Текст книги "Избранные труды. Том I"

Этот перечень исчерпывающий. В современных условиях едва ли есть какие-либо достаточно серьезные объективные причины, которые вызывали бы необходимость его расширения или видоизменения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Корнуков В.М. Меры процессуального принуждения в советском уголовном процессе. Саратов, 1978. С. 20.

2. Советский уголовный процесс. М., 1980. С. 190.

3. Зинатуллин З.З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность. Казань, 1981. С. 11, 12.

4. Фойнщкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. СПб., 1897. С. 358–362.

5. Савгирова П.М. Меры пресечения и иные меры процессуального принуждения. М., 1960. С. 2.

6. Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М., 1962. С. 228.

7. Уголовный процесс БССР. Минск, 1979. С. 183.

8. Короткий Н.Н. Процессуальные гарантии неприкосновенности личности подозреваемого и обвиняемого в стадии предварительного расследования. М., 1981. С. 4–95.

8. Алексеев Н.С., Даев В.Г., Кокорев Л.Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. Воронеж, 1980. С. 63.

9. Еникеев З.Д. Меры уголовно-процессуального принуждения в системе средств обеспечения обвинения и защиты. Уфа, 1978. С. 23.

10. Зусь Л.Б. Проблемы правового регулирования в сфере уголовного судопроизводства. Ч. 2. Вопросы теории. Владивосток, 1978. С. 71.

11. Коврига З.Ф. Уголовно-процессуальное принуждение. Воронеж, 1975. С. 29, 153–174.

12. Чечина Н.А., Элькинд П.С. Об уголовно-процессуальной и гражданско-процессуальной ответственности // Советское государство и право. 1973. № 9. С. 33–41.

13. Ветрова Г.К Уголовно-процессуальная ответственность: Автореф. дис.… канд. юрид. наук. М., 1981.

14. Капустянский В.Г. Об уголовно-процессуальной ответственности // Правоведение. 1982. № 6. С. 101–104.

15. Даев В.Г. Взаимосвязь уголовного права и процесса: Автореф. дис.… докт. юрид. наук. Л., 1983. С. 19–20.

Проблемы совершенствования правового регулирования защиты на предварительном следствии[453]453
  Печатается по: Зинатуллин З.З. Проблемы совершенствования правового регулирования защиты на предварительном следствии // Проблемы демократизации предварительного следствия: Сб. науч. тр. / Под ред. Ф.В. Глазырина. Волгоград, 1989. С. 111–116.


[Закрыть]

Выступая на встрече в ЦК КПСС с руководителями средств массовой информации, идеологических учреждений и творческих союзов, М.С. Горбачев отметил, в частности, что наступил новый этап перестройки – «этап напряженной практической работы» [1]. Сказанное в полной мере относится и к нам, юристам, призванным обеспечить выполнение задачи по формированию социалистического правового государства. Основные направления деятельности по ее осуществлению достаточно четко сформулированы в принятой XIX Всесоюзной конференцией КПСС резолюции «О правовой реформе». В ней записано, что в процессе кардинального пересмотра законодательства «первостепенное внимание необходимо уделить правовой защите личности, упрочить гарантии осуществления политических, экономических, социальных прав и свобод советских людей» [2].

Одной из таких гарантий и выступает дальнейшая оптимизация правового регулирования защиты при расследовании уголовных дел. В качестве исходного здесь выступает предписание партийной конференции о том, что «должно быть расширено участие защитников в предварительном следствии и судопроизводстве» (Там же. С. 148).

Требуется нормативно закрепить момент допуска адвоката (защитника) в стадию предварительного расследования. Вопрос этот не простой. При всей своей важности он продолжает оставаться остродискуссионным и пока еще не разрешенным должным образом законодателем. В одной из самых последних публикаций А.Д. Бойков счел справедливой постановку вопроса о допуске защитника к участию в расследовании «с момента ареста подозреваемого и предъявления обвинения» [3]. Но ведь такое утверждение ничего не проясняет. Относится ли оно ко всем без исключения подвергаемым аресту подозреваемым или к какой-то отдельной их категории (несовершеннолетним, лицам, страдающим определенными физическими или психическими недостатками)?

Подозреваемый в соответствии с уголовно-процессуальным законом вправе знать, в чем он подозревается, и давать объяснения, представлять доказательства, заявлять ходатайства и отводы, приносить жалобы на действия следователя и прокурора (ст. 52 УПК РСФСР). Но все его права, связанные с возникшим подозрением в совершении преступления, касаются обстоятельств, послуживших основанием для кратковременного задержания или применения меры пресечения. Только в этом смысле и может идти речь о защите прав и законных интересов подозреваемого.

В целях надлежащей реализации своих прав подозреваемый может заключить с юридической консультацией договор о выделении адвоката. Такой адвокат и будет выступать в качестве своеобразного помощника-консультанта по правовым вопросам; его правовое положение в определенной степени сродни правовому положению специалиста как участника процесса (ст. 133¹ УПК РСФСР), но не защитника как субъекта уголовно-процессуальной функции защиты со специфическими процессуальными обязанностями и правами (ст. 51 УПК РСФСР).

Защита как уголовно-процессуальная функция предполагает защиту от обвинения, деятельность, прежде всего, по опровержению обвинения, смягчению обвинительного тезиса. Не случайно в ст. 158 Конституции СССР речь идет о том, что именно обвиняемому (не подозреваемому) обеспечивается право на защиту. Такое же содержание данной конституционной нормы воспроизведено не только в действующем уголовно-процессуальном законодательстве (ст. 19 УПК РСФСР), но и в проекте Основ законодательства о судоустройстве Союза ССР и союзных республик (ст. 12).

В дальнейшем совершенствовании правового регулирования нуждается и деятельность адвоката (защитника) по использованию средств защиты на предварительном следствии. В частности, необходимо снять установленные в ст. 51 УПК РСФСР ограничения относительно его участия в следственных действиях лишь с разрешения следователя, а тем более – права задавать вопросы допрашиваемому, в том числе и своему подзащитному.

Цель любого следственного действия и его участников в конечном счете одна – содействовать установлению объективной истины по делу. Как представляется, все, что делается по уголовному делу после формулирования первоначального обвинения и допуска защитника, должно производиться с ведома последнего. Какие-либо отступления от этого правила не могут быть оправданы никакими тактическими или иными соображениями. Из ст. 51 УПК РСФСР должна быть исключена и норма, разрешающая следователю отводить вопросы защитника (ч. 4).

Одним из часто используемых адвокатами средств защиты на предварительном следствии является заявление ходатайств. В ст. 131 УПК РСФСР требуется указать, что ходатайства должны рассматриваться следователем в трехдневный срок так, как это, к примеру, сделано в ст. 115 УПК Узбекской ССР. Кроме того, ст. 131 УПК РСФСР надо дополнить положением, обязывающим следователя уведомить заявителя (в нашем случае – защитника) о принятом им по заявленному ходатайству решении не позднее чем в суточный срок. Целесообразно предусмотреть норму о возможности обжалования в суточный срок постановления следователя об отказе в удовлетворении ходатайства прокурору. Последний, руководствуясь ст. 211 УПК РСФСР, вправе отменить незаконные и необоснованные постановления следователя. Нужно предусмотреть в законе и срок рассмотрения прокурором поступившей жалобы на отказ в удовлетворении следователем заявленного ходатайства. Положение об этом можно было бы ввести либо в ст. 131 УПК РСФСР, либо в ст. 211 УПК РСФСР, либо отразить в специальной статье уголовно-процессуального закона. Последнее решение представляется более разумным.

Обвиняемый, согласно ст. 154 УПК РСФСР, должен быть ознакомлен со всеми внесенными в ходе следствия в первоначальное обвинение корректировками. Думается, что вне зависимости от того, имеет ли место при этом расширение или сужение обвинения в его материально-правовом содержании либо видоизменение последнего, обо всех таких корректировках необходимо ставить в известность и защитника обвиняемого. Значит, ст. 154 УПК РСФСР должна быть дополнена соответствующим положением.

Адвокат (защитник) должен быть в курсе всего происходящего по делу, если только оно в какой-либо степени связано с выполняемой им обязанностью по защите прав и законных интересов обвиняемого. В силу этого его надо знакомить и с постановлением о приостановлении производства по уголовному делу (как за неизвестностью места пребывания обвиняемого, так и в случае его психического или иного тяжкого заболевания), исключающим возможность участвовать в предварительном расследовании (п. 1 и 2 ч. 1 ст. 195 УПК РСФСР), о чем и следует указать в уголовно-процессуальном законе.

Очень важным этапом предварительного расследования является его окончание. Но если взять такую форму, как окончание предварительного следствия посредством составления постановления о направлении дела в суд для рассмотрения вопроса о применении принудительных мер медицинского характера, то мы столкнемся с тем фактом, что, например, в специальной главе УПК Узбекской ССР, посвященной производству по применению принудительных мер медицинского характера (гл. 28), вообще не нашлось места для правового регулирования участия защитника в данном виде производства по уголовному делу. Немногим лучше обстоит дело и в УПК РСФСР, где в ст. 405 содержится лишь общее правило об обязательности участия защитника по такого рода делам: «с момента установления факта душевного заболевания лица, совершившего общественно опасное деяние». Указаний же на то, как, в каком процессуальном акте это должно констатироваться и какая есть специфика в использовании средств защиты по таким делам, в законе нет.

Законодатель, как представляется, недостаточно гарантирует и права обвиняемого при прекращении уголовного дела. В ст. 209 УПК РСФСР содержится лишь указание, что обвиняемый письменно уведомляется об основаниях прекращения уголовного дела. Но в законе ничего не сказано о праве защитника обвиняемого на обжалование постановления о прекращении уголовного дела.

Уголовно-процессуальное законодательство более полно регламентирует права обвиняемого и его защитника при окончании предварительного следствия путем составления обвинительного заключения (ст. 201–204 УПК РСФСР). Но и здесь есть настоятельная необходимость не только в принятии новых, но и в совершенствовании отдельных существующих законоположений.

Прежде всего необходимо принять норму, запрещающую следователю совмещать момент предъявления обвинения с окончанием предварительного следствия и ознакомлением обвиняемого с материалами уголовного дела. О том, что такое совмещение достаточно часто встречается на практике, отмечалось в процессуальной литературе [4, 5]. Об этом же свидетельствуют и результаты проведенных исследований. Так, при изучении 86 адвокатских досье, составленных в 1987 г. по делам, по которым они вели защиту несовершеннолетних, установлено, что в 67 случаях (77,8 %) момент предъявления обвинения фактически совпал с ознакомлением обвиняемого и его защитника с материалами оконченного следствием уголовного дела.

Надо поддержать Г.М. Резника в том, что дополнение ст. 201 УПК РСФСР согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 24 января 1985 г. в части предоставления следователю права устанавливать определенный срок для выполнения требований данной статьи, «если обвиняемый и его защитник явно затягивают ознакомление с материалами дела», служит примером непродуманного подхода к законотворчеству [6]. Представление о том, что обвиняемые и защитники заинтересованы затягивать расследование и злоупотребляют в этих целях своими процессуальными правами, лишено основы.

В целях усиления гарантий реализации адвокатом (защитником) права на заявление ходатайств о дополнении следствия в ст. 204 УПК РСФСР надо указать время, в течение которого защитник после ознакомления с материалами дела может заявить ходатайство. В связи с тем, что согласно ст. 202 УПК РСФСР защитник имеет право обсуждать вопрос о заявлении ходатайства с обвиняемым и что наиболее целесообразным является письменная форма изложения последнего, необходимо для принесения такого ходатайства время – не менее трех суток. В уголовно-процессуальном законе должна быть учреждена норма о возможности обвиняемого и его защитника в трехдневный срок обжаловать прокурору постановление следователя об отказе в удовлетворении заявленного ими ходатайства о дополнении следствия. Здесь же надлежит указать, что до разрешения прокурором такой жалобы следователь не имеет права направлять ему уголовное дело в порядке ст. 207 УПК РСФСР.

В практике еще нередки случаи, когда поданные вышестоящим прокурорам жалобы на отказы в удовлетворении заявленных ходатайств возвращаются в адрес тех же следователей и прокуроров, чьи действия и решения обжалованы, что иногда приводит к нежелательным явлениям. В силу этого в уголовно-процессуальном законе должна быть норма, запрещающая подобную практику.

Реализация сформулированных предложений должна, как представляется, оказать позитивное влияние на практику осуществления защиты на предварительном следствии.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Правда. 1988. 25 сент.

2. Материалы XIX Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза. М., 1988. С. 146.

3. Бойков А.Д. О перспективах судебной реформы // Соц. законность. 1988. № 9. С. 17, 18.

4. Бойков А.Д. Этика профессиональной защиты по уголовным делам. М., 1978. С. 129, 130.

5. Либус И.С., Нагорный П.Д. Участие защитника на предварительном следствии // Адвокатура и современность. М., 1987. С. 97.

6. Резник Г.М. Адвокат: престиж профессии // Адвокатура и современность. М., 1987. С. 65.

Уголовно-процессуальная деятельность на предварительном следствии и перспективы ее совершенствования в условиях перестройки[454]454
  Печатается по: Зинатуллин З.З. Уголовно-процессуальная деятельность на предварительном следствии и перспективы ее совершенствования в условиях перестройки // Проблемы повышения качества уголовно-процессуальной деятельности в условиях перестройки. Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. З.З. Зинатуллина. Ижевск, 1989. С. 5–13.


[Закрыть]

Вопросы, связанные с раскрытием существа и социального назначения уголовно-процессуальной деятельности, ее правовых и нравственно-этических основ, возможных форм проявления и перспектив их развития в условиях происходящих в обществе социально-экономических преобразований, составляют в своей совокупности одну из фундаментальных проблем советской уголовно-процессуальной науки. Если учесть, что содержание последней, ее предмет составляют, с одной стороны, само советское уголовно-процессуальное право, а с другой – деятельность указанных в законе органов и лиц по применению содержащихся в этой отрасли социалистического права юридических предписаний, всегда сопровождаемую формированием определенных правовых отношений и облекаемую в соответствующую процессуальную форму, то каких-либо сомнений в ключевом, центральном положении уголовно-процессуальной деятельности в науке уголовного процесса не возникает. К тому же следует учитывать и то, что сам уголовный процесс есть не что иное, как уголовно-процессуальная деятельность. На это обстоятельство обращают внимание и наши ученые-процессуалисты [1].

Для уголовно-процессуальной деятельности характерно следующее: а) она регламентируется исключительно нормами уголовно-процессуального права; б) ее участниками выступают только субъекты уголовно-процессуальных прав и обязанностей, которые в) реализуют свои правомочия посредством совершения определенных уголовно-процессуальных действий, влекущих г) возникновение, изменение или прекращение уголовно-процессуальных отношений. Вне уголовно-процессуального регулирования уголовно-процессуальной деятельности не существует. Сама же уголовно-процессуальная деятельность проявляется в применении ее субъектами конкретных уголовно-процессуальных норм. Представляется неправильным утверждение о том, что «специфика уголовно-процессуальной деятельности исключает возможность применения процессуальных норм кем бы то ни было, кроме компетентных органов государства» [2].

Правоприменительную деятельность осуществляют не только должностные лица государственных органов (лица, производящие дознание, следователи, прокуроры, судьи), но и обвиняемые, потерпевшие, гражданские истцы и ответчики, их представители и другие участники уголовного процесса, наделенные соответственно своему статусу специальными правами и несущие определенные юридические обязанности. В противном случае невозможно объяснить, на каком, к примеру, основании обвиняемый заявляет отвод следователю, обжалует то или иное его решение; защитник на правах самостоятельного участника уголовного процесса применяет те или иные уголовно-процессуальные нормы (правоприменение образует реализацию адвокатом-защитником по сути дела каждого из указанных в ст. 51 УПК РСФСР средств защиты).

Дальнейшее углубление социалистической демократии неизбежно повлечет за собой расширение сферы участия различных общественных формирований (их представителей) в советском уголовном процессе. Но какими бы они правомочиями, равно как и другие участники процесса, ни наделялись, «каждый из них так или иначе связан с компетентным органом государства (дознания, следствия, прокуратуры, суда), вне направляющей и решающей роли которого невозможно осуществление взаимных прав и обязанностей участников уголовного судопроизводства» [3]. При этом надо иметь в виду и то, что если реализация предоставленных законом прав, осуществляемая в виде правоприменения, как одной из возможных ее форм, для одних участников уголовного процесса зависит только от их субъективного усмотрения (например, для обвиняемого), либо вытекает из отношений представительства или иного юридического факта (заключение договора с юридической консультацией), то для должностных лиц правоохранительных органов это составляет их официальную служебную обязанность. Именно на них возлагается обязанность по совершению процессуальных действий в интересах наиболее успешного осуществления социалистического правосудия, а потому именно их деятельность и составляет основу всего уголовного судопроизводства. В силу данного обстоятельства, а также с учетом ограниченного объема нашей статьи, в дальнейшем мы будем вести речь преимущественно о тех проблемах, которые существуют на сегодняшний день в сфере уголовно-процессуальной деятельности таких органов, о возможных путях и средствах ее совершенствования. Естественно, поднять и разрешить все проблемы «в один присест» немыслимо, а потому остановимся лишь на тех, которые органически вплетаются в проводимую в соответствии с решениями XXII съезда КПСС и XIX Всесоюзной партийной конференции судебно-правовую реформу, волнуют всю нашу юридическую общественность.

Следует прежде всего сказать о том, что одной из причин постановки вопроса о проведении в стране широкой правовой реформы явилась наша общая неудовлетворенность работой правоохранительных органов, чья деятельность в годы застоя практически полностью оказалась сориентированной на лакированные отчеты о достигнутых «значительных успехах» в области борьбы с преступностью, своевременно представляемые в вышестоящие бюрократические учреждения. Государственные и партийные функционеры обращались к ним лишь в тех случаях, когда возникала необходимость в очередной победной реляции. Многочисленные следственные ошибки породили психологию правового нигилизма, стали причиной все более вольного обращения с законом, особенно в части охраны прав и законных интересов советских людей. Печальные последствия этого не заставили себя долго ждать. Повсеместно распространились практика сокрытия преступлений от учета, отказов в возбуждении уголовного дела по надуманным обстоятельствам, элементы упрощенчества в ведении следствия и неизбежно связанные с этим нарушения принципа всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела, процветание обвинительного уклона, незаконные задержания, аресты и обыски, необоснованные привлечения к уголовной ответственности. Только в центральной прессе за последние два года опубликовано свыше тысячи острых критических статей о серьезных недостатках в деятельности милиции, органов предварительного расследования, прокуратуры, суда и юстиции [4].

Все еще непрерывен поток таких публикаций на страницах различных журналов, в том числе и юридических. Чего стоит лишь одно так называемое «витебское дело». На протяжении 14 лет преступник-садист Михасевич безнаказанно убивает 33 женщины, а к уголовной ответственности привлекаются и осуждаются на длительные сроки лишения свободы совершенно не виновные люди [5].

ЦК КПСС своим постановлением от 20 ноября 1986 г. «О дальнейшем укреплении социалистической законности и правопорядка, усилении охраны прав и законных интересов граждан» [6] всем таким фактам дал принципиальную оценку и потребовал от правоохранительных органов решительного искоренения подобных негативных явлений. По сообщению В. Бакатина, только в 1968 г. «к ответственности за нарушения законности привлечено почти 10 тысяч сотрудников, из которых 1475 человек привлечены к уголовному наказанию» [7]. Разработан ряд глобальных мер по коренной перестройке деятельности правоохранительных органов, которые в своем концентрированном виде получили закрепление в резолюции XIX Всесоюзной конференции КПСС «О правовой реформе».

Необходимо, чтобы все намеченное как можно быстрее и эффективнее претворялось в жизнь. Но именно здесь у нас камень преткновения. Так, почти полтора года в целом ряде регионов страны, в том числе и в Удмуртской АССР, проводился эксперимент по реорганизации следственного аппарата в рамках МВД СССР. Даже при том условии, что не всех целей эксперимента удалось достичь (не удалось, в частности, добиться реальной самостоятельности следственных подразделений ввиду их кадровой, материально-технической и финансовой зависимости от руководителей местных органов внутренних дел), он показал весьма обнадеживающие результаты в улучшении качества предварительного следствия и сокращении его сроков, в значительном снижении числа случаев необоснованного привлечения граждан к уголовной ответственности и незаконных арестов [8]. Но стоило министру внутренних дел выразить свое негативное отношение к существованию следственного аппарата в системе МВД СССР [9], как тут же проведение эксперимента прекратилось и все на некоторое время возвратилось на круги своя. Но объективные факторы ныне таковы, что без перестройки следствия просто не обойтись. Представляется, что претворение выраженной в резолюции XIX Всесоюзной партийной конференции «О правовой реформе» точки зрения о целесообразности сосредоточения расследования «основной массы уголовных дел в следственном аппарате МВД, выделив его самостоятельную структуру, не подчиненную республиканским и местным органам внутренних дел» [10], явится важным шагом на пути организации полностью самостоятельного вневедомственного следственного органа, каковым мог бы, в частности, стать Государственный следственный комитет при Верховном Совете Союза ССР. Для того же, чтобы следователи не оказались оторванными от профилактической и оперативной деятельности, «не повисли в воздухе», следует подумать о расширении и углублении форм связей с соответствующими службами органов внутренних дел. Вряд ли в этих целях надо создавать непосредственно при следственном аппарате подобные службы или вводить дополнительные должности помощников следователей по такому виду работы. Но то, что следователи должны быть в курсе проводимых по расследуемому или уголовному делу оперативно-розыскных мероприятий и их результатов представляется бесспорным.

Следователь, как и вся служба следствия, вне зависимости от своей ведомственной принадлежности, очень остро нуждается в социально-правовой защите личности и самой разносторонней помощи. В определенном совершенствовании нуждается правовое регулирование как всей следственной деятельности, так и производство отдельных следственных действий, необходимо существенно поднять научное и техническое обеспечение следствия, усилить социальную и правовую защищенность следователя, создать надлежащие условия для организации труда и быта, повышения профессионального мастерства.

Проблема совершенствования правового регулирования уголовно-процессуальной деятельности следователя связана не только с вопросом о наиболее целесообразной организации следственного аппарата (свое отношение в этой части мы уже высказали), но и с ведением самого следствия. Мы не считаем, что уголовная юстиция может, как иногда полагают, обойтись без стадии предварительного следствия, в том числе и без того, чтобы в этой стадии уголовного процесса формулировалось первоначальное обвинение, составлялось обвинительное заключение, принималось иное судьбоносное для уголовного дела процессуальное решение [11]. «Устранение обвиняемого из стадии предварительного расследования не приведет к исчезновению лиц, против которых собраны доказательства их виновности в совершении преступления» [12].

Предназначение следователя – служить истине. Но не нужно наивно полагать, что такое служение не связано с деятельностью по установлению виновного, изобличению его в совершении преступления. Необходимо только исключить возможность формулирования обвинения при отсутствии у следователя однозначного утвердительного ответа на вопрос о виновности лица, привлекаемого в качестве обвиняемого, в совершении инкриминируемого преступления. Такое утверждение есть лишь субъективное мнение следователя, которое ни в коей мере не противоречит объективному правовому положению, именуемому презумпцией невиновности, в силу которого только государство после вступления приговора в законную силу имеет право признать лицо виновным в совершении преступления (объявить преступником с возможным ограничением определенных прав), а также подвергнуть уголовному наказанию.

В пересмотре состояния дел с правовым регулированием нуждаются и многие другие моменты уголовно-процессуальной деятельности в стадии предварительного следствия. Представляется необходимым, в частности, расширить число следственных действий, производство которых разрешалось бы до вынесения постановления о возбуждении уголовного дела, а полученные в ходе проверочной деятельности, в том числе и носящей оперативно-розыскной характер, данные расценивались бы на всех последующих этапах судопроизводства в качестве доказательств; ликвидировать дознание как самостоятельную форму уголовно-процессуальной деятельности; допустить защитника как субъекта уголовно-процессуальной функции защиты по всем делам с момента формулирования первоначального обвинения (как специалист по правовым вопросам с наделением его предусмотренными в ст. 133¹ УПК РСФСР правомочиями, адвокат может быть допущен в уголовный процесс и до вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого); исключить возможность кратковременного задержания подозреваемого в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание ниже одного года лишения свободы, к тому же по такому весьма неясному основанию, как обнаружение на подозреваемом, его одежде, при нем или в его жилище так называемых «явных следов преступления»; указать в законе случаи, когда следователь может произвести обыск без предварительной санкции прокурора и т. д.

Эффективность уголовно-процессуальной деятельности следователя во многом зависит от научной организации его труда (НОТ). С сожалением приходится, однако, констатировать наличие в этой области недостатков, многочисленных упущений. До настоящего времени не разработаны более или менее научные нормативы следственной деятельности (из 250 следователей – слушателей Ленинградского института усовершенствования следователей, опрошенных в январе 1989 г., 51 (29 %) в качестве причины брака в работе назвали одновременное наличие у них в производстве до нескольких десятков уголовных дел); в застывшем состоянии находится вопрос о выделении следователям технических помощников, из-за отсутствия которых у них до трети рабочего времени уходит на различного рода запросы, хождения по учреждениям, печатание и подшивку процессуальных документов [13]; следователи не знают современной техники, а потому и боятся ее, к тому же и сама она находится не на надлежащем уровне (работы по созданию автоматизированного рабочего места следователя – АРМС – находятся практически еще в зачаточном состоянии); отсутствуют элементарные условия для нормальной работы (в РОВД Индустриального района г. Ижевска в крошечных полуподвальных комнатах работают одновременно 2–3 следователя); не хватает законодательных и справочных источников и т. д. Пора наконец всерьез подумать и о повышении заработной платы следователям, об обеспечении их жильем. Именно здесь кроется, на наш взгляд, одна из причин распространившегося в последнее время ухода следователей в другие службы органов внутренних дел, в кооперативы и другие организации [14]. Не стоит закрывать глаза и на то, что у следственного аппарата в настоящее время появился мощный конкурент в лице различных правовых кооперативов.

Более 10 % из опрошенных 280 следователей в качестве причин брака в их работе указали на пробелы в образовании, 36 % – на недостаток опыта и еще больше (37 %) отметили, что среди них есть недобросовестные следователи. На сегодняшний день существует большая потребность в следователях (да и вообще в юристах). Но в то же время вряд ли оправданно готовить следователей – «инженеров человеческих душ» – по заочной форме обучения. В современных условиях, в условиях полнокровной демократизации всех сторон нашей жизни, нужны не следователи-роботы, а следователи-интеллигенты, не только обладающие нравственными качествами, определенным жизненным опытом и профессиональными знаниями (не должно быть ни одного следователя без высшего юридического образования), но и владеющие психологией человеческих отношений, культурой общения. Необходимо разработать научно обоснованную модель следователя, надлежит создать и надежную систему повышения квалификации следователей. Проблема эта становится весьма серьезной, если учесть, что половина из 280 опрошенных следователей считает, что профессионалом можно стать лишь после 15 лет практической работы, в то время как, например, в органах внутренних дел следственный аппарат в течение 5–6 лет значительно (а иногда и полностью) меняется. Необходимо учитывать и происходящие в области преступности изменения, вызывающие потребность в совершенствовании ранее известных и разработке новых криминалистических методик. Многие следователи только сейчас начинают познавать азы борьбы с коррумпированной преступностью, рэкетом, наркоманией, проституцией, преступлениями в сфере кооперации. Между тем до сих пор не определены должным образом правовой статус следственно-оперативных групп, задачи и принципы взаимодействия различных звеньев правоохранительных органов как между собой, так и с другими органами и общественностью.