Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

Позвонил Тарковскому. Андрею было очень неудобно, что ничего не получилось с «Мосфильмом». А Ще при этом, наверное, вздохнула с облегчением: актрисочки, амуры-зефиры…

9 мая

8-го числа отправился в редакцию газеты «Лесная промышленность» на улицу 25 Октября, бывшая Никольская, 17. Здесь раньше была гостиница и ресторан. Здесь жили и обедали Чехов, Стасов, Чайковский, Глеб Успенский, Римский-Корсаков и другие знаменитости… Прихожу в редакцию, ответственный секретарь Лев Чекалов встречает: «Вы к нам уже пришли?» Отвечаю: «Пока нет приказа в Комитете…» Всё дело в том, что зам. Лапина Евстафьев не подписал приказа обо мне, вдруг осознали, что лишаются квалифицированного работника за здорово живёшь, из-за каприза и взбрыка Бабкена… Так ничего толком не добившись, отправился из Комитета в «Узбекистан», в ресторан на «прописку». Компания в шесть персон: и. о. главного Николай Лавров, зам. Павел Тизенгаузен, ответсек Чекалов, второй секретарь Петров, мой лоббист Фон и я. Стая или хунта, которая правит газетой. Съели 18 шашлыков по-карски, узбекских и бастурмы, разные салаты, выпили несколько кувшинов лимонной водички и три бутылки водки (не все оказались пьющими). Травили анекдоты (как общается умный еврей с глупым. По телефону… из Нью-Йорка!). Всё было демократично, без чинов и рангов… Лев Чекалов – фронтовик, ему 52 года, пишет пьесы и считает, что он лучше Вампилова.

10 мая

Ушёл из Радиокомитета и тут же пришёл в «Лесную промышленность» – старшим корреспондентом с высшим окладом по вилке 180 рублей. Итак, старший… был старшим бухгалтером, старшим редактором, теперь старший корреспондент. И тут же стал оформлять первую командировку в Абакан, на юг Красноярского края. Присматриваюсь к «лесным» людям, а они ко мне. Кто-то назвал меня даже «профессором»… Итак, после студенчества: бухгалтерия – журнал – радио – газета.

15 мая

Никак не могу приспособиться к новому ритму. В Комитете всё было регламентировано и упорядоченно: ранний приход, чтение ТАСС, летучки, прослушивания, печатание, редактирование, обед, кофе и т. д. Короткие выходы подышать воздухом. И всё. Можно было работать с закрытыми глазами. В газете всё иначе и всё непредсказуемо. Вольница. Чекалов с ходу дал мне свою пьесу-притчу «Дамский чай» (я зачислен в придворный штат ЧИТАЮЩИХ) и просил высказать своё мнение. Володя Петров посоветовал: «Забывай скорей свой концентрационный лагерь и привыкай к новому режиму».

Странное ощущение отпускника. Только вместо запада я еду на восток (а ведь маячила поездка во Францию от Комитета). Я как катаевский Ключик: «А он так часто о нём мечтал. Впрочем, кто из нашего брата, начиная от Александра Сергеевича, не мечтал о Париже?» Я тоже мечтал о Париже, а вот лечу в Абакан. Париж нам только снится.

27 мая

В прошлом году был ледяной май, а нынешний иной. Прилетел 23-го и попал в пекло. Всю дорогу шпарит плюс 29–31. В условиях Москвы это невыносимо. Вчера весь день писал и печатал. И вот передо мною 9 страниц машинописного текста. Я читаю и… ничего не понимаю: хорошо ли это или плохо? Не могу оценить по шкале требований газеты, в которой я «нониче» работаю…

ТАСС не читаю, радио не слушаю и толком не знаю, что происходит в мире. Новая жизнь… В былые времена сел бы и посмаковал поездку в Абакан, в Верхне-Томский леспромхоз, а сейчас не могу… Тяжёлая поездка, не то что две заграничные в 1973 и 1976 годах. Тут матушка-Сибирь. Тайга, чолдоны и зэки. Бррр!..

29 мая

Участвовал в совещании. Выступали ответственные товарищи со Старой площади (ЦК партии). Зарплата в стране растёт, а интенсивность труда снижается. В 5 раз увеличилось количество механизмов в сельском хозяйстве, а производительность никак не повышается. В лесной промышленности не удаётся перекрыть достижения по объёму заготовок 1939 года. В чём дело? – удивлялись ответственные товарищи. А за ответом надо обращаться к дяде Достоевскому. Он говорил о человеческой натуре…

3 июня

Всего трясёт. Меня со страшной силой завёл Фон своими разговорами о том, что в первый раз я должен «выстрелить» точно, что у меня только одна пуля и т. д. Пришлось делать четвёртый по счёту вариант очерка «Призвание: бригадир» (мой герой – Марианн Цибульский). А попутно стало выясняться, что «Лесная промышленность» отнюдь не тихая гавань, а такой же обыкновенный коллектив, то есть гадюшник, где процветает зависть, недоброжелательство, подсидка, анонимки. И я попал в жернов двух лагерей: правящей элиты и старой гвардии, для которой я – пришлый, чужой, выскочка, пришедший на смену здравствующего завотделом культуры Кузьмина. И что: покой нам только снится? И вторая командировка: в Пярну на мебельный комбинат…

Николай Машков, ученик Бунина, говорил, обращаясь к Федину: «Всё тебе кажется вредно, Федя, но ведь самое вредное – литература». Так и хочется добавить, что из всех литератур самая вредная – это журналистика. Беготня и муки «ради нескольких строчек в газете».

11 июня

9-го, в субботу, в газете напечатали моего бригадира. Ще претерпела целые муки, доставая утром газету в киоске: «Лесная промышленность» в субботу идёт нарасхват… Вернулся из Пярну вчера, вместо официальных 8 дней на командировку затратил лишь 5. Чего-то, конечно, недобрал, но было мне как-то не по себе, и я скоропалительно укатил домой… В Пярну мучился от жары, а в Москве опять прохладно. Положение с новой работой меня угнетает…

13 июня

По поводу моего первого материала никто не жал руку: «Старик, как это здорово!» Но и никто не говорил: «Какая дрянь!» На очереди второй материал из Пярну и опять переживания… Может, не надо метать икру. Это не получается даже у работников советской торговли: икры нет. Даже кабачковой, не говоря о зернистой. Поэтому спокойствие и сосредоточенность.

16 июня

Всё личное отошло на второй план из-за премьеры фильма Тарковского «Сталкер». Андрей сказал, что два билета на моё имя будут в списке у администратора. Подхожу к Дому кино, у окошка свара людей, какой-то вышибала хватает за руку актрису Теличкину: «Отходите! Вам отказали!» Приникаю к окошку я: моего имени нет в списке. Общая свалка. Крик. Наконец появляется Лариса Тарковская и приносит пропуска. Тут же у входа хватают Ще: «Куда вы, дама?!» Тарковский стоит на входе, рядом с контролёрами, и истошно кричит: «Это мои гости!» Жуткая сцена… Сам фильм – две серии – шёл 2 часа 40 минут, о нём напишу чуть позже. А пока скажу одно: мне очень понравилось. Картина отвечает на вопросы, которые я ставил в своей шеститомной ЮБиблии: что такое счастье? Что такое человек? Что внутри него?.. Для массы фильм слишком мрачен, главное, непонятен: зона, сталкер, разговоры. А вот эстеты повизгивали от удовольствия.

Сам Андрей выглядит ужасно. Иссохший старичок, с каким-то мертвенно-дебелым лицом, неживыми усами и остановившимися, печальными глазами. Наверняка картину завернут. И что мои переживания с переживаниями Андрея…

23 июня

После молчания прорвало Вознесенского… «Я друга жду. Глухая сторона. / Жизнь ожиданием озарена…»

Два Андрея. Вознесенский и Тарковский. Две мои голубые зависти. Две звезды. Два укора… Вознесённые высоко-высоко. А когда-то ходили по одним школьным коридорам, сидели на одних партах, подавали одни и те же надежды. Но у них оказалась великая подъёмная сила, которая подбросила их вверх. А мой якорь (биография, фамилия…) удержал меня на земле…

Получил первый гонорар за хакасский вояж – 45 рэ. Потратил его на индийскую голубовато-сиреневую кофту (55 рэ). Ще на первое августа. И сижу на финбобах… Вчера впервые выступал в роли читчика в типографии «Красной звезды»: читал полосы субботнего номера. Про рулоны бумаги, молевой сплав, про целебные свойства черёмухи, про то, как метят белых медведей, и т. д.

30 июня

28-го Чекалов послал меня в «Интурист», ул. Горького, 5 (когда-то на этом месте была знаменитая булочная, и там я сидел в подвале и выводил месячные балансы). Пресс-конференция для иностранных и советских журналистов о том, как в рамках стран-членов СЭВ осуществляется охрана окружающей среды… Послушал академиков. Интересно. Дельно говорят академики. Оказывается, земная суша деградирует со скоростью 44 гектара в минуту. То есть всё исчезает, меняется, деградирует. Красные волки, чёрные журавли, лотос, орхидеи, меловые и пицундские сосны… Принято решение создавать «биосферные заповедники»… Задал вопрос о проблеме «Человек и лес». Академик Соколов ответил невразумительно. Вечером потел над информацией в 120 строк.

3 июля

Переживаю проблему питания на работе. И бутер брал с собой, и обегал все окрестности, но всё не то – не комитетская столовая. Грущу я, грустит мой желудок…

8 июля

У нас с Ще какая-то общая особенность: не умеем радоваться жизни, всё время нам мешают какие-то мелочи, как будто когда-нибудь будет безоблачный период, без головной боли, без ноющей поясницы, без поломанной раковины и т. д. Вера Павловна предупреждает, чтобы я не говорил Ще, что она себя плохо чувствует, а Ще в свою очередь просит меня, чтобы я не сообщал Вере Павловне, что она чувствует неважнец. Но и я не могу ничем похвастаться… Никак не прилажусь с обедом на работе. То где-то схватишь творог, то сосиски, то выпьешь кофе-бурду… Набьёшь живот, отяжелеешь, и даже читать трудно, и в половине десятого тебя уже нет. Спишь. Разве это жизнь?..

Какие ещё новости? Умер Всеволод Бобров, «Шаляпин русского футбола», 57 лет. Погибла Лариса Шепитько, 41 год, фильм которой «Восхождение» нам никак не удаётся посмотреть с Ще. Повстречал тут Колю Меркулова, увы, уже пенсионер. Выглядит жутко: отработанный материал. Да, он пил, курил, но дело, наверное, не только в этом, а в этой жуткой давильне под названием ЖИЗНЬ…

Наступает век страха, – пророчествуют на Западе, впереди «Освенцим 2000 года».

В работе «Упадок современного мира» (Кембридж, 1978) Дж. Синай пишет: «Некомпетентная и безответственная правящая верхушка, погрязшая в иллюзиях и бессмысленной риторике интеллигенция; средний класс заглатывает упакованные для него порционные удовольствия и ещё не понимает, что он одурачен; рабочие, зажатые в тисках сводящей с ума рутины и социального отчаяния; молодёжь, отвергающая общество и не видящая никакой реальной ему альтернативы» – таков на сегодня современный капитализм.

Неизбежные циклы развития: зарождение, рост и падение.

11 июля

По заданию редакции хожу по Министерству культуры РСФСР, пытаясь выяснить, что сделано по призыву Смоктуновского «Труженикам села – достижения культуры». Начальник музыкальных учреждений Макаров встретил меня вальяжной улыбкой: «Прессу мы всегда приветствуем». Говорю с людьми, смотрю постановления, всё тонет в бумагах. А вчера мне предложили интеллигентную взятку: «А не хотите ли в нашем просмотровом зале посмотреть итальянский фильм?» Я не отказался и посмотрел ленту «Человек на коленях» о том, как некто честный Нино бился против мафии… После министерства забежал в редакцию. Б. и К. мило распивают бутылку, чувствуется, не первую… Как много кругом пьют! Как будто каждый находится в социальном тупике: ни надежд, ни перспектив… Р., человек с 5-м пунктом, говорит: «Куда я пойду с такой фамилией и с таким носом?..» По Иосифу Уткину: «Если у Мотэле что и большое, то это только нос…»

Пытаюсь связаться с Тарковским, он всё время занят. Он мне нужен, но я-то ему не нужен – вот в чём горькая истина…

По «Немецкой волне» интересное интервью с Владимиром Максимовым, «упрямым аутсайдером советского общества». Более 4 лет, как он живёт на Западе. Он заявил, что, попав на Запад, он больше потерял, чем приобрёл. Потерял среду, языковую стихию, горделивое сознание противоборства с системой. «Мы бежали от лжи и насилия, а попали в общество, где есть ложь и насилие…» Левых интеллектуалов Максимов называет «носорогами» (по Ионеско)… Очевидно, эмигрантский хлеб белый, но он застревает в глотке…

22 июля

Вчера с Ще ездили в Трёхгорку. В лес. Он пропитан грибной свежестью. Росисто. Ще собрала букет полевых цветов. Приехали и навернули по тарелке горохового супа с грудинкой (высшее достижение В.П.), легли спать и… море блаженства. Нет, иногда жизнь бывает прекрасной, если жить по-животному, отключая высокие претензии духа. Прав Евг. Богат, когда в одной из статей писал: «Из всех искусств жизни, может быть, самое трудное и самое нужное – искусство ПРОСТО ЖИТЬ, радуясь жизни как чуду и чувствуя себя должником даже на самые тусклые и малоприметные отсветы этого чуда».

26 июля

Сегодня удалось нормально пообедать в издательстве «Московский рабочий», у Черняка (куриная лапша, отварная севрюга, смородиновый кисель – всего за рупь). Вот она, система привилегий. И есть что поесть, и чистенько. А кругом коловращение свиней… Вчера с Ще пошли в овощной за картошкой. Картошки нет. Стоит очередь: ждут, когда расфасуют. Стоим. 20 минут, 30, 40, 50. Все стоят спокойно, как мулы. Мы не выдержали, плюнули и ушли…

Слушаю «голоса». Чего только не говорят. И о микроволновом облучении американского посольства в Москве, и о судьбе пропавшего шведского дипломата Валленберга, и о прошлой ядерной катастрофе в Кыштыме, под Челябинском, и о сборнике «Метрополь». Предрекают нашей стране самое тяжёлое десятилетие в истории последних лет…

4 августа

Сижу за своим столом. Закат солнца. Тёплые лучи освещают соседний дом. Окно наполовину зашторено. На столе горит лампа. Ще домовито суетится, убирается, создавая уют. Дребезжит «голос» из Вашингтона. Я сижу и стучу на машинке. Завтра воскресенье, свободный день, и от этого настроение какое-то умиротворённое… На первое августа Ще написал строки:

 
Тридцать девять, тридцать девять –
Стук в ушах и снова стук.
Может, этому не верить?
Может, это лишь испуг.
 
 
Испугалось просто время
И нащёлкало года.
Кость сюда – и вот уж бремя.
Нет уж, дудки! Никогда!
 
 
Никогда я не поверю
В эти глупые года.
Тридцать девять… сорок девять…
Всё равно я МОЛОДА!
 

Как бы монолог Ще, и она от него в восторге. И не как филологиня, а как простая школьница… В честь дня рождения выпили целую бутылку румынского вина «Старый замок». Объелись мясом и овощами, а на десерт – мороженое с малиной. Разбирали фотографии и вполглаза смотрели футбол. «Очень мило, – сказала Ще по поводу своего дня, – я довольна».

…Если говорить о новой работе, то она не абстрактная, как на радио, а какая-то жизненная. Приходящие в редакцию жалобы я направляю в обкомы профсоюза для принятия мер. И вот приходят ответы: работнице «Тайшетлес» Кошмаковой выдали ордер на жилую площадь… начали ремонтировать дом, где живут рабочие Выксунского леспромхоза объединения «Горьклес», подвели фундамент, заменили нижние венцы… Вот оно, великое влияние прессы, действенность печати. То есть небольшая польза, которую приносишь людям. Не полоскаешь им мозги, не вешаешь лапшу на уши, а оказываешь практическую помощь. Пусть крохотную, но помощь… А ещё в газету косяком приходят стихи. Ужасные. Приходится деликатно давать их авторам «отлуп».

9 августа

Билет на поезд не достал и лечу самолётом (Як-40) в Вологду в командировку. Куча заданий, в том числе побывать на заседании центрального кулинарного совета Союзлесурса Минлеспрома СССР. По следам Хазанова в кулинарный техникум!..

13 августа

Проснулся в гостинице «Северная» под развилистое радио:

 
Что б ни случилось, я к милой приду
В Вологду-гду, в Вологду-гду…
 

Утюжил город, а он по-прежнему деревянный, избяной и, как писал Николай Рубцов:

 
Тот город зелёный и тихий
Отрадно заброшен и глух.
 

16 августа

Наслушавшись в городе разных разговоров о Рубцове, взялся за перо и тряхнул стариной. «Памяти поэта»:

 
Его уж нет… Он беззащитен
От злых, недобрых языков.
От тех, кто по-мещански сытен,
Кто говорит: «Он был таков…»
 
 
Да, был таков. Возможно, пьяным.
Бездомным. Странным чудаком,
Что по утрам вставал так рано,
Чтобы оставить отчий дом.
 
 
Он так любил родную землю,
Её природу и леса.
Он одного не мог приемлеть:
Игру в пустые словеса.
 
 
А что он пил и не был гладким,
Ершистым и ещё каким,
То мемуарные нападки,
Они развеются, как дым.
 
 
Исчезнут гнусные наветы.
Уйдут в небытие грехи.
Останутся его заветы,
И будут жить его стихи.
 
 
Их будут пить, как из колодца
Живую воду родника…
А в каждой капле сердце бьётся.
И в каждой капле есть тоска…
 

17 августа

На чёрной «Волге» отправились в Череповец, а потом в посёлок Суда. В местном клубе много пьяных. Один пьяненький вологжанин приставал к женщине:

– Мамочка, у тебя есть дача?

– Есть.

– А мотосикл?

18 августа

В городе Сокол побывал на «Празднике на вашей улице» с песнями и плясками. Узнал, как «Перевоз Дуня держала…». Обед в столовой Сокольского бумкомбината, которая борется за получение «паспорта санитарного благополучия» (?). Обратно добирался в Вологду вместе с культработниками на автобусе и решал сложную проблему: пригласить ли рядом сидящую 20-летнюю Галю из Великого Устюга в кино или не пригласить. Она ни разу не выезжала из области и смотрела восхищёнными коровьими глазами на московского журналиста. Очень хотелось пощупать эту «курочку», погладить её руку с золотистым пушком и нырнуть в вырез на платье, где колыхалась нежная бархатистость молодой груди. И всё же я удержался: не погладил и не пригласил. Твёрдой походкой отца Сергия я ушёл от вологодской мадонны и направился в гостиницу, чтобы почитать молитву:

«Господи, Боже наш, даждь нам, ко сну отходящим, ослабу души и телу и соблюди нас от всякого мечтания и тёмныя сласти, устави стремление страстей, угаси разжение восстаний телесных…» (Василий Белов, книга «Кануны»).

20 августа

Интересной вышла встреча в филармонии с Иосифом Яковлевичем Длугачом, который 44 года работает в вологодской культуре. Выдал мне крик души. Он страстный поклонник серьёзной камерной музыки и ненавидит современную эстраду, но народ, к сожалению, валом валит именно на эстраду. «Культура когда-то была наравне с хлебом, – кипятился Длугач, – но сейчас это поколение вымирает… Сегодня что творится? Кругом не артисты, а электромонтёры, у них вся сцена в проводах!..» Длугач схватился за голову и потащил меня на улицу: «Смотрите, построили рядом туалет, я сто раз обращался к главному архитектору: что за безобразие? А он в ответ: для меня туалет и филармония всегда стоят вместе. Скажите: как можно так работать?!.» Длугач не успокаивается и продолжает дальше: «А артисты, особенно из Москвы, с ними всё сложно. Капризны до невероятия. Спрашивают, какая гостиница, куда выходят окна, какие занавески… Приезжают только мои друзья, вроде Эмиля Гилельса..»

4 сентября

Вчера было представление нового главного редактора газеты: Алексеев из сектора печати ЦК. Первое, что он сделал: высказал идею ремонта редакционных комнат…

Тут на днях заходила соседка. Разговор зашёл о гречке. Её нет. Соседка выдвинула свою версию: «Всё Вьетнаму даём, а он нам слонов». Нет, кажется, у нас и со слонами туго, по крайней мере, по улицам ещё не водят. Но меня, как сластёну, волнуют больше кондитерские изделия. И что я вижу? В магазинах такой шаром покати, что только диву даёшься. В какой Бермудский треугольник исчезли грильяжи, мишки на Севере и мишки косолапые, всякие там зефиры, пастила, мармелады, лимонные дольки, клюква в сахаре и прочее. Заодно провалились в преисподнюю всевозможные печенья, сухари, сушки. Караул – да и только.

8 сентября

В дневнике, кроме наблюдений о жизни, говорил Бунин, надо «записывать цвет листьев, воспоминание о какой-то полевой станции, где был в детстве, пришедший в голову рассказ, стихи… Такой дневник есть нечто вечное». Следуя совету классика, посмотрим в окно. Деревья ещё зелёные. Жёлтых и красных листочков ещё мало. Небо пасмурно-серое. Сеет дождичек. Температура +11.

Сонная заводь времён Лаврова прошла, редакция вступила в полосу бурливых вод и штормовых ветров Алексеева. Все вовремя приходят на работу, в отделе информации не распивают портвейн… Я сбежал от одного реформатора, а попал в объятия другого. А может, завязать с журналистикой (Тютчев писал: «Ах, писание страшное зло, оно как бы второе грехопадение бедного разума») и податься в торговлю, ближе к товарному раю? Словом, мысли приходят всякие…

9 сентября

Все живут по-разному, исходя из своей физиологии, психического склада, нравственных установок и, наконец, от исходных, стартовых позиций (семья, среда и т. д.). Покойный Жарков, Самолётов и Блиев – гедонисты. День, когда выпита бутылка и обнята женщина, – для них день не потерянный. Их не интересует карьера, их волнует жизнь. Карьеру и удовольствия пытается соединить Х. Люди типа Фомина нацелены исключительно на карьеру, к вершинам которой они идут, сомкнув зубы и не глядя под ноги. Для подобных типов личное – дело десятое, главное – престиж, самоутверждение, схватить как можно больше власти. Есть люди, которые тоже бьются за жизнь, но их цели приземлённые: лишняя десятка к зарплате, лишний квадратный метр жилья, ни о чём большем они не помышляют. Таков Антонов и миллионы других маленьких людей, беззаветные труженики, социальные аутсайдеры. А есть ещё категория, которые уклоняются от борьбы и довольствуются малыми достижениями. Таков Р. Ну, защитился, а дальше двигаться не надо, дальше все силы идут на экзотические увлечения: НЛО, парапсихология, найти «духовный центр ясновидения» в середине лба (третий глаз), чтобы заняться «духовной стрельбой из лука». Всё мило и развлекательно. Исключительно чтобы потешить самого себя…

Ну, а чем себя тешу я? В отсутствие социального и творческого продвижения вперёд? Дневник, шесть томов ЮБиблии, шесть томов мирового календаря – гигантская работа. Дивиденды? Никаких. Но с другой стороны, Оскар Уайльд утверждал: «Ненужные вещи в наш век единственно нам нужны».

14 сентября

Продолжают поступать отклики на мою статью «Муза не спешит в тайгу». Руководитель Росконцерта Басов дал указание концертным организациям Карелии, Башкирии, Архангельской, Пермской и других областей обсудить статью и представить план мероприятий по культурному обслуживанию работников лесной промышленности.

20 сентября

Сегодня в газете вышел мой почти поэтический материал «Молчит и млеет лес высокий», где подобрал стихотворные строки о природе и лесе. Реакция в редакции – молчание, молчат, как брёвна…

Юрисконсульт из Союза журналистов Шульман дал Антонову справку, что в его материале нет плагиата, а небрежное использование. На что Володя прослезился: «Почему мне в трудную минуту помогают только евреи, а не русские, почему?..»

Готовлюсь к командировке в Ленинград, связанной исключительно с театром. «Культуришь», – как кто-то сказал. Поэтому листаю журналы «Театр», «Театральная жизнь», подковываюсь… Солисты покидают родину. Леонид и Валентина Козловы ушли из Большого. И уже появилась шутка: на Западе – балет, а у нас – кордебалет.

30 сентября

Командировка в Ленинград заняла 6 дней вместо 7 положенных. Привёз три материала (обзорную статью о театральном сезоне, интервью с Алисой Фрейндлих и материал о народном театре Приозёрского целлюлозно-бумажного комбината). Приехал, а мои надежды стать заведующим отделом культуры рухнули, отдел слили с информацией и завом назначили Гоги Надарейшвили. Пошли глобальные перестановки, увольнения и чистка… Пишу материалы и бегаю по магазинам. Достал мясо, подсолнечное масло, зубной порошок. Всё в очередях, всё в нервных пререканиях. Как поётся в одной пьесе: «Хватайте, хватайте, / Хватайте всё на свете…» Отсюда москвичи – герои книг Юрия Трифонова, по мнению критика Золотусского: «Все они износились и несколько ожесточены».

6 октября

В новообразованном отделе мой визави – писатель Николай Поливин, самый настоящий писатель, натурель, на столе держит справочник Союза писателей СССР. Про себя говорит: «Когда я был на большой должности, подчинённые чечётку на пупке плясали…»

Комната проходная. Шум, споры, люди, ворох бумаг. А ещё Антонов вчера весь день насиловал телефон, обзванивая магазины: «Это 58-й? У вас гвозди есть?.. Нет? Извините…» Это в первой половине дня, а во вторую: «38-й? Боржом есть?.. Извините…» Терпелив, как муравей. О себе Володя сказал так: «Хоть я пишу и плохо, но в душе я – журналист». Ещё один отделец Вохмянин заявил: «Нам надо сейчас выжить, а потом разберёмся». И вот «выживаем». Всё гудит, как в Смольном… Перед главным поставлена задача: выйти на полумиллионный тираж (сейчас газета выходит тиражом 310 тыс. экз.). Алексеев выдвинул лозунги: «Дисциплина доверия» и «Творческая предприимчивость». Ох уж эти слова…

8 октября

Закончил ленинградские воспоминания о поездке. Иначе – всё забудется. Приведу только выборочные места. А написал 15 страниц через полтора интервала. Итак:

«24 сентября. Приехал на Московский вокзал, уверенно пошёл в сторону Невского, оказалось, что не туда… в гостинице „Приморская“ на меня ни брони, ни заявки. Бросился выяснять. Какой-то гостиничный бог встретил в штыки: „Ах, журналист, знаем мы вас! Был тут у нас Ваксберг из „Литературки“, очень нехороший человек“. И начал мне рассказывать про Ваксберга. Отвечаю: „Я не Ваксберг и не Рабинович, я совсем другой“. С трудом добился номера на 14-м этаже… С билетами в театр оказалось проще: всё заранее обговорено, и кассирша мгновенно откликается на фамилию Сезам-Безелянский.

25 сентября. Встреча с завлитом БДТ Дорой Морисовной Шварц. „Вы историю лошади у нас видели?“ – „Нет“. – „Ну, как же так, батенька!“ И тут же звонит в кассу. Кассирша: „Вы в очках? Тогда вам поближе“. Так я попал на „Историю лошади“, на суперспектакль. Блестящий актёрский ансамбль (Лебедев, Басилашвили, Штиль и другие).

26 сентября. Посещение Русского музея. Малевич, Шагал, Серебрякова, Лентулов… Спектакль в БДТ „Городок“ Торнтона Уайлдера.

27 сентября. Встреча с директором Театра им. Ленсовета Владимиром Венгеровым. ВТО. Журнал „Нева“. В Александринке не застал ни Вивьен, ни Горбачёва. Вечером спектакль „Укрощение строптивой“ (замена „Дульсинеи Тобосской“). В антракте между действиями попадаю в гримёрную Алисы Фрейндлих. Быстрое интервью и сияние огромных зеленоватых глазищ. Я покорён…

28 сентября. Жуткий ветрило. По Блоку: „Дикий ветер стёкла гнёт, ставни с петель буйно рвёт“. Фото на фоне колонны Монферрана и встреча с завлитом Пушкинского театра Мариной Вивьен. Когда я шёл к ней по тёмным коридорам, на меня сумрачно взирали великие трагики и комики: Каратыгин, Варламов, Давыдов, Асенкова… Вивьен жаловалась: „Одолели авторы: приходят читать по штуке в день…“

Подкрепившись в кафе на улице Ракова (бывшая Итальянская), пошёл в Эрмитаж. Всё увидеть невозможно, поэтому был предельно избирателен… У рембрандтовской „Данаи“ остановились три колхозницы.

– Да что же это такое? – вопрошала одна.

– Что-что? Да лезет он к ней, – уверенно отвечала другая.

– Может, смерть? – засомневалась третья.

– Какая смерть! Хочет залезть, вот и всё!.. – отрезала первая жительница села, прекрасно знающая, что такое мужик и что он хочет от бабы.

29 сентября. Последний день. Обзорная автобусная экскурсия. Самостоятельно по набережной Мойки, дом Пушкина, Летний сад… А далее аэропорт, Ту-134А. И осталось только повторить вслед за Ахматовой:

 
О, это был прохладный день
В чудесном городе Петровом!»
 

13 октября

Новое задание: снимается какой-то новый фильм, где роль лесничего играет Иван Лапиков. Наша тема! Звоню ему, он наотрез отказывается что-либо говорить до выхода картины на экран. Всё равно еду на «Мосфильм», там снимают кино. «Хлопушечку давайте… Нет, брак! Снимаем ещё раз!» Взял интервью у играющего главную роль Геннадия Королькова. Фильм называется «Попал я, брат, в историю…».

20 октября

По редакции ходит шутка. Человек приходит на работу и спрашивает: «Я правильно пришёл, я работаю?» – «Да, вы ещё работаете». – «А скажите тогда, в каком отделе?»

И вот уже я в отделе партийной и профсоюзной жизни, заместитель заведующего, зам. Юрия Абрамовича Крутогорова, автора многочисленных полотен с пафосом и высокими словами. «Будем тянуть вместе», – сказал он мне. В отделе самый колоритный работник – Владимир Иванович Вельмин, забавный и милый старик, ему 77 лет, ему только что присвоили звание заслуженного деятеля культуры РСФСР. «Великое событие», – шутливо определил он. К главному он идёт, крестясь: «Господи, помяни царя Давида…» Употребляет интересные словечки: шебутиловка, вшивота, полнейший сумбур-мажор и т. д. Про своих родственников: «Сидят, как леопарды в кустах, и ждут…» Никогда не говорит о своём самочувствии и упорно тянет редакционный воз. Любит одаривать всех своими воспоминаниями.

Вельмин из Екатеринослава, там создавал комсомол. Написал однажды в газету – «И это, знаете, отрава на всю жизнь». Руководил комсомольской газетой, при НЭПе создал литературный журнал. Был отозван в Москву и стал ответственным секретарём «Комсомольской правды», вместе с главным редактором Троицким (впоследствии погибшим) получал первый орден газете. Потом создал и руководил журналом «Смена». Вспоминал Светлова, Голодного, начинавших в Днепропетровске, как они меняли еврейские фамилии на русские, хотя «тогда не обращали внимания, кто еврей, а кто нет, не то что сейчас… Мы делали революцию – вот что было главным!». Вельмин был первым наставником Дмитрия Кедрина. В последние годы Кедрин работал младшим литературным редактором в мытищинской многотиражке…

28 октября

Пытались купить духи для Ще, а мне – брюки. Всё напрасно! Случайно увидел коричневый гуталин в нашем магазине напротив. «О, дефицит!» – говорю знакомой продавщице, а она: «Сейчас всё – дефицит!» И настало время ловких, пронырливых и удачливых (о чиновниках при пайках и распределителях умалчиваю). «Не зевай, Фомка, на то и ярмарка!» – и они не зевают…

На дворе зима. Минус 5. Снег. Настроение грустное-грустное. Хочется жить как-то иначе. Но как? Прыгать выше головы, стараясь пробить потолок? Смешно…

2 ноября

Сижу и зверски мучаюсь, переделывая полосу о том, как выполняется на комбинате план социального развития, а параллельно листаю альманах Корнея Чуковского «Чукоккала»…

30 октября в редакцию газеты приезжал зам. главного редактора «Экономической газеты» Белянин. Лекция не для печати. «Я вам могу нарисовать чёрную картину. Но дело не в этом: нужен выход…» А где он? Раньше было 23 наркомата, теперь 85 министерств. От кооперации шарахаются, как чёрт от ладана, и все стремятся заводить своё натуральное хозяйство, что ещё более запутывает зацентрализованную экономику. Ну, и привёл всякие цифры, вроде того, что годовое потребление мяса на душу населения – 57 кг, а по нормативу полагается – 82. Куча проблем: огромная территория, перевозки, транспорт, устарелые инструкции, инерция мышления, нежелание работать и т. д. Гигантская номенклатура: 20 миллионов изделий, и всё это увязывают Госплан и Госснаб. Отсюда накладки, путаница, неразбериха, никто не знает, сколько чего нужно… И вообще всё нужно увязать с мировыми ценами…