Текст книги "Весенняя сказка"

VII

Они условились встретиться на другой же день вечером.

– Так, перед ужином, утром и днем позаниматься следует, – решил Лева. – Нечего баклуши бить. Я привез с собой один серьезный письменный труд, и мне необходимо окончить его до осени.

– Но вы могли бы и тут заниматься, как прежде, – робко предложила Ирина.

– Э нет, голубушка, мало ли что было прежде, этот номер не пройдет! – с убеждением объявил Субботин. – Теперь совсем не та музыка. Мне необходимы известные удобства: большой письменный стол, разные атласы и книги для справок и прежде всего, конечно, полное одиночество и абсолютный покой.

Леве очень хотелось обстоятельно и подробно объяснить ей, почему ему необходимо полное одиночество во время работы, но объяснять было нечего, так как Ирина ни на чем не настаивала и немедленно охотно согласилась с ним. «Немного даже чересчур охотно! – казалось молодому человеку, когда на другой день, проснувшись рано утром, он сейчас же начал припоминать свою вчерашнюю неожиданную встречу с девушкой. – Впрочем, так и лучше, пожалуй! – утешал себя Субботин. – Для занятого человека ничего нет скучнее этих обязательных старых знакомств. Они страшно стесняют и отнимают массу времени. Впрочем, Ирина не станет стеснять, каждый из нас будет спокойно заниматься своим делом, а иногда можно для отдыха и поболтать немножко, незачем часто встречаться. Что общего между нами и о чем мне рассуждать с ней? Ирина еще такая наивная, неразвитая девочка, совсем ребенок… А впрочем, очень милая, очень-очень…»

Он потянулся за часами, которые лежали тут же рядом на маленьком столике, и принялся тщательно заводить их.

«Как рано еще, – поморщился Лева, – всего восьмой час только».

Молодой человек начал быстро одеваться. Феня подала кофе.

– Господа вернулись накануне очень поздно и просили их не беспокоить и не накрывать в столовой.

– Пусть себе отдыхают! – обрадовался Лева, ему совсем не до них было, его ждала серьезная работа.

Он начал поспешно раскладывать на столе свои книги, атласы, большие листы бумаги, письменные принадлежности. Он все время испытывал сегодня какое-то странное, тревожное чувство, точно ему необходимо было куда-то ужасно торопиться.

– А комнату не прикажете убрать до завтрака? – спросила Феня.

– Нет-нет, пожалуйста, не мешайте, я должен заниматься! – объявил Лева и почему-то счел необходимым добавить: – Ведь я только для этого и остался!

Феня лукаво улыбнулась за его спиной. «Знаем, голубчик, для чего ты остался, – думала горничная. – Небось нашел дорожку к овражку, и делов в городе не стало, и лошадей на утро не надоть – то-то разозлится ужо наша ведьма!» И Феня удалилась из комнаты, уже заранее с наслаждением предвкушая будущую заваруху в господском доме.

Лева запер на ключ дверь, раскрыл последний ученый трактат профессора Штейна о туберкулезе в костях и с самым благим намерением уселся за письменный стол. В простенке над ним между двух окон все еще висел пожелтелый лист белой бумаги, исписанный синим карандашом. Лева нечаянно поднял голову и вдруг неожиданно вспомнил небольшую темную родинку на правой щеке Ирины. «Да, необычайно славная девочка! – еще раз повторил он с убеждением. – И главное – нисколько не изменилась, только выросла, но глаза и улыбка те же. Интересно, что она делает в эту минуту?» Он машинально вынул часы. «Мы, кажется, условились встретиться перед ужином около семи? На моих сейчас половина девятого, должно быть, они отстают немножко. Во всяком случае, времени еще довольно, тем лучше, весь день в моем распоряжении, займусь на славу!»

Субботин перевернул страницу и попробовал сосредоточиться, но чтение научной статьи подвигалось плохо. Он находил, что в комнате душно и темно, и скоро пришел к убеждению, что летом гораздо здоровее и благоразумнее заниматься на чистом воздухе, хотя бы даже и без особых удобств.

Очень довольный таким решением, он захватил трактат Штейна и быстро вышел из дому. Большая тенистая беседка, обвитая снизу до верху зеленым плющом, заманчиво смотрела на него в конце сада, но Субботин равнодушно прошел мимо нее и направился к речке. Он уселся у самой воды и снова открыл книгу. Однако не было никакой возможности заниматься в этой части леса. Целый рой золотистых микроскопических мошек кружился в воздухе, и не прошло и минуты, как Лева уже сердито убегал от берега, приискивая себе другой, более удобный уголок для чтения.

«Лучше всего будет внизу оврага! – думал Субботин. – Там нет этих противных мошек». И он расположился на бугристых корнях той старой ели, у которой вчера стояла Ирина, рассказывая свою сказку детям.

Ученый трактат снова лежал раскрытым на коленях молодого человека.

– Туберкулез костей в детском возрасте, – машинально прочел Лева и вдруг задумчиво повторил: – «И между ними легли горы высокие, леса дремучие и море безбрежное… А королевна сидела неподвижно у порога своего белого терема и все ждала…» Нет, положительно сегодня невозможно заниматься, прямо задыхаешься от жары! – Лева нетерпеливо закрыл свою книгу и, заложив руки за голову, некоторое время неподвижно лежал на траве.

«В сущности, ничего бы не было удивительного, – думал он, – если бы мы случайно встретились тут. Почему бы ей тоже не выйти подышать свежим воздухом. Утренние прогулки всегда самые полезные, нужно будет ей дать понять это!»

Лева внимательно посматривал по сторонам, не мелькнет ли где-нибудь кончик знакомого ему белого платья, но вокруг все было зелено, ясно, безмолвно. И ему стало невыносимо скучно…

«Я прямо умираю от жажды! – думал Субботин. – Мне кажется вполне естественным, если человек, пробе́гавший несколько часов по такой жаре, зайдет на минуту к хорошей знакомой и попросит у нее стакан холодной воды!»

Лева вскочил с места, засунул книгу в карман и начал быстро подниматься к старому домику. Все окна его были открыты настежь. Около кухни на скамейке примостилась Машутка с корзиной ягод в руках и громко распевала:

 
– Хоть рожь густа,
Но обмолотиста.
Не беда, что я толста,
Да оборотиста!..
 

Ирины не было.

– Где барышня? – нетерпеливо спросил Лева.

– Барышни нетути, вы к ним, что ли? – Машутка выпучила на него свои смеющиеся круглые голубые глаза.

– Нет, я пришел за стаканом воды, бродил долго по лесу, устал. Ужасная жара!

– Ан нет, кака жара, сегодня вольно! – не соглашалась Машутка. – Ветерок продувает! – Она пошла на кухню за водой и скоро вернулась оттуда с ковшом в руках. – Нате, испейте, барин, у нас в колодце вода студеная, расчудесная!

– А барышня куда пошла, не знаешь? – спросил Лева, внезапно забывая про воду.

– Далече, должно! – спокойно возразила Машутка. – Поди, раньше как в обед не вернутся! Они вот и завсегда так, заберут каку книжку с собой и уйдут в дальний лес часа на два, на три, не то и больше… Ну, а воду-то, барин, воду просили, что же испить-то? – с удивлением воскликнула девочка, видя, что молодой человек уже не слушал ее и быстро спускался в овраг.

– Спасибо, Машутка, неохота больше, другой раз испробую твою студеную воду! – крикнул ей на ходу Субботин, направляясь в лес.

Он тщетно исходил все знакомые места, Ирины нигде не было. Усталый и не в духе, Субботин уже собрался возвращаться домой, когда вдруг совершенно неожиданно заметил кончик белого платья в густом орешнике. Молодая девушка лежала ничком на траве с книгой. Она опустила голову на согнутые в локтях руки и так увлеклась чтением, что даже не слыхала шагов Левы.

«Ишь куда забралась!» – с досадой подумал он, невольно сознавая теперь, что все утро околачивался около ее дома только в надежде с нею встретиться.

– Ну уж и занесла же вас нелегкая, весь лес обегал, искавши! – проговорил Субботин недовольным тоном, тяжело опускаясь на траву около девушки.

Ирина с изумлением подняла голову, но, взглянув на его потное раскрасневшееся лицо, вдруг звонко и весело расхохоталась.

– Так-то вы держите слово, Лев Павлович! A ведь кто-то говорил, что будет все утро и весь день учиться!

– Пожалуйста, выражайтесь точнее, Ирина Петровна. Учиться могут такие маленькие девочки, как вы, а наш брат занимается! – с легкой досадой заметил Субботин. Он был не в духе.

– Ну вот и прекрасно, маленькая девочка учится, как видите, а большой мужчина только бегает и хвастается! – продолжала дразнить Ирина.

– И вовсе нет, извините, сударыня, я тоже занимался! – соврал Лева. – Вот вам и книга налицо! – и он вытащил из кармана порядком помятый трактат профессора Штейна. – Ну, а вы что читать изволили?

Ирина протянула ему небольшой томик Белинского.

– Старье какое! – презрительно усмехнулся Лева. – Впрочем, это ничего, читайте, вам на пользу. Когда-то и я читал его. Ну, а с Писаревым и Добролюбовым тоже знакомы?

– Очень мало, – откровенно созналась Ирина. – Добролюбов мне показался слишком серьезным, я не все поняла у него, а Писарева я не люблю.

– За что же такая немилость? – усмехнулся Субботин.

Девушка покраснела.

– Да так, и сказать не умею. Грубый он какой-то, все только о полезном говорит, смеется над всеми, а сам ничего хорошего не понимает: я слышала, что он даже музыку не любил, ну, я и не стала после этого читать его!

«Какая она глупенькая!» – подумал Лева. Ему даже охоты не было разубеждать ее, к чему? Не все ли равно, чем набита эта хорошенькая головка. Их жизненные пути ведь так различны! Осенью он уедет куда-нибудь далеко в провинцию, а она останется у бабушки. Начнет, конечно, выезжать зимой – бабушка поговаривала в последних письмах о Петербурге. – «Быть может, скоро замуж выйдет, будет счастлива. Впрочем, почему непременно скоро? – Субботин нахмурился. – Об этом еще рано думать, она слишком молода, вовсе не следует набивать ей голову такими глупостями».

Он начал усиленно утирать платком свое разгоряченное лицо и, сбросив шляпу, растянулся на траве, подложив по привычке обе руки под голову. Темная листва орешника смыкалась над ними почти непроницаемым высоким сводом, солнечные лучи, проникая тайком сквозь густые ветви, ложились зеленоватыми пятнами на белом платье Ирины и зажигали вверху целый сноп сверкающих искр. «Точно капли золотого дождя!» – думал Лева.

– Вы часто бываете тут? – спросил он, любуясь переливами света и тени на лице молодой девушки.

– О да, очень часто, ведь это мой любимый уголок, я почти каждый день прихожу читать сюда!

– В котором часу?

– Да утром, как придется. А вы каким образом забрели в эти края? Вот уж никак не ожидала, что встречу вас.

– Мне показалось душным заниматься в комнате, ну, я и вышел немного пройтись, а Машутка мне сказала, что вы отправились в лес.

– Вы заходили к нам? – удивилась Ирина.

– Ну так что же? Это вас шокирует? Мы, кажется, условились встретиться только вечером…

– Какие пустяки, не все ли равно, когда мы условились, только немножко жаль, ведь я бы не ушла, конечно, если бы знала, что вы зайдете утром.

– Ну, это ничего! – улыбнулся Лева. – Я надеюсь, что еще не раз буду иметь случай заставать вас дома, дело поправимое.

Он перестал хмуриться и решил про себя, что отныне будет по утрам заходить за ней. Почему бы и ему в самом деле не заниматься на воздухе – нужно попользоваться хорошими днями.

В этом уголке было чудо как хорошо. Леве казалось, что он готов целыми часами лежать вот так, неподвижно на спине, любуясь переливами света в густой зелени орешника. Но Ирина вынула маленькие черные часики с серебряной монограммой и объявила, что уже поздно и им пора отправляться домой.

– Не может быть, ваши часы спешат! – уверял Субботин.

Он сверил их со своими, но оказалось, что ее часы были вполне верны, и волей-неволей ему пришлось подыматься с места.

– Куда вы так стремитесь, Ирина Петровна, не понимаю, – возмущался Субботин. – Неужели вы успели так проголодаться!

– Немножко да, но это неважно. Дело в том, что Ульяна с Машуткой будут ждать меня. Мы всегда вместе обедаем.

Субботин отыскал в траве свою шляпу и лениво последовал за девушкой. Но странно: обратный путь показался ему не таким утомительным, и он даже немного удивился, когда Ирина весело объявила:

– Ну вот, слава богу, мы и пришли! Берите влево, вот этой тропинкой, и вы прямо на большую дорогу около Авиловки выйдете. Тут вам куда ближе, как раз к обеду поспеете, а я сверну направо и минуты через две тоже буду дома.

– Однако вы не очень-то любезны, Ирина Петровна. Сами спешите обедать, а меня, небось, не приглашаете к себе. Неужели вы не догадываетесь, что я ужасно голоден?

Ирина густо покраснела.

– У нас куриный суп сегодня и на второе вареная курица с рисом! – проговорила она смущенно. – А я ведь прекрасно знаю, что вы терпеть не можете курицы!

Славная девочка, прямо трогательно, как она все помнит хорошо! Лева был опять готов расцеловать ее.

– Я убежден, Ирина Петровна, что ваша вареная курица все-таки в сто раз лучше всяких жареных рябчиков прелестной Фени! – расхохотался Субботин. – А потому хоть вы и не приглашаете меня, а я все-таки намерен обедать у вас!

– Ну, пойдемте, когда так, – взволнованно заспешила Ирина. – Только вы не сердитесь, я побегу вперед, надо предупредить Ульяну.

Двумя часами позднее Лева очень неохотно возвращался в Авиловку.

– Скажите откровенно – вы очень голодны? – с беспокойством расспрашивала его на прощание Ирина.

– Милая вы моя детка! – улыбнулся Лева, крепко удерживая в своей руке ее ручку. – Уверяю вас, что я давно уже не был так сыт, как сегодня, и с удовольствием готов ничего другого не есть, кроме вареной курицы, если вы позволите мне почаще приходить к вам обедать.

– Ну хорошо, так приходите завтра! – радостно воскликнула Ирина. – И вы увидите, завтра будет все совсем другое, я сама помогу Ульяне!

– Итак, до завтра, моя маленькая добрая фея! – еще раз крепко пожал ей руку Субботин, спускаясь в овраг.

– А хотите, я вас до угла доведу? – закричала ему вслед, немного краснея, Ирина.

Она быстро нагнала молодого человека, и они отправились вместе, дружно и весело болтая, как в былое время. Дойдя до угла, Лева в свою очередь повернул обратно, a затем они снова пошли с ним до угла и таким образом провожали друг друга довольно долго. Наконец Ирине стало смешно.

– Теперь довольно! – объявила она решительно и с веселой улыбкой, не прощаясь, быстро понеслась назад.

Лева остановился и смотрел ей вслед, пока не скрылось на повороте ее белое платье. Очень, очень милая девочка! Ему опять стало почему-то ужасно весело, и он подошел к своей даче, громко напевая арию Зибеля: «Ах, скажите вы ей, цветы мои…»88
  Ария из оперы Ш. Гуно «Фауст».


[Закрыть].

На балконе сидела Лиза чернее тучи. Кокочка бегал мелкими шажками по саду и тоже имел очень взволнованный вид.

– Мое почтение, Лев Павлович! – начала Замятина ироническим тоном. – Где это вы пропадали так долго? Впрочем, мне кажется, следует поздравить вас? Вы сегодня в особенно прекрасном настроении.

– Ты совершенно права, мой друг, я в чудном настроении! – весело согласился Субботин. – Не находишь ли ты, что у меня удивительно удачно выходит эта ария Зибеля? – И он снова повторил ее громким басом, нарочно детонируя: – «Ах, скажите вы ей, цветы мои…» Не находишь, дорогая?

Лиза быстро и сердито заткнула уши.

– Если уж ты непременно решил сегодня задать нам даровое представление, так не можешь ли по крайней мере ограничиться одним драматическим искусством, оставляя оперу в покое, это не твое амплуа, поверь мне!

– Очень жаль! – воскликнул Лева. – А я собирался этим летом серьезно приняться за разработку моего голоса, тем более что и случай подходящий имеется. Ирина Петровна дивно поет и могла бы, конечно, заняться со мной. Жаль, если ты находишь, что у меня нет таланта.

– Ах, так вот в чем дело! Значит, встреча с Ириной Петровной привела вас в такое певучее настроение? – насмешливо протянул Кокочка.

– Вот именно, вы угадали, – опять согласился Субботин. – Я провел вчера совсем неожиданно такой чудный вечер и такой чудный день сегодня, что даже невольно, как видите, представил себя в роли влюбленного Зибеля и запел его арию! Как хорошо, что я не поехал с вами к Заславским! Голову даю об заклад, что ни одному из вас не было так весело!

Лиза даже побагровела от злости. Она еле сдерживалась, но Кокочка старался наружно сохранять свой обычный добродушный тон, и только в маленьких заплывших глазках его светились холодные, недобрые огоньки.

– Как странно, однако, господа, что вы не нашли нужным заранее поделиться со мной этой приятной новостью о присутствии Ирины в Муриловке, – не утерпел Лева.

– Почему же мы могли знать, что это будет так приятно тебе? – холодно процедила Лиза. – Мало ли с кем ты встречался в юные годы. Эта девочка совсем не привлекательна теперь, ничему не училась, ничего не знает и прямо до глупости наивна, можно сказать! Я удивилась, говоря откровенно, что ты мог провести с ней столько часов подряд и после этого все еще находишь ее общество интересным.

– Не будем слишком строги, мой друг! – примиряющим тоном вмешался Кокочка. – Разве и мы также в свое время не были молоды и не увлекались хорошенькими мордочками? Поверь мне, что красота – это великое слово для женщины, а у кого такие глаза, как у Ирины Петровны, тот может и без особого ума прожить припеваючи на белом свете, найдутся охотники, друзья и горячие поклонники, да еще какие, мы знаем… – ехидно добавил он.

– Не судите обо всех по себе, Николай Александрович! – заметил Субботин очень сухо и затем спокойно продолжал: – Однако как ни мало интересна эта девушка, но я все-таки удивлен, что вы не нашли нужным хотя бы вскользь упомянуть о ней. Насколько я знаю, бабушка относится к Ирине как к родной внучке и, конечно, пожелает сделать своей наследницей, в чем, несомненно, я буду горячо поддерживать ее. Ведь в таком случае эта девушка делается уже не чужой в доме, а членом нашей семьи, близким человеком. Почему же вы уделяете ей так мало внимания?

– Во-первых, Ирина сама не желала, чтобы тебе упоминали о ней… – сердито воскликнула Лиза.

– Она имела на то особые причины! – ехидно подчеркнул Кокочка.

– А во-вторых, – запальчиво продолжала Замятина, – мало ли кого вздумается бабушке считать своей внучкой. Это не значит, что и мы должны разделять ее симпатии. Что же касается до будущего наследства, то ты волен делиться своей частью с кем тебе угодно, мой друг, но у нас есть Васенька, и мы всегда будем отстаивать интересы нашей семьи!

– Ну, вот и прекрасно! – добродушно усмехнулся Лева. – У вас есть Васенька, а у меня никого нет и не будет. Я не намерен жениться, а следовательно, охотно готов не только делиться, но даже и вовсе отказаться от своей части в пользу Ирины. Мне самому ничего не надо. Мой личный труд вполне удовлетворяет всем моим частным потребностям.

Супруги быстро и значительно переглянулись. На этот раз Лева попал в самое больное их место, и оба они с трудом сдерживали свою злобу.

– Положительно ты была права, Лиза, что наша Иринушка в сорочке родилась! – заговорил своим елейным тоном Замятин. – Вот уж поистине правда: «Не родись богатым да красивым, а родись счастливым!» Везет же этой девочке, чертовски везет! И стар и млад все готовы сложить к ее ногам – только бери, мол, красавица писаная, все тебе отдадим!

Но, к неудовольствию Замятина, Лева и тут не обратил никакого внимания на его намеки. Ему стало скучно, и он ушел к себе, крайне возмущенный и сестрой, и шурином. Как хорошо, что Ирина не жила с ними и что он мог свободно встречаться с ней в этом милом старом домике. Он вспомнил, что она пригласила его обедать, и, жизнерадостный, счастливый, бодро уселся за свой письменный стол.

Лева чувствовал, что будет хорошо работать, как давно уже не занимался даже за границей. Там за последние месяцы он все время ощущал какую-то странную вялость, апатию, точно совсем стариком стал. А тут, на родине, он воспрял духом, что-то радостное, бодрящее овладело всем существом молодого человека. «Удивительно, право, – думал Лева, – какое чародейственное влияние имеет на меня этот климат Муриловки!» Ему казалось, что у него крылья растут!

VIII

Ария влюбленного Зибеля с утра громко раздавалась по коридору: «Ах скажите вы ей, цветы мои…» Лева стоял у себя в комнате перед зеркалом в белом пикейном жилете и усердно завязывал модным бантом совсем новенький светлый галстук, привезенный из-за границы, но так как этот бант ему не удавался сегодня, то с досады молодой человек все громче и настойчивее распевал свою арию, нетерпеливо пристукивая при этом ногой. «Как люблю я ее, как люблю я ее!»

Судя по интонации певца, казалось, что несчастный Зибель был озлоблен против судьбы и вообще отличался крайне неприятным, заносчивым характером. По крайней мере, так думала Лиза, входя после утреннего чая, в одиннадцатом часу, в комнату брата.

– Не можешь ли ты на минуту перестать? Мне нужно сказать тебе два слова, – проговорила она сдержанно, останавливаясь в дверях с видом страдающей жертвы.

– Могу, душа моя! – весело согласился Лева. – Хотя я удивительно в голосе сегодня! Пожалуйста, завяжи мне галстук бантом, как носят теперь, черт знает, ничего не выходит у меня, только поскорей, пожалуйста, я ужасно спешу!

– Куда это – хотела бы я знать?

– На обед, душа моя! – важно заявил Лева. – Не мешкай, завязывай поскорей!

– Как – в одиннадцатом часу утра?

– Ну так что же, пока оденусь, дойду…

– Действительно далеко, подумаешь! – насмешливо процедила Лиза. – Ты что же, ради этого обеда такой парадный? – спросила она, указывая на светло-серый костюм, разложенный им тут же на кресле.

– Разумеется, как же, званый обед! – прололжал дразнить Лева с самым невозмутимым видом.

– Званый обед с Ульяной и Машуткой, должно быть! – брезгливо поморщилась Лиза. – Ну что же, это твое дело. Каждый сходит с ума по-своему. Я не затем пришла… – продолжала она холодно. – Хотела напомнить тебе, что сегодня рождение Васеньки, ему три года исполнилось. Ты, конечно, забыл об этом, где же тебе помнить теперь о нас?

– Эх, какая досада, а я ведь действительно совсем забыл, прости, Лиза, ради бoга! – виновато и искренне проговорил Субботин, протягивая ей руку и тут же подумал: «Как жаль, право, нужно бы мальчугану какую-нибудь игрушку из города привезти!»

– Пожалуйста, не стесняйся! – кисло улыбнулась Замятина. – Мы не избалованы твоим вниманием, но я надеюсь, что ради семейного торжества ты не откажешься быть сегодня днем дома. Я сейчас только получила записку от Заславских, они собираются к нам на шоколад в четыре часа. Ты очень кстати надеваешь твой новый костюм, светлое к лицу тебе. Я надеюсь, что ты поможешь мне занимать барышень и будешь любезным хозяином. Не забудь, что Заславские – старые друзья бабушки, и ей было бы неприятно, если бы ты оказал им невнимание.

Последние слова произвели некоторое впечатление на Субботина. Но какая досада, что эти Заславские приедут на шоколад именно сегодня! А он-то надеялся так приятно провести весь день у Ирины!

– Хорошо, Лиза, я постараюсь вернуться вовремя! – серьезно обещал Субботин. – Но с условием, что занимать твоих барышень не берусь, так как решительно не знаю, что нужно делать в таких случаях.

– Это ничего, только возвращайся, пожалуйста, – усмехнулась Лиза. – Барышни Заславские не застенчивые, они и сами тебе укажут, что нужно делать.

Она удалилась из комнаты, очень довольная результатами своего разговора, так как на этот раз была уверена, что ее брат был искренен и исполнит свое обещание.

В маленьком домике над оврагом шли сегодня торжественные приготовления. Можно было думать, что Ирина человек десять гостей пригласила. Она встала ранее обыкновенного и все утро не покладая рук работала. Три маленькие комнатки ее так и сияли чистотой. Обеденный стол был вынесен в сад, и на белоснежной скатерти красовался букет пунцовой гвоздики, принесенный из усадьбы садовником Софьи Павловны. Около стола возилась с тарелками Машутка. Бедная Ульяна почти совсем с ног сбилась, до того ее затормошила барышня: в настоящую минуту она чистила цыплят и то и дело отдавала различные приказания своей дочурке.

Ирина в розовом платье, белом переднике и с засученными рукавами усердно раскатывала тесто для пирожков и ужасно радовалась, что оно так хорошо поднялось и вышло нежное-пренежное.

Она вырезала небольшой рюмкой маленькие ровные кружочки, накладывала в середину поджаренную капусту с крутыми яйцами, как любил Лева, и затем загибала их, осторожно защипывая по краям.

Работа так и кипела у нее в руках. «Сейчас пирожки будут готовы, остается только поджарить их, но раньше необходимо поставить в духовку цыплят, – заботливо соображала Ирина. – Цыплята дольше жарятся, а не то пирожки могут простыть к супу, а он терпеть не может холодных пирожков. Да вот еще следовало бы дров подбавить в плиту, чтобы был ровный жар в духовой».

– Машутка, подкинь поленца два-три, у меня руки заняты! – кричала Ирина впопыхах и сейчас же принималась опять с беспокойством обдумывать, как бы ей получше все устроить, не забыть вовремя взбить сливки на льду для трубочек. Нужно будет только сахару и ванили натереть, он ужасно любит ваниль!

– Машутка, принеси из погреба льду да захвати топорик с собой, покрупнее наколи куски!

– На что вам лед, господа? Давайте топор, я сам наколю! – послышался вдруг на дворе знакомый голос.

Лева в своем элегантном бледно-сером костюме, в такого же цвета мягкой фетровой шляпе стоял у окна и с любопытством заглядывал к ним на кухню.

– Что вы тут делаете?

– Как – так рано? – всплеснула руками Ирина.

– Какой же «рано», помилуйте, Ирина Петровна, уже половина двенадцатого скоро!

– Но ведь я же приглашала вас только к двум, у нас еще ничего не готово! – с отчаянием воскликнула девушка.

– Это ничего не значит! – авторитетно заявил Субботин. – Я почти был уверен, что у вас ничего не готово. Потому и пришел так рано, чтобы помочь вам. Говорите скорей, что нужно делать? – Лева ухватился за подоконник и ловко впрыгнул в окно на кухню.

– Лучше бы вы уж не приходили так рано, только мешать будете! – смеялась девушка, осторожно протягивая ему свою левую руку, так как правая была по локоть выпачкана в муке. – И какой же вы нарядный сегодня, верно, в гости идете куда-нибудь?

– Вот это мило, Ирина Петровна! Да разве же я не приглашен на званый обед вами? Нечего сказать, хорошо вы принимаете ваших гостей! – в свою очередь смеялся Лева.

Он непременно требовал, чтобы и ему дали какое-нибудь дело.

– Идите лучше в сад, мне, право, жаль вашего нового костюма! – советовала Ирина.

Но Субботин не хотел уходить без нее, и кончилось тем, что Ирина навязала ему спереди большую салфетку и заставила взбивать сливки венчиком в глубокой миске, которую предварительно Машутка поставила в лоханку со льдом.

Лева живо принялся за работу, но, к ужасу всех присутствующих, он исполнял ее с таким рвением, что брызги от сливок так и разлетались по всей кухне. Казалось даже, что несчастная миска трещала у него в руках.

– Что вы делаете?! – с возмущением воскликнула Ирина. – У нас ведь нет больше таких густых сливок! – И она поспешно выхватила у него из рук венчик.

Машутка так и покатывалась со смеху. Лева начал защищаться, уверяя, что это новый, более усовершенствованный прием, привезенный им из-за границы и еще не известный русским кухарчонкам. Ирина возмущалась и учила его, как следует взбивать сливки. В конце концов все втроем подняли такой шум и возню на кухне, что Ульяна совсем рассердилась и решительно выпроводила всех вон.

– Ступайте в сад, когда так, – объявила она смеясь. – Я и без вас справлюсь, а ты, Машутка, мой скорей посуду и марш накрывать на стол!

Ирина не желала оставаться такой чумичкой, как она выражалась, и пошла немного приодеться. Ей вовсе не хотелось быть хуже него сегодня. Ишь ведь как он нарядился! И она быстро сменила свое розовое ситцевое платье на белую пикейную юбку и белую кружевную блузку. Но Леве Ирина и в прежнем костюме казалась очаровательной – с засученными рукавами и в широком кухонном переднике. От нее так и веяло домовитостью. «Вот такая женщина наверное сумеет сделать жизнь уютной и счастливой для окружающих!» – подумал он и невольно вспомнил при этом сестру Лизу, вечно заспанную, нечесаную, в грязном помятом копоте.

– К вашему костюму недостает только бутоньерки из живых цветов, – проговорил Лева, невольно любуясь девушкой, – вот возьмите эту гвоздику, она пойдет к вам!

Он вынул из букета на обеденном столе веточку чудной пунцовой гвоздики и подал ее девушке.

– В таком случае поделимся, один цветок мне, другой вам! – проговорила с улыбкой девушка и начала осторожно продевать свою гвоздику в петлицу молодого человека.

– А помните, как я прежде по вашей милости только бутоньерки из куриной слепоты носил? – шутя спросил Лева, наклоняясь к девушке.

– Помню!

– А тот розан, который вы так безжалостно истрепали, вы тоже помните, Ирина Петровна?

Ирина быстро отошла от него.

– Я была тогда маленькой глупенькой девочкой, вы это сами сказали! – проговорила она, краснея. – Зачем же мне теперь напоминать об этом?

– А если мне дороги эти воспоминания, Ирина Петровна? – проговорил он вдруг так серьезно, что она с удивлением вскинула на него свои большие темные глаза. – Хотел бы я знать, как бы вы поступили, если бы случайно увидали у меня на полу такую большую пунцовую розу?

– На полу? – переспросила Ирина и слегка усмехнулась. – Ну так что же, и пусть себе валяется на полу, я бы не стала теперь подымать ее!

– А в петлице?

Ирина недовольно сверкнула глазами.

– Я не хочу больше говорить об этом, и вы не должны меня об этом спрашивать!

– А прежнему Леве сказали бы?

– Прежнему Леве – да, а вам, Лев Павлович, – нет! – лукаво улыбнулась Ирина и под предлогом каких-то распоряжений быстро направилась к Машутке, которая в эту минуту появилась на крыльце с миской дымящегося супа.

Обед удался на славу, делая полную честь молодой хозяйке. Леве казалось, что он давно не ел таких вкусных вещей. Ирина не без гордости наблюдала, с каким аппетитом он поедал и ее пирожки, и жареных цыплят со свежими огурцами, и трубочки со сбитыми сливками. Все любимые блюда его! После обеда Ульяна подала кофе и поставила вазу с фруктами.

– Какая досада, что я не могу подольше остаться у вас! – проговорил он с сожалением, вспоминая свое обещание сестре. Ему совсем не хотелось уходить.

– А что?

– Да как же, сегодня рождение Васеньки, моего прелестного племянника, и я обещался Лизе к четырем часам вернуться к шоколаду домой. К нам Заславские всем кагалом собираются, и сестра взяла с меня слово, что в качестве любезного хозяина я буду занимать барышень!

– Ах, ведь и правда сегодня! – спохватилась Ирина. – Жаль, что я не могу сама поздравить Васеньку, но, впрочем, я не совсем забыла о нем, и у меня уже несколько дней приготовлен ему подарок. Я сейчас принесу. Вы передайте ему от моего имени, пожалуйста!