Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

Всего действовать под Азовом предназначалась сила, простиравшаяся до 70 000 человек. Особая армия под начальством боярина Б.П. Шереметева, как и в прошлом году, должна была действовать вместе с остальными украинскими казацкими полками гетмана Мазепы в области нижнего Днепра и оборонять Украину. В состав армии Шереметева вошли служилые люди московского чина более 400 человек, городовые дворяне и дети боярские разных городов более 6000 человек, полки Белгородского и Новгородского разрядов, а также смоленская шляхта. Это войско еще в большей степени было старомосковским, чем Большой полк Шеина[457]457
  Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 28.


[Закрыть].

XXXII. Петр в Воронеже. Постройка стругов

Среди этих распоряжений и приготовлений Петр вынужден был по болезни оставаться дома в течение всего января. Гордон несколько раз в дневнике за этот месяц отмечает, что был у царя, и ни разу не упоминает, чтобы встретил царя где-нибудь вне дома, а это, несомненно, имело бы место, если бы Петр вообще выходил. Так, Гордон пишет под 7 января, что он «отправился к его величеству и говорил с ним о различных предметах». 12 января: «После обеда был у его величества». 15-го: «Был целый день дома, ожидая известия от А.С. Шеина, чтобы с ним вместе ехать к его величеству». 17-го и 20-го был в Преображенском без упоминания, что виделся с царем. 25-го: «Был в городе сначала у А.С. Шеина, затем у его величества». Характер этих отметок Гордона: «разговаривал о различных предметах», «собирался к государю с главнокомандующим А.С. Шеиным», «виделся сначала с Шеиным, а затем с царем», – показывает, что болезнь, удерживая Петра в комнатах, не мешала ему быть в курсе всего дела, живо интересоваться его ходом, издавать или санкционировать разного рода касавшиеся будущей войны распоряжения. С его, разумеется, утверждения, а по всей вероятности по его инициативе, был объявлен 13 января оригинальный указ, коснувшийся крепостного права, открывавший своеобразный выход крепостным людям на свободу, – это указ, которым предоставлялось дворовым людям, холопам, записываться на военную службу в Азовский поход и, таким образом, освобождаться от крепостной зависимости. «И генваря в 13 день, – пишет современник Желябужский, – на Болоте (в Замоскворечье) кликали клич, чтоб всяких чинов люди шли в Преображенское и записывались и шли б служить под Азов. И после той кличи из всех боярских дворов и из всяких чинов холопи боярские все взволновались и из дворов ходили в Преображенское и записывались в разные чины, в солдаты и в стрельцы»[458]458
  Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 28.


[Закрыть]. Указ взволновал рвавшихся на свободу холопей; не менее встревожил он и их господ, а также дал много дела и военным властям, как это можно наблюдать по дневнику Гордона: 23 января: «Отправился на Бутырки, где обучал вновь записанных солдат, которые бежали от своих господ, так как им была обещана свобода»; 5 февраля: «Множество дворян беспокоили меня целый день по поводу их дворовых, взятых в солдаты»; 7 февраля: «Вновь записавшиеся солдаты были отведены в церковь, чтобы там присягнуть»; 12 февраля: «Я велел вновь записавшимся солдатам выплатить по рублю человеку»[459]459
  Gordons Tagebuch, III, 4–8.


[Закрыть].

Впервые в самом конце января Петр покинул дворец по печальному поводу: 29 января внезапно скончался царь Иван Алексеевич. Царь Иван Алексеевич с детства, как и все мужское потомство царя Алексея Михайловича, кроме Петра, не отличался хорошим здоровьем, страдал цингой, но все же в январе 1696 г. ничто, казалось, не предвещало такой скорой развязки. 24 января он присутствовал на панихиде по царице Наталье Кирилловне в Вознесенском монастыре. 26 января, в день тезоименитства царевны Марии Алексеевны, он слушал литургию в дворцовой церкви Иоанна Предтечи, а после литургии «жаловал в Передней царевичев, и бояр, и окольничих, и думных, и ближних людей кубками фряжских питей, а стольников, и судей из приказов, и полковников стрелецких, и дьяков, и гостей водкою», а 29-го утром его уже не стало.

Погребение его состоялось на другой день, 30 января, и совершено было по обычному церемониалу. На выносе Петр шел за гробом в «печальном платье», при совершении надгробного пения «сотворил с братом своим государевым прощение… и по погребении тела его государева» с вдовой умершего, царицей Прасковьей Федоровной, «из церкви Архангела Михаила изволили иттить в свои государские хоромы»[460]460
  Дворцовые разряды, IV, 919–925.


[Закрыть]. С сошедшим в могилу царем Иваном Алексеевичем отходил в прошлое дворцовый кремлевский уклад царской жизни, замирала, по крайней мере в царских палатах, московская старина.

31 января Гордон виделся с Петром в Преображенском и разговаривал «о различных предметах». 1 февраля Петр был вечером на ужине у генерал-майора К.А. Ригемана. 9 февраля он присутствовал на празднике, данном Лефортом. 15-го ужинал у Избрандта. Под 17 февраля читаем в дневнике Гордона: «Его величество обещал в следующую среду обедать у меня». 18 февраля был опять праздник у Лефорта, во время которого, как сообщает Гордон, прошел маршем «морской регимент», т. е. морской экипаж, сформированный для галерного флота. 19 февраля, в среду, царь сдержал обещание и обедал у Гордона с многочисленной компанией. «Они оставались долго, – замечает хозяин, – и были хорошо угощены». На следующий день Гордон встретил царя на пиру у Л.К. Нарышкина по случаю его именин. 23 февраля Петр уехал из Москвы в Воронеж, где уже полным ходом шло строение стругового флота и где должна была заканчиваться постройка галерного. В Воронеж он прибыл 29 февраля[461]461
  Елагин. История русского флота, приложение I. С. 57, примечание: «А на Воронеж изволил он, великий государь, притти февраля в 29 числе».


[Закрыть]. С пути или, может быть, тотчас по прибытии в Воронеж Петр писал в Москву боярину А.С. Шеину, сообщая ему между прочим о виденном состоянии дорог. Это, вероятно, и есть то полученное в Москве 4 марта письмо от государя с известием о приезде его в Воронеж, о котором упоминает в своем дневнике Гордон[462]462
  Gordons Tagebuch, III, 6—11.


[Закрыть]. «Государь мой милостивой, – отвечал Шеин, – многолетно здравствуй! За присланное от милости твоей писма и о ведомостях пути и рек, приняв, благодарственно челом бью. И зело сокрушаюся, чтоб, не упустя зимнего времени, поспешить на указное место. Доношу милости твоей: толко задержание мое – пехотные полки; отправя с Москвы последние марта 6-го числа, с поспешением буду ускорять до Воронежа, оставя все. А ваша милость в деле своем управляй, как Господь вразумит, и Титову прикажи, чтоб все готово было. Во сем предаюся милости тво[е]й. Алешка Шеин стократне челом бью»[463]463
  П. и Б. Т. I. С. 547.


[Закрыть].

В Воронеже Петр поселился в занятом для него домике, помещавшемся на берегу реки Воронежа у самой пристани и принадлежавшем подьячему приказной избы Маторину. Владение Maторина так описывается в современном документе: «А в том дворе… две горницы на омшениках, у передней (горницы) сени, крыльцо, и из тех сеней позади около тех горниц в комнату и на другое крыльцо сени ж проходные. Да на том же дворе погреб с напогребицею и над ним сушила бревенчатые, у ворот изба караульная; в одной горнице в комнате прежняя ж печь обращатая (изращатая), белые образцы». Приготовления к приезду государя заключались, во-первых, в том, что стены обеих горниц были обиты полотном и выкрашены, «вновь в тех в обеих горницах подбито полотном и вылевкашено левкасом»; во-вторых, в некоторых новых пристройках, именно в устройстве мыльни и поварни: «да вновь же построена мыльня из нового сруба с двумя окошки красными с окончины стеклянными, с печью обращатою зеленою, белая с трубою; против ее сени забраны досками, в косяке из сеней к одной стороне перила с болясы точеными, а от прежних хором из сеней к новым сеням учинены двери; да вновь же построена поварня»[464]464
  Елагин. История русского флота, приложение I, № 8. Для занятия этого двора приехал в Воронеж 25 февраля из Москвы Преображенского полка шхиптимерман Лукьян Верещагин.


[Закрыть].

Глазам Петра должна была представиться картина оживленнейшей деятельности. В Воронеже он нашел несколько тысяч собранных для стругового дела работных людей, которые готовили и возили необходимый для судов лесной материал, тесали бревна, пилили доски, варили смолу, сколачивали, конопатили и смолили струги, работали в кузницах, выделывая железные инструменты и судовые снасти, заготовляли брусья и доски для предстоящего сбора галер. Взглянем ближе на организацию воронежского стругового строения в 1696 г., в основу которой был положен план судостроения предыдущего года, в свою очередь повторявший в расширенном, разумеется, виде судостроение, как оно практиковалось на реке Воронеже в течение всего XVII в. Мы видели уже, что в четырех расположенных по этой реке городах (Козлове, Добром, Сокольске и Воронеже) надлежало построить к весне 1696 г. к вешней первой полой воде 1300 стругов добрых и пространных, мерою таких же, как и в прошлом году; сверх того 30 морских липовых однодеревных лодок, мерою в длину 7–7½ сажени и 100 бревенчатых соснового леса плотов. Постройка всего этого количества транспортных судов была распределена между четырьмя верфями следующим образом: на Воронеж пришлось 250 стругов, 30 морских лодок и 100 плотов, на Козлов, Добрый и Сокольск – по 350 стругов на каждый. Постройка судов возложена была как повинность на некоторые классы населения той области, где находились эти четыре верфи, – Белгородского разряда и двух ближайших областей: на украинные и рязанские города, причем в этих областях призывались к исполнению повинности не одни и те же общественные классы. В 49 городах Белгородского разряда повинность падала: а) на посадских людей, б) на служилых людей городовой (гарнизонной) службы; служилые люди полковой службы – дети боярские – оставались от нее свободны. Из городов украинных и рязанских призывались только служилые люди городовой службы: стрельцы, казаки, пушкари и люди пушкарского чина. Белгородский разряд должен был выставить посадских и служилых людей 22 220 человек; украинные и рязанские города – 5608 человек служилых людей. Всего, таким образом, требовалось к судостроению 27 828 человек, причем каждый призываемый должен был принести с собой также некоторое количество необходимых материалов – лубья и пеньки, а именно по 2 луба и по 10 гривенок (фунтов) пеньки. Такое число людей потребовано было к судостроению по первоначальному указу в конце декабря 1695 г. Но затем в конце января 1696 г. (31 января) вышел новый указ, сокращавший это число.

Весь этот контингент судостроителей был разверстан между четырьмя верфями, причем на каждую верфь были расписаны города, которые и должны были доставить на нее людей. Так, для воронежской верфи 961 человека должен был доставить город Воронеж, а сверх того на эту же верфь поступали работники еще из 16 городов, именно: из Белгорода, Курска, Коротояка, Урыва, Острогожска, Костенска, Ольшанска, Полатова, Валуек, Нижегольска, Болхова, Карпова, Алешни, Суджи, Верхососенска, Усер-да. Всего из этих 17 городов на воронежской верфи должны были собраться по первоначальному указу 7006 человек, по вторичному, уменьшавшему требования, – 6420. Работникам назначено было жалованье – кормовые деньги по 2 деньги в день человеку. Но такое жалованье не было нисколько привлекательным и нисколько не уменьшало тяжести и не скрашивало мрачных сторон повинности, и потому отнюдь не следует думать, чтобы все это число призванных на воронежскую верфь людей на нее действительно и явилось. Значительная доля оказалась в нетчиках и беглецах. Двум городам, Воронежу и Курску, число работников было еще убавлено, потому что они поставили вместо работных людей готовые струги, – воронежцы шесть стругов, а куряне – одиннадцать, причем каждый готовый струг зачитывался за 10 человек. При всех этих сокращениях числа работных людей на воронежской верфи к вешней воде было сделано 259 стругов, на девять больше, чем было на нее назначено, а с поставленными воронежцами и курянами 17 стругами число их доходило до 276. Было изготовлено также 60 морских лодок, вдвое больше положенного числа, и 100 плотов, как было назначено. Струги делались мерою в длину 14–18 сажен, поперек 1 3/4 —3 сажени. Из 259 стругов 15 стругов было сделано «с чердаками» – каютами, пять – со «светлицами и мыльнями» и семь – с ледниками для хранения съестных припасов.

Так же под руководством стольника Селиверста Огибалова происходила работа и на верфи в Добром. Эта верфь должна была изготовить 350 стругов. Поставка работных людей для нее была возложена на 12 городов, именно: Добрый, Данков, Ефремов, Елец, Талецк, Старый Оскол, Новый Оскол, Мценск, Чернь, Новосиль, Чернавск, Ряжск с селом Поплевином. По первоначальному указу с этих городов приходилось 6293 человека; впоследствии освобождены были вовсе от поставки работных людей Ряжск и село Поплевино, а с других городов число работников было убавлено, так что всего должно было явиться на верфь 4743 человека. Из этого числа не явилось, оказалось «в нетчиках», 1244 человека (26 %), а из явившихся многие бежали в разные моменты работы: «от струговые поделки и от смоленого варенья, и с уголья, и идучи от Доброго к Воронежу, оставя струги, и с Воронежа у отдачи стругов». Таких беглецов насчитано было 1878 человек (41 %). Несмотря, однако, на такой недобор и убыль в людях, в Добром было к весне изготовлено стругов также больше положенного числа – 360 «крепких и твердых и перед стругами прошлого года в длину и в ширину пространнее», как говорил в своем отчете стольник Селиверст Огибалов. В течение апреля, с 9-го по 24-е, эти струги тремя партиями были спущены к городу Воронежу. В качестве кормчих и гребцов на них было посажено 1669 человек из тех же самых работных людей, которые были заняты их постройкой. Кроме постройки и снаряжения стругов, работные люди должны были заготовить еще разные лесные материалы: бревна, доски, дубовые и сосновые брусья, косяки и другие припасы для галер, для ремонта стругов, для настилки в струги под пушечный наряд и пр.

В Сокольском под наблюдением стольника Кузьмы Титова положено было изготовить 350 стругов со столькими же лодками, кроме того, значительное количество судового лесного материала: 2885 драниц, 60 брусов по 8 сажен, 612 брусков по ½ сажени, 1814 досок по 1½ сажени на крышку к чердачным стругам, 335 досок трехсаженных толстых, далее – целый ряд потребных для судов снастей, запасов и инструментов: бечев воровинных, причалок воровинных или лычных, кольев дубовых, к чему струги причаливать, на струг по 20 весел, по 2 шеста, по 2 весла правильных (кормовых), по 2 лопаты, 168 пудов пеньки, 500 пудов смолы черной, 375 четвертей березового угля, 310 буравов больших, 108 малых, 980 гвоздей кровельных, 140 оковов на шесты, 16 прутов железа, 20 долот. Людей ко всей этой работе должны были поставить 16 городов, именно: Сокольский, Лебедянь, Белоколодск, Усмань, Демшинск, Землянск, Короча, Яблонов, Харьков, Змиев, Салтов, Золоча, Чугуев, Валуйки, Ливны, Обоянь, – в числе 6346 человек. Прибыв в Сокольский к 8 января, стольник Кузьма Титов написал воеводам этих городов о высылке работных людей, но воеводы к сроку людей не выслали, прислали их после срока спустя многие числа. Из собранных людей были также беглецы и с пристаней, и с дороги, с реки Воронежа при отправке стругов города Воронежа. Но и в Сокольском также было сделано более положенного: вместо 350 стругов – 430[465]465
  Елагин. История русского флота, приложение I. С. 5—32. Здесь под № 7 в и г отчеты стольников С. Огибалова и Г. Титова; Устрялов. История… Т. II, примеч. 63. О постройке стругов в Козлове документов пока не напечатано.


[Закрыть].

Обширная кораблестроительная работа, посреди которой Петр очутился тотчас же по приезде в Воронеж, захватила его внимание. Он сам непосредственно принял в ней участие в качестве рядового мастера, несмотря на продолжавшуюся еще болезнь ноги, от которой, впрочем, стал чувствовать облегчение. Петра, как показывает его переписка, довольно обильная за это время, занимают вопросы, связанные с судостроением. Он писал в марте Стрешневу, Лефорту, Виниусу, Розенбушу, Л.К. Нарышкину, Ромодановскому, Кревету. Везде речь о постройке судов, о заготовке корабельных материалов, о корабельных мастерах. «Писал ко мне Григорий Титов, – читаем в письме к Петру Т.Н. Стрешнева от 2 марта из Москвы, – дела, которые на Воронеже к походу готовят, идут к совершению, только на весла ясеневых бревен не сыщут, и такие бревна на тульских засеках готовы, только подвод нет, и мы подводы пошлем с Москвы»[466]466
  Елагин. История русского флота, приложение I, № 11.


[Закрыть]. «Min Her heilige Vader, – отвечает ему Петр от 6 марта. – Письмо твое, от 2 дни писанное, мне в 5 день отдано, в котором пишешь, что бревен ясеневых здесь нет, а есть в засеке, и подводы по них послать ли? И ты изволь подводы послать, не мешкав; а те бревна зело нужны; да и кривули, которые там осталися, тож вели немедленно прислать. За сим желаем вашей святыне всякого блага. А мы по приказу Божию к прадеду нашему Адаму в поте лица своего едим хлеб свой. Piter».

В этих последних словах письма можно видеть указание на личный физический труд Петра в кораблестроении. Стрешнев, получив это письмо, успокаивает Петра относительно заботящих его бревен и кривуль: «Ваша милость пребываят по приказанию Божию к прадеду нашему Адаму в поте лица своего кушаяте хлеб свой; и то ведаем, что празден николи, а всегда трудолюбно быть имеешь, и то не для себя, а для всех православных християн и нас грешных должна благодарить Бога. С Тулы бревна на весла и кривули велена весть на Воронеж, не мешкав, и подводы посланы с Москвы. Тишка челом бью»[467]467
  П. и Б. Т. II. № 72 и с. 548.


[Закрыть]. В тот же день, 6 марта, или около того времени, Петр писал из Воронежа и ближайшему своему другу адмиралу Лефорту. Письмо это не сохранилось, но из ответа Лефорта видно, что Петр в нем говорил о том, что он осмотрел и выбрал в Воронеже место для сбора галер, интересовался отпуском галер из Москвы, осведомлялся о голландском инженере Мейере, которого он ждал в Воронеж для постройки судов. Лефорт отвечал двумя письмами от 10 марта. Одно коротенькое собственноручное, написанное по-русски, но латинскими буквами:

«Господин капитан. Писал твоя милость с князь Никитою Ивановичем Репниным. Слава Богу, что ты здоровой пришел в Воронеж город. Дай Бог тебе здоровья на многи лета и совершить, что мы починаем. Я рад был отсюда скоро ехать. Бог знает, как на дороге рана моя будет. И здесь наидурно жить: везде пусто и кручины многи. Пожалуй, пиши мне про свое здоровье и коли твоя каторга готова будет? Наша компания приказали твоей милости великий поклон написать. Я есмь твой слуга навсегда. Лефорт генерал и адмирал». Другое письмо, не собственноручное, делового содержания, касалось больше предметов, о которых сообщал или спрашивал Петр. «Меіn Herr Capitain. Писание твое до меня дошло. Благодарствую Господу Богу, что слышу о твоем здоровие и что ты изволил место осмотреть, где галеи збирать, и на нас поволил дворы занять, и за то плати твоей милости Бог и дай Боже, чтоб нам начетое дело по желанию исполнить. А галеи с Москвы до твоего писма все пошли. Про Меэра изволил ты писать, что он не бывал, и я непрестанно к нему посылал, чтоб он с Москвы ехал. И на Франц Тимермана в том он был сердит, что он ево с Москвы понуждал; отнимался тем, сказывал, что у него платья не готово. А на пилавой (пиловальной) мелнице работают денно и ночно и доски готовят и пришлем к вашей милости». Далее Лефорт сообщает царю о своей болезни, задерживающей его в Москве, просит царя прислать какого-то красного пластыря дефензина, но затем опять переходит к воронежским делам, просит отписать, сколько пришло из Москвы галер, вскрылась ли вода – «…нынешной путь ни санми, ни телегою», уведомляет о приезде в Москву 11 человек лекарей и о высылке их в Воронеж и пересылает к царю письма от голландских корабельных мастеров Ягана Флама, Класа и Ягана Янсона, которые уже приехали в Ригу. Письмо заканчивается известием в характере Лефорта: «Хотел я к милости твоей послать самово доброва мошкотеленвейн; пожалуй, потерпи: сам привезу к милости твоей»[468]468
  П. и Б. Т. I. С. 548–550.


[Закрыть].

Кроме постройки стругов, корабельная работа в Воронеже, которая особенно интересовала Петра и которой он сам был занят, состояла, во-первых, в постройке двух галеасов, во-вторых, в сборке построенных в Преображенском галер. Галеасы, или «корабли», как их также называли, – это гребные суда вроде галер, но бoльших размеров. Материалы для них были заготовлены в Воронеже, и для их-то постройки и ожидался голландец Мейер, который, однако, прибыл в Воронеж только в апреле[469]469
  Там же. № 84.


[Закрыть]. Галеры, как видно из только что приведенного письма Лефорта, были высланы из Преображенского в самом начале марта, еще до получения Лефортом письма Петра. Они отправлялись каждая в сопровождении своего капитана и составлявшей ее экипаж роты морского каравана. Подробности этой оригинальной перевозки 27 судов (23 галер и 4 брандеров) на санях неизвестны; надо полагать, что дело было не из простых, так как перевозке могла препятствовать весенняя распутица, на которую и указывает Лефорт, говоря, что «нынешной путь ни санми, ни телегою». К 15 марта часть галер достигла уже места назначения; но не все они еще привезены были к этому времени в Воронеж, и на это жаловался Петр в письме к Лефорту от 15 марта. И это письмо Петра до нас не дошло, так что о содержании его мы заключаем по ответу на него Лефорта. «Изволит милость твоя писать, – отвечает Лефорт, – что капитаны не бывали с каторгами: с Москвы они все поехали, расве дорогою где остались и покинули каторги. Поволишь приказать шаут-бе-нахту Балтазару Емельяновичу (де Лозьеру), чтоб он тех капитанов спросил: где они отстались и для чего каторги покинули? Достойны они, чтоб их и наказать за то, что они покидают то, что им приказано; и изволишь ему сказать, чтоб он имена их у себя записал; приеду я, знаю, какое им наказание учинить». Но что часть капитанов прибыла уже в Воронеж со своими галерами, видно из дальнейших слов в конце того же письма Лефорта: «Изволишь от меня поклонитца всем капитаном, которые каторги свои делают и готовят; а с теми, которые не бывали с каторгами, я с ними справлюсь».

Кроме вопроса о доставке галер из Преображенского в Воронеж это письмо Лефорта (от 21 марта) полно и других предметов, которые интересовали тогда Петра и которых он, очевидно, касался и своем письме. Лефорт сообщает, что он отпустил из Москвы мастеров Класа и Яна Янсона, дав им провожатых стрельцов и для русского языка, т. е. в качестве переводчика, своего человека; Франц Тиммерман выезжает в Воронеж в ближайший вторник; из Архангельска приехало в Москву 38 человек cap (матросов), присланных Ф.М. Апраксиным с государева корабля и с иностранных кораблей, нанявшихся на русскую службу охотой, – все ребята добрые, будут немедленно высланы в Воронеж; лекаря туда же поехали; досок много уже послано, веревки готовые есть, но новые делать трудно ввиду сильных морозов.

Петр в своем письме сообщал Лефорту на его вопрос, что река уже вскрылась и вода велика, что в Воронеже были сильные дожди и громы. Лефорт в ответ пишет: «А здесь, на Москве, грому не бывало, реки было прошли, да учинились такие жестокие морозы, что Москва-река стала и через ездят; ветры великие и по се время еще здесь». В Москве и в Немецкой слободе все тихо, никакого воровства нет. «Сего числа (21 марта) князь Борис Алексеевич (Голицын) у меня будет кушать и про ваше здоровье станем пить». Сам Лефорт все еще болеет; благодарит за присланный царем пластырь; на следующей неделе обещает выехать: «день, место другой, приму лекарство и не буду мешкать, каков не будет путь, жить дале не стану; лекарства всякова круг себя поставлю, что и морозы меня не проймут, такожды и лекарев со мною будет». Письмо не обошлось без обычного: «чаю я, что у вашей милости пива доброва нет на Воронеже; я к милости твоей привезу с собою и мушкателенвейн и пива доброва»[470]470
  П. и Б. Т. I. С. 552–553.


[Закрыть].

В письме от 15 марта к Бутенанту фон Розенбушу Петр писал об ожидаемых из Дании офицере и плотнике. Бутенант в ответе обещает по приезде объявить их Т.Н. Стрешневу, но думает, что приедут они только в мае. От того же числа сохранилось письмо к Виниусу. Смысл его без предыдущего, не дошедшего до нас письма Виниуса неясен: «Min Heer. Писмо ваше, марта 10 дня писанное, мне в 15 день отдано, в катором пишешь о полских лживых в Кролевец вестех, что они уже с начала бытья своего торгуют тем, за что и Украину свою потеряли. Аднакожь, как ни есть, сию ложь изводить надобеть. А что писмо послали не мешкав и то зделано добре. Piter». Но из ответа Виниуса на это письмо (от 23 марта) можно догадываться, что речь шла о высылке инженеров и бомбардиров от курфюрста Бранденбургского: «Из Кролевца, государь, ныне ведомость, что курфистр Бранденбурской послал 2 человек инжениеров да 4 человека бамбардиров, и чаять, в Смоленску станут в апреле месяце; а что, государь, об них писано, и о том перевод при сем послан». Виниус спрашивает далее, какое им выдать жалованье, и уведомляет о прибытии Яна Флама, Класа и 31 матроса и об отъезде их на следующий день в Воронеж. В письме Виниуса упоминается также о посылке Петру «переводов» о заморских вестях[471]471
  П. и Б. Т. I. № 73 и с. 550.


[Закрыть].

16 марта Петр писал к Т.Н. Стрешневу о назначении в Каланчи, т. е. в Новосергиевск, где находились полковники с оставленными там на зиму полками, особого воеводы и к Л.К. Нарышкину. Оба письма до нас не дошли. В ответах (оба ответа от 23 марта) Стрешнев уведомляет об исполнении воли царя: он отписал к Шеину, чтобы тот назначил воеводу в Каланчи. При этом сообщал, что генералу Ригеману велено идти немедленно с Валуйки в Сергиевск и что туда же двинулись полки из Тамбова. Нарышкин просил распоряжения, какое жалованье выдавать инженерам, которые приедут от цесаря и от бранденбургского курфюрста[472]472
  Там же. С 554.


[Закрыть].

Приведенная переписка Петра с его московскими друзьями и исполнителями его планов за первую половину марта ясно вскрывает нам, чем занят царь в Воронеже весной 1696 г., что привлекает его внимание, какие интересы его заботят. Он всецело поглощен постройкой судов, над которой трудится непосредственно сам «в поте лица», и предстоящим походом. В том же роде и дальнейшая его переписка за это время.