Текст книги "Избранные труды. Том I"

В условиях формирования социалистического правового государства особую остроту приобретает вопрос о необходимости разработки общесоциальной программы борьбы с преступностью. В качестве важного шага здесь следует расценить постановление Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г. «О решительном усилении борьбы с преступностью». Составной частью такой программы должен стать и специальный Закон об органах расследования в СССР, задача разработки которого была поставлена еще в 1965 г., а также Закон «О статусе следователей». В структуре уголовной юстиции следственный аппарат должен занять свое достойное и самостоятельное место.

Реорганизация следствия будет способствовать и целенаправленной уголовно-процессуальной деятельности органов прокуратуры. Не будучи отягченными ответственностью за работу подчиненных им следователей, прокуроры получат большие возможности по реализации своих обязанностей по осуществлению надзора за законностью и обоснованностью проводимого по уголовному делу следствия, принимаемых следователем процессуальных решений, связанных в том числе и с применением тех или иных мер уголовно-процессуального принуждения.

Практическое претворение всего комплекса рассмотренных нами мер по совершенствованию уголовно-процессуальной деятельности в стадии предварительного расследования призвано повысить мобильность правоохранительных органов в борьбе с таким социальным злом, как преступность, и одновременно усилить гарантии прав и законных интересов советских граждан.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Полянский Н.Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. М., 1956. С. 46, 47; Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности. М., 1961. С. 14; Алексеев Н.С., Даев В.Г., Кокорев Л.Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. Воронеж, 1960. С. 22.

2. Элькинд П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. М., I960. С. 154.

3. Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Л., 1963. С. 31.

4. Правда. 1987. 7 авг.; 1986. 29 мая; 1989. 19 и 21 янв.; Известия. 1988. 30 янв., 26 авг.; Труд. 1989. 7 апр.; Комсомольская правда. 1989. 19 мая; Литературная газета. 1987. 15 июля, 2 дек.; 1988. 30 марта, 6 марта, 10 мая и др.

5. Париц В. Витебское дело // Социалистическая законность. 1988. № 9. С. 33–35. Правда. 1986. 30 нояб.

6. Бакатин В.В. Все силы – делу перестройки // Советская милиция. 1989. № 3. С. 4.

7. Новиков В. Где быть следствию // Известия. 1989. 6 аир.

8. Бакатин В.В. Закон обязан защищать // Правда. 1989. 19 янв.

9. Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС. М., 1988. С. 147–148.

10. Коган В. Почему бы не быть следственному судье? // Советская юстиция. 1988. № 7. С. 26–27; Козлов В. Виноваты ли следователи? // Социалистическая законность. 1987. № 11.С.61; Решетников В. Следователь не должен обвинять // Социалистическая законность. 1988. № 6. С. 53.

11. Ляхов Ю. Виновато ли следствие? // Социалистическая законность. 1988. № 4. С. 56.

12. Гаврилов А.К Раскрытие преступлений. Волгоград, 1976. С. 198.

13. Зажаренко Ю. Почему уходят следователи? // Социалистическая индустрия. 1989. 9 апр. См. также: Рекунков А.Я. На преступность – единым фронтом // Правда. 1939. 12 авг.

Насущные проблемы науки уголовного процесса[455]455
  Печатается по: Зинатуллин З.З. Насущные проблемы науки уголовного процесса // Вестник Удмуртского университета. 1995. № 1. С. 3–7.


[Закрыть]

Последние пять лет в уголовно-процессуальной науке смело можно назвать годами тишины и застоя. Лишь изредка появляются авторефераты диссертационных исследований, чаще кандидатских. При этом тон здесь задают не Москва и Санкт-Петербург, а периферия. О научных конференциях также стали забывать. Последняя из них состоялась 14 мая 1993 г. в НИИ проблем укрепления законности и правопорядка и называлась «Судебная власть. Правосудие. Прокуратура» [1].

Негативные последствия такого положения сказываются, как нам представляется, уже сегодня. Ярким свидетельством этого является современный законотворческий процесс. Законы лишь тогда хороши, когда они основаны на глубоких фундаментальных исследованиях. Однако вопреки этой истине и даже в противовес ей появился ряд законодательных актов, подрывающих демократические основы уголовного процесса и в определенной степени даже саму идею необходимости последнего. К таковым, в частности, относятся майские законы 1992 г. в части разрушения традиционно стройной системы постадийного производства по уголовному делу посредством ликвидации стадии предания обвиняемого суду. Одновременно расширена сфера досудебной подготовки материалов уголовного дела, а также введена возможность рассмотрения уголовного дела судьей единолично. В качестве другого примера сошлемся на принятую еще в июне 1990 г. ст. 35 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР, регламентирующую порядок производства такого следственного действия, как прослушивание телефонных и иных переговоров. Антиконституционность такого действия ясна всем, в том числе и тем, кто наделен государственно-властными полномочиями. Законодатели появившихся на обломках Союза ССР многочисленных суверенных государств ни в своих Конституциях, ни в уголовно-процессуальных законах до сих пор не предусмотрели у себя аналогичной нормы. Но сложилась весьма странная ситуация: общесоюзного государства нет, а норма о возможности такого действия продолжает иметь место и в практике правоохранительных органов широко применяется.

Совершенно не согласуются с действующим уголовно-процессуальным законодательством и большинство положений Указа Президента Российской Федерации от 14 июня 1994 г. «Об усилении борьбы с бандитизмом и иными формами проявления организованной преступности» [2]. К их числу относится, в частности, положение о возможности производства до возбуждения уголовного дела таких следственных действий, как назначение и производство экспертиз, проверка финансово-экономической деятельности, финансового и имущественного положения не только подозреваемых и обвиняемых, но и их родственников, а также всех проживающих вместе с ними в течение последних пяти лет лиц. Нечто похожее мы уже «проходили» в годы сталинизма, их печальные последствия ныне хорошо известны. Тем не менее в годы, именуемые годами расцвета демократии, вновь возрождается это зловещее явление, впрочем, по приведенному Указу не просто возрождается, а значительно возрастает роль всего механизма государственного принуждения. Лицо, причастное к совершению преступления (традиционно известных подозреваемых и обвиняемых, по-видимому, стало недостаточно, а потому вводится новая, более емкая фигура участника уголовного процесса), может быть подвергнуто задержанию аж до тридцати суток. Если учесть, что «в милиции били, бьют и будут бить» [3], то установленный ст. 122 УПК РФ возможный трехсуточный срок задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, в местах изоляции, надо полагать, недостаточен для того, чтобы «выбить» из такого лица то, что нужно для интересов милиции, органов расследования. Объективная истина же становится явлением, устанавливаемым, как правило, через признание тем или иным лицом вины в преступлении, признании, полученном любым путем, в том числе и посредством выбивания. Признанию вины, как и во времена А.Я. Вышинского, вновь придается статус главного доказательства. Практически полностью игнорируется то, что в соответствии с ч. 2 ст. 77 УПК РФ признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся по делу доказательств. Что касается тех лишений, психологических трат, которые испытывает человек в период тридцатисуточной изоляции от общества, то это, судя по содержанию Указа, меньше всего волнует всенародно избранного Президента. Рассматриваемое положение напрямую адресовано органам, расследующим уголовные дела.

Прямой репрессивный характер носит и запрещение Указом возможности применения к подозреваемым и обвиняемым в бандитизме и иных формах организованной преступности (такая неопределенная форма выражения закона, по-видимому, выгодна власть придержащим, ибо позволяет им использовать ее всегда, во всех случаях для достижения своих интересов) в качестве мер пресечения не только подписки о невыезде и поручительстве, но и залога. Остается лишь одна возможная мера пресечения – заключение под стражу. Совершенно игнорируются нормы о необходимости учета при решении вопроса о мере пресечения не только степени тяжести, но и личности подвергаемого таким мерам лица, в том числе состояние его здоровья, возраст, семейное положение и т. д. (ст. 91 УПК РФ). О праве следователя на полную процессуальную самостоятельность здесь и говорить не приходится.

Рассматриваемый Указ разрешает использовать в качестве доказательств данные, полученные в результате проведенных органами внутренних дел оперативно-розыскных мероприятий. Но каких-либо правовых гарантий проверки достоверности таких данных не предусмотрено. Нетрудно проследить, к каким негативным последствиям это может привести. Где уж тут думать о каких-то там правах и свободах человека и гражданина! Они не стоят и ломаного гроша. Любого из нас легко упрятать в места, не столь отдаленные, по одному лишь шепоту «правдолюбца», выданному за сведения, полученные в результате оперативно-розыскных мероприятий. При одной лишь мысли об этом становится неуютно.

Необходимо отметить, что на той же указанной выше конференции ученые-процессуалисты в своем абсолютном большинстве выступили против таких нововведений. Но Президент России вопреки этому, вопреки уже имеющимся наработкам одним росчерком пера решил все эти вопросы по-своему, руководствуясь своей логикой, только ему известными соображениями.

В этих условиях перед наукой уголовного процесса встали весьма сложные задачи. И основная из них состоит в том, чтобы законодатели и правоприменители в своей деятельности опирались на результаты подлинно научных достижений.

Попытаемся сформулировать возможные направления необходимых на современном этапе развития нашей государственности исследований в области уголовного процесса.

Прежде всего нужно тщательно изучить правовую природу нашего уголовного процесса и его социальное назначение. Предстоит четко сформулировать задачи, которые должны быть поставлены перед уголовным процессом. Приоритет при этом должен быть отдан защите прав и свобод личности. Для выполнения этих задач невозможно обойтись без исследования основных направлений уголовно-процессуальной деятельности по их достижению, того, что в литературе получило наименование уголовно-процессуальных функций [4].

После опубликования в 1971 г. монографии профессора Т.Н. Добровольской, посвященной комплексному анализу принципов уголовного процесса [5], и последовавшей в 1979 г. работы профессора А.С. Кобликова [6] исследования в данном направлении пошли на убыль. Между тем новые жизненные реалии требуют глубокого осмысления тех основ, на которых строится все здание современного уголовного процесса.

В последнее двадцатилетие в специальной литературе по праву укоренился взгляд на необходимость всестороннего анализа, прежде всего, проблемы уголовно-процессуального доказывания, а не только доказательств по уголовному делу [7]. Доказательства являются лишь одним из основных средств, используемых в уголовно-процессуальном доказывании. Поле деятельности для исследователей здесь просто огромное. Предстоит заново осмыслить методологию уголовно-процессуального доказывания, ее правовую природу, содержание и цель, возможные средства достижения последней. При этом должны быть учтены современные достижения в науке и технике. Не секрет, что Россия на сегодня остается одной из немногих стран, в которых расследование уголовных дел осуществляется в абсолютном большинстве случаев лишь при помощи карандаша, ручки, иголки с нитками. Следователи часто являются не исследователями обстоятельств уголовного дела, а просто их фиксаторами.

Много нерешенных проблем вскрывается при анализе самой структуры производства по уголовному делу. Нельзя подвергать сомнению, как это делает, в частности, профессор А. Балашов [8], то, что уголовный процесс начинается именно со стадии возбуждения уголовного дела. Только все содержание этой стадии нельзя сводить к одноактному действию – вынесению постановления о возбуждении уголовного дела или об отказе в нем.

Рассматривая вопрос о формах производства предварительного расследования по уголовному делу, мы приходим к выводу, что в условиях правового государства недопустимы будут любые их упрощения, в том числе в виде досудебной подготовки материалов уголовного дела. По всем уголовным делам должно осуществляться предварительное следствие. Органы же дознания должны быть наделены лишь правом производства точно указанных в законе неотложных следственных действий и обязанностью оказывать помощь следователю в расследовании уголовного дела.

Необходимо основательно разобраться в том, существует или нет в уголовном процессе стадия предания обвиняемого суду. Произошедшая с ней в 1992 г. метаморфоза не дает вразумительного ответа на данный вопрос. Мы же считаем, что существовавший прежде порядок предания обвиняемого суду способствовал более качественному осуществлению правосудия по уголовному делу.

Необходимо внимательно проанализировать возможные формы судебного разбирательства уголовных дел. По нашему мнению, правосудие по уголовным делам должно осуществляться во всех случаях коллегиально, на профессиональной основе. Пора отказаться от такого мировоззренческого элемента, как руководство каким бы то ни было правосознанием (в частности, пролетарским) при таком жизненно важном акте, как правосудие. Иногда бывает просто стыдно за народных заседателей, большинство из которых не знают законов, не знакомы с обстоятельствами уголовного дела, но тем не менее решают судьбу сидящего на скамье подсудимых человека. Следует внимательно отнестись и к такой форме правосудия, как суд присяжных. Мы понимаем, что у данной формы осуществления правосудия много положительного, в том числе с позиции преодоления все еще живучих обвинительных традиций. Но необходимо тщательно изучить опыт тех регионов России, где действуют такие суды. Вряд ли мы готовы сегодня к повсеместному внедрению такой формы судебного разбирательства. Нет многих ни объективного, ни субъективного характера параметров. Чтобы убедиться в этом, достаточно, к примеру, обратиться к тем требованиям, которым должны отвечать кандидаты в присяжные заседатели.

В последние годы как-то сошли на нет суждения о необходимости, наряду с существующим кассационным, еще и апелляционного порядка пересмотра судебных приговоров.

Заново надлежит осмыслить проблему процессуального положения участников уголовного процесса и их полномочий. При этом надо учесть ориентацию на построение уголовного процесса на началах состязательности. Причем речь следует вести не только о наличии такого принципа в стадии судебного разбирательства уголовного дела, но и в других стадиях уголовного процесса, включая и стадию предварительного расследования. Следователи, в частности, должны хорошо это усвоить. Но с сожалением приходится констатировать, что в настоящее время многие из них не то что недооценивают, а просто не понимают предназначения института защиты в стадии предварительного расследования уголовного дела. В результате в суд поступают иногда уголовные дела, по которым оказываются грубо нарушены требования ст. 20 УПК РФ о необходимости всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств уголовного дела.

Очень важным, носящим для уголовного процесса как бы сквозной характер, является вопрос о том, при каком уровне знаний об обстоятельствах расследуемого или разрешаемого уголовного дела, при наличии какой совокупности и какого характера доказательств может быть принято то или иное процессуальное решение. Вопрос этот значим не только в теоретическом, но, главным образом, в практическом отношении. Формулирование обвинения или постановление обвинительного приговора на основе лишь вероятных, предположительных знаний, на наш взгляд, равносильно незаконному привлечению лица к уголовной ответственности и его осуждению.

В данной статье мы назвали лишь некоторые из проблем науки уголовного процесса, требующих своего разрешения. При этом мы совершенно не забываем о такой глобальной проблеме, как стабилизация уголовно-процессуального законодательства. Нельзя же идти все время по пути латания УПК РФ путем внесения в него отдельными нормативными актами изменений и дополнений. Пора принять новый уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации.

Наработки последнего имеются [9], и дело за законодателем. Большие надежды мы возлагаем на то, что внесенные в Государственную Думу законопроекты по урегулированию уголовно-процессуальной деятельности будут наконец-то приняты. Не забываем мы и о проблемах совершенствования деятельности органов дознания, следствия, прокуратуры и суда по уголовным делам. К тому же каждому понятно, что подлинно научные рекомендации должны основываться на данных реальной действительности, полученных в результате глубоких социологических обобщений, с опорой на методологию правоведения, методологические основы уголовно-процессуальной науки.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Научная информация по вопросам борьбы с преступностью. М., 1993. Вып. 144.

2. Российская газета. 1994. 17 июня.

3. Российская газета. 1994. 11 авг.

4. Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М., 1986. С. 13; Курс уголовного процесса. Общая часть / Под ред. И.И. Карпеца и А.Д. Бойкова. М., 1989. С. 421; Зинатуллин З.З. Уголовно-процессуальные функции. Ижевск, 1994. С. 6–16.

5. Добровольская Т.Н. Принципы советского уголовного процесса. М., 1971.

6. Кобликов А.С. Законность – конституционный принцип уголовного процесса. М., 1979.

7. См.: Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань, 1976; Мшеенко ММ Доказывание в уголовном процессе. Киев, 1984; Зинатуллин З.З. Уголовно-процессуальное доказывание. Ижевск, 1993.

8. Балашов А. Действительно ли возбуждение уголовного дела – первоначальная стадия уголовного процесса? // Социалистическая законность. 1989. № 8. С. 53–54.

9. См., например: Уголовно-процессуальное законодательство Союза ССР и РСФСР. Теоретическая модель / Под ред. В. М. Савицкого. М., 1990. С. 49–314.

Демократия и ОГПУвщина рядом
(Заметки по проекту Общей части УПК РФ)[456]456
  Печатается по: Зинатуллин З.З., Кротова Л.А. Демократия и ОГПУвщина рядом (заметки по проекту Общей части УПК РФ) // Вестник Удмуртского университета. 1995. № 1.С. 101–108.


[Закрыть]

Необходимость разработки и принятия нового уголовно-процессуального законодательства возникла достаточно давно. Особенную актуальность данный вопрос приобрел после внесения в УПК РСФСР изменений и дополнений Законом от 16 июля 1993 г., в результате которого появился раздел X «Производство в суде присяжных». В результате в действующем уголовно-процессуальном законодательстве возникли существенные противоречия между положениями общей части УПК и конкретными правовыми предписаниями раздела X УПК РФ. Причем произошло механическое соединение различных по своему типу форм уголовного судопроизводства без разработки единых общих концептуальных начал.

Подготовленный ГПУ Президента России проект Уголовно-процессуального кодекса РФ (далее – Проект) представляет собой одну из попыток обоснования общих начал, позволяющих создать согласованную систему уголовного судопроизводства нового для Российской Федерации типа – состязательного.

Оценка Проекта представляет известную сложность. Это вызвано в первую очередь тем, что перед нами лишь Общая часть нового закона, что не позволяет судить, насколько последовательно его авторы провели заложенные идеи в Особенной части кодекса, в котором, как представляется, будут правовые нормы, регламентирующие порядок производства по уголовному делу в отдельных стадиях процесса. Прежде чем перейти к анализу соответствующих разделов Проекта, следовало бы дать общую оценку предложенного закона как с точки зрения заложенного в нем позитивного начала, так и того, что вызывает серьезные сомнения.

Итак, как уже было отмечено выше, данный Проект предполагает во-первых, организацию уголовного судопроизводства на основе принципа состязательности, о чем указывается в п. 5 ст. 13; во-вторых, значительное сужение сферы действия публичного начала в уголовном процессе и соответственно расширение возможности частного обвинения, достаточно обратиться к перечню преступлений, указанных в ст. 27 Проекта по делам, по которым уголовное преследование может осуществляться в частном порядке, и сопоставить его с содержанием ст. 27 действующего УПК РСФСР, а также ст. 55 Проекта; в-третьих, расширение пределов действия принципа гуманизма в уголовном судопроизводстве, о чем свидетельствует появление новых институтов, таких как, например, предусмотренный ст. 58 Проекта иммунитет от уголовного преследования (безусловно, данные положения вряд ли получат однозначную оценку в ходе обсуждения Проекта, но их гуманистическая направленность сомнений не вызывает); в-четвертых, попытку совместить, с одной стороны, дальнейшее расширение гарантий прав отдельных субъектов уголовно-процессуальной деятельности (потерпевшего, свидетеля и др.), а с другой – предусмотреть дополнительные гарантии осуществления задач уголовного судопроизводства по уголовному преследованию лиц, совершивших преступления (например, удержание свидетеля – ст. 204 Проекта).

Серьезные сомнения в целесообразности и необходимости вызывает попытка революционных преобразований в терминологии, обращение к устаревшим понятиям, не употребляемым в современном русском языке (например, «начатые потерпевшим… уголовного преследования» – п. 6 ст. 58 Проекта). Так, вместо «незаконного лишения свободы лица» предлагается литературно-художественная конструкция – «незаконное содержание человека в неволе» (ст. 1, 20 Проекта). Начиная с самой первой статьи, речь идет о лицах, которым «приписывается» совершение преступлений (ст. 3, 36, 37 Проекта); согласно п. 2 ч. 2 ст. 51 Проекта «государственный обвинитель принимает необходимые меры по преодолению иммунитета». Можно привести и другие примеры подобного рода. Но главное заключается в другом. Предлагая новые формулировки и понятия, авторы Проекта тем не менее далее вновь обращаются к уже существующим, законодательно закрепленным положениям. Так, в ст. 59 Проекта, где речь идет об обстоятельствах, исключающих возложение уголовной ответственности, предлагается предусмотреть такое обстоятельство, как «за отсутствием происшествия» (п. 1 ч. 1). Но далее, в ч. 2 данной статьи, раскрывая его возможные варианты, авторы законопроекта говорят о «преступном событии», то есть фактически возвращаются к терминологии, предусмотренной действующим уголовно-процессуальным законодательством (п. 1 ст. 5 УПК РФ). В чем же практическая значимость подобной терминологической замены, остается совершенно не ясно. Как, впрочем, и в случае использования понятия «правопонимание» (п. 4, 3 ст. 14 Проекта). Совершенно неясно, какой смысл вкладывается в такие слова, как «пристойная одежда», «другие манипуляции» (ч. 5 ст. 18, ч. 8 и 9 ст. 20 Проекта).

Формулировки статей отличаются громоздкостью, отдельные части статей повторяют друг друга (например, ч. 1, 3 ст. 15 Проекта), что в итоге не может не вызвать сложности в их применении.

Общая часть предложенного Проекта и по своей структуре имеет известные отличия. В Проекте предусмотрена гл. 2 «Уголовно-процессуальное право». Авторы данного раздела не проводят четкого разграничения между понятиями уголовно-процессуального права и уголовно-процессуального закона, употребляя их в качестве синонимов. Подтверждением последнего является ст. 12 Проекта, где даются определения основных понятий, содержащихся в уголовно-процессуальном законодательстве. Под уголовно-процессуальным правом «понимаются общепризнанные принципы и нормы международного права, положения международных договоров РФ, законодательство об уголовном судопроизводстве и уголовно-процессуальное право иностранных государств, если оно подлежит применению».

Недостаточно четко решается вопрос и об источниках уголовно-процессуального права, особенно в части норм, имеющих преимущественную силу. Так, если в ч. 1 ст. 6 Проекта указывается, что положения Конституции РФ имеют высшую юридическую силу и прямое действие на всей территории РФ, то в ч. 3 утверждается уже нечто прямо противоположное, а именно: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и положения вступивших в силу международных договоров РФ имеют преимущественную силу перед нормами какого бы то ни было закона в РФ, стало быть, и перед Основным Законом – Конституцией России».

Далеки от совершенства и иные определения понятий, содержащихся в уголовно-процессуальном законодательстве, приводимые в ст. 12 Проекта. Так, в частности, чрезмерно узко определена «защита» как «процессуальная деятельность, осуществляемая стороной защиты в целях ограждения определенного лица от необоснованного обвинения, и реабилитации лиц, неправомерно подвергшихся уголовному преследованию». Такое определение понятия «защита» фактически имеет в виду только деятельность защитника, законного представителя, так как лишь последние действуют в интересах определенного лица, ограждая его от необоснованного обвинения. Подозреваемый и обвиняемый как «стороны защиты» (п. 27 ст. 12 Проекта) действуют в своих собственных интересах, а не в интересах иных лиц.

Недостаточно четко сформулировано понятие «ущерб» (п. 51 ст. 12 Проекта), поскольку не всегда моральный и физический ущерб может подлежать денежной компенсации, в то время как текст законопроекта связывает ущерб именно с фактом его денежной компенсации.

Кстати, используемые в п. 37 и 38 ст. 12 Проекта понятия «участники процесса» и «лица, участвующие в уголовном судопроизводстве» фактически являются синонимами, отсюда вряд ли оправданно вкладывать в то и другое понятие отличный друг от друга смысл.

В ст. 13 главы 3 Проекта «Принципы уголовного судопроизводства» приведен перечень принципов уголовного судопроизводства. К их числу относятся, по мнению авторов, законность уголовного судопроизводства, осуществление правосудия только судом, независимость судей и присяжных заседателей; равенство граждан перед законом и судом; уважение прав, свобод и достоинства личности; обеспечение права на юридическую помощь; неприкосновенность личности; неприкосновенность частной жизни, презумпция невиновности; обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту; состязательность уголовного судопроизводства; свободная оценка доказательств. Причем особо подчеркивается, что данные положения имеют отношение как к рассмотрению дела судом, так и к досудебному производству по уголовному делу.

По сравнению с действующим уголовно-процессуальным законодательством принципы уголовного судопроизводства получили более детальное закрепление, в том числе в плане дальнейшей гарантированности конкретных прав и свобод личности. Так, в ч. 3 ст. 17 Проекта предусмотрено право подсудимого лично присутствовать при рассмотрении его дела не только в суде I, но и в суде II инстанции и участвовать в нем на равных основаниях с лицами, выступающими на стороне обвинения; ч. 5 ст. 19 Проекта предусматривает возможность свидетеля давать в ходе предварительного расследования показания в присутствии адвоката и др. Безусловно, подобные новеллы хотя и не бесспорны, но тем не менее заслуживают внимания и обсуждения.

Впервые в ст. 21 Проекта дана детальная регламентация содержания принципа неприкосновенности частной жизни и его гарантии, а также принципа состязательности, характерного для уголовного судопроизводства в целом. Остается лишь сожалеть, что содержание ст. 24 Проекта все же охватывает не столько досудебное производство, сколько судебное разбирательство. В то же время и данный раздел уголовно-процессуального законопроекта не лишен противоречий. Так, ч. 4 ст. 14 предусматривает, с одной стороны, обязательность указаний Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики для всех органов, ведущих уголовный процесс, с другой стороны, суд, найдя данное Верховным Судом РФ разъяснение не соответствующим федеральному закону, применяет закон в соответствии с собственным правопониманием. Будут ли при столь неопределенном положении результатов подобной деятельности Верховного Суда РФ постановления последнего играть роль координатора судебной практики – весьма проблематично. Более вероятно, что наличие столь противоречивых положений закона может дать большие возможности субъективному усмотрению правоприменителя. Очень противоречиво изложены и отдельные гарантии осуществления такого принципа, как неприкосновенность личности. Если согласно ч. 3 ст. 20 Проекта «арест… допускается только по решению суда», то, надо полагать, и освобождение из-под стражи возможно лишь судом. Между тем в соответствии с ч. 5 этой статьи «дознаватель, следователь и прокурор обязаны немедленно освободить всякое незаконно содержащееся в неволе лицо». Впервые оценке доказательств по внутреннему убеждению (свободная оценка доказательств) предполагается придать статус принципа уголовного судопроизводства, что представляется вполне оправданным. Возражения вызывает лишь употребление такого неопределенного критерия, как «зрелое размышление» (ст. 25 Проекта). Следует сказать, что наличие положения, предусмотренного в ч. 1 ст. 25 Проекта, вносит излишний субъективизм в субъективную же деятельность правоприменителя. Использование норм с подобной терминологией может ориентировать соответствующие органы и лица не столько на объективную оценку имеющихся по делу доказательств и тех выводов, которые из них следуют, сколько на их субъективное усмотрение, обусловленное «зрелым размышлением». В данной статье Проекта очень хорошо просматривается чрезмерное увлечение авторов Проекта трудами русских дореволюционных процессуалистов.

Глава 4 Проекта «Другие основные положения». Коль скоро авторы Проекта предусмотрели самостоятельную главу с подобным названием, следовательно, многие положения в ней не предусмотрены, несмотря на их закрепление в Конституции (в том числе и как принципов правосудия – открытое разбирательство, например), не могут получить статус принципов уголовного судопроизводства (тайна переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений; неприкосновенность жилища; национальный язык уголовного судопроизводства). Чем вызвана подобная дифференциация конституционных положений, имеющих уголовно-процессуальную окраску, объяснить сложно. По крайней мере, ознакомление с соответствующим разделом Проекта дает слишком мало информации для размышления. Ни к принципам, ни к «другим основным положениям» не отнесено требование о всесторонности, полноте и объективности исследования обстоятельств уголовного дела.