Текст книги "Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1"

«ПОБЕДА! ПОБЕДА!! ПОБЕДА!!!»

– «Безобразие! – закричала Сара Соломоновна, – все по местам!»

– «Победа! Победа! Победа!!» – радостно кричали все ребята, и Сара Соломоновна вдруг обмякла, ей стало плохо, и она упала на стул. Очки с носа опять слетели, правда, только на стол. Ажиотаж и восторг был страшным. Мы орали: «Ура! Ура! Ура! Победа!! Победа!!» В распахнутые окна класса полетели чернилки, книги и даже тумбочка.

Все кричали и радовались Победе…

– «Безобразие… По местам!» – слабым срывающимся голосом пыталась остановить нас учительница. Но её никто не слушал и не садился, дисциплина была нарушена. Ребята галдели и не могли успокоиться. Мы высовывались в окна, размахивали руками и прыгали от радости.

Сара Соломоновна кое-как навела порядок, но двери 5-го «Б» вдруг распахнулись, влетела директриса и закричала:

«Сара Соломоновна! Дорогая! Победа!! Победа!!!» – и Саре Соломоновне опять стало плохо. Директриса подхватила её, усадила на стул, и радостно сказала: «Победа, ребята! Мы победили!!! Занятия отменяются!!! Сегодня великий праздник!!!» – и вытерла слёзы.

Нас не надо было долго упрашивать, мы вылетели в дверь и побежали на улицу, к Дому культуры, где шумели и ликовали магаданцы, мужчины и женщины, дети и взрослые, контрактники и бывшие зэки, мелькали красные флаги, и были слёзы и радость…

Инна Клейн, ученица 4-го класса: «…1944 – 1945-ый учебный год!

…Этот год запомнился нам навсегда! Все уже ждали и надеялись, что скоро, скоро кончится война. И вот взят Берлин! 9-го мая, как всегда, мы были в школе на уроке с нашей милой Екатериной Сергеевной, вдруг что-то около 11 часов с грохотом настежь распахивается дверь класса, и в дверях завуч младших классов Удя Давыдовна Ронис таким голосом кричит: «ПОБЕДА! ПОБЕДА!» Мы все оцепенели, просто замерли, а в коридоре начался шум, крики, топот, свист, что-то невообразимое… Все куда-то бежали, что-то кричали, плакали и смеялись, обнимались, прыгали!

Сведения об успехах в занятиях и поведении ученика за 1944–1945 учебный год

Дневник. Расписание экзаменов за 5-й класс

Нет, это не описать!

На площади перед Главным Управлением «Дальстроя» был митинг. Было очень много народа, говорили речи, играл духовой оркестр, была радость и была Победа!

И в личной жизни было большое событие: после окончания 4-го класса мы прощались с нашей любимой и дорогой Екатериной Сергеевной, светлым человеком, нашей первой учительницей. Она относилась к нам, как к родным детям, и мы её очень любили. Четыре года, и каких четыре года мы были вместе. Конечно, потом мы к ней частенько забегали, а потом связи оборвались».

Так окончилось учение в 1945 году. Мы, пятиклассники, сдавали шесть экзаменов («испытания» – как тогда они назывались). Я по всем предметам на экзаменах – за диктант 21 мая, за русский устный 24 мая, за математику письменную 26 мая, за историю 31 мая и за географию 2 июня получил пятёрки и был переведён в 6-й класс как «отличник учёбы».

«Красные» и «Синие»

Пришло, наконец, прохладное колымское лето, с ветрами и дождями, внезапно налетавшими с Охотского моря. Начались летние каникулы, и школьники поехали в пионерлагерь на 16-й километр Колымского шоссе, кто на одну смену, кто на две.

Я с моими друзьями Феликсом Чернецким и Женей Черенковым попал в пятый отряд. Во всех нечётных отрядах были мальчики: 1-й отряд – самые рослые ребята после 7 – 8-го класса, 3-й отряд – после 6 – 7-го класса, 5-й отряд – после 5 – 6-го класса, 7-й отряд – школьники после 4-го класса. В чётных – втором, четвёртом, шестом и восьмом отрядах – были девочки. В пионерлагере вожатые детям не давали скучать. Старшие отряды часто ходили в походы по сопкам, «по долинам и по взгорьям», играли в военизированные игры: «Красные» против «Синих». К этим играм и походам долго готовились, выстругивали деревянные автоматы и сабли, мастерили трещотки-пулемёты, девочки шили красные и синие нарукавные повязки.

Дом по Колымскому шоссе, 3, в котором жили ученики магаданской средней школы № 1 – Аркадий Арш (квартира 26), Лёня Титов и Дима Кондриков (квартира 4). Магадан. 1940-е гг.

Загораем в сопках на Каменушке. Я держу лыжу. Мама сзади, слева. Магадан. Апрель 1945 г.

Военизированная эстафета в честь 30-летия ВЛКСМ. Леонид Титов – на этапе от Управления связи до Хлебозавода. Октябрь 1948 года.

Ученик 5-го класса «Б» магаданской средней школы № 1 Лёня Титов. 1944 год

Мы с Олегом Максаковым играем в футбол… Но я в кадр почему-то не попал. 1944 или 1945 год

План комнаты «для прислуги», в которой жила чемпионка по лыжам Колымы Анна Розанова. 1944–1948 г.г. Магадан. Колымское шоссе, 3, кв. 4

Главное Управление «Дальстроя» НКВД СССР. Магадан. 1949 г.

«Красный дом». Фасад дома с магазином «Продукты» № 3 выходит на Колымское шоссе. В этом доме жила семья Клейн. За крылом дома по улице Сталина,1, видна крыша двухэтажного особняка И.Ф. Никишова. Магадан. 1940-е г.г.

В кругу семьи: дочка младшая Галя, мама Анна, папа Вениамин Клейн, дочка старшая Инна. Магадан. 1943 или 1944 г.

Инна Клейн (слева) и ещё две пионерки из Сусумана идут из бани. Одежду утащили мальчики– пионеры. Пионерлагерь на 16-ом км Колымского шоссе. Магадан. Лето 1944 г.

Инна Клейн с папой. 1949 г.

Члены семьи Клейна: кот Пушок и овчарка Рикки. Магадан. 1940-е гг.

Третий класс «А» магаданской средней школы № 1. Инна Клейн – четвертая слева в среднем ряду. 1943–1944 гг.

Помощники пионервожатых: стоит Валя Конев. Инна Клейн (слева, около «медведя с рыбой»), Аркадий Арш, Юля Шальнева. Пионерлагерь «Северный Артек». 23-ий километр Колымского шоссе. Лето 1949 г.

Митинг на площади у здания ГУ «Дальстрой» 9 мая 1945 г. Трибуна начальства – грузовик «Даймонд» (С. Халанский. «Крещенные адом». «Дикий Север». Магадан. 2003).

Митинг на площади у здания ГУ «Дальстрой» 9 мая 1945 г. Впереди ликующей толпы – четыре шеренги военных – на всякий случай (С. Халанский. «Крещенные адом». «Дикий Север». Магадан. 2003).

Музыкально-драматический театр им. Горького. Здесь работал Михаил Арш, ставились оперетты, играл Георгий Жжёнов, пел Вадим Козин. Здесь был Радиокомитет и городская библиотека. Магадан. 1940-е гг.

Управляющий колымским отделением Госбанка СССР и Вениамин Клейн (справа) в командировке на далёкий прииск. Колымская трасса. 1942 г.

Третий отряд мальчиков пионерлагеря на 16-ом км Колымского шоссе у знаменитого горбатого мостика, сработанного если не «рабами Рима», то, наверняка, рабами НКВД. Лето 1946 года. Первый ряд: второй слева – Макиевский. Лёня Титов выглядывает из-за его левого уха. За мной – правее и выше – Феликс Чернецкий. Сзади, справа – в белой майке – Павлоня (Володя Павловский). Посередине трёх верхних голов – Юра Маркелов, а слева от него и выше – Юра Акимов

Леонид Титов мечтает стать инженером по автомобильной технике. Колымская трасса. 1949 г.

Завгар Окружкома профсоюзов Колымы Ж.О. Рудзит выезжает на трассу для оказания техпомощи попавшему в аварию водителю. Магадан. 1949 г.

Видавшая виды «эмка» ЯК 02–07 Окружкома профсоюзов Колымы и её  водитель Ж.О.Рудзит. Магадан. 1950 г.

Труппа спектакля магаданских школьников «Снежок». 1949 г.

Магаданский Дом пионеров. Открыт 5 ноября 1940 г.

Каток на стадионе «Кировец». Парк культуры и отдыха. Видна парашютная вышка. Магадан. 1940-е гг.

Восьмиклассники магаданской средней школы на лыжной прогулке в сопках. Колыма. Весна 1948 г.

Классный стол и «печка» хулиганов – мальчишек 8-го класса «Б» Васьки Болдырева, Лёни Титова и Жени Черенкова. 1947–1948 учебный год. Рисунок Анны Некрасовой.

«Папа с мамой навестили нас с Галей в пионерлагере на 16-ом километре». Семья Арш (слева направо): Аркадий, мама Зоя Левитская, Галя, папа Михаил Арш. Лето 1946 года

Новый пионерлагерь «Северный Артек» на 23-ем километре Колымского шоссе. Первый отряд. Мальчики 14–15 лет. Стоят: третий слева – Феликс Чернецкий, третий справа Володя Павловский (в тюбетейке, перед пионервожатым). Второй ряд: третий слева – Юра Маркелов (в белой рубашке). Лежат: слева – Володя Поспелов, Лёва Вигман, Андрей Князев. Справа лежат: Аркадий Арш, Дима Кондриков, Лёня Титов (подпирает голову рукой), Макиевский. Июль 1947 г.

Самый ответственный пост «Красных», который доверялся лучшим пионерам, был «на флаге», то есть на верхней площадке мачты, на которой развевался красный флаг лагеря. Двум дежурным «на флаге» ни в коем случае нельзя было допустить спуска флага противником, это считалось бы позорным поражением всей группировки «Красных».

«Синие» посылали своих агентов – девчонок – под видом дежурных с кухни со стаканами сметаны или компота или звали играть в футбол, чтобы отвлечь охранявших мачту и флаг. Но мы с Фелькой «на флаге» держались стойко и не забывали свой долг, хотя торчать на площадке мачты несколько часов под палящим солнцем или дождём было утомительно и скучно. Мой напарник по дежурству Фелька Чернецкий так раззевался на посту, что вывихнул себе челюсть, и мне пришлось слегка стукнуть ему по челюсти, чтобы она встала на своё место. Читать на боевом посту не разрешалось…

Инна Клейн (восьмой отряд?): «В пионерский лагерь я ездила каждое лето, мне там нравилось, а какие песни я оттуда привозила… Мы, малышня, всё время там во что-то играли. В «ножички» – это рисовался круг и делился по числу участников на сектора. Кидался ножик в чужую землю, если воткнулся, то ты себе прирезал от чужой земельки. Какие были страсти, устанавливались всякие правила, иногда дело доходило до драки. В эту игру играли и в городе и в лагере, и мальчики и девочки.

Играли в лапту, играли в «Штандер»: мячик теннисный водящий кидал вверх и кричал чьё-то имя, тот должен был на лету мячик поймать и крикнуть: «ШТАНДЕР!» Все на бегу застывали, и водящий мячиком должен был в кого-нибудь попасть, и тот уже начинал водить. Ну, а мальчики часами играли в «зоску» – и в школе на перемене, и в лагере. В кусочек меха, в кожу, заливался свинец – это и была «зоска». Внутренней стороной стопы, где косточка, надо было подкидывать её, пока она не упадёт на пол. Тогда начинал другой.

О, какие были мастера, они могли делать сотни ударов! В школе что только не предпринимали учителя – ничего не могли сделать. С игрой в деньги – «в пристенок» – боролись успешно, в школе мальчики младших классов не играли».

Ещё на борту «Джурмы» я услышал от бывалого шофёра съезжающего на берег «джипа», что на Колыме «12 месяцев зима». В этом я убедился в первый же год жизни в Магадане. В апреле мы ещё ходили с мамой и её друзьями на лыжах в сопки и загорали. В воздухе было тепло, но лыжня не таяла. Окончательно я понял, что остальные месяцы на Колыме – тоже зима, летом, когда вместе с другими ребятами отправился в свой первый пионерский поход в команде «Красных».

Снег в середине лета ещё не везде стаял, а на вершинах сопок лежал сплошными голубыми шапками. Снег там таял очень медленно. По такому начинающему таять на вершинах и склонах сопок снегу можно было кататься и без лыж, просто на подошвах обуви. Снег, вследствие невысокой плюсовой температуры у поверхности земли, не таял сразу в воду, а превращался в мелкие льдинистые крупинки и зёрна. Нерастаявший снег островками лежал в кустах стланика на склонах сопок почти всё лето. Когда пионеры преодолевали подъемы, а потом и спуски с сопок, можно было разбежаться и, прыгнув на этот искрящийся под солнцем фирн, вместе с ним скользить 10–15 метров вниз.

В «боевых же действиях» в тайге для магаданских пионеров самым заманчивым было то, что пока «Синие» безуспешно пытались окружить «Красных», мы, дозорные, лежали в засаде и усиленно поглощали колымские «фрукты» – морошку, ежевику, голубику, жимолость, шикшу.

Особенно сладкой была брусника, которая перезимовала в тайге под снегом и сморщенными подушечками висела на прошлогодних почерневших кустиках. Брать ягоду надо было осторожно, так как подушечка могла лопнуть и измазать руки и лицо. По этим красным пятнам и синим губам наши «стратеги»-пионервожатые узнавали, что мы в засаде не наблюдали за «Синими», а ели сладкие ягоды и могли прозевать прорыв крупного соединения противника.

Пока мы воевали в тайге, наш товарищ, неугомонный Женя Черенков, на лагерной кухне осваивал производство мороженого, которое предназначалось для «Красных» и «Синих», уставших в боях.

Женя Черенков: «Для мороженого бралась огромная 30-литровая алюминиевая фляга из-под молока, куда заливался жидкий раствор из всяких вкусных вещей – сливок, сахара, добавлялось немножко ягод голубики. Эта фляга ставилась на лёд и обкладывалась льдом почти до верха. Лёд я посыпал солью, а потом до изнеможения крутил эту флягу, пока содержимое фляги не начинало затвердевать. Наградой мне была порция сделанного мной же мороженого».

«По долинам и по взгорьям»

В августе 1945 года, когда я был на третьей смене в пионерлагере, СССР объявил войну милитаристской Японии. Власти опасались, что японцы могут напасть на Владивосток, Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре, Петропавловск, Магадан и, конечно, на наш пионерлагерь, в котором была введена светомаскировка. Нам сказали, что могут появиться японские шпионы и что надо быть бдительными. Походы и военные игры были отменены, и нам не разрешалось выходить за ворота лагеря. По ночам ожидались японские бомбёжки, дежурные пионервожатые надели сумки с противогазами. Но скоро все эти военные приготовления стихли, все были уверены в скорой победе Красной Армии. 28 августа был взят Порт-Артур.

В сентябре 1945 года Япония подписала капитуляцию, а поздней осенью в Магадане появились пленные японцы из разгромленной Квантунской армии. На Колыму вообще было завезено до 4000 японских солдат и офицеров. Мы удивлялись, что японцы не ходили, как пленные немцы в кинохрониках, унылой оборванной толпой под конвоем русских автоматчиков. Утром трудолюбивые японцы шли на работу строем, бодро, с песней. Пели они старательно, на «русском» языке. Внимательно вслушиваясь, можно было с трудом уловить мотив и интонации нашей дальневосточной песни «По долинам и по взгорьям…»

Во главе колонны обычно шёл японский офицер, в меховой форменной армейской фуражке и добротной шинели с желтым меховым воротником, в сапогах и с саблей (!) на боку. Впереди колонны японцы несли красное знамя с надписью «9 сентября» и что-то ещё по-японски, иероглифами. Сбоку с винтовками наперевес неспешно шли два-три русских солдата конвоя. Японские солдаты были одеты аккуратно, в свои шинели, на головах – зимние жёлтые меховые шапки военного образца, на ногах – крепкие армейские башмаки, чёрные обмотки.

Пленные японцы строили в Магадане 2 – 3-этажные жилые дома барачного типа, и в них сразу же вселялись не имеющие жилья колымчане. Напротив нашего дома был построен такой барак, в нём поселился мой товарищ по школе Коля Меликов, с папой-геологом, мамой и младшим братом Игорем.

К весне 1946 года самурайской гордости японцев поубавилось, кормить пленных стали хуже. Солдаты Квантунской армии стали, как колымские доходяги, ходить по ближайшим домам, носили дрова (обрезки досок, чурки, обломки строительных лесов) и просили: «Рис-рис-рис!»

Дрова были большим дефицитом в городе. Когда японцам давали хлеб, они качали головами и не брали. Потом распробовали и уже просили: «Хлеб-хлеб-хлеб!» – брали, кланялись. Вражды я к японцам не ощущал, хотя они и намеревались утопить меня и «Джурму» в проливе Лаперуза.

Общаться с пленными нам запрещали, но всё равно у школьников стали появляться японские «трофеи» – алюминиевые с отверстиями монеты, бумажные иены, авторучки, компасы, часы и даже ножи-штыки. Всё это выменивалось у японцев на хлеб. После постройки домов в Магадане, года через 2–3, японцы незаметно исчезли. Мы думали, что они вернулись домой…

Инна Клейн помнит другое: «Очень хорошо к концу осени 1945 года запомнилось появление на улицах пленных японцев и то, что многие офицеры у них знали английский язык, и что офицеры могли бить солдат прямо на глазах у прохожих. О пленных японцах на Колыме написано достаточно, и я могу сказать, что им было не лучше, чем их братьям по несчастью у нас в Иркутске или в Сибирской тайге под Тайшетом. До сих пор наивные японские родственники ищут у нас родные могилы, да что поделаешь, великоваты просторы Колымы и Сибири.

Мир и покой их праху! Мы своих-то ещё не всех нашли…»

«Мы – комсомолки!»

В самом конце лета, а точнее 18 августа 1945 года, в нашей квартире можно было наблюдать необыкновенное зрелище. Наш сосед по квартире, молодой мужчина лет 30, как потом оказалось, секретарь Горкома ВЛКСМ, обычно выезжавший «на трассу» в демократической телогрейке и кирзовых сапогах, вдруг вышел из своей комнаты в приличном костюме и при галстуке. Оказалось, что в этот день в порт Нагаево должен был прибыть пароход «Феликс Дзержинский» с очень важным для Колымы грузом – молодыми незамужними девушками. Этот десант из 2000 женщин прибывал в город по комсомольскому набору «Дальстроя», и наш сосед по долгу службы ехал встречать девушек.

В порту, по рассказам маминых знакомых, холостых спортсменов, собралось несколько тысяч мужчин – ведь женщин на Колыме катастрофически не хватало.

Мужчины с нетерпением ожидали швартовку парохода с таким ценным грузом. Играл оркестр, девушки с узлами и чемоданами сходили на колымский берег, и мужчины прямо у сходен предлагали девушкам руку и сердце. Нашел ли наш сосед-комсомолец себе девушку по душе – я уж и не знаю.

А вот ироническая приговорка: «Мы – комсомолки! Мы – комсомолки!» – родилась в народе, когда говорили о тех женщинах, которые уж очень настойчиво, с применением различных женских уловок, предлагали себя в жены.

Часть третья
«Карфаген должен быть разрушен!»

6-й класс «Б»

1945–1946-й учебный год

Дневник ученика 6 «Б» класса Магаданской средней школы Хабаровского края Ольского района Титова Леонида на 1945–1946 учебный год

Обледенелый «Феликс Дзержинский» только что доставил из Находки по Охотскому морю Аркадия Арша с мамой и сестрой Галей. Магадан. Порт Нагаево. Газета «Советская Колыма». Январь 1946 г.

Я учусь садиться на велосипед. Парк Культуры и Отдыха. Магадан. 1946 г.

Инна Клейн: «Год Победы!

Это счастье не передать никакими словами! И в школу пошли мы с радостью, но мне кажется, с осторожной радостью: всё по-другому, новые предметы, новые учителя… Первое разочарование: по английскому Дарья Кирилловна Турченкова, а не Абрам Евсеевич, и она же классный руководитель. По-моему, она только начинала свою педагогическую деятельность, но она была очень славным и милым человеком, любила детей и свою работу. Но 5-й класс – это, вообще, мне кажется, самый хулиганистый возраст, да и 6-й класс для многих учителей был очень труден».

«Без плюшек и без магнитных»

Занятия в школе начались своим чередом. Но школьный год начался не с географии, а с того, что в школьных коридорах вспыхнула эпидемия… игры «в пёрышки».

Если вы не учились в советской школе в 40-х годах XX века, то вы и не знаете, что это за игра.

В наследство от царских времён в советскую школу перешёл такой предмет для формирования хорошего почерка как «чистописание». Я не знаю, какими перьями писали дети до революции, но в первом классе советской школы дети осваивали чистописание перьями «86», обеспечивающими ровные линии и красивые буквы и цифры. Мне не пришлось писать палочки и нолики: наши домашние педагоги – бабушка и тётя Паня – определили меня сразу во второй класс – ведь в сентябре 1941 года мне было уже 8 с половиной лет.

В школах использовалась масса и других перьев – и более длинных и широких, и узких, и прямых и фигурных, и даже перья «лягушки», перья «рондо» и др. Школьники собирали коллекции перьев и хвалились своими «раритетами» – мощными, широкими массивными чертёжными и плакатными перьями.

Неутомимый Женя Черенков и начал в этом году игру в пёрышки. Соперники с большими коробками перьев садились напротив друг друга на подоконник школьного окна, высыпали свои перья и оценивали, стоит ли играть. Если перья были интересными, игра начиналась. Начинал всегда тот, кто первым вызывал на поединок, или тот, у которого при броске на подоконник одинаковых перьев перо ложилось выпуклой спинкой вверх.

Целью игры в пёрышки было овладение перьями противника. Чтобы выиграть пёрышко, необходимо было произвести две операции: сначала Женя должен был любым своим пером, зажатым между указательным и большим пальцами, лёгким ударом по хвосту пера постараться перевернуть перо противника так, чтобы оно легло спинкой вниз. Если эта первая операция не удавалась, ход переходил к противнику. Если же перо переворачивалось, то Женя при втором ходе должен был перевернуть перо противника опять спинкой вверх. Для этого Женя своим игральным пером, зажатым уже между указательным и средним пальцем, старался зацепить за кромку пера и перевернуть его спинкой вверх. Это была более сложная игровая операция, чем первая. Не допускалось никакого давления на перо противника, а только лёгкое скользящее касание.

Судьи – то есть стоящие рядом мальчишки и девчонки – зорко следили за игрой и не допускали запрещённых приёмов. Если перо не переворачивалось, ход переходил к противнику Жени. Запрещалось играть «плюшками», т. е. перьями со сплющенными концами, которые не желали переворачиваться вообще, и намагниченными стальными перьями. Виртуоз Женя Черенков обладал феноменальным талантом в этой игре: он за переменку мог выиграть 30–40 перьев. Природный аналитик Женя имел точный глазомер, представлял, где у какого пера примерно находится центр тяжести, какие геометрические особенности формы пера могут помешать его перевернуть. У Жени всегда в запасе было тяжёлое или особенно фигурное перо, которое невозможно было вообще перевернуть. Такое перо хранилось у Жени в отдельном кармашке, и он вводил его в игру, когда видел, что проигрывает. В азарте противник Жени соглашался, но что-либо сделать с таким пером он не мог, и Женя опять начинал выигрывать…

И девочки тоже не отставали от мальчиков.

Инна Клейн: «Ну, это была просто эпидемия. Я сама играла с большим увлечением. Ученики писали в то время ручками, в которые вставлялись пёрышки и макали в чернильницу. Пёрышки по форме были самые разные, обозначались они номерами. Сейчас у меня есть коробочка перьев № 86 дореволюционного времени, по нынешним временам это большая ценность».

Игра в пёрышки после летних каникул возникала как вспышка: стоило заводилам Жене или Инне принести в школу свои «рондо» и «лягушки» и сесть с кем-нибудь на подоконник, как на следующий день эпидемия охватила все классы магаданской средней школы № 1. Только выпускники не играли в пёрышки как люди солидные и обременённые мыслями о предстоящих экзаменах на аттестат зрелости, но наверняка они завидовали младшим классам, которые свободно отдавались захватывающей игре. Учителя с полузапрещённой игрой не боролись: они знали, что через неделю-другую перья от одних школьников перейдут к другим, чемпионы установятся, игра сама собой заглохнет и сойдёт на нет до следующего учебного года, а Женя Черенков прибавит к своим 600 перьям ещё пару сотен.