Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

Новый, 1952 год мы встречали вчетвером – две пары, – у меня в маленькой комнате – 14,7 кв. м. И… Футбольный тренер Валерий Карпин очень любит в разговорах-диалогах это протяжное «и», мол, а что дальше?.. Дальше понятно. В подтверждение своих чувств и намерений Мила вручила мне свой паспорт: я – твоя!..

Дальнейший разворот был таков: родители Милы, узнав о том, что произошло, срочно приняли меры по спасению единственной дочери, и меня попросили прийти на разговор с отцом. Я пошёл, мне вся эта история казалась какой-то театральной забавой: Мила – жена? Это смешно!..

Отец Милы был при параде: в костюме, в галстуке и на груди золотой знак лауреата Сталинской премии. Говорил он со мной сдержанно, но весомо: любовь – это хорошо, но Мила молода и ей нужно закончить школу и институт, ну, а уж потом совсем другое дело… да и вам не следует спешить…

Всё правильно, я не возражал и спокойно вынул из внутреннего кармана Милин паспорт и вручил отцу. Он пожал мне руку, и я покинул добротную квартиру в отличие от своего убогого пристанища. Вскоре Милу отправили из Москвы в «глушь, в Саратов». И полетели из далёкого далёка письма о разрушенной любви и глубокой тоске. Казалось бы, финал. Но было и эффектное продолжение. Я вынужденно и скоропалительно женился. Мила объявилась в Москве в качестве невесты (новый избранник – молодой офицер), но при этом неугомонная Мила предъявила Г.В. «право» на меня, мол, «отдайте мне своего мужа!». Возникла перебранка между двумя женщинами…

В один непредсказуемый день Мила заявилась ко мне на Арсентьевский и именно в тот момент, когда я был один (Г.В. лечилась в санатории). Явилась, чтобы поставить окончательную точку в наших отношениях: с ходу увлекла меня, если выражаться высокопарно, в бездну любовной страсти. Своим телом она как бы мстила за то, что всё сорвалось, и по этому поводу решила метафорически выпить бокал шампанского, напоследок, на память…

Вот такая была история. Как сложилась судьба Милы, я не знаю. По слухам, в браке родила несколько детей и работала буфетчицей в фойе гостиницы «Россия», где проходили торжественные мероприятия и концерты. И вряд ли об этом мечтал её отец, лауреат Сталинской премии…

Ну, я, женившись, немного остепенился, но до нуля, конечно, дело не дошло. Каюсь: изменял первой жене, увы, женился не по любви, не по влечению, а по расчёту. Ну, а для Г.В. это был подарок: такой красивый и умный «мальчик». И приведу один лишь эпизод неверности: когда я в год болтания без института пребывал дома в меланхолии, раздался звонок. Пришла подруга жены. Зачем? Проверить крепость брака подруги? Проверила: никакой крепости. И она сладострастно рассказала о случившемся Г.В. Та на дыбы – скандал… Не первый случай. Подозрения и ревность поселились в доме, что не укрепляло его, а только расшатывало. И всё это происходило на фоне бытовых и материальных трудностей. К тому же Г.В. постоянно болела (туберкулёз) и лечилась…

Кто-то сказал, что брак – это соревнование двух нервных систем. А можно сказать иначе: брак – это одновременное поражение и крушение всех надежд у двух участников союза.

Пора заканчивать эту вставную главку «Девочки». Я начал с эпиграфов, ну, и закончу чужими изречениями. Вот тот же Брюсов:

 
Чего нам ещё ждать от дамы?
Не довольно ли быть милой на миг?
Ах! Часто суровы, упорны, упрямы
Дамы черв, бубен и пик!
 
 
Не вздыхать же долгие годы
У ног неприступных дев!
И я из целой колоды
Люблю только даму треф!
 

Валерий Брюсов. «Дама треф»

О браке. Как сказано в Талмуде: «Богу счастливый брак создать труднее, чем заставить расступиться Красное море».

И о выборе женщины. У Евгения Блажеевского в сборнике 1984 года есть строки:

 
…что хорошую женщину так же непросто найти,
как арбуз угадать по щелчку и по виду снаружи.
 

1953 год – 20/21 год. Смерть Сталина, путешествие в места ссылки отца, в Сибирь. Плехановский институт, проблески новой жизни

Мне хорошо. Я сирота.

Шолом-Алейхем. «Мальчик Мотл»

Дневник этого года сохранился, но прежде чем приводить из него записи, несколько штрихов из жизни страны. 13 января объявление в прессе о разоблачении «террористической группы» врачей. Я помню, как стоял на улице у стенда с «Правдой» и читал сообщение об «убийцах в белых халатах», и неприятный холодок залезал под кожу. Смерть Сталина спасла страну от возможных депортаций евреев и волны антисемитизма. К власти в стране пришла «старая гвардия», а в июле полыхнуло «дело Берии». Народ тут же откликнулся стишком: «Лаврентий Палыч Берия потерял доверие…» Амнистии осуждённых и прочие изменения. Забрезжила новая жизнь…

Ну, а я, не попав с первой попытки в институт, болтался без дела, а точнее, искал эти дела сам, будучи в неопределённом статусе асоциального человека, некто НИКТО. Был женат, но вёл себя как вольный человек. Читал книги, писал стихи, играл в шахматы, ходил на стадион и оставался ярым болельщиком, ездил даже на станцию Строитель, где тренировались игроки «Динамо», встречался с друзьями. Никому не подчинялся и делал, что хотел. И, может быть, это было счастливое время: петля обязанностей ещё не висела на шее. Никаких начальников, боссов и шефов. Купался в чтении: от Шекспира до Пабло Неруды. Вчитывался в Серебряный век, как бы предчувствуя, что со временем стану сам серебристом. Короче, накапливал культурные и интеллектуальные силы…

Ну, а теперь можно выборочно полистать записи из дневника 1953 года.

* * *

15 февраля

В последние два месяца (с декабря) я увлёкся стихами и шахматами. В библиотеке-музее им. Маяковского и спортивном обществе «Трудовые резервы» я стал частым гостем. Прочитаны тысячи стихотворений и поэм. Изучены поэты разных времён и разного направления. Играл в турнирах – и серьёзные партии, и блиц.

Во время быстрых шахмат идут возгласы: «Как пацан ходит!» – «А мы его шлёпнем так!» – «На, застрелись!» – «Плюсевич!» – «Дышите». – «Опять зевс. Зевок – моя слабость». – «Ходит, как пишет». – «А вот и матильда» (т. е. мат).

3 марта

Вчера приехал из дома отдыха ВЦСПС № 1 «Монино», куда неожиданно попал 22 февраля. Уехал, как говорят, до срока, ибо 2 марта, в день рождения, проснулся и услышал забористый мат. Плюнул, сел на поезд и отправился в Москву. Природа живописная, старые ели, речка, скованная льдом, и живописные коттеджи. Но компания! В возрасте от 24 до 46 лет, и все пьющие. Водка льётся рекой и незамерзающей. Закуска одна: какая-то тюлька, которая называется «хор Пятницкого». Выпили, закусили и песняка: «Пряха, моя пряха, / Вспомни, что твердила / Тебе мать твоя!..» Громко. Душевно. С надрывом… Библиотека есть, но и книг в ней почти нет. Одна художественно-водочная самодеятельность…

6 марта

(Но прежде ремарка из нынешнего времени. Когда отца арестовали во второй раз, и у нас дома был обыск, то пришедшие чекисты рылись и в моих бумагах, и поэтому после этого я ещё долгие годы не писал никаких откровенных строк про «любимую» власть. Отсюда и реакция на смерть Сталина: именно так должен был реагировать и писать рядовой гражданин СССР. В тот день моя будущая жена Анна 12-летней девочкой застыла с поднятой рукой в пионерском прощании. Дети культа личности… – 25 марта 2010 г.)

Несоизмеримое горе обрушилось на нашу страну: не стало самого дорогого, любимого, близкого человека – нашего мудрого вождя и учителя Иосифа Виссарионовича Сталина. Радио разнесло скорбную весть о его смерти, последовавшей вчера. Нет сил выразить, какая гнетущая печаль легла на сердце каждого советского человека. Я чувствую по себе. Я слушал и не верил. Нет! Он не мог умереть. Сталин – это наше солнце! А оно не меркнет…

 
Умер вождь, учитель наш и друг,
Славный продолжатель ленинского дела.
Рвётся из эфира скорбный звук, –
В этот день страна осиротела…
 

Концовка другого стихотворения: «…Перед гробом твоим тебе поклянёмся, / Клятву святую тебе мы дадим, / Что цели конечной мы твёрдо добьёмся, / Мы родину свято свою отстоим…»

(И снова ремарка. Все поэты писали скорбные стихи. И я написал. Тогда я был «в строю» со всеми… – 25 марта 2010 г.)

13 марта

В «Обрыве» Гончарова понравилось размышление: «Но между ними не было мечтательного, поэтического размена чувств, ни оборота тонких, изысканных мыслей, с бесконечными оттенками их, с роскошным узором фантазий – всей этой игрой, этих изящных и неистощимых наслаждений развитых умов».

18 марта

Идёт весна. Снег лежит грязно-серыми остатками лишь во дворах, а так – уже сухо. Чертовски хорошо голубеет небо, как-то особенно легко и хорошо по-весеннему дышится, и лукавое солнышко пригревает затосковавшееся сердце. Температура +7. Хочется бродить бессмысленно по улицам и непременно по лужам, подмигивать прохожим и щуриться от солнечного света. Весна. Всё плохое, всё тяжёлое как-то растворяется в этой весенней радости, и хочется жить и смеяться. Жизнь в эти минуты обольстительно хороша!..

21 марта

От безделья схожу с ума. По ночам мучают вопросы жизни и смерти. Тщетно ищу какую-то философскую истину… Очень хочется написать жизненно-бытовой роман, типа Горького. Тут перечитал «В людях» и «Мои университеты»… Хочу, но боюсь, не получится…

24 марта

Дома налицо признак финансовой деградации. И чем меньше денег, тем сумасброднее мы их тратим. Но что такое деньги? Так, каприз артиста… А тут ещё в мире пахнет порохом. Наглые империалисты хотят новой мировой бойни. Что надо Морганам и Рокфеллерам? Долларов, которые пахнут кровью?..

В одном из рассказов Джека Лондона вычитал:

«Жизнь – страшная вещь. Много я думал, долго размышлял об этом, но она с каждым днём кажется мне всё более непонятной. Почему в нас такая жажда жизни? Ведь жизнь – это игра, из которой никто не выходит победителем. Жизнь – это значит тяжко трудиться и страдать, пока старость не подкрадётся к нам, и тогда мы опускаем руки на холодный пепел остывших костров. Жить трудно. В муках рождается ребёнок, в муках старый человек испускает последний вздох, и все наши дни полны волнений и забот. И всё же человек идёт в открытые объятия смерти неохотно, спотыкаясь, падая, оглядываясь назад. А ведь смерть добрая. Это только жизнь причиняет страдания. Но мы любим жизнь и ненавидим смерть. Это очень странно!»

4 апреля

Стихи не пишу. Не идут…

22 апреля

С женой был в клубе. Заводская молодёжь. Не только низкая культура, а отсутствие всякой культуры. Матерщина. Драки. Красные наглые рожи. И это сознательные строители коммунизма?

28 апреля

Концерт в бывшем Театре сатиры. Выступали Казанцева, Аникеев и Никулина, Скобцев и много разной эстрадной шушеры. Лучшее – выступление Мордвинова, прекрасно прочитал монолог Арбенина… Высокий, красивый, благородный… И ещё Всеволод Аксёнов. Они жрецы настоящего искусства, а не эстрадной балаганщины.

Николай Мордвинов – актёр Театра Моссовета – сыграл Арбенина в постановке «Маскарада» по Лермонтову ещё в 1941-м. И прекрасно вжился в эту роль глубоко влюблённого человека, терзаемого ревностью и подозрениями. Свой монолог он читал густым мужским голосом:

 
Послушай, Нина… я рождён
С душой кипучею, как лава…
…Но если я обманут… если я
Обманут… если на груди моей змея
Так много дней была согрета, – если точно
Я правду отгадал…
…Закона я на месть свою не призову,
Но сам без слёз и сожаленья…
 

Тут Мордвинов сделал паузу и далее громыхнул (а может, и зарычал):

 
Две наши жизни разорву!..
 

Это было так эмоционально и сильно сказано, что зал в театре онемел от ужаса. И у меня ещё долго в ушах звучала эта угроза, хотя ничего подобного к жене и другим Нинам я не испытывал… (14 января 2019 г.)

5 мая

В книге Виктора Финка «Судьба Анри» понравился следующий пассаж:

«– В каком мире? Видите ли, мой дорогой друг, мы живём в гнусном мире. Но дело не в том, что он гнусен и подл, а в том, что другим он быть не может!.. Наш добрый старый Дидро говорит, что зло является основным законом природы. Он даже прибавляет, что всячески старался представить себе мир без зла и никак не мог. Тогда в чём же дело? Не пора ли бросить игру в искание справедливости? Заметьте, что это было смешно уже в семнадцатом веке, как описал Сервантес! А в наше время это достойно, право же, только очень наивных людей!.. А если вы посмотрите вокруг себя, то увидите, что в общественном отборе подлецы выживают, а честные люди гибнут. Должно быть, в этом тоже есть своя мудрость. Она омерзительна, речи нет! Но заметьте, не всё в жизни пахнет фиалкой. Есть вещи, которые издают дурные запахи. Между тем, они тоже созданы природой. Следовательно, они тоже имеют право на существование. Почему же надо непременно становиться на защиту обречённой фиалки? Да ещё погибать в борьбе за неё?!»

Путешествие в Сибирь

Отец прислал деньги, и я отправился к нему в Сибирь. Утром 26 мая я поездом выехал из Москвы, а уже ночью 31 мая оказался в маленьком посёлке Лужки, где жил на поселении отец. Поездом до Канска, затем 150 км до села Тасеева и далее Лужки. Прожил я там 10 дней. 11 июня двинулся в обратный путь и днём 15 июня самолётом (первый раз на самолёте) прибыл домой. И по горячим следам написал «Сентиментальное путешествие в Лужки. Лирико-сатирическое правдивое описание. На поезде, автобусе, лошади и самолёте». Вот только некоторые отрывки из написанного:

Радио в поезде оглушило. «Эй, товарищ, больше жизни!» и «Легко на сердце от песни весёлой…». В вагоне-ресторане неожиданная встреча с Тарковским:

– Андрей, милый!

– Юрка, брат!

И мы долго тискали друг друга в объятиях. Я ехал к отцу, Андрей в какую-то геологическую экспедицию.

– Ну, а ты куда? – спросил я Андрея.

– В Клондайк, за золотом! – отвечал он, верный Джеку Лондону и Фенимору Куперу.

Первые сутки пути отметили в Кирове. Мне не терпится купить что-то местное и в ларьке покупаю маленький мячик, который я и Андрей начинаем пинать ногами… На вторые сутки, рано утром, были в Свердловске. Сделав ладонь козырьком, я всматривался в очертания ещё спящего большого города… Нас с Андреем разделяло 6 вагонов и 28 тяжёлых тамбурных дверей, но нас это не останавливало. Мы ходили друг к другу. Вели разговоры. Много смеялись и играли в шахматы…

Позади остались Новосибирск, Ачинск, Боготол, Красноярск. В городе я выходил на перрон, расхаживал по чужой земле и пил местные напитки. На маленьких станциях поезд осаждали торговки с подносами, на которых лежала рыба.

– Ряд, ряд купите! – кричали они…

На пятые сутки в Канске меня встретил отец. На виляющем автобусе, очень напоминающем механическое корыто, отправились в Тасеево. Автобус всё время дергался и скрежетал… От Тасеева ещё 16 км в кузове машины вместе с какими-то мешками.

И вот Лужки, небольшой посёлочек, разделённый речкой Усолка, впадающей в Ангару. Совсем рядом тайга. Угрюмая, безмолвная. Гигантские сосны и ели. Тайгу бережно охраняют агрессивное полчище комаров и мошки. Без сетки никак… В посёлке есть магазин, столовая, баня, клуб – всё, что нужно для бессмертной души и бренного тела. В магазине много банок джема и штабелями лежит цветастый ситец, пропахший махоркой… В столовой большой спрос на «чекушки». К клубу примыкает мастерская по пошиву, и маленькая девочка бегает туда-сюда с раскалённым утюгом…

Мне, москвичу, в посёлке было скучно. Пытался играть на бильярде, затем в шахматы с парикмахером по имени Роберт, он играл, как сапожник, и победы никак не радовали. Ещё пытался работать перевозчиком на лодке, перевозя людей и мешки с берега на берег…

Через 10 дней конь Амур повёз нас на телеге с отцом в Тасеево. Далее Канск. Зашёл в закусочную – ни бутербродов, ни хлеба.

– А что есть?

– Ванильные палочки.

Вокзал в Канске был перенасыщен людьми и их скарбом. Тяжёлый, омерзительный запах, перегар сивухи. Еле-еле удалось достать билет до Красноярска и примоститься на третьей багажной полке. Внизу, раскорячившись, лежала баба в красном платье, из-под которого нахально зияло голубое трико… В Красноярске с билетами на Москву было плохо: люди стояли в билетную кассу сутками и не могли их достать. Двое суток я промучился в Красноярске, дал отчаянную телеграмму в Москву с просьбой прислать денег. Спал на вокзале, слушая крики и плачи ограбленных сограждан. Наконец получил деньги и взял билет на самолёт (800 рублей и 16 – за багаж).

Самолёт, небольшой Ил-12, летит невысоко, 2400 метров. В Новосибирске пересадка на 14-местный «Дуглас», и три часа летим до Свердловска. Посадка, три часа ожидания и новый самолёт Л-4927, приземлились в Ижевске, снова стоянка и дальше в Горький, а затем уже в Москву на низкой высоте 500 метров – всё прекрасно видно. И вот любимый город. Я повторяю строки Лермонтова:

 
Москва, Москва! Люблю тебя, как сын,
Как русский, – сильно, пламенно и нежно!..
 

А далее дом. Книги. Стихи. «Не осуждай – затем, что все мы люди, / Все слабы, немощны, опутаны грехом…» (Константин Случевский). Посещение футбольных матчей. И написание рассказа «Случай в столовой»… Концовка рассказа: «Как красива и хороша природа! Какие жалкие и ничтожные люди!..»

16 июля

Какой-то канкан событий. Одно потрясает мир за другим. Лаврентий Берия оказался предателем, и его сгинули. Только недавно он был таким светилом, был всем, а теперь… «на заре ты его не буди!»

4 августа

«Вечный абитуриент» сдаёт снова экзамены. Сочинение, выбрал свободную тему: «Всемирной надеждою стала советская наша страна» (строка Лебедева-Кумача). Получил «хорошо». Вчера была литература. Попался билет 25. Первый вопрос: «Как закалялась сталь» Островского, образ Павла Корчагина. Второй: Реализм и народность басен Крылова, тематика, идейное содержание и язык басен «Волк на псарне», «Волк и ягнёнок» и других. И снова «хор».

10 августа

Сдал экзамен по истории. Первый вопрос: Русско-японская война, причины, характер, ход и т. д. Второй: развитие феодальных отношений в Киевском государстве, «Русская правда», культура. Я чеканил слог и получил от Лаптикова пять – «отлично»…

27 августа

Опять 20 баллов из 25. Зачислят – не зачислят. Зачислили. Я – студент Московского института народного хозяйства им. Г.В. Плеханова. Сдавал экзамены на торгово-экономический, а принят на учётно-экономический факультет. Я так соскучился по настоящим занятиям, что буду заниматься с рвением молодого пса… Вечером на футбол. «Динамо» – «Спартак», 1:1. Состав динамовцев: 1 – Яшин, 2 – Родионов, 3 – Крижевский (капитан), 4 – Борис Кузнецов, 5 – Байков, 6 – Савдунин, 7 – Рыжкин, 8 – Бесков, 9 – Сергей Коршунов, 10 – Сальников, 11 – Владимир Ильин. Тренер – Якушин. Голы забили: Сальников у динамовцев, Татушин – «Спартак».

31 августа

Епиходовское «всё не слава богу»: попал под дождик, заболел зуб, пошёл к врачу, зуб выдернули, поднялась температура…

4 сентября

В ночь на 1-е даже бредил, но утром побежал в институт, ведь так мечтал о студенчестве, правда, не о Плехановке, но всё равно. В группе 25 человек, из них 7 ребят. Светильников ума, конечно, нет, так, простые ребята…

(Далее в дневнике переписаны стихи Роберта Бёрнса в переводах Маршака, и среди строк):

 
Влюблённому жизни дороже
Казалось одно существо.
И вот он женился – и что же
Нашёл под тряпьём? Ничего.
 

9 сентября

Семь лет ходил в школу № 554 и не мог угадать, что по тому же Стремянному переулку стану ходить в Плехановский институт. Мечтал о карьере юриста или журналиста, а вот учусь на бухгалтера-экономиста. Непостижимы дороги жизни!..

11 сентября

Подполковник Грицай гонял нас, как борзых собак, на строевой подготовке: «кругом!», «направо шагом марш!» и т. д. И возмущался нестроевому построению: «Вы что, пенимаете, уфотографироваться сюда пришли?!» У него странный коверканный русский язык, и он любил рассуждать: «У прынцыпе…»

20 сентября

К институту привык легко и быстро. Мучает только спецподготовка и хождение с ружьём… Нравится лёгкая атлетика. На стадионе «Красное знамя» с больной ногой пробежал 100 метров за 13,3. Сегодня днём играл в футбол на первенство Москвы за институт против СКИФа. Позорно проиграли 1:9. Они – спортсмены, тренированные ребята, а мы – сброд по сосенке. Ну, и я был плох и получил прозвище «балерина». И потом, игра на большом поле – не моя стихия. Только мини, только маленькая площадка…

23 сентября

Опять упоение стихами: Веневитинов, Бальмонт, Бунин, Скиталец, Щепкина-Куперник, Лохвицкая, Апухтин… С. Сафонов, памяти Шопена:

 
Это было давно… Я не помню, когда это было…
Пронеслись как виденья – и канули в вечность года…
Утомлённое сердце о прошлом теперь позабыло…
Это было давно… Я не помню, когда это было, –
Может быть – никогда…
 

А ещё с удовольствием прочитал «Клопа» и «Баню» Маяковского. Реплика режиссёра: «Капитал, издыхайте эффектно! Дайте красочные судороги! Превосходно!..»

22 ноября

И что изучаем? Высшую математику. В школе с обычной у меня были нелады, а тут с высшей – всё в порядке (надо только немножко позаниматься, и вот уже контрольная написана на пятёрку)… Основы марксизма-ленинизма – предмет лёгкий. Политическая экономия поинтересней. Преподают две географии: зарубежных стран и СССР. Также две истории народного хозяйства СССР и зарубежных стран. Ещё товароведение промышленных товаров, английский язык… Зав. кафедрой физкультуры Александр Постнов специализирует меня на бег и на прыжки в высоту… Проходят в институте и литературные вечера. 19-го был Всеволод Аксёнов. Читал Пушкина, Блока, Маяковского, Есенина. Я послал ему благодарственную записку… начитавшись и наслышавшись Пушкина, начал писать вариант своего «Евгения Онегина».

 
Но крик, что с него возьмёшь:
Что фраза – клевета и ложь.
 

6 декабря

В пятницу – 4-го меня на общем собрании единогласно приняли в комсомол. Великовозрастный комсомолец. Неужели и комсомол нужен? Как там у Агнии Барто?

 
Драмкружок, кружок по фото,
Хоркружок – мне петь охота, –
За кружок по рисованью
Тоже все голосовали…
 

Как-то всё закрутилось – и в кино сходить некогда. Но книги не забываю. Последнее увлечение: Дмитрий Минаев, сатирик, юморист. «Хлеб не растёт от нашей прозы, / Не дешевеет от стихов…» Прочитал Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена».

20 декабря

Институт интегрировал меня в социум, я не только теперь комсомолец, но ещё и член профсоюза, член ДОСААФа… Институт даёт ещё и знания, хотя кое-кому они идут не впрок, как поётся в одной студенческой песне: «На физфаке живёт, / Интегралы берёт, / Он квантует моменты и спины, / Сто экзаменов сдал, / Сто зачётов толкал, / А остался дубина дубиной… / Эх, дубинушка, ухнем…» и т. д. Ба, забыл: ещё член общества «Наука», клуба «Трудовые резервы» – где я играю в турнире III разряда.

26 декабря

С интересом слежу за дискуссией по поводу нового романа Панфёрова «Волга – матушка река». Меньшинство критиков хвалят, большинство ругает. Действительно, Панфёров подобен ильфовскому Валерьяну Молоковичу, у которого «убогость формы достойно сочетается с узколобым кретинизмом содержания». Он – из громадной армии подмастерьев, работающих «под классиков». Приспособленец с деревянным, тупым языком, с затасканными трафаретными штампами… не грех таким, как Панфёров, поучиться у Горького, Маяковского, Ильфа и Петрова, у Цвейга, у последнего – глубокому психологизму…

30 декабря

Посмотрел итальянскую картину «Неаполь – город миллионеров». Всё кратко, выразительно, ярко… живые колоритные люди, ты живёшь вместе с ними, переживаешь с ними… «Неаполь…», «Их было пятеро», «Судьба солдата в Америке» – картины большого эмоционального воздействия…

31 декабря

К нам на Арсентьевский пришла институтская компания: Артём Аганбегян, Эдик Марченко, Ира Москалёва и мы с Г.В. Выпили, слушали пластинки, танцевали, я читал вслух куски из Ильфа и Петрова. Всё хорошо, но пресно, без соли…

Дополнение к 1953 году

Ещё раз. В тот год много читал, много писал своих стихов, а чужие аккуратненько записывал в толстую тетрадь. Для оживляжа кое-что процитирую выборочно, навскидку.

Николай Агнивцев. «Елисавет»:

 
Ау, века! Ах, где ты, где ты –
Весёлый век Елизаветы,
Одетый в золото и шёлк,
Когда, в ночи, шагая левой,
Шёл на свиданье, как Ромео,
К Императрице целый полк;
Когда на царском фестивале
Сержанты томно танцевали
С Императрицей менуэт…
Любила очень веселиться
Весёлая Императрица
Елисавет…
 

Далее по алфавиту Анненский, Апухтин, Ахматова («Сжала руки под тёмной вуалью. Отчего ты сегодня бледна?..»). Юргис Балтрушайтис:

 
Пока в пути не встанет грань, –
Нам всем томительную ткань
Рукою сирой в мире ткать,
Душою замкнутой алкать…
 

Бальмонт, Андрей Белый, Блок, Бунин, Зинаида Гиппиус, Виктор Гофман, Николай Гумилёв:

 
Я тело в кресло уроню,
Я свет руками заслоню
И буду плакать долго, долго…
 

Василий Каменский, строки из стихотворения «Эмигрант качается изысканно»:

 
Брюнетка снова говорит
Гуд бай. Мне надоело.
Скорей бы ночь на фонари
Чулки свои надела.
 

Мирра Лохвицкая, Мережковский, Надсон («Праздник чувства окончен. Погасли огни…»), Яков Полонский и др. Составлял антологию зря? Нет. Это всё была артподготовка к будущим книгам, и в частности, к книге «99 имён Серебряного века» (ЭКСМО, 2007, 658 стр.).

К серебристам я прибавил свои стихи, более 60, написанных в сентябре 1952-го – январе 1953-го. В основном упаднические, тоскливые, отчаянные, типа:

 
Не хочу я жить на свете:
Слишком тяжек жизни путь,
И холодный, злющий ветер
Проникает в мою грудь…
…Не хочу я жить на свете.
Я хочу лишь умереть,
Чтоб однажды на рассвете
Мне замолкнуть и не петь.
 

Н-да, не без влияния русской поэзии, где достаточно страданий и слёз. Как у Аполлона Григорьева: «Две гитары, зазвенев, жалобно заныли…»

И жалобы к судьбе: «Я в жизни большой неудачник. / Я мог бы и строить, и петь: / Строить дворцы и дачи / Или в песнях громко звенеть…» Читаю эти строки спустя десятилетия и десятилетия, и мне как-то неловко за самого себя. И жалко того молодого человека, трудно входящего в жизнь. Он был неумеха и подругу выбрал такую же, которая редко готовила домашние обеды. Может быть, на голодный желудок и стихи хорошо писались?..

 
Когда звучать мой будет смех
В усладе радостных утех?
Когда-нибудь дождусь ли этих дней?!
Ответа нет, и плачу я сильней…
 

Господи, какие-то девичьи стихи. Сентиментальные. Без мужской жесткости…

 
И вся моя жизнь подобна вулкану,
Который пыхтит и грозит взорваться.
Попробуйте спокойно пожить в капкане
И сладко с любимой в нём целоваться…
 

И снова мысли о смерти, о самоубийстве… Сегодня читаю газеты о частых суицидах школьников, думаю: какие глупые! Пасуют при первых же трудностях и неудачах. Надо уметь держать удар, как говорят боксёры. Советовать легко. А сам каким был нервным и рыдающим?.. В сочинении Козьмы Пруткова есть поучительные строки:

 
Вянет лист, проходит лето.
Иней серебрится…
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.
 
 
Погоди, безумный, снова
Зелень оживится!
Юнкер Шмидт! Честное слово,
Лето возвратится!
 

Просто и убедительно, в стиле чемпиона! И лето вернётся, и все перемелется. И вот, если опять обращаться к русской литературе: «Богат и славен Кочубей…» Это по-пушкински. А по-безелянски: излишне рефлексирующий «юноша бледный со взором горящим» в конечном счёте стал известным журналистом и писателем, автором 39 книг. Возможно, эта станет 40-й, полной воспоминаний об ушедшем.

16 декабря 2018 г., ясный, слегка морозный день, –7°