Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

На днях позвонил писателю Борису Можаеву: не может ли он выступить у нас в журнале? Он ответил так: «Кооперация – извини и подвинься… Без рынка нет кооперации… Нынешняя кооперация – это…» Далее он выругался матерным словом, но тут же извинился. Сказал, что занят новым романом и позвонить ему в октябре. Кстати, его знаменитый Кузькин пошёл на Таганке после многолетнего запрета…

Что ещё «новенького-шизофреновенького»? Это из Венички Ерофеева («Вальпургиева ночь, или Шаги командора»), и это нечто. Это просто другая литература…

23 июля

«Комсомольская правда» 12 июля на первой полосе вынесла в заголовок: «Беда наша. Недоразумение наше. Позор наш… Господи, да что же это?..» Вся страна поднята на дыбы. Забастовки, столкновения, кровь… Абхазия, Донбасс, Кемерово, Воркута… Всё кипит, бурлит, негодует… С Анисимом поехали на Пушкинскую площадь в водоворот масс. Небывалая политизация. Какой-то дядя-пенсионер с батоном в авоське уверенно говорил о программе кадетов и эсеров в 1917 году… Говорят о крушении социализма, о многопартийности… С Гришей как-то обедали в Комитете народного контроля: большой выбор блюд, вкуснотища – суп с шампиньонами, забытый судачок, – умеренные цены. И что? Значит, народные контролёры купаются в сыре-масле, а у работяг-шахтёров вонючие столовки, 200 грамм масла на месяц и один кусок мыла – и это справедливость?!. Как писал когда-то Макс Волошин:

 
Пламя горячки и трепет озноба
От надвигающихся катастроф…
 

Жена Бориса Безелянского Мера настроена бежать. Сначала в Израиль, потом в Америку, тут, мол, невозможно и страшно. Нет, это не для меня…

30 июля

В библиотеке взял новый словарь «Русские писатели 1800–1917», том первый. Раиса Дм. говорит: «Его будем читать только мы с вами».

26-го принимал участие в семинаре кооператоров СССР и США на Вернадском. Приехали к нам 20 крепких ребят из национальной ассоциации оптовой торговли США. Все седовласые, поджарые, в тёмных костюмах, белых сорочках и при галстуках. Все спортивные, динамичные. Выступали кратко, по-деловому, делились опытом работы. У них компьютеры, холодильники, транспорт, у них море товаров, любые заказы выполнят за считаные часы. А наши вялые, квёлые и всё только просили: давайте организуем совместные предприятия. Волка с зайцем?..

Ужасает волна преступности. Убивают, грабят, насилуют… Убили ответственного секретаря «Сов. экрана» Мишу Левитина (Левитеса). Говорухин выступил с гневной статьёй, где основной тезис: «Когда страна богатая, а народ бедный – это преступление». А какая грязь кругом! Премьер Рыжков посетил Лосиный остров и в сердцах бросил: «Довели мы… капитально…» Короче, время-жуть.

13 августа

Меня избрали в совет ФОЖ (Федерация отраслевых журналов), председатель Овчинников из «Речного флота». Очередная игра для самоуслады… Прочитал прекрасную повесть Вас. Гроссмана «Всё течёт», впервые в советской печати детабуирован Ленин. Рухнул монолит, разбился. Не устаю удивляться временам!..

20 августа

Конец света: принесли и положили в почтовый ящик выписанный номер «Нового мира» с «Архипелагом ГУЛАГ». На дом!.. Вот уже 5 недель работаю без Фомина: управляю редакционным процессом, визирую материалы, выписываю гонорары, подписываю приказы на отпуск и т. д. Справляться-то справляюсь, но мне это командование не по нутру. Мне бы в тишине одному посидеть, но не получается: всё время кто-то входит и начинается ля-ля, даже уборщица, вешая шторы, толковала со мной за жизнь…

Удалось посмотреть два хороших фильма: французский – «Анатомия любви» и американский – «Клуб „Коттон“» с Ричардом Гиром и Дайяной Лейн. Про прочитанные журналы писать надоело…

27 августа

Появилось заявление ЦК – по существу грозное предупреждение прибалтам: будете дальше идти на отрыв от СССР, то задавим, «единая семья народов» должна быть сохранена. Неужели бедных прибалтов вновь завоюют и присоединят к Москве?.. В одной из книг натолкнулся на стихи комсомольского поэта 20-х годов Джека Алтаузена (настоящее имя – Яков Моисеевич – находка для «Памяти»):

 
…Две ласточки сидят на пулемёте,
И на кустах лежит мой карабин.
Журбенко! Брось напрасно ложкой звякать,
Цветёт крыжовник, зреет бузина,
Давай читать, давай читать и плакать
Над этой книжкою Карамзина…
 

Загубленное поколение, отравленное идеей мировой революции. Весь мир перебудоражили и в итоге собственную страну довели до социального тупика. Большинство революций ни к чему хорошему не приводят. Если к власти пришли бы декабристы, то они, как последователи якобинцев, устроили кровавую бойню, а так Николай I повесил всего лишь 5 декабристов. Сегодня эта цифра – детский лепет…

В 1929 году Алексей Толстой писал Крандиевской: «Убожество окружающей жизни, хари и морды, хамовато лезущие…» Но спустя 60 лет эти рожи и хари ещё более охамели. Увы…

3 сентября

Популярное ныне издание «Экспресс-хроника» констатирует, что страна дрейфует к хаосу: забастовки, голодовки, протесты… «Этой жизни присуща летальность, / что сгущается день ото дня…» (поэт новой волны Вл. Вишневский). Хотя наша жизнь с Ще более респектабельная и умеренная… По просьбе Фомина ездил отвозить номера журналов в ЦК, 6-й подъезд на Старой площади. Шикарный лифт с таинственными кнопками «спец. езда» и «вентилятор». Вошёл в 731-ю комнату, вскакивает сотрудник и представляется: Рыбаков. Очевидно, принял мои седины за начальственные. Отдал номера Титову (нашему куратору) – чувствуется тот ещё гигант мысли… настоящий мастер выпить и закусить. Господи, кто нами рулит?!.

В Театре им. Пушкина были на спектакле японского традиционного театра Кёган, пьесы «Футарибакама» и «Кирокуда». Всё удивительно и непривычно: речь, пластика, песни, танцы… По ТВ в программе «До и после полуночи» впервые показали Иерусалим, Стену Плача, Гроб Господень, русский монастырь, и очень много евреев и даже рыжих. Наш Углич нельзя сравнить с древнейшим Иерусалимом. Один наш знакомый, Эмиль, несдержанный на язык, заявил: «дешёвка» – это про русскую старину… В «Огоньке» подборка песен Окуджавы: «Были песни пионерские, было всякое враньё…» Любопытное интервью взял Битов у старейшего писателя Олега Волкова. Оказывается, Волков и Набоков учились вместе в одном училище. Ровесники. Битов восклицает: «Это значит, что же?.. Набоков пишет в те же годы, что Волков сидит? Один – от „Машеньки“ до „Лолиты“, другой – от звонка до звонка. Нет, господи!..» Да, разные параллельные, не пересекающиеся жизни. У одного слава, у другого тюрьма… А Юрий Карабчиевский в журнале «Театр» раздевает Маяковского: «подростковая обида на недоданность». Когда-то в школьную пору я был в восхищении от раннего Маяковского («паспорт из широких штанин» был неприятен) – «Мария, дай!» – и всё тут. Все мы в юности – эгоцентристы, в плену своих больших желаний и хотений, и нам дорога своя слеза – чужих мы не видим… Сегодня на Маяковского я смотрю иначе, ну, а его ангажированность властью вызывает отторжение…

За окном +30, густая зелень и бледное-бледное голубое небо.

10 сентября

В поисках авторов для нашей рубрики «Страницы истории» позвонил в редакцию ЖЗЛ. А там слёзы: «Да, похороны у нас тут… роскошная девка… 25 лет… рак…» А мы всё суетимся, дёргаемся, ропщем.

Если бы не моё хобби, увлечение исторической хроникой, своим Календарём, я бы тоже бился головой об стенку, а так – стрессы микшируются… Да, все живут по-разному. Один благоденствуют, извлекая выгоды, служа Системе. Вторые стараются честно делать своё дело, но при этом испытывают душевный надлом от невозможности реализовать себя до конца. Третьи не выдерживают бремени эпохи, спиваются, вешаются – Высоцкий, Шпаликов и много ещё таких. И, наконец, есть четвёртые: отважные бойцы, диссиденты – отстаивают идеи свободы и лезут напролом… Условно всё так, хотя, конечно, спектр людских типов и судеб значительно шире и разнообразнее – есть виды, подвиды и т. д.

А я снова качаюсь на волнах истории: дело Рютина, материалы о Троцком, очерк о Ришелье, письма Екатерины II Потёмкину и т. д. Сколько интересных фактов, сколько горечи и сколько пряностей!..

По телевизору – конкурс красавиц. Павел Каспаров по «Маяку» прокомментировал: «Может быть, наши девушки не такие красивые, но хорошо уже то, что с трактора слезают…» Меняется страна, и уже не «колосятся тучные поля», и никто не поёт: «А ну-ка, девушки, а ну, красавицы, / Пускай поёт о нас страна, / И звонкой песнею пускай прославятся / Среди героев наши имена!..» Герои труда – это не злободневно…

 
Мне однажды луна зацепилась за голову
И оставила след в волосах… –
 

из песенки по «Маяку». По поводу головы. По подсчётам журнала «Молодая гвардия», у русских на тысячу населения имеется 17 человек с высшим образованием, у евреев – 600. Что это такое! Безобразие! – вопят молодогвардейцы и не хотят признавать русскую леность. Большой народ, огромные территории, – так хорошо, зачем выгибаться. А тут ещё Система всё подмяла под себя и доформировала рабскую психологию: есть холопы и есть барин. «Барин нас рассудит…» И мечты о счастье, воспалённые грёзы, без усилий и труда, а чтобы так, с неба свалилось… Счастье – в русской культурной мифологии одно из ключевых слов.

Кажется, наклёвывается турпоездка в Италию. С меня взяли данные для итальянской полиции (?!): глаза коричневые, волосы чёрные с проседью, рост 175 сантиметров… Но до Италии далеко, на очереди отпуск: поездка во Львов и отдых в Вороново.

7 октября. Фрагменты из львовских записок

Львов некогда соперничал с купеческим Краковом. Он – лакомый пограничный участок между Востоком и Западом, между молотом и наковальней, между католицизмом и православием…

1 октября в час дня Як-45 доставил нас во Львов. Гостиница «Ульяновская», хоть и обкомовская (с помощью звонков в Киев), но какая-то утлая, но это не важно, важно пристанище… напротив из окна костёл сакраменток. Первое знакомство с городом и первое удивление: улицы Маяковского, Чернышевского, Джамбула… А где национальные, украинские? Их нема. Нет, есть: проспект Шевченко – «невеликий, сонячий, затишный». Вышли на «Жоржа» – гостиница интуриста, когда-то здесь останавливался Бальзак. Дом вычурный, мол, знай наших, недаром кто-то из местных патриотов говорил, что Париж и Вена тянулись за Львовом. Сначала Львов, а потом и Париж. Действительно, немало классицизма, рококо, готики и модерна. Львовский оперный посильнее нашего Большого…

Неожиданно натолкнулись на манифестацию за «самостийную» Украину, жовто-блакитные флаги, выкрики и транспаранты против пакта Молотова – Риббентропа, союза серпа и молота со свастикой и т. д. Манифестанты несли колючую проволоку, и какой-то детина лукаво говорил, приподымая проволоку: «Пожалуйте к нам, в Советский Союз». Позднее, как мы узнали из газет, произошла схватка с милицией. Короче, Львов против москалей-угнетателей.

День 2 октября деловой. Разговор в потребсоюзе о цели визита: знакомство с передовым опытом, подписка на журнал и кое-что ещё. А заодно и билеты обратно. Начальник орготдела Любомира: «Тикаете?» Нет, будем возвращаться… Для начала на машине знакомят с городом. Кафедральный (Латинский) собор, Лучаковское мемориальное кладбище… небольшой приём с коньяком, колбасой и… раками. Еле вырвались живыми…

3-го выезд в элитное райпо в Жидачов. Любомира: «Лягаем на курс?» Лягаем. Председатель райпо мой ровесник, с 1932 года, – Павел Турчин, хороший мужик, но мрачноватый. Осмотр предприятий и в финале – ресторан. Еды навалом, и всё объеденье (жареная печоночка – язык можно откусить). Ну, и выпивка соответственно. Разомлев, мы с Ще перешли на украинскую мову: дюже, гарно, непогано, разумию, чиловек и т. д. А потом пошёл песняк: «Ревет да стогнет Днипр широкий…» У Ще неожиданно прорезался не только певческий талант, но и дирижёрский, так что Павло определил её как «гарная жинка». Комплименты, тосты, откровения (Турчина в 1956 году с Русского острова бросили на подавление мятежа в Венгрии), братание. В общем, используя журналистский штамп: незабываемая встреча!

В среду, 4-го, в первой половине дня мы были предоставлены сами себе. Успенская церковь, башня Корнякта, Доминиканский собор, Арсенал, театр Заньковецкого, Франко и неожиданно скульптура Ленина – ни к селу, ни к городу. Собор святого Юры (1744–1770, стиль барокко) и снова митингующие с флагом, националисты: «Рус, сдавайся!» А потом пришлось выступать во Львовском кооперативном институте, рассказывать о журнале, отвечать на вопросы…

На следующий день общение с местной интеллигенцией – с зав. кафедрой Виктором Апопием и доцентом Степаном Кузиком. Весьма милые, услужливые люди. Они нам многое показали, в том числе музей книги в монастыре Онуфрия. Интересна на углу Друкарской и Ставропольской улиц музей-аптека, открытая фармацевтом Наторпом аж в 1735 году. Старые колбы, реторты, баночки… Затем появилась на «Волге» Любомира и стала нас знакомить с городом на свой лад, предварительно обругав Апопия и Кузика, что задержали своей никчёмной болтовнёй важных гостей из Москвы. Те стояли, потупив очи…

6 октября – отлёт в Москву. В ушах приблатнённая песенка: «Ведь у меня всё схвачено, / За всё давно оплачено, / И жизнь моя налажена на зависть всем…» И рифма: нет проблем! Да, поездка во Львов вышла немного за кооперативный счёт, с коньяком и ковбасями. А вот Стрийский парк и Олеський замок посмотреть не успели. Но Львов в целом понравился, а Ще вообще была в восторге.

 
Ах, эта жизнь – гори она огнём!
Давай, мой друг, махнём куда попало,
Давай вдвоём немного отдохнём… –
 

строки неизвестного мне Сергея Чухина из «Огонька».

20–22 октября. Выдержки из Вороново

9 октября – вторая часть отпуска, в госплановском доме отдыха «Вороново». 61 км от Москвы. Великолепие эпохи застоя: всюду мрамор, мраморное давящее великолепие. Номер с видом на ели, на лесок. Когда-то Вороново принадлежало Артемию Волынскому, затем Воронцову, при котором и был сооружён голландский домик – единственное украшение. Немного ландшафтного парка, пруды, мостик, а так в здании только мрамор и металл.

Вороновская художественная галерея. Обилие Ильича, но есть и этюд Коровина. А так советские корифеи Иогансон, Герасимов, Томский. Народу никого… На следующий день поездка в Мелихово, к Чехову. Лекция о писателе. Кто-то слушал-слушал да и спросил: «А с каких доходов жил Чехов: с литературных или?..» и загадочно улыбнулся. Я не выдержал и рявкнул: «С помидор». Ещё кто-то задал вопрос экскурсоводу: «А Чехов русский?» Вернулись в Вороново и познакомились с новой отдыхающей Людмилой, внук которой зовёт её оригинально: «Баба Салют!» А она смеётся…

13 октября. С утра летели хлопья снега. Спасала библиотека. «Окаянные дни» Бунина, дневник Николая II («День был хороший, таяло. Пилили дрова. Вечером читал вслух „Женитьбу“ Гоголя…»). И ещё: «Поездка в Москву 37-го года Фейхтвангера» и «Дело врачей 1953 года».

14 октября. С утра дождик, но всё равно гуляли.

 
Осеню себя осенью – в дальний лес уйду.
В день туманный и серенький подойду к пруду… –
 

Игорь Северянин. Два кино в день: «Утоли мои печали» – наш, и «Маски» Клода Шаброля – закручено, заверчено, смотрели на одном дыхании. Вечером все прильнули к телевизору – выступал Алан Чумак. Массовый психоз – Чумак, Кашпировский, – все лечатся, все верят, все на что-то надеются.

15 октября. Давит мрамор. Мавзолей имени товарища Хеопса. И далее всё пошло как-то вразнос: плохой сон, плохое самочувствие, плохая погода. И даже закрытый показ эротической «Греческой смоковницы» не поднял настроения… 19 октября – последний день в Воронове. И как насмешка – голубой день…

28 октября

После Воронова в Москве благодать, омрачённая задымлением телевизора: сгорел «Электрон». А где купить новый? Наугад открыл Библию: «…Он сказал: Будьте спокойны, не бойтесь…» И мы сразу успокоились. В московскую часть отпуска гоняли львовские плёнки: «Пусть туман колышется, / Пусть гитара слышится, / Но не мешайте мне спокойно жить». В последний день отпуска был в гостях у Вити Черняка. Потихоньку издаётся, предлагал написать что-то вместе. Он – на вольных хлебах, но я-то на работе, и когда?..

7 ноября

Львов, Вороново забыты. Жизнь покатилась по привычной колее. Редакционная лямка, чтение прессы и книг, писание в стол и, конечно, наш забубённый быт. И мрут журналисты, не достигнув и 60-летнего возраста: гл. редактор «Учительской» Матвеев, спортивный журналист Токарев, знаменитый известинец Борис Федосов. Жизнь косит всех… Домой с работы возвращаешься в темень и по грязи, как будто это не Москва, а какой-нибудь Кологрив.

В роскошном «Нашем наследии» публикация о Софье Парнок – новое для меня имя. Мне было 8 дней от роду, а она уже писала: «Счастливы те, кто успевает смладу доискриться, допениться, допеть» (10 марта 1932 г.). Опять зашиваюсь в чтении: Стефан Цвейг, Анатолий Мариенгоф, Сергей Довлатов и далее по длинному списку.

12 ноября

Специалисты подсчитали, чтобы в наш век быть компетентным, нужно ежедневно прочитывать 1–2 газеты, 1–2 журнала, 100–50 страниц научного (профессионального) текста и столько же просматривать для самоинформирования. Я проглатываю больше, но надо признаться, это зверски утомительно.

А что с работой? К. снова запил, Д. бастует и выдвигает какие-то требования, у Гриши разлад в семье и ему не до работы над номером, Фомин, как всегда, в высших сферах… Но и у Ще не лучше, если не хуже: институт, по существу, брошен на произвол судьбы, никому ничего не нужно. Люди ходят на работу, получают деньги и ни фига не делают, – гримасы социализма. А плохое социальное самочувствие приводит к плохому физическому. У всех какие-то боли, жалуются, куксятся. Идёт какой-то развал. Вот и я: то сердце, то нога, то суставы рук. А тут ещё глаза. Надо колоть витамины… И с плохими глазами в Италию?.. А что творится в политике! Вслед за падением Хонеккера в ГДР пал Тодор Живков в Болгарии (социалистические колоссы). Как карточный домик – пошла цепная реакция. Ну, и у нас полный раздрай. «Московская правда» цитирует слова секретаря Российского народного фронта Владимира Иванова: «У всех советских людей один и тот же общий враг – тоталитарная и бесчеловечная коммунистическая система, позорный и порочный общественно-политический строй… ну, а идеологами всего этого мракобесия были Маркс и Энгельс…»

Господи, какая-то ужасная каша в голове, и при чём здесь Маркс? Он писал верные вещи для своего времени, и не он строил в России то, что мы имеем сегодня… Поэт Алексей Марков сказанул правду-матку о дури народа и каре за это: «О подвигах орали, / Гремел словес обвал, / А выжали Аралы, / Загадили Байкал…» и концовка:

 
Какие мы потомки,
Хозяева страны?
Мы жалкие потомки,
Мы – сукины сыны.
 

А может быть, во втором случае не «потомки», а «потёмки»?..

Короче, как сказали на «Радио Свобода», в рядах КГБ посеялась растерянность: «Крамола разлита из края в край, / Теперь бы только сажай и сажай…» Как было «хорошо» при Сталине: могильная тишина, никто пикнуть не мог, а тут на тебе, разговорились, и, наверно, для многих чекистов это невыносимо…

19 ноября

А мир кипит и бушует. Мир социализма, разумеется. В Варшаве сносят памятник Дзержинскому: «Посмотрите на Феликса сегодня – завтра будет поздно». Вылетел из седла Живков (отгарцевал 35 лет!), он превратил «страну роз в страну политической дикости». В ГДР требуют наказания Хонеккера за содеянное (лишь у нас пенсия и молчок!). Чехи вышли на улицы, а им в ответ дубинки, газы, овчарки. Но не поможет – чехи добьются свободы, – я верю в них. Остался один Чаушеску, «выдающийся зодчий социалистического строительства», но и до него наверняка доберутся… У нас, помимо других проблем, горячо обсуждается и еврейская, многие обвиняют евреев во всех грехах и катят на них тяжёлую бочку. А недавно была опубликована старая статья Бердяева «Христианство и антисемитизм», где чётко сказано: «В основе антисемитизма лежит бездарность». То есть неконкурентность…

26 ноября

21-го пытался выразить своё настроение в стихотворных строчках:

 
Всё суета и суета.
Мы все спешим, шумим, шалеем.
И гулко бьётся пустота
На тротуарах и аллеях.
 
 
Ни поразмыслить, ни вздохнуть.
Кругом какой-то вихрь безумный.
Как штангу, жизнь берём на грудь.
Но разве брать её разумно?..
 
 
Всё суета и суета…
А дни бегут – и жизнь короче…
А что в итоге? Маета.
И та пройдёт и отгрохочет…
 

На работе на два месяца пришла пенсионерка Наташа Лукацкая. Боже, как это страшно: старая женщина, которую ты помнишь молодой. Вся в болезнях, в раздорах с мужем и в обидах на сына – обычный финал этой жизни… С работы ушёл пораньше и гонялся за мукой, макаронами, вермишелью и рисом. Два наименования достал – уже удача. Пришлось снова сочинять строчки:

 
Народ подался нынче в стоны:
Куда девались макароны?..
А где великий наш Союз?
Он нынче только битый туз…
 

Радует, что моё мнение совпадает со мнением других, назовём их интеллектуалами: Коротичем, Розовским, Марком Захаровым, Сарновым, Рассадиным, Аннинским, Шатровым, Эйдельманом, Егором Яковлевым… Мы – единомышленники, у нас единый взгляд на прошлое и происходящее в нынешнее время. Но есть и другие «мыслители»… Во «Взгляде» был кадр с руководителем «Памяти» Васильевым. Он говорил сдержанно, но от телеглаза не скроешься: махровец и антисемит…

3 декабря

Определилось с Италией. Еду. Было, кажется, 120 соискателей, из которых выбрали 30, в том числе и меня. По телевизору уже слежу, кто как одет там, и листаю знаменитую книгу Муратова «Образы Италии». Муратов считает, что «Италия принадлежит к великим темам». Но это впереди, а пока прихватывает поясницу, беспокоит правая нога и одолевает насморк, – полная боевая готовность. По радио слышал частушку:

 
С неба звёздочка упала
Прямо милому в штаны.
Пусть горит где ей угодно,
Лишь бы не было войны!
 

Печальные новости: умерли Георгий Гулиа, 76 лет, и Натан Эйдельман, 59, – жалко обоих. Кстати, Эйдельману разрешили выехать за рубеж впервые лишь в 1987 году. Был невыездным…

6 декабря

В Москве в 18 часов темень, неприятный резкий ветер, –9. А какая погода в Милане? И во что одеваться? Пальто или куртка? А вдруг дождь? Сплошные волнения. Собирали группу, уже есть ковёрный: некая Инесса Карпова, которая заявила, что в Италии она собирается купить фен. Лично мне хочется поскорее всё посмотреть, увидеть и вернуться домой.

Выбранные места из записей по поездке в Италию

По странному совпадению почти накануне телевизионщики провели опрос, что вы знаете об Италии? Дорожные рабочие-женщины в оранжевых спецовках отмахнулись от камеры: «Мы про свою страну ничего не знаем, а вы про Италию… Вот мы знаем свой движок, скребок, метлу…» Какая-то интеллигентного вида женщина мечтательно завела глаза: «О, красивая страна!..» Парень-студент ответил, как ударил: «Италия – это футбол!»

Первый день. 7 декабря. В 5 утра пришло такси… В 12.50 по московскому времени (в 10.50 по итальянскому) Ту-154 приземлился в Милане. Весь полёт в самолёте стоял галдёж. Измученные дефицитом, советские туристы только и говорили о том, кто что везёт на продажу, переводили рубли в лиры, лиры в доллары, доллары в рубли, – и покоя не было… Нас встречает гид Лоридана, и её первые слова: «Маршрут очень богатый». Садимся в автобус, и из окна проплывают первые дома, первые улицы, начинается «Поэза раскрытых глаз» Игоря Северянина. «Я страшно жажду, глаза раскрыв»… Господи, сколько русских поэтов бывали в Италии и писали о ней с восторгом и упоением: Баратынский, Веневитинов, Растопчина, Батюшков, Языков, Полонский, Мережковский, Бунин, Брюсов, Бальмонт, Блок, Саша Чёрный… Можно цитировать и цитировать без конца…

Милан встретил нас солнцем… Милан – самый европейский итальянский город… Меня меньше всего интересуют автомобили, меня больше волнуют итальянки – не по кино, а по жизни! Некий профессор Фрати создал собирательный портрет итальянской женщины: «Плечи как у немки, ноги как у славянки, характер как у француженки, походка как у испанки, профиль сиенский, грудь венецианская, глаза флорентийские, ресницы феррарские, кожа болонская и, наконец, миланская грация».

Первый отель – «Эсперито корона» на виа Карло Тенка, 21. Номер 31… Первый ресторанчик «Галилео Галилей». Первая экскурсия и первое потрясение: Миланский собор, 135 шпилей!.. Внутри божественный полумрак… Далее замок-кремль Кастелло Сфорца… Венец музея – «Пьета» Микеланджело… В отель добрался на бровях и лёг в привычное время 22.30, опять же по-московски. Но прежде чем заснуть, думал, почему Италия после послевоенной разрухи рванула вперёд, а мы топчемся на месте? У нас вся энергия уходит в пар, а они вкалывают. На том и заснул.

8 декабря

До завтрака побывал в какой-то рядом стоящей церкви. Красота неописуемая, горят свечи, звучат ангельские голоса, возможно, звучала какая-нибудь «да ностра месса». На цыпочках вышел. У дверей нищие. Нищий просит у нищего. Горько… Прошёлся по улицам, вглядываясь в витрины, что в принципе можно купить на обмененные каждому из нас 105 тысяч лир? Увидел помазок для бритья с позолоченной ручкой – 56 тысяч. Однако!.. И вспомнил парафраз Маяковского из пародии Архангельского:

 
А нам на них свысока наплевать,
Известное дело – буржуйская лавочка.
Плюну раз – мамочка-мать!
Плюну другой – мать моя, мамочка!
 

Экскурсия в автобусе. Сопровождающий Саша с безукоризненным русским языком. Оказывается, наш. Работал в фирме, женился на итальянке, и вот он уже «не наш» («изменник!», «отщепенец», «родину продал!» – как сказали бы раньше), но сейчас это не вызывает никакого отторжения, а скорее – некую зависть.

– Как живётся в Италии? – спрашиваю Сашу.

– Хорошо. Тут можно жить по-человечески, – отвечает он.

Но вот уже не до Саши, мы в театре «Ла Скала», абсолютно не впечатляющий снаружи, но внутри суперзнаменитый. В театре очень интересный музей: бюсты композиторов, сценические одежды, личные вещи кумиров, ноты, письма, веера… От имён кружится голова: Карузо, Джильи, Каллас, Тосканини… а композиторы: Чимароза, Керубини, Леонкавалло, Верди… Удалось заглянуть в ложу № 16 и окинуть взглядом знаменитый зал. «Мальчик резвый, весёлый, кудрявый…» Нет, увы, мужчина пожилой, медлительный, лысый и печальный…

Двигаемся дальше. Прекрасная галерея Виктора-Эммануила, в форме луча, длина луча 105 метров. Автор галереи архитектор Луко Менгони упал с лесов и разбился, а мы ходим и восторгаемся его творением… Собор Дуомо ещё одно наслаждение… Санта-Мария делле Грацие – бывший доминиканский монастырь. Стенная роспись Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». Её постоянно реставрируют. Краски блекнут, но шедевр есть шедевр… Снова замок Кастелло Сфорцеска, английский парк… И обед у «Галилея». Вместо «ризотто алла миланезе» (риса по-милански) нам подают дежурные макароны… Многое не увидев в Милане, отправляемся в Венецию (3,5 часа дороги).

По пути остановка в Вероне, и сразу к балкончику Джульетты (виа Каппелло, 27). В глубине двора статуя девушки с отполированной обнажённой грудью – каждый турист желает прикоснуться на счастье к Джульетте…

Венеция поражает, город на воде, расположенный на 118 островах в живой лагуне. Острова прорезаны 160 каналами, над которыми переброшено около 400 мостов.

 
Я – неведомый прохожий
В суете других бродяг;
Перед дворцом, где жили дожи,
Генуэзский вьётся флаг… –
 

писал Валерий Брюсов в 1902 году… Мы приехали в Венецию под вечер, и нас размещают в отеле «Континентал» около канала Гранде. Старый отель, лифт обит плюшем. Но что лифт, главное – венецианские мосты и улочки, мы бродим по ним до ночи, подозревая в каждом прохожем Коломбину или Арлекина. «Ах, в каждой фее искал я фею…» Это куртуазный Северянин, а у Галича иное:

 
В канале вода зелена нестерпимо
И ветер с лагуны пронзительно сер.
– Вы, братцы, из Рима?
– Из Рима, вестимо!
– А я из-под Орши! – сказал гондольер.
 

Чёрные гондолы привязаны к берегу, и желающих покататься по водяной пульсирующей глади мало, ну, а нам, «русо туристо», – это вообще не по карману.

Ночь в Венеции. Утро 9 декабря. Сели на морской трамвайчик, и прогулка по Большому каналу мимо цепи потрясающих дворцов на воде. Мраморные фасады, цветные мозаики, огромные окна, открытые аркады-лоджии, стройные колонны, – только и восклицать от восхищения «Мама миа!».

Высадились на сушу, и большая экскурсия про историю Венеции, про разных дожей, про «нехорошего Наполеона» и т. д. Посещение Дворца дожей. В зале Большого Совета одна из самых больших картин в мире – «Рай» Тинторетто (длина 22 м, высота 7 м). В картинной галерее одна картина лучше другой. И прав Борис Пастернак, который говорил: «Надо видеть Веронезе и Тициана, чтобы понять, что такое искусство». А ещё нам показали тюрьму, «мост вздохов», не подвалы Лубянки, но тоже всё мрачно…

Собор Сан-Марко, евангелист Марк, символ спящий Лев, – всё не может не восхищать, хотя когда-то Алексей Апухтин бурчал:

 
В объятьях заколдованного сна,
В минувшем блеске ты окаменела.
Твой дож пропал, твой Марк давно без дела,
Твой лев не страшен, площадь не нужна…
 

Господин поэт Апухтин ошибался. Площадь перед собором – пьяцца ди Сан-Марко – круглогодично кишит приезжим людом из всех стран мира. Все задирают головы, ахают и щелкают фотокамерами. Туристы, туристы. На пьяцетте, на набережной Скьявони. Когда-то тут сиживал Карло Гольдони, бродил в одиночестве Вивальди, Чайковский в доме с окнами на Сан-Джорджо-Маджоре писал Третью симфонию… Городу воды, колоннад и мостов (самый знаменитый Риальто) постоянно грозят гибелью, но он живёт и не сдаётся…

В 17 часов прощание с Венецией и встреча с Флоренцией. Самый элегантный город Италии. «Флоренция, ты ирис нежный…» (А. Блок). Нас селят на окраине города, в отеле «Конкорд».

10 декабря

Флоренция. «Сегодня делаем все музеи», – заявила Лоридана. Делаем так делаем, кто возражает. Первый – палаццо Питти. Всё набито шедеврами: мраморная Венера работы Кановы, Караваджо и Гвидо Рени, картина Рубенса «Аллегория войны». Гид по Флоренции Лео, старик с патрицианской осанкой, комментирует портреты женщин: «Чудные женские личики» (коверканный русский язык таит в себе пряность). Одна из Мадонн Рафаэля. Перуджино и Джованни Беллини… Из туристической рекламы: «Спешите увидеть Италию, пока её окончательно не разграбили».

Из Питти в сады Боболи. Грандиозно и прекрасно. На одном из домов висит доска: здесь жил Достоевский, здесь он написал свой роман «Идиот».

Небольшая пробежка и – галерея Уффици. Явное перенасыщение шедеврами, и трудно избежать «синдрома Стендаля» – не упасть в обморок от увиденной красоты. Отмечу, что группа попалась крепкая – ни одного обморока, так, лишь беглое приседание на лавочку да таращение глаз, как у рыбы, которую выловили из воды и положили рядом с ведром.

Лео свой обзор начал с Джотто: «Все имеют школу Джотто, но не все имеют такой талант»… Блистательная картина «Битва при Сан-Романо» кисти Паоло Уччело… Мазаччо… Филиппо Липпи (он был человек богемный, – сказал о нём Лео)… У «Весны» и у «Рождения Венеры» Боттичелли не протолкнуться, все стоят в каком-то восхищённом онемении. В «Образах Италии» Муратов утверждает, что «Рождение Венеры» – лучшая картина из всех картин на свете… Две Венеры Тициана. Одна юная. Вступающая в бытие. Лео: «Хочется трогать это тело…» Нет, Лео положительно в молодые годы был проказником и немного Казановой… Зрелая Венера хороша, но в гуще красок рождается мотив печали, мотив утраты… А ещё в Уффици представлен Гойя. Но к испанцу Гойе итальянец Лео относится снисходительно. По поводу одного портрета: «Посмотрите, какое у неё выражение лица… настоящая лисичка… и очень хитренькая…»