Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

20 февраля

Экскурсия была преоригинальная: кладбище-базар-музей. То есть смерть, жизнь и созерцание. Или печаль, радость и размышление. На базаре можно купить всё, от древних амфор до современных кроссовок. Отлично идут морские раковины, «во рту которой – все напевы моря, / все голоса, все шёпоты и стоны…» – как написала Юнна Мориц, описывая базар в Афинах:

 
– Продай мне эту раковину, грек!
– За тысячу и двести драхм, синьора!
Задаром, фру! Наши деньги – мусор!
Я торговаться, леди, не привык,
Ведь я – моряк! – присвистнул грек лукавый…
 

Мы ходим по базару, решая трудную проблему: купить или не купить. По нашим деньгам всё – «охи-охи», по-гречески: «нет-нет, слишком дорого!»

 
Охи-охи. Дела наши плохи.
Хочется купить, а остаётся выть, –
 

соревнуюсь с Юнной Мориц. После базара – музей Бенаки. Грек Антонис Бенакис вроде нашего Третьякова – коллекционер и собрал много ценного.

После обеда с Борисом Краковским, инженером-гидравликом, поехали снова в центр с криком: «Только руины!» Не магазины и музеи, а именно натуральные руины. В «Записках по Греции» Михаил Алпатов писал, что больше всего его изумлял в Греции свет дневной, ясный, ослепительный, который придаёт предметам одухотворённость…

21 февраля

Рано утром отправляемся на полуостров Пелопоннес. Коринфский канал, соединяющий Эгейское море с Ионическим. Хрисула рассказывает, что была Эллада и жили в ней эллины, а римляне придумали название «Греция» от местечка «Греко» в Сицилии, и в истории закрепилось название – Греция и греки.

На нашем пути сплошные исторические места: монастырь Дафни, удивительное озеро Риза, город Элевсинос, город олив и оливкового масла. Кругом перламутровая голубизна. Небо и море сливаются воедино… Далее Коринф, Архикоринф, где вечный труженик Сизиф вкатывает в гору тяжеленный камень, – все мы Сизифы, и каждый из нас немного Сизиф!.. В автобусе нас развлекает Хрисула, рассказывая про гетер. «Есть они и сейчас, но только теперь это не образованные гетеры, а всего лишь женщины для публичных домов». Из группы слышится крик: «Безобразие!.. Зачем публичные дома, лучше бы работали на фабриках, как у нас… Труд облагораживает человека!..» На лице гида заиграла улыбка. «О, эти русские! Вечно они лезут в чужие монастыри со своим уставом!..»

А вот и развалины древних Микен. Череда мифов: Атрей, Полисфен, Агамемнон, Клитемнестра, Орест, Электра, – одни высокие кровавые трагедии!.. «Боги поступали хуже современных людей», – комментирует мифы Хрисула.

Террасы из вековых каменных блоков. Всё выше и выше. Внизу долина, зажатая горами. Тишина. Горы и вечность. Ветер колышет волосы. И как в старом анекдоте:

– Господи, как хорошо-то, Маша!

– Я не Маша.

– Всё равно хорошо.

Знаменитый храм Геры, источник укрепления девственности. Хрисула хихикает: «Сюда ходят не находить, а терять…» Маленький городок Нафплион. И райское место – Эпидавр. Вечнозелёные рощи и птичье разноголосье. Дышится на редкость глубоко и свободно… Здесь когда-то жил Асклепий (он же Эскулап) – бог врачей и врачебного искусства. Дочери Асклепия – Гигиена и Панацея тоже стали помогать людям сохранить здоровье. Ну и конечно, целительный воздух Эпидавра. А ещё в Эпидавре был знаменитый театр, построенный страшно сказать когда – в IV веке до нашей эры. Воображение рисует картину: величавые горы и потрясённые зрители. И какие авторы? Эсхил, Софокл, Еврипид! Группа усаживается на каменные плиты древнейшего театра и взирает на пустую сцену. Вспоминаются строки Николая Гумилёва:

 
Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога,
Все мы – смешные актёры
В театре Господа Бога.
 

Ещё одна краткая остановка у Саронического залива. Сказочный вид. Горы, обрыв и тёмно-синяя гладь воды.

22 февраля

С утра свободное время, и мы шатаемся по Афинам. Попадаем на рынок, где горластые и усатые «Янаки, Ставраки и папа Сатырос» (так, кажется, у Багрицкого?) торгуют и делают «Доброе дело! Хорошее дело!». Из рынка в римскую Агору, открытую археологами в конце XIX века…

После обеда экскурсия на мыс Сунион, в южную часть Аттики. Колонны почти исчезнувшего храма, на одной из колонн – автограф лорда Байрона… К вечеру заезжаем в какую-то таверну под названием «Молодой рыцарь», где наяривает оркестрик из 5 человек. Еда, питьё и гвоздь программы – танец живота. Услужливая память подсказывает строки пародии Александра Иванова на Льва Ошанина, которого в загранпоездке шокировал этот танец живота:

 
Восточная красотка хороша!
Но кровью облилась моя душа,
Ведь так недалеко и до конфуза…
Халат взяла бы или хоть пальто,
А то нагая… Это же не то,
Что греет сердце члена профсоюза!
 

Нет, члены советского профсоюза смотрели во все глаза на оголённый розовый живот в складочку. Солистка дергала животом, играла грудями и крутила бёдрами. Потом она со сцены перебралась на стол и продолжала ритмически извиваться среди бутылок и тарелок, не задевая их. Кто-то из наших завизжал от страха. Наконец жрица животного танца облюбовала нашего ветерана Мотина и села к нему на колени, стала поглаживать ладошкой по голове. Дед мужественно держался, как панфиловец при обороне Москвы. Даже не дрогнул. Георгий Кузьмич Мотин щеголял в поездке орденскими планками и интересовался одним: «А какова численность вооружённых сил в стране?» Его волновали орудия и танки, а отнюдь не женщины с голыми животами.

23 февраля

С утра холодина, но ехать надо – Дельфы (176 км). Погодные феномены в Ливане, Бангладеш, Японии и Греции – то снегопады, то ураганы. И тем не менее мы едем. Древние Фивы, которые уничтожил Александр Македонский… Проезжаем Левадию. Кипарисы гнутся под тяжестью снега.

 
Я ехал в Элладу, где солнце всегда.
А что я увидел? Снега и снега.
 

Рядом с Дельфами огромные скалы Федриады, с которых сбрасывали вероотступников. Сбросили и Эзопа (а мы продолжаем говорить на его языке). Вершина Парнаса. Ну, а в Дельфах руины храма Аполлона. Хрисула переводит нам высеченные на камне советы мудрецов:

1. Познай конец жизни. 2. Познай самого себя. 3. Ничего лишнего. 4. Всё в меру. 5. Никогда не гневайся. 6. Ни за кого не ручайся. 7. Худших всегда большинство.

Как всё просто и как всё мудро… Ну, а худших даже в нашей группе большинство: или глупые, или самовлюблённые.

В археологическом музее с удивлением взираем на «пуп земли» – глиняный омфал. Ну, а наши патриоты считают, что пуп земли именно в Кремле.

Возвращаемся в Афины, снег не прекращается, плотная снежная пелена, и автобус встал. Потом сдвинулся и поехал как бы на ощупь. Приехали в столицу Греции: сухо, ни единой снежиночки.

24 февраля

Последний обед в Греции: капустка на оливковом масле, омлет, свинина, пюре и уже надоевшее сухое вино «Алегро». На десерт два промёрзших мандарина. И в аэропорт Пирей. Какой-то английский самолёт-супер. Полтора часа – и Кипр. Аэропорт Ларнака. Далее везут на окраину Никозии и селят в отель «Хилл». Вечером сделали попытку пойти в Никозию – не дошли, – темнота и ничего не понятно, где что есть.

25 февраля

Утро начинается с завтрака и автобуса. Никозия – название латинское, а древнее – Левкозия. Маленький остров Кипр никогда не знал покоя и мира: на лакомый кусочек зарились все, от египтян до турок. Вот и сегодня остров разделён на греческую и турецкую часть. Колючая проволока, солдаты… Центральная площадь Элефтерия (Свобода). Кафедральный собор св. Ионна (по-кипрски Яниса). Торговая улочка Лидра. Все бросились что-то покупать. Краковский купил туалетную бумагу: «Интересно ведь», – сказал, радостно улыбаясь. Ветеран Мотин истратил 16 долларов на русские книги: Фет, Тургенев и Гиляровский. Я хотел купить халат для Ще, но остановила цена: 20 кипрских фунтов. «Однако, – пробормотал Ипполит Матвеевич, – телячьи котлеты – два двадцать пять…» В итоге купил изящную серебряную цепочку за 10 долларов… Вечером навалилась усталость от международного туризма да ещё эти цены, которые двоились, троились, множились, – и начиналось головокружение.

26 февраля

В автобус – и вперёд! Изумрудные поля и плантации: круглый год растут фрукты и овощи. Нежно-голубое небо. Автобус едет вдоль Средиземного моря, и всё радует взор. Сказочный город Лимассол, здесь в Средние века Ричард Львиное Сердце женился на Беренгарии из Наварры. Сегодня в Лимассоле каждый месяц проходят карнавалы, выставки цветов, праздники вина – это как раз по восклицанию из великого романа Ильфа и Петрова: «Живут же люди!..» Апельсины возят грузовиками, как у нас картошку. В Лимассоле производят много вина. «Английская королева пьёт только кипрское „Шерри“», – утверждает гид Мария. На острове сейчас проблема, как заставить киприотов пить как можно больше вина. Господи, какие разные проблемы: одни страны озадачены тем, что пьют мало, другие борются с пьянством. Одни никак не могут решить продовольственную проблему, другие не знают, куда деть то, что произведено…

Выезжаем из Лимассола и катимся по туннелю из кипарисов. Кругом рай: виноградники, цитрусовые плантации, инжирные деревья, апельсиновые рощи, какие-то лиловые цветы – всё цветёт, благоухает, щедро одаривает красотой. Хочется восклицать в стиле Бурова: «Лозанна – это всё время очень, очень красиво». И вздыхать: Лимассол – это тоже очень, очень… Неожиданный подарок: автобус останавливается, и нас запускают в апельсиновую рощу: рвите плоды собственной рукой. Все балдеют. Апельсины золотятся в руках…

Курион. Руины святилища Аполлона. Доисторическая мозаика. Театр, обращённый кольцевидными рядами прямо в Средиземному морю. Кто-то из тупых в группе спрашивает: «А как называется этот водоём?» О, Зевс, покарай тупоголовых!..

Следующая остановка автобуса: «Камень грека». Согласно мифу, именно здесь из морских волн вышла богиня любви Афродита, на Кипре её часто называют Кипридой.

 
Всё в ней гармония, всё диво,
Всё выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей;
Она кругом себя взирает:
Ей нет соперниц, нет подруг;
Красавиц наших бледный круг
В её сиянье исчезает…
 

Это – Пушкин. Но женщины из нашей группы не согласны с классиком. Одна из них, каракатица с большим животом и кривыми ногами, заявляет: «Лучше нашей русской женщины не бывает. Красивая. Добрая. И работящая». Главное, работящая, тягловая лошадь – главный критерий красоты…

Выезжаем в Пафос, он был во времена Римской империи столицей Кипра. В Пафосе жил Цицерон… Небольшой музей с чудесными мозаиками. Орнаменты из жизни диких зверей… Обед в ресторанчике у моря. Все смакуют красный кларет «Афродита». Салфетки с изображением однорукой богини мгновенно обращаются в сувениры… А ещё сувенирами становятся камешки, которые я собираю у водяной кромки Средиземного моря… Все в группе пребывают в состоянии тихого блаженства. Мария неожиданно вспоминает о бедствиях и страданиях народа из-за греко-турецкого конфликта в 1974 году, на что Мотин возмущается: «Подумаешь, у вас конфликт! Глупости всё это по сравнению с нашей Великой Отечественной войной… У нас был немец – это вам не турки!..» Н-да, ветеран-шовинист.

Вечером в гостинице принимающая нас фирма «Грутас» устроила небольшой банкет, под зажигательные звуки сиртаки и крики «Оп-па!».

27 февраля

С утра в аэропорт и возгласы «Кайро! Кайро!». Это значит, что группа летит в Египет, в Каир. А это уже Северная Африка. Первое впечатление от каирского аэропорта: масса снующих по залу ободранных голодных кошек. И толпа услужливых и тоже далеко не сытых египтян: один несёт чемодан, другой указывает путь, третий играет на дудочке – и все просят бакшиш.

После живописных гор Греции и зелёных рощ Кипра Каир поражает своим приглушённым песочным цветом. Пески, да и дома жёлто-песочного цвета. Много лачуг с развешанным цветным бельём. Въезжаем в город. Потоки машин, забитые до отказа трамваи, повозки с осликами. Какофония автомобильных гудков. Тяжёлый воздух. Улицы, забитые народом. И сам Каир большой, перенаселённый, кишащий людом, пыльный, – увы, не Лимассол… Камни и песок. Ни травинки. Дети. Собаки. Уныние и нищета. Лишь в одном дворе увидели весело прыгающего козлёнка.

Две трети египтян ходят в национальной одежде, одна треть – в европейской. Идут, ковыляют, ползут (в зависимости от возраста и увечья) не спеша, степенно. Пестрота неописуемая: дамочка в меховой шубе и бедуин в сандалиях на босу ногу. На каждом углу что-то жарят и варят. Около домов сидят в глубокой задумчивости почтенные старцы, и в их глазах – тоска веков…

Размещение в гостинице «Сфинкс». После обеда нас везут в советское консульство через великий Нил. Мост через Нил стерегут два каменных льва. Мост соединяет город с островом Гезира. На нём высится башня в форме цветка лотоса. Кругом красивые сады, спортивные клубы со своими площадками и кортами. Иностранные посольства и консульства. Это Каир ХХ века. В консульстве: «Запишите телефоны на случай непредвиденных обстоятельств…» Ну, а далее о положении в Египте: острейший экономический кризис, никто ничего не покупает, но есть всё… в стране сильны позиции организации «Братья-мусульмане», которые считают, что арабам нужен не научно-технический прогресс, а только религия. «Сядем на верблюдов и ослов и снова будем верить и читать Коран…» Ну и далее: не ходить в одиночку, только группа, ничего не менять и не продавать, фрукты мыть с мылом и марганцовкой…

После всего услышанного захотелось сразу в самолёт и обратно в Москву. Или в Мытищи, по крайней мере. Всех разбили на пятёрки, и все двинулись в город глазеть на витрины. Торговцы-арабы сразу вычисляют русских и предлагают «ченч»; просят водку, фотоаппараты, электрические утюги, обещают за это «гуд прайс» – хорошую цену. «Нет, нет!» – испуганно машем мы руками.

В кофейнях каирцы играют в нарды, курят кальян. Разумеется, одни мужчины. Проходящих по улицам женщин они провожают жадным раздеванием взглядом. Мечта о гареме у каждого из них в крови. У Гумилёва всё иначе, лиричнее:

 
А поэты скандируют строфы,
Развалившись на мягкой софе,
Пред кальяном и огненным кофе,
Вечерами в прохладных кафе…
 

Нет, Каир не приглаженный, не цивилизованный, а шумный, пёстрый, всклокоченный и вместе с тем мечтательно-созерцательный, задумчивый…

28 февраля

Утренний клёкот муэдзинов разбудил рано. Молитва. Намаз. С высоты гостиничного номера видно, как развозчик лепёшек грузит свой товар на повозку с осликом. Часть лепёшек падает в грязь. Возчик поднимает и, не отряхивая, кладёт их обратно в повозку. Контраст: в гостинице официанты подают булочки щипцами. Кофе разносят опрятные арабские милашки.

Первая экскурсия: Национальный музей. История Египта. В книге «Я – Нил» Кристофер Лукас пишет: «Я древен, как мироздание, велик, как вселенная, полезен, как колесо. Я прекрасен и выразителен, как поэзия. Я самая длинная, самая могучая река в мире. Я – Нил… на моих неподвластных времени берегах и в прибрежных городах зарождалась цивилизация. Ещё за 3 тысячи лет до нашей эры мой народ пользовался иероглифическим письмом, знал систему мер, ирригацию, основы арифметики и астрономии… Моя долина и мой народ процветали несколько тысячелетий…» Ну и так далее. Весьма интересно и поучительно. Не стоит Европе задирать нос, ну а нам, русским, и подавно. Русь молода, неопытна и, да простят меня патриоты, – глупа.

В Национальном музее фантастично много экспонатов, и описать их практически невозможно. Весь второй этаж отдан под сокровища Тутанхамона. Он умер в 20 лет. Ничего не сделал, но вошёл в историю, потому что его гробница оказалась единственной не разграбленной. 26 ноября 1922 года археолог Говард Картер пробил отверстие и стал вглядываться в темноту. Лорд Карнарвон с волнением спросил: «Вы что-нибудь видите?» – и получил ответ: «Да, чудесные вещи!»

Немыслимое обилие золота и драгоценных камней. Глядя на них, начинает кружиться голова… Не легче на улицах и площадях Каира. И я рано убегаю от арабской яви в сон, от убогих, нищих, кричащих, жестикулирующих, сидящих, лежащих, несущих на головах корзины – от всего этого арабско-палестинского мира вкупе с Египтом. Я – европеец, и Восток не для меня. Он мне чужд. Усталость и раздражение сдавливают мою грудь…

1 марта

В Каире около 600 мечетей, около 200 христианских церквей, 22 синагоги. По религиозным признакам жители города делятся на мусульман, иудеев и коптов (египтяне, исповедующие христианство). С утра едем осматривать религиозные памятники. Первый – церковь Сергия и Вакха – древний памятник коптской архитектуры в Вавилоне. Потолок из синего дерева в виде перевёрнутого Ноева ковчега. Внутренний интерьер украшают 12 колонн из белого асуанского мрамора по числу апостолов, лишь одна колонна, символизирующая Иуду, из красного гранита.

Синагога Бен-Израиля, построенная на месте, где нашли ребёнком первого иудейского пророка Моисея… Мечеть Мухаммеда Али. За обязательные войлочные шлёпанцы надо платить бакшиш. С американцев просят доллары, у поляков – крем, а с русских требуют карандаши, только фабрики Сакко и Ванцетти или на худой конец Красина, и зачем им карандаши?!. Алебастровая мечеть Мухаммеда Али (наместник турецкого султана) торжественна. Есть и минарет высотою 72 м. А ещё колодец глубиной 52 м.

После храмовых сооружений нас везут в новый район Каира – Гелио-полис. По дороге осматриваем огромную четырёхугольную площадь для парадов. Здесь 6 октября 1981 года на правительственной трибуне был убит президент Анвар Садат. Шёл военный парад, и президента подстрелили, как куропатку… В 1952 году Садат в числе других «свободных офицеров» сверг короля Фарука. Египтом стал управлять Насер, а затем Садат. При нём расцвела политика «открытых дверей», и в Египте появились небоскрёбы, роскошные отели, фешенебельные дома, «жирные коты»-миллионеры и т. д.

Ещё удалось увидеть скульптурный монумент «Пробуждающийся Египет» у Каирского университета и грандиозную статую фараона Рамзеса на привокзальной площади. И в который раз убедились, что Каир – это город контрастов: небоскрёбы и глинобитные лачуги, роскошь и нищета…

Вечером нас ждёт представление «Свет и звук» на плато пирамид. Удобные стулья, мягкие подушечки. Розовая кромка неба быстро тает, и все погружаются в синеву вечера. И начинается радиоспектакль: голос автора, голос сфинкса и голоса пирамид, у каждого своя партия. Прожектора по очереди высвечивают пирамиды, а сфинкса подсвечивают то розовым, то изумрудным цветом. Захватывающее зрелище – да и только!.. Над головой огромнейший чёрный свод неба, усеянный миллионами звёздочек, – ничего подобного я прежде нигде не видел.

И эти замечательные египетские пирамиды! Хеопс, Хефрен – сын Хеопса и маленький Микерино. Всё разрушалось со временем – храм Артемиды, Александрийский маяк, сады Семирамиды и другие чудеса света, а вот пирамиды выстояли!.. «Мир боится времени, а время боится пирамид»… Пирамиды – совершенство простоты и красоты…

2 марта

Свой 51-й год отмечаю в Африке, в шумном и пыльном Каире. И день выдался целиком пирамидный. Сначала приезжаем в Мемфис, который ныне всего лишь посёлок. У входа в музей лежит 11-метровая статуя фараона Рамзеса II. Его тронное имя Усер-маат-Расотеп-ен-Ра. Он много строил и удачно воевал. Имел 44 жены и 110 детей. «Впрочем, это количество постоянно варьируется», – с улыбкой говорит гид.

Саккара – город мёртвых, район первых пирамид. Справа – пальмы, зелень, слева – безжизненные пески пустыни, хотя Гумилёв считал и пророчествовал: «Скоро ринутся хищные стаи песков / Из пылающей юной Сахары». Учёные сегодня подтверждают: пески наступают!..

Спускаемся в одну из гробниц, в пирамиду Тети по деревянным ступенькам. Ударяюсь головой о каменный свод – подарок от давно ушедшего фараона?.. Гробница давно разграблена – ничего нет. Лишь на стене сохранились древнейшие росписи.

Ансамбль пирамид древнего царства Джосера. Храм. Всё сохранилось, но всё равно, даже от останков веет величием и царской торжественностью… У пирамиды Джосера мы сталкиваемся с польской группой. Один поляк стрельнул в меня глазами и неожиданно пропел песенку 30-х годов: «Шёл со службы пограничник…» Хорошо, что не застрочил пулемётчик за синий платочек, а то был бы международный конфликт, а так всё прошло мирно, на улыбках и песенке.

Спускаюсь в одну пирамиду фараона Унеса (5-я династия). Коридоры-лазы, темнота, тусклый свет горелки, спёртый воздух, учащённое сердцебиенье. Хватит!..

Обед в ресторане «Саккара нест» – в гнезде города мёртвых. Однако аппетит у всех к тому времени был живой. Ресторанчик под открытым небом, лишь навес из тростника и апельсиновых деревьев. Какой-то жалкий салатик, рис, кусочки шашлыка, апельсин и чашка чая. Никаких салфеток и подозрительная нестерильность. Но главное не это, а встреча с великими пирамидами на плато Гиза. Не успеваем выйти из автобуса, как местные коробейники поднимают истошный вой: «Колóния! Колóния!», то есть предлагают менять одеколон на красочные открытки. У меня нет одеколона, и я стою сиротливо в сторонке. Вдруг подлетает ко мне араб с торбой и буквально срывает с головы мою лыжную шапочку с помпоном, которой, как говорится, сто лет в обед. Взамен коробейник предлагает набор открыток с видом пирамид. Я стою в некотором ошеломлении от такой наглости, тогда он протягивает мне ещё открытку и говорит почти по-русски: «Бери Нефертити». Он испарился, а я остался с открытым ртом и Нефертити в руках. Неожиданный ченч!..

Около пирамид толпятся торговцы и верблюд. Кто-то из наших суёт верблюду булочку, на что погонщик сурово и на ломаном русском говорит: «Верблюд не хочет булочка, верблюд хочет чиколат». С этого момента я стал смотреть на верблюдов как на своих опасных конкурентов. Я тоже люблю шоколад. Мы подходим к Хеопсу, и нас даже пускают внутрь метров на 20 до первой решётки. Сумрачно, величественно и чуть страшно… Высота Хефрена 143 м, чуть ниже Хеопса. Рядом высеченный из скалы Сфинкс. Воин и страж. Борец и мститель, по-арабски «сфинкс» означает «отец ужаса». Лицо сфинкса изуродовано. Согласно одной из версий, когда Наполеону сказали, что сфинкс улыбался Цезарю и Александру Македонскому, Бонапарт якобы сказал: «У меня он не будет улыбаться». И приказал солдатам стрелять в сфинкса из пушек ядрами.

 
Сфинкс улёгся на страже святыни
И с улыбкой глядит с высоты,
Ожидая гостей из пустыни,
О которых не ведаешь ты… –
 

писал Гумилёв. Итак, на мой день рождения выпали Джосер, Хеопс и Сфинкс. Вечером в гостиничном ресторане мне вручают подарок – альбом «Московские живописцы», увы, не египетские. В ход идёт общественная водка, кипрский коньяк, чёрные сухарики, припасённые из Москвы, апельсины, чай, кофе. Смех, танцы, шутки. В общем, вполне сносно, если не считать начинающуюся простуду.

3 марта

Утром отправляемся в Александрию, 280 км от Каира. Александрия – жемчужина Средиземного моря. Не сохранившаяся легендарная библиотека, в которой работал Эвклид и где читал лекции Марк Аврелий. Нас поселяют не в городе, а за его чертой, в плохоньком отеле «Нью-Адмирал», напоминающем студенческую общагу. Не адмирал, а какой-то матрос-кочегар. В номере собачий холод и прилетевший с моря песок. Лежу в носках, голова обмотана шерстяным шарфом, – нет, сезон купания не открыт. Злобящая холодрыга…

4 марта

Утром вышли к морю, оно в ста метрах от отеля. Бирюзовая вода. Маленький штормик. Белые барашки. Вспоминаются Эол и сирены. Но воспоминания приходится закрывать – начинается экскурсия. Везут в катакомбы. «На сколько рассчитано захоронение?» – деловито спрашиваю я, и шутка имеет успех… Однако меня больше интересуют арабские женщины, а не катакомбы. У них, как правило, маленькие головки, тоненькие плечики и широкие, как Нил, бёдра. Арабские женщины пикантны именно нижним ярусом. Своей плавной походкой, колыханием торса, волхованием колен… «Я на одну чудачку из Порт-Саида шышнадцать хвунтов страстил… и не жалею…» – говорил один моряк в Одессе в 1916 году. Я фунты не тратил, я рассматривал красоток бесплатно. Издали, не сближаясь кормой к корме.

В Александрии оказалось много сохранившихся сфинксов – «больше, чем людей», – заметил Краковский… Автобус сквозит мимо знаменитых александрийских пляжей – Стэнли-Бич, Чатби-Бич… далее набережная и парк Монтаза, королевский дворец, однако внутрь дворца нас не пустили, мы немного погуляли по парку. В автобус и курс на Каир… «Последняя большая дорога, аэропорт – и конец гражданской войне», – заявил Мотин и тряхнул седой головой. У всех свои сравнения…

Вечером в каирской гостинице – прощальный вечер. Хилый концерт, какой-то негритос в белых штанах пел что-то тягуче-колониальное, а потом вдруг затянул песню про загадочные Васюки, очевидно, имея в виду цветы васильки. Кто-то из группы сказал тост о чудесной родине России. Кто-то даже прослезился, очевидно, больше от усталости, чем от ностальгического чувства.

5 марта

Последний день египетских терзаний. Глотаю лекарства от простуды. Довольно холодно. Надеваю даже кальсоны. Кальсоны – это мой протест против разгула холода в Африке! Последние покупки. Нереализованной мечтой осталась спортивная майка с номером (дань многолетнему увлечению футболом?). Поздно вечером – аэропорт. Нас загружают в самолёт, летевший из Найроби. В 3.25 уже 6 марта садимся в Симферополе на дозаправку. Все выходят. Знакомый снежок и в Крыму тоже!

6 марта

В 8 утра я уже дома и смываю с себя дорожную грязь… «Что привозит с собой человек из дальних странствий?» – спросили как-то Юрия Сенкевича. «Новые впечатления, эмоции, а также любовь к тем краям, где он побывал», – ответил он. Поездка в Египет меня убедила, что Восток – это не моё. Я – человек Запада. Европа – мой бог и кумир…

20 марта

На работе требовали рассказов о Греции – Кипре – Египте, я устал рассказывать и отвечал лаконично, как президент Рейган, который, побывав в четырёх странах Латинской Америки, заявил: «Я узнал массу нового, ведь всё это – разные страны!»

Там всё новое, а в Москве всё старое. Грязь со снегом, унылое небо, серые дома, магазины штурмуются местными туристами. И как написала Марина Кудимова в сборнике «День поэзии, 1982 год»:

 
Стою в очередях и нахожу утеху
В том, чтобы выяснить, за кем же я стою…
 

И снова хочется цитировать Салтыкова-Щедрина и его письмо к тётеньке с вопросами, почему у нас всё так. Почему у нас, как писал уже Василий Розанов, «всё – тише, глаже. Без этих Альп… Все Валдайские возвышенности, едва заметные даже для усталой лошадки…». А если уж пирамиды, то пирамиды Бесхозяйственности, Глупости, Догматизма… Ах, ответь, милая тётушка, прошу тебя, почему?.. Но молчит старушка…

24 марта

Поездка позади, но не забывается. 23 марта, сидя в редакции на Студенческой, сочинял:

 
Мой месяц март, коварный и жестокий,
Иллюзий месяц и надежд пустых.
Вначале выпал снег глубокий,
А после стал предельно рыхл.
Тепло нагрянуло, и сразу
Всё застучало, потекло…
И тротуары непролазны,
И ветер дует под пальто.
И хочется сидеть у печки,
Вино сухое попивать
И вспоминать одно местечко,
Где было просто благодать.
 

На работе смерти, юбилеи, приходы-уходы. Ушёл Юра Медведев – пришёл Владимир Иванов, изношенный и болезненный, ещё один парашют, спустившийся с небес. Ходим в кино. Были на выставке ФРГ. В Домжуре слушал лекцию зампреда Госплана СССР Либединского. Перекосы в экономике, диспропорции. Сколько собрали зерна в 1981 году? Ни в одном статистическом справочнике не найдёте – зерно покупали за золото… Либединский возложил надежды на ЭВМ и мудрое 695-е решение (о хозяйственном механизме).

2 мая

Накануне Первомая Ще сидела в моей комнате и листала журналы «Англия» и «Гутен Таг», а я делал выписки из второго тома Мандельштама «Четвёртая проза», «Египетская марка», «Шум времени». Какое богатство ассоциативных рядов и связей! И такого гениального человека загубили. «И страшно жить, и хорошо», – восклицал Осип Эмильевич. «Мы стреляем друг у друга папиросы и правим свою китайщину…» Мандельштам – этот дервиш с гранитных набережных холодного Санкт-Петербурга, мечтал съездить на греческие острова Саламин и Лесбос… мечтал об эллинских цикадах… Не довелось. Разрешили съездить только в Армению…

О себе. Болит сердце, отдаёт в руку. Лечусь работой: начал делать второе расширенное издание своего Календаря. 56 страниц напечатал, а только ещё 7 января… Эта громадина давит меня, а бросить не могу: архиинтересно. А когда же придёт черед «голубушке прозе»?..

Из записок по Вильнюсу

Если не ошибаюсь, то 26-я командировка. Вильнюс, промкомбинат. 7 июня полетел туда самолётом. Встретили меня на «Волге» директор комбината Витаутас Бальчунас и главный механик Мечислав Дурко. Поместили в интуристскую новую гостиницу «Даугава», которую строили 10 лет и ещё не закончили. Шикарный полулюкс, с двумя туалетами, и это не «Нью-Адмирал» в Александрии!.. Работа на комбинате (осмотр, знакомства, интервью) перемежалась с хорошим застольем в ресторанах. В Вильнюсе походил по улице Марка Антокольского (он здесь родился). Посетил костёл Петра и Павла (памятник XVII века), он считается шедевром барокко. Осмотрел кафедральный собор. Поднялся на гору, где возвышается башня Гедиминаса. Вспомнились чьи-то стихи:

 
Я стою на башне Гедимина.
Рядом Польша.
Подо мной Литва…
 

У Вильнюса богатая история. В 1811 году Вильно был третьим по численности населения городом Российской империи – после Москвы и Петербурга.

9 июня на комбинате. Говорил с ветеранами и молодыми. Простые люди, простая работа: косынки, фартуки, пододеяльники… Бальчунас говорит: «Надо гостю показать Тракай», – и меня везут в Тракай. На озере Гальве стоит замок островного типа, он соединён мостами. И всё же Тракай – не Брюгге. Возвращаюсь в Вильнюс и досматриваю город: часовню-усыпальницу князя Казимира, костёл св. Анны из красного кирпича… 10-го ещё раз гулял по Вильнюсу. Заходил в магазинчики, не Запад, но всё чистенько, аккуратненько и без московских ужасных очередей… А далее – самолёт и Москва.

26 июня

Всё было вроде ничего, но жизнь полна сюрпризов, и часто печальных: 22-го В.П. стало плохо, вызвали «скорую», а потом тащили её с 4-го этажа на простынях вниз. В.П. была распластанная и белая, снова дыхание смерти. Больница в 6-й раз, на этот раз 19-я на Красной Пресне. И соответственно, у нас с Ще снова ломка жизненного уклада, жизнь вдвоём и совсем иная атмосфера… Вышел на работу, там Козлов в своей каморке развлекается магом, и звучат разухабистые песенки: «Люблю я труд, но только лишь газету…» Ну, и «в семь сорок он приедет… Он выйдет из вагона и двинет вдоль перрона…». И конечно, «Там были девочки Тамара, Роза, Рая / И спутник жизни – Стёпа-Шмаровоз». Наша интеллигенция ну никак не может жить без блатняка! Может быть, это просто вызов официальной пресной жизни?..

Умер дядя Шура – последний могикан из рода Кузнецовых, мамин старший брат, который за ней присматривал и, кажется, порицал за брак с отцом. Кулибин-самоучка, смастерил в 40-е годы сам телевизор и иногда давал нам, младшим, посмотреть волшебное действо по маленькому экрану. Был замкнут, нелюдим, многие утверждают, что я на него немного похож, и даже внешне. Всю жизнь прожил с тётей Симой без детей…