Текст книги "Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1"
Автор книги: Леонид Титов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)
Драки-драки-дракачи
В бараке нашего пионерского лагеря на 16-м километре Колымской трассы я впервые увидел, как пионеру, лежащему через две койки от меня, делали «тёмную».
Так называлось физическое воздействие всего отряда колымских пионеров на мальчишку, нарушающего неписанные законы лагерного общежития. Если в бараке горела какая-нибудь электрическая лампочка, её выкручивали, и в полной темноте группа активистов-мстителей (за что?) тихонько подкрадывалась к спящему. На его голову внезапно накидывали одеяло («тёмная»!) и колотили всем коллективом, с силой и количеством ударов, зависящими от провинности, о которой должен был догадаться сам наказуемый…
Считалось, что в «тёмной» должны участвовать все мальчишки из отряда, иначе не участвовавшим тоже могла грозить «тёмная».
При этой экзекуции бьющие пионеры шёпотом (чтобы не проснулся пионервожатый) скандировали:
Драки, драки, дракачи —
Налетели палачи!
Кто на драку не придёт —
Тому хуже попадёт!
Жаловаться побитым на ночную «тёмную» не полагалось. Во-первых, это было бы нарушением кодекса общежития: поколотили, значит, есть за что, и лучше об этом вообще помалкивать. А во-вторых, пионервожатый спросит: «А кто же тебя бил?» – А этого-то побитый сказать не мог, потому что была «тёмная», он никого не мог узнать и жаловаться было не на кого.
Несомненно, что «тёмные» были детскими отголосками расправ уголовников в бараках сталинских лагерей над неугодными начальству политическими заключёнными.
Колымские школьники в пионерлагере на 16-м км трассы. Инна Клейн первая слева. Магадан. Лето 1946 г. Буклет «Первая магаданская школа. 1937–2007.» Издательство «Охотник». Магадан. 2007 г.
Побеги зеков
А вот ещё другие воспоминания о тех годах пионерки Инны.
Инна Клейн: «В лагере было очень и очень неплохо: все чем-то были заняты, играли в волейбол, в футбол, в городки, постоянно проводились соревнования, ходили в походы, работали кружки, много времени у мальчиков занимала физическая и военная подготовка, они постоянно маршировали и т. д.
Покидать территорию лагеря категорически запрещалось, это каралось очень строго. Всегда была опасность, что можно встретить бежавшего заключенного – это было реально и очень опасно, так как убегали только урки (воры, бандиты, убийцы).
Я хорошо помню массовый побег зеков летом 45-го или 46-го года. Тогда зеки шли колонной на прииск пешком и, перебив всю охрану, захватили оружие и ушли в тайгу. Вдруг ночью наш барак окружили вохровцы (военная охрана лагерей). Под окнами бесятся и лают овчарки, а в наш барак с двух сторон, громко топая сапогами, забежали солдаты. Они очень быстро и ловко заглянули под каждый топчан и убежали. В лагере оставили солдат нас охранять, но утром они ушли.
Надо сказать, что массовые побеги были, но тогда мало кто знал об этом. Никогда ни о чём, кроме официальной пропаганды, в газетах не писали, и упаси боже что-нибудь сказать в классе даже самой лучшей подруге.
Самородочки
Я помню несколько случаев, когда дети в классе рассказывали, где родители прятали дома золото, и это всегда доходило до НКВД. Родителей арестовывали, обычно расстреливали, а детей отправляли в какой-то особый детдом для детей врагов народа, и судьба их была неизвестна. Первый раз это было в 4-м классе, очень славная девочка рассказывала, что папа в ножку тумбочки прячет маленькие самородочки, которые привозит с трассы. Через два дня Лена в класс не пришла, а в Магадане больше не видели ни Лену, ни ее родителей.
Лето на Колыме короткое и холодное, но в пионерском лагере, совсем недалеко от Магадана, среди сопок уже намного теплее…»
Штопаю покрышку, клею камеру
Ребята часто звали меня играть в футбол – ведь у меня имелся настоящий футбольный мяч, а не дырявая покрышка, набитая тряпками. В 1946 году футбольный мяч в Магадане купить было негде, настоящие мячи были только у настоящих футболистов в спортивных обществах. Я играл в футбол в настоящих бутсах, которые мама брала как спортивный инвентарь на базе спортобщества «Кировец». Осенью, при учёте на складе спортинвентаря, я сдавал завскладом Скибе, мрачному человеку с глубоким шрамом на лбу, мяч и бутсы, которые за лето разбивал в пух и прах, а на зиму брал лыжи и лыжные ботинки. В 7 – 8-м классе у меня уже появились новые свои лыжи, и мы с мамой по воскресеньям ходили на лыжах в сопки или на соревнования.
Футбольный мяч, который я мог получить у мрачного Скибы, всегда был уже бывшим в употреблении. Да, собственно, это был не мяч, а покрышка отдельно, камера – отдельно. Покрышки были сильно побиты и потрёпаны взрослыми футболистами команды «Кировец», и кое-где швы и кожа уже лопнули. Я вооружался длинной толстой иглой, выворачивал покрышку наизнанку и зашивал смолёной дратвой лопнувшую кожу или пришивал заплату. Камеры тоже частенько бывали уже негодными, и мне приходилось заклеивать их резиновым клеем, наклеивать круглые заплатки, набор которых и клей я нашел в велосипедной сумке. Починенная покрышка выворачивалась обратно на лицевую сторону, швы простукивались молотком, чтобы не врезались в камеру, заклеенная камера вставлялась в покрышку, и мяч накачивался до звона велосипедным насосом. Эта операция была самая ответственная: с замиранием сердца я подносил мяч к уху и слушал, не появилось ли шипение выходящего воздуха, потом ещё и ещё подкачивал. Затем надо было затянуть шнуровку, да так, чтобы не было торчащих бугров, заправить как следует концы шнуровки и – мяч готов!
Я надевал бутсы и бежал во двор к ребятам. Фелька в нетерпении хватал у меня мяч, с силой ударял его вверх – по высоте полёта мяча можно было судить о качестве моей работы.
Играли мы всегда – и когда были в пионерлагере, и во дворе нашего дома, и на школьном дворе. Иногда после мощного удара форварда по воротам мяч долетал до забора и… насаживался на гвоздь, острые концы которых в изобилии торчали изнутри школьного забора. Воздух с печальным свистом выходил из камеры, команды расходились, а ремонт начинался сначала…
Велосипед
Кроме футбола, моим большим спортивным увлечением был велосипед – недостижимая мечта многих магаданских подростков. Мы с завистью смотрели на ребят, которые разъезжали по улицам города на трофейных машинах, привезённых их отцами из Германии, с разными причиндалами – сетками, фонариками, звонками, со счётчиками пути и даже динамками на переднем колесе для освещения дороги.
Но вот и у меня появился велосипед. Велосипед обыкновенный, дорожный, отечественный. Его подарил мне летом 1946 года Александр Романов, летчик, вернее, борт-инженер (или радист), футболист, лыжник и друг мамы. Экипаж его самолёта во главе с командиром Борисом Краснокутским в годы войны перегонял грузовые самолёты «Дуглас», предоставляемые США в виде помощи СССР, с Аляски через Чукотку и Сибирь на фронт. После войны эти экипажи перегоняли трофейные самолёты из Германии в СССР.
Александр Романов был молодой мужчина, младше мамы, хороший спортсмен и прекрасный человек. Он жил в доме № 6 по улице Сталина в одной комнате с пожилым авиационным техником. Александр пригласил меня к себе и вручил велосипед. Машина была почти новой, вполне исправной, но не имела ни ниппелей, ни колпачков на камерах, и ехать на нём сразу было нельзя. Мы с Фелькой на патрубки колёс просто натянули и замотали проволокой куски резиновых трубок. Колёса мы накачивали большим автомобильным насосом, до звона колеса, потом перегибали резиновую трубку и заматывали проволокой.
Велосипед был взрослый, а я – не очень высокий мальчик 13 лет, кататься на велосипеде не умел и даже не вполне доставал до педалей. Начинал учиться ездить на велосипеде я так: сначала я садился на велосипед дома, в коридоре, пытаясь сохранить равновесие, но это мало что давало. Потом вытаскивал велосипед на улицу, вёл его за руль на стадион, где работала мама. Там был такой замечательный забор спортбазы, от которого шёл небольшой спуск. Я подходил к этому забору, прислонял к нему велосипед, становился на одну педаль и отталкивался от забора. Велосипед ехал по спуску, я пытался сесть в седло, но, не проехав и 5–6 метров, падал вместе с велосипедом на землю, разбивая локти и коленки. После нескольких дней тренировки я, не пытаясь уже сесть в седло, стал продевать ногу в раму, вставал на вторую педаль и так, в изогнутом положении, проезжал несколько метров, но потом всё-таки падал. Постепенно я освоил и посадку в седло, еле-еле доставая до педалей носками ступней. К концу лета я сидел в седле увереннее. К тому же до будущего инженера дошло, что высоту седла можно отрегулировать по своему росту.
Я не слезал с велосипеда пять лет, исколесил весь Магадан и пригородные посёлки. За каждое колымское лето я «накручивал» по городским улицам и трассе до 1000 км – счётчик был на переднем колесе и беспристрастно отсчитывал километры. Где я только ни ездил – съезжал в канавы, мчался по тропам с сопок, гонял по городским дощатым тротуарам, переезжал по узкой доске через глубокую траншею, съезжал по крутым спускам и лестницам. Несколько раз сильно разбивался, летел через руль, гонял с мальчишками наперегонки, падал на посыпанные шлаком дороги, раздирая в кровь ладони, руки и щиколотки. Но всё заживало, и я снова садился за руль.
От такой лихой езды мой велосипед получил «боевой» вид: верхняя горизонтальная труба рамы погнулась так, что при большом повороте руля переднее колесо стало задевать за наклонную трубу рамы. Педаль на АРЗе была приварена косо (кому-то я дал во дворе прокатиться, он задел педалью за землю и сломал ось), колёса имели неисправимые «восьмёрки». Латунные сепараторы подшипников истёрлись, и шарики во втулку заднего колеса и в каретку приходилось укладывать с помощью густого солидола, чтобы они не выпадали.
Часто при резком торможении эти шарики, не удерживаемые сепаратором, смещались и выдавливались из-под конуса втулки свободного хода. Втулку так заклинивало, что заднее колесо провернуть уже было невозможно. Приходилось пешком возвращаться домой и тащить велосипед на себе…
Цепь порвалась
Однажды во время быстрого спуска по Колымскому шоссе у велосипеда порвалась цепь. Остановиться было нельзя. Велосипед набирал ход, уклон улицы довольно большой… Цепь соскочила с педальной звёздочки, волочилась по земле, потом совсем упала, тормозить стало нечем. Спрыгнуть с велосипеда было опасно, машину я бы не удержал и носом воткнулся бы в дорогу, покрытую укатанным шлаком. Скорость нарастала… Я сунул правую ногу в тапке к переднему колесу и стал нажимать на шину (щитка на переднем колесе у меня не было). Никакого эффекта. Подошва тапки стала дымиться, ноге стало горячо…
Впереди был народ, который шёл с работы и в разных местах не спеша переходил Колымское шоссе. Столкновение с людьми было неизбежным, и я начал дико орать: «Дорогу! Дорогу! Дорогу!» – Народ увидел несущегося на них мальчишку на велосипеде и стал шарахаться в разные стороны… Я, как пуля, пролетел мимо своего дома, обогнал какую-то легковушку и, убыстряя ход, домчался до конца улицы, до моста через Магаданку, где сила инерции иссякла. Дрожа всем телом от испуга, я поплёлся обратно, на гору, искать потерянную цепь…
Это моё «цирковое выступление» видела одна из маминых знакомых, шедшая в это время домой. Ей совсем не пришло в голову, в какой я был опасности, но маме она пожаловалась: «Ваш Лёня совсем не здоровается со мной!»
Медвежонок «Штурман»
Природа таёжного Таскана (почти 63-я параллель) и приморского Магадана (59º 84´ северной широты) оказала огромное впечатление на любознательного мальчика Женю Черенкова, который с тех далёких колымских лет навсегда сохранил любовь к природе, страсть к путешествиям, увлечение геологией, минералогией и химией, закреплённое в магаданской школе и в походах в краеведческий музей.
В интернате на Эльгене у ребят был зооуголок с зайцами, тритонами, лягушками и рыбками, но Женю тянуло почемуто к хозяину тайги – медведю, которого на Таскане он так и не встретил. Женя хотел иметь дома своего живого мишку, пусть маленького. Родители не препятствовали, но обрести зверя так и не получилось.
Женя Черенков: «Полярный лётчик Байдуков в 1941 году привёз белого медвежонка в Магадан. Маму его, медведицу, охотники застрелили и съели, а малыш остался в Магадане и получил кличку «Штурман». Медвежонка посадили в отдельную клетку в Зоопарке, но с началом войны, когда кормить зверей стало затруднительно, «Штурман» из Зоопарка исчез, о чём я очень переживал. А над входом в Краеведческий музей появилось чучело белого медведя. Был ли это «Штурман», я не знаю, но мне было его очень жалко…
А большая бурая медведица, обитавшая в клетке рядом с клеткой «Штурмана», однажды чуть не съела меня. После урока физкультуры, когда мы ходили на лыжах по аллеям ПКиО под руководством Анны Дмитриевны, тренера из ДСО «Кировец», я пошёл к клеткам Зоопарка. Клетка «Штурмана» была пуста, и я решил получше рассмотреть медведицу. Чтобы подойти поближе и увидеть, что она делает, я свои лыжи, которые держал под мышкой, просунул между прутьями клетки. Неожиданно медведица вдруг вцепилась когтями в мои лыжи и стала тянуть их к себе, надеясь таким образом затянуть и меня в клетку. Она тянула меня с такой силой, что я еле-еле вырвал лыжи из когтей этого хищника. Я скорее побежал домой…
Ещё один «медвежий» эпизод. Вдруг напротив нашего дома для командированных (Колымское шоссе, дом 3А), у кинобарака ГОРКИНО, я увидел, что какой-то мужчина продаёт бурого медвежонка всего за 100 рублей. Я помчался домой, но сгоряча не попал в калитку, а наткнулся на колючую проволоку забора вокруг дома, шип которой врезался мне в переносицу… Мама, невзирая на кровь, дала 100 рублей, но медвежонка уже не было. Кто-то купил его.
А года через три я увидел бурого мишку у рыбаков бухты Гертнера. Он, бедный, сидел на цепи, привязанный к столбу, и мне было его очень жалко. Рыбаки меня предупредили, чтобы я близко не подходил к медведю. Я стал подкармливать его мелкими крабами, ракушками и рыбой, и мы подружились. Он стал привыкать ко мне, и мы даже начали с ним бороться. Он со мной был одного роста. Наверно, медведь не очень понимал, что я от него хочу, и однажды так ударил меня лапой по коленке, что я испугался. Но он не рванул меня когтями, и наши схватки не прекратились.
А потом и этот медведь исчез…
Зоологию мы начали проходить только с третьей четверти шестого класса, но я уже знал, что медведь опасный и хитрый хищник, хотя сам на людей не нападает, и что медведя можно отогнать собакой или выстрелом в воздух. Но лучше не попадаться на пути медведицы с медвежатами и оберегаться медведей-шатунов, которые не залегли на зимнюю спячку».
Что-то завораживало естествоиспытателя Женю Черенкова в медведе, который, вставая на задние лапы, напоминал человека. Чукчи приписывали хитрому медведю человеческое происхождение, некоторые племена – даже божественное. Женя хотел проверить, правда ли, что медведь прежде был человеком-богатырём, у которого похитили одежду, вместо которой выросла шерсть.
И рыбаки на Весёлой в шутку говорили, что медведь – это человек, волшебством превращённый в зверя. Ведь медведь ходит на задних лапах, как человек, а другие звери этого не могут делать.
Часть четвертая
Скарлатина и Конституция
7-й класс «Б»
1946–1947-й учебный год
Дневник ученика 7 «б» класса Магадан. школы Хабаровск. кр. Ольского р. Титова Леонида на 1946–1947 учебный год.
Члены легкоатлетической команды Дальстроя после соревнований в Чите и Хабаровске. Верхний ряд (слева направо): А. Абакумова, А. Розанова, наш учитель физкультуры М. Михайлов, В. Гладина, Н. Грибков (спецкор «Советской Колымы»). Нижний ряд: А. Емельянова, А. Агапова, А. Воробейчик (представитель команды), В. Селютин. Магадан. Улица Сталина. Сентябрь 1946 г.
Из письма А. Д. Розановой родителям. 7 октября 1947 года.
«Посылаю Вам карточку прошлогоднюю, когда я приехала из Хабаровска. Эта карточка посылалась неск. раз в посылке с кофточкой – но т. к. посылка всё возвращалась, то и карточка задержалась. И вот теперь я это обнаружила. Досылаю. Это наши мастера-спортсмены. На фоне снимка – Лёнина школа. Правда, хорошее здание?»
Новые учителя. Новый директор
В 7-м классе у нас сменились все учителя, кроме С. М. Горделя, который продолжал нас мучить алгеброй и геометрией. По русскому языку и литературе учительницей была В. П. Монахова, по географии – В. С. Климушин, а с третьей четверти – Абрам Михайлович Бухин. По химии – Ан. Ал. Чернышева, по английскому языку – Д. К. Турченкова. Общий уровень преподавания не ухудшился, и среди учителей появились яркие личности – учитель географии А. М. Бухин, «кровавый» учитель истории и Конституции СССР Н. Ф. Иванов, учитель физики К. Н. Гученко, учитель по физкультуре, чемпион Колымы М. С. Михайлов.
Директором нашей первой магаданской средней школы с 1947 года, а может и раньше, стала Вера Яковлевна Хотяева. До этого В. Я. Хотяева была директором Нагаевской неполной средней школы (с 1944 года), а у нас до В. Я. директором была К. А. Быкова.
Наш учитель физкультуры – чемпион Колымы
В самом начале учебного года оказалось, что наш учитель физкультуры Михаил Степанович Михайлов уехал на соревнования по лёгкой атлетике в Читу. Михаил Михайлов был чемпионом Колымы в беге на 100 и 200 метров, в прыжках в высоту и длину.
Для меня это известие не было новостью, так как М. Михайлов, как и моя мама, А. Д. Розанова, был членом легкоатлетической команды ДСО «Кировец» в Магадане, составившей ядро команды легкоатлетов «Дальстроя». В конце августа 1946 года команда под руководством тренера А. Д. Розановой вылетела в Читу, где впервые после войны состоялась межобластная Спартакиада легкоатлетов профсоюзов золотодобывающей и горной промышленности Колымы, Читы, таёжного Бодайбо, Джиды, Балея, объединённых во вновь образованное спортивное общество «Цветные металлы». В команде были рекордсмены и чемпионы Колымы, в том числе и наш учитель физкультуры М. С. Михайлов, инженер АРЗа Алексей Сидоров (чемпион Колымы в беге на 5000 и 10000 метров).
Наши учителя. Расписание уроков
Дневник за 11–16 ноября 1946 г.
В команду входили многосторонние спортсменки Александра Агапова (бег на 100 и 500 м, толкание ядра, прыжки в высоту), Антонина Емельянова (500, 1000 м), Ирина Спиридонова (100 м, прыжки в длину и высоту), Вера Гладина (метание диска), Анна Розанова (эстафетный бег, прыжки в высоту, толкание ядра) и универсальные спортсмены Евангулов (100 м, прыжки в длину), Михаил Михайлов (100 и 200 м, прыжки в длину и высоту), Валентин Селютин (400, 800, 1500 и 5000 м), Алексей Сидоров (400, 800, 1500, 5000 м), Павел Синица (толкание ядра, метание диска).
На Спартакиаде спортсмены Колымы завоёвывают первые места по всем видам спорта – так писали газеты «Забайкальский рабочий» (27 августа, Чита), «Советская Колыма» (31 августа 1946 года, Магадан). Наш учитель Михайлов занял первые места в беге на 100 метров (12 се кунд), в прыжках в длину (5 метров 75 см) и в прыжках в высоту (1 метр 60 см).
«Команда Колымы заняла общее первое место, показав результаты, не уступающие достижениям спортсменов центральных районов страны… Команде Колымы, вышедшей победителем соревнований восточного куста, – писал корреспондент «Советской Колымы», – присуждён переходящий приз – вымпел ЦСО «Цветные металлы» (газета от 5 сентября 1946 г.).
Команда Колымы в сентябре была приглашена в Хабаровск на Краевую межведомственную Спартакиаду, где наш учитель М. С. Михайлов и другие легкоатлеты успешно выступили в розыгрыше личного первенства.
Диплом Первой степени тренера по легкой атлетике Анны Розановой от Хабаровского краевого Комитета по физкультуре и спорту. 1946 г.
Моё письмо бабушке и дедушке. Магадан. 6 октября 1946 г.
За успехи в организации спорта и за личные достижения чемпионку Колымы по лыжам 1944–1945 гг. и тренера Анну Розанову в 1946 году наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» Медаль маме вручал начальник «Дальстроя» Иван Никишов.
Физкультура была одним из моих любимых предметов в школе. Очень часто два урока физкультуры занимали последние часы занятий, и мы под руководством физрука Михайлова шли или на стадион «Кировец», где работала моя мама, или на лыжах в сопки. Снег в Магадане ложился уже в октябре. Мы становились на лыжи уже около школы и шли по улице Сталина, направо от нашей школы, по направлению к фелькиной гостинице и Нагаевской сопке. По сопке была проложена лыжня, и физрук заставлял нас пройти 2 или 3 километра. Девчонки быстро уставали и тихонько по ложбинам поворачивали домой, а я старался пройти дистанцию быстрее других мальчишек, так как не мог подвести маму. Ведь она была лучшая лыжница Колымы.
Когда мы занимались на стадионе «Кировец», то после короткой разминки и лёгкой пробежки Михаил Степанович учил нас правильно брать низкий старт при беге на короткие дистанции. – «Правильный старт, – наставлял чемпион, – 90 процентов успеха на 100– и 200-метровке». (Про правильное дыхание он умалчивал). Мы этот низкий старт на уроке физкультуры брали по 10–15 раз и бежали потом как можно быстрее 20 метров, где стоял с секундомером Михаил Степанович. Кто прибегал первым, того он называл лучшим стартовиком. Михаил Степанович с нами, школьниками, занимался профессионально, как тренер с настоящими спортсменами.
Когда уроки физкультуры проходили в школьном спортзале, наш учитель-чемпион налегал на развитие атлетических качеств у ребят. Мы делали усиленную гимнастику, потом занимались на снарядах, прыгали через «коня», висели на шведской стенке. Сам Михаил Степанович мог держать «пресс» сколько угодно времени. Несколько минут он висел на шведской стенке с ногами, поднятыми под 90º, и даже больше. Казалось, это ему не стоило никаких усилий.
Михайлов был крупный, атлетически сложённый человек. В команде «Кировца» его любили. Правда, результаты бега у чемпиона страдали из-за того, что на протяжении 100-метровки Михаил совсем не дышал и к финишу прибегал красный, с выпученными глазами. Мама как тренер долго билась с ним, заставляя его делать вдохи, хотя бы через 25–30 метров, но у него ничего не получалось. – «Если я начинаю делать вдох на дистанции, – говорил Михаил, – я сбиваюсь с ноги и теряю скорость».
Михаил не был сильно образован: на квалификационной спортивной комиссии он артериальную кровь человека назвал «артерной», а венозную – «венерической». Но не в знаниях анатомии была его сила – его сила была в 100-метровке, в прыжках в длину и высоту – остальное ему прощалось.
На занятия в спортзале Михаил Степанович часто приводил своего маленького сына, которого не с кем было оставить дома. Своего мальчика чемпион Колымы начал готовить к спортивной карьере с двух лет, заставляя малыша бегать и поднимать непомерные тяжести. Этот карапуз к четырём годам стал весьма мускулистым и выглядел необычно – не как нежный ребёнок, а как маленький атлет, копия своего папы.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.