Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XIV. Голландия в конце XVII в

Перед всеми другими странами Западной Европы Голландия преимущественно привлекала его внимание и тянула его к себе. Что были за причины такого особенного стремления?

Прежде всего, надо полагать, наиболее раннее и более полное знакомство с этой страной еще до выезда за границу. Во внешней торговле Московского государства во второй половине XVII в. голландцам принадлежало первое место, их лучше других иноземцев далекого Запада знали в Москве, имели с ними дел больше, чем с другими, и они хорошо были представлены и в Немецкой слободе на берегах Яузы, и в Архангельске, куда приходили их корабли и где многие из них по торговым делам оставались на зиму. С молодых лет Петр видел голландцев около себя; с детства его лечил пользовавшийся большим расположением царского семейства голландец доктор ван-дер-Гульст, сопровождавший царя и в обеих архангельских поездках. Первые заинтересовавшие юношу Петра сведения были сообщены ему голландцами, первые занявшие его вопросы были разрешены ими: Тиммерман, учитель математики, Карстен Брант, руководитель первых опытов мореплавания и кораблестроения, были голландцы; голландцы – корабельные мастера из Саардама – строили и первые корабли, спущенные в Переславле. Таким образом, первые иностранцы, с которыми Петр соприкоснулся в жизни и притом по самым близким и дорогим для него делам, были голландцы. Естественно предположить, что помимо тех прямых целей, для которых они призывались к царю, они в разговорах с ним в том тесном общении, какое он устанавливал с окружающими, рассказывали ему о своей родине немало интересного, поражавшего юное воображение. От них, конечно, он научился немного говорить по-голландски – единственный иностранный язык, которым он несколько владел, а знание языка уже само по себе сближало его со страной, на этом языке говорящей[928]928
  Сохранилась собственноручная записка Петра, содержащая самые элементарные фразы и слова с переводом на голландский язык русскими буквами. Например: «что это по галански – ватысь дать опъ голансъ; подай сюды – эѳъ гирь; што – ватъ; это – дать» и т. д. (П. и Б. Т. I. № 218). Издатели почему-то относят эту записку к 1697–1698 гг., но оснований для такой датировки не приводят. Едва ли Петр до приезда в Голландию, общаясь постоянно с голландцами в России, не знал таких элементарных выражений по-голландски. При свидании с курфюрстом Бранденбургским и с английским королем он говорил по-голландски. Может быть, эту записку следует относить к более раннему времени, когда он только начал учиться голландскому языку. Если же она составлена в Голландии, то можно предположить, что Петр писал ее для кого-либо из бывших с ним волонтеров.


[Закрыть]. Любимец царя женевец Лефорт, в свою очередь, поддержал интерес Петра к Голландии, потому что благодаря службе в Голландии в 1670-х гг. имел возможность хорошо познакомиться с ней, говорил по-голландски и должен был, кроме родины, знать эту страну лучше какой-либо другой. Семья Лефорт вообще была в сношениях с Амстердамом, и знаменитый амстердамский бургомистр Витзен, имевший связи в Москве, был другом этой семьи и поддерживал с ней переписку. Во время поездок в Архангельск Петр видел там голландский флот, заводил знакомство с его экипажами, посещал проживавших в Архангельске голландских коммерсантов. Из Голландии были получены заказанные там корабли, послужившие моделями для первого русского кораблестроения. Голландия и кораблестроение – эти два понятия должны были неразрывно быть связаны в мыслях Петра.

В беседах с голландскими друзьями любознательному Петру было что послушать об их родине. Голландия во второй половине XVII в. находилась в зените своего могущества и славы. В то время это была великая морская держава, занявшая на морях первое место, потерянное Испанией с гибелью Непобедимой армады и не оспоренное еще англичанами. Ее военные флоты были внушительной силой, которая под начальством адмирала Рюйтера одерживала победы над английскими эскадрами. Военная слава Голландии особенно возросла со времени упорной борьбы, выдержанной ею против по-новому организованных армий и блестящих полководцев Людовика XIV в 1670-х гг. Ее могущество еще более упрочилось после того, как ее штатгальтер принц Вильгельм III Оранский в 1688 г. занял английский престол и соединил эти два морские государства в тесный союз против Франции. Стойкий, непреклонный характер, умевший не теряться среди несчастий и не унывать от полученных поражений, – а ему пришлось потерпеть их немало, – но умевший в то же время постоянной и упорной работой собирать средства и напрягать силы, необходимые для победы, которая, наконец, и увенчивала его труды, Вильгельм III был, как мы уже знаем, с юных лет героем Петра. Этот сухой, худощавый, скелетообразный, по выражению Маколея, человек, успевший сосредоточить в своих руках всю полноту верховной власти в республике Соединенных Провинций, сделавшийся, как его характеризуют, полновластным королем в Голландской республике и ограниченным штатгальтером в Английском королевстве, был центром, душой и главным двигателем грандиозных европейских коалиций против Людовика XIV, заключавшихся в 1670, 1680 и 1690-х гг., и самым популярным человеком в Европе. Никем в такой же степени не интересовалось общественное мнение, ни о ком тогда так много не говорили и не писали, как о нем, и вполне понятно, как должна была привлекать Петра мысль о личном знакомстве с тем, о ком так много приходилось слышать, кого в таких ярких чертах рисовало ему с юности воображение.

Под защитой могучего военного флота громадный торговый флот Голландии бороздил моря во всех направлениях, и Кольбер, старавшийся поднять морское значение Франции, имел основание досадовать, что из 20 000 существовавших в его время во всех странах Европы коммерческих кораблей 16 000 принадлежало Голландии. Таким образом, в руках голландского купечества было сосредоточено четыре пятых всей тогдашней морской торговли. Правда, соперничество с Англией уже началось; но направленный против Голландии изданный Кромвелем в 1651 г. Навигационный акт, предписывавший все чужеземные товары ввозить в Англию не иначе, как на английских кораблях или на кораблях тех стран, откуда они шли, чем устранялось торговое посредничество голландцев, «морских извозчиков», как их тогда называли, не успел еще обнаружить вредных для Голландии последствий. Ведя в обширных размерах морскую торговлю, Соединенные Провинции (Штаты) стремились захватить колонии в Азии, Африке и Америке и были во второй половине XVII в. главной колониальной державой. Отбирая одну за другой колонии у португальцев, Штаты приобрели владения в Ост-Индии, полуостров Малакка, остров Цейлон, Молуккские и Зондские острова; в Африке им принадлежал мыс Доброй Надежды, в Америке – остров Ямайка. Голландия стала поставщицей для Европы, а город Амстердам главным складом шедших из этих стран света все более ценимых и распространявшихся в Европе пряностей, так называемых колониальных товаров и всякого рода заморских редкостей в области животного и растительного мира. Голландское купечество эксплуатировало колонии, организуясь в торговые товарищества, из которых обороты Ост-Индской компании, основанной с капиталом из 2150 акций по 3000 флоринов, давали головокружительные дивиденды, доходившие в иные годы до 60–75 %.

В отчаянной борьбе с нашествиями Людовика XIV Голландия под руководством Вильгельма III проявила много патриотизма, много рыцарской доблести. Страна могла гордиться подвигами своего военного дворянства, бывшего в то время и землевладельческим классом. Но все же Соединенные Провинции, или Штаты, в XVII в. были страной ворочавшего огромными капиталами богатого купечества, и к амстердамским банкам обращались за займами целые государства. Трудолюбие населения, воспитанное и закаленное в нем вековой борьбой с морскими волнами, от которых приходилось отвоевывать каждый клочок лежащей ниже морского уровня земли сооружением громадных плотин и предохраняющих от затопления каналов, было одним из главных условий, содействовавших процветанию в Голландии наряду с торговлей также и разных видов промышленности, как добывающей, главной статьей которой был лов славившихся по Северной Европе сельдей, так и обрабатывающей, в которой первое место занимала выделка сукон и полотен. Обрабатывающая промышленность испытала особенное оживление после 1685 г., после отмены Нантского эдикта во Франции, когда множество бежавших из Франции от религиозных преследований промышленников и ремесленников гугенотов нашли себе гостеприимный приют в Голландии, научили голландцев усовершенствованным приемам производства, основали новые отрасли производства, и страна покрылась заводами и фабриками, применявшими в качестве двигателя до открытия силы пара силу ветра и имевшими вид ветряных мельниц, размашистые крылья которых составляют, кажется, необходимую принадлежность старинного голландского ландшафта. В свою очередь, скопление капиталов в стране создало в ней удобную почву для развития наук и искусств, и Голландия XVII в. славилась Лейденским университетом, блистала первоклассными, пользующимися мировой известностью учеными светилами, как Гюйгенс в области математики и механики, Спиноза в философии, Гревий в филологии, как анатомы Грааф, Левенгук, Рюйш, владевший замечательным музеем искусно изготовлявшихся им анатомических препаратов. Голландия обладала тогда лучшими в Европе типографиями, в Амстердаме и Лейдене были крупнейшие книгоиздательские фирмы, со знаменитыми Эльзевирами во главе, издавались газеты. Позже значение Амстердама как главного европейского книжного центра перешло к Лейпцигу. Из искусств особенные успехи делала живопись, в области которой создалась особая голландская школа живописцев, для характеристики ее достаточно назвать имя Рембрандта.

Население Соединенных Провинций довольно легко справилось с материальными невзгодами продолжительных войн, не подорвавшими, однако, благосостояния страны. Приток земных благ со всех концов мира был так значителен, что с избытком покрывал все причиненные войной ущербы. Взоры чужеземных путешественников, попавших в нее в 1697 г., Голландия могла поразить размерами и силой капитала, торговым и промышленным оживлением, процветанием науки и искусства. Это сытое благополучие виднелось во всем, что начинало окружать путешественника, вступавшего тогда на территорию Голландии; в величественных и изящных постройках ее городов, в роскоши обстановки городской жизни, в великолепном внутреннем убранстве жилищ, украшенных недюжинными произведениями искусства и художественного ремесла, с затейливыми изразцами каминов, с резными потолками и плафонной живописью, в бесконечном множестве на столь небольшой территории фабрик, заводов и мастерских, в сочной зелени травы на тучных, обильно орошаемых, перерезанных каналами, так ярко изображенных на пейзажах Рюисдаля лугах, где пасется сытый породистый скот, экземпляры которого перевозились на север России и там создали улучшенную холмогорскую породу, в роскоши перенесенных из заморских стран цветочных культур гиацинтов, тюльпанов и нарциссов, пестревших в садах, – словом, в том изобилии сосредоточенных на небольшом пространстве всяких земных благ, которое глядит на нас с бесчисленных полотен, живо изображающих дразнящие вкус груды разного рода морской рыбы и всякой живности, гроздья спелого винограда, сочные редкостные фрукты, светлое рейнское вино в хрустальных бокалах и упитанное всем этим обнаженное, полное, пышущее здоровьем и довольством человеческое тело, с таким совершенством передаваемое мастерами фламандской и голландской школ.

XV. Петр в Саардаме

В таких или приблизительно в таких чертах могли изображать Петру его голландцы-друзья свою родину. Но Петра манили в Голландию не только слава ее военных успехов и ее морское могущество, не только слышанное им о развитии ее промышленности и торговли – его влекли туда также и обстоятельства текущего момента, заставившие его изменить намеченный ранее маршрут путешествия и вместо Вены поспешить в Голландию. Как раз в то время в Рисвике близ Гааги собирался конгресс представителей великих тогдашних европейских держав для выработки условий мира, который должен был закончить войну коалиции против Людовика XIV. На конгресс съезжались виднейшие дипломаты Европы. Петр, конечно, стремился поработать и поучиться кораблестроению на голландских верфях, но его очень занимали также и вопросы внешней политики. Его главным интересом тогда была война с турками, и успех под Азовом окрылял его стремление довести войну против турок до конца. Война эта, как мы видели, вызвала новую крупную задачу для государства – сооружение флота. Личное знакомство с Западной Европой, и в особенности с Голландией, должно было прежде всего открыть царю новый источник средств для организации направляемых против турок военных сил; он искал там необходимых для этой организации знаний, старался привлечь для руководства военными силами сведущих людей, обратился к Западной Европе за техническими усовершенствованиями. Турецкой войной определялся его интерес к событиям в Польше, за которыми он так внимательно следил; отсюда же его осторожность при заключении договора с курфюрстом Бранденбургским, вызванная боязнью чем-либо повредить отношениям России к Польше и Швеции, что отразилось бы крайне невыгодно на турецкой войне. Понятны поэтому стремление Петра крепко поддерживать существующий союз против турок и приобретать новых союзников и его надежда достигнуть в этом отношении успеха и заручиться новыми союзами при таком благоприятном случае, какой представился Рисвикским конгрессом.

Всеми этими стремлениями и объясняется желание Петра скорее попасть в Голландию и то нетерпение, которое он проявил, расставшись с послами и опередив их. Итак, утром 4 августа он покинул их в Шермбеке (Schermbeck): «отсель поехал Десятник иным путем, а послы остались», – как обозначает эту разлуку «Юрнал»; а в «Статейном списке» мы находим также указание на нее в записи: «Августа в 4 день из Шеренбека Преображенского полку начальные люди и салдаты (Петр с волонтерами), наняв подводы, поехали в Галанскую землю иным путем». Им был выдан послами общий паспорт: Преображенского полка урядникам и солдатам «Гаврилу Кобылину с товарищи десяти человеком, которым велено ехать для науки морских художеств и воинских дел»[929]929
  Походный журнал 1697 г. С. 21; Пам. дипл. сношений, VIII, 904–905.


[Закрыть]. Весь отряд, с которым спешил Петр, состоял из 18 человек волонтеров и их прислуги[930]930
  Походный журнал 1697 г. С. 24: «а с нас, 18 человек (пошлины), полполчетыре копейки взяли».


[Закрыть]. В тот же день, 4 августа, отряд приехал «на реку», т. е. на Рейн, несколько выше городка Ксантена (Xanten); наняли лодку-«фартку», отправились вниз по течению, и взорам Петра, видавшего ширь Волги, прелесть тихого Дона, угрюмое величие Северной Двины, стали открываться живописные берега Рейна с их виноградниками и замками. Миновав Ксантен, отряд к вечеру 4 августа прибыл к городку Реесу (Rees), где остановились на ночлег, наняв для продолжения пути судно больших размеров, одномачтовое, с высоким бортом – шмак (Schmacke). 5 августа[931]931
  Этот день ошибочно помечен в «Юрнале» 3 августа. Но под этим же числом говорится, что это был Успеньев день «по новому», т. е. по новому стилю 15 августа, следовательно, 5-е по старому стилю.


[Закрыть] путешественники встали в четвертом часу утра, в пятом двинулись в путь, проплыли мимо городка Грита (Grieth); в девятом часу высаживались в городке Эмерих (Emerich) и заходили в католическую церковь по случаю Успеньева дня по новому стилю. Пообедав в Эмерихе, пошли далее в новом судне – боте, наняв его до Саардама, бывшего целью путешествия. В полдень миновали городок Серемберх, затем проплыли мимо Элтеренберга и достигли первого городка на голландской территории – Шенкеншанца (Scheukeschanz), поэтому, вероятно, замечание о нем в «Юрнале» подробнее, чем о других: «В том городе бургоров (т. е. бургграф), стоит тот город на правой стороне (Рейна)». Сделана была остановка: «И тот час пошли в город гулять», и затем в «Юрнале» записан любопытный разговор в трактире с одной женщиной, показывающий, какие слухи вызывал предстоящий приезд русского посольства в простом народе тех стран, куда оно направлялось: «и пришли в горбор (герберг – трактир), где, пришед, старая баба спрашивала: какие вы люди? И по многом спросе спрашивала: христиане ли вы? мы-де слышали, что ваших послов в Клеве крестить станут». Побыв в городе с полчаса, поехали далее, обратили внимание на замок бранденбургского курфюрста («город Бранденбургский») на левой стороне и к шести часам прибыли в город Арнгем (Arnhem), где ночевали.

6 августа двинулись из Арнгема в шестом часу утра и проплыли под мостом, соединяющим оба берега Рейна ниже этого города; перед полуднем миновали городок Вагининген (Wageningenn) на правом берегу; в полдень для закупки приставали в городке Вике, о котором в «Юрнале» отмечено: «Сказывают, что тот город зело стар в Галандии». В четвертом часу пополудни прошли мимо города Кюленбурга (Kuilenburg), «про которой сказывали, – повествует «Юрнал», – кто в Галанской земле что сворует и тут уйдет, выдачи нет (право убежища); да и потому знать мочно, что близко у города видели виселицу, на которой цепей с 20, и потому, знать, немного добрых людей». Спускаясь ниже, прибыли к городу Фиот (Vianen?) на левом берегу и пристали к расположенной против него на правой стороне Рейна деревне Фурт. У этой деревни из Рейна вступили в канал, «проехали прокопами, – по выражению «Юрнала», – и въехали в шлюз в 6-м часу вечера». Двигаясь по каналу конной тягой, наняв для этой цели лошадей, путешественники в восьмом часу вечера прибыли в поразивший их своей величиной и стариной Утрехт, «город зело великий старого дела». И здесь, проплыв мимо города рвом, ночевали. 7 августа, в субботу, продолжали путь каналами с шестого часа утра. В десятом часу утра достигли деревни Ниушлейз (Niuwersluis), где для сокращения пути свернули из большого канала влево в малый; отъехав немного, завидели Амстердам[932]932
  Походный журнал 1697 г. С. 21–24.


[Закрыть]. Но стремление Петра к намеченной цели путешествия, к Саардаму, было так сильно, что в столице Голландии он не остановился, и, оставив там 12 из своих спутников, с остальными спешил далее. Однако в тот же день, 7 августа, достигнуть Саардама ему не удалось, и пришлось заночевать неподалеку от него в Ост-Занском Овертоме[933]933
  Oostzaner Overtoom – местечко на берегу залива Эй в расстоянии одной мили от Заандама. Записки Я.К. Ноомена… // Пер. В. Кордта. Киев, 1904. С. 22.


[Закрыть]. 8 августа, в воскресенье, в 8 часов утра он был, наконец, у желанной цели – в Саардаме. День и час его прибытия удостоверен записью, сделанной пастором лютеранского прихода в Саардаме в церковной метрической книге, гласящей, что «минувшего 18 августа (8 по ст. ст.) в 8 часов утра царь и великий князь Московский Петр Алексеевич на кельнской шкуте с 6 московитянами прибыл сюда, в Саардам, инкогнито и жил 8 дней в Кримпенбурге у кузнеца, работавшего на Бойя Тийссена; после того отправился в Амстердам, куда пришло его Великое посольство. Он 7 футов ростом, ходил в одежде саардамских крестьян; плотничает на адмиралтейской верфи и большой охотник до кораблей»[934]934
  Scheltema. Anecdotes historiques, 414; Устрялов. История… Т. III. С. 399.


[Закрыть].

Что же такое был этот столь манивший к себе Петра Саардам, как его называли тогда, или Заандам, как его теперь называют, и почему Петр направлялся именно туда, а не в какой-либо другой пункт Голландии? На выбор этого места для корабельной работы повлияли, надо полагать, рассказы находившихся в России голландцев, тех из них, которые оказывались из саардамских мест и потому особенно восхваляли свой родной уголок. В Саардаме, расположенном к северо-западу от Амстердама на берегу морского залива Эй, и в соседних с ним местечках Коге, Ост-Занене, Вест-Занене и Зандике в XVII в. было распространено в обширных размерах кораблестроение. Здесь было до 50 верфей, где сооружались суда всевозможных размеров, начиная от больших кораблей, предназначаемых для далекого морского плавания, и кончая простыми барками. Работа шла быстрыми темпами, так что одна верфь, например, успевала спустить в 22 месяца до 20 больших кораблей, что не должно нас, впрочем, удивлять, так как суда в то время строились только из дерева. В свою очередь, кораблестроение, развившееся в этом уголке Голландии, вызвало целый ряд связанных с ним и обслуживавших его нужды производств: здесь было до 200 «мельниц», на которых распиливался лес, более 150 фабрик, выделывавших масло, до 60 очищающих ячмень, до 40 бумажных мельниц, несколько табачных мельниц, много фабрик, изготовлявших паруса, канаты, якоря, краски и т. п. Местечки были населены многочисленным рабочим людом, привлекаемым сюда хорошим заработком. Здесь же жили и видные коммерсанты, занимавшиеся морской торговлей[935]935
  Scheltema. Rusland en de Nederlanden, II, bijlage XVI; Anecdotes historiques, 425–427; Устрялов. История… Т. III. С. 61.


[Закрыть], в числе которых пользовались известностью купеческие фамилии Кальф, Блум и др. Занландские местечки представляли, таким образом, как бы один шумевший оживленной работой заводской и торговый поселок. Но личный опыт скоро заставил Петра понять сделанную им под влиянием непроверенных рассказов бывших в России голландцев ошибку и всю случайность выбора, и он скоро ее исправил, перебравшись в Амстердам, где условия прохождения практического курса кораблестроения оказались гораздо благоприятнее и где работать было удобнее.

Петр пробыл в Саардаме неделю – с 8 по 15 августа. Описание его житья там сделано современником и очевидцем, жителем Саардама, купцом и членом саардамской городской или деревенской управы Яном Корнелисзооном Нооменом в составленных им записках[936]936
  Записки Я.К. Ноомена о пребывании Петра Великого в Нидерландах в 1697/98 и 1716/17 гг. // Пер. В. Кордта. Киев. 1904.


[Закрыть]. Записками этими в значительной мере воспользовался голландский ученый конца XVIII и начала XIX в. Схельтема (Scheltema, р. 1767), занимавший в 1805–1813 гг. должность мирового судьи в Саардаме, в своем сочинении «Peter de Groote, Keizer van Rusland in Holland en te Zaandam in 1697 en 1717». Te Amsterdam 1814. 2 vol.[937]937
  Сочинение это было поднесено императору Александру I при посещении им Саардама и домика Петра Великого в 1814 г. Оно было затем повторено вторым изданием со значительными дополнениями под новым заглавием «Rusland en de Nederlanden beschouwd in derzel ver wederkeerige betrekkingen», Te Amsterdam 1817–1819, 4 vol. В 1842 г. был сделан перевод первого издания на французский язык под заглавием «Anecdotes historiques sur Pierre le Grand et sur ses voyages en Hollande et `a Zaandam dans les anneйs 1697 et 1717 par I. Scheltema, traduite par N.P. Muilman, Lausanne 1842. Извлечения из первого издания были напечатаны на немецком языке в журнале «Minerva» за 1816 г. (11) и на русском языке за тот же год в «Духе журналов» (ч. XI, XII) и в «Сыне отечества» (ч. 82). В Новейшее время перевод первого издания (существенной его части) сделан Лацинским в «Русском старине» (1916 г., январь – апрель 1917 г.).


[Закрыть]

Кроме записок Ноомена, Схельтема для своего рассказа о пребывании Петра в Саардаме пользовался, судя по его показаниям, записной книжкой также современника – Корнелия Кальфа, одного из виднейших саардамских коммерсантов. Кроме того, живя как раз в Саардаме, на месте описываемых происшествий, он собирал рассказы и предания, сохранившиеся о Петре Великом у местных жителей; наконец, у него под руками была, правда очень скудная, печатная литература о Петре, какая существовала в его время[938]938
  Между прочим, как это доказано Веневитиновым, Схельтема пользовался также вышедшим до появления его книги сочинением Меермана: Meerman. Discours sur le premier voyage de Pierre le Grand, principalement en Hollande. Paris, 1812. Эта брошюра Меермана (1753–1815) заключает в себе речь, дважды произнесенную им в 1811 г. в обществах словесности в Гааге и Лейдене. В рассказе о пребывании в Голландии Великого посольства Меерман основывается на официальных документах, извлеченных им из нидерландских архивов; в этом и заключается ценность его труда. О Меермане, о его брошюре и других литературных работах и об отношении его брошюры к книге Схельтемы см.: Веневитинов. Русские в Голландии. Великое посольство 1697–1698 гг. М., 1897.


[Закрыть].

Руководствуясь журналом Ноомена, Схельтема день за днем описывает жизнь Петра в Саардаме, вставляя в это описание рассказы, подчерпнутые из местных преданий и давно уже ставшие достоянием школьных хрестоматий. Вот в краткой передаче сообщаемые им факты. Приехав в Саардам 8 августа утром, Петр поселился в малолюдной части городка на Кримпе в маленьком деревянном в два окна домике с черепичной кровлей, разделенном на две комнатки с изразцовой печью, с глухой каморкой для кровати, принадлежавшем кузнецу Герриту Кисту, ранее работавшему в России и встреченному будто бы царем и его спутниками утром же 8 августа при их приближении к Саардаму в то время, как он сидел в лодке и занимался ловлей угрей. Русские окликнули его; он был очень удивлен, узнав московского царя, а Петр заявил ему, что ни в чьем другом доме не поселится, как только в его. Этот известный домик сохраняется теперь в Саардаме как достопримечательность. Так как день приезда пришелся на воскресенье, то Петр провел его, тяготясь невольной праздностью и будучи недоволен скоплением свободного от работы народа, собравшегося поглазеть на приехавших иностранцев. Можно думать, что в тот же день, 8 августа, в воскресенье, он посетил Антония ван Каувенгоофе, заандамского сторожа, сын которого жил в Московии в качестве мастера на лесопильной мельнице. «В то время как великий князь, – пишет Ноомен, – находился в доме Каувенгоофе, пришел туда domine Иоанн Фергер, здешний пастор в Вест-Заандаме, вместе с одним из старшин, чтобы навестить его, и Каувенгоофе сказал им незаметно: «Обратите особенное внимание на самого высокого среди них. Когда они уедут, я вам сообщу, что это за знатный господин; пока же они находятся здесь в наших краях, нам о том говорить нельзя»[939]939
  Ноомен. Записки. С. 23–24.


[Закрыть]. В понедельник 9 августа царь зашел в лавку вдовы Якова Оомеса и накупил большое количество необходимых для корабельной работы плотничных инструментов и в тот же день под именем Петр Михайлов был принят работником на корабельную верфь Липста Рогге, расположенную на Бейтензаане. 10 августа, во вторник, он купил у красильщика Вильгельма Гармензоона весельную лодку, заплатив за нее после долгого торга 40 гульденов с придачей кружки пива, которую он и распил с продавцом в одном из трактирчиков близ Овертоома. На 9 или 10 августа Ноомен относит неприятное приключение с Петром, вызвавшее вмешательство городской администрации. Возвращаясь с верфи, Петр купил себе слив, положил их в шляпу и ел дорогой. На плотине, ведущей к Зюйдейку, к нему пристала толпа мальчишек. «Заметив нескольких детей, – пишет Ноомен, – которые ему понравились, он сказал: «Человечки, хотите слив?» и дал им несколько штук. Тогда подошли другие и сказали: «Господин, дай нам тоже что-нибудь», но он этого не хотел исполнить. Его, видимо, забавляло, что он часть детей обрадовал, других же раздразнил. Но некоторые мальчуганы рассердились так сильно, что начали бросать в него гнилыми яблоками и грушами, травой и разным мусором; более того, один мальчик на Зюйдейке попал ему в спину даже камнем, который причинил ему боль, и это вывело его из терпения. У шлюза на Горне, наконец, комок земли с травой попал ему прямо в голову, и тогда он сильно рассердился и сказал: «Разве здесь нет бургомистров, которые смотрели бы за порядком?»[940]940
  Там же. С. 27–28.


[Закрыть] Некоторые из граждан, прибавляет к этому рассказу Ноомена Схельтема, бывшие свидетелями этого происшествия, сочли со своей стороны необходимым сообщить об этом в магистрат. В городке начали уже говорить, что пострадавший – не кто иной, как царь Московский.

В среду 11 августа, как сообщает Схельтема, подозрения саардамцев, что в числе прибывших московитян находится сам царь, получили еще новое основание. В цирюльне некоего Помпа было прочтено письмо, полученное одним саардамским жителем от сына, жившего в России, с известием, что в Саардам едет царь, и с указанием примет, по которым можно будет его узнать. Случайно вскоре же после прочтения этого письма в цирюльню зашли иностранцы, и хозяин узнал в одном из них как раз те приметы, которые были указаны в письме: высокий рост, трясется голова, размахивает при ходьбе правой рукой, небольшая бородавка на правой щеке. Цирюльник поспешил сообщить согражданам о своем открытии. Некоторые, все еще не верившие слухам, стали расспрашивать Геррита Киста, в доме которого жил Петр. Кист не выдавал тайны; но жена его Неэль Макс, обращаясь к мужу, сказала при этом: «Геррит, я терпеть не могу, когда вы грешите против правды». Ноомен рассказывает, что в этот день, 11 августа, царь был в кофейне «Трех лебедей» (De drie Zvanen). Один шкипер, часто плававший в Московию, стоял тут же на Дамме (плотине) среди многих знатных особ и предложил выяснить, очевидно, волновавший толпу вопрос о таинственном незнакомце, сказав: «Я вам могу точно сообщить, царь это или нет, только бы мне взглянуть на него». Войдя в кофейню, он сразу узнал царя, который в это время пил здесь чай; тотчас же вернувшись к толпе, шкипер громко закричал: «Конечно, это царь; это так же верно, как то, что все мы еще живем на земле, я-то знаю московского царя как нельзя лучше». Между тем прибыл с двухчасовым судном из Амстердама бургомистр Алевин Виллемзоон Иоор. Получив сообщение о случившемся, он зашел в книжную лавку близ Овертоома, чтобы написать соответствующее объявление, и по совещании со встреченным там Иоанном Корнелисзооном Нооменом, членом магистрата, автором записок, в тот же день, 11 августа, обнародовал через глашатая следующее объявление: «Бургомистры, узнав с прискорбием, что дерзкие мальчишки осмелились бросать камнями и разною дрянью в некоторых знатных особ иностранцев, строжайше запрещают это всем и каждому под угрозой наибольшего наказания, которое установлено, причем виновные будут выданы благородному господину бальи. Пусть каждый будет предупрежден и остерегается позора и убытков». Это выкрикивал, рассказывает Ноомен, деревенский глашатай, ударяя в медный таз, по всем улицам начиная от шлюза на Горне, перед и за Даммом до реформатской церкви Креста, и на многих это произвело сильное впечатление[941]941
  Ноомен. Записки. С. 29–30.


[Закрыть]. Вследствие жалоб царя на стечение любопытных, постоянно толпившихся перед домиком Киста, бургомистр велел поставить часовых на мосту, ведущему на Кимп. В тот же вечер царь был у знатнейшего саардамского купца Корнелия Михельзоона Кальфа. Он был приглашен к столу; но так как в то же время к Кальфу пришли в гости другие почетнейшие купцы, то царь, поблагодарив хозяина, отказался от стола, но съел несколько конфет и выпил тонкого ликера. Заметив в числе собравшихся бургомистра Иоора, только что обнародовавшего приведенное выше объявление, Петр вежливо снял перед ним шляпу. Бургомистр Иоор и член городского управления Клаас Арендсзоон Блум спросили бывшего при Петре переводчика: «Не пожелает ли его господин сделать им честь откушать завтра с ними рыбы, приготовленной по заандамски?» – на что Петр велел ответить, что господин их еще не приехал, и отказался от приглашения.

В четверг 12 августа, по рассказу Схельтемы, Петр в сопровождении купца Мейнерта Арендсзоона Блума, сделавшего визиты москвитянам и любезно предлагавшего им занять его просторный дом с фруктовым садом, на что они ответили, что они не какие-нибудь знатные господа, а маленькие люди и потому довольны своими жилищами, отправился на парусной лодке вверх по Заану, осматривал расположенные по берегам Заана фабрики и мельницы и, заметив одну, вновь строящуюся, не утерпел, чтобы не поработать над ее постройкой самолично. Эта мельница во времена Схельтемы носила название «De Grootvorst» («Великий князь»). В этот же день царем был куплен у Дирка Стоффелсоона буер (парусное судно) за 425 или 450 гульденов[942]942
  Ноомен дает цифру 425, Схельтема – 450 гульденов.


[Закрыть], и к нему он приделал собственнаручно новый бушприт – мачту на передней части. На буер взят был кают-юнгой Геррит Муш, брат известного Петру еще в России и умершего там Клааса Муша, вдове которого царь оказывал денежную помощь. Петр вообще проявил большое участие к этой семье.

Между тем молва о загадочном плотнике, работавшем на саардамской верфи, стала распространяться и в Амстердаме. По свидетельству Ноомена, на амстердамской бирже все интересовались этим, ставили большие деньги и бились об заклад, действительно ли это великий царь или же один из его послов. Негоциант Адольф Гоутман, неоднократно принимавший Петра в своем доме в Архангельске, прислал в Саардам своего приказчика Якова Избрандеса, чтобы проверить слухи. Приказчик, увидев царя издали, тотчас же узнал его, но не осмелился заговорить с ним. Совершенно растерявшись, он, по свидетельству Ноомена, был совсем ошеломлен при виде царя; бледный, как мертвец, в сильном волнении он мог только произнести: «Да, это, конечно, великий князь, я не ошибся; но какими судьбами он здесь?»[943]943
  Ноомен. Записки. С. 32.


[Закрыть] Он поспешил вернуться к своему хозяину, чтобы сообщить ему достоверные сведения. Гоутман сел на отходящее в 2 часа дня парусное судно и отправился в Саардам. Вместе с другим крупным негоциантом, торговавшим в России, Воутер-де-Ионг, они вскоре представились царю. Они не могли не высказать ему откровенно, как они поражены, найдя его здесь и в этой одежде. «Ну, как видите», – ответил им царь, принимая их очень милостиво.

Устроив купленный накануне буер, Петр в пятницу 13 августа[944]944
  Ноомен относит этот эпизод к 12 августа. День 13 августа совсем отсутствует в его журнале, тогда как датой 12 августа обозначены два эпизода: встреча с Яковом Избрандесом и поездка по заливу Эй. Правильно относить последнюю к 13 августа, как это делает Схельтема.


[Закрыть] утром, около четырех часов, отправился на нем в плавание и, стоя у руля, носился на парусах то по Заану, то по заливу Эй. Около полудня он поплыл к Биннензаану в сопровождении Корнелия Кальфа, у которого он в этот день и обедал. После обеда снова подняли паруса и направились к Фоорзану и к заливу Эй. К буеру царя стало присоединяться много других саардамских яхт и увеселительных лодок, переполненных любопытными. Петр пристал к берегу и скрылся в гостиницу на полдороге от Гаарлема. Он бросал гневные взоры на тех любопытных, кто подходил к нему слишком близко и заглядывал ему прямо в лицо. Корнелию Альбертзоону Блоку, называемому также Корнелием Марсеном, хотелось все-таки взглянуть на царя как можно ближе; за то он и получил от него здоровый удар по голове. Кто-то из толпы закричал: «Ну вот, Марсье, ты пожалован в рыцари»; это прозвище Рыцарь с тех пор так за ним и осталось. Число любопытных не уменьшалось, и Петр мог вернуться в Саардам только под покровом ночи.