Текст книги "Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1"

Физика, астрономия и Мария Васильевна Устюжина

Уроки по физике и астрономии были самыми спокойными, как речь и стиль преподавания нашей учительницы Марии Васильевны Устюжиной.

В 1-й четверти нашей классной руководительницей была Н. Г. Булимова, а со 2-й четверти её сменила молодая учительница М. В. Устюжина, и последний, пятый урок физики по субботам часто плавно переходил в классное собрание.

Физику мы изучали по учебнику Перышкина. Запомнился опыт по электростатике. Мы образовали цепочку, взявшись за руки, от электромашины до дверей кабинета физики, а последний в цепочке ученик, не отрывая руки от своего товарища, выходил за дверь. Когда по коридору шли школьники, последний в цепи «проводник» подзывал кого-нибудь и подносил руку в его лбу – между пальцами экспериментатора и лбом жертвы начинали проскакивать электрические искры. От неожиданности все шарахались, но потом смеялись… брали за руку «жертву» и звали других ребят. А, может, это было и не в 10-м классе.

К каждому уроку Мария Васильевна задавала нам по 10–12 задач и упражнений по учебнику, кроме того, она заставляла нас ещё делать доклады, и в 9–10-м классах приходилось читать много дополнительной литературы по физике и астрономии. Я с большим интересом читал познавательные книги: Арманд «Грозные силы», Бублейников «Рассказы о Земле», «Планета Земля», Баев «На чём земля держится», Будогоская «Повесть о фонаре», Бронштейн «Лучи икс», Донат «Физика в играх», Лункевич «Грозные силы природы», Нечаев «Белый карлик», Перельман «Занимательная физика», «Занимательная механика», «Фокусы и развлечения», «Физика на каждом шагу», Фарадей «История свечи» и т. д.

«Тихо Браге жил в Праге» – такое неожиданное рифмованное вступление к уроку по астрономии, которым начала свой рассказ Мария Васильевна, врезалось мне в память.

Все десятиклассники заулыбались. Да, верно! После скитаний ученого XVI века по Германии, Швейцарии, Италии король датский Фридрих II пожаловал ему остров Гвеен в Зундском проливе, где Браге с помощью короля построил Ураниенборг для изучения планет. Но со смертью короля Тихо Браге пришлось покинуть свою обсерваторию и Данию. Он переехал в Прагу, где поступил на службу к императору Рудольфу II.

«Тихо Браге, – рассказывала нам учительница, – основатель практической астрономии, так как сконструированные им астрономические инструменты превосходили точностью всех его предшественников. Тихо Браге изобрел азимутальный круг, стенной квадрант, дал способ деления и отсчета кругов, определил абсолютные положения 21 яркой звезды и составил каталог 1000 звёзд. Самое важное достижение Тихо Браге в Праге – наблюдение за движением планет, что дало возможность потом Кеплеру вывести его законы».

Вот так Тихо Браге тихо жил в Праге, вернее, под Прагой, изучая звёздное небо, был человеком, который сидит по ночам у телескопа, а днём вычисляет орбиты планет. Тихо Браге прожил всего 55 лет, но дал большой толчок астрономической науке.

Рассказы учителей астрономии И. В. Чернова и М. В. Устюжиной о законе всемирного тяготения, звёздах, туманностях, о множественности миров, вечности и бесконечности Вселенной, о Земле и Солнце порождали интерес к устройству мироздания. Пытались мы понять и теорию относительности Эйнштейна и теорию атома Н. Бора. Теория относительности вносила радикальные изменения в привычные представления о пространстве и времени. Идея о том, что время остановится, если со скоростью света лететь вглубь Вселенной, с трудом укладывалась в сознании.

«Нельзя ли ближе где ему учиться?»

А. Ф. Розанова – Анне Розановой. 14 декабря 1949 г. Москва.

«Милая наша Аничка! Сейчас мы получили от вас письмецо от 28 октября. …Очень всё-таки большое расстояние от нас до Магадана. И вот сегодня утром, как проснулась, сейчас же стала думать о том, что если Лёня уедет от тебя в Москву. Опять ужасные тревоги. Уж очень много всевозможных трагических случаев в жизни и в Москве и везде. И даже поделилась с папой. Подумай, нельзя ли ближе где ему учиться около тебя…

Аничка! Ты будь немного спокойнее, не торопись, может быть, тогда легче будет справляться. Ты делай быстро, но не торопись, спокойнее. Немножко останови себя, а то ты очень разогналась. Пусть немного будет недоделано… Попроще всё делай, приходится мириться на всём простом. Мне так пришлось во всю жизнь мириться…

О Лёниных тройках не горюй, в следующих четвертях троек не будет. А потом после лета руки немного разучиваются писать, чертить. А черчение для Лёни очень необходимо в ВУЗе, чертить придётся очень много и точно. И писать тоже. Первый экзамен бывает сочинение, если сочинение «3», экзаменаторы объявляют: – «Получите ваши документы обратно»…

Нам тоже очень приятно, что Лёню назвали в первых рядах демонстрации. В Москве тоже поимённо называли героев, стахановцев и вообще выдающихся людей и в науке и в труде и в войсках во время демонстрации. Если Лёня будет ехать к нам, пусть он подушки и одеяла не берёт, у нас найдётся. А ты от троек не убивайся. Лёня переработает тройки на четвёрки и пятёрки…

Я тоже вместе с тобой боюсь за крошку Аничку. Хорошо, что у Вас большая комната и горячая вода. Как же это Лёня получил по литературе три? Значит, чтение неправильно. Надо читать не спеша, осмысленно, сознательно, а Лёня, бывало, молниеносно читает. Значит, надо перечитывать вторично и так, как спрашивает учитель. Критику читать на произведения, Лёня, читай второй раз и в третий раз классическую литературу, и с толком, с расстановкой, а будешь читать взрослым, то ещё не так оценишь произведения. А то вы читаете только то, что вам интересно по вашему возрасту…»

Новый 1950-й год

Инна Клейн: «Встретили Новый 1950 год, встречали у нас дома, компания собралась весёлая и дружная: девочки и мальчики из нашего 9-го класса, из 10-го выпускного и Боря Давыдов из 8-го класса. Много фотографировались, но уцелела у меня только одна фотография, где Витя Попов, Володя Ильин (10-й класс), Володя Павловский, Юра Попов, Боря Давыдов, Инна Кулеш, Мая Сопина, Эля Малороссиянова и я, а было человек 18.

Было очень весело, а самое смешное было, что вина у нас не было, и девочки сами сварили наливку из спирта, брусники и сахара. Но сахару переложили и, когда наливка остыла, и надо было садиться за стол, наливка не лилась, а тянулась и пришлось её ложками есть. Вот это было здорово! Мы потом долго это вспоминали».

«Было бы хорошо остаться на второй год…»

Мама, обеспокоенная моими «успехами» в русском языке, да и по другим предметам, написала паническое письмо дедушке Дмитрию Васильевичу, признанному авторитету в нашей семье по русскому языку. Он преподавал русский язык ещё до революции в Реальном училище и Женской гимназии (Павловский посад), был инспектором начальных школ в Наркомпросе, а после войны работал методистом по русскому языку в московских школах. Мама заставила меня написать большое письмо, не сообщив мне настоящей цели этого письма. А целью было продемонстрировать бабушке и дедушке мои грамматические ошибки и все «красоты» моего почерка.

Результаты этого письма (найти бы его!) были ужасными. 3 января 1950 года моя бабушка Александра Фёдоровна пишет маме:

«Лёня написал очень плохо, за такое письмо можно поставить только «2», т. к. в нём много ошибок и написано очень плохим почерком. Для меня это просто терзания: значит, мы виноваты в том, что он плохо пишет, значит мы его не научили писать хорошо, ведь начинал он у нас учиться. Правда некогда было… Я едва успевала за ними ухаживать, жили мы на два дома, ночевали у нас, а целые дни жили у Мани…

Вот и Лёня получил «3» за сочинение. А что это значит? Если он получит на экзамене в ВУЗ «3»… ему скажут: «получите обратно ваши документы…» «Тройки» по физике, химии, черчению тоже означают, что он не будет принят по конкурсу. И, вероятно, скарлатина тогда тоже повлияла на Лёню, т. к. он тогда 51 день пробыл в больнице. Когда я узнала, что Лёня получил «тройки», то я подумала: «Вот он приедет в Москву и вдруг не выдержит в ВУЗ – что тогда делать? И наше состояние здоровья очень реагирует на все неуспехи внуков и успехи… К Лёне надо как-то тоже бережно относиться и не очень его заставлять. Может быть, ему проучиться 2-й раз в Х классе, а потом пойти в ВУЗ, тем более, что он поступил на год раньше во 2-й класс, чем ему следовало. И сразу во 2-м классе сказалось, что он не учился в 1-м классе, он стал писать неправильно элементы букв, а дедушка говорит, что он делает те ошибки, на которые он не учил правила в 1-м классе…

Когда я прочитала это письмо Лёнино, на меня произвело оно тяжёлое впечатление, подчерк (так в письме. – Л. Т.) некрасивый, неправильный, ошибки. Я подумала: «Что же это Лёня проучился до Х класса, а подчерк не выправил». За такое письмо и я бы поставила «2». Боюсь, что для Лёни будет тяжело это слышать, но Лёня ещё очень юн и может всё это исправить.

Надо… чтобы времени… хватало на всё – и на учёбу и на прогулки и всё делать не спеша и хорошо. Вот и чтение. Я тогда ещё говорила Лёне, что он читает очень быстро, и не усваивает прочитанное. Надо перечитывать второй раз и не спеша необходимые произведения…

«Лёня переучился»

«…Перечитала своё письмо и увидела, что и я пишу плохо. Подчерк неустойчивый (бабушке в это время было 74 года. – Л. Т.) Папа (т. е. дедушка. – Л. Т.) пишет гораздо лучше. У нас Маня, Паня, Верочка (сёстры мамы. – Л. Т.) и ты тоже хорошо пишете. Лёничке надо выправлять своё письмо… В связи с Лёниными тройками я подумала, что он переучился и какие-то есть у него пробелы. Надо одуматься ему самому. Может он без толку сидит много. Усидчивость с одной стороны хорошо, но надо продуктивно, не спеша, вдумчиво работать, распределить и часы занятий, и часы перерывов. Я бы просила Жана Оттовича над этим с Лёней подумать. Необходимо после каждого часа занятий иметь 10–15 минутный перерыв, чтобы мозг наполнялся питательными соками. Выходить на воздух на 10–15 минут или делать какое-нибудь простое дело за эти 15 минут. У нас жил К. Лукин (профессор), так он после каждого часа занятий или физкультуру поделает, или ноги тёплой водой помоет, или стакан чая с конфетами выпьет, даёт мозгу отдых… Уже час ночи. Сейчас лягу спать. А днём некогда написать…»

Д. В. Розанов – Лёне Титову. Москва. 4 января 1950 г.

«4.1.50. Дорогой Лёня!

Письмо твоё получили, хорошо, что ты написал сам и я тебя вижу самого, а не из писем мамы. Положение твоё трудное. Мне кажется, что было бы хорошо остаться в 10 кл. на 2-й год, проучившись добросовестно в первом году до конца. Но у нас в Москве не оставляют в 10-м классе на 2-й год. Узнай – как у Вас? Думаю, что такой же порядок, как и в Москве.

Далее – ты не знаешь – куда тебе поступать и что ты будешь в жизни делать самостоятельно. Подумай об этом хорошенько: ведь не по справочнику ВУЗов человек выбирает себе работу в жизни, а по склонности к тому или другому виду деятельности.

Затем вопрос о том – где учиться? Мама мечтает о Москве. Но если ты приедешь в Москву «не отличником», то можешь не выдержать экзамен – и тогда помимо твоих (и маминых) мучений – получится трата огромных денег (хватит ли ещё на один конец в Москву? – а на обратный путь не следует рассчитывать). Далее ещё и такой вопрос: на Дальний восток нужен из Москвы пропуск, а без назначения на место его в Дальстрое не выдают. Всё это надо знать и надо учитывать. И ехать в Москву есть смысл ехать только отличником. Для отличника плохо и четвёртки, а не только «тройки». Возможно, что ты исправишь их на «5» и тогда будем думать о Москве, а сейчас подумай о тех ВУЗах и техникумах, которые есть у Вас поближе. Ты не огорчайся и на моё слово «техникумы». Ведь поступить туда легче, а по окончании техникума можно поступать на 3 курс ВУЗа той же специальности. (Узнай ещё об этом у Вас на месте.) Имей в виду, что теперь срок обучения в ВУЗах продлён на 1 год ещё.

О твоих ошибках в русском языке по орфогр(афии) и пунктуации. Ошибки конечно недопустимые: пишешь «И» вместо «Й», не различаешь род и падеж причастия «щий» и «щей»; ты говоришь, что делаешь это «механически», но ведь ты не машина и все правописание, а тем более пунктуация основаны на сознательном письме. Бери себя крепче в руки, никогда не спеши и ты сможешь от этого избавиться, и ош(ибки) эти будут «легко исправимы», как пишешь мне ты сам. Тебе надо вырабатывать механически правильное письмо, чтобы при волнении на экзамене получать «5»…

Дополнение к словарю Ушакова едва ли найду; я вот ищу здесь больше года словарь Уш(акова) и не нашёл (учебники обычно распределяются по школам). Справочник по ВУЗам – поищу. Хочу тебе напомнить, что надо только захотеть и всё можно сделать: не размагничивай свою волю и характер.

Твой дедушка. Пиши, с чем ты не согласен и будь здоров. Учти, Лёня, ещё и то, что на выпускных экзаменах в 10-х классах огромное значение придают (у нас в Москве) экзаменной отметке. Свой учёт ошибок по орфографии – продолжай настойчиво»…

Екатерина Николаевна Руденко и органическая химия

Химия в 10-м классе была одним из наших любимых предметов, хотя масса шестиугольных формул органических соединений меня угнетала. Екатерина Николаевна Руденко продолжала свою «метОду» обучения, мы к ней привыкли.

Екатерина Николаевна была занятым человеком, использующим и классное, и внеклассное время для своей научной работы.

Екатерина Николаевна Руденко, наша учительница химии – кавалер ордена Ленина за оборонные разработки во время Великой Отечественной войны. Муж Е. Н., учёный-взрывотехник, погиб при проведении испытаний оружия, и она решила продолжить его дело – получить такое вещество, которое гасило бы огонь без воды. Над этой темой она работала в классное и внеклассное время, используя богатый набор реактивов и оборудования химического кабинета магаданской средней школы № 1.

Чтобы не терять времени на докучливых школьников, отвлекающих её от науки, она в начале урока вызывала трёх самых шумных ребят, делила классную доску на три части и каждому из этой тройки задавала написать какую-нибудь реакцию взаимодействия химических элементов, поставить валентности, подсчитать моли и т. п. После этого она скрывалась в комнате, смежной с кабинетом, где «колдовала» над пробирками, а вызванные (или вызвавшиеся отвечать) ученики старательно писали формулы. Мы им кричали, подсказывали, можно было «тайком» отойти к своему столу, заглянуть в учебник, снова вернуться к доске. Екатерина Николаевна всё это видела, но совершенно не реагировала. Когда звенел звонок, Екатерина Николаевна выходила из своей лаборатории и, едва взглянув на нашу писанину, уходила в учительскую, никого не спросив и не поставив никаких оценок. В классном журнале стояли только таинственные точки и другие пометки, о значении которых знала только Екатерина Николаевна.

«Оздоровительная!»

Мама же моя, любившая во всём определённость и не знавшая о педагогической «метОде» Екатерины Николаевны, велела мне обязательно получить оценку, так как приближался конец четверти. Я после вызова к доске и написания 6угольных формул органических соединений догоняю в коридоре нашу учительницу (кстати, мы её никогда не обзывали «химичкой») и прошу:

– «Екатерина Николаевна! Я реакцию написал правильно, валентность такая-то, и молей вышло столько-то. Поставьте, пожалуйста, отметку!»

– «Фамилия? – спрашивает Екатерина Николаевна. – Титов?»

– «Титов!»

– «ДВА!» – и делает пометку в журнале.

– «Почему? Я же правильно…»

– «Оздоровительная!» – выносит приговор Екатерина Николаевна и удаляется…

«Двойка» по «метОде» Екатерины Николаевны являлась «оздоровительной» отметкой и ставилась всем ученикам, выходившим к доске и правильно написавшим реакцию. Мы этого не знали и думали, что Екатерина Николаевна ставит нам «двойки» за подсказки, и старались всё время учить химию, чтобы не быть застигнутым врасплох. Это и было педагогическим приёмом Екатерины Николаевны.

English and Valentina Karpovna Pavlova

С изучением английского языка в магаданской школе мне повезло. Ещё в Москве, весной 1944 года, тётя Вера занималась со мной английским языком, и это определило мой выбор изучаемого языка. С 5-го по 10-й класс я изучал английский язык с лучшими учителями магаданской школы: – в 5-м и 6-м классах – с А. Е. Ходоровым, в 7-м и 8-м – с Д. К. Турченковой. Меня не «перебрасывали» ни на немецкий, ни на французский языки.

В 9-м и 10-м классах English нам преподавала Валентина Карповна Павлова. Она отлично знала свой предмет, свободно говорила по-английски и старалась свои знания передать нам.

К каждому уроку по английскому языку мы должны были выучить 15–20 слов и выражений из нового текста. На уроках же, с первых дней сентября, Валентина Карповна заставляла нас своими словами, короткими фразами, но только for english, пересказывать содержание очередного параграфа. Параллельно шло изучение грамматики и фонетики.

Валентина Карповна, владевшая разговорным языком, стала исправлять и наше произношение, испорченное, по её мнению, другими учителями после Абрама Евсеевича. Для запоминания слов мы не только выписывали их с русским эквивалентом, но и обязательно писали правильную транскрипцию.

Мой отчим Жан Оттович уважительно относился к моим занятиям, но часто в шутку спрашивал: «Инглиш шпилишь?» Этим вопросом он намекал на огромное количество шипящих суффиксов и окончаний в английской речи. Валентина Карповна задавала на дом читать тексты вслух и отрабатывать произношение. Чтобы не травмировать домашних английской речью, я уходил на кухню или бродил по коридору, повторяя вслух свои экзерсисы, но мой бубнёж, конечно, доносился во все комнаты. Правда, жильцы не жаловались. В первой четверти я учился не очень сильно, и были «тройки» вследствие повышенных требований учительницы.

Постепенно наша английская речь благодаря усилиям Валентины Карповны стала более уверенной. Дома мы составляли вопросы, а на уроке задавали их друг другу только на English. Валентина Карповна понимала, что для учеников важно было преодолевать барьер стеснительности при устной английской речи. На дом она задавала писать по-английски пересказы всё более усложнявшихся текстов.

В 3–4-й четвертях учебного года мы писали уже коротенькие изложения. Валентина Карповна медленно читала несложный короткий текст, мы слушали и сначала ничего не запоминали. Она ещё и ещё раз прочитывала текст, мы делали заметки, записывали некоторые слова, потом брались за перья и что-то писали по-английски. Одно изложение было по сказке о черепахе, которая перевезла на своём панцире через море обезьяну, и что из этого вышло.

В апреле мы уже читали по-английски адаптированного Марка Твена. Писали и сочинения. Валентина Карповна ставила перед нами рисунки: «Winter», «Summer», «Spring», и мы пытались написать несколько связных предложений о времени года, о дожде или снеге, о людях, домах и о других предметах, изображённых на рисунках.

В. К. Павлова была не только хорошим педагогом, но и душевным, отзывчивым человеком. Вася Аксёнов мне рассказывал уже в Москве, что она была дочерью генерала Карпа Павлова, начальника Управления урановых рудников Колымы, весьма влиятельного человека. Он был и начальником «Дальстроя» ещё до Никишова. В 1949 году, когда маму Васи Аксёнова вторично арестовали, наша учительница способствовала её освобождению. Е. Гинзбург выпустили через месяц. А ей и другим отбывшим лагеря зэкам грозило вечное поселение в Сибири.

Учиться стало интересно

В выпускном классе магаданской средней школы № 1 у меня появился вкус к учению. Учиться становилось интересно. К этому приложили добрые руки учителя нашей школы, многие из которых ранее преподавали в вузах, но усилиями НКВД оказались на Колыме. Я низко кланяюсь им и «благодарю» НКВД за такую «комплектацию» педагогических кадров в Магадане.

Большое влияние на выравнивание характера ученика и его целеустремленность оказала моя классная руководительница и учитель физики М. В. Устюжина. Несмотря на свою молодость (она только закончила пединститут), а, может быть, именно поэтому, Мария Васильевна быстро нашла общий язык со своими учениками и многим из нас помогла определиться в жизни.

Моя мама, выросшая в семье учителей и доверявшая слову педагога, непременно хотела получить от классного руководителя точный ответ на свои сомнения и унять тревогу за будущее своего сына. Молодая учительница всегда хорошо отзывалась обо мне и укрепила маму в её решении послать меня в Москву. На настойчивые вопросы Анны Розановой М. В. Устюжина неизменно отвечала: «Лёня Титов везде будет учиться хорошо!»