Текст книги "Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1"

«Ложись, дура!!!»

Инна Клейн: «В летний солнечный день 1948 года, редкий для Магадана, иду проходными дворами от дома по улице Сталина, 6, внутри квартала, чтобы сразу попасть во двор дома на Колымском шоссе,12. Перед очередной дырой в заборе меня обгоняет стремительно бегущий прилично одетый, явно не зек, мужчина. Чуть позже сзади раздаются какие-то странные звуки, а по забору, через дыру которого только что я пролезла, что-то простучало. Вдруг слышу кому-то за спиной у меня громко кричат: «Ложись, дура!» – и пока я что-то соображала, меня довольно ловко сбивают с ног. Я упала, села, и мимо меня, около головы несколько раз с тонким свистом что-то пролетело. Двое военных в форме НКВД бежали за тем мужчиной, стреляя из винтовок.

Я всё это хорошо помню, так как потом мне это пришлось рассказывать несколько раз. Дело было в том, что хотели по фальшивым авизо получить хорошие деньги в банке и сразу же на пароходе отплыть из Магадана. Сколько было соучастников, кто они и почему получателя заподозрили, я не помню. Он сумел сбежать из банка, и за ним началась погоня, кстати, у него был пистолет, а у охраны – винтовки. Мне потом объяснили, что он не пристрелил меня не потому, что пожалел, а потому, что не хотел статью по «мокрому» делу получить, или что мой жених счастливый человек…

Дневник. Преподаватели 9-го класса. Расписание уроков

Дневник за 20–25 сентября 1948 г.

По молодости лет я как-то спокойно отнеслась ко всему этому происшествию, чего бы я не сказала о моих родителях. В классе мне велели помалкивать, что я и сделала. Папа мне рассказывал, что дело было подготовлено блестяще, а почему оно провалилось, я забыла спросить, а теперь, к сожалению, не у кого…»

Учителя

Учителя наши в 9-м классе почти все были новые, кроме Е. Н. Руденко («Основы дарвинизма», «Химия») и А. М. Бухина («Экономическая география капиталистических стран»). Русский язык и литературу преподавала Юлия Андреевна Козлова, алгебру, геометрию и тригонометрию – завуч Александра Николаевна Игишева, историю СССР и Новейшую историю – Надежда Георгиевна Булимова, физику – Мария Васильевна Устюжина (она же и классный руководитель), English – Валентина Карповна Павлова.

Знания наши по русскому языку в 9-ом классе несколько упрочились, хотя пробелы 8-го класса давали о себе знать. Мы писали с ошибками, орфографическими и грамматическими, и знаниями в русском языке не могли похвастать. Я вижу по своему школьному дневнику, что с нашей учительницей по литературе и русскому языку мы проходили всю русскую классику XIX века – Пушкина, Гоголя, Герцена, Лермонтова, Белинского, Гончарова, Добролюбова, Островского, Писарева, Тургенева, Чернышевского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Чехова. Въелись в душу «Луч света в тёмном царстве», «Мильон терзаний» и несчастные «лишние люди», которых мы резко осуждали в своих сочинениях.

Достоевского мы знать не знали и не проходили – он был почти запрещён. Марксистская критика при Сталине выступала против «реакционных» идей писателя и влияния «достоевщины» на неокрепшие умы детей, и в школе Достоевского не изучали. Известный литературовед и критик В. Ермилов писал (брошюра «Против реакционных идей в творчестве Ф. М. Достоевского», М., 1948): «Достоевский в наши дни оказывается в авангарде реакции. Его творчество широко и всесторонне используется в том остервенелом походе на человека, который предпринят идеологическими лакеями Уолл-стрит. И это вполне понятно, потому что всю мощь своего таланта Достоевский израсходовал на доказательство слабости, греховности, преступности человеческой натуры». Ермилов всё-таки признавал огромный талант писателя, но пытался уверить читателей в том, «что в целом влияние Достоевского вредно для развития мировой прогрессивной литературы». Бабушка же моя Александра Фёдоровна, придерживалась другого мнения. Уже в Москве, когда я удивился, что бабушка-революционерка читает Достоевского, она сказала мне просто: «Этого писателя можно и нужно читать только в 60 лет, после приобретения нравственного и житейского опыта, – тогда только поймёшь всю глубину его произведений».

В 9-м классе, а потом и в 10-м школьников заставляли «клеймить позором» неведомых нам Ахматову и Зощенко – ведь мы изучали Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ленинград»». Упомянутых там произведений мы не читали, но были «полны гнева», как и все рабочие и колхозники СССР. Раньше я читал «Остров Серафимы» Зощенко и забавные его «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова» – в разрозненных томах его собрания сочинений, которые находил в библиотеке Дома культуры. «Это какой-то другой Зощенко!» – думал я. Злобная критика в «Постановлении» не вязалась с моими впечатлениями от его юмористических и сатирических рассказов.

Дневник за 4–9 октября 1948 г.

Дневник за 25–30 октября 1948 г.

Черчение

Замечательный предмет ЧЕРЧЕНИЕ, которое впоследствии стало основной составляющей моей профессии конструктора, в школе мне никак не давалось. Начиналось всё с рисования. Наш учитель Николай Романович Ухатин в 5-м классе заставлял нас рисовать цветочки, спичечную коробку, закладки для книг, и хотя у меня к рисованию не было никаких способностей, я получал одни «пятёрки». Неприятности начались с 6-го класса, когда вместо рисования появилось черчение.

Открываем мой школьный дневник за седьмой класс. Запись от 3-го октября 1946 года: «Начертить орнамент… 144´203 мм». Оказалось, что чертёж надо делать на определённой форматке, на что нам впервые указал учитель. Далее орнаментов мы не продвинулись.

Чертить в 7-ом классе меня не научили, в дневниках одни и те же записи: «Доделать чертёж», «Переделать чертёж», «Перечертить», «Начертить таблицу хорд», «Деление окружности», а 18 ноября 1948 года опять: «Начертить орнамент». Мы даже чертили «подшипник», но больше «тройки» я не получал, и двойки перемежались с единицами. 9-й класс я бы закончил полным отличником, если бы не злополучное черчение.

Неорганическая химия и Е. Н. Руденко

Неорганическую химию в 9-м классе преподавала Екатерина Николаевна Руденко, орденоносец, хороший учитель и человек.

Я вообще не питал пристрастия к химии, считал её неточной наукой и не доверял сомнительным результатам реакций, но учиться у Екатерины Николаевны было одно удовольствие. Она не была формалисткой, не гналась за «показателями» и была любимой учительницей в школе.

Что касается «показателей» успеваемости, то у неё был свой взгляд на формальную сторону обучения. В классном журнале по химии у всех стояли одни… двойки, или вообще не было никаких отметок. Это тревожило нашу классную руководительницу М. В. Устюжину и мою маму, которая требовала от меня исправить плохие отметки.

А всё дело было в «метОде» Екатерины Николаевны.

Екатерина Николаевна почти никогда не ставила в начале и середине четверти в журнал положительных отметок, а только «оздоровительные» двойки, точки, чёрточки и другие, ведомые только ей значки, характеризующие знания учеников. Мы смотрели в журнал и пытались разгадать смысл этих значков. Вывод же был один: тебя скоро вызовут отвечать урок…

Педсовет напирал на Екатерину Николаевну, а классного руководителя ругали за неуспеваемость класса по химии. Только ближе к концу четверти учительница устраивала контрольный опрос. Она задавала всем ученикам один и тот же вопрос, например, что такое галоиды или щелочные металлы? Опрос шёл по алфавитному списку журнала, без пропусков, всех подряд. Все «барабанили» ответ правильно и почти одно и то же, но в журнале оценки Екатерина Николаевна ставила разные – от «3» до «5». Она знала всех учеников и ставила оценки соответственно этим знаниям, а не по контрольному опросу. Иногда в журнале против своей фамилии можно было обнаружить и оценку, поставленную рукой Е. Н. около точки в тот день, когда тебя и не вызывали к доске, но эта дополнительная оценка требовалась ей для вывода хорошей общей отметки за четверть. За эти чудачества и справедливость Екатерину Николаевну очень любили, и на школьных собраниях мы, старшеклассники, всегда требовали выбрать её в президиум. Вместе с нами в 9-м и 10-м классах училась и её дочь Нелли Поздеева, но и она ходила с двойками и точками в журнале.

Е. Н. Руденко, чтобы иметь возможность больше заниматься своими учёными пиротехническими исследованиями, устраивала дополнительные вечерние занятия по химии, на которые ходили 6–8 человек, любящие химию и свою учительницу. Основным любителем химии и опытов по пиротехнике в нашем классе был мой друг Женя Черенков, а я ходил на кружок с ним за компанию. Женя в библиотеке Дома культуры откопал книгу по пиротехнике и законспектировал её.

Екатерина Николаевна удивляла нас, когда мыла руки не мылом, а жидким азотом из сосуда Дьюара, где азот имел температуру минус 273 градуса. Женьке Черенкову, который с интересом наблюдал за манипуляциями учительницы, она это делать не советовала, так как можно было мгновенно отморозить руки, превратив их в ледышки. Жидкий азот надо было направлять на руки таким образом, чтобы он только скользил по коже, но не задерживался ни на секунду на ладонях.

Программы по химии в старших классах в связи с обостряющейся холодной войной включали ряд элементов военной подготовки. Екатерина Николаевна напомнила нам опыт с «гремучим газом» и отметила, что водород-то и является основным наполнителем аэростатов воздушного заграждения и корректировщиков огня ПВО.

Про зажигательные бомбы с фосфором, о которых рассказывала учительница, я знал ещё с немецких налётов на Москву летом 1941 года. Арсен, мой двоюродный брат, сын тёти Мани, дежурил на чердаке своего дома на Солянке и говорил, что «зажигалки» нельзя тушить водой, а только закидывать землёй или песком.

В 9-м, а потом и в 10-м классе на уроках химии мы проходили темы оборонной подготовки: «Огнетушители», «Топлива и масла», «Военные химические вещества», «Хлор – основное сырьё для производства отравляющих веществ», Гостайну своего секретного порошка для тушения огня без воды Екатерина Николаевна нам не раскрывала.

Женя Черенков в конце второй четверти уехал с родителями в Москву. После окончания школы он поступил в МГУ на химфак, работал в Институте химической технологии и стал научным работником, преподавателем. У него масса научных трудов и изобретений, вся его квартира увешана пространственными моделями атомов и молекул.

Велосипед и 30 лет ВЛКСМ

До самых последних дней магаданской осени, когда в октябре ещё не лёг снег, я продолжал кататься на своём велосипеде, тщательно объезжая замёрзшие лужи. Но потом катание превращалось в сплошные падения, когда колесо вдруг предательски заскользит по льду, и ты вместе с велосипедом моментально оказываешься на холодной земле.

Когда же снег закрывал всю землю, и надо было переходить на лыжи и коньки, приходилось разбирать велосипед на составные части: колёса отдельно, рама отдельно. Эти агрегаты я вешал в коридоре нашей квартиры на большие крюки под потолком, чтобы не мешать народу ходить туда-сюда.

Я рьяно ухаживал за своим резиново-стальным другом, сам клеил камеры – запасных взять было негде. Иногда приходилось ходить и на рынок-развал, где разношёрстные мужички продавали запчасти, конечно, б/у, и там искать нужные детали, но милиция гоняла этих торговцев, а за новые запчасти могла и забрать для выяснения каналов воровства. Я разбирал втулки колёс и каретки, промывал детали в керосине, менял изношенные шарики, потом эти детали я смазывал, заворачивал в промасленные тряпки и зимой хранил в жестяной банке. Весной был обратный процесс: детали опять промывались, колёса собирались, накачивались, и велосипед готовился к новому сезону.

Я до того освоился с велосипедом, что смог показывать и спортивные результаты. Осенью 1948 года я участвовал в военизированной эстафете в честь 30-летия ВЛКСМ за команду ДСО «Цветные металлы». Я не был членом этого ДСО, но мама срочно приняла меня в его ряды.

Эстафета проходила по улицам Магадана. Сначала трое комсомольцев – «патрулей» с винтовками бежали по улицам города. «Велосипедный» этап заключался в том, что спортсмены должны были на велосипедах подняться вверх по крутой и довольно грязной глинистой улице, от Управления связи до Хлебозавода, и передать эстафетную палочку следующему этапу. Подниматься на велосипеде по этой улице было трудно, заднее колесо по глине проскальзывало, приходилось подниматься с седла и, стоя, усиленно крутить педали. Велосипедист от «Динамо» на этой глинистой горке сошёл с дистанции, и наша команда «Цветные металлы» была единственной, которая прошла всю эстафету без потерь.

«Атомная бомба»

Наша учёба в Магадане в конце 1940-х годов совпала по времени с бурным развитием в мире и СССР атомной физики. Наша учительница Е. Н. Руденко не отставала от прогресса и часто выезжала на предприятия города с чтением популярных лекций по атомной энергии.

Для демонстрации на этих лекциях силы и яркости атомного взрыва мы на занятиях химкружка мастерили макеты «атомной бомбы», т. е. лепили довольно большие шары из магниевых и алюминиевых стружек. Что ещё в эту смесь добавляла Е. Н., мы не знали, но эффект от «бомбы» был ошеломляющим.

Когда в химическом кабинете школы мы поджигали бикфордов шнур, а «бомба», подвешенная к потолку кабинета, «взрывалась» с ослепительной вспышкой, освещавшей через окна четвертого этажа улицу Сталина, то через 10–15 минут к школе прибывала пожарная команда. Когда мы кричали, что едут пожарные, Екатерина Николаевна снимала свой рабочий халат, одевала представительный синий пиджак с орденом Ленина. Она объясняла главному пожарному, что в кабинете идут занятия школьного кружка по химии, ребята подготавливают опыты для имитации атомного взрыва, готовят экспонаты для лекций, что огнетушители все на месте и готовы к употреблению, и приглашала пожарную команду на лекцию. Главный пожарный сказал, что вспышка из окон школы была видна на пожарной каланче и зафиксирована охраной особняка И. Ф. Никишова.

– «Такова сила атомной энергии», – заключила беседу Е. Н., и мы были горды, что наша учительница является авторитетом для главного пожарного, который перед нашей учительницей и орденом Ленина взял под козырек, проверил огнетушители и отбыл восвояси.

Наш первый хулиган Коля Суворин и в 9-м классе не оставлял в покое владения Екатерины Николаевны. Весь коридор крыла здания, который вёл к кабинету химии, занимала любовно ухоженная оранжерея, там росли диковинные цветы и растения, а потолок подпирали фикусы. Е. Н. очень гордилась этими цветами и однажды нам сообщила, что один из фикусов вдруг стал бурно расти и, наверно, на нём скоро появятся необыкновенные цветы. Но, увы! Это была очередная проделка Коли Суворина. Оказывается, он однажды, когда все мы проходили на урок в кабинет химии, на ходу вылил в горшок несчастного фикуса всю «непроливашку» с синими чернилами. Листья растения от такого «удобрения» сначала покрылись красивыми голубыми пятнами, а потом растение погибло. Гнев Екатерины Николаевны был беспределен, но кто это сделал, она так и не узнала.

Дневник за 1–6 ноября 1948 г.

Дневник за 6–11 декабря 1948 г.

Математика и Физика

По математике нашим преподавателем с 9-го класса стала Александра Николаевна Игишева, хороший учитель и завуч школы. Алгебра, геометрия и тригонометрия – эта школьная математическая «триада» была систематизирована, разложена по полочкам и прочно вбита в наши головы. Особенно любила Александра Николаевна задавать нам массу задачек по определению объёмов цилиндров, шаров, усечённых пирамид и параллелепипедов, проткнутых другими геометрическими телами – конусами, пирамидами и шестигранниками. Крепкие знания по математике мне особенно пригодились при обучении в техническом вузе, а некоторые тригонометрические формулы я помню до сих пор:

Sin² α + Cos² α = 1. Это же музыка сфер!

Самым спокойным и уравновешенным педагогом была наша классная руководительница Мария Васильевна Устюжина, которая вела физику и астрономию. Моя мама на родительских собраниях настойчиво спрашивала её: «Как вы думаете, Лёня Титов сможет далее учиться и стоит ли ему идти в технический вуз?» – и Мария Васильевна уверенно отвечала: «Леонид будет везде хорошо учиться!». Поэтому мама уже в 9-м классе решила послать меня учиться в Москву, несмотря на тревожные письма бабушки, дедушки и тёти Мани, но об этом потом.

Метод преподавания географии А. М. Бухина

В 9-м классе наш любимый учитель Абрам Михайлович Бухин преподавал нам «Экономическую географию капиталистических стран».

Метод работы учителя на уроке был неизменным: короткий ответ ученика по теме урока, потом – увлекательный рассказ учителя о какой-либо из стран мира, её природе, полезных ископаемых, горах и лесах, реках, электростанциях и промышленности. Но в 9-м классе Абрам Михайлович, учитывая умственный рост учеников, вводил заметное новшество в процесс обучения. Каждый ученик выбирал себе одну из крупных капиталистических стран и следил по газете «Правда» и журналу «Большевик» за её политической жизнью и экономическим развитием.

Было интересно более глубоко вникать в историю выбранной страны, хотелось побольше узнать о её государственном устройстве, кто руководит государством, какова его политика в отношении СССР. Сама страна становилась как-то ближе, абстрактное название «Италия» или «США» наполнялось современной жизнью. Через некоторое время каждый ученик (а по такой важной стране, как США, – два ученика) делал доклад по своей стране. Я, насколько мне помнится, в качестве изучаемой страны выбрал Италию (или Грецию?). Интересны были сообщения ребят о Германии, ведь она только что была повержена в прах Советской Армией. Экономическая и политическая жизнь в Западной и Восточной Германии шли по разным направлениям.

Уроки экономической географии у нас в 9-м классе в первом полугодии были три раза в неделю, а во втором полугодии – два раза в неделю. Абрам Михайлович на уроках рекомендовал нам читать новые публикации по той или иной стране – статьи и обзоры из политических журналов тех лет: «Проблемы мира и социализма», «Блокнот агитатора», «В помощь пропагандисту». На экзамен по географии мы шли уверенными в своих знаниях, «тройки» на экзаменах у Абрама Михайловича были очень редким исключением.

Полуостров Старицкого

На одном из уроков, когда Абрам Михайлович замещал заболевшего учителя, он неожиданно поведал нам, где же мы всё-таки обитаем на географической карте и почему Магадан оказался на перешейке, соединяющем материк и полуостров Старицкого и почему у нас такая погода. Это была целая академическая лекция для 8-го или 9-го класса…

Дневник за 27 декабря 1948 г. – 1 января 1949 г.

Дневник за 14–19 марта 1949 г.

На географической карте мира видно, что Магадан находится посередине между 59-ой и 60-ой северными параллелями, на которых лежат Стокгольм, Хельсинки, Ленинград, но северное побережье Охотского моря не обогревается ни ветрами с Атлантики, ни тёплым течением Гольфстрим, как европейские столицы.

Город Магадан возникал стихийно, начиная с 1929 года, с первых бараков Восточно-Эвенкской культбазы на берегу бухты Нагаева. Город начал строиться, прячась от морских ветров за Нагаевской сопкой, и к 1940-м годам состоял из нескольких удалённых друг от друга посёлков и районов – Марчекана, Морпорта, Нагаева, Пионерного, Солнечного, Дукчи, Старой Весёлой, Новой Весёлой. Конечно, Абрам Михайлович в 1949 году не мог нам сказать, что город наш режимный, пограничный, что в нём много лагерных зон и предприятий, на которых работают заключённые.

И строился город тоже заключёнными. Строительство жилья было стихийным, велось без всякого плана – это были утеплённые землянки с накатами из бревен или шпал, однои двухэтажные деревянные бараки с насыпными земляными стенами, которые оставались основным жильем в Магадане многие годы. Жилища первых магаданцев строились, как правило, рядом с теми предприятиями, на которых они работали – автобазами, складами, электростанциями, нефтебазами, рыбзаводами, Промкомбинатом, банями, больницами, пересыльными тюрьмами и лагерными зонами.

Таким образом, Магадан уютно расположился на узком перешейке полуострова Старицкого шириной не более 6 километров, между двумя глубоко врезающимися в полуостров бухтами: бухтой Нагаева на западе и бухтой Гертнера на востоке.

В первоначальном Магадане образовались две основные улицы – «Колымское шоссе» и улица Сталина. Колымское шоссе круто спускается вниз от ПКиО с вершины сопки до моста через Магаданку, а после моста переходит в колымскую автомобильную «Трассу», ведущую на север, к приискам и рудникам, в глубинные районы Колымы и Якутии, где тоже заключёнными добывались нужные для страны золото, серебро, платина, олово, уголь, касситерит, уран и другие полезные ископаемые. Туда по Колымской трассе везли продукты, медикаменты, взрывчатку, горнодобывающее оборудование.

Колымское шоссе под прямым углом пересекается с улицей Сталина, которая и есть центральная улица города и на которой и стояла наша школа, стоит до сих пор Дом культуры им. Горького…

Это я уж начал добавлять к рассказу Абрама Михайловича, а сам он далее немного рассказал нам об освоении Охотского моря русскими мореплавателями и исследователями.

А. М. Бухин: «Первые исследования Охотского моря относились ко временам Петра Великого, когда Охотск был исходным пунктом для нескольких экспедиций, стремящихся исследовать берега Охотского моря, Камчатки и отыскать северо-восточный морской проход между Азией и Америкой. С первой четверти XVIII века и весь XIX век русские мореплаватели исследовали Охотское море и его побережье: геодезисты Евреинов и Лугин (1719 г.); капитаны Шпанберг, Вальтон и штурман Елагин (1738–1739 гг.); лейтенант Хметьевский и геодезист Ушаков (1743 г.); капитан Сарычев и капитан-лейтенант Фомин (1787–1793 гг.); Крузенштерн (1803–1806 гг.); лейтенант Шаховской (1817–1819 гг.), давший первую достоверную карту Охотского моря; лейтенант Козмин (1829–1830 гг.); лейтенант Невельской, открывший Татарский пролив (1848–1851 гг.). Наконец, лейтенант К. С. Старицкий, определивший астрономические положения нескольких пунктов по берегам Охотского моря и сделавший промеры больших глубин и температур моря (1866–1871 гг.), дал имя полуострову, на котором в 1930-е годы и стал строиться наш Магадан.

– Охотское море определяет и погоду в нашем городе, – продолжал Абрам Михайлович. – Полуостров Старицкого, на перешейке которого лежит Магадан, расположен на севере Охотского моря, примерно посередине обширной Тауйской губы, в которую впадают большие реки Тауй, Армань, Ола. Побережье гористо, имеет множество бухт и заливов, мало пригодных для стоянки судов.

Климат Охотского моря, несмотря на его относительно южное положение (44–60 гр. с. ш.), похож на климат полярного бассейна и может быть сравнен с климатом Гудзонова залива. Суровость колымского климата определяется нахождением Охотского моря у восточного берега огромного азиатского континента, охватывающего море почти со всех сторон. Прилегающая часть Азии принадлежит к самым холодным территориям земного шара. Здесь, недалеко на Север, расположен полюс холода в Оймяконе.

Ветра на Охотском море очень разнообразны. С октября по март дуют с севера вдоль северных и западных берегов… Свежие погоды с восточными и юго-восточными ветрами господствуют у западных берегов моря с октября по декабрь. В апреле и мае ветра бывают умеренные у наших северных берегов, почти как бризы – ночью с севера, а днем – с юга. С июня по август – умеренные юго-восточные ветры. В сентябре же бризы дуют свежо с запада и северо-запада ночью и днем умеренно с юга, но внезапно бывают и южные шторма…

Замерзает Охотское море в октябре-ноябре…» – и тут прозвенел, как всегда слишком рано, звонок, и урок кончился.