чтоб была и где-то простота. Одноклеточная сложность?..

28 декабря

Недолго музыка играла. И снова пришлось везти Ще в больницу, на этот раз на Щипке, 12-я, бывший роддом. Опять анализы, передачи, письма-послания…

В метро подвыпивший работяга, а может, шизик, исступлённо кричал: «Это вы сделали меня дураком!» Никто ему ничего не ответил. Все тупо молчали.

В другой раз увиделось иное: какой-то мужчина в переходе метро шёл и пел оперную арию, и неплохо, его прохожие останавливали: не надо, могут забрать… А он в ответ кому-то: «Вася, а я хочу петь, разве нельзя?» В советской стране нельзя, должен быть покой, порядок и послушание. Всяк сверчок знай свой шесток. В Большом театре петь можно, в метро – запрещено. И никакой свободы!..

29 декабря

…Где те розовые очки и вера в справедливость, когда 25 лет назад я шастал по Щипку и другим переулкам и где мы, школьники, играли при тусклых фонарях в футбол в тряпичный мяч, который мастерил Серёжа Голубничий. Голодное, нищенское послевоенное время, но вместе с тем чем-то и счастливое. Счастливое своею верою, отсутствием знаний о том, что происходит вокруг. Недаром кто-то сказал, что счастье – это какой-то предел информации. Перекличка с библейским: знание умножает скорбь.

31 декабря

В конце послание: кстати, о евреях. В твоей женской консультации я насчитал 12 врачей из 19 с еврейскими фамилиями, а в поликлинике, куда отвозил анализы, – 8 из 10. Это из рубрики «Любопытное рядом». Как говорят в народе: евреи, евреи и даже в Мавзолее… Из международных новостей: министр обороны Израиля Моше Даян разводится с женой из-за любовной связи с Рашель Крен, бывшей г-жи Рабинович.

Заголовок в передовой статье «Правды»: «Мы покоряем пространство и время». Именно так. По Галичу: ну, всё, ну, прямо всё!..

Многим звонил и поздравлял с наступающим Новым годом, в том числе и Андрею Тарковскому – тебе громадный привет! Он закончил съёмки «Соляриса» и сейчас занят монтажом… Звонил Марине Георгиевне, старая учительница удивилась, что мне скоро будет 40 лет, передавала тебе привет, помнит тебя синеглазой (?) и красивой…

* * *

Так трудно заканчивался год: Ще в больнице на Щипке, а Ю.Б. дома с В.П. И остаётся только вспомнить наставление римского императора Марка Аврелия (121–180):

«Живи так, как будто ты сейчас должен проститься с жизнью. Как будто время, оставленное тебе, есть неожиданный подарок».

И в подарок 1972 год. Только был ли он подарочный?..