Текст книги "Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1"

«Спорт для меня – это всё»

Анна Розанова – родителям и сёстрам. Магадан. 6 октября 1946 г.

«Дорогие мои Мамочка, Папочка, Маничка, Паночка, Верочка и все детки!!! После 40-дневных странствий по городам: Хабаровск – Чита – Хабаровск – Николаевск-на-Амуре – я, наконец, возвратилась в свой город Магадан. Я к нему так привыкла и так соскучилась по Лёничке, что не чаяла, как попасть скорее обратно. Доказательством моих плодотворных странствий будет Вам служить вырезка из газеты – мы «прогремели» в городах Чита, Хабаровск, а у себя в городе красовались на первой странице своей газеты… А когда возвратились – по улицам нельзя было ходить. Сплошные поздравления о успехах команды и лично моём, как участнике и как тренере.

Мне в Хабаровске выдали за хорошую подготовку команды, показавшей высокие спортивные результаты, – Диплом I-ой степени как тренеру – от Краевого комитета по делам физкультуры и спорта и премию. Когда приехали домой – ещё раз премию. У себя на работе я теперь – зав. отделом физкультуры – не знаю, справлюсь ли. Работой своей надо многое охватить – боюсь, не справлюсь с масштабами работы. Ну, авось – как-нибудь!

Приехав домой, нашла, что Лёничка жил у меня молодцом. 40 дней один почти, т. к. Саша (мамин знакомый лыжник Александр Романов. – Л. Т.) только заходил к нему проведать, когда был в Магадане. За начало учебного года он получил одну тройку, потом уже исправился, три четверки и семь пятерок – я считаю, что для начала это хорошо, тем более без меня жил один. На него все удивляются. Он стал теперь большой, сознательный мальчик, старается делать мне приятное. Он стал ходить на кружок физики, увлекается этим предметом. Получает только 5!

Я хорошо «проветрилась» в поездке на «материк», единственно жалею, что не удалось доехать до Вас…Милые мои! Как хочется войти к вам в комнатку и посмотреть, как вы живёте и поцеловать вас крепко-крепко…»

Анна Розанова – родителям. Магадан. 7 октября 1946 г.

«Милые Папочка и Мамочка! То, что Вы пишете Лёничке, – какие-нибудь советы – принимаются им беспрекословно – и он незаметно делает то, что Вы пишете. Например, он проявляет заботу обо мне, домашние дела (хотя их и не много) делает безропотно. Я вот долго отсутствовала, и когда приехала – он особенно нежен и внимателен ко мне.

Конечно, было приятно – в свои 39 лет – подтвердить таким Дипломом свою профессию любимую, что я ещё и теперь гожусь для работы и даже получаю премии. Наши девчата, с которыми я училась в ИФК – большинство ушли с этой работы – не говоря о практической работе тренера с массами и не говоря уже о личном участии в соревнованиях, а меня в этом году летом упросили выступить за команду – поддержать коллектив – вроде без меня всё прахом пойдёт, а если выступаю я – значит, будет всё в порядке – так это и было, и я «лицом в грязь не ударила» – прыгала и забыла, что у меня нога растянутая.

Приехала в Магадан – закончился летний спортивный сезон легкоатлетики – на сцену начинаю вытаскивать лыжников, конькобежцев и пр. И так один сезон кончается, другой начинается. А этой зимой мне опять придётся участвовать – вроде без меня и лыжная команда хорошей не будет.

Спорт для меня – это всё. Одно только могу сказать – так я люблю свою физкультуру, что, если бы мне было сейчас 18–20 лет, я бы вторично окончила институт. Я жалею, что годы уходят и не можешь уже прогрессировать в спорте. Ну, ладно – об этом хватит.

Пишу сегодня некрасиво и сбивчиво, т. к. время уже позднее – сижу на дежурстве у себя на работе (один раз в месяц дежурю ночью)… Я очень переживала, что не могу выехать к Вам из Читы, т. к. я ехала не рядовым участником, а начальником команды, и уезжать от неё не имела права, пока не привезу всех участников в Магадан. Но хорошо, что и ты из тех же соображений посоветовала мне не ехать к Вам, я очень боюсь надолго уезжать от Лёнички, он и так всё один да один… Начала заниматься тренировкой к лыжам, так он говорит: «Хочешь опять чемпионкой заделаться?» – я хохотала ужасно, т. к. он соображает, что одна моя конкурентка уехала, значит, я имею шанс стать опять им.

Крепко всех вас целуем. Ваши Аня и Лёничка».

«Михайлов учил меня»

Аркадий Арш: «В школе моим кумиром в спорте был одноклассник Володя Павловский («Павлоня»), очень разносторонний спортсмен. После 9 класса он, Юра Прошунин, Виталик Панасенко, Борис Давыдов, Юлик Бескорсый, несколько человек из тогда уже 9 класса играли во взрослых командах в футбол и хоккей, получили вторые и третьи разряды. Многие хорошо ходили на лыжах, особенно Юра Попов, который принимал участие в гонках вместе со взрослыми. Я всегда ходил «болеть» и знал всех известных спортсменов.

Когда мне впервые попала в руки книга Леонида Титова «Записки магаданского мальчика», то, несмотря на то, что он жил в одной квартире с моим лучшим другом Димой Кондриковым, я его не сразу вспомнил, а вот маму его, великую магаданскую спортсменку Анну Дмитриевну Розанову, узнал сразу. Помню и фотокорреспондента Виктора Пупышева, и Семёна Данилова, выпускника 45-го года (с которым встречался по пионерской и комсомольской работе), особенно когда они участвовали в гонках на лыжах вдоль Магаданки в паре с всадником на коне. А с легкоатлетом Михаилом Михайловым и Юрой Поповым, который тоже жил в нашем доме, мы через наш подъезд однажды вылезли на крышу и там загорали. Я сделал стойку на руках, а Юра и Михайлов к моему потрясению стояли на руках прямо на парапете крыши.

Я гордился своим близким знакомством с Михайловым. Он меня многому научил, подарил гантели, а когда я «поднакачался», учил меня метанию диска и толканию ядра. Я даже в институте выступал по этим дисциплинам на спартакиадах, не говоря уже о моем увлечении штангой и 2-м местом на межвузовских соревнованиях в Киеве.

В отличие от того, что происходит сейчас в школах, практически все магаданские школьники были вне уроков чем-то заняты. Много было секций спортивного направления – гимнастика, бокс, лёгкая атлетика, частые соревнования по волейболу, баскетболу. В Доме пионеров был большой кабинет юннатов, кружок радиолюбителей, студии классического балета и народного танца, художественного слова, классы игры на фортепиано, народных инструментов, да всё и не перечислишь, и всё было переполнено участниками».

Токи смещения и Константин Николаевич

Евгений Черенков: «Физику в 7-м классе продолжал преподавать Константин Николаевич Гученко, следуя своей методике вовлечения учащихся в процесс демонстрации физических опытов.

На одном из уроков по физике Константин Николаевич с моей скромной помощью демонстрировал впечатляющий умы школьников седьмого класса опыт с токами смещения. Я и сейчас помню этот опыт и все его компоненты.

Прибор состоял из элемента Гренэ (1,5 вольта), выключателя, поляризующегося прерывателя, трансформатора с низковольтной медной обмоткой (без железного сердечника) и вторичной катушки из 900 витков тонкой медной проволоки. Прерыватель в первичной обмотке возбуждает во вторичной обмотке высокое напряжение до 1,5 киловольт. Трансформатор в виде вертикальной трубы высотой около полуметра стоял на демонстрационном столе в физическом кабинете. Я же вставал рядом на низкую табуретку со стеклянными ножками, а руку держал над верхним торцом вторичной обмотки, выполненным в виде кольца.

При включении прибора искры высоковольтного разряда начинали проскакивать между этим кольцом и моими пальцами, и я чувствовал лёгкое покалывание в кончиках пальцев и теплоту от проходящего тока…

Окна физического кабинета зашторивались, и любознательные ученики могли видеть вьющиеся фиолетовые молнии, выскакивающие из катушки и бьющие в кончики моих растопыренных пальцев. Если же я пальцы подносил ближе к кольцу, то молнии становились белыми и более ощутимыми».

И школьница Инна Клейн тоже хорошо помнит нашего учителя:

Инна Клейн: «Физику у нас преподавал Константин Николаевич Гученко. Я предполагаю, что он был тоже из репрессированных и не просто учитель, чувствовалось, что человек очень эрудирован. Уроки были интереснейшие, физика казалась очень простой и лёгкой и занимательной. В школе Константин Николаевич проводил очень много времени, очень любил детей…

А какие у нас в школе были кружки! Один кружок по физике что стоил, его вёл Константин Николаевич. Думаю, что он тоже был не просто учитель, он просто завораживал своей эрудицией. Очень много народу ходило к нему на кружок, даже девочкам было интересно, но не хватало времени на всё, не хватало».

Недавние военные годы ещё давали о себе знать, и на уроках физики наш учитель рассказывал нам о прожекторах и о их значении в ПВО, о гелиографах, перископах, стереотрубах, биноклях и компасах. А ещё решали мы и вот такие задачки с элементами военной подготовки:

Зенитка обстреливает фашистский самолёт, имеющий скорость 180 км/час. На какой угол от вертикали надо отклонить ствол зенитки, чтобы снаряд с начальной скоростью 735 м/сек попал в немецкий бомбардировщик, летящий прямо над батареей?

Обеды и ужины

Когда моя мама-спортсменка уезжала на сборы или на соревнования по лёгкой атлетике (дней на 8 – 10, а этой осенью – на 40!) или лыжные состязания (на месяц и больше), я оставался сам себе хозяин. Мама оставляла мне деньги, на которые я покупал абонементы «ЗАВТРАК», «ОБЕД», «УЖИН» и питался в нашей школьной столовой три раза в день.

По воспоминаниям Жени Черенкова «в обеды на большой перемене нас кормили неплохо». Да, про обеды ничего не могу сказать плохого. Талончики «ОБЕД» на сегодняшний день, по его воспоминаниям, ребята «покупали у бухгалтера школы, очень красивой женщины Ольги Николаевны Залесинской. Она сидела перед входом в столовую, и все мальчики – от первого до десятых классов – застывали перед её неотразимой красотой. Улыбаясь, она нежно говорила: – «Мальчики! На обед!» – и мы бежали в столовку».

На абонементах «ОБЕД», «УЖИН» было по 30–31 талону, которые отрезались при входе в столовую. Взамен ученику вручали ложку – это означало, что талон «ОБЕД» с сегодняшним числом сдан, наколот на стержень, и что школьника с ложкой можно пропустить в столовую и кормить. Утром и в обед кормили сносно, но на ужин обычно давали вымоченную, солёную, а затем ещё и варёную невкусную горбушу. Женя только обедал с нами в столовой, а мы с Феликсом ходили в столовую и вечером и давились надоевшей рыбой и мороженой картошкой. Вот так мы питались с Феликсом. Отцу его, холостяку, некогда было готовить, конечно, каждый день, и он сына «прикрепил» к столовой.

Лёня Титов – бабушке и дедушке. Магадан. 6 октября 1946 года.

«6 октября. Здравствуйте дорогие бабушка и дедушка! После 38 дней мама «приехала» по воздуху и благополучно «приводнилась». Она говорит, что очень боялась лететь на самолете, а особенно садиться в воду. Теперь мы проходим новые предметы – химию, конституцию. Я хожу на кружок физики. Я уже получил 5 по физике (две), по химии, по зоологии, по истории, по английскому языку (две). У нас уже сегодня выпал снег, и я жду, когда можно будет кататься на коньках и лыжах. Из разных предметов я больше люблю физику и химию. Мама очень довольна, что я хожу на кружок физики. В кружке мы чиним приборы, делаем приборчики, проделываем опыты, глубже заглядывая в пройденное.

Мама привезла мне губную гармошку, литературное лото и конфеты. В лото я больше знаю, чем она и обыгрываю её.

Бабушка, ты стала слаба и не утруждай себя заботами. Больше отдыхай и обращай больше внимания на своё здоровье. Сшей себе шубу из меха и чёрного материала.

Поздравляю вас с наступающим праздником 7-ое Ноября и желаю счастья и здоровья. Целую всех. Леня».

«Дай сорок»!

А вот ещё воспоминания едока из нашей школьной столовой. Аркадий Арш: «В Магадане дети были на первом месте. Вот и школу построили раньше, чем Дом культуры и основную массу жилых домов. Как бы ни было трудно с продуктами, в школе детей кормили, завтраками и обедами, чем я пользовался все годы учёбы, которые были даже очень приличными.

На большой перемене работал буфет, и можно было получить бутерброд – белый батон с балыком. В этот буфет была всегда такая давка! Не все могли им воспользоваться. Но – интересная деталь: стоило кому-то сказать владельцу заветного бутерброда: «Дай сорок!» – как он тут же получал кусочек. Я в этом плане был стеснительным. После того, что мне пришлось пережить в детском доме в эвакуации, я как-то внутренне никогда ни у кого не просил ничего из еды.

Обязательным было применение рыбьего жира (чтобы не было цинги). И помню, в школе нас поили тёмной горькой жидкостью – настойкой стланика».

Что-то про буфет я ничего не помню. А вот Аркашка, дотошный мемуарист, помнит, что после взрыва в порту «были трудности с продуктами, но школьная столовая их не ощущала, нам даже в праздники давали маленькие эклерчики». Видимо, у меня на посещение буфета, тем более на «эклерчики», денег не было.

Что ели, что пили

Вообще с питанием в Магадане было неважно. Ещё существовала карточная система, и моим делом было ежедневное «отоваривание», как тогда говорили, всевозможных талонов. Хлеб по ежедневным талонам отоваривали вперёд не более, чем на день. Иногда по карточкам что-то «давали» неординарное, я не знал, брать или нет. Вечером мама слегка, а иногда и с досадой ругала меня, что я не взял этого продукта или крупы. Вместо сливочного масла обычно давали красную кетовую икру, которая магаданцам приелась почти до отвращения, но приходилось брать, так как есть особенно было нечего. Колбасу мы не знали, иногда лётчики привозили из Хабаровска. Зато много было шампанского, но почему-то красного. Этот продукт нам с мамой был ни к чему. В большом ходу были лярд, сухое молоко и американский яичный порошок.

Самым страшным в послевоенные годы была потеря карточек, хлебных или продуктовых, которые не возобновлялись. Хлебные карточки я мог забыть в магазине № 3 в «Красном доме» после того, как получал хлеб и сразу начинал его есть, особенно мои любимые горбушки. Но спасибо продавщицам: когда, спохватившись, я прибегал вечером или на следующий день в магазин, они отдавали мои карточки. Но раз было, что и не отдали: у мамы были карточки литеры «А», на которые хлеба полагалось больше, чем на другие литеры, и новая продавщица сказала, что не видела моих карточек и что меня вчера тут не было. К счастью, такие потери у меня случились один или два раза, и то в конце месяца. Мы брали хлеб в долг у соседей, или мама приносила хлеб с работы, а, может быть, покупала на рынке или в коммерческом магазине.

Мечта о картошке

Инна Клейн: «У нас дома в семье много лет была мечта: приедем на материк, наварим картошки, и можно будет есть, кто сколько захочет. Когда по ленд-лизу стали заходить (1944 г.?) к нам американские пароходы, на базаре у американских торговых моряков можно было кое-что купить – поштучно продавали картошку и яблоки. Одно яблоко или одна картошина стоили 50 рублей, но чаще хотелось купить картошину, очистки шли в суп, а уж остальное – это была сказка. В году 44-м хлеб стал белый, пышный, как вата, из американской муки. На базаре появилась американская тушёнка, мясо такое красное, в желе. Всех убило, что к каждой банке был припаян плоский ключик с прорезью – его крутишь, ленточка жести на него наворачивается, верхняя часть банки, как крышка, отпадает.

Тушенка была очень вкусной. Первая банка купленной тушёнки стоила 250 рублей. Американские матросики всегда что-то продавали: журналы «Лайф», ботинки, солдатские сапоги… Цены – фантастические. Рубли они брали охотно, но покупать вещи было опасно, «так как этим мы подрывали экономику СССР».

К этому времени в Магадане появились и американские автомобили: армейские грузовики «Студебеккер», огромные грузовики для горных разработок «Даймонд», открытые джипы, крытые широкие виллисы».

Кино для начальства

Инна Клейн: «В 1947 году в Магадан стали привозить трофейные кинокартины, и в этих фильмах мы увидели мир, о котором даже не имели представления. Сразу, как только эти картины появились в Магадане, в Главном Управлении «Дальстроя», вечером по субботам, стали устраивать просмотры этих картин. Просмотр проводился не в большом актовом зале, а в какой-то большой комнате, где натягивался экран, и по ширине комнаты стояли стулья рядами, где могли сесть человек 40–50. Я думаю, что это были руководящие работники «Дальстроя» и Геологоразведочного управления. Представляете, и родители меня взяли с собой! Вот там-то я впервые близко увидела «хозяина» Колымы. Обычно просматривали не менее трёх картин.

После одной картины часто делали перерыв, зажигали свет, и Никишов уходил в свой кабинет разговаривать с Москвой, а я в первый же раз вышла по своим делам и он, возвращаясь, буквально наткнулся на меня в коридоре, остановился и спрашивает: – «Ты откуда взялась? Ты чья?» – Я представилась, и мы с ним вместе вошли в этот миникинозал.

Если выразится современным языком – это был «отпад»! И я, живая и невредимая после встречи с хозяином Колымской тайги, вернулась на своё место. Перед началом третьей картины мне принесли прямо в зал бутылку ситро (это лучше, чем лимонад!) и коржик. На следующих просмотрах появлялись ещё дети, но их было не много. Нам всегда давали перекусить что-нибудь. Спать не хотелось совсем, один раз смотрели до утра воскресенья, некоторые засыпали, но я и Никишов – никогда. Гридасову – его жену – я на просмотрах ни разу не видела, мама моя тоже ходила не часто, у неё были бесконечные бухгалтерские балансы.

А какие были картины! Очень много было музыкальных мелодрам, где главные роли исполняли самые знаменитые певцы мира. В мелодраме «Где моя дочь?» и «Ты – моё счастье» пел несравненный итальянский тенор Джильи, в кинокартине «Паяцы» – баритон Тито Гоби, в кинокартине «Вернись в Сорренто» пел Тито Скипа – это всё итальянские прославленные на весь мир певцы. В прекрасной картине об Иоганне Штраусе – «Большой Вальс» – пела и играла прелестная Дина Дурбин. В картинах «Сто мужчин и одна девушка» и «Сестра его дворецкого» Дина Дурбин на русском языке пела знаменитый цыганский романс «За стеною две гитары». Известный польский тенор Ян Кипура снимался в американской картине о польском сопротивлении. Выражаясь современным языком, мировой секс-символ Роберт Тейлор потрясал всех своей красотой в картинах «Мост Ватерлоо» вместе с Вивьен Ли и в картине «Седьмой раунд». Хороша была картина «Жизнь солдата в Америке», где несчастный американский солдат после армии не мог купить большой дом для невесты, и у него была только одна легковая машина. Как мы за него переживали в нашем Магадане в 1947 году! Очень всем нравилась искрометная комедия «Джордж из Динки-джаза». Все картины не вспомнить, но была прекрасная картина в стиле вестерн «Путешествие будет опасным». Все картины были в черно-белом изображении. На просмотре, который был до утра, я впервые увидела наши цветные картины – «Сказание о земле Сибирской» и «Поезд идёт на Восток», третью картину я забыла, но она была не цветной. И конечно, сказать, что грандиозный успех имела картина «Индийская гробница» – это значит ничего не сказать, это было просто сумасшествие!

Все картины, которые я видела на просмотрах, все потом шли в кинотеатрах города».

«Индийская гробница»

Напротив нашего дома, на другой стороне Колымского шоссе, стоял длинный деревянный барак – это был тогдашний кинотеатр «ГОРКИНО» с вытянутым и узким, по 8 или 10 мест в ряду, кинозалом, без всякого наклона пола, но с фойе и буфетом. Перед началом киносеанса в фойе выступали эстрадные артисты из филармонии (скорее, из Маглага) с песнями из репертуара Леонида Утёсова и Клавдии Шульженко.

Обычно взять билет в кино ничего не стоило, особенно днём – придёшь перед самым сеансом в кассу, очередь не более 4–5 человек, иногда и 8 – 10 – ничего необычного. Касса представляла собой отдельную комнатку примерно метра 2,5 длиной и столько же шириной с двумя зарешечёнными окошечками, за которыми сидели билетные кассиры. Окошечки почему-то располагались довольно высоко от пола, и чтобы передать деньги за билет, приходилось подниматься на носках. У взрослого кинозрителя окошечко кассы было перед носом.

Но это так, предисловие. Я расскажу, как я брал билеты на кинофильм «Индийская гробница».

После просмотра картины в ГУ «Дальстроя» по Магадану пронёсся слух, что кинофильм «Индийская гробница» очень интересный, заграничный, что в нём полно восточной экзотики, в фильме показывают зажигательные танцы обнажённых женщин, что главную роль исполняет не то женщина в образе мужчины, не то мужчина в образе женщины…

Весть об «Индийской гробнице» принёс Димка Кондриков, и мы с ним побежали в «ГОРКИНО». Народу было тьма-тьмущая, дело было зимой, и очередь мёрзла на улице. Касса же так была забита народом, что люди стояли вплотную друг к другу, как селёдки в бочке. Когда из двери кассы вываливались один или два потных человека с билетами в руках, то втиснуться в дверь было невозможно. Когда же из двери выходило 5–6 человек, народ, стоящий у двери, с силой бросался вперёд, и несколько передних вжимались в комнатуху кассы.

Мы сумели втиснуться в помещение кассы, но до билетного окошечка добраться было не так-то просто. Комната была набита битком людьми в тёплой одежде и шапках, и только самые здоровые мужские личности пробивались к кассе. За ними тянулся людской «водоворот», и только некоторые счастливчики, уцепившись за доску окошка, подтягивались к кассе. Нас, слабосильных школьников, мужики оттеснили в углы комнаты, из которых выбраться и попасть в течение к кассе было невозможно.

После бесплодных усилий втиснуться в водоворот зрителей я оказался в углу, где была раскалённая батарея отопления с массивным краном, стержень которого торчал вверх. Маховичок с крана возбужденная толпа сорвала и, напирая на меня, сажала меня на этот стержень как турецкого смертника на кол. Вырваться из угла было невозможно, скученная плотная масса народа напирала, и я в этот водоворот никак не мог вклиниться. Димка в давке отстал, толпа меня вдавливала в угол, горячий стержень крана впивался мне в зад.

Мне стало страшно, я понял, что из билетной кассы живым не вырвусь. Под давлением народа я оказался спиной к толпе и, чтобы меня не задавили, начал упираться ногами в стену, к которой меня прижимали. Народ сдвинуть я не мог, но – чудо! Мои усилия привели к тому, что меня выжало из угла на спины и головы жаждущих попасть на «Индийскую гробницу», и я, лёжа на спине, головой вперёд поплыл к заветному окошку. Народ ругался, толкая меня головами и плечами, но расступиться не мог, и я не падал на пол. Ушанка моя с головы свалилась. Так, на спине, я подплыл к кассе, Димка сунул мне в руку деньги, и я, лёжа на спине, рукой назад через свою голову передал деньги в окошечко и заорал: «Два!!». Кассирша сунула мне что-то в руку, а Димка за воротник потащил меня по головам к выходу. У двери я сполз вниз, разжал потную руку – там были два билета на «Индийскую гробницу»! И сдача!

– «А шапка-то где? Ушанка! Ушанка! Киньте ушанку!» – заорали мы, и чья-то добрая рука от стены, от батареи швырнула в нашу сторону мою потрёпанную шапку, которая не упала на пол, а моталась на чьих-то спинах и плечах.

Так в Магадане приобщались мы к мировому киноискусству. Новый просторный кинотеатр «ГОРНЯК», где можно было взять билеты без давки, открылся на Колымском шоссе 26 сентября 1948 года.