Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

В столице Словакии нас разместили в гостинице «Братислава» в районе типа наших Черёмушек: до центра города далековато. Эмиль выступил в своём репертуаре чёрного юмора: «Сейчас уберут труп женщины, и будем обедать…» Кстати, Эмиль весьма свысока говорил о словаках и называл Словакию деревней, вот, мол, Чехия – это да!..

Четвёрка, в которую входила Наташа Зимянина, дочь секретаря ЦК партии, отправилась самостоятельно знакомиться с Братиславой. Вышли к Дунаю. Осмотрели древнюю ратушу, собор св. Мартина, в котором короновались 10 венгерских королей и 8 королев. Много архитектурных красот. И понимаешь специалистов, что барокко – больше чем стиль, это состояние души и мира… И, как писал наш Буров: «Машины стареют, хлеб съедается, платье изнашивается, люди умирают. Остаются города и книги…»

11 июля

Братиславский кремль, возведённый в XIII веке на гранитной скале на высоте 85 метров над Дунаем…

12 июля – последняя экскурсия. Святой Мартин, Францисканский собор, Кларисская церковь. Во внутреннем дворике национальной словацкой галереи – небольшой концерт из сочинений Баха… И последнее: прогулка на пароходике по Дунаю, где-то недалеко расположилась Вена, но туда нельзя, это совсем «другая песня». Заключительный ужин, и в поезд под крики «Осторожно, стекло!..».

Днём 13 июля пересекли границу.

14 июля

Прибытие в столицу нашей родины под вечер. Итог: 4 дня и 4 ночи в поезде, 86 часов жизни. Как писал Григорий Поженян:

 
Хочу домой – в ноябрьские ветра.
В свои заботы, в хлопоты свои…
 

15 июля

Вацлавская площадь, Карлов мост, Злата улочка, Карловы Вары – всё осело в память. И три купленные вещи в украшение жизни: бусы из китайской бирюзы, кожаный зелёный пиджак для Ще и для меня – чёрный замшевый, для советских аборигенов – грёза и мечта. И прежние реалии: пустые полки, очереди, многолюдье на улицах: все хмурые и все озабоченные…

29 июля

Запишем на память, или как говорят чехи: «На помадку». В жару за 30 градусов с утреца пошли на выставку «Москва – Париж». Выставлено много замечательных картин: и наш Тышлер с его «Женщина и аэроплан», и Лучишкин «Шар улетел», полная отчаяния и страха. И не наш Кес Ван Донген – «Дама в чёрной шляпе» и «Обнажённая в серых чулках». Кандинский «Композиция № 7», Марк Шагал «Окно на даче» и «Муза», Давид Штеренберг, Бакст, Родченко, русский авангард – фарфор, плакаты:

 
Не открою Митьке дверь,
Хоть стучись до ночи:
Делегатка я теперь
В красненьком платочке.
 

Словом, не выставка картин, а праздник цвета и красок. Осознание и размышление о жизни.

4 августа

Ушла жара:

 
Знойный июль измотал и затискал.
Воздух как будто желе… –
 

сочинял я. И на 1 августа Ще:

 
Сегодня я – грустная леди.
Сегодня мне сорок один.
Сбежать бы на полюс к медведям
И там затеряться средь льдин…
 

И вместо всего этого – лазарет. Меня что-то прихватило: боли в сердце, судороги. Два дня был дома и лежал. За компанию слегла В.П. Так что у Ще получился весёленький день рождения. Ще причитала: побереги себя… Я и берёг, и писал чехословацкие записки, и читал сброшюрованные журналы «Аполлон» за 1917 год.

22 августа

Как известили «Известия» (13 августа): «С каждым годом лучше, богаче становится жизнь народа». Пишут и не краснеют. А жизнь идёт всё хуже и хуже. Боречка Линский приехал из Кимр: перебои с хлебом. Подорожала подписка на газеты и журналы – удар по интеллигенции. Но какого толку всё это живописать. Одним словом: хреново. Или, как кто-то говорил: таки плохо!.. А новый сотрудник редакции Чупахин пишет романтические строки: «Я точу детали звездолёта…» Точит, значит, и жизнь без проблем, а вот замглавный, как я его зову – Линь Зао, не точит, а мечется, негодует и конфликтует…

5 сентября

…А тем временем мир бушует. Развал Польши, манёвры вокруг Кубы, война в Анголе, горячий котёл на Ближнем Востоке, убийства в Иране, антисоветизм Китая, милитаризм президента США Рейгана. Одни страсти-мордасти… немецкий поэт-сатирик Фридрих фон Логау (XVII век) писал:

 
Война – всегда война. Ей трудно быть иною.
Куда опасней мир, коль он чреват войною.
 

27 сентября

С 15-го новое изменение цен. Подорожало опять золото, серебро, бензин, табак, вино. Цитрусы, бананы, картофель вдвое дороже… В «СПК» идут кадровые склоки и бои, в которых я не участвую. Моя оппозиционность на радио дорого стоила. Но разве такое только у нас: тут прочитал признание журналиста из немецкого «Бильда»: «Жить в такой обстановке нельзя, остаётся функционировать…» Вот все и функционируют… Даже в Америке пишут о наступивших «суровых временах».

2 октября

Умер бывший ответственный секретарь Шарль Афруткин, 75 лет. Говорят, оставил кучу денег. Кому, зачем? Был Афруткин – и нет его, тю-тю! Смерть – дама серьёзная: уводит с собой навсегда. И каждое её появление – серьёзное предупреждение всем нам, живущим: а так ли, братцы, живёте, тратя отпущенное вам время на какие-то глупости и пустяки, и проходите мимо главного. Memento mori – помни о смерти! – как говорили ещё в древние времена. И этим возгласом приветствовали монахи ордена траппистов, основанного в 1664 году. А ещё в Библии, в книге Бытия, говорится: «Помни, что ты прах». А у Марии Петровых вырвался из сердца крик:

 
…Пока ещё слышим,
Пока ещё видим,
Пока ещё дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье, хотя б на мгновенье,
На площади людной, под бурей осенней.
Мне трудно дышать, я молю о спасеньи…
 

18 октября

Третий выезд в 1981 году: после командировки в Минск и тура в ЧССР ещё один командировочный вояж в Орёл, который был основан в 1566 году как крепость. Самолёты туда не летают, и пришлось тащиться на железке. В 7 утра 12 октября поезд прибыл в Орёл, где меня уже ожидал Зевакин Фёдор Иванович, зампред по кадрам (высшая степень уважения). И тут же отвёз меня в потребсоюз, где я, очевидно, произвёл какое-то впечатление на председателя Леонида Митрофановича Мищенко, и он решил: «Поедем в Покровское райпо вместе». Может, принял меня за ревизора? По дороге Мищенко рассказал мне, что он бывший партийный работник, а сейчас выводит кооператоров области в передовые.

Объезд предприятий района, и в книжном магазине неожиданно мне вручили «Голландский натюрморт ХVII века в коллекции Эрмитажа». Настоящему ревизору вручили бы пару бутылок коньяку, а тут сообразили: приехал интеллигент, мягкий и обходительный, значит, книгу о художниках.

Утром 13 октября в номер гостиницы «Россия» явился Зевакин с вежливым вопросом: «Как спалось?» (Читая это сегодня, понимаешь, как изменилось время: тогда, особенно в регионах, к журналистам испытывали не только почтение, но и трепет: от прессы зависело многое. Ныне пресса – плюнуть и растереть, а если кто-то глубоко лезет в дела, «унутрь», как говорил майор Грицай в Плехановке, то можно и стрельнуть, как убили уже многих: Юрия Щекочихина, Диму Холодова, Анну Политковскую и других. – 15 октября 2018 г.)

С Зевакиным прошлись пешочком по городу, осмотрел памятник Николаю Лескову, уроженцу Орла. «В России, – говорил Лесков устами одного из своих персонажей, – что ни шаг, то сюрприз, и притом скверный». Потом направились в небольшой музей другого классика – Тургенева. Ну, и снова приведём цитату. Елена Стахова в романе «Накануне» говорит: «Делать добро… да, это главное в жизни. Но как делать добро?..»

В одном из писем графине Ламберт (1861) Тургенев с горьким сожалением писал: «…мы действительно продолжаем сидеть в виду неба и со стремлением к нему по уши в грязи…»

14 октября хотели меня отвезти в Спас-Лутовиново, но помешал дождь, всё областное кооперативное начальство суетилось вокруг меня в лучшем ресторане «Русский воин», построенном на олимпийской трассе. Хозяйка ресторана вилась около меня: напишите о нашем ресторане да напишите!.. А Мищенко всё никак не мог мне дорассказать, как однажды в «Первом воине» потчевали Константина Симонова (я шёл по симоновским местам?). А из ресторана в поезд на Москву. Загрузили мне в дорогу коробку – кг десять – антоновских настоящих яблок и банку мёда, и прощались со мной, как с любимой женщиной: нет, не забудем, ждём ещё раз! и т. д.

В 7 утра 15 октября был уже в Москве. По дороге водитель-левак сетовал на дороговизну бензина. Я дал ему пятёрку…

23 октября

А дальше рутинная московская жизнь без почтения и особых знаков внимания. 18-го были на выставке московских художников в новом выставочном комплексе на Крымской набережной. Архитектурный антишедевр. Из картин можно выделить несколько, посвящённых Гоголю. Гоголь какой-то светящийся, полубезумный, а в окне скалит зубы чёрт. Всё мрачно, в стиле «Вия». Все эти несколько полотен художницы О. Булгаковой. А ещё картины Назаренко, Правдина, Ситникова и др. На другом этаже выставка Александра Куприна, одного из основателей «Бубнового валета». Одна из ранних работ – «Букет полевых цветов в белой вазе на чёрном фоне».

Последние прочитанные книги: «Ягодные места» Евтушенко, в журнале «Иностранная литература» – Питер Устинов и Федерико Феллини. Режис Дебре «Дневник мелкого буржуа в четырёх стенах и между двух огней». Полное неприятие современного мира. Ему вторит Патрик Модриано (1945, Париж). Модриано считает, что Справедливость, Прогресс, Истина, Демократия, Свобода, Революция, Честь, Родина преданы и проданы, замусолены нечистыми руками, точно бумажные купюры, обесцененные инфляцией и уже не отвечающие обозначенному на них золотому обеспечению… Это отрывки из «Площади Звезды» Патрика Модриано, из книги, которую мы никогда не прочитаем…

1 ноября

Быт берёт за горло: в магазины не войдёшь, они забиты автобусниками, приехавшими из Подмосковья и ближайших городов. Шарашат всё, что есть, даже косхалву, которую раньше покупали только любители восточных сладостей. Как тут не вспомнить старое стихотворение Евгения Евтушенко «Москва – Иваново» (1978):

 
…Ехал я в нескором поезде,
где зажали, как в тиски,
апельсины микропористые –
фрукты матушки-Москвы.
 
 
Вместе с храпами и хрипами
проплывали сквозь леса
порошок стиральный импортный
и, конечно, колбаса…
 
 
…Самого себя я спрашивал
под гудки и провода:
«Мы узнали столько страшного –
может, хватит навсегда?»
 
 
И ещё мной было спрошено:
«Мы за столько горьких лет
заслужили жизнь хорошую?
Заслужили или нет?»…
 

Трудности у нас, трудности в Польше. «У нас не только денежная инфляция, но и инфляция слов», – заявил новый лидер страны Войцех Ярузельский. Но в Польше с властью борется организованная оппозиция «Солидарность». А у нас – тишь и гладь, только бурчание, ворчание, негодование и никаких организованных форм протеста. Были рабами и остались…

На фабриках, заводах и в учреждениях читают закрытое письмо о фактах расхищения народного добра, о взяточниках, поборах и прочем. Нерадивые люди из народа виноваты, а власть, партия, правительство ни при чём – белые и пушистые… Было на тему закрытого письма и собрание в редакции. Экспансивная Зоя Шкабельникова зашлась в крике: что делается? всё разворовывается! общество гниёт!.. Остальные покорно молчали, что мы можем сделать, мы люди маленькие… В «Правде» выступил Роберт Рождественский со стихотворением «Государственный частник» о том, что он «широко, изворотливо грабит казну». И концовка:

 
Круговая порука невзрачных подсобок,
величавых приёмных и чёрных ходов!..
 

Что я могу сказать сегодня, спустя 37 лет? Никто смело не мог сказать: виновата система! что социализм потерпел полный крах… (15 октября 2018 г.)

Но вернёмся к той давней дневниковой записи. А что я? Я пока сижу, пользуюсь свободным режимом: хожу по магазинам, днём сплю, печатаю, использую преимущества «первого парня на деревне». Половик величает меня Классиком потребительской кооперации. Но это спасибо радио, оно научило меня крутиться, вертеться и всё делать быстро.

Ще достала копию ходящих сейчас по Москве 200 песен Владимира Высоцкого. Жаль, когда писал о нём, под рукой не было этих текстов. Замечательная «Тихорецкая»:

 
Вагончик тронется, а он останется…
 

3 ноября

На наше с Ще 14-летие сводил любимую женщину во МХАТ на горьковских «Дачников» и подарил три роскошные розы.

14 ноября

Вчера Ребёнок улетел в Индию, в Дели, на работу в контору ГКЭС при металлургическом комбинате в Бхилаи – делопроизводителем. А 8 ноября собрала всех Лена Чижова. Мальчики уже взрослые и седые, но почти все дурачились, выпили, пообщались и разбежались по своим углам, заботам и проблемам. А через пару дней меня прихватило, какие-то «животные страсти», посмотрел в зеркало: ну, прямо страдальческий лик Христа. Все мы ходим по краю тютчевской бездны.

 
Кто смеет молвить: до свиданья,
Чрез бездну двух или трёх дней?..
 

Вот чуть прихватило – и сразу ничего не надо. А что надо вообще в этой жизни? И оказывается: спокойно дышать, ходить, не ощущать никакой боли. Только и всего?..

18 ноября

Написал два письма, одно Ребёнку в Индию, другое Саше Серикову в Никарагуа. «…Тружусь. Печатаюсь. Много времени уделяю своему хобби, по-прежнему раскладываю свой интеллектуальный пасьянс: страны, даты, события, люди…»

29 ноября

Был на двух выставках: акварелей на Малой Грузинской и в Пушкинском музее на выставке Игнатия Нивинского, не корифей, но всё равно любопытно… Из последних книг – «Тропинка во ржи» Маргариты Алигер. Смешные страницы о Корнее Чуковском: Алигер всегда дарила ему коробки с мылом и заморский одеколон, эти подарки Корней Иванович называл «мойдодырскими» и сетовал, что сын Коленька пользуется этими подарками тоже: «Я был глубоко возмущён и категорически пресёк это…»

6 декабря

В последний день ноября на работе было собрание. От Чупахина требовали работу, статей, заказов, новых авторов, а он заявил, что ещё мыслит и этот его мыслительный процесс сдерживает руководство. Каков гусь? Кончится тем, что его из редакции попрут… А у меня снова чих, горло, насморк, «соплюшник», как выражается Вера Павловна. Но всё равно занимаюсь и с интересом прочитал неоконченный роман Юрия Трифонова «Место и время».

«Не гони кобылу, – говорит герою романа писателю Антипову его дружок Маркуша, – делай паузу. Всех книг не напишешь. Всех денег не заработаешь… Сидим хорошо, пьём пиво, куда ты, паскуда писательская, спешишь. На Ваганьково? Успеешь, не волнуйся…»

Кобылу не гоню, но кое-что отдаю перепечатывать за деньги и собрал к своему 50-летию толстый том в 166 стр., который затем отдал переплести – «Избранное». Вот содержание:

Игорь Северянин: поэза жизни. Этюд (сентябрь 1975)

Почти школьное сочинение: Анна Ахматова (июнь 1976)

Николай Рубцов. Попытка постижения (осень 1976)

Авангард в арьергарде. Заметки с выставки Отари Кондаурова (январь-февраль 1980)

Вечер поэзии в зале Чайковского (Боков, Межиров, Жигулин, Визбор, Тряпкин и др.) – ноябрь 1980

Андрей Вознесенский. Страницы из Календаря Ю.Б. Соблазн Вознесенского. Ещё раз о нём

Маленькое эссе в связи с просмотром фильма «Зеркало» Тарковского

Встреча с Андреем Тарковским

Владимир Высоцкий. Человек и поэт на краю бездны (ноябрь-декабрь 1980)

«Я мало сказал в кино…». Неопубликованное интервью с Леонидом Марковым

Начало неоконченного детектива «Ядерный шантаж»

Ремарка. Первая самиздатовская книжка (если не считать рукописные сборники стихов). Получил из переплёта и поставил дату: 10 января 1982. А первая гонорарная настоящая книга – «От Рюрика до Ельцина» была подписана в печать в 1993 году, в руках держал 5 января 1994-го. То есть спустя 12 лет… (16 октября 2018 г.)

12 декабря

Приходил Георгий Фролов – призрак из «Советского студента», гордый до невероятия: его книга о партизанке Вере Волошиной вышла 7 изданиями (3 – в Воениздате и 4 – в Кемерово). Он занимается этой темой уже 25 лет и сейчас хлопочет о присвоении ей звания Героя Советского Союза. С одной стороны, благородно, но на самом деле цинично кормиться от своего деяния. Где-то я вычитал, точно не помню: «Какое направление в нашей газете?» – спросил полицейский чин одного дореволюционного купца-издателя. «Кормимся, батюшка, кормимся», – ответил тот.

Кормёжка как основной стимул, основной двигатель. А вот у чешского поэта К. Сыса нечто иное:

 
Сегодня утром я проснулся
с диким желанием
написать стихотворение.
Стихотворение случайное, как жизнь,
стихотворение окончательное, как смерть…
 

И не вышло, ибо поэта донимали другие дела и обязанности: «я должен был быть начеку, / я должен был быть на высоте, / я должен был спорить с телефонными карликами, / я должен был глотать прокажённые слова, / я должен был улыбаться, когда мне хотелось / взреветь зверем».

Это вам не Фролов, строкогон.

13 декабря

Воскресный день, за окном +3. Голые сиротливые берёзы. Снег вперемешку с грязью. Темно. Неуютно. Тоскливо. Как точно подметил Иван Бунин: «Первобытно подвержен русский человек природным влияниям». Сижу под электрической лампой и пишу очередную дребедень. Зачем? Для чего и для кого?.. Есть повод. Через 79 дней мне исполнится 50 лет. На языке истории – полвека. На языке улицы – полтинник, мелкая монетка жизни со стёртым рисунком не то горделивого орла, не то дохлой курицы.

Размышления на пороге 50-летия

А далее в дневнике на 7 плотных машинописных страницах «Разговор наедине с самим собой на пороге 50-летия». Некий литературный монтаж о времени, о жизни, о прожитом и о грядущей старости. Приводить весь текст не имеет смысла, а приведу только отдельные выдержки, цитаты и пассажи.

Сначала Веневитинов с его знаменитым замечанием «Сначала жизнь пленяет нас. / В ней всё тепло, всё сердце греет…». В конце:

 
Потом и жизнь постыла нам:
Её загадка и развязка
Уже длинна, стара, скучна,
Как пересказанная сказка
Усталому пред часом сна.
 

Логичное сравнение: пушкинская «телега жизни»: «…А время гонит лошадей».

И много различных строк о молодости, в том числе и Льва Мея:

 
Ау-ау! Ты, молодость моя!
Куда ты спряталась, гремучая змея?
 

Конечно, Тургенев, конечно, Гоголь и другие русские писатели и поэты на тему, куда всё уходит – «ланит и персей жар и нега» (Николай Языков). И если не использовать старославянские выражения, то можно жахнуть по-современному: «Всё укатилось в такую мглу, ничего не разглядишь, очертания смылись…» (Юрий Трифонов. «Время и место»). Ну и конечно, Юнна Мориц:

 
Хорошо быть молодым!
Просто лучше не бывает!..
 

Это как общее правило. А вот у меня молодость, после смерти мамы, была далеко не лучшей порой. Мне лучше вспоминать не бодрую Мориц, а унылого Евгения Блажеевского: «По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень…» Или вот Бальмонт:

 
Отшумели, как в сказке, погони,
Больше нет мне вспенённого бега…
 

Кони… «Можжевеловый куст» Николая Заболоцкого. Один из почти ровесников – Геннадий Шпаликов:

 
Но откуда на сердце
Вдруг такая тоска?
Жизнь уходит сквозь пальцы
Жёлтой горстью песка…
 

Это ещё не прошли последние дни и недели 49 лет, а какой уже стоит стон и какой плач, рыдания. Всё это вылилось в поздней книге «Плач по возрасту» (2013), на 460 страницах я уже поплакал, порыдал и горько посмеялся над возрастом, но, правда, тогда мне уже был 81 год. А вот в 49 лет перед юбилеем была, оказывается, генеральная репетиция взрыдов и всхлипов. Вслед за «Разговором с самим собою» я написал дополнительную главку «Бумажное опьянение», вняв совету Шарля Бодлера: «Чтобы не быть рабами и мучениками Времени, опьяняйтесь, опьяняйтесь без конца! Вином, поэзией или добродетелью, – чем хотите». Я – писанием, творчеством, литературой.

С детства книгочей и книгоман, я старался читать всё, что читают все, и всё, чего никто не читает, как сказал Андре Моруа. От Дидро до Ремизова, от Гельвеция до Лотмана (имена выбраны случайно). Книжник, глотатель литературы, искатель интеллектуального жемчуга (на старости лет так и называли «Ловец жемчуга»). Мысли великих – от Конфуция до Льва Толстого – помогли мне понять устремления человеческого духа, томление тела, определить место индивида в социуме, разобраться в проблеме «Художник и общество» и т. д. А можно выразиться без пафоса, полегче и попроще, как это сделал Илья Эренбург:

 
Немного смутного искусства
За лёгким пологом дождя.
 

И, конечно, в главке «Бумажное опьянение» много стихов и цитат. Они как подпорки в жизни, без них будешь спотыкаться и падать. «Я не служить рождён, а петь», – говорил молодой Алексей Константинович Толстой, флигель-адъютант с блестящей карьерной перспективой. Читаешь такие признания и слышишь отзвук в своём характере и своей судьбе. И тут, кстати, всплыли строки Аполлона Григорьева:

 
Нет, не рождён я биться лбом,
Ни терпеливо ждать в передней,
Ни есть за княжеским столом,
Ни с умиленьем слушать бредни.
Нет, не рождён я быть рабом…
 

И много размышлений о писательстве. В 1981 году какой я писатель? Так, пробольщик пера, нащупывание своих возможностей, потенциала. И страх приниматься за книгу, хотя бы одну! Ведь были Лев Толстой, Достоевский, Бунин. Не случайно после прочтения Шекспира Вирджиния Вулф воскликнула: «Зачем после него вообще кому-либо писать?» Зачем бледно повторять то, что было гениально отчеканено титанами литературы? Действительно, зачем?.. Всё это так, но всё равно упорно хотелось писать, хоть неумело и непрофессионально выразить своё «я», свой мир, свои ощущения, рефлексии. Именно это без претензий на священный статус (титул) писателя.

Если возвращаться к прошлому, то я всё время что-то писал и постоянно уничтожал написанное. И всё время находился в роли Брэди Пирсона – героя романа Айрис Мэрдок «Чёрный принц», который говорил, что он «всегда может написать что-нибудь».

Что-нибудь – это ведь тоже нечто что-то. Миллионы других не могут ничего ни сказать, ни написать, ни выразить. И всё же существует такая болезнь: упорнография. У Юрия Трифонова в «Вечных темах» есть короткий разговор: «Он спросил: – Вам не надоело? – Что? – Всё время писать. Ещё надеетесь поразить мир? Думаете, что мир крякнет однажды, прочитав ваш опус?..»

Конечно, никто не крякнет. Просто писать – это самоутешаться, – так считал французский писатель Барбе д’Оревильи.

И снова в том далёком тексте пошли цитаты: Герман Гессе, Серен Кьеркегор, Александр Блок… Может быть, хватит? Как заметил Николай Заболоцкий:

 
Во многом знании немалая печаль,
Как говорил творец Экклезиаста.
 

И Заболоцкий ссылался на предыдущие авторитеты. Все мы – дети Библии, дети Бога, который кинул нас на эту грешную землю, раздираемую раздорами и войнами, и забыл о нас, полагая, что выживет тот, кому это положено. А писать будет тот, кому вложен некий божественный дар. «И вся любовь!» – как говорят в народе.

Ну а возраст? С этим ничего не поделаешь. Как писал Николай Рубцов:

 
И сдержанный говор печален
На тёмном печальном крыльце,
Всё было весёлым вначале,
Всё стало печальным в конце.
 

Всё приведённое – всего лишь коротенькие отрывочки из длинного письменного монолога, который я писал в течение двух недель: с 13 по 27 декабря 1981 года. Ну, а попурри из него насвистывал, делал выжимки в октябре 2018-го. Ну, а теперь вернёмся к концовке 1981 года.

22 декабря

В Польше утром 13-го введено чрезвычайное положение. 18 и 19-го торжественно и пышно отмечался юбилей (75 лет) Леонида Ильича Брежнева… Хачу распирает от гордости: «Надо решать вопросы, но лень ходить по Кремлю». Так и сказал, упоённый социальным оргазмом… Читаю и современных авторов: «Старая рукопись» Зорина, рассказы Маканина. Но вот что печально, что их герои живут вне жизни страны. Ни слова о культе личности, об экономическом положении страны, о международных событиях, об еврейском вопросе и т. д., как будто всего этого нет. И это что – художественная правда времён социализма?..

31 декабря

Получил гонорары за несколько публикаций в «СПК», деньги как на радио, а купить нечего. К тому же инфляция съедает почти все бумажки. Перефразируя Гавриила Державина: где стол был яств, там ныне кукиш…

Улицы никто не убирает и никакого праздничного настроения. Спросил Хачу, а как там у вас, в Совете Министров СССР? Хача с удовольствием перечислял, что там у них в столовой: 16 закусок, 8 первых блюд, 10 вторых, – все на выбор. «А как приготовлено!..» – Хача закрыл глаза от удовольствия и буквально замурлыкал. Н-да, между былыми друзьями пролегла огромная социальная пропасть. Ещё наш Совмин рассказал, как побывал с женой в доме отдыха Совета Министров: коммунизм, да и только. В водоёме плещется форель, птички поют… Он рассказывал, я возмущённо слушал. Выпили. Разошлись, точнее, я ушёл своим ходом, а Он («он» с большой буквы) укатил в сияющие дали…

Но у меня тоже есть чем гордиться: в популярнейшем издании «Футбол/хоккей» я, как журналист, участвовал в опросе «Кто за кого», выбирали тройку лучших советских футболистов по итогам сезона 1981 года. Рядовые болельщики могут обзавидоваться…

Что жду от нового, 1982 года? Всё будет катиться по наклонной и дальше: международные события, экономика, финансы, здоровье… Ну, а личные пожелания и прогнозы? Буду, как Витя Черняк, забрасывать сеть в надежде на улов золотой рыбки. Поймать хотя бы ма-а-аленькую позолоченную рыбёшечку…