Текст книги "О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы"

Что ещё? Причуды погоды. Рутина работы. Тиски долгов. Редкие всплески уютности и радости.

23 июля

Пока В.П. находилась в больнице, мы пребывали в своеобразных каникулах, в благостной тишине дома, без обид и поджатых губ… Но жизнь не даёт скучать: то отравились вдвоём (пельмени Дмитровского завода), то меня «прострелило» – адская боль в пояснице с отдачей в ногу. Но и у наших знакомых дела со здоровьем не лучше. А тут ещё одиссея с ремонтом «Темпа». Отключили горячую воду. Сломалась какая-то труба. В больнице у В.П. ночью брякнулась одна больная: из туалета торчат одни ноги. Все переполошились, все, кроме безмятежно дрыхнувшей медсестры. Один мужик растормошил её: «Они все передохнут, пока ты спишь!..» Вот такая кругом идёт се ля ви, как говорят французы.

Отрадной была поездка в Калистово, где мы с Аркадием Болдинским от души постучали в мяч. Пробили друг другу пенальти. И даже сделал несколько пробежек и рывков, – ох, где моя молодость?!. Немного гостили у нас Додо и Лика с дарами из Тбилиси. Витя Асаулов устроил меня в пресс-центр Спартакиады народов СССР (всё делается только по знакомству). Побывал на матче Киргизия – Казахстан. Болельщиков практически нет, одна милиция и солдаты…

13 августа

Снова дома в полном составе, и снова укоры Ще: «Всё делаешь не так, как надо!» А как надо, знает только В.П. В редакции бушует Юрий Георгиевич. Страшное дело – начальник-дурак. Дуралей, дурундай, дурастель, дурашман, дурында. Но вот беда: нельзя его послать далеко-далеко. Язык логики не понимает, он изъясняется только газетными призывами, дисциплина – и только!..

Из-за напряжённого печатания своего Календаря ухудшается зрение, время от времени появляется дымка в глазах. Пошёл к окулисту: левый глаз – минус 9, правый – минус 11. И «с горя», как я люблю говорить, сочинил строки:

 
Бедные мои глаза-глазыньки
Стали всё хуже видеть.
Все буквы азбуки
Предстали вдруг в худшем виде.
 
 
Всё исказилось и стёрлось,
Как у импрессионистов.
И сдавлено горло
Как перед выстрелом.
 

Продолжаю ходить на матчи в рамках Спартакиады. Москва – Армения, 3:0. А 30-го пришлось идти на пленум ЦК профсоюза во Дворец труда – редкая возможность съесть бутерброд с ветчиной… Был на трёх пресс-конференциях в клубе МИДа на Зубовской. Отхватил дефицит: две пиалы, кошелёк, альбом Кустодиева, стихи Бунина, книгу об Аристотеле… Первого августа Ще вернулась с работы вся в цветах – в розах, флоксах и астрах. Роз я насчитал 38 штук. И плюс двухъязычный Роберт Бёрнс. Шоколад, козинаки из миндаля – целое пиршество на 43-летие.

31 августа

В эпиграф дня можно вставить строки Николая Тряпкина:

 
И пушу, и грущу. А в душе на себя ухмыляюсь:
Будто я – уж не я, а какой-то сплошной Гесиод…
 

Да, точно как Гесиод, древнегреческий поэт, автор поэмы «Труды и дни». В редакции ничего не меняется, каждый – по-своему фрукт, в раздражении написал большое стихотворение, но приведу лишь концовку:

 
…Хватает всякого товара
И не хватает только слов,
Ругательных и возмущённых, –
Ах, боже мой, куда попал?!
А жизнь летит всё по наклонной.
И как поётся, «…пал туман…».
 

Володя Иванов приехал из Варны, влез в контору: «Не могу – пыль, тараканы, убожество… Был бы маленький – заплакал…» И это говорит седой человек!.. Да, после белизны спецбуфетов и ухоженных кабинетов наверху – спускаться вниз по лестнице не очень приятно…

Наконец-то завершилась история с Георгием Гулиа (с февраля!) – интервью вышло в 15-м номере «Театральной жизни». Маленькая победа!.. А так жизнь с каждым днём, месяцем, годом становится всё тяжелее – всё даётся с трудом, с боем, с нервами, и лишь кремлёвские и цековские теоретики пишут о том, что в современной жизни «утверждается разумное и благородное бытие». Высоконачальственный цинизм. У них там, наверху, – всё хорошо и всё без проблем. А каково народу?!. Кое-кто из знакомых делает карьеру. Юра Медведев – в Фонде мира, сосем другая публика, сытно и хмельно… Хачатуров жалуется, но самого распирает от удовольствия: «Работы много – из Кремля не выхожу…» Тьфу! Противно!..

13 сентября

7-го в ресторане «Москва» чествовали Соломона Рутберга (80 лет). Было даже ничего, мило. Соломон сказал, что в жизни ему повезло: он встретил трёх замечательных людей: Крупскую, Тухачевского и Климова (многолетнего председателя правления Центросоюза). «Лишь две вещи я не хотел бы пережить заново, – сказал юбиляр, – войну и коллективизацию!..»

С продуктами какой-то кошмар. Ни мяса, ни конфет. «Красную Шапочку» съели, «Чародейка» затюкана атеистической пропагандой, «Стратосфера» растворилась в небесах, «Мишка» действительно убежал на Север, «Ромашка» и «Василёк» погибли в результате экологического бедствия. И наконец-то отняли – после стольких угроз – конфеты «Ну-ка отними!». А что будет дальше?.. Сбит южнокорейский самолёт «Боинг-747» (269 человеческих жертв!). Все покорно говорят, что вот-вот грянет новая мировая война. Страшное время! Но с другой стороны, разве во времена Джордано Бруно и Яна Гуса было спокойнее и умиротворённее? Конечно, нет… Спасает юмор. Заявление: «Прошу направить меня на курсы повышения зарплаты».

Отрывочные записи по поездке в Волгоград

Двадцать лет спустя, прямо по Дюма, лечу в Волгоград в очередную командировку. Вылетел 14 сентября на Всесоюзный слёт руководителей комсомольско-молодёжных коллективов потребительской кооперации. Разместили в Молодёжном центре на улице Чуйкова, вручили папку и талон на получение дефицитных книг: «Мария Стюарт» Цвейга, «Полезные советы» и «Новая книга о супружестве» Нойберта.

15-го начался слёт. Слушать выступающих было непросто, в основном они передавали, к примеру, «большой казахский рахмат» и рапортовали о достижениях. Как сказал один днепропетровец, «мне поручили положить на стол газету с опытом нашей работы». И потом ещё несколько раз что-то «клал на стол»… Затем повезли к Вечному огню и провели антивоенный митинг. Ритуалы и заклинания. Затем поездка на Мамаев курган. Лично мне то, что создали скульптор Вучетич и архитектор Белопольский, не понравилось: помпезно и некрасиво. Не мастера, а деляги от искусства. Павшие заслуживают большего… Лучшее, что было, – звучащая в зале «Мелодия грёз» Шумана.

16-го я по индивидуальной программе катался на «Волге». Посмотрел на Волжскую ГЭС и увидел выпрыгивающих из воды осетров. Затем в посёлок Средняя Ахтуба, где председатель райисполкома мне стал жаловаться, что «помидор садится»: не успевают убирать волгоградский помидор 5/95. Увы, московский гость никак не мог повлиять на проблему с помидорами. После Ахтубы поехал в город Ленинск. Короткие интервью с работниками, что закончили, как пришли в кооперацию, что мешает работе и т. д. На обед в ресторане потчевали тройной ухой, запечённым сазаном, мясом, фрукты-яблоки-арбузы и в заключение – на десерт (?!) – ало-красные большие раки, мечта Карцева, Жванецкого. Я лично сразу вспомнил «Ваську Свиста» Веры Инбер:

 
Он берёт рака за алый хвост
И, как розу, подносит ей.
 

Обед в ресторане в Ленинске был как награда за все московские продовольственные мытарства и дефициты… Вечером молодёжная дискотека. Я стоял и наблюдал, вспоминая свою стиляжью юность, достоялся и довспоминался до того, что меня пригласила танцевать Наталья Мороз, кассир из белорусского города Лида. Журналист и кассирша, – и как пела Шульженко: «Чем мы не пара?..»

17 сентября. Всех потряс психолог Лев Харлампиев, заявив, что «все радикулиты – от нервов». Открытие Америки на берегах Волги. После обеда все участники слёта отправляются осматривать Сталинградскую панораму. Сталину предлагали оставить в неприкосновенности разрушенный город, как памятник войны, а Сталинград построить новый, он не согласился. От войны осталась только разваленная мельница, а вокруг мемориалы и монументы, и теряется трагедия, и вместо неё какое-то казённое псевдовеличие. Панорама в Ватерлоо куда интересней смотрится!..

18 сентября. Отлёт. Но с утра на рынок: овощи-фрукты для Москвы. Понравилось объявление: «Фотографии готовы за 3 минуты 4 позы 35 копеек». Четыре позы – неплохо и даже пикантно… Прогулка по гранитной набережной, а в 14 часов самолёт уже стартовал на столицу.

1 октября

Прислал письмо Игорь Кудрин. В Мадриде всё сохнет, пылится, всё перегрето. А у нас было великолепное бабье лето, и только вот сейчас заоктябрило: холодный ветрюга основательно пообрывал листья с деревьев. Зябко, неуютно и всё время хочется спать…

В один из вечеров, в десятом часу, звонок: срочно явиться в военкомат. Ще стала меня собирать как на войну. Оказалось: проверка боевой готовности, как офицеры запаса готовы к быстрой мобилизации. Угроза войны. «Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой…» – по старой песне. А если по-современному, то идёт большая игра мировой политики…

9 октября

Прочитал «Книгу воспоминаний» театроведа Маркова. Он с детства бредил театром и писал домашние рецензии. Скрупулёзно вёл реестр спектаклей, статистику, – какой молодец! А я сколько времени в юности и даже в позднее время потратил на футбол, на собирание и статистику. Хорошо, что вовремя одумался, почти всё выкинул и занялся Календарём мировой истории. Это настоящее… В Календаре благодаря Маркову появились новые персоны: артисты Юренева, Гзовская, Леонидов.

16 октября

Что достойно для истории? Побывал в редакции еженедельника «Футбол-хоккей». С Виталием Артемьевым обнялись, так и хочется написать: их сдружила Олимпиада! Встретил ещё Константина Есенина, тоже тепло пообщались. Я его спросил, а он мне ответил, что образ Зинаиды Николаевны Райх в книге Туровской «Бабанова» не искажён, я с ним согласился не совсем. Витя Асаулов сделал мне подписку, а потом изливал душу. Я как бы выполнил роль душевной отдушины. И, наконец, Хача заловил меня в здании Совмина на улице Разина, чтобы продемонстрировать мне свои «владения», – слаб человек, слаб, весь в гордыне и тщеславии. Выдали мне пропуск с грифом «Комендатура Совета Министров СССР». Вышколенные мальчики, секретари, три телефона. Бывший плехановец на вершине карьерной горы. Хачатуров вальяжно смотрится в кресле. Только начали общаться, как звонок: вызывают в Кремль, к Бодюлу, зампреду, курирующему торговлю. Я говорю: не ходи. Хача смотрит на меня: «Ты понимаешь, что говоришь? Это же Бодюл! Тут не может быть: хочу или не хочу!» И пошёл – общение так и не состоялось. И это бывший друг? Карьера и дружба – вещи несовместимые.

Сам организовал себе командировку во Владивосток: договорился с местным начальством, они выслали деньги (за их счёт, а не за счёт редакции), получил в милиции разрешение на временное проживание во Владивостоке (город ведь закрытый). Интересно побывать на Дальнем Востоке. Лететь более 11 часов, расстояние 9302 км.

Фрагменты записей «Владивосток-83»

В 1890 году Чехов писал Лазаревскому: «Когда я был во Владивостоке, то погода была чудесная, тёплая, несмотря на октябрь, по бухте ходил настоящий кит и плескал хвостом… Устрицы по всему побережью крупные, вкусные!..»

То был Антон Павлович, а теперь черёд Юрия Николаевича. Вылетел в воскресенье, 23 октября, из Домодедово в 17.10. А на следующий день, 24 октября, а точнее, в ночь, в 0.55, приземлился во Владивостоке. Меня встретило ослепительно-голубое небо и лёгкий морозец (–1). Разница с московским временем – 7 часов, по местному уже 8 утра. История гласит, что город молодой. В июне 1860 года в бухте Золотой Рог бросил якорь русский военный транспортник «Манжур», и с той поры «город нашенский». В первый год существования Владивостока всех собак, привезённых сюда поселенцами, съели… тигры. Одна из улиц города и поныне называется Тигровой. Но тигров, конечно, оттеснили, и стал Владивосток портом и крепостью на Тихом океане…

Поместили меня в гостинице «Челюскин», опекала меня Любовь Петровна Афанасьева, зампред по кадрам, с которой я познакомился в Волгограде и которая меня и пригласила посетить Дальний Восток. Со мной она носилась как с писаной торбой.

25 октября

С Афанасьевой и начальником орготдела Поволоцким мы отправились знакомиться с торговой сетью края: Уссурийск (112 км), Михайловка (131) и Покровка (146). Деревеньки убогие, и даже новые магазины не красят их. Но народ везде бодрый и улыбчивый. Очевидно, нытики на Дальнем Востоке не выживают…

В Октябрьском райпо подарок: непьющий председатель. Родная душа. Пили вместе минеральную воду. Заскочил председатель райкома партии. Пытался его расспросить о работе кооператоров, замахал руками: нет-нет, больше с журналистами связываться не буду, им говоришь одно, а они пишут другое. В его глазах был неподдельный ужас. Я ставлю диагноз: острое фельетонное отравление… Заночевали в Михайловке.

26 октября

Осмотр сети, беседы с людьми. А далее мне в качестве фавора (то бишь любезности) показывают границу, которая проходит по реке Суйфун. «Покажи гостю живого китайца» – так сформулировал сопровождающий меня, обращаясь к начальнику. До этого погранзаставы я видел только в кинофильмах. Мне разрешается залезть на 20-метровую смотровую «пирамидку», где есть мощнейшие бинокли, и понаблюдать за жизнью китайской деревни Син-ли. СССР и Китай разделяет нейтральная полоса, – «А на нейтральной полосе цветы – / Необычайной красоты» (Высоцкий). После насыщенного дня возвращаемся во Владивосток, в «Челюскин», а когда-то это был отель «Версаль», старенькая дежурная по этажу рассказывает, что «когда-то тут было великолепно… гуляли белые генералы…». Не здесь ли родилась песенка про бедных институток с горькой судьбой.

 
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я чёрная моль, я летучая мышь…
 

Историк Константин Харнский (естественно, расстрелянный в 1937 году) вспоминал: «Этот скромный окраинный город был похож тогда на какую-нибудь балканскую столицу по напряжённости жизни, на военный лагерь по обилию мундиров. Кафе, притоны, спекулянты, проститутки, шантаж, внезапные обогащения и нищета… Парламенты. Военные диктатуры. Речи с балконов. Обилие газет и книг… Проекты и прожектёры. Бесконечные слухи, то радостные, то пугающие… Таким был Владивосток в период с 1918 по 1922 год».

Сегодня такого затейливого калейдоскопа нет и в помине, Советы навели свой казённый порядок…

27 октября

«Штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни…» – нет, этого я не напевал, а сумрачно шёл завтракать в ближайшее кафе, где висело объявление: норма отпуска бутербродов в одни руки не более пяти. Взял один…

С другим зампредом Раисой Ивановной отправляемся в путь, в сторону Японского моря. Дорога вьётся между сопок. Мимо города Артёма, посёлка Большой Камень, приезжаем в посёлок Андреево, Уссурийский рыбкооп, кооператив, обслуживающий рыбаков. Всё на контрасте: чудо-ресторан с росписями на стене и туалет с выгребной ямой. Российский феномен: нет элементарного, зато есть что-то небывало-невиданное! Эх, удивлю!.. Дегустирую в ресторане трепанги, кальмары, крабы, жареную красную рыбу и прочие вкусные вещи. А ещё завезли на оптовую базу, закупить что-то импортное… Вечером по абсолютно тёмной дороге возвращаемся во Владивосток.

28 октября

Пришлось отметиться и в крайкоме партии, в громадной вертикали, на 17-м этаже. Зав. отделом торговли и бытового обслуживания – Николай Брагин, выпускник Плехановки. А потом после всех деловых встреч и разговоров московского журналиста решили ублажить: повезти на запретный Русский остров. Паром «36» за 30 мин. доставил группу начальства с гостем в заповедник в заливе Петра Великого. Длина острова 18 км, ширина 13 км, там военные и спецпропуска. Нас встречает капитан I ранга Юрий Камацкий и на военном газике везёт на безлюдный берег неописуемо красивой бухта Рында. В «кунге» (домике) всё готово для банкета, но ничего меня не радует: не та компания, не тот уровень. Когда солнце село, а садилось оно за горизонт исключительно красиво, матросик около «кунга» разжёг костёр, и беседа под корейскую водку продолжалась.

А дальше сюрприз. Задул ветер, начался шторм, и паром не вышел в море. Мы отрезаны от Владивостока, и пришлось заночевать у военных моряков. В казарме, в ленинском уголке, на матросской кровати под бюстом вождя.

29 октября

Утром за нами приходит катер – приключение на Русском острове закончилось. От офицеров и матросов осталось приятное впечатление: исправно служат родине да ещё пытаются угодить незваным гостям.

В аэропорту пришлось ждать целых 6 часов: самолёт не мог вылететь из Хабаровска. А по радио неслось: «А я бросаю камешки с крутого бережка далёкого пролива Лаперуза…»

30 октября

Обед в 0.45. Летим из владивостокской ночи в московскую. Тяжёлый перелёт, но всё имеет конец. В 2 часа ночи беру в аэропорту частника и мчусь домой усталый, обросший, с ноющей поясницей…. Жаль, не побывал в уссурийской тайге, но в целом доволен: хотя бы немножко, но побывал на Дальнем Востоке. Это тебе, брат, не Кимры, куда зачастил Боречка…

8 ноября

Всё время вспоминал огромный голубой свод Дальнего Востока и приходил в ужас от постоянной московской облачности, серости и задымлённости. В каком каменном аду мы живём!..

3 ноября повезло: достал билеты в Большой: «Моцарт и Сальери» Римского-Корсакова и «Иоланта» Чайковского. Масленников – Моцарт и тяжеловатый Артур Эйзен – Сальери. В «Иоланте» хорошо пел и играл Евгений Нестеренко. Водемон – Соткилава не понравился: толстый грузин на кривых ногах, со смазливой физиономией и лоснящимися глазками, – увы, не герой-любовник… Самое смешное, что в театр мы отправились с сумкой, где лежали… четыре живых рака, подаренных Школьниковым, который привёз их из Астрахани. В сумке раки шевелились, и это придавало особый трепет прослушиванию оперы.

26 ноября

Давно не записывал. Что главное? Угроза войны. Американцы загоняют нас в угол. В ответ на размещение крылатых ракет и «Першингов» в Европе мы разместили свои ракеты в ГДР и Чехословакии. А что дальше? Дальше пуск? И тогда как в американском фильме «На следующий день» – конец всей жизни… Но, может быть, в конце концов разум победит безрассудство?.. На Западе противники войны проводят пикеты, манифестации, возмущаются, бросаются под колёса военных машин. У нас всё иначе. Если нет команды, то все молчат. Дали – вышли на антивоенный митинг. Сам народ ничего не решает да и не хочет решать. «Нам думать неча, коли думают вожди» – так, кажется, сказано ещё у Маяковского.

4 декабря

Тут удивил Заостровский: «Юрий Николаевич, посоветуйте, что почитать?» Дожил почти до пенсионного возраста, но так и не определился, что надо читать и что нет. «Не иметь книг – это высшая степень умственной бедности», – говорил Рескин. «Уединение с книгой лучше общества с глупцами» (Буаст). Цитировать можно без конца, достаточно вынуть из шкафа «Слово о книге». Ну а что читаю я? «Полководец» Карпова в последнем «Новом мире», «Театральная площадь» Свободина, «Воздушные пути» Пастернака – слабая и аморфная проза поэта с отдельными блестками. Любопытная книга Прицкера о Жорже Клемансо. Политик-гигант, ещё занимался журналистикой и даже писал романы. Не чета нынешним политикам, за которых думают и пишут секретари, референты и прочая аппаратная челядь. Любопытна книга З. Шнабля «Мужчина и женщина. Интимные отношения». У нас ведь работать и вкалывать умеют, а как строить интимные отношения – дремучий лес. Ну и главное, пожалуй, – наконец-то прочитана «Лолита». Эстетная книга. «…И когда моя рука нашла то, чего искала, выражение какой-то русалочьей мечтательности – не то боль, не то наслаждение – появилось на её лице».

18 декабря

Я привёз себе из Владивостока куртку «Аляска», а Ще пошила в ателье зимнее пальто шоколадного цвета с воротником из нутрии. Новое пальто – это событие, это целый этап в нашей далеко не богатой жизни. Не шинель Башмачкина, но всё же!

28 декабря

«Проснулся я наутро свежее и душевней», – отмечал «Подросток» Достоевского. Про себя мне так сказать труднее, и всё же я в отпуске. Первый день ушёл на поиски продуктов: холодильник пуст. По Жванецкому: достал – ставь «псису». В кулинарии удалось «отхватить» мясо – жирная «псиса» и т. д.

 
Сумерки года. Ну и пора!
Хочется лечь на диван и забыться,
Грезить под пледом весь день до утра
О Сингапуре, Гавайях и Ницце…
 
 
…Сумерки года – понуро бреду,
Словно я – грешник у Данте в аду.
 

Из развлечений американский фильм Рене Алена «Мой американский дядюшка». Человеческие жизни и опыты на белых мышах, и делается вывод, что биологическая основа человека и животного одинакова: агрессия… страх… торможение… и каждый человек хочет господствовать, доминировать над другим (другой вопрос: далеко не всем это удаётся). Удивительно, как этот фильм наши купили. Правда, критик Капралов предупреждает: это о язвах капиталистического общества, не о нас, у нас такого нет…

31 декабря

Продолжаю печатать Календарь, благо отпуск. «Тикальщик!» – говорит обо мне тёща. Прочитал «У Германтов» Марселя Пруста. Не очень понравилось – это надо читать в деревне, в тишине, медленно и совсем не отрываясь. А в городе суетно… Осилил декабрьские «Вопли». Любопытна ранняя рецензия Мариэтты Шагинян на первый сборник Цветаевой: «Для всякой чистой женщины мужчина есть враг, и история любви к мужчине есть в то же время повесть о военных действиях, осаде и взятии. Непременно – взятии…» А далее цветаевская строка: «И чует сердце: вы враги». Хорошо бы написать роман на эту тему…

Вдогонку, спустя годы. А ведь написал, да не одну книгу, а несколько (и первая – «Любовь и судьба») о взаимоотношении полов, о любви, о страдании, о встречах и разлуках. Но тогда, в конце 1983 года, это были всего лишь воспалённые мечты. «Без надежды надеюсь!» – как любила повторять Леся Украинка. (30 июля 2010 г.)