Текст книги "Избранные труды. Том 2. Уголовное право"

1. Круг лиц, на которых распространяются именно эти запреты, сравнительно узок, но в теории и на практике его стремятся расширить. В него входят специальные субъекты, к которым по тексту закона относятся руководитель или собственник организации-должника, а также индивидуальный предприниматель. Понятие собственника организации критикуется в литературе, поскольку согласно действующему гражданскому законодательству РФ физическое лицо не может быть собственником организации (Б. В. Волженкин, Б. Колб, И. В. Шишко, П. С. Яни и др.), но законодатель его сохраняет. Понятие руководителя организации-должника в уголовно-правовой литературе стремятся толковать широко, например включая в него и конкурсного управляющего.

2. Все нормы, содержащиеся в указанных статьях, бланкетные, т. е. содержание отдельных понятий и конструкций, их образующих, восполняется, конкретизируется, разъясняется законодательством иных отраслей права, и прежде всего ФЗ от 25 февраля 1999 г. № 40-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» в редакции от 20 августа 2004 г., вступившим в силу 26 ноября 2004 г., и другими нормативными правовыми актами о банкротстве. Это означает, что при толковании данных норм необходимо использовать информацию из гражданского, предпринимательского права, тщательно следить за изменениями законодательства и решать вопрос об обратной силе, восполняющем бланкетность законодательстве. Специалистам известно, в частности, что Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» неоднократно изменялся, что отражалось на содержании ответственности различных лиц. Пример тому – ст. 14 и ее новая редакция от 20 августа 2004 г. Она применяется в отношении дел о банкротстве кредитных организаций, производство по которым возбуждено после дня ее вступления в силу (ст. 3). Однако вопрос об обратной силе этих изменений для уголовного законодательства спорен и практически не решен.

3. Все деяния, предусмотренные этими статьями, умышленные, в отличие от норм, действующих в некоторых иных странах. Никакие неосторожные действия, связанные с банкротством, уголовной ответственности не влекут.

Здесь возникает и обсуждается юристами ряд проблем, на первый взгляд теоретических, на самом деле чисто практических. Первая связана с легитимацией этих запретов, т. е. обоснованием их необходимости и конституционности. Существует мнение, что при банкротстве можно обойтись без вмешательства уголовного права, ограничиваясь гражданско-правовой, финансовой, административной ответственностью. Приходится считаться, однако, с тем, что ответственность такого рода существует и реализуется, вероятно, во всех уголовно-правовых системах, причем нередко круг такого рода запретов гораздо шире, чем установленный в УК РФ. Это само по себе не служит доводом в пользу уголовной ответственности в России, но и игнорировать всеобщие тенденции трудно. В принципе, существует господствующее в уголовно-правовой литературе различных стран мнение о том, что институт банкротства и порядок банкротства, отражая природу предпринимательства как деятельности, основанной на риске и в то же время неизбежно необходимой, служат сбалансированным интересам экономики, кредиторов и должников. В то же время этот институт крайне уязвим в том смысле, что его правила легко нарушаются отклоняющимися, неправомерными, оппортунистическими, как иногда говорят экономисты, действиями. Противостоять этому можно только угрозами, выходящими за пределы потери имущества. Их и устанавливает уголовный закон.

Вторая проблема состоит в том, чтобы применять уголовную ответственность в разумных, необходимых границах, – как последний довод законодателя. Дело в том, что практика реализации уголовного закона способна выйти за пределы его задач и непредсказуемым, негативным образом повлиять на развитие экономики. Объясняется это не только субъективными причинами, о которых принято говорить. Считается, что уголовный закон только охраняет отношения, установленные законом «позитивным», в частности гражданским законодательством. На самом деле это не так. Содержащиеся в ст. 195–197 УК РФ такие понятия, как сокрытие, уничтожение, фальсификация, заведомо в ущерб, личные интересы, введение в заблуждение и ряд других, фактически программируют или должны программировать действия лиц, так или иначе связанные с банкротством. Те или иные сделки, мероприятия, прямые действия получают не только гражданско-правовую, часто спорную, но и уголовно-правовую оценку. При этом уголовно-правовая практика ставит границы гражданско-правовому дозволению, увеличивает риски и меняет поведение субъектов экономических отношений. С этим можно сколько угодно спорить теоретически, но практически обязательно следует рассчитывать последствия, связанные с расширением уголовно-правового регулирования, включая риски слишком широкого понимания уголовного закона правоприменителем.

Тем не менее социально-экономическими основаниями уголовной ответственности за действия, связанные с банкротством, признаются объективность осуществления предпринимательства и экономической деятельности в целом на свой риск и возможная конфликтность, противоречивость интересов участников этой деятельности. Целями же уголовной ответственности должны признаваться обеспечение сбалансированных интересов развития экономики и отдельных ее участников, в данном случае кредиторов и должников, и обеспечение нормального порядка банкротства. В этом плане неверно утверждение о том, что уголовная ответственность за действия, связанные с банкротством, служит прежде всего обеспечению интересов кредиторов. Интересы должника, скажем градообразующего предприятия, должны быть столь же дороги публичной власти.

Здесь встречаются две основные ситуации.

Первая – прогностическая, когда рассматриваются уголовно-правовые риски, связанные с совершением тех или иных действий при банкротстве либо в предвидении банкротства, но влияющие на создание или увеличение неплатежеспособности в смысле ст. 196 УК РФ.

Вторая – ретроспективная, когда осуществляется квалификация деяния, уже совершенного лицом, могущим быть специальным субъектом преступлений, связанных с банкротством кредитных или иных организаций и, возможно, подпадающих под признаки какого-либо состава преступления, предусмотренного ст. 195–197 УК РФ.

В каждом из этих случаев желательно проводить три этапа прогнозного или ретроспективного анализа сложившихся обстоятельств.

Первый состоит в описании на нормативно-правовом языке фактического состава деяния, которое предполагается совершить или которое уже совершено.

Второй – в уяснении содержания уголовного закона, вначале по общим признакам института уголовной ответственности за действия, связанные с банкротством, затем по признакам отдельных составов деяний, могущих иметь отношение к оцениваемым фактическим обстоятельствам.

И наконец, третий этап – получение промежуточного или окончательного вывода о соотношении фактических обстоятельств и юридических, уголовно-правовых их признаков, т. е. квалификация преступления в узком смысле слова. Последний этап осуществляется, разумеется, только на основе данных двух предыдущих и на основе выделенного фактического состава деяния, т. е. того, что реально случилось или должно произойти. Еще несколько слов об этих этапах.

На первом этапе должна оцениваться дозволенность указанных деяний действующим гражданским, конкурсным и иным «позитивным» законодательством. Поэтому здесь всегда желательно участие юриста, который в процессе описания фактических обстоятельств последовательно использует, сопоставляет между собой соотносимые с ними понятия и определения закона и подзаконных нормативно-правовых актов, затем арбитражной практики, прежде всего постановлений Пленума ВАС, информационных писем Президиума ВАС, других судебных решений и, наконец, правовой доктрины. Например, фиксируется, что совершена сделка, разрешенная на таком-то основании, и при этом соблюдены требования о передаче информации в Банк России или другому адресату.

Это необходимо потому, что по вопросам правовой оценки того или иного деяния существуют серьезные разногласия, а признание деяния противоправным может повлечь при наличии иных условий уголовную ответственность.

На втором этапе, который ниже рассматривается наиболее подробно, необходимо уяснить содержание понятий и конструкций уголовного закона, опираясь на полученные выводы, но учитывая, что в этом законе даже одинаково звучащие термины могут иметь различный смысл. Наконец, третий этап состоит в сопоставлении фактического состава и состава преступления, предусмотренного в УК РФ, обязательно с использованием закона, судебной практики и уголовно-правовой доктрины. При этом необходимо проверять наличие признака противоправности самого деяния, виновности субъекта, его совершившего, и решать вопрос о реальной общественной опасности деяния. Признак противоправности должен, повторяем, анализироваться с позиций различных отраслей законодательства.

Она предусматривает ответственность за три вида противоправных действий, которые совершаются при банкротстве или в предвидении его и причинили крупный ущерб. Действия эти таковы:

а) по ч. 1 статьи – сокрытие, отчуждение, уничтожение собственно имущества или имущественных обязательств, сокрытие информации об имуществе, незаконные операции с имуществом, не образующие сокрытия, но связанные с его передачей, отчуждением либо уничтожением, и, наконец, те же действия с бухгалтерскими и иными учетными документами и их фальсификация;

б) по ч. 2 статьи – неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов;

в) по той же ч. 2 статьи – принятие кредитором неправомерного удовлетворения своих имущественных требований в ущерб другим кредиторам[269]269
  См. подробнее: Учебно-практический комментарий к УК РФ / под ред. А. Э. Жалинского. М.: Эксмо, 2006. С. 580 и след.


[Закрыть].

Состав преступления по ч. 1 может рассматриваться как общий с альтернативными признаками действий, каждого из которых при наличии иных условий достаточно для наступления уголовной ответственности. Это так называемый основной, материальный состав, поскольку обязательно наступление преступных, общественно опасных последствий – крупного ущерба. Квалифицирующих признаков статья не предусматривает, и преступление в любом случае рассматривается как небольшой тяжести, что влечет наиболее широкие возможности назначения более мягкого наказания либо освобождения от уголовной ответственности.

Объективная сторона состава преступления включает объективные предпосылки в виде состояния предвидения банкротства или банкротства, собственно альтернативные неправомерные действия и последствия в виде крупного ущерба, а также причинную связь между действиями и последствиями.

Понятие банкротства, или несостоятельности, применяется в полном соответствии с гражданским законодательством и предписаниями ст. 2 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» 2002 г. Ранее ссылки делались и иногда продолжают делать до сих пор на Федеральный закон 1998 г. Поскольку в настоящее время решение о признании банкротства должника принимается только арбитражным судом, причем отнюдь не автоматически, понятие банкротства, включая банкротство кредитных организаций, особых сложностей на практике и в теории не вызывает. Несколько иначе обстоит дело с понятием «предвидение банкротства». В весьма солидной работе профессора Б. В. Волженкина, правда вышедшей в 2002 г., дается обзор споров о начальном моменте предвидения и делается вывод о том, что вряд ли вообще возможно точно определить момент ситуации «предвидения банкротства»[270]270
  См.: Волженкин Б. В. Преступления в сфере экономической деятельности. СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. С. 280.


[Закрыть]. Именно поэтому, несмотря на важность вопроса, во многих комментариях к УК РФ вообще не рассматривается эта ситуация. После изменения законодательства о банкротстве, вероятно, проблема имеет правовое решение. В ст. 8, 9 Федерального закона 2002 г. соответственно определяется право на подачу заявления должника в арбитражный суд, а также условия возникновения такой же обязанности должника. В ст. 4 новой редакции Закона о банкротстве кредитных организаций регламентируются основания для осуществления мер предупреждения банкротства. На наш взгляд, именно эти основания, а не действия по реализации права или обязанности путем подачи заявления и определяют момент начала «предвидения банкротства». Это означает практически, что момент предвидения банкротства может наступить раньше, чем должник подаст заявление в арбитражный суд. Разумеется, можно полагать, что квалифицированный специалист способен предвидеть ситуацию банкротства и раньше, но привязка предвидения к нормативно установленным основаниям, несомненно, в большей степени отвечает определенности уголовно-правового запрета.

Альтернативные не правомерные действия. Описание их в рассматриваемой ч. 1 ст. 195 УК РФ несомненно выполнено не лучшим способом. Но это не единственный случай в уголовном законодательстве. Например, текст § 283 УК ФРГ «Банкротство» едва ли не вдвое больше всей ст. 195 УК РФ и еще, пожалуй, более казуистичен[271]271
  См.: Жалинский А. Э. Современное немецкое уголовное право. М.: Проспект, 2004. С. 493 и след.


[Закрыть]. В уголовно-правовой литературе имеется значительное количество классификаций этих действий и высказано много полезного об их правовой природе[272]272
  См., например: Наумов А. В. Российское уголовное право. Т. 2. Особенная часть. М.: Юрид. лит-ра, 2004. С. 294; Яни П. С. Уголовная ответственность за преступления, связанные с банкротством. М., 2000; а также работы И. Ю. Михалева, А. Тимербулатова и др.


[Закрыть].

Нужно обратить внимание на несколько обстоятельств. Прежде всего, следует исходить из того, что, рассматривая вопрос формально, этот перечень следует считать закрытым, поскольку здесь нет оборотов типа «а равно иные, которые». Сама неопределенность понятий, которые использовал законодатель, этого не опровергает. Далее, содержание и признаки действий имеют два смысла. Они включают характеристику, во-первых, посягательства (что и как делается), а во-вторых, предмета посягательства (на что оно направлено). Соответственно, эти смыслы подлежат раздельной оценке. В частности, необходимо истолковать понятия сокрытия сведений и сокрытия иной информации, передачи имущества в иное владение, отчуждения имущества. Наряду с этим, дать толкование понятиям имущества, которое применительно к данной статье скорее всего имеет специфическое значение, и бухгалтерских и иных учетных документов, отражающих экономическую деятельность.

Наконец, вопрос о правовой основе и критериях оценки действий. Законодательство о банкротстве пользуется иным понятийным аппаратом, и перевод с одного языка на другой, в данном случае на уголовно-правовой, может быть рискованно. Так, по ст. 4.1 Закона о банкротстве кредитных организаций со дня возникновения оснований, предусмотренных ст. 4, и до дня их устранения кредитная организация обязана уведомлять Банк России о совершении определенных, названных в законе, сделок. Вполне возможна постановка вопроса о том, что неуведомление Банка России о сделке является «сокрытием иной информации об имуществе», т. е. действием, прямо указанным в тексте уголовного закона. Равным образом может возникнуть вопрос о содержании понятия «отчуждение», который поднимался и применительно к конкурсному законодательству. В общем, следует считать, что толкование этих понятий должно быть на основе конкурсного и гражданского права, но все же в контексте уголовного закона. Последнее означает, что должна проверяться пригодность осуществленных действий к причинению крупного ущерба именно в условиях предвидения банкротства или фактического банкротства. Во всяком случае, необходимо иметь в виду понимание этих действий, отраженное в уголовно-правовой литературе систематического характера (комментарии, учебники, методические пособия).

Крупный ущерб определен в примечании к ст. 169 УК РФ. Им признается ущерб, превышающий 250 тыс. руб. Однако в статье не говорится, кому причиняется этот ущерб, и можно, по-видимому, с достаточным основанием полагать, что это относится к кредиторам и состоит в невыплате соответствующей задолженности. Такое понимание распространяется на все специальные запреты ст. 195–197 УК РФ.

Субъект преступления. По действующему закону исполнителями данного преступления могут быть только руководитель или собственник организации-должника либо индивидуальный предприниматель. Но законы о банкротстве, как известно, регламентируют компетенцию иных, не поименованных в уголовном законе лиц, предоставляя им тем самым возможность совершать действия, названные в рассматриваемой и других статьях, а кроме того, устанавливают и ответственность более широкого круга лиц. Это, в частности, предусмотрено ст. 14 Закона о банкротстве кредитной организации, причем особенно развернуто в его новой редакции. Однако возможность гражданско-правовой, пусть субсидиарной, ответственности отнюдь не обосновывает возможность наступления ответственности уголовной.

В уголовно-правовой литературе высказаны различные мнения по этому вопросу[273]273
  См.: Лопашенко Н. А. Преступления в сфере экономической деятельности. Комментарий к ст. 22 УК РФ. Ростов н/Д: Феникс, 1999. С. 302 и след.; Шишко И. В. Субъекты преступлений, связанных с банкротством // Российская юстиция. 2000. № 8 и др.


[Закрыть]. Не определилась и судебная практика. Сейчас не решен вопрос о возможности признания специальным субъектом преступления – учредителей (участников), членов совета директоров (наблюдательного совета), лиц, входящих в состав временной администрации по п. 2 ст. 19 Закона о банкротстве кредитных организаций, конкурсных управляющих, утвержденных в соответствии со ст. 50¹¹, 50²⁰. Дополнительные трудности могут возникнуть и в случаях, когда им является Агентство по страхованию вкладов. Сейчас есть социально-экономические основания для признания этих лиц специальными субъектами преступления, учитывая их компетенцию. Однако это было бы выходом за допустимые пределы толкования. Вопрос должен решать законодатель, причем на основе тщательного взвешивания «за» и «против».

Субъективная сторона. Во всех специальных преступлениях, связанных с банкротством, она выражается в прямом умысле, при котором лицо осознает общественную опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность их наступления и желает этого. В каждом отдельном составе преступления признаки прямого умысла наполняются собственным содержанием, поскольку они должны охватывать конкретный ход деяния, а он является разным. В данном случае, как и в других, лицо осознает, что ситуация предвидения банкротства или собственно банкротства опасна для кредиторов. Далее, он предвидит возможность последующего увеличения неплатежеспособности и, совершая указанные в статье действия, этого желает.

Первый состав преступления по ч. 2 статьи – неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов заведомо в ущерб другим кредиторам. Здесь есть некоторые особенности объективной и субъективной стороны.

Объективная сторона включает: состояние фактической несостоятельности (банкротства), удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов в какой угодно форме либо каким угодно образом, но обязательно при отсутствии для этого правовых оснований, т. е. неправомерное удовлетворение, последствия в виде причинения крупного ущерба, причинную связь между действиями и последствиями. Основные практические проблемы, которые могут возникнуть, связаны, по-видимому, с определением и установлением признака неправомерности. Это будет затруднительно, в частности, если имущественные требования удовлетворены с нарушением очередности, а равно в иных случаях, рассмотрение которых здесь невозможно.

Субъективная сторона преступления также выражается в прямом умысле, но законодатель подчеркивает, что лицо должно знать о своей фактической несостоятельности (банкротстве) и осознавать совершение своих действий в ущерб другим кредиторам.

Второй состав преступления по ч. 2 статьи – принятие неправомерного удовлетворения кредитором, в сущности, зеркален первому составу этой части. Признак неправомерности остается прежним по содержанию, но кредитор должен знать об отданном ему, в ущерб другим должникам, предпочтении.

Судя по работам экономистов и специалистов в области менеджмента и, разумеется, юристов, преднамеренное банкротство представляет серьезную опасность для экономики. В статье оно определяется как умышленное создание или увеличение неплатежеспособности, совершенное названными ранее лицами в личных интересах или интересах других лиц и причинившее крупный ущерб. При этом закон, естественно, не требует состояния предвидения банкротства или банкротства. Кредитная организация может быть в данном случае вполне благополучной.

Анализируя этот запрет, нецелесообразно подробно рассматривать состав преступления, а стоит ограничиться указанием на вопросы, подлежащие установлению. Главные из них:

а) какие действия привели к созданию или увеличению неплатежеспособности, в чем они конкретно состояли;

б) привели ли действия данного лица к созданию или увеличению неплатежеспособности, причем именно такой, которая привела к банкротству, или, иными словами, избирались ли эти действия с такой целью;

в) имела ли место характеризующая прямой умысел цель банкротства и был ли мотив удовлетворения личных интересов или интересов других лиц.

В данном случае целесообразно обратиться к ч. 2 и 3 ст. 14 новой редакции Закона о банкротстве кредитных организаций, устанавливающим основания вины в преднамеренном банкротстве, впрочем не вполне определенные. Вероятно, здесь необходимо отличать преднамеренное банкротство, что обычно и делается на практике, от рискованных действий, направленных на достижение противоположной цели.