Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XLII. Мысль о заграничном путешествии

В предыдущем, 1695 г. после неудачной попытки овладеть Азовом или, как сам Петр выразился, «от невзятия Азова», он возвращался в Москву с отчетливым сознанием причин неудачи и с планами действий для ближайшего будущего, с решением обзавестись флотом, без которого нельзя было взять Азова, с решением, которое с необычайной энергией и было приведено в исполнение зимой 1695/96 г. Точно так же и в 1696 г., на этот раз после счастливого взятия Азова, Петр возвращался в Москву с новыми планами, которые затем стали с той же энергией исполняться. Две идеи его теперь захватили: постройка большого военного флота для Азовского моря и поездка за границу. Подготовка к осуществлению этих идей становится главным предметом его деятельности в последние три месяца 1696 г.

Что мысль о большом флоте созрела уже под Азовом, на это указывает предпринятое в последних числах июля плавание к Таганрогу для выбора гавани, удобной для будущего флота. Со своей стороны решение завести большой флот влекло за собой ряд последствий. Для постройки надо было вновь выписывать из-за границы знающих мастеров и плотников; свои этого дела не знали, своих мастеров не было. Приходилось обращаться с просьбами в чужие государства. Как раз в грамоте от 11 июля 1696 г. к венецианскому дожу московское правительство, извещая его о ходе военных действий под Азовом, просило дожа прислать в Москву «тринадцать человек добрых судовых мастеров, которые б умели делать и строить всякие морские воинские суды», обещая этим мастерам милостивое жалованье, государское призрение и свободный отпуск в случае их желания воротиться восвояси[614]614
  П. и Б. Т. I. № 104.


[Закрыть]. Не всегда эти просьбы исполнялись: выписка иностранцев сопряжена была с затруднениями и промедлениями. Являлась поэтому мысль не только прибегать в кораблестроении к выписке иноземцев в Россию, а послать своих русских людей за границу для приобретения тех знаний, которые приносились иноземцами, в страны, славившиеся своими флотами: в Венецию, Голландию. Для большого флота потребуются также сведущие морские офицеры; импровизированные моряки 1696 г. из преображенцев и семеновцев, из которых был набран экипаж для галерного флота, едва ли всегда стояли на высоте выпавшей на их долю новой задачи. За границей можно было пройти специальную морскую подготовку. Но Петр сам был страстный моряк и кораблестроитель. В последнем Азовском походе он был капитаном, командовавшим галерой, и командиром, командовавшим отрядом галер, и, вероятно, на опыте убедился в недостатке своих сведений для этих обязанностей и чувствовал потребность поучиться морскому делу. Но если он при виде других людей, работающих над постройкой корабля, не мог оставаться спокойным и рука его инстинктивно хваталась за топор, то мог ли он оставаться равнодушным, когда другие, его сверстники, поедут учиться навигации и кораблестроительному искусству и, возвратясь, будут знать и уметь в страстно любимых им делах более, чем он? Мог ли он, такой старательный и прилежный работник, такой охочий к ученью, оставаться позади других в этом соревновании? И вот явилась мысль самому ехать в чужие страны учиться морскому делу. Так, по крайней мере, объясняет нам зарождение мысли о заграничной поездке сам Петр в составленном под его редакцией и при его непосредственном авторском участии много лет спустя предисловии к Морскому регламенту, и это объяснение дышит искренностью и правдой. «Всю мысль свою, – писал в нем Петр, – уклонил для строения флота, и когда за обиды татарские учинилась осада Азова и потом оный счастливо взят, тогда по неизменному своему желанию не стерпел долго думать о том: скоро к делу принялся. Усмотрено место, к корабельному строению угодное на реке Воронеже, под городом того же имени, призваны из Англии и Голландии искусные мастера и в 1696 началось новое в России дело: строение великим иждивением кораблей, галер и прочих судов. И дабы то вечно утвердилось в России, умыслил искусство дела того ввесть в народ свой и того ради многое число людей благородных послал в Голландию и иные государства учиться архитектуры и управления корабельного. И аки бы устыдился монарх остаться от подданных своих в оном искусстве и сам восприял марш в Голландию, и в Амстердаме на Ост-Индской верфи, вдав себя с прочими волонтерами своими в научение корабельной архитектуры, в краткое время в оном совершился, что подобало доброму плотнику знать, и своими трудами и мастерством новый корабль построил и на воду спустил»[615]615
  Устрялов. История… Т. II, приложение I. С. 400.


[Закрыть].

Были, может быть, и другие мотивы поездки, присоединившиеся к этому основному и главному, открытому нам самим Петром. Петра с юности стала манить Немецкая слобода. Этот маленький западноевропейский мирок с возрастом все более будил в нем интерес к большому западноевропейскому миру, которого слобода была только слабым и бледным отражением. Рассказы друзей-иностранцев подогревали этот интерес. В годы азовских войн Петр, несомненно, следил уже за событиями в Западной Европе. Еще не вполне войдя в курс внутренних государственных дел, он знакомится уже с этими событиями по докладам Посольского приказа, по осведомляющим его письмам друзей – Виниуса и Розенбуша, по разговорам с иноземцами, получавшими известия о ходе дела в Европе и не порывавшими связей со своими странами. У Петра были там свои симпатии и антипатии, свои герои, как Вильгельм Английский, свои враги, как Людовик XIV и французы. Великая война коалиции, в которую входили Англия, Голландия и Империя против Людовика XIV, особенно привлекала его внимание. Она, надо сказать, острее задевала Россию и больнее давала себя чувствовать материальным интересам Русского государства, чем это может показаться с первого взгляда, и затрагивала Россию именно с той стороны, которая была наиболее близка и понятна Петру и которая должна была производить на него сильное впечатление. Война вредила архангельской морской торговле: летом 1696 г.

вследствие каперских действий французского флота в Архангельск не пришло ни одного голландского корабля[616]616
  Posselt. Lefort, II, 364–365.


[Закрыть]. Может быть, в Петре говорило желание взглянуть самому на этот мир, о котором он так много слышал и которым так интересовался. Но все эти возможные мотивы были не более как дополнительными звуками главного – стремления учиться кораблестроению.

Выдвигались препятствия. Путешествие царя за границу, кроме походов в завоеванные у неприятелей земли во время войны, что имело место при царе Алексее, было делом в Русском государстве небывалым. Ехать государю в качестве простого плотника – дело и ни в одном государстве небывалое! Но воля Петра не знает никаких препятствий; это – бурный весенний поток, ломающий и сносящий всякую преграду. Притом немало было уже сделано дел для русского государя необычных: надеть немецкий кафтан и парик, ездить в Немецкую слободу, дружить там с иноземцами, самому работать топором над постройкой кораблей, плавать по Белому и Азовскому морям, служить бомбардиром и капитаном, издеваться над церковной иерархией в веселой компании. Заграничная поездка была не первым странным, поражающим умы современников поступком молодого царя; она должна была рассматриваться наряду с другими его странными делами; разумеется, она могла удивлять их больше, произвести более сильное впечатление, вызвать более резкое осуждение. Но Петр решительно не хотел знать этих впечатлений и осуждений и считаться с ними; они для него не существовали. Раз захотелось ехать, поездка тем самым была решена, что бы ни говорили и как бы ни изумлялись вокруг. Оставалось только найти ту или другую форму для такого путешествия, но это уже деталь, вопрос второстепенный и несущественный. Форма, вероятно не без содействия Лефорта, была найдена в виде торжественного посольства к европейским державам. Момент для такого посольства был подходящим. Со взятием Азова война с турками вступала в острый фазис; чувствовалась необходимость подтвердить прежний союз против турок и, может быть, усилить его присоединением новых держав. Что мысль о торжественном посольстве созрела также под Азовом, это вполне доказано Поссельтом по письмам Лефорта. Уже 25 сентября, в то время как Петр на пути к Москве из Азова работал на тульских оружейных заводах, Лефорт, не видавшийся с царем со времени разлуки под Азовом, пишет из Москвы своей матери в Женеву о предположенной заграничной поездке, когда он надеется повидать мать. К поездке в Голландию Лефорт возвращается и в следующем письме к брату от 9 октября. Он поедет в высоком чине, предоставляющем ему возможность раздавать при своей особе места другим, его будут сопровождать русские знатные люди. «Не знаю, с каким титулом он поедет, – сообщает туда же в Женеву его племянник Петр Лефорт, – с ним поедут некоторые князья этой страны… Я надеюсь, что он даст мне какую-нибудь должность»[617]617
  Posselt. Lefort, II, 368–369.


[Закрыть]. Лефорт намечался уже как глава великого посольства.

Итак, в Москву в триумфальном входе 30 сентября 1696 г. Петр вступил, неся две идеи: о постройке флота для Азовского моря и о заграничном путешествии. В Москве он занялся разработкой этих планов.

XLIII. Вопросы о заселении Азова и о постройке флота

Внешние обстоятельства его жизни за последние месяцы этого года освещаются источниками очень тускло. Он жил в Преображенском. 1 октября, на другой же день по возвращении из Азовского похода, Петр был у патриарха Адриана, который, как можно думать, сочувствовал походу против «врагов креста Христова» и интересовался им и которого Петр держал в курсе дела через письма. Возможно, что целью посещения патриарха было желание лично сообщить ему о славном окончании кампании; возможно также, что Петр желал испросить патриаршего благословения на намеченные планы. Документы сохранили нам некоторые подробности этого визита. Перед государем приходил к патриарху боярин А.С. Шеин, также по случаю возвращения в Москву из похода: «как он приехал в Москву с службы из Азова, по взятии города Азова». Патриарх принял его в своей Крестовой палате и после беседы благословил его образом Спасителя. Вслед за ним к вечеру «великий государь Петр Алексеевич изволил быть у патриарха и сидеть в Столовой палате с последнего часа дневных часов до другого часа ночи до последней четверти». Прощаясь с государем, патриарх также благословил его иконой Спасителя. Святейший угощал государя яблоками, для чего в тот день были куплены в Яблочном ряду у торговца Ивана Васильева 50 яблок «самых добрых больших наливу за 4 рубля»[618]618
  Забелин. История города Москвы. 2-е изд. С. 549.


[Закрыть]. 7 октября был казнен в Преображенском с такой бесчеловечной жестокостью привезенный для этого из Азова изменник Якушка. «И вор-изменник Якушка, – записывает Желябужский, – за свое воровство в Преображенском пытан и казнен октября в 7 день. А у казни были князь Андрей Черкасский, Федор Плещеев: руки и ноги ломали колесом и голову на кол воткнули»[619]619
  Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 44.


[Закрыть]. Кровавое зрелище, конечно, собрало большую толпу зрителей, и можно предполагать с достоверностью, что в числе зрителей был и Петр. Вечером того же дня или, может быть, в ночь на 8-е царь отправился к Троице, куда прибыл утром 8 октября уже после обедни, к молебну. Об этой поездке к Троице также говорит в своих записках Желябужский:

«И после того (т. е. казни Якушки) великий государь… изволил идти в поход к Троице в Сергиев монастырь; а изволил прийти в монастырь октября в 8 день после обедни, к молебну». Эта троицкая поездка Петра 8 октября должна была быть памятна Желябужскому, потому что именно в эту поездку царя родичи составителя «Записок», стольники Василий Тимофеев и сын его Семен Васильев Желябужские, в тот момент, когда Петр входил в «святые» ворота монастыря, подали ему челобитную с жалобой на А.М. Апраксина в том, что он, Андрей, избил их, Желябужских, 18 прошлого августа под деревней Филями в том конском табуне, который пригнали на продажу к Москве калмыки.

Петр, приняв челобитную, велел расследовать дело, «розыскать» князю Ф.Ю. Ромодановскому в Преображенском приказе. Этот эпизод, разумеется, живо обсуждался в семье Желябужских и должен был запомниться автору записок. Дело было впоследствии Желябужскими выиграно. По докладу Ромодановского Петр велел решить его крестоцелованием, но Апраксин к кресту не явился, и, кроме того, Желябужским удалось доказать, что сказка, поданная Апраксиным по делу, т. е. представленное им объяснение, была ложной. По новому докладу Ромодановского в Преображенском Петр, выступавший в этом случае в качестве судьи, приговорил Апраксина за нанесенные Желябужским побои к уплате им двойного оклада их жалованья, а за подачу ложной сказки к битью кнутом нещадно. По ходатайству сестры обвиняемого, царицы Марфы Матвеевны Апраксиной, и также Лефорта от последнего наказания Андрей Апраксин был избавлен, бить кнутом велено было только участвовавших с ним в нападении на Желябужских его людей, а Желябужским должен был заплатить 737 рублей с полтиной, да Лефорту «за его заступление», не без злорадства, хотя, может быть, и не совсем достоверно, прибавляет автор записок, дал 3000 рублей. Дело это, по словам Желябужского, замечательно еще тем, что послужило поводом для Петра издать 21 февраля 1697 г. указ об отмене состязательного процесса и о ведении всех дел следственным процессом[620]620
  Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 44–46; см.: П. С. З. № 1572. Ср.: Кавелин. Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства: Собр. соч. Т. IV. С. 402; Дмитриев. История судебных инстанций, 541.


[Закрыть].

14 октября Петр заходил вечером к Гордону, попал к нему как раз в тот день, когда Гордон, собрав нескольких соотечественников, остававшихся верными королю Иакову, праздновал с ними день рождения «королевского регента», причем пили за здоровье короля Иакова. Петр пришел в 5 часов вечера, вероятно, уже после этих тостов, едва ли ему, стороннику короля Вильгельма, приятных. 19 октября вечером он посетил вдову генерал-майора Менезиуса[621]621
  Gordons Tagebuch, III, 76, 78.


[Закрыть]. 20 октября состоялось важное заседание Боярской думы по вопросам, которые тогда всего более занимали Петра: о заселении Азова и, главное, о постройке большого флота для Азовского моря, о судостроительной программе, как бы мы теперь сказали. Так как это последнее дело должно было потребовать громадных средств от народа и сопряжено было с введением новых повинностей, то Петр счел необходимым заручиться боярским советом и установление повинностей, всегда неприятное для плательщиков, облечь в форму не единоличного царского указа, а боярского приговора. О месте заседания, как и о составе его, нет известий. К заседанию царь приготовил особую записку с изложением вопросов, подлежащих рассмотрению и решению собрания. Записка касается двух основных пунктов: заселения Азова и постройки флота. Оба пункта развиты и мотивированы, и эта работа исполнена самим Петром, говорящим в ней от себя в первом лице; слог и приемы рассуждений и доказательств те самые, которые впоследствии будут применяться в многочисленных его собственноручных или им непосредственно диктуемых указах. Записка сохранилась в копии, носит заглавие «Статьи удобные, которые принадлежат к взятой крепости или фартецыи от турок Азова» 1696 года октября 20, и состоит из двух статей. В первой читаем: «Понеже оная (т. е. крепость) розорена внутри и выжена до основания, также и жителей фундоментальных нет, без чего содержатися не может, и того для требует (т. е. крепость) указу, кого населить, и много ли числом, и жалованья всякая откуды» [взять?]. Вторая статья развита подробнее и представляет рассуждение о необходимости не ограничиваться только отстройкой и заселением Азова, но и построить флот. Если ограничиться только восстановлением Азова, то это не будет еще угрозой ни для турок, ни для татар: пехота не будет в силах, выходя из Азова, перенимать набеги татар или «делать поиски» в Крым, а конницы в таком большом числе, чтобы она могла пресекать эти татарские набеги, содержать в Азове нельзя. Неприятель же, видя, что мы не можем удерживать его ни пехотой, ни конницей, возгордится по-прежнему и будет нападать еще сильнее: «паки прежнею гордостию взнявся, паче прежнего воевати будет». И наши двухлетние труды, кровь и убытки пропадут даром, окажутся всуе положенными. При таких обстоятельствах не только нельзя помышлять о погибели неприятелей, но даже и получить от них желаемого мира. Но если только есть желание от всего сердца порадеть о защите единоверных и приобрести себе бессмертную память одним – напряженной работой по изготовлению всего необходимого для войны, другим – непосредственным участием в войне, проливая кровь и побеждая неприятелей («овым непрестанным трудом в приготовлении потребных вещей, иным же пролитием крови и победой над неприятелем»), – то момент теперь для этого самый удобный, фортуна нам благоприятствует на юге, как никогда; счастлив, кто за нее ухватится («понеже время есть и фортуна сквозь нас бежит, которая никогда так к нам блиско на юг не бывала: блажен, иже иметца за власы ее»). И если это так, то лучше всего воевать морем – и близко к татарским владениям, и во много раз удобнее, чем сухим путем, о чем писать пространно не стоит, потому что многие знающие люди сами могут засвидетельствовать справедливость этих соображений. Но для этой цели нужен флот силою в 40 и более судов, и надо решить немедленно, где, сколько и каких судов строить и как разложить эту повинность по крестьянским дворам и купеческим торгам. («И аще потребно есть сия, то ничто же лутче мню быть, еже воевать морем, понеже зело блиско есть и удобно многократ паче, нежели сухим путем, о чем пространно писати оставляю многих ради чесных искуснейших лиц, иже сами свидетели есть оному. К сему же потребен есть флот или караван морской, в 40 или вяще судов состоящей, о чем надобно положить, не испустя времени, сколко каких судов и со много ли дворов и торгов и где делать?»).

Против текста статей записки помещен и приговор по ним Боярской думы. Приговорено было по первой статье для заселения Азова перевести туда 3000 пехотинцев с семьями из низовых городов ведомства приказа Казанского дворца и положить 3000 пехотинцам денежного жалованья из приказа Большой казны по 5 рублей человеку в год, хлебного жалованья по 6 четвертей муки ржаной, по 2 четверти овса на семью в год. Кроме пехоты, быть в Азове коннице из калмыков в числе 400 человек, положив им также по 5 руб. человеку в год; хлебного жалованья им не обещать, но если будут о нем просить, то снестись предварительно с азовским воеводой. На вторую статью пока только ограничились принципиальным решением общего вопроса о постройке флота: «морским судам быть». Но без справки о числе крестьянских дворов за землевладельцами и о деньгах купечества, по которым должна была быть разверстана корабельная повинность, нельзя было решать вопроса о числе кораблей, и поэтому было постановлено затребовать незамедлительно, «не замотчав», справок о числе крестьянских дворов, что за духовными и за всяких чинов людьми, а также представить сведения из таможенных книг о торговых людях, сколько и с каких промыслов взято с них за последние три года: в 202 (1693/ 94), в 203 (1694/95) и в 204 (1695/96) годах пятой и десятой деньги. Окончательное решение вопроса о судостроении было отложено до следующего заседания.

За двухнедельный промежуток времени между двумя заседаниями Думы, пока соответствующие приказы заняты были изготовлением требуемых справок, у нас есть несколько кратких заметок о Петре в дневнике Гордона. 22 октября Гордон виделся с царем в Преображенском и разговаривал с ним. 25-го царь был у Л.К. Нарышкина на Филях. 29-го он в компании обедал в Преображенском у думного дьяка Автонома Иванова. Под 30 октября Гордон заметил, что привезены были в слободу пушки, чтобы палить из них на празднестве, назначенном у Лефорта. Этим пиром в доме Лефорта 1 ноября начался ряд празднеств по случаю возвращения из-под Азова, отложенных за болезнью адмирала. За обедом у Лефорта, как он сообщал об этом родным за границу, было 200 человек, после обеда были танцы и фейерверк; все это сопровождалось, конечно, неизбежной пушечной пальбой. Гордон вернулся с этого праздника в 3 часа ночи и, по обыкновению, весь следующий день был болен[622]622
  Gordons Tagebuch, III, 78–79; Posselt. Lefort, II, 356.


[Закрыть].

4 ноября происходило второе упомянутое заседание Думы по предложенным Петром вопросам о восстановлении Азова и о судостроении. Заседание происходило в Преображенском. Гордон называет его the Cabinet Counsell – совет кабинета, и это дает основание предполагать, что в нем принимали участие члены Думы, стоявшие во главе приказов. Такой характер собрания членов правительства Дума и вообще имела во второй половине XVII в. Но неслыханной ранее новостью было участие в этом заседании иностранца Гордона, приглашенного в качестве военного специалиста. На этот раз доложены были справка о количестве крестьянских дворов за духовными и светскими землевладельцами и расчет, на сколько дворов следовало возложить постройку одного корабля. Совет решил назначить срок для постройки кораблей двухлетний – к апрелю 1698 г. За этот период времени духовные землевладельцы – патриарх, архиереи и монастыри – должны были выстроить с каждых 8000 состоявших за ними крестьянских дворов по кораблю с полным снаряжением и вооружением: «со всею готовостию, и с пушками, и с мелким ружьем». Землевладельцы служилого чина должны были выстроить к тому же сроку по кораблю с каждых 10 000 дворов. Таким образом, на общество налагалась новая натуральная повинность постройки и содержания построенных военных кораблей. Повинность именно состояла не в том только, чтобы строить, но и в том, чтобы содержать построенные корабли. Если бы какому-либо из выстроенных кораблей учинилась от каких-либо причин гибель, то строивший его землевладелец или группа землевладельцев обязаны были изготовить на его место другой, такой же. Конец приговора Думы оборван, и нельзя видеть, о каких подробностях шла речь далее; но, судя по записи о заседании в дневнике Гордона, можно заключить, что далее говорилось о привлечении непосредственно к постройке кораблей только крупных землевладельцев, за которыми за каждым было не менее 100 дворов. Землевладельцы, владевшие каждый менее чем 100 дворами, от непосредственного участия в постройке флота освобождались, и для них натуральная повинность заменялась денежным взносом по полтине со двора[623]623
  Эти землевладельцы могли иметь 100 дворов в разных уездах; принималась во внимание общая сумма. Исключение составляли низовые уезды, а также уезды Арзамасский, Нижегородский, Шацкий, Мещовский и Касимовский. Землевладельцы, которые владели в этих уездах менее чем 100 дворами, но у которых были имения еще в «верховых городах», так что общая сумма дворов у них могла быть и больше 100, в разряд крупных, однако, не вносились, а с их арзамасских, нижегородских, шацких, мещовских и касимовских имений велено было брать работников – «деловцов» – для постройки юго-восточных укрепленных линий – «черт»: Саранской, Симбирской, Пензенской, Инсарской, Ломовской (Устрялов. История… Т. II. С. 500, указы от 9 и 11 декабря). У кого из землевладельцев число дворов после зачисления их в разряд крупных вследствие разных сделок с имениями окажется менее 100, тех из разряда крупных не исключать (указ 14 января 1697 г.; Елагин. История русского флота, приложение III, № 14). Позже, указом 1 марта 1697 г., данным почти накануне отъезда Петра за границу, велено было зачислить в кумпанства духовных и светских землевладельцев, за которыми «по девяносту дворов и больше», т. е. у которых очень немного не хватало до 100 дворов, «а полтинных денег и хлебных припасов с них не имать и у стругового дела не быть» (Арх. Мин. юст. Приказные дела, кн. № 5088/58, л. 21 об.).


[Закрыть].

Было решено далее послать весной 20 000 человек служилых людей из украинных городов строить в Таганроге город и гавань. Сроками сбора им назначено 1 марта в Валуйках и 1 мая в самом Таганроге. По-видимому, вопрос о постройке кораблей купечеством на этом заседании не решался. Гордон, по крайней мере, молчит об этом пункте, и указ, определяющий участие купечества в постройке, появился уже позже, в декабре 1696 г. По всей вероятности, не были еще готовы необходимые справки – выписки из таможенных книг – работа более сложная, чем выписки о дворах из переписных книг 1678 г. На этом же заседании Дума вернулась к своему приговору 20 октября о заселении Азова и несколько изменила и дополнила его, прибавив к 3000 семьям переселенцев из низовых городов еще 3000 московских стрельцов и солдат, установив жалованье стрельцам такое же, какое они получают в Москве, а солдатам по полуосмине (¼ четверти) муки на человека, круп и толок на по четверику (¹/₈ четверти) на 10 человек в месяц с тем, чтобы собирать хлебные запасы для стрельцов с городов, близких к Воронежу, а для солдат – с городов Белгородского разряда. Пока же совершится заселение Азова, «покамест город Азов не нажилен будет переводными семьями», держать там стрельцов и солдат 6000 человек[624]624
  «Статьи удобные» и приговоры по ним см.: П. и Б. Т. I. № 125. Менее исправно напечатаны у Елагина (История русского флота, приложение III, № 1). Слова «стрельцов и солдат по 6000 человек» я понимаю по 6000 в год, а не в смысле по 6000 тех и других, т. е. 12 000, так как вообще 4 ноября решено было держать в Азове 6000 пехотинцев: 3000 переведенных и 3000 стрельцов и солдат.


[Закрыть].

Приговорами Думы 20 октября и 4 ноября предпринималась необычайно важная и смелая реформа, и Петр, едва ли даже сознавая весь объем производимой этим решением реформы, становился крупным преобразователем. Его занимала, разумеется, тянувшаяся война с турками и татарами, которую он желал вести решительнее и для которой наиболее подходящим оружием считал флот. Но, заводя значительный флот на завоеванном море, Россия из сухопутной державы превращалась в морскую. Идея флота была не нова: попытки в этом направлении делались и раньше, при царе Алексее, и Петр впоследствии вспоминал о них в предисловии к Морскому регламенту; но тогда это были только неудачные попытки. Теперь дело становилось на широкую ногу, получало крупный размах. Воронежский галерный флот из 2 галеасов и 27 галер, выстроенный в зиму 1695/96 г., был только вспомогательным средством для осады Азова; ему ставилась узкая, определенная задача: загородить Азов с моря. Теперь шла речь о военном флоте, грозящем Крыму и Турции, о флоте постоянном, «не на один год, а по вся до времени своего», как выразился Петр в одном из дальнейших указов. В эту реформу, прикрывая свою волю внешним видом боярского приговора, Петр внес много личной инициативы. В его предложениях, «статьях», уже намечены ее главные основания: самый принцип обзаведения флотом и способ постройки флота путем повинности, возлагаемой на дворы и торги, т. е. на землевладельческий и торговый капиталы. В Думе вопрос получил дальнейшую обработку в виде натуральной повинности, разверстываемой между крупными духовными и светскими землевладельцами по дворам.