Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

Были в гостях у Сериковых. Рассказы о том, как живут наши корреспонденты за рубежом, где что выгоднее покупать. Далее советская хроника: кто с кем, кто кого бросил, к кому ушёл и т. д. Галя рассказывала это с горящими глазами, ну, и о том, что сегодня в моде бриллианты и изумруды. Н-да. А через день мы поехали на Химкинское кладбище, где покоятся люди, отмечтавшие о драгоценностях. На памятнике – фамилия Зайчик. Значит, отпрыгался и отбегался сердешный. Оленька Умникова-Пузь, 23 года. Вот и вся жизнь. Поэтому, как говорил в последнем романе Трифонова его герой Маркуша своему приятелю Антипову: «Не гони кобылу! Делай паузы…» Потише, мой друг, поспокойнее…

19 июня

14-го исполнилось 30 лет со дня смерти мамы. Тот печальный день стоит у меня перед глазами. Был на Ваганьково, положил цветы, повздыхал и пошёл. А что можно ещё сделать? На выходе заглянул к Высоцкому – море цветов. А на следующий день в ночь умер сосед сверху, беспробудный пьяница Юра. Допился. Ще встретила другого соседа сверху, Петра, и строго ему сказала: «Вот и вам урок». «А я что, – ответил он, – я ничего, я как стройный тополь»… Тополя, тополя. Вся Россия в тополях, и только пух летит пеленой. Мне соседа не жалко, а вот умершего на днях актёра Тарковского Анатолия Солоницына очень жалко. Он на 4 года моложе меня…

В редакции была срочная вычитка спецномера. Куча ошибок. Вместо «семян рапса» – «семена рабства», вместо «премирования работников» – их «кремирование». «Победы социализма» перенесены так, что на строке выведены «беды социализма». Такие ошибки подводят под монастырь!.. Почитал знаменитые «Вехи», ничего не устарело, всё актуально. К примеру, «…средний массовый интеллигент в России большею частью не любит своего дела и не знает его. Он – плохой учитель, плохой инженер, плохой журналист, непрактичный техник и проч. и проч. Его профессия представляет для него нечто случайное, побочное, не заслуживающее уважения…» Из этого же времени. Сатирик Аркадий Бухов:

 
Мучительно наше сегодня,
Где всё – наболевший вопрос.
 

27 июня

Чем больше живу, тем яснее понимаю, какая это трудная штука – жизнь. Иногда кажется, что я живу хорошо и всё хорошо получается: стал журналистом, относительно других много пишу, многим занимаюсь дома, постоянно что-то узнаю новое и расширяю свой горизонт и т. д. А иногда кажется, что ничего я не достиг, и что жизнь пустая, иллюзорная, и надо жить как-то иначе. Но как? Вон Гриша всем доволен: зарплатой, книгами, телепросмотрами, и всегда в довольном тонусе. А я – нет. Всё время мучаюсь. Чего-то всё время не хватает… «А жизни нет, жизнь только снится нам», – кажется, Камоэнс.

4 июля

Приехавшие в Москву собкоры журнала рассказывали всякие местные ужасы. В Краснодарском крае решительно взялись за жуликов и хапуг. Надели наручники на бывшего секретаря крайкома Тараду, прихватили директора краснодарского холодильника – аферы с мясом… В Краснодаре сгорел огромный универмаг… убили парочку секретарей райкомов… Словом, картинки с выставки.

Настоящую выставку Эдварда Мунка посмотрели с Гришей на «Кропоткинской». «Крик», «Поцелуй», «Двое», «Ревность» – на переднем плане художник с глазами, полными мукой и растерянностью. На заднем плане женщина в распахнутом красном платье. Обнажённое тело завораживает. Тут же мужчина в чёрном фраке. То есть видение, которое преследует художника: неверность и обман…

Прочитал книгу Майи Туровской про Бабанову, воспоминания Рины Зелёной, в «Воплях» интересен обзор современной шведской литературы. «Мемуары Каина» – роман в стиле коллажа, – Юлленстена. Каин убивает своего брата за то, что он – другой, за то, что Авель мыслит, чувствует и поступает не так, как он, Каин, считающий свой образ бытия непреложным.

Вся неделя была холодной, в Москву прикатил холодный воздух из района Шпицбергена. Потом зарядили дожди. И только сегодня разголубелось небо. Плюс 18.

18 июля

Меня тошнит от нашего телевидения. Очередной детектив о чекистах «Долгий путь в лабиринте». Всё чисто, высветлено, приглажено, умненькие чекисты, моральные, кристальные. А враги уродливые, коварные, нечистоплотные. И залихватские песни: «Гусарская рулетка – жестокая игра! / Гусарская рулетка – дожить бы до утра!..» Чекисты, гусары – какая-то телекаша с отвратительным идеологическим запахом. Отдыхали на «Шербурских зонтиках». Изящно, красиво и с налётом печали… Никому не ведомо, что будет дальше. Все мы живём с завязанными глазами. Дальнейшая дорога всегда за поворотом.

25 июля

Как говорил Жюль Ренар: «Записывай, записывай, и побольше! Будет жвачка на зиму». Вот я и записываю. Ще как-то повстречала своего сокурсника по университету Алика, подававшего надежды, но ставшего типичным аутсайдером, он говорит: «Евреи делятся на две категории: одни живут в Бруклине, другие навсегда остаются Эриками и Аликами…» Спросил Ще: «Ну, а муж-то ничего? Соображает? Это я понимаю, что хороший: шкаф сделает. Ну, а поговорить-то с ним можно?..» Ще рассказывала мне об этом, и мы оба хохотали до слёз. Можно! Можно!

На прошедшей неделе посмотрели «Механическое пианино», все актёры на месте, а Калягин – корифей. Картина получилась концептуальная, типично русская: всё тонет в море исключительной болтовни. Никто не хочет заниматься делом, все говорят и говорят, купаясь в словах и рефлексии. Отражение сборника «Вехи»… А 23-го в Домжуре посмотрели принципиально иное: «Амаркорд» Феллини, ещё не дублированный, на итальянском языке. Можно посмотреть десяток фильмов Сергея Герасимова, к примеру, и не запомнить ни одного, а вот «Амаркорд» забыть трудно, и красное платье Градиски на фоне ослепительно-белого снега. А сумасшедший дядюшка Тео, который залез на дерево и оттуда истошно вопил: «Хочу бабу!» Федерико Феллини – гений!..

Новая порция книг: статьи и письма Михаила Фокина, книга о Радищеве, дневник Жюля Ренара, Асаф Мессерер «Танец. Мысль. Время»… Одно из последних стихотворений Аркадия Гаврилова, которое он прочитал мне:

 
Вчера был стакан и сегодня – бутылка.
А завтра я вытащу гвоздь из затылка
И им нацарапаю: «Чаша испита!»
И в дырочку капну немножечко спирта.
Не морщите лобик, товарищ нарколог,
Ведь пили по-чёрному даже наркомы.
И даже весьма уважаемый Горький
Усы заспиртовал в рюмочке с горькой.
Но все они были врагами науки,
От мира скрывали душевные муки.
 

А мы? А я? 25-го, в воскресенье, варили абрикосовое варенье… шёл дождь… Утром в понедельник сжимало сердце, руки были ледяные… Вчера с Ще отправились на Манеж на выставку «50 лет МОСХа». Старые мастера хороши: Николай Чернышёв, А. Шевченко, Штеренберг, Тышлер, Лентулов, Осмёркин, Фонвизин… А вот поздние – А. Моравов «Подсчёт трудодней», 1934 год – типично сталинская, лучистая картина… Обратно шли по набитой Тверской и ненавидели Москву, эх, лучше бы по Праге, по Парижской улице, по Карлову мосту. Но близок локоть, да не укусишь…

7 августа

На работе началась Чупахиниада. Фомин захотел уволить пупсика, но не тут-то было – он завизжал, как резаный поросёнок: «Кровавая потребительская кооперация!» Что ж, одни умеют работать, другие умеют визжать! По странному совпадению, изучая Лермонтовскую энциклопедию, натолкнулся на записку Николая I чиновнику-медику по поводу стихотворения Михаила Юрьевича на смерть Пушкина: «…И удостовериться, не помешан ли…» Нет, наш Пупсик не помешан, он просто по натуре сквалыга и жалобщик. Угрожает: «Я ещё пружины не все раскрутил!..»

22 августа

Ездил в редакцию «Футбола-хоккея» подписываться на еженедельник, стал свидетелем сценки: пришёл какой-то старик, чтобы узнать у специалистов, почему плохо играет сборная команда СССР. Кто-то из редакционных работников его «успокоил»: «У нас, батя, вообще футбола нет… им никто не руководит… И лучше бы ты, отец, пошёл бы подышать свежим воздухом…»

29 августа

И ещё одна неделя пролетела, сгорела, исчезла и канула. Фьюить – нет её! А была ли неделя?..

4 сентября

«Мясорубка дней. Мелькание…» (Эдвард Радзинский)… В томе «Русская старина» натолкнулся на дневник Василия Жуковского периода 1822–1826 годов. Вот отрывочки:

«Весёлый вечер. Читал Мольера… Обедал у Бенкендорфа… Мысли о Лаокооне… Опера… Живописный туман над развалинами Гейдельберга… поутру у короля… Жаркий спор о греках… Потсдам. Театр. Танцовщицы. Ужин… Император подарил бутылку токайского вина… Отъезд из Бриенцы на лодке: тирольская песня…»

Ну и так далее. Совпадения можно искать в таких записях, к примеру: «Штутгарт. 1-й день болезни…» и «До 7 часов клеил…» Болел и клеил, как и я, а в остальном всё иное – ни королей, ни принцесс, ни заграничных поездок, ни тирольских песен… Можно сделать такую запись: «Зашёл в кондитерский магазин на Соколе. Все ящички уложены ядовито-фиолетовыми конфетами „Морозко“, а на полочках выставлены ряды грязного морковного цвета пачек молотого кофе. Изобилие эры Продовольственной программы. В магазине „Мясо“ ажиотаж: „выбросили“ сосиски. Приезжие и москвичи в народной драме „Дружба городов и сёл“».

19 сентября

В квартире ремонт. Люба Иванова из Тамбова поклеила обои и приступила «к маслу»: начала красить окна… Методично, тщательно и жутко медленно, о своей личной жизни говорит так: «Всё так сложно, всё так запутано. Лучше не думать, а работать…» А я принёс очередную порцию книг из библиотеки, в том числе Канта, ЖЗЛ. Кант и ремонт – неплохое сочетание!

4 октября

Всё проходит, даже ремонт… За окном плюс 4, утром было 2. Захолодало. Желтизна и слабая багряность на листьях, да и они порядком поредели: двор стал просвечиваться. Скоро зима, тёмные дни и берложье настроение: забиться в постель, в тепло и спать, ни о чём не думая… Спросили позвонившую Русико из Тбилиси, как там у вас с погодой, ответила: «Днём ходим без жакэтки, а вечером с жакэткой».

В кино посмотрели михалковскую «Родню» и телефильм Антониони «Тайна Обервальда», в роли Елизаветы Австрийской – Моника Витти. С точки зрения цвета – это одна из лучших картин, которую я когда-либо видел… Читаю с большим интересом «Некрополь» Ходасевича и растаскиваю его по персонам в Календарь: Брюсова – к Брюсову, Горького – к Горькому и т. д. И любопытна книга Степана Шешукова «Неистовые ревнители» о литературной борьбе 20-х годов. Лихие мальчики Леопольд Авербах, Семён Родов, Лелевич. Наводили порядок в литературе, дым шёл столбом…

5 ноября

Очередная командировка в Таллин, куда отправился поездом 1 ноября. От соседей по купе узнал, что прошла в Таллине манифестация молодёжи с лозунгами «Свободу Эстонии» и «Долой оккупантов!». Поселился в маленькой кооперативной гостиничке на Нарвском шоссе. В отличие от русских городов тут отношение сдержанное и деловое, никто не расшаркивается и никаких особых знаков внимания. Председателю Эстонского потребсоюза Аго Мадику было не до меня.

 
Как бедный родственничек к дяде,
Я просидел в приёмной час.
Всё ждал, когда же примет Мадик,
Когда обрадует он нас.
 

Побывал на химкомбинате «Орто», в объединении «Авто» и в каком-то магазине Харюского райпо, – и всё. А далее гуляние по Таллину, от Длинного Германа и Толстой Маргариты к Ратуше, а потом вниз к «Виру» и обратно. 4 ноября попрощался и поехал в аэропорт, хлопнув напоследок стакан сока из ревеня. Короче, ничего особенного, а вот Боречка Л. обзавидовался: «Тебе хорошо – ты был в Таллине, а мне в 30-й раз придётся ехать в Кимры». Но кто в этом виноват?..

13 ноября

Эра Леонида Брежнева, длившаяся 18 лет, закончилась, началась эра Юрия Андропова. Сообщение о смерти генсека объявили спустя сутки. Неожиданно отменили концерт, посвящённый Дню милиции, и хоккей был заменён Бетховеном, а 11-го по всем программам началась симфония Чайковского «Манфред». Объявлен траур. В коллективах идут митинги, но никакого уныния нет: Брежнев – не Сталин. Такое впечатление, как будто бы ничего не произошло: умер – и умер. Был – нет. Лично меня больше интересовала третья книга лит. наследства – Александр Блок.

25 ноября

В субботу, 20-го, был хороший вечер. Ще гладила, а я читал ей вслух из синенькой тетради «ЮБиблии» отрывки из Камю, Шопенгауэра, Розанова, Георгия Иванова, Бунина, Ларошфуко и т. д. – пир для ума.

 
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?.. –
 

писал Иннокентий Анненский. Сколько горьких размышлений о судьбе России. А что нас ждёт впереди?

27 ноября

Чтобы поехать в дом отдыха «Лесное» от Министерства мясной и молочной промышленности, нужна медсправка, – и тут начинается одиссея мытарств. Смольная улица, психдиспансер: не псих ли? Михалковская, тубдиспансер: а не тубик? А ещё сдача мочи? «Моча прозрачная». А хирург? «Нагнитесь, раздвиньте ягодицы!..» Сколько мороки из-за формальной справки! На Кипр (и такая идея поездки есть) через анальное отверстие! Но это в феврале, а пока наше доморощенное «Лесное»…

Не можем попасть в театр: все билеты достаются мясникам и торговцам, держателям дефицита, ну, а я как журналист вынужден пьесы лишь читать. Прочитал «Смотрите, кто пришёл!» Владимира Арро (кстати, мой ровесник – с 1932 года, но питерец). В пьесе есть такой диалог:

– России, как всегда, нужны порядочные люди.

– А что, их мало, да? Опять не хватает?

– Хорошо подстриженных больше…

Тут узнал: в Москве всего 17 тыс. театральных мест на 10 миллионов человек (меньше, чем в Ленинграде). «Зритель какой-то вокзальный, пролётный, блатной, он и там, и сям, он ничего не понимает толком, ему бы только отметиться, людей посмотреть, себя показать – „были, видели, ужасно!“, „были, видели, гениально!“» (Михаил Рощин, сборник «Современная драматургия»).

13 декабря

6-го отправился в дом отдыха «Лесное». Контингент старушечный. Сплошное «Былое и дамы», «Помню, я ещё Снегурочкой была…». Но интеллигентную пару всё же нашли. Переводчик из Ленинграда и его друг-юрист с тех же берегов Невы. В один из дней я сыграл с ними 17 пятиминуток в шахматы, блиц: 9 побед, одна ничья и 7 поражений. А ещё карты – «кинг». И, конечно, разговоры. Жена одного из новых знакомых – Вера, работница ЦГАЛИ, рассказывала о том, как у них архивариусом работал бывший министр иностранных дел Шепилов, тот, который «и примкнувший к ним…». Четверть века писал какие-то внутренние рецензии. Услышав про мои записи об Андрее Тарковском, запричитала: сдавайте их к нам в архив, в ЦГАЛИ…

Изучали окрестности. Прошли по берегу реки Рожайка (впадает в Пахру) до деревни Битюгово… Осмотрели Морозовский особняк – всё в упадке. Когда-то здесь Мария Андреевна прятала Николай Баумана от полиции. Любил тут отдыхать Савва Морозов. Сейчас на субботу-воскресенье приезжает отдыхать-развлекаться высшее руководство ВЦСПС, нынешние лже-Морозовы… В самом «Лесном» есть личный отсек министра Антонова – роскошные апартаменты, личная кухня, бассейн. Слуги народа привыкли отдыхать индивидуально, подальше от народных глаз и в своё удовольствие, роскошно…

В пятницу, 10-го, почувствовал себя плохо и рванул в Москву. Померил температуру – 38,3, ломает, врач поставила диагноз: отит. И Ще на больничном: жуткий кашель… Умер Юрий Казаков… Звонил Асаулов, просил назвать для еженедельника «Футбол» тройку сильнейших футболистов. Я назвал: Дасаев, Демьяненко (просил Давидовский) и Курненин.

21 декабря

Смотришь на В.П. и сам начинаешь разваливаться: то тут кольнёт, то там. Лучшее лекарство – сублимировать своё состояние в словах, в стихах, в какой-то в общем вербализации. И вот сочинил некое стихотворение в прозе:

 
Никогда я не думал, что старость –
Это целое море удовольствия,
Что можно ощутить боль в пояснице,
Услышать, как трещат суставы в ноге,
С трудом поднимать кверху правую руку,
Почувствовать ломоту в зубах
И наждак в горле,
С трудом слышать и с трудом видеть…
– Старик, тебе уже за 50, чего тут удивляться…
– Чего-чего? Надо забавляться?
– О, видишь, какая полненькая блондиночка
идёт и покачивает бёдрами?
– Да? Вижу какие-то картиночки, блёклые. А если женщины,
то без бёдер и грудей.
– Старый ты дуралей!
– Старый-старый… Знаете, в теле всё что-то болит
и трещит, особенно когда ложишься…
– Дряхлеют мышцы.
И живот…
– Ах, бросьте вы этот компот! Надоело. Опротивело.
Скулу свело.
– А утром вы, знаете, ещё ничего…
 

Излил душу и стало легче? Ничего подобного. Ничего не хочется делать, ни звонить кому-то и куда-то ехать. Полная апатия. Соскин предлагает что-то придумать в футбольный календарь. Когда-то посчитал такое предложение за счастье, а сейчас ни крошки энтузиазма.

26 декабря

Вчера был дождь и смыл последние остатки снега. Сегодня чуть подморозило. Асфальт чистый, умытый, подсушенный. Ни намёка на Новый год, и редкие персоны с ёлками на улице воспринимаются с недоумением, а это что за невидаль? Зачем?.. Никакой праздничной приподнятости. Очереди, хмурые лица, злобная перебранка. Жратва – основа бытия. Ракеты или масло – мы не в состоянии выпускать и то и другое. Возмутил показанный по телевизору репортаж Фесуненко о днях Рождества в залитом огнями Париже. Игорь с сардонической ухмылкой говорил, что всё изобилие в парижских магазинах недоступно нищим и инвалидам, про обычных граждан и журналистов он умолчал. Тупая пропаганда, желание выдать белого кобеля за чёрного. Сияние огней, товары, покупки, радостные люди в предвкушении праздника – это, мол, только видимость. Истинный Запад – это пессимизм и мрачность, сплошной практицизм и нет никакой нашей духовности. А мы с вами – о-го-го!.. Каждый второй пишет роман про Каренину Нюру. Критик Мулярчик разбил в пух и прах современную литературу США, всё, что там, за океаном, печатают – грязь и обочина – «Одинокая леди», «Маленькие пташки» и т. д. У них, ТАМ, всё плохо!

Сколько людей заняты этой бессовестной пропагандой и, как выразился Салтыков-Щедрин, находятся в процессе мучительного оподления. «И – жив. И – семья не вымерла. И – крыша над головой. И – что-то на столе…» И интеллигенты продают себя за чечевичную похлёбку. Фу! Гадость!.. «И рассказать бы Гоголю / Про нашу жизнь убогую…» – как пел Высоцкий. В нём не было ни грана конформизма. Он резал правду-матку…

30 декабря

Сунулся в магазин, там темно от очередей. Какая-то женщина с синяком под глазом кричала: «Когда же нажрутся, наконец?!» Удалось купить фруктовый кефир и два плавленых сырка «Дружба» – почти новогодний набор. «Выкинули» окорок, но очередь. Нет, стоять два часа истуканом с острова Пасхи не в состоянии. Заменю окорок «Новым миром».

Ремарка вдогонку. Данная книга – это личное воспоминание и ощущение ушедшей советской эпохи, которая с годами уходит от реальных черт и превращается в некое счастливое мифологическое время. У меня оно другое, без ностальгии и восторженного сю-сю. Да, было что-то хорошее, но в целом таким гнилым интеллигентам, книгочеям, вроде меня, было несладко. В каком-то давнем номере «Новой газеты» натолкнулся на строки уважаемого мною Евгения Бунимовича (москвич, с 1954 года, ровесник моей дочери). Вот его стихотворение без запятых и точек – одна из картинок времён СССР:

 
страна была нерушима
постель в вагоне стоила рубль
если не брать
проводница смотрела косо
лучше взять
 
 
простыни были всегда сырые
но всегда были
матрас доставали откуда-то сверху
разворачивали на полке
подушка всегда падала на пол
сизая в перьях
но постель всегда стоила рубль
и везде стоила рубль
и страна была нерушима.
 

Так что продолжайте, восторженные патриоты, лить лимонадные слёзы по поводу исчезнувшей советской Атлантиды. (14 апреля 2019 г.)

ТВ и радио продолжают эфирное буйство по поводу 70-летия советской примадонны Аллы Пугачёвой. Она тоже надрывается: «А ты такой холодный, как айсберг в океане…»

Иди-свищи тот айсберг, может быть, уплыл в Израиль?.. Ну, а я никуда не уехал. Остался на месте. И готов к воспоминаниям следующего, 1983 года.

1983 год – 50/51 год. Разъездной год. Туризм: Греция – Кипр – Египет. Командировки: Вильнюс, Волгоград, Владивосток

1 января

От года Собаки к году Свиньи.

 
Мы в ожиданье. Мы в тревоге,
Что принесёт нам поросёнок Хрюша?
А вдруг из яств появятся миноги
Или, напротив, от осла дадут нам уши…
 

Год Кабана, или Свиньи, – волнение среди интеллигенции, в чём встречать Новый год? Говорят, что надо в чёрном, белом и розовом и обязательно нельзя мыться, – и во всю эту чушь верят… Главное, чтобы не было свинства со стороны государства и чтобы никто из окружающих не подкладывал свинью друг другу, тем более свинью-рекордистку с ВДНХ весом в 537 кг. А там посмотрим… Пробовал набросать строчки:

 
С каждым годом мир становится безумней и абсурдней,
Люди уходят в хрусталь, дублёнки и гороскопы…
 

Далее пошло как-то банально… Пришло письмо из Тбилиси от Лики: «Дорогая тетя Аня!..» И в конце письма: «Я горжусь, что моя тётя такая хорошая…»

Настроение какое-то странное. Недомогание во всех членах…

9 января

В ночь на 2-е грянул мороз (–21). Мороз постоял два дня, и вновь оттепель. Плюсовая температура, снег почти весь растаял. Учёные говорят, что это всё последствия извержения мексиканского вулкана Эль-Чичона. И ещё один негативный фактор: В.П., у неё такие тоскливые и страдальческие глаза, что, глядя на неё, сам начинаешь немедленно разваливаться и всё начинает болеть… Ну, и постоянные сюрпризы от Ребёнка…

Были в гостях и принимали гостя – ничего интересного… Занимался своим Календарём – такая прелесть, такая умница, информирует, развлекает и утешает…

5 января на редакционном «рафике» отправились на Чеховский полиграфический комбинат. Самый большой комбинат в Европе. И тем не менее всё ещё ручной набор, потом текст от наборщика переходит к тискальщику, который набор тискает. То есть печатает. Потом отливка… Новое в полиграфии – фотонабор. Грохочущие старые линотипы и бесшумные красивые фотонаборные машины. Показали нам 3-этажную французскую машину «Маринони» – у нас таких не выпускают… На обратном пути развлекал магнитофон:

 
Спрашиваю Маню, що ты будешь пить?
А она мне лепит: голова болит…
 

На работе самое интересное было воспоминания Юрия Владимировича Медведева в его бытность секретарём иностранной комиссии в Союзе писателей. После разоблачения культа личности состоялось собрание, которое длилось 3 дня, и никто не мог никак выговориться, ибо у всех наболело. Было столько обид, криков, страстей. Выясняли, кто на кого писал доносы, кто кого топил, пинал ногами и т. д. Эренбург, не вынимая трубки изо рта, сказал, что в ту сталинскую пору люди делились в основном на две категории: на дураков, слепо верящих Сталину, и на трусов, приспособленцев, которые не верили вождю, но шли за ним. Себя Эренбург причислил к третьей категории. На сцену выбежал Борис Полевой и стал чуть ли не душить Эренбурга, горячо спрашивая его, а куда отнести тех, кто погиб на войне, произнося святое имя Сталина, к дуракам или приспособленцам? Писатель Ян, сам отсидевший, заявил, что Сталин, да, не виноват, просто были допущены какие-то искривления в партийной линии, да и время было такое – тревожное… Тогда старушка Мариэтта Шагинян пристукнула палкой и воскликнула: «А я всегда говорила, что Сталин – мерзавец!» Тут же Медведев вспомнил, как Калинин вручил Шагинян орден «Знак Почёта», после чего Михаил Ивановича заболел, а Сталин прислал ему то ли записку, то ли письмо с советом: больше не связываться с безумной Мариэттой…

А ещё Медведев рассказывал, как в 1938 году награждали орденами. Список представленных к наградам принесли Сталину, а он неожиданно спросил, а почему нет детских писателей. Все засуетились, и кто-то сказал: а Маршак? Сталин жёстко поправил: Маршак идёт в списке не как детский писатель, а как переводчик Бёрнса. Другой фамилии детского писателя никто не мог назвать, тогда Сталин спросил Светлану, дочь, а как фамилия того писателя, которого она читает? Она ответила: «Михалков, дядя Стёпа». И Сталин сам вписывает в список фамилию Сергея Михалкова и красной стрелой направляет её на перечень тех, кто представлен к ордену Ленина. И сразу никому не ведомый Михалков меняет драное пальто на бобровую шубу и торжественно входит в ЦДЛ, куда его прежде пускали с превеликим трудом или не пускали вовсе. А потом война с белофиннами, Михалков – военный корреспондент, шпалы в петлицы, – взлёт и слава…

И ещё Медведев рассказывал про Пастернака и про его последнюю любовь Ивинскую. Медведев трижды к нему приезжал в Переделкино, уговаривая его стать переводчиком Бертольта Брехта, на что Пастернак заявил, что его устраивает только… Пастернак. До сих пор не ясно, кто перевёл Брехта на русский язык – Пастернак или Федин?..

16 января

На работе безумствует Заостровский, он – борец за дисциплину. Бумажная душа, канцелярский суслик, он не умеет ни писать, ни редактировать, лишь переставляет слова из одного места в другое, и сегодня он кричит: «Запятая – это тоже дисциплина!» А тут пошли андроповские времена. Вылавливают людей в рабочее время из магазинов, из кинотеатров и бань. Газеты пишут: «Давайте строго взглянем на себя». Всё верно: народ разболтался страшно. Все плохо работают, тяп-ляп, отсюда и товары плохого качества. Но конторские работники – это нечто другое. Ну, придёт какой-нибудь Иван Иванович в свою контору в 9.00, и что он будет в ней делать? Делать-то по существу нечего. Скрытая безработица, и у нас в «СПК» не нужно держать столько людей. Журнал вполне могут делать 3–4 человека, а не 20. Гриша, пылая на дисциплинарные требования Зао, заявил: «Интриган вроде Ришелье». Я поправил: «Какой Ришелье? Так, четвертушка Мазарини». И так всё противно, что ждёшь пятницу как манну небесную. Чтобы уйти из редакции и два дня принадлежать самому себе.

В Домжуре был на экономическом семинаре по поводу агрокомплексов. Чехарда, неразбериха, отсутствие дисциплины. Мне стало скучно, и я набросал строки:

 
Колбаску, рыбку, пиво, вина
Ты нынче, миленький, забудь.
Всего главнее – дисциплина,
В ней жизни нашей нынче суть.
 

30 января

В Театре Моссовета разочаровали «Братья Карамазовы» (Иван – Тараторкин, Митя – Киндинов, Алёша – Стеблов. И даже Плятт плохо смотрелся в роли отца, на уровне был лишь Бортников – Смердяков). Ушли со второго отделения… Читаю сочинения Николая Фёдорова, статьи Блока, том о Дягилеве, книгу о Франклине Рузвельте и ещё кучу другого.

17 февраля

Зарубежная поездка (Греция – Кипр – Египет) была в тумане, едем – не едем, и вдруг 11 февраля, за неделю до отлёта, звонок: собирайтесь! Еле наскребли деньги – 1025 рэ. И вопросы: как там погода, политическая обстановка? Судя по репортажам, в Афинах идут демонстрации против присутствия на греческой территории американских баз…

14-го помчался на квартиру Георгия Гулиа брать интервью для «Театральной жизни». После беседы угощал греческим семизвёздным коньяком «Клаус» и армянским «Ахтамаром». Отпечатал беседу и отнёс ему на подпись. «Молодец, Юрочка, очень профессионально!» – сказал маститый писатель. Но мне уже не до «Театральной жизни», я уже в группе, в сборной профсоюзов Москвы, есть и медики, и машиностроители, и прочие профессии. Как сказали на собрании: «Одна треть состава – коммунисты, за рубежом все бывали… группа крепкая». Но: «Выезжаете в страны с довольно-таки сложным политическим положением, поэтому проявляйте бдительность!»

О, это советское бди!..

Отрывки из записей о поездке в Грецию – Кипр – Египет

Умные люди говорят: побывав в чужой стране неделю, легко написать статью; если месяц, то можно составить книгу. А вот пожив в стране год, из-за обилия впечатлений что-либо сочинить трудно. Я пробыл в трёх странах 16 дней и постараюсь отразить увиденное в своём излюбленном жанре компот-эссе. Итак, начнём…

18 февраля

Встал в 2.30 ночи. В 8.25 самолёт взмыл в воздух. В 13.45 (время московское) получил из багажа свою сумку уже на земле древней Эллады. Город Пирей, аэропорт Олимпик. Вышли. Зелёная травка, а в горах лежит снег. Еду в автобусе, кручу головой по сторонам, а в голове крутятся обрывки сведений об Афине и Спарте, о греко-персидских войнах, о золотом веке Перикла, о реформах афинского архонта Солона и т. д. и т. д. Гомер, Платон, Гесиод, Аристотель, Эпикур, Гераклит – великие имена в истории человечества. А ещё Сократ, Эсхил, Еврипид, Софокл!..

В Афинах размещают в небольшом отеле «Гекас». После обеда выдают по 35 долларов. Доллар вижу впервые – весёленькая зелёненькая бумажка!.. По официальному курсу он стоит 72 копейки. На чёрном рынке ходит от 5 до 7 рублей. Доллары в кармане – можно идти завоёвывать Афины. До центра Афин не доходим (нас поселили на окраине), к тому же довольно холодно.

19 февраля

Первая экскурсия. Гид говорит, что Афины в древние времена были очень красивы, и древние греки говорили так: «Кто побывал и не восторгался городом, тот осёл. Ну, а тот, кто уехал из Афин по собственному желанию, тот верблюд». Нынешние Афины не потрясают, красиво, конечно, но… потрясает некогда прочитанная книга профессора Куна «Легенды и мифы Древней Греции». Эти легенды и мифы в Афинах ощущаются на каждом шагу.

Музей Генриха Шлимана. Все экспонаты дышат естественностью и какой-то природной натуральностью. «Древние греки, – объясняет гид Хрисула, – были близки к природе, понимали её, а мы удалились от неё». Зал скульптур: задумчивые коры и обнажённые куросы. «Первым, кто осмелился обнажить женщин, был Пракситель». Зал, где выставлены стелы… Около статуи Париса с яблоком туристское коловращение: кому вручать, кто красивее?.. Каждой женщине хочется быть Еленой Прекрасной, ну, а Троянская война – это мелочь.

– А вот и наша красавица! – говорит Хрисула. Обнажённая Афродита одной рукой прикрывает лоно, другой отмахивается от настырного Пана. Медики из нашей группы придирчиво осматривают Афродиту, находят её не столь уж красивой, более того, ставят диагноз: мол, у неё щитовидка… О, женщина! Как они не терпят соперниц, даже мраморных. Тысячелетний спор за яблоко не утихает по сей день!..

Экскурсия продолжается. По дороге претенциозный памятник Байрону: Греция в виде полуобнажённой женщины венчает поэта пальмовой ветвью.

 
Встревожен мёртвых сон, – могу ли спать?
Тираны давят мир, – я ль уступлю?
Созрела жатва, – мне ли медлить жать?.. –
 

восклицал Байрон, отдавший жизнь за освобождение Греции…

И, наконец, перед нашими глазами – Парфенон – голубая мечта всех архитекторов, строителей и художников. Действительно, даже в нынешнем не полностью сохранившемся виде Парфенон – архитектурная песня песней.

Архитектор Андрей Буров писал: «Об Акрополе писать труднее, чем о чём бы то ни было. Это так хорошо, что перестаёт быть архитектурой. Чувство огромного внутреннего спокойствия охватывает тебя… Не замечаешь ни деталей, ни поразительного развёртывания кадров… Ощущение устойчивой лёгкости, полное внутренней разрешённости и поразительного спокойствия, доминирует надо всем. И ни одной прямой линии…»

Лучше специалиста и не скажешь. У Акрополя богатейшая и драматическая история. Греки строили – персы разрушали. А уже в наше просвещённое время Парфенон ограбил лорд Эльджин и увёз в Англию 12 фигур с богато декорированного фронтона Парфенона, 56 плит фриза и даже одну кариатиду. Переговоры о возврате увезённого идут по сей день… Когда мы вознеслись на Акрополь, в этот момент пошёл снег. Крупные хлопья торжественно планировали над Парфеноном. Такой погодный феномен бывает раз в 50 лет. Нам повезло: мы видели заснеженный Парфенон.