Текст книги "Весенняя сказка"

Но зато Лева отлично понимал и чувствовал, когда его маленький друг был недоволен им.

Он сейчас же заметил, что Иринка обиделась, а между тем сегодня было ее рождение, и в этот день Субботин менее чем когда-нибудь желал бы огорчить свою Чернушку.

– Иринка! – закричал он обиженным голосом. – А что же, здороваться-то не надо сегодня?

Девочка замедлила шаги и нерешительно оглянулась, но, заметив, что Лева слегка присел и широко раскинул руки, она быстро кинулась назад и, как всегда, радостно повисла у него на шее.

– Левочка, Левочка, что ты! Как же не надо, Левочка! – Иринка крепко прижалась к нему. – Ты не сердись, Левочка, это я только так, знаешь, так!.. А посмотри-ка на мою новую куклу, это мне мама сегодня подарила: видишь, какая чудная! Ты должен также поздороваться с нею, поцелуй мою Надю, я ее Надей назвала!

Субботину не понравилась кукла, он нашел, что эта новая Надя до смешного напоминала румяную Милочку, но, разумеется, ничего не сказал и, чтобы не огорчать ребенка, слегка прикоснулся губами к фарфоровому улыбающемуся лицу.

– Ну а теперь марш, сударыня, одеваться! – скомандовал он смеясь, и оба друга весело направились к дому.

X

Маленькая лужайка за оградою церкви пестрела разноцветными флагами и гирляндами из зелени и живых цветов; всюду виднелись красивые палатки, фантастические киоски, и молодые девушки в нарядных костюмах торопливо разбирали и развешивали в них свои товары.

Распорядители явились первыми, и теперь каждый был занят устройством своего столика.

Хорошенькая Лиза в кокетливом костюме французской цветочницы старательно раскладывала на большом подносе, обвитом дубовыми листьями, бутоньерки из роз и махровой гвоздики, а рядом с нею Милочка, изображавшая Ундину, с распущенными волосами и в целом облаке голубого газа, поспешно устанавливала бокалы для шампанского и вынимала розовые и сиреневые пакетики с конфетти.

Несколько взрослых гимназистов и два правоведа суетились около нее в качестве помощников и распорядителей. Но сегодня Милочка еле удостаивала вниманием своих несчастных поклонников. Она считала себя верхом совершенства в костюме Ундины и нисколько не сомневалась, что на празднике будет центром всеобщего внимания. Только вот Левы почему-то до сих пор не было! Интересно, однако, чем это он торговать собирается?!

Милочка нетерпеливо оглядывалась по сторонам, но вдруг нахмурилась и с досадой обернулась к Лизе:

– Смотри-ка, Лизочка, вон там, направо, а ведь мы и не видали еще этой палатки, это что-то новое, наверное, твой брат устроил?!

– Да, это он устроил сегодня рано утром, – подтвердил Кокочка, стоявший неподалеку от них. – Мне его дворник сказал, и смотрите, mesdames, как коварно задумано, ай да Лева, молодец Лева, вы увидите, что он еще нас всех за пояс заткнет сегодня и прекрасно торговать будет; на такие вещи всегда большой спрос!

Неподалеку от них стояла хорошенькая, довольно высокая палатка, связанная из зеленого тростника, с боковой дверью и большим отверстием спереди в виде окна. Вся палатка была снизу доверху увешана разноцветными пряниками и производила действительно очень оригинальное впечатление.

– Фи! – поморщилась Милочка. – Охота ему торговать пряниками и коврижками, точно простой мужик-лоточник! Кроме уличных мальчишек, наверное, никто и не пойдет к нему! Как жаль, Лиза, что Левочка такой упрямый и не захотел в костюме рыцаря торговать у нашего столика! Он бы мог помогать мне разливать шампанское!

Милочке казалось, что состоять при ней в качестве помощника и разливать шампанское – большая честь.

Но более практичная Лиза сразу поняла, что в данном случае могло быть даже выгоднее торговать пряниками, чем цветами и шампанским, и потому уже заранее завидовала возможному успеху брата.

– Интересно, однако, какой же он костюм выберет для этого? – не унималась любопытная Милочка. – Ведь, по условию, можно продавать только в костюме!

– Ах, почем же я знаю, душка! – нетерпеливо оборвала Лиза. – Да и не все ли равно нам, – должно быть, какую-нибудь рубаху у дворника Ивана возьмет, какой тут костюм нужен, чтобы торговать коврижками!

Девушка презрительно отвернулась и от нечего делать принялась снова переставлять вазы с цветами на своем столике.

Между тем любопытная публика стекалась со всех сторон на базар, местные жители и приезжие спешили сюда целыми семьями, и скоро небольшая лужайка за оградою церкви покрылась многочисленной праздничной толпою обывателей, дачниц и дачников села Муриловка. Детей собралось особенно много; для них была устроена верховая езда на маленьких пони вдоль берега речки и, кроме того, поставлено несколько бочек с отрубями, где были зарыты разные небольшие дешевые игрушки.

Воспитанники приходской церковной школы также присутствовали на базаре и теперь, разгуливая попарно на лужайке, не без любопытства разглядывали красивые киоски, где так заманчиво для них были выставлены всевозможные вкусные вещи: торты, пирожки, испанская земляника, мороженое…

Но больше всего их интриговал пряничный домик.

«Какие чудесные коврижки висят! – с восхищением думали дети. – Но только почему же это окно домика задернуто красною занавеской и там никто не торгует?!»

– А вот подождите, сейчас и торговать будут, сейчас придут! – с улыбкою уверял дворник Иван, стороживший палатку Левы. – Должно, задержались маленько.

– Господа! – громко раздалось в эту минуту на лужайке. – Смотрите, смотрите, Волк, Волк идет! Волк и Красная Шапочка с ним!

Дети шумною и веселою гурьбой бросились в ту сторону, тесно обступая оригинальную парочку, которая только что появилась на базаре и теперь с трудом пробиралась в толпе к пряничному домику.

Костюм молодого человека, изображавшего Волка, был, впрочем, очень несложен: он ограничивался одним головным убором в виде большой волчьей морды с оскаленною пастью. Но зато хорошенькая спутница его была прелестно одета и представляла маленькую сказочную героиню.

Смуглую головку девочки украшала кокетливая красная бархатная шапочка, из-под которой живописно выбивались непокорные пряди вьющихся темных волос; миниатюрный черный атласный лиф, белоснежная кисейная рубашка, кружевной передничек и пунцовая шелковая юбочка довершали этот костюм. На ногах – красные сафьяновые туфельки, а в руках она несла соломенную корзиночку с завтраком для больной бабушки.

Маленькая Иринка действительно была прелестна в новом костюме, и недаром на нее были обращены восхищенные взоры всей публики.

– Дай ручку, иди к нам, Красная Шапочка, улыбнись хоть разочек… подними свои чудные глазки!.. – раздавалось то и дело вокруг нее.

Но Иринка ни на кого не смотрела; она застенчиво опустила длинные ресницы и, вся красная от смущения, крепко ухватившись за руку Левы, почти со страхом молча следовала за ним среди этой шумной толпы чужих людей.

– У-у-у-у, Волк-то, Волк какой страшный, он съест, съест тебя, Красная Шапочка! – смеялись дети. – Смотри, как он зубы скалит, иди лучше к нам!

Красная Шапочка, однако, так доверчиво прижималась к свирепому Волку, и он в свою очередь с такой нежностью глядел на свою маленькую спутницу, что, вопреки ужасам старой сказочки, на этот раз было вполне ясно для всех, что между ними были самые хорошие, можно сказать, даже приятельские отношения.

Лева довел Иринку до их пряничного домика, дворник Иван раскрыл перед нею боковую дверь палатки, и вот наконец-то красная занавесь у окна взвилась кверху, и в окне, обрамленном зеленою рамкою тростника, появилась смуглая головка Красной Шапочки.

– А, так, значит, вот кто будет продавать!

– Господа! – кричали обрадованные дети. – Красная Шапочка будет торговать коврижками, марш к ней за пряниками!

И скоро веселая толпа ребятишек всевозможных возрастов с шумом обступила ее палатку со всех сторон.

Лева остался снаружи, чтобы руководить торговлей и помогать Иринке, которая с непривычки страшно конфузилась и терялась.

Однако благодаря присутствию молодого человека и его ласковому, спокойному голосу девочка понемногу оправилась и скоро, в свою очередь, начала улыбаться, глядя на веселые, довольные лица окружавших ее детей.

В пряничном домике торговля шла очень бойко.

Лева нарочно назначил довольно низкие цены, доступные для всех, и не прошло и получаса, как у них уже весь наличный товар был продан, и пришлось прибегать к запасным ящикам, отставленным Иваном про всякий случай в сторонку.

– Молодец, Иринка! – весело шепнул ей Лева. – Представь-ка, мы уже на целые двадцать пять рублей наторговали с тобою!

– Правда, Лева, на двадцать пять рублей? А это разве очень много? Сколько копеек? – деловито и также шепотом переспросила девочка, еле поспевая протягивать в окно палатки пряники и коврижки.

– Много, много! – улыбнулся Лева. – Потом скажу, теперь некогда, смотри, вон там карапуз в красной рубашонке, он уже давно у тебя мятную рыбку просит, передай ему поскорей!

– Рыбку, рыбку мне, и самую большую! – кричал белокурый мальчик лет трех, тщетно стараясь приподняться на толстеньких ножках и дотянуться до окна. – Красная Шапочка, рыбку мне поскорей!

Иринка выбрала самую большую мятную рыбку и, перегнувшись в окно, протянула малышу.

Ей было ужасно весело.

Она никак не ожидала, что все пойдет так легко и удачно.

Отправляясь на базар вместе с Левой, она страшно боялась, что не сумеет справиться с делом и окажется в глазах своего друга неловкой и нелепой. Этого она боялась больше всего. И вдруг такой неожиданный успех, торговать оказалось просто и легко: нужно только поживее протягивать в окно желаемые пряники.

Все же остальное делал сам Лева, – он получал деньги и давал сдачу, а Иринке оставалось только опускать в маленький ящик серебряные и медные монеты.

Между тем в соседнем киоске, разукрашенном сверху донизу разными флагами и пестрыми лентами, где продавали Лиза и Милочка, торговля шла далеко не так успешно.

Правда, несколько знакомых молодых людей из любезности купили себе по хорошенькой бутоньерке в петлицу, а Кокочка Замятин даже выбрал две самые большие, лучшие розы и тут же очень галантно преподнес их Лизе. Но больше покупателей не было.

Остальная публика равнодушно проходила мимо хорошенькой цветочницы и еще более равнодушно отнеслась к продаваемому рядом шампанскому.

Дачницы и дачники Муриловки в этот жаркий день предпочитали уютно усесться с семьей за самоварчиком и попросту напиться чайку с тортом и пирожками, которые по сходной цене продавались тут же, по соседству с пряничным домиком.

Лиза завистливо поглядывала в сторону брата и с досады успела перессориться со всеми, не исключая даже и Кокочки Замятина.

Милочка также была не в духе, несмотря на эффектный костюм Ундины, который, впрочем, некоторые дамы находили чересчур театральным. Ей еще не удалось продать ни одного бокала шампанского.

Один из ее поклонников, гимназист шестого класса, попробовал было прицениться и спросил, сколько стоит бокал. Но, узнав, что сдачи не дают, очевидно, передумал и спрятал обратно свою трехрублевку.

Такая досада, право!

Милочка после этого даже перестала говорить с ним, нахал этакий!

– Не унывайте, очаровательная Ундина! – утешал ее чахоточный правовед, которому строго-настрого были запрещены все спиртные напитки. – Вы увидите, что настоящая торговля начнется позднее!

– Когда все уйдут, должно быть? – сердилась Милочка. – Не на вас ли прикажете рассчитывать в таком случае?

Обиженный правовед собрался было ответить ей колкостью, но в эту минуту среди публики обнаружилось какое-то странное волнение, и, позабыв о Милочке, молодой человек вместе с остальными распорядителями поспешно кинулся к церковной ограде.

Хорошенькие продавщицы также почему-то заволновались и начали старательно оправлять свои столики, выдвигая наперед самые изящные и красивые вещи, назначенные к продаже.

Некоторые из них даже не преминули при этом украдкой взглянуть на себя в карманное зеркальце и как бы беспричинно сунуть себе в волосы две-три живые розы.

Их было так много, этих роз, под рукою!

Милочка также приколола две водяные лилии к своим золотистым локонам и теперь, полная ожидания, в мечтательной позе Ундины, так и застыла у своего столика.

– Муриловский барин, муриловский барин идет! – раздавалось теперь возбужденно в толпе.

– Где, где? Вы не ошибаетесь? – спрашивали друг у друга присутствующие.

– Действительно, разве он? Ведь, говорили, не будет, он за границей!

– Нет, нет, он самый, третьего дня приехал и сейчас идет сюда!

– Вон видите, у церковной ограды, кажется, его батюшка задержал!..

Воспитанники сельской школы под предводительством своего учителя выстроились в ряд и, по-видимому, также кого-то ожидали теперь, нетерпеливо поглядывая по сторонам.

У входа на базар показалась небольшая группа мужчин.

Сам батюшка, отец Гаврила, в новой парадной рясе, за ним несколько молодых людей, распорядителей, с пестрыми бантиками в петлицах, а впереди всех высокая, статная фигура какого-то господина в сером, с тросточкой в руках и в мягкой, тоже серой, фетровой шляпе с широкими полями.

Господин шел медленно, слегка сгорбившись, и казался усталым и рассеянным.

Его красивое благородное лицо имело отпечаток затаенной грусти, а темные прекрасные глаза оставались серьезными даже и тогда, когда он любезно разговаривал с молодежью и приветливо раскланивался с окружающими.

Владимир Павлович Стегнев, или муриловский барин, как его чаще привыкли называть в селе, был одним из наиболее крупных местных помещиков и славился своим богатством, роскошной усадьбой и очень щедрой благотворительностью.

Естественно, что присутствие его на благотворительном базаре в пользу приходской школы было особенно желательным как для отца Гаврилы, радевшего об этой школе, так и для всех устроителей праздника. Но продавщицы радовались приходу щедрого помещика не только поэтому.

Муриловский барин был богат и еще далеко не стар. Правда, прекрасные глаза его глядели всегда сурово, а на висках и в темной шелковистой бороде уже начали появляться серебристые нити, но ведь это зависело не столько от его лет, сколько от пережитого им глубокого горя, а это делало муриловского барина еще более привлекательным в глазах молодых девушек. Года три тому назад Стегнев перенес очень тяжелую утрату: в течение двух месяцев он поочередно схоронил и молодую, нежно любимую им жену, и маленькую красавицу дочь, девочку лет восьми, погибшую от дифтерита. С тех пор богатый помещик никогда не оставался слишком долго в своей роскошной усадьбе и большую часть года проводил за границей. Когда же возвращался домой, то избегал веселых собраний, редко показывался в обществе и только по просьбе отца Гаврилы, его приятеля, иногда соглашался появляться на благотворительных базарах, где, разумеется, его встречали всегда с радостью, как самого желанного гостя.

Стегнев считался попечителем приходской школы и вместе с отцом Гаврилой принимал самое деятельное и живое участие в устройстве и усовершенствовании этой школы.

Но в этом году устроители праздника не рассчитывали на его приход. Пронесся слух, что он еще не возвращался из-за границы, и потому внезапное появление его теперь на базаре произвело всеобщую сенсацию.

Муриловский барин был тут же встречен воспитанниками школы громким, дружным приветствием. Он ласково кивнул в сторону детей, любезно поздоровался с учителем и затем в сопровождении отца Гаврилы и распорядителей праздника медленно направился далее по лужайке, рассматривая на ходу разные палатки и киоски.

Но временами из вежливости он останавливался то у одного, то у другого столика, покупал без разбора все, что ему предлагали, массу всяких ненужных безделушек, и затем шел далее все с тою же приветливой, но несколько рассеянной улыбкой.

Как ему надоели, в сущности, эти базары! Сколько раз он уже видел эти киоски в русском, японском, неаполитанском стилях!..

Муриловский барин направился теперь как раз к палатке, где продавали Лиза и Милочка Назимова.

Обе девушки, невольно немного волнуясь, еще издали следили за ним и, разумеется, приготовились с самой очаровательной улыбкой встретить у себя важного гостя.

Милочка только не знала хорошенько, следует ли ей при этом закинуть волосы за спину или предоставить им ниспадать длинными локонами на грудь, и что лучше: оставаться ли ей несколько отрешенной, томной и мечтательной или, напротив того, держаться более кокетливо и развязно?

Как жаль, что она не успела заранее посоветоваться об этом с Лизой!

– А вот тут, Владимир Павлович, наши главные участницы… – предупредительно начал было Кокочка Замятин, в качестве распорядителя стараясь направить богатого помещика к киоску Лизы и Милочки.

Но в эту минуту взрыв веселого детского хохота и густая, шумная толпа ребятишек, обступивших пряничный домик, невольно обратили на себя внимание муриловского барина.

Стегнев обожал детей.

– Ну, а там что? – спросил он, обращаясь к священнику.

– А там Красная Шапочка с Серым Волком пряниками торгуют, Владимир Павлович, – засмеялся отец Гаврила, хорошо знакомый с Прасковьей Андреевной и очень любивший и Леву, и маленькую Иринку.

– Вот как, Красная Шапочка с Серым Волком? – улыбнулся Стегнев, которому эта мысль, очевидно, показалась оригинальной. – Ну что ж, нужно пойти полюбоваться на Красную Шапочку, раз это так интересно!

И он, минуя киоск молодых девушек, круто повернул в сторону и направился к пряничному домику.

Замятин следовал за ним с вытянутой физиономией, предчувствуя, как ему попадет теперь от Лизы и в особенности от Милочки. Но чем же он виноват? Противный Субботин, чтоб ему пусто было с его пряниками и этой черномазой девчонкой!

Кокочка совсем позабыл, что еще недавно он сам находил Чернушку красавицей, но после сцены на балконе с его неудавшимся поцелуем Замятин невзлюбил маленькую Иринку, осмелившуюся так дерзко сравнить его великолепные усики с тараканьими.

Воспитанники школы при виде Стегнева и священника вежливо отступили назад, и Лева поспешил навстречу дорогим гостям, почтительно пропуская вперед отца Гаврилу и муриловского барина.

– Ну, этот Серый Волк не из особенно грозных! – шутил помещик, которому открытое, располагающее лицо юноши очень понравилось. – Ну, а где же ваша Красная Шапочка, господин Волк? – продолжал он с улыбкой. – Ведите нас к ней поскорей, мы тоже пришли за пряниками!

У окошка палатки по-прежнему сидела маленькая Иринка, которая, увидав подходившего священника, еще издали принялась весело кивать ему.

– Ну что, много наторговала, шалунья? – проговорил отец Гаврила, останавливаясь около нее и ласково потрепав девочку за щечку. – Довольна ли ты, моя козочка?

Муриловский барин стоял рядом с ним и молча, не отрывая внимательного взора, следил за каждым движением девочки.

Он казался взволнованным, и на лице барина не осталось и следа от прежней скуки…

– Боже… что это, уж не сон ли!.. – Стегнев невольно провел рукою по лбу.

Перед ним, словно живой, воскресал образ его маленькой покойной Марины.

Сходство было разительное: те же большие лучистые глаза, те же вьющиеся, как смоль черные волосы, горячий румянец на смуглом личике и, наконец, эта ласковая, тихая улыбка с маленькой ямочкой на левой щеке.

– О господи! – вырвалось из груди Владимира Павловича. Он едва владел собою.

Лева и священник с удивлением смотрели на помещика.

– Вам, кажется, нездоровится, Владимир Павлович? – заботливо обратился к нему отец Гаврила. – Сегодня жарко очень, не хотите ли чего-нибудь холодненького, освежиться?

– Может быть, бокал шампанского? – поспешил предложить Кокочка.

Но муриловский барин отказался, он объявил, что от жары у него действительно слегка закружилась голова, но что это случается с ним и ему ничего не нужно, кроме возможности немного посидеть и отдохнуть около Красной Шапочки.

Лева поспешил вынести два стула – для помещика и для отца Гаврилы.

– Ну а теперь, моя маленькая красавица, я бы также желал получить от тебя пряник! – ласково проговорил Стегнев, обращаясь к Иринке. Голос его еще слегка дрожал, но он уже успел овладеть собою и казался спокойным. – Только с одним условием, Красная Шапочка, – продолжал помещик, – я бы хотел, чтобы ты сама выбрала для меня этот пряник по своему собственному вкусу.

Иринка густо покраснела. До сих пор ей приходилось иметь дело только с детьми, теперь же к ней обращался совсем чужой господин, да еще такой важный, серьезный…

«Но он все-таки добрый, должно быть! – подумала девочка. – Какие у него хорошие глаза, только ужасно грустные!» И ей стало почему-то немножко жаль его. «Нужно будет для него получше выбрать, если уж он так любит пряники», – решила девочка.

И Иринка принялась озабоченно пересматривать оставшийся у нее товар, стараясь как можно добросовестнее исполнить просьбу помещика.

– Вот этот! – проговорила она наконец с убеждением, протягивая Стегневу большого розового мятного коня. – Этот самый хороший!

Дело в том, что он ей самой нравился больше всех и она даже хотела по окончании базара попросить у Левы одну такую розовую лошадку для себя.

Муриловский барин с признательной улыбкой принял мятного коня из рук девочки и, вынув радужную сторублевую бумажку, положил ее перед Красной Шапочкой на окно.

«Какая смешная картинка, разве такие бывают деньги?» – подумала Иринка. По ее мнению, настоящими деньгами могли быть только серебряные и медные монетки.

Но Лева быстро схватил бумажку и, возвращая ее Стегневу, почтительно проговорил:

– Простите, Владимир Павлович, но эта сумма чересчур велика, наша касса недостаточно богата, чтобы разменять такие крупные деньги.

– Зачем же менять, сдачи не требуется! – спокойно возразил помещик, отдавая обратно бумажку, и затем любезно добавил, обращаясь в сторону Красной Шапочки: – Я только что получил такого славного коня и из таких прелестных ручек, что, право, эта сумма мне вовсе не кажется чересчур большой!

– Вот видишь, Лева! – укоризненно заметила Иринка. – Я всегда говорила, что розовые лошадки – самые чудесные пряники, а ты все не верил!

Наивность Иринки невольно рассмешила присутствующих, но муриловский барин казался совсем очарованным девочкой и не спускал с нее глаз.

– Послушайте! – проговорил он поспешно, обращаясь к Субботину. – Насколько я могу судить, мне кажется, торговля у вас идет очень удачно, я почти не вижу больше наличного товара, неужели вы все уже продали?

– Нет, у нас осталось еще несколько запасных ящиков с пряниками! – ответил Лева.

– Ну вот и прекрасно! – обрадовался помещик. – В таком случае я беру все, что у вас осталось, и заплачу за это отдельно, а теперь прикажите, пожалуйста, выкатить сюда какой-нибудь небольшой столик, мы поставим на него нашу маленькую Красную Шапочку, и я попрошу ее раздать от моего имени оставшиеся пряники крестьянским детям и ученикам приходской школы. Идет?!

Разумеется, все были согласны. Субботин ликовал.

Дворник Иван мигом раздобыл где-то у церковного сторожа небольшой деревянный стол и, казалось, сам радовался не менее Левы успеху маленькой барышни.

– Вот только бы скатерочку каку призанять где! – нерешительно проговорил Иван. – Стол-то, вишь ты, больно корявый попался!

– На что скатерочку? – усмехнулся муриловский барин. – Мы его лучше цветами застелим! Ведь, наверное, тут где-нибудь можно будет цветов достать?!

– Конечно, конечно, как не достать? – засуетился Кокочка. – Пожалуйста, я сам провожу вас, Владимир Павлович, вот тут рядом, в соседнем киоске… наши главные устроительницы базара…

Стегнев нехотя следовал за ним, рассеянно слушая болтовню молодого человека, – казалось, ему жалко было расставаться с пряничным домиком.

Однако, увидав, сколько еще оставалось непроданных чудных цветов в киоске Лизы, он обрадовался и даже как будто немного повеселел. Муриловский барин скупил все, что было лучшего там; он выбрал самые большие и красивые розы и всю махровую бледно-розовую гвоздику. Но несмотря на такую щедрость помещика, хорошенькая цветочница чувствовала себя немного разочарованной.

Разве сама по себе она не заслужила хотя бы некоторого внимания? А между тем муриловский барин даже и не взглянул на нее. Он был все время так занят выбором цветов, казался таким озабоченным… так спешил… Интересно бы узнать, для кого это ему понадобилось столько роз?

Милочка Назимова еще более возмущалась. Она ожидала, что Стегнев непременно попросит у нее бокал шампанского и, вероятно, даже пожелает, чтобы она предварительно немного отпила из этого бокала, а затем уже, конечно, подсядет к ее столику и рассыплется в комплиментах по адресу прелестной Ундины. А между тем ожидания ее нисколько не оправдались. Муриловский барин самым прозаическим образом попросил себе стакан сельтерской воды, заявив, что у него после шампанского смертельно болит голова, – он, казалось, вовсе не заметил ее оригинального костюма.

«Урод, тюфяк, медведь этакий!» – мысленно награждала его Назимова самыми любезными эпитетами. Досада ее не имела границ.

Разве легко было, в самом деле, перенести такую неудачу на глазах у всех ее знакомых молодых людей!

Вот уж положительно ей не везло на этот раз! А тут, как нарочно, чахоточный правовед не спускал с нее своих насмешливых золотушных глаз, и взгляд его, казалось, говорил: «Да, не везет, не везет вам что-то сегодня, прелестная Ундина».

Милочка готова была расплакаться от злости, и только мысль о предстоящем бале еще немного утешала ее. Она надеялась, что котильон будет танцевать с Левой, и тогда… О, тогда, наконец!..

– Барышня, позвольте мне несколько пакетиков с конфетти? – любезно обратился к ней муриловский барин.

Желая оставаться корректным по отношению к главным участницам базара, как ему говорили, Стегнев не захотел покидать киоска Лизы, не купив также чего-нибудь и у ее подруги. Он набрал целую массу конфетти, и затем, нагруженный всеми своими покупками, с большою охапкой махровой гвоздики и чайных роз, помещик быстро направился обратно к пряничному домику.

Там уже ожидали его.

Лева поднял на руки Иринку и поставил ее на стол, а муриловский барин сложил у ног Красной Шапочки все свои цветы и пакетики с конфетти.

Девочка от восторга даже не знала, что сказать. Широко раскрыв глаза, она неподвижно стояла посреди стола, боясь, как бы не помять чудные цветы.

Неужели все эти алые и чайные розы принадлежали ей, ей одной?!

Стегнев любовался восторгом девочки. Казалось, в эту минуту он был не менее счастлив самой Красной Шапочки. Какою трогательной лаской светилось теперь печальное, серьезное лицо этого чужого человека!

Иринка подняла на него лучистые глаза и вдруг, поддавшись невольному порыву своего маленького благодарного сердца, закинула обе руки за шею муриловского барина и крепко поцеловала его.

«Что это, неужели ему опять дурно?» – с тревогою подумал отец Гаврила, заметив, как внезапно побледнело смуглое лицо Стегнева.

Впрочем, это продолжалось только минуту.

– Hommage a la plus belle! (Мое почтение прекраснейшей!) – с шутливой улыбкой проговорил муриловский барин, почтительно поднося к губам маленькую ручку ребенка, и вдруг, словно вспомнив неожиданно о каком-то спешном деле, наскоро распрощался с окружающими и быстро направился к выходу…

– Что с ним?

Лева с удивлением взглянул на священника.

Но старик с тихою грустью провожал глазами удаляющуюся высокую фигуру помещика. Он понял наконец, в чем дело. Боже мой, как это ему раньше не пришло в голову!

– Ах, Левушка, Левушка! – проговорил отец Гаврила печально. – Да ведь наша маленькая Иринка – живой портрет его покойной дочери, а он безумно любил ее.

Между тем десятки загорелых детских рук шумно тянулись теперь к стоящей на столе девочке.

– Красная Шапочка, мне, мне пряник! – кричали почти все разом толпившиеся вокруг нее дети.

Лева поспешил на помощь, стараясь по возможности водворить порядок и помогая Иринке наделять ребятишек оставшимися пряниками и коврижками. После пряников последовала раздача розовых и сиреневых пакетиков с конфетти.

Дети начали с восторгом осыпать им друг друга и Красную Шапочку, Лева снял Иринку со стола и снабдил ее конфетти. Началась общая возня, в которой Иринка с наслаждением принимала самое живое участие, и, вероятно, этот веселый праздник еще бы долго не кончался, если бы не поднялся сильный ветер и на небе не показались большие черные тучи.

Публика начала поспешно расходиться.

Лиза и Милочка, боявшиеся за свои костюмы, также собирались домой. Замятин вызвался провожать их. Обе подруги были не в духе; праздник, по их мнению, прошел вяло и неудачно, а тут еще начал накрапывать дождь, и они рисковали испортить свои костюмы.

– Возьмите и Иринку с собой, – попросил Лева, которому нужно было сдавать кассу священнику и потому некогда было самому проводить девочку домой.

Девушки, высоко приподняв подолы своих платьев, молча и с кислыми физиономиями возвращались с базара; а впереди всех, сияющая и радостная, бодро шла Иринка с огромным букетом в руках.

– Прощай, Красная Шапочка. Что за милый ребенок, вот душка-то! – то и дело раздавалось позади нее, а это еще более раздражало Лизу и Милочку.

«Эта противная Чернушка была прямо-таки царицею дня сегодня. Муриловский барин не только накупил у нее пряников за баснословную цену и засыпал ее цветами, но на прощание еще изволил поцеловать ей ручку, а при этом громогласно заявил: „Hommage a la plus belle!“ Каково! Воображаю, как теперь зазнается эта глупая девчонка!» – с досадою думала Лиза, и ей вдруг захотелось чем-нибудь рассердить Чернушку, сорвать злобу на ней.

Как нарочно, в эту минуту Иринка взобралась как можно выше на соседний холмик у большой дороги и, еще раз обернувшись назад, посылала оттуда воздушные поцелуи Леве, надеясь, что он увидит ее на этом возвышении.

Ей было так весело сегодня, в день ее рожденья! Как чудно прошел весь этот день, и как она благодарна Леве!

– Пожалуйста, не кривляйся! – сердито одернула ее Лиза. – Нам некогда ждать тебя, и оставь, наконец, в покое несчастного Леву; воображаю, как ты надоела ему за целый день; положительно, надо удивляться его терпению! Словно нянька возится с тобой целый день!

– Ах, но ведь Левочка такой добрый, такой милый! – не без умысла протянула Милочка. – Разумеется, ему было бы гораздо веселее с нами, у нашего столика, он даже говорил нам об этом, – соврала она. – Но ведь в таком случае кто бы стал заниматься с Чернушкой, а бабушка так балует ее, нужно же ведь исполнить прихоть старушки!

– Это неправда, неправда! – воскликнула Иринка, сверкая глазами и с возмущением останавливаясь перед Милочкой. – Лева сам хотел, чтобы я продавала, и сам придумал для меня костюм Красной Шапочки, бабушка совсем не просила его об этом!