Текст книги "Ницше"

Главная цель философии – поиск путей к возвеличению человека, к усилению могущества человека, к ускорению перехода от человека к сверхчеловеку. Сами философы – элита познания человека, «насадители культуры», готовящие приход грядущего человека. Они – предвестники свободного духа, аристократического образа мысли, всего того, что должно быть свойственно будущему человеку.

Гегель и Маркс внушали мысль об абсолютной зависимости человека от своей эпохи, о полном соответствии личности своему времени; Ницше требовал от человека самому стать эпохой, определять свое время и вести его за собой (собственно, в этом суть сверхчеловека).

Универсализация человека невозможна, как невозможна универсальная переделка человечества. Мораль может быть действенной, только если она персональна, выстрадана, укоренена. Человечество – неисчерпаемое разнообразие человеческого, а не единая шеренга или единая цель: «Только в том случае, если бы человечество имело общепризнанную цель, можно было бы давать указания: «делай так-то и так-то», но такой цели нет».

Ницше различал два крайних типа человеческой личности: натуру гармоническую и натуру героическую. Гармонический тип не знает раздвоенности и рефлексии – это человек инстинктов, врожденный властитель. Героический тип, каким он видел самого себя, состоит из противоположностей, это тип философа, поэта, исследователя. Для гармонического типа, олицетворяющего волю к могуществу, нет препятствий – он идет по жизни напролом, как идет сама жизнь. Героический тип – щупальца жизни, для него жизнь – средство познания. Он не стремится к внутренней гармонии, к единству. Он открыт, готов к любым экспериментам, сам – живой материал для опытов, сам разрушает свое единство: чем многосторонней субъект, тем лучше.

«Ибо мы, познающие, должны быть благодарны Богу, дьяволу, овце и червю в нас… также внешним и внутренним душам, глубину которых не легко постичь, с их внешними и внутренними пространствами, до крайнего предела которых не смогут добежать ничьи ноги». Познающий имеет душу, «у которой самая длинная лестница и которая может наиболее глубоко опуститься под землю, самую обширную душу, которая может широко блуждать и бродить в самой себе, которая бежит от себя самой и нагоняет себя в самых далеких кругах; самую мудрую душу, которой безумие нашептывает сладкие речи, – самую любящую себя душу, в которой все имеет свое течение и истечение, свои приливы и отливы…»

Образец человеческого могущества – Висмавитра, «который из тысячелетних самоистязаний вынес такое сознание своей силы и такую веру в себя, что взялся построить новое небо… Всякий, кто когда-нибудь строил новое небо, находил силу для этого лишь в собственном аду» (последнее – это уже личный мотив).

Что же такое для Ницше Человек? Послушаем его самого:

В человеке соединяется создание и созидатель: в человеке есть материя, недоделанность, избыток, прах, нечисть, безмыслие, хаос; но в нем есть и созидатель, художник, есть в нем твердость молота, божественность созерцателя, настроение седьмого дня…

Конечно же, творец в человеке выше твари. Мощь и значимость человека состоят в его способности справляться с историей и побеждать ее:

Чем сильнее в своих основах внутренний мир человека, тем больше он может усвоить и воспринять из прошлого. Если представить себе самого могущественного, великого по духовной силе человека, то отличительной чертой его будет то, что никакие границы исторического не остановят его, не нанесут вреда ему; все прошедшее, свое и чужое, он может привлечь к себе, вдохнуть в себя и как бы переработать в собственную кровь и плоть. То, что нельзя осилить, он сумеет забыть; оно не существует, горизонт замкнут, и ничто уже не напоминает о том, что за его пределом существуют еще люди, страсти, учения, цели.

Историческое должно быть подчинено индивидуальной жизни, непременным условием которой является внеисторическое начало.

Сильная натура, согласно Ницше, вмещает в себя всё историческое и внеисторическое: восприняв наследие прошлого, она умеет сделать его плодотворным, ибо владеет им и властвует над ним, а не покоряется прошлому, как властителю. Творец – тот, кто способен выразить дух человечества, а не идти на поводу у него. Творец – тот, кто способен «преодолеть» саму природу: «Только человек сопротивляется направлению гравитации: ему постоянно хочется падать – вверх».

Проблему «иметь или быть» Ницше решает вполне в духе Эриха Фромма: «Кто обладает, тот обладаем». Избранники человечества должны «чураться трех блистательных и громких вещей – славы, царей и женщин». Подлинный человек возлагает на себя огромное бремя – оставаться собой, не дать себя соблазнить идеями и вещами, уметь быть противу всех.

В сущности человека биологическое противостоит социальному, причем первое безусловно превалирует: природное, физиологическое, психическое, инстинктивное, аффективное преобладает над родовым, общественным, культурным, сознательным. Внешнее благородство не способно скрыть животное начало. Природное, генетическое – первично, социальное и культурное – вторично. Последнее суть не сама жизнь, но ее декорация, способ маскировки, прикрытия.

Культура, при всем ее огромном влиянии на социум, до сих пор не споспешествовала укреплению жизни, скорее, наоборот, вела к ее ослаблению, убивая в человеке подлинно человеческое. Культура социализует человека, приобщает его к роду, народу, государству, а это вынуждает индивида во все большей степени отказываться от самого себя как суверенного и уникального биологического существа, руководствующегося своими интересами и требованиями собственных инстинктов, даже такого, как инстинкт самосохранения. «Смыслом всякой культуры является выведение из хищного зверя «человек» некой ручной и цивилизованной породы животного, домашнего животного».

Подлинная культура – творчество жизни, мифотворчество человека, как очеловеченное упорядочение хаоса бытия. В культуре находят выражение фантазии, чаяния, сокровенные желания, иллюзии человечества. Свобода, по Ницше, это свободное творение иллюзий, воплощенное в культуре. Н. А. Бердяев видел главную заслугу творца «Заратустры» в постановке проблемы творчества, в жизнетворчестве: «Он искал экстаза, и экстаз был связан для него с творчеством».

Предвидя опасные тенденции развития культуры, Ницще предупреждал о росте «способности человека быть дрессируемым», превращающей его в «стадное животное, даже весьма интеллигентное»: «К измельчанию человека и к приданию ему большей гибкости и подчинению всякому управлению стремятся, видя в том прогресс».

Ницше восстал против самодовольного и оптимистического благодушия поклонников «лучшего из миров», задолго до Ортеги поставив жизненный разум выше рационального.

Ибо культура должна развиваться в согласии с природой, а не вопреки ей.

Предыдущая культура и этика не наращивали жизненный потенциал человека, но, наоборот, стремились поработить, ослабить, превратить его в беспомощное, зависимое и неполноценное существо, «которое опаснейшим для себя образом потеряло здравый животный ум». Благодаря им человек во все большей мере обращался в больное животное, в жалкое подобие, в тень жизни:

Подавление инстинктов историей превратило людей почти в сплошные абстракции и тени: никто не осмеливается проявить свою личность, но каждый носит маску или образованного человека, или ученого, или поэта, или политика.

Если в философии Ницше первое место занимает человек, то сразу за ним стоит культура. Культура почти уравнена в правах с жизнью: культура – аристократизм жизни, творческий инстинкт – высшее ее проявление. Перед нами философия-культурология, эстетизирующая и окультуривающая витальность. Жизнь – это искусство, это космическое зрелище, это Божественная Трагедия, сводящаяся к колориту Дантова Ада. Как бы ни относиться к Ницше, он – бесспорно – крупнейший диагност и терапевт культуры, вложивший в «лечение» всю свою страсть. Можно сказать, что он жаждал оздоровления культуры так же сильно, как собственного…

Цель философа как теоретика – познать вечную сущность жизни, как практика – освободиться от пут животной жизни. Цель культуры – освободиться от страданий, связанных со слепыми стремлениями, призрачными и суетными целями, и заменить животные стремления сознательной волей лучших людей, представляющих собой тайное намерение природы.

Если никто не сможет ответить тебе на вопрос, для чего ты существуешь, то попытайся наконец оправдать смысл своего существования, так сказать, а posteriori и для этого поставь себе задачу и цель, некоторое «для чего», возвышенное и благородное «для чего». Погибни ради этой цели. Я не знаю лучшей жизненной задачи, чем погибнуть ради чего-либо великого, невозможного.

Это – типичный пример инфантильно-романтического максимализма Ницше, скрывающий на дне избыток субъективности: осмыслить мировой процесс – значит озарить ярким светом сознания темную глубину природы.

Хотя культура – все еще тоненькая кожура над раскаленным хаосом, в ней, как в плодоносящей корочке почвы, – всё…

Воля к могуществу

Воля к могуществу – это действительность действительного, или же, беря слово в более широком смысле, нежели в том, в каком обычно употреблял его Ницше, – бытие сущего.

М. Хайдеггер

В отличие от прежних философов, «властителей-мыслителей», камуфлирующих обоснование могущества и стремление к господству «ухищрениями» (абсолютный разум у Гегеля, наукоучение у Фихте, экономика у Маркса), Ницше объяснял власть через саму власть. По словам А. Глюксмана, для него «все организации, государство, наука, искусство, политика, религия являются только «формообразованиями господства», структурой «воли к власти».

Власть у Ницше первична, она все измеряет, все производно от нее: «Властвующий измеряет сам, не позволяя при этом, чтобы его измеряли; он сам задает нормы».

Вот круг кругов. Властитель фабрикует свои истины – фикции, но претендует при этом как минимум на то, что все они истины и что он настоящий властитель.

Если для Платона бытие сущего представлялось в виде идеи, то Ницше определял бытие как ценность воления к могуществу: «Бытие явило собственное существо в качестве воли к могуществу».

И в конечном счете не абсолютная субъективность, охватившая своими безграничными расчетами все сущее, подвела к истолковыванию бытия как воли к власти, а скорее наоборот, проект бытия как воли к власти издалека нес с собой сначала господство субъекта, а потом впервые позволил абсолютной субъективности «тела» впервые развернуть всю действенность своей действительности.

Воля к могуществу, сила – творческая активность, спонтанность, источник становления, движения. Ж. Делёз обратил внимание на то, что идея победы в борьбе чужда Ницше, противоречит его пониманию творчества: победитель действует на уровне расхожих ценностей, а не творит новые. Воля к могуществу – способность давать, а не брать, творческое созидание жизни: «Воля к могуществу подобна энергии. И, как энергию, называют благородной ту волю, которая способна к самоизменению».

Воля к могуществу – принцип эволюции, роста, увеличения мощи жизни. «Вообще волить – это то же, что хотеть стать сильнее, хотеть расти…» Воля к могуществу – «самая внутренняя сущность бытия», эквивалент жизни. Сам Ницше нередко называл волю к власти – жизнью.

Воля к могуществу – природная сила, не различающая добро и зло, правду и ложь, положительное и отрицательное. Воля к могуществу – имморальное начало жизни, суть жизненности.

Воля к могуществу суть воля к жизни, воля к конкуренции жизни, воля к красоте жизни. Не случайно Ницше видит противоядием жизненному упадку – искусство, творчество, эти универсальные средства против снижения жизненной силы. Искусство выражает волю к могуществу, красота стимулирует жизнь и имеет бóльшую ценность для жизни, чем истина.

С. Франк, еще в начале века предвидевший вульгаризацию и фальсификацию ницшеанских понятий «воли к власти» и «сверхчеловека», писал:

«Wille zur Macht» – стремление к власти – признано им [Ницше] основным из жизненных и необходимых человеческих побуждений, его «сверхчеловек» есть прежде всего могущественный и господствующий над окружающим миром человек. Однако это господство отнюдь не должно быть понимаемо как господство политическое или вообще правовое. Кому известно отвращение Ницше к государству, к этому, по словам Заратустры, «холоднейшему из всех холодных чудовищ», тот знает, что этот крайний индивидуалист не мог мечтать о юридической санкции для того господства, к которому он призывал «высших людей». Еще менее можно думать о значении господства у Ницше как экономической, материальной власти над людьми, так как все вопросы материального порядка лежат вообще за пределами его мыслей и стремлений. Отсюда следует думать, что проповедуемое им господство означает просто духовное влияние, власть, приобретенную над людьми силою выдающихся духовных качеств. Уча господству, Ницше резко отличает корыстное властолюбие мелких людей от того властолюбия, которое «приходит к чистым и одиноким самодовлеющим вершинам». Подобное властолюбие не есть стремление подняться, возвыситься посредством власти; наоборот, оно означает, что «высокое хочет спуститься к власти», оно есть стремление к бескорыстному расширению духовной сферы своей личности, к такому воздействию на людей, на которое способны только сильные духом и которое испытывается со стороны подчиняющихся не как тягость и подавление их личности, а как даровое участие в духовных благах воздействующего. Это властолюбие есть и дарящая добродетель (schenkende Tugend).

Мне представляется ошибочным интерпретировать «волю к могуществу» как некую умозрительную сущность, обладающую трансцендентным, надмирным существованием, – это противоречит самому духу философии жизни, отвергающей источники жизни за пределами ее самой. Воля к могуществу – главная природная сила, внутренняя энергия (так и хочется сказать – внутриатомная), закон природы. Ницшеанство – философия энергетизма, воля к могуществу – энергетический символ. Фактически понятие «силы» Ницше расширил до понятия «воли к могуществу». По его терминологии законы природы суть соотношение «воль», их развитие «до последних своих пределов». «Воля к могуществу» в широком смысле – движущая сила природы, эволюции, внутренняя природа всего сущего.

«Физический» мир в интерпретации Ницше – не атомы или вещи (фикции нашего ума), но центры энергии, дословно: «динамические количества, находящиеся в известном отношении напряженности ко всем другим динамическим количествам; сущность их состоит в отношении ко всем другим количествам, в их «действии» на последние». При этом действия этих энергетических центров устремлены на овладение окружающим пространством, на распространение своей силы и вытеснение чужой. «Вся движущая сила есть воля к могуществу, кроме нее нет никакой физической, динамической или психической силы». Если учесть, что все это сказано задолго до появления релятивистской физики и квантовой механики и в отсутствие соответствующего научного языка, то все эти динамические напряженности, центры силы, потенции, энергии – разве не потрясающее предчувствие открытий Пригожина, Хакена?

Будучи аккумулированной энергией, воля к могуществу пребывает не в застывшем состоянии, а в вечном круговороте, в котором она то поднимается до известной точки, то снова опускается. Именно в таком колебательном движении заключен источник превращения энергии в жизнь.

Положив в основу своего динамического истолкования мира идею о воле к могуществу как сгустке энергии, Ницше с неизбежностью приходит к выводу о том, что мир в своем существовании является процессом становления.

Как бы ни интерпретировать физическую картину мира Ницше, перед нами один из наиболее динамичных дорелятивистских миров, находящийся в состоянии непрерывного становления или пульсации. Не случайно сам Ницше называет свое мировоззрение «настоящей философией становления».

Никто не обратил внимание на то, что «воля к могуществу» Ницше – предчувствие, неразработанный протовариант антропного космологического принципа Картера. О чем идет речь? Согласно сильному антропному принципу, Вселенная (фундаментальные параметры, ее определяющие) должна быть такой, чтобы в ней на некотором этапе эволюции возник наблюдатель (человек, способность самопознания). Согласно антропному принципу самоотбора, то, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей.

Проще говоря, из бесконечного количества возможностей разных Вселенных (разных мировых констант, определяющих их структуру) путем самоотбора формируется та, в которой рано или поздно появляется наблюдатель. Картер не приписывал антропному принципу теологические (теистические) коннотации – речь идет не о первоначальном замысле мира, ведущем к самоосознанию, а о существовании многих миров, устроенных иначе, реализующих все возможные комбинации фундаментальных параметров. Стохастические (вероятностные) фазовые переходы таких миров ведут к «нашему» миру, в котором проявляется антропный принцип, то есть реализуются фундаментальные параметры, необходимые для эволюции, приводящей к возникновению наблюдателя. Следуя интерпретации Джона Уилера, неустойчивость других «возможных миров» делает реальной лишь одну жизнеобеспеченную Вселенную, в которой значения физических мировых констант гарантируют появление жизни, разума и процесса самонаблюдения.

Но ведь «воля к могуществу» – не что иное, как декларация устроения мира по принципу самоотбора именно такой, жизнеобеспеченной Вселенной: «воля к могуществу» – внутренний принцип эволюции, ведущий путем череды трансформаций ко все более развитой, «живой», продуктивной Вселенной. Преджизнь, жизнь и сверхжизнь Тейяра де Шардена – еще одна схема самоотбора, отвечающая антропным аргументам современной физики.

В этом смысле жизнь – частный случай воли к могуществу: «Жизнь не есть приспособление внутренних условий к внешним, а воля к могуществу, которая, действуя изнутри, все больше подчиняет себе и усваивает “внешнее”».

В приложении к жизни воля к могуществу означает не стремление к самосохранению, но стремление к наращиванию энергии, к господству. Это означает, что в жизни более сильная воля управляет более слабой. Одна из главных целей жизни – умножение могущества.

Воля к могуществу может быть интерпретирована и как стремление к цели. Целесообразность – иное название жизненных процессов, управляемых волей к могуществу. Из воли к могуществу, как источника жизнедеятельности, можно вывести все влечения и функции организма.

Удовольствие или неудовольствие – проявления воли к могуществу, причем то и другое – равноценные элементы жизни, тесно связанные между собой: неудовольствие возникает при встрече жизни с препятствием и требует его преодоления. Сильная личность – это способность преодоления препятствий, умение держать удар, превозмогать боль. Удовольствие – преодоление препятствий, следовательно, боли. Удовольствие тем сильнее, чем сильнее преодоленная боль. Препятствия, связанное с ними неудовольствие – великий стимул к жизни. Жизнь остро нуждается в препятствиях, избежать их – симптом слабости человеческой. Стремление к счастью невозможно без преодоления несчастий.

Воля к могуществу – главный опорный пункт онтологии Ницше, атрибутами которой являются становление, жизнь, сознание. Единство всех проявлений бытия определяется именно волей к могуществу как внутренней пружиной существования и эволюции мира и жизни.

Воля к могуществу – физикалистское, а не политологическое понятие. Ницше принадлежит идея «динамического кванта власти» – квантованности процессов роста, поглощения, подавления действующих сил жизни.

Воля к могуществу имеет эвристическую значимость как способ толкования бытия. Согласно Ницше, бытие – это «многообразие воль к могуществу, образующее Мир», онтологическая сумма квантов силы, квантов сущего, составляющих плюральное поле жизни.

Воля к могуществу – синтез силы и мудрости, результирующая конкуренции воль, совокупность стремлений на разных уровнях жизни, хаос непрерывно меняющихся и преобразующихся организаций власти.

Хайдеггер интерпретировал «волю к могуществу» как волю к воле, власть – как действительность воли, не знающей покоя и стремящейся к расширению.

Из-за того, что временами воля воплощается в отдельных «волевых личностях», кажется, будто воля к воле есть излучение этих личностей. Возникает мнение, будто источник воли к воле – человеческая воля, между тем как, наоборот, человек задействуется волей к воле, не осмысливая того, что он задействован.

Поскольку человек таким образом задействован и поставлен волей к воле на службу ей, в его существе по необходимости задействуется тоже «воля», которой дается полная воля как инстанции истины. Вопрос повсюду только в том, действуют ли индивид и коллективы от имени этой воли или же они пока еще просто имеют дело и торгуются с этой волей, пусть даже противятся ей, не ведая о том, что она их уже переиграла. Единственность бытия дает о себе знать также и в воле к воле, допускающей только одно направление, в каком можно волить. Отсюда происходит единообразие мира воли к воле, которая так же далека от простоты раннего начала, как неистовость от истины, хотя первая принадлежит второй.

Для Х. Кауфмана «воля к власти» – стремление личности к самосовершенствованию и самотрансценденции, сублимация стремления к самоопределению. Это не власть над другими, но сублимация влечения к власти, аналогичная сублимации полового влечения, либидо Фрейда[45]45
  В сущности, воля к власти занимает в философии Ницше место либидо в психоанализе Фрейда. А. Адлер положил волю к власти в основу своего психоаналитического учения.


[Закрыть]. Чувство власти – сильнейшее жизнеутверждающее и жизнеукрепляющее влечение, противостоящее пассивности, пессимизму и отрицанию жизни.

Поскольку «Бог умер», у воли к могуществу нет сверхъестественных целей, воля к могуществу – чистая воля к воле, борьба без цели. Цели борьбы и призывы к борьбе, по словам М. Хайдеггера, – только средства борьбы. За что борются, это уже заранее решено, это само могущество, которое не нуждается в цели.

Воля к могуществу эгоистична. История – процесс реализации во времени присущей людям воли к могуществу, выражающейся в их эгоизме: «рычагом исторических движений всегда служил эгоизм отдельных лиц, групп или масс». Главный субъект исторического действия – индивид, утверждающий себя посредством этой воли. Исторический подъем – такое утверждение, исторический упадок – недостаток такой воли. Исторически ценно лишь то, что проявляет себя через мощь воли.

Воля к могуществу – движущая сила истории, подлинный смысл которой в появлении и реализации «более сильного и совершенного человеческого экземпляра».

Господство масс, усиливающееся со времени Французской революции, споспешествует деградации государства. Предотвратить упадок способны лишь «благостные вестники» грядущего исторического переворота, возвышение великих людей, новая волна воли к могуществу.

Воля к могуществу – конкуренция творцов, борьба точек зрения, вечный поиск и все новые обретения смысла существования, смыслообразующее начало мира.

«Воля к власти» – это управление собой («владеющий собой выше завоевателя города»), «воля к власти» – синоним человеческой свободы: власть над собой дает человеку подлинную свободу, она выше и значительнее власти над другими. Отсутствие «воли к власти» – признак рабского сознания, зависимости, подчинения. Скажем, «теоретический человек» – раб созданных им правил и законов, политический человек – раб идеологии, технический человек – раб «зубчатых колес и механизмов».

Политическая подоплека «воли к власти» практически не имеет оснований: правильнее перевести это выражение как волю к мощи, энергию, силу, витальность, инстинкт жизни, волю к самопреодолению.

Понятие «воли» в философии Ницше является системообразующим принципом. «Воля к власти», «власть» – не обязательно «господство», но и «творческий порыв», «соревнование воль», «Бог» (Бог – высшая власть). Речь, таким образом, идет не о внешней власти, а о внутренней творческой активности, способности человека создавать новые цели и ценности. «Воля к власти» – онтологическая трактовка мира, созидание новых ценностей и верований, власть над умами.

Учение о «воле к могуществу» отталкивалось от эволюционных идей Ламарка и Дарвина, особенно – от социал-дарвинистских интерпретаций становления, перенесших «борьбу за существование» в горизонт развития человечества. Вместе с тем Ницше постоянно подчеркивал свои расхождения с концепцией «естественного отбора» и эволюционного прогресса. «Естественный отбор» благоприятствует не «лучшим», а «наихудшим», стаду, которое лучше всего умеет приспосабливаться. «Высшие люди» возникают не путем естественного отбора, а как случайные счастливые исключения.

Ницше считал, что «школа Дарвина ошибается во всех своих утверждениях». Медленной эволюции в борьбе за существование он противопоставил скачки, точки бифуркации, самой борьбе за существование – волю к могуществу, хотя возможно, понятия эти близки по содержанию. Некоторые авторы считают, что, часто возражая Дарвину, он пользовался Дарвиным. На самом деле, главные позиции Дарвина и Ницше расходятся: не борьба за существование вообще, а конкуренция сильных, уникальных, единственных в своем роде и обыкновенных, массовых, безликих; наряду с «естественным отбором» – отбор противоестественный, в частности история человечества, «два тысячелетия противоестественности и человеческого позора»; не только «восхождение», но в равной мере и «нисхождение»; не обязательно – возможность торжества сильного над слабым, но, в равной мере, и торжество стаи над вожаком.

Исходя из идеи воли к могуществу, Ницше отрицал эволюционную теорию Дарвина как восхождение от низших форм жизни к высшим. Высшие и сложные виды жизни гибнут легче, чем низшие, поэтому борьба за существование не может привести к отбору сильнейших. Движущая сила эволюции – не естественный отбор, а та же воля к могуществу, борьба воль. Выживают сильнейшие в конкурентной борьбе. «Из-за чего деревья первобытного леса борются друг с другом? Из-за счастья? Из-за власти». Эволюции от низших форм к высшим вообще не существует: виды развиваются одновременно в своих нишах, конкурируя в могуществе, тесня друг друга. При этом огромное количество особей приносится в жертву немногим, обладающим бóльшей волей к могуществу.

Что касается хваленой «борьбы за существование», то, по-моему, ее наличие не установлено, а скорей лишь декларировано. Она встречается только в исключительных случаях; общий аспект жизни – не бедственное состояние, не голод, а, напротив, богатство, пышность и даже абсурдное транжирство. Если же за что-то борются, то всегда борются за власть… Нельзя подменять природу теорией Мальтуса. Но допустим, что такая борьба есть – ведь она и в самом деле встречается, – увы, ее итог представляет собой обратное тому, чего хотелось бы школе Дарвина, на что, следуя его учению, можно было бы надеяться: дело в том, что итог «борьбы за существование» неблагоприятен для сильных, обладающих превосходством особей, счастливых исключений. Ни один биологический род не пребывает в совершенном благополучии: слабые то и дело захватывают власть над более сильными – оттого что слабых большинство, к тому же они умнее… Про ум-то Дарвин забыл (чисто по-английски!) – у слабых больше ума… Чтобы быть умным, надо иметь в этом надобность – ум пропадает, когда надобности в нем нет. Обладающий силой избавляется от ума («И пусть мы многого лишимся, о, только б Империя наша жила!» – так нынче рассуждают в Германии…). Вполне ясно, что ум, в моем понимании, это осторожность, терпение, хитрость, притворство, большое самообладание и все, что зовется мимикрией (последняя охватывает большую часть так называемой добродетели).

Человек – не высшее животное и не «венец творения», а только «один из». Хотя человек хитрее и тем самым сильнее других животных, он – творение не вполне удачное, весьма болезненное и опасное для самого себя. Причина опасности – утрата инстинктов и безосновательное доверие рассудку, обладающему разве что огромным потенциалом совершения ошибок.

Сознательность представляет собою последнюю и позднейшую ступень развития органического и, следовательно, также и наиболее недоделанное в нем. Из сознательности происходят бесчисленные промахи, вследствие которых зверь, человек гибнет раньше времени.