Текст книги "Весенняя сказка"

XXVI

В тот же день вечером на завалинке, позади какого-то старого полуразвалившегося амбара, собралось все маленькое общество главных заправил школы, иначе говоря, первых зачинщиков всевозможных шалостей. Тут были Сенька Кузьмин, Алешка Кривоухин, Федька Беспятый, Серега Белый, Харитон Бездомный и т. д.

Этот старый амбар в пустом поле стоял довольно далеко от большой дороги и служил для маленьких заговорщиков сборным пунктом. Обыкновенно мальчуганы забирались сюда по вечерам, когда их никто не видел, чтобы обсудить на общем совете какие-нибудь новые шалости или даже просто переговорить о своих школьных и нешкольных делах.

Сегодня беседа их была особенно оживленная. Вожаки собрались на завалинку по уговору с Козыркиным, который в последнее время старался задобрить и переманить на свою сторону главарей школы.

Между ними было условлено, что они сойдутся сюда в первый же вечер после занятий, чтобы решить сообща, какой программы им следует придерживаться в будущем для скорейшего выкуривания новой учительницы.

Весь маленький кружок заговорщиков уже был давно налицо, а между тем главного советчика их, Епифана Емельяновича Козыркина, все еще не было видно.

Большинство решило напрямик объявить семинаристу, что они не хотят больше скандальничать и согласны заниматься у своей новой учительницы. К тому же ведь Рыжий Бык надул их. Она вовсе не старая ведьма, как он говорил, а напротив, совсем молодая даже и такая-то ласковая да приветная, и рассказывать мастерица! Да-да, они не хотят никого другого и будут заниматься у Ирины Петровны, у Ирины Петровны!

Но Сенька Кузьмин и Алешка Кривоухин, самые старшие в классе и притом самые отчаянные лентяи, были на этот раз не согласны с остальными товарищами.

– Погодите, погодите расхваливать, – нарочно запугивали они приятелей, – увидим еще, что-то вы завтра запоете, когда вас всех да вдруг на школьном дворе перепорят.

– Ирина Петровна говорила, что никто наказан не будет! – громко кричали дети.

– Ладно-ладно, верьте больше, мало что говорила, а, поди, домой пришла, так сейчас же и по начальству доложила! Недаром ведь бают люди, что поп наш ей крестным отцом доводится. Ну, понятно, спуску не даст, коли так! Вот увидите, за милу душу выпорят; уж что верно, то верно. Лучше, братцы, завтра и совсем в школу не ходить.

Мальчуганы приуныли и мрачно опустили головы.

Как знать, пожалуй, и на самом деле новая учительница их только обмануть хотела, и Сенька и Алешка правы?!

– А кто пороть-то будет? – тихонько спросил Серега Белый, тщедушный, долговязый парень лет четырнадцати.

– А кто его знает, урядник, должно! – уверенно заявил Сенька Кузьмин.

– Урядник?! – переспросил Серега и даже побледнел немного.

– Ох, ребята, лихая, поди, у него рука-то, у урядника!

Мальчики только вздохнули, но ничего ответили, и на минуту около старого амбара на завалинке стало совсем тихо. Каждому из детей уже невольно рисовалась коренастая приземистая фигура урядника с засученными рукавами и огромным пучком свежих розг!

Что же это Козыркин-то нейдет, право! И посоветоваться не с кем, вот ведь так и бросил их в самую тяжелую минуту.

А между тем в поле становилось уже темно и прохладно. Сумерки быстро надвигались; вдали за лесом показался край молодого месяца, несколько маленьких звездочек, еле заметных еще, робко засветились в прозрачном небе.

A дети все ждут и ждут, пугливо прижимаясь друг к другу и печально поглядывая по сторонам.

Но чур! Что это – словно кто-то тихонько бежит к ним по полю. Вон забелелась вдали рубаха, у амбара раздались чьи-то легкие мелкие шаги… только нет, это не Козыркин, его мощная фигура и тяжелая поступь хорошо знакомы детям, а это кто-то совсем маленький еле белеется в ночном сумраке и как-то странно прихрамывает и размахивает руками!

– Ребята, да никак наш Джунька хромой?! – с удивлением замечает Серега Белый.

– Джунька, Джунька, и то, он самый! – раздаются теперь со всех сторон недоумевающие голоса детей.

– Ты зачем притащился сюда, хромой ты заяц, кто тебя звал? – грозно обступают школьники запыхавшегося и еле стоящего на ногах несчастного Митьку. На минуту мальчуганам приходит на мысль, что, быть может, Митька нарочно выслеживает их, чтобы потом донести все отцу и старосте.

– Говори сейчас, Джунька, ты зачем сюда пришел?

Но Митька в изнеможении опускается на землю и несколько минут совсем не в состоянии отвечать. Шутка ль, такой конец – и все время вприпрыжку. Он так спешил к товарищам! Бедные больные ноги ребенка больше совсем не стоят.

– Братцы, мне Ицка сказал, что вы придете сюда… – начинает Митя прерывающимся от волнения и усталости голосом (Ицко был сыном сапожника Абрамки, старого бедного еврея, у которого Козыркин снимал себе комнату). – Не ждите его, братцы; Рыжий Бык не придет. Ему сегодня здорово досталось от тятьки, поп, вишь ты, велел передать ему, чтобы он ухо востро держал, а то, дескать, если не уймется, то его урядник и с дьяконом вместе как раз упечет куда Макар телят не гонял, a затем еще я за комод запрятался и слышал все, что тятька мамке рассказывал. Нам нечего бояться, ребята, потому как никого из нас пороть не станут; барышня строго-настрого запретила и даже на тятьку крепко осерчала за то, что он поначалу хотел старосте нажаловаться. Вот я нарочно и прибежал сюда, чтобы вам про все это рассказать и чтобы вы не ждали дольше Епифана.

– Молодец ты, Джунька; когда так, молодчина! – громко воскликнул повеселевший Сергей Белый. – Давайте, ребята, отнесем его за это на руках домой?!

– Давайте, давайте, отнесем! – послышались сейчас же дружные голоса остальных товарищей.

Бедный хромой Джунька принес им такую хорошую весть, что теперь все дети, в свою очередь, были готовы послужить ему.

Но зато Рыжий Бык окончательно упал в глазах мальчуганов. Он трус и изменщик, решили они, и только зря подвел их. Уж если сам побоялся прийти, так по крайности хоть бы Ицко своего прислал с весточкой – дескать, не ждите, ребята, не буду сегодня! Нужно бы здорово пробрать его.

– А знаете что, братцы, – быстро предложил Алешка Кривоухин, – устроимте-ка как-нибудь вечером, попозднее, засаду около Абрамкиной лавочки да и закидаем его оттуда еловыми шишками, когда он от дьякона будет к себе домой возвращаться! Идет?!.

– Ай да Алешка! Ай да пострел! – с восторгом подхватили его товарищи, очень довольные этой новой затеей.

Маленький Митя также весело улыбался.

– И я с вами, ребята! – объявил он серьезно. – Я тоже пойду в засаду!

– Ну куда тебе, хромой Джунька, – добродушно усмехнулся Кузьмин, – того и гляди еще придавят как-нибудь. А впрочем, если хочешь, мы и для тебя припасем работу: насобирай-ка ты нам побольше еловых шишек да вот тут, за амбаром, и складывай их.

– А теперь шабаш, ребята, по домам! – громко скомандовал Сенька, подходя к маленькому Мите. – Ну, взлезай, что ли, на коня, господин важный!

Мальчуган уперся руками в колена и низко согнул спину перед Джунькой.

Остальные товарищи ловко подсадили ребенка на плечи высокого сильного Сеньки, и вся маленькая команда весело направилась в деревню. Однако, как настоящие заговорщики, нарочно выбирая более темные и отдаленные закоулки по задворкам, чтобы, боже упаси, как-нибудь не повстречаться со старостой.

XXVII

На другой день, когда Ирина появилась в школе, она почти не узнала своего класса, до такой степени все ученики имели праздничный и какой-то особенно чистоплотный вид.

Не было заметно ни продранных локтей, ни стоптанных сапог, чистые рубахи заменили прежние грязные куртки, лица и руки были вымыты, а густо припомаженные волосы так и лоснились от деревянного масла.

Самыми последними появились в классе вчерашние заговорщики на завалинке у старого амбара. Сенька Кузьмин и Алешка Кривоухин прежде всего тщательно осмотрели весь школьный двор, нет ли, дескать, какого угощеньица, приготовленного для них где-нибудь в уголочке. Однако, не заметив ничего подозрительного, они начали один за другим осторожно входить в класс. Тут, по-видимому, тоже все обстояло благополучно.

У стола, как и вчера, сидела молодая красивая учительница, приветливо улыбаясь входящим, а по скамьям чинно и в полном порядке разместились ученики.

– На молитву, дети! – скомандовала Ирина. – Кто из вас умеет читать молитву перед началом уроков?

Дети начали смущенно переглядываться и потихоньку подталкивать друг друга.

– Иди ты, Серега, – предложил кто-то громким шепотом, – ты знатно откалываешь.

– Нет-нет, Серега пришепетывает, – уверял другой, – пусть лучше Федюха Беспятый идет, он и в церкви не раз читал Псалтырь.

Но Федька упирался и сконфуженно пятился назад.

Кончилось тем, что Ирина вышла вперед и начала читать сама. Голос молодой девушки звучал просто и искренне, без всякой деланности, но непосредственная задушевность его невольно передавалась детям, и в первый раз еще, быть может, никому из них не пришло в голову шалить и потихоньку перешептываться во время утренней молитвы.

Урок прошел весело и оживленно и так быстро, что мальчики даже немного удивились, когда учительница закрыла книгу и объявила им, что теперь они могут идти и немного побегать по двору, пока она откроет в классе окна и проветрит комнату до начала следующих занятий.

Дети весело и шумно выбежали на двор, Ирина решила воспользоваться свободной минуткой и зайти навестить Иванову, сестру покойного учителя.

Квартира ее помещалась в том же доме и отделялась от классной только небольшими узенькими сенями. Навстречу молодой девушке вышла пожилая женщина в простеньком черном ситцевом платье.

– Вы, вероятно, пришли сказать мне, милая барышня, чтобы я поспешила очистить квартиру вам? – был ее первый тревожный вопрос.

– О нет, – улыбнулась Ирина, – мне совсем не нужна ваша квартира, я живу в Авиловке у бабушки и там и останусь. Я просто пришла, чтобы познакомиться с вами, и извиняюсь, что не успела этого сделать раньше.

Иванова обрадовалась и начала суетливо усаживать свою гостью на старенький кожаный диван в кабинете ее покойного брата.

Квартира бывшего учителя состояла из двух больших светлых комнат и маленькой кухни. Обстановка была очень бедная, но Ирину приятно поражали безукоризненная чистота и порядок, которые замечались во всем доме. На окнах висели белые занавеси и стояло несколько горшков цветущей махровой герани.

– Какие прелестные цветы, – с восторгом воскликнула Ирина, – я никогда еще не видала такой красивой герани.

Иванова самодовольно улыбнулась.

– Это я сама посадила их! – объявила она с гордостью. – Садовник господина Стегнева подарил мне две маленькие веточки, и вот, смотрите теперь, как они разрослись и как чудно цветут. Впрочем, немудрено, тут так много солнца. Где-то теперь им, бедненьким, придется стоять! – печально вздохнула Иванова. – Вряд ли мне удастся найти другую такую чудную, светлую квартиру!

Оказалось, что после смерти брата она получала от Стегнева небольшую пенсию, которая ее вполне обеспечивала; и если бы не забота о квартире, то она считала бы себя вполне счастливой.

– Но вот только квартира! – вздохнула Иванова. – Не поверите, Ирина Петровна, как уезжать не хочется; подумайте только: двадцать лет на одном месте живем, ведь каждый, каждый уголок дорог!

Ирина задумалась.

– Знаете что, – проговорила она, вставая и протягивая ей на прощанье руку, – я не смею ничего обещать вам, так как, разумеется, это не от меня зависит, но я попробую поговорить с Софьей Павловной: может быть, она согласится попросить брата оставить эту квартиру за вами, ведь она же мне совсем не нужна!

У Ивановой даже слезы выступили на глазах; она не стала протягивать руки.

– Нет уж, простите, дорогая, – проговорила старушка, совсем растроганная, – позвольте мне попросту, по-русски, знаете, – и крепко обняв молодую девушку, она несколько раз звонко поцеловала ее в обе щеки. – Вам так понравилась моя махровая герань, Ирина Петровна, – продолжала она ласково, – я отсажу маленькую веточку нарочно для вас, на ваше счастье, и если цветок примется и начнет расти, то, вероятно, вы и сами знаете, какая это хорошая примета?!

Иванова улыбнулась и лукаво посмотрела на девушку.

– Какая же это примета? – простодушно спросила Ирина.

– А вы не знаете?! – засмеялась старушка. – Это значит, что в том же году вы встретите вашего милого и будете очень-очень счастливы…

– В том же году?! – быстро переспросила Ирина и вдруг густо покраснела. – Ах, пожалуйста, пожалуйста, миленькая, отсадите для меня веточку!.. – вырвалось у нее вполне искренне, и, вся зардевшись, она уже на этот раз сама от себя горячо поцеловала старушку.

Занятия в школе окончились, как всегда, к трем часам.

Дети высыпали на двор, но почему-то сегодня они медлили расходиться. Погода стояла теплая; день был ясный и солнечный, один из тех дней, когда в воздухе особенно живо чувствуется приближение весны, и, вероятно, поэтому у всех становится как-то особенно радостно и весело на душе.

Мальчики сбились в кучку у входных дверей школы и о чем-то горячо спорили.

– Да нет же, говорят вам, не стоит просить сегодня!.. – как всегда авторитетно заявлял Кузьмин. – Пусть отойдет маленько, позапамятует вчерашнее, ну, тогда разве что… а теперь погодить надо…

Но Алешка Кривоухин не соглашался с ним.

– Чего ждать-то, Сенька только зря мелет, спрос денег не стоит, пойдемте все вместе, ребята, да и делу конец!

Но ученики колебались и продолжали нерешительно топтаться на месте.

– А вот что, братцы, я вам скажу… – продолжал долговязый Серега, – пошлемте-ка Джуньку к ней… Джунька маленький, она жалеет его.

– Джунька, подь сюда!..

И немного погодя Митя уже поспешно и гордо ковылял в сторону учительницы, полный чувства собственного достоинства. Eще бы, как ему было не гордиться: разве он не являлся теперь посланным от лица всего класса своими старшими товарищами, и разве они не доказывали тем самым, что нуждаются в его помощи и в его содействии.

– Барышня, – слегка запинаясь, начал Митя, – ребята просят, чтобы ты им разрешила маленечко в бабки поиграть на школьном дворе; на улице, вишь ты, неповадно, грязно и места мало, а тут двор широкий да и чистый такой?..

– Ну так что же, играйте себе с богом, – улыбнулась Ирина, – вы, вероятно, и прежде тут играли?

– Нет, барышня, прежний учитель не пускал; говорил, шумим больно, а он шуму не любил!

– Ну, я шуму не боюсь!.. – весело воскликнула Ирина. – А когда играю, то и сама не прочь покричать немножко. Тащите бабки скорее, если они у вас под рукою. Ну-ка, и я посмотрю, что за игра такая, мне еще никогда не приходилось ее вблизи видеть.

– Ого-го, – с восторгом загремел Алешка. – Наша, наша взяла, прочь с дороги, ребята, место, место, Джунька, марш на крыльцо, задавим, бабки живей, молодцы!..

Игра закипела на славу; в один момент откуда-то появились бабки, должно быть, старшие мальчуганы про всякий случай их на себе притащили и теперь шумно и весело расставляли на дворе.

Митя взобрался на крыльцо; лично он не принимал участия, для этого он был слишком слаб, но зато он с увлечением следил за каждым ударом товарищей. Ирина также присела на крыльцо и сначала с любопытством, а потом и с искренним интересом начала присматриваться к игре.

Под конец она не вытерпела.

– Господа, – громко объявила молодая девушка, подбегая к играющим, – и я также хочу попробовать; холодно сидеть на крыльце; поучите-ка и меня в бабки!

– Становись, становись, барышня!.. – кричали очень довольные дети. – Сейчас покажем тебе, покажем!..

Учителей оказалось, разумеется, очень много, но Сенька считался первым игроком, и потому, отстранив других товарищей, он принялся сам обстоятельно и серьезно объяснять молодой учительнице, как ей следует браться за дело.

Сначала Ирина плохо усваивала его указания. Глаз у нее был верен, но с непривычки удар очень слабый, и бабка ее редко долетала до цели. Она волновалась, делала промахи, дети смеялись, и всем было ужасно весело.

– Стой, стой, барышня, не так, – серьезно указывал Сенька, – перво-наперво расставь поширше ноги, затем малость пригнись наперед, ну а теперь и запаливай правой рукой, во всю, значит, этак на отлете, понимаешь?

Ирина вся разгорелась, ей стало жарко, она наскоро сбросила свою драповую жакетку и берет, для большего удобства засучила рукава и теперь, следуя точно указаниям Сеньки, зорко прицелилась в известную точку и со всего размаху пустила свою бабку.

– Урра!! – радостно захлопал в ладоши маленький Митя. – Молодчина барышня, попала в цель, три очка сбила!

Ирина была ужасно довольна.

– Нуткась, еще раз попробуй, – советовал ей тихонько Сенька, не без гордости посматривая на свою ученицу, – запаливай, запаливай, посмелей только.

– Да ведь теперь не мой черед, а Алешин! – не решалась Ирина.

– Ничего-ничего, погодим, – снисходительно уступал ей свою очередь Кривоухин. – Играй-играй, барышня!

Ирина не заставила себя долго просить, она с увлечением схватила большую грязную бабку, нетерпеливым жестом отмахнула со лба растрепавшиеся завитки волос и снова встала в позицию, широко расставив ноги и сильно нагнувшись наперед.

– Вот так, так, ладно, – одобрительно и серьезно кивал головою Сенька Кузьмин, – ну, запаливай, что ли, живей…

– Однако я и не подозревал, Ирина Петровна, что вы такой ярый спортсмен… – раздался вдруг над нею знакомый мягкий мужской голос. – Браво, браво, вы только что дали очень, очень меткий удар…

Ирина быстро подняла голову. О ужас!.. Позади нее на крыльце стоял добродушно улыбающийся отец Никифор, а за ним виднелась высокая элегантная фигура Стегнева. Владимир Павлович также улыбался в эту минуту, но Ирине показалось, что в глазах у него светился еле заметный насмешливый огонек.

Молодая девушка совсем растерялась.

«И к чему только, право, отец Никифор притащил его сюда!» – искренне негодовала Ирина. Ну что он подумает о ней: вся красная, растрепанная, с засученными рукавами… и в таком-то виде ей приходится в первый раз представляться своему начальству. Прямо ужасно… Она готова была заплакать с досады.

А Стегнев между тем продолжал смотреть на нее все с тою же любезной, слегка насмешливой улыбкой.

«Какая очаровательная дикарочка», – мысленно восхищался он разгоревшимся личиком девушки и находил, что растрепавшиеся волнистые волосы и засученные рукава чрезвычайно идут к ней.

Его страшно забавляло ее смущение, и он нарочно сохранял все тот же немного официально чопорный тон.

– Позвольте вам засвидетельствовать мое почтение, многоуважаемая Ирина Петровна, и пожать вашу ручку… – проговорил Владимир Павлович, с трудом удерживаясь от смеха и церемонно раскланиваясь перед молоденькой девушкой.

Ирина с сердцем отшвырнула в сторону свою грязную бабку, которую все еще продолжала держать, и быстро спрятала обе руки за спину.

– Вы же видите, кажется, что я не могу подать вам руку, – проговорила она с досадой, сверкнув глазами.

Ирина хорошо понимала, что этот важный нарядный барин немного смеется над нею, а этого она не могла позволить даже Стегневу. Конечно, он имел право отказать ей от места, но смеяться над собою она все-таки ему не даст.

– Не можете подать руку? Но почему же?.. – мягко удивился Стегнев.

– Потому что она грязная, и вы прекрасно это видите, – совсем рассердилась Ирина, с вызывающим видом устремляя на него свои большие черные глаза.

«Положительно, она очаровательна, презабавная девочка», – мысленно потешался Стегнев.

– Простите великодушно, Ирина Петровна, я ничего не заметил, мне показалось, что у вас перчатки, – продолжал он дразнить ее.

– И, разумеется, черные, – вспыхнула Ирина. – Ну так вот, смотрите, никаких перчаток, а просто грязные, совсем грязные руки… – и она с досадой протянула вперед свои действительно грязные маленькие смуглые ручки.

– Ирина, ты страшно разгорячилась, спусти рукава и надевай скорей твое пальто, нельзя оставаться в одном платье, ты простудишься… – серьезно проговорил отец Никифор.

Ирина не стала спускать рукавов, но быстро пошла за своей драповой жакеткой; брошенная кое-как во время игры, она валялась тут же на грязном крыльце.

Стегнев бросился предупредительно подымать с полу эту старенькую, испачканную в песке жакетку и затем самым галантным образом передал ее молоденькой девушке.

Ирина начала поспешно и неловко ее натягивать, но точно нарочно ей почему-то никак не удавалось сегодня попасть в правый рукав.

– Вы не так одеваете и слишком спешите, Ирина Петровна; нужно сначала поправить рукав, – мягко заметил Стегнев, – позвольте мне прийти к вам на помощь…

Ирина была в отчаянии. Действительно, рукав оказался вывернутым наизнанку, и сбоку его торчала отпоротая и немного разодранная подкладка… Прямо ужасно!.. Что бы сказала бабуся, если бы увидела такой беспорядок. Ирина не знала, куда глядеть от стыда. Не проронив ни слова и не подымая глаз, она наскоро сделала общий неловкий поклон и быстро направилась к выходу.

У ворот, однако, ее нагнал Стегнев, он больше не смеялся и теперь, казалось, даже немного сожалел, что, по-видимому, так огорчил ее.

– Простите, что задерживаю вас, Ирина Петровна! – проговорил он серьезно. – Но я чуть было не позабыл передать вам просьбу моей сестры: Софья Павловна очень просила вас сегодня к обеду. Мы будем вас ждать к пяти часам приблизительно. Придете?..

– Пожалуйста, поблагодарите от меня Софью Павловну, – тихонько проговорила Ирина, не подымая глаз, и затем прибавила еще тише: – Да, я приду!..