Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XVII. Петр на Ост-Индской верфи

21 августа, в субботу, после работ, по известию, сохраненному Схельтемой, царь присутствовал «на маневрах судов с сигнализациями»[979]979
  Scheltema. Peter de Groote, I, 138; Rusland en de Nederlanden, II, 190; Anecdotes Historiques, 109.


[Закрыть] (на гонке яхт?). В воскресенье 22 августа амстердамский магистрат устроил заключительное празднество в серии празднеств, данных им в честь русского посольства: примерный морской бой в заливе. Составлены были две эскадры из 20 яхт каждая, причем к городской флотилии присоединились по приглашению магистрата суда частных владельцев, и на них были размещены пушки. На яхты было посажено также несколько рот национальной гвардии, чтобы поддерживать беспрерывный ружейный огонь. Маневром командовал адмирал Гиллис Скей, опытный моряк, прошедший школу Рюйтера. На столь интересное зрелище, которому благоприятствовала также и прекрасная погода, собралось множество народа, и рейд покрылся массой мелких судов, казавшихся лесом из мачтовых деревьев, украшенных флагами и вымпелами. Петр вместе с послами и бургомистрами около полудня приехал к месту действия на большой яхте Ост-Индской компании, на борту которой от города было приготовлено роскошное угощение. Яхта при ее появлении была встречена орудийными салютами, и затем началось примерное сражение. Сохранилась также изображающая его современная гравюра Аллара, и также с объяснительным текстом под ней, который, как и подобный же текст под изображением фейерверка, представляет собой, по всей вероятности, выдержку из какой-либо современной газеты, какие тогда выходили уже в Голландии. «После осмотра Великим московским посольством, – говорится там, – всех тех достопримечательностей Амстердама, которые привлекают сердца и взоры чужеземных посетителей торгового города, почтенное начальство решило дать своим гостям на реке Эй зрелище, изображающее морскую битву, и с этой целью любезно пригласило охотников из обеих гаваней для яхт приготовиться к празднеству, назначенному около 1 сентября (22 августа). Дабы все происходило в должном порядке, вице-адмирал Гиллис Скей (Gillis Schey) взял на себя обязанность главного надо всем начальника и поднял свой флаг на большой яхте Ост-Индской компании. Экипажи каждой из яхт были снабжены письменными приказаниями, с которыми они должны были согласовать свои действия. Малая яхта Ост-Индской, яхта Вест-Индской компании и фрисландская яхта получили еще другие специальные назначения. К этой флотилии присоединились еще четыре судна, на которых находилось более сотни добровольцев, преимущественно из знатнейшей городской молодежи, хорошо снабженных огнестрельным оружием и состоявших под начальством назначенных над ними капитанами господ Блума, фон-дер Дуса, Кербея и ван Горна.

В половине третьего пополудни весь этот флот поднял паруса и, употребив несколько времени на приведение себя в надлежащий порядок, начал очень удачно изображать примерное сражение, причем яхты по мере их величины стреляли из пушек, а добровольцы – из ружей. Суда проходили друг перед другом правильными линиями и в это время храбро обстреливали друг друга из пушек; кроме того, с целью придать более блеска битве в ней приняли участие орудия, стоявшие в числе одиннадцати на Голубой плотине и на тупике и в числе шестнадцати на мосту через Амстель. Дома в соседних прибрежных деревнях дрожали от непрерывной пальбы, среди которой раздавались залпы добровольцев всякий раз, как яхта с находящимися на ней послами проходила мимо них. Все доступное пространство рейки Эй было усеяно судами самого разнообразного вида, которые были привлечены сюда любопытством увидеть столь редкое зрелище. И тем не менее, несмотря на бесчисленную толпу, среди которой было возможно всякое смятение, все обошлось как по писаному, и порядок соблюдался так правильно, что удивление зрителей, теснившихся на пространстве от гавани и Плотины яхт до Скеллингсвау и Ниевендама, было вполне удовлетворено. Примерный бой, прекращенный при наступлении вечера, произвел на удалившихся послов впечатление полного наслаждения». Текст заканчивается далее списком 40 судов, входивших в состав обеих эскадр, и перечнем сигналов[980]980
  О гравюре Аллара и перевод ее текста см.: Веневитинов. Русские в Голландии. С. 223–225.


[Закрыть]. Схельтема в своем описании этого примерного сражения говорит, что зрелище, сопровождаемое гулом беспрерывной пальбы, до такой степени понравилось Петру и увлекло его, что он перешел на одну из военных яхт, взял над нею команду и принял личное участие в маневре. Этот рассказ согласуется и с описанием «Статейного списка», где говорится также о его личном участии в бое, о том, что он командовал одной из яхт: «Августа в 22 день великие и полномочные послы были с бурмистры на морском гаване, и в тое пору наряжены были три яхты против воинского обыкновения: на одной великие послы и бурмистры, на которой был вице-адмирал Шей, на другой Преображенского полку началной человек капитаном с своими солдаты, на третьей капитан с солдаты, и, вышед на море, учинили меж собой бой и все знаки, как надлежит к бою, на море знамены (т. е. сигналами, флагами) показывали, которого поведения множество в розных судах амстердамские жители и приезжие смотрели; а по времени бурмистры великих и полномочных послов подчивали ествою и питьем со всяким доволством. И было той потехи целой день, а по совершении того возвратилися в Амстрадам все здравы»[981]981
  Scheltema. Peter de Groote, I, 138–140; Rusland en de Nederlanden, II, 190–192; Anecdotes Historiques, 109–111; Пам. дипл. сношений, VIII, 918.


[Закрыть].

Итак, 20 августа Петр перебрался из Саардама в Амстердам на верфь Ост-Индской компании и начал там работу под руководством корабельного мастера Геррита Клааса Поля, «вдав себя, – как он вспоминал впоследствии в собственноручно написанном предисловии к Морскому регламенту, – с прочими волонтерами в научение корабельной архитектуры». Схельтема передает в своей книге рассказ одного капитана, жившего еще в 1754 г., видавшего Петра во время работ на Ост-Индской верфи. Царь был одет в обыкновенный рабочий костюм. Когда случалось, что кто-нибудь подходил к нему во время работы, чтобы поговорить с ним, царь, кладя топор у ног, присаживался тут же где-нибудь на обрубок дерева; однако же разговор не должен был слишком затягиваться; иначе Петр прекращал беседу, брался снова за топор и возвращался к работе. Держал себя он на верфи совершенно рядовым плотником. Один коммерсант в Амстердаме, рассказывает Ноомен, пожелал видеть Петра за работой на верфи и обратился к старшему мастеру с просьбой показать его. Тот обещал указать царя, назвав его по имени. Несколько времени спустя коммерсант посетил верфь и видел, как несколько рабочих несли тяжелое бревно; тогда мастер крикнул: «Питер, плотник заандамский, что же ты не пособишь этим людям нести?» Он тотчас же послушался, подбежал к ним, подставил плечо под дерево и понес его вместе с другими плотниками на назначенное место к великому удивлению зрителя[982]982
  Ноомен. Записки. С. 40–41.


[Закрыть].

22 августа царю было передано приглашение прибыть на следующий день в Саардам, чтобы вновь посмотреть на перетаскивание корабля через Овертоом, причем были приняты меры против скопления народа, помешавшего царю видеть эту операцию 14 августа. Он принял приглашение и 23 августа, как рассказывает со многими живыми и мелкими подробностями Ноомен, «на своей буер-яхте приехал сюда, в Заандам, и причалил у Зюиддейка к верфи наследников покойного Клааса Гарбрандса, находившихся между собой в тяжбе.

Он пошел к Овертоому и осмотрел внимательно большой блок и канаты, при помощи которых перетаскивают корабли через Овертоом. Ноомен шаг за шагом описывает далее этот приезд царя в Саардам. Осмотрев блок и канаты, «он отсюда отправился к высокому Зюддейку к Гендрику ван-дер-Зану и далее к вдове Якова Корнелиссона Омеса, купил здесь разные плотничьи инструменты, положил их в тачку и повез ее. Когда он подошел к Овертоому, рабочие подняли тачку с плотничьими инструментами и перенесли ее через канаты на плотину. Затем русские повезли ее дальше – до буер-яхты, на которую ее и поставили. В то время, когда великий князь находился в доме вдовы Я.К. Омеса, туда собралось довольно много народа, чтобы его видеть. Он все время ходил по лавке и осматривал разные инструменты; но любопытные не смели подходить к нему слишком близко. Ян же Г. Кроненбурх и Ян Якобсон Ноомен, которые, кажется, подошли к нему слишком близко и смотрели на него не стесняясь, должны были оба оставить дом. Между тем на дороге, по которой шел царь, собралось много народа. Его царское величество – человек высокого роста, статный, крепкого телосложения, подвижной, ловкий; лицо у него круглое со строгим выражением, брови темные, волосы короткие, кудрявые и темноватые. На нем были надеты саржевый инноцент, т. е. кафтан, красная рубашка и войлочная шляпа. Он шел быстро, размахивая руками, и в каждой из них держал по новому топорищу. Таким видели его тысячи людей, а также моя жена и дочь.

Возвратясь к Овертоому, он вторично с особенным вниманием осмотрел, как производится перетаскивание судов, и отсюда пошел к своей буер-яхте, намочил паруса, стал опять у руля и, по обыкновению, выехал рулевым в Амстердам, не дождавшись окончания перевозки корабля через Овертоом»[983]983
  Ноомен. Записки. С. 42–44. Приведенные рассказы Ноомена передает, заимствуя у него, и Схельтема (Scheltema. Peter de Groote, I, 141–143, 149–150; Rusland en de Nederlanden, II, 193–195, 202–203; Anecdotes Historiques, 112–113, 180); Русская старина. 1916. Февраль. С. 202–203, 205–206.


[Закрыть].

До 28 августа о Петре нет известий: он, очевидно, все время с топором в руке на Ост-Индской верфи. Послы, как можно заключать из кратких записей «Расходной книги», посещают его на Ост-Индском дворе: 27 августа «дано двух трехшут или малых яхт, на которых ездили… великие послы в Амстердаме на Остинской двор, шипером и работным людем в почесть первой яхты 4 ефимка, другой – 3 ефимка, всего 7 ефимков». Такая же запись под 30 августа: «Штюрману, которой великих послов возил в боте на Остинской двор, дано два золотых»[984]984
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 179, 24 об.


[Закрыть].

Для работы вместе с собой царь отобрал 10 сотрудников из «волонтеров», в числе которых видим двух Головиных (Ивана Михайловича и Ивана Алексеевича), двух Меншиковых (Гаврила и Александра, начинавшего все более приближаться к царю), Ф. Плещеева и др. Остальные волонтеры и некоторые из приехавших с посольством солдат Преображенского полка были распределены по другим работам, каждый по своей склонности: к мачтовому, ботовому или парусному делу, к изучению постройки водяных двигателей, к выделке блоков; семеро поступили матросами на разные корабли, царевич Александр Арчилович Имеретинский отправился в Гаагу обучаться бомбардирскому искусству. «Min Her Kenih, – пишет царь от 31 августа Ромодановскому, извещая его об этом распределении волонтеров, – письмо твое государское отдано, за которую, а паче въ день светыхъ апостолъ незаплатную учиненною милость, многократна челомъ бiю и ратъ, сколь могу, услужить. Которые посланы по вашему указу учиться, въсе разданы по мѣстомъ: Iван Головинъ, Федоръ Плещеевъ, Iван Головинъ, Гаврило Кобылинъ, Гаврило Меншиковъ, Верещагинъ, Александро Меншиковъ, Ѳедосей Скляевъ, Петръ Гутманъ, Iванъ Крапоткинъ, при которых i я обрѣтаюсь, отданы на Ости[н]ской дворъ х корабелному дѣлу. Александро Кикинъ, Степан Васильевъ – машты дѣлать; Яким Моляр да дьяконъ[985]985
  Состоявший при посольстве дьякон Тимофей; см. Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 274–294 и др.


[Закрыть] – всяким водяным мельницам i отъемамъ; Алексѣй Борисовъ, Сава Уваровъ – к ботовому дѣлу; Ѳадѣ[й] Поповъ, Iванъ Кочетъ – парусному дѣлу; Тихонъ Лукинъ, Петръ Кобылинъ – блоки дѣлать; Гаврило Коншинъ, Iванъ Володимеровъ, Ермолай Скворцовъ, Алексѣй Петелинъ, Ипатъ Мухановъ, Андрѣй Тишениновъ, Iванъ Синявинъ пошли на корабли в розные мѣста въ матрозы; Александро Арчиловъ поѣхалъ в Гагу бомбандирству учиться. Всѣ вышеписанные розданы по охотѣ по тѣм дѣламъ. Aldach Knech Piter. Iзъ Амстрадама, августа въ 31 д. Андрей Виниусъ велел милости твоей побить челомъ о Марчькѣ кузнецѣ; ему зело нужъна. Благоволи ево отдать, а тамъ мочьно проняться i безъ него»[986]986
  П. и Б. Т. I. № 181.


[Закрыть].

Рабочей бодростью и энергией веет и от другого написанного в тот же день письма Виниусу в ответ на его письмо, полученное Петром 20 августа, при самом начале работ на Ост-Индской верфи, в котором Виниус вновь напоминает о найме железного дела мастеров, жалуясь, что «жатва железу есть, а делателей нет», и просит еще передать послам, чтобы приказали посольской свите посылать письма в Россию не порознь, а в одном пакете[987]987
  Там же. С. 633.


[Закрыть]. Ответ был, как видим, отложен на 11 дней. «Min Her Vinuis, – пишет Петр, – письмо твое, iюля въ 23 д. пи[с]анное, мънѣ отдана, въ которомъ пишешъ о мастерахъ, о чемъ непррестанно печемся i справимъ въскоре, такьже i о писмахъ. О курѳирсте Сакъсонскомъ ложъ; о Марчькѣ писалъ (т. е. Ромодановскому). Да въ прежнемъ писмѣ писалъ ты, чъто оскорбъляются нѣкоторыя персоны, что я о укъраенномъ дѣлѣ писалъ к тебѣ, а не къ нимъ, i то мочъно разсудить, чъто то дѣла великое, i явъно писать нельзя; а того писма анѣ не знаютъ (т. е. тайнописи, условленной только с Виниусом), i мнѣ iнакъ была писать нелзя. Здѣсь, слава богу, въсе зъдорово, i работоемъ на Iндѣйскомъ дворе, а iныя пошъли на моря. А хто чему учитца, о томъ я писа[лъ] iменно къ генералу. Миръ Ѳранцуской разорвалъся почитай (о чем подлинно з будущею почътою писать буду). Толко ѳранцузы переманнили въремя, как я довъно говорилъ. Piter. Iзъ Амстеръдама, августа въ 31 д.»[988]988
  П. и Б. Т. I. № 182. В тот же день, 31 августа, было написано еще несколько не дошедших до нас писем: к Л.К. Нарышкину, А.М. Головину, вероятно, в ответ на письмо его, полученное также 20 августа, при начале работ на верфи, в котором А.М. Головин просил о заказе за границей 120 пар пистолетов (П. и Б. Т. I. С. 635); далее к Г.И. Головкину, Т.Н. Стрешневу; о содержании их можно отчасти догадываться по ответам этих лиц (П. и Б. Т. I. С. 645–647).


[Закрыть].

Как собственноручная приписка в приведенном выше письме к Ромодановскому о некоем Марчке кузнеце – Марке Евсееве, ученике туленина Никиты Антуфьева, очевидно, опытном мастере, получить которого добивался Виниус, так и содержание письма к Виниусу и, равным образом, недошедших писем, о содержании которых можно догадываться, ясно показывают, что и в Амстердаме Петр не был всецело поглощен одним только кораблестроением. Всегда разностороннее его внимание устремлялось одновременно и с одинаковой интенсивностью на несколько разных предметов, крупных и мелких; Петра занимают с равной силой несколько интересов, и от плотничной работы он отвлекается к другим делам, для которых иногда приостанавливается и работа. Мысль, казалось бы, занятая расчетом размеров разных корабельных частей, которые надо сработать, уносится к далекому Азову, куда весной еще двинулись войска под командой Шеина, на Украину, где был выставлен корпус Долгорукого, к польским выборам, передумывает полученные известие от друзей из Москвы с их иногда мелкими личными просьбами, и рука, бросая топор, берется за перо для ответов в Россию. Из заключительных слов в письме к Виниусу о происшедшем почти разрыве мирных переговоров с французами в Рисвике видно, с каким вниманием Петр, очутившись в Голландии, в самом водовороте международных сношений во время Рисвикского конгресса, следит за ходом этих переговоров. Как увидим впоследствии, Петр в то же время дает в Амстердаме полную волю своей любознательности, насыщая ее осмотром всего того, что его интересует, разных учреждений, музеев, мастерских и пр. Ни на минуту не теряет он самой тесной связи с посольством и деятельность посольства до последних мелочей принимает близко к сердцу.

Он отрекся в пользу посольства только от тяготившего его внешнего парада, в котором он всегда предпочитал быть сторонним зрителем, чем играть активную роль, но деловое руководительство посольством всецело сохранял за собой, держа, таким образом, в своих руках нити внешних отношений России. Повторилось то же, что в Азовской войне было с командованием генералиссимуса Шеина. Посольство было только пышным прикрытием его собственной деятельности. В донесении к цесарю из Москвы от 6 августа 1697 г. Плейер, отражая, конечно, те разговоры об отношениях между царем и посольством, которые слышал вокруг себя в столице, сообщал, что «у посольства совершенно связаны руки, посольство боится и дрожит царского гнева и строгости, царь все направляет по своему разумению, но если что-либо не удается, то вина за это всецело возлагается на послов и их советников; поэтому все идет противоречиво, и отсюда можно заключить, что посольство служит только прикрытием для свободного выезда царя из страны и путешествия, чем для какой-либо серьезной цели»[989]989
  Плейер (Устрялов. История… Т. III, приложение XI, № 3).


[Закрыть].

XVIII. Свидание с Вильгельмом III. Дипломатическая деятельность посольства

С окончанием празднеств, данных в честь посольства городом Амстердамом, оно должно было представиться Генеральным штатам, собранию депутатов от провинциальных штатов, имевшему значение центрального органа Голландской республики, и приступить к выполнению лежавшей на нем официальной миссии. Но оно с этим делом не торопилось и, в очень сильной степени тяготя бюджет республики, на средства которой по тогдашним дипломатическим обычаям содержалось, продолжало проживать в Амстердаме день за днем, может быть, намеренно не спеша, с целью выиграть побольше времени для работ Петра на верфи. На первую очередь своей деятельности посольство поставило – и в этом, по всей вероятности, сказалось личное желание самого Петра – свидание со штатгальтером, английским королем Вильгельмом III. 23 августа в Гаагу был послан дворянин Богдан Пристав с предписанием доложить о свидании самому королю или «через ближних людей»[990]990
  Пам. дипл. сношений, VIII, 918; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 23 об.: «В Амстердаме ж Богдану Приставу за издержку ево, как он посылан от великих послов к аглинскому королю в Гагу, на подводы и на корм дано 15 золотых».


[Закрыть].

Король через ближних людей ответил, прося послов немного подождать: у него, короля, в переговорах с французской страной «зашли трудности, и тем забавен», а когда получит свободу, даст знать послам. В ожидании королевского извещения послы осматривали амстердамские достопримечательности:

26 августа посетили голландские церкви, дивясь их размерам, древности и органам, а также еврейские синагоги: «Ездили в галанские кирхи, в которых изрядные арганы, и строение тех кирх древнее и великое, прежде были костелы римские; да великие ж послы были в дву… синагогах, и в тех показываны великим послом от… рабинов на еврейском писме завет и пророчества, обвиты богатыми материями и стоят в великих шафах»[991]991
  Пам. дипл. сношений, VIII, 918; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 180 об.: «да в старой кирхе калвинские веры, в которой были великие и полномочные послы августа в 26 день, вспеваком и музыкантом, которые играли на арганех, дано в почесть 10 ефимков».


[Закрыть]. 29 августа приехал от английского короля капитан Котценберг с приглашением на свидание в Утрехт. 31-го к вечеру посольство и с ним Петр выехали в Утрехт на яхте, плыли всю ночь и на место назначения прибыли 1 сентября утром. По поручению короля их приветствовал здесь бургомистр Витзен.

После полудня приехал в Утрехт король. Так как свидание было «приватным», то королевский приезд не был обставлен парадно: Вильгельм явился в сопровождении лишь небольшой свиты и конвоя. Свидание состоялось в том «дворе», где послы остановились в Утрехте. Так 1 сентября 1697 г. Петр встретился и лично познакомился со своим героем, о котором так много слышал и которого так уважал[992]992
  Поссельт, основываясь на рассказе Схельтемы, неверно относит это свидание к 28 августа к говорит, что царь выехал на свидание в сопровождении только Лефорта и Витзена (Posselt. Lefort, II, 420). Безусловно, следует предпочесть точные данные «Статейного списка».


[Закрыть]. После первых приветствий король, по словам «Статейного списка», «вшед в особой покой, имел разговор»; но что было предметом разговора на этом частном свидании, остается неизвестным. В «Статейном списке» отмечено только, что в разговорах король приглашал посольство на следующий день к себе обедать, но послы от этого приглашения отказались, «от стола поотговаривались», почему – неизвестно, может быть, потому, что царю не хотелось отрываться дольше от работ. «Пополудни, – приведем подлинное описание свидания из «Статейного списка», – приехал английский король в город Утрехт в корете; корета о шести возниках обычная, за ним восемь человек рейтарий да три кореты, в которых были его ближние люди; а как приезжал ко двору, где были великие и полномочные послы, и в тое пору поставленной караул били в барабаны и играли на флейтах, а как вышел из кореты, и народ кричал виват. А как пришол в полаты, и великие послы, вышед из особой полаты, пришед к нему, говорили: благодарят они, великие послы, ему, великому государю, его королевскому величеству, что пожаловал, присылал к ним спрашивать двожды о их здоровье, а паче всего благодарни, что ныне его королевского величества пресветлое лицо во здравии видят, которую они его королевского величества милость повинни донесть великому государю своему, его царскому величеству. И кланялись в пояс. А потом, вшед в особой покой, имел разговор, а в розговорех говорил королевское величество, чтоб они, великие послы, изволили завтро у него быть на обед. И великие и полномочные послы били челом и от стола поотговаривалися. И быв, от послов поехал»[993]993
  Пам. дипл. сношений, VIII, 922–923. О недостоверности речи, произнесенной будто бы Петром при этом свидании, см.: Веневитинов. Русские в Голландии. С. 74–75; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 25: «206 году сентября в 1 д. в городе Утрехте куплено яблок и иных овощей на золотой на 5 алт. на 2 д.; да работником того дому, где великие послы стояли, дано 4 золотых с полузолотым, да капитану с работники ж, которые великих послов из Амстердама до Утрехта и назад в Амстердам везли на трехшуте, 6 золотых». По поводу свидания вышла она на латинском языке, печатный экземпляр которой был представлен послам (см.: Арх. Мин. ин. дел. Дела австрийские 1697 г., № 2):
  Applausus
  Cum fortissimus
  Moscorum Caesar
  Guilhelmum III In victissimum atque potentissimum Magnae Brinanniae Franciae an Hiberniae
  Regem etc. inviseret
  Sarmata Riphaei rector fortissimus orbis
  Europamque Asiamque honis qui continet unus
  Optimus imperiis (seu qua se fluctibus aequor
  Pandit Hyperboreis, seu qua sal Caspium et ingens
  Euxinum Hyrcanis distinguit Caucasus ursis).
  Invisit Guilhelmum ardens. Quanta illa Britannis
  Gloria, quamque meis decus inde perenne Batavis!
  Sauromatae votis septem gaudete triones.
  Virtutem Auriacam miratur nobile belli
  Fulmen, Bistoniae natum confringere lunae
  Cornua: victorices cuyus properare cohortes
  Obstupuit Tanais: trepidabat maximus Ister
  Ataque Hypanis, rapidique Borysthenis amnis et omnis
  Pontus, Nec satis est dominum Maeorica tellus
  Si mutet, decus ecce novum, famamque recentem
  Cimmerii adjiciunt, Invisa potentia coelo.
  Thrax inimice tremas, si quando hic calcibus heros
  Pulsat humum, non* Pompeji de more, sed oras
  Armet ut Arctor momento cardinis omnes
  Non Seres illi irarum, non ultima mundi
  Littora erunt causae. Quam late horrebit uterque
  Bosphorus et Scythicis fremere agmina cernet in armis!
  Hic vir, hic est, qui fatorum immutabilis ordo
  Ingentem dederat Guilhelmum accedere. Natum
  Iessiadae sic visendi flagrabat amore
  Aethiopum regina olim et mirata recessit
  Fortis Amazonidum sic et regina Thalestris
  Et laribus patriis et Thermodoonte relicto.
  Heroa accessit laetis stipata maniplis
  Pellaeum: Tantique ducis praesentia famam
  Auxit in immensum quondam super aethera ituram.
  Tu, quaeso, Lodoice, ut sunt longe optima in hoste
  Judicia**, promas, fuerit cui justior actae
  *В подлиннике сноска на полях:
  Hie frustra pedum pulsu Italiam se armaturum jactaverat.
  **На полях:
  Ita Nestor apud Calabrum.
  Свидание государей в Утрехте подало повод к другому стихотворному произведению, оде в честь Витзена, перевод которой также сохранился в посольских бумагах (Арх. Мин. ин. дел. Дела английские 1697 г., № 1, л. 2–1): «Перевод з галанского печатного листа. Переведено в Амстрадаме сентября в 4 д. 206 году».
  Causa viae, cuinam majoris causa stuporis,
  Tu quoque, si coelo jungant haec sidera aperto
  Lumina et innatis splendescant ignibus ambo
  Nonne tuo timeas soli, sociaeque bicorni?
  I. Flud, A. Ghilde, J. G. Hagiensis Hagae, apud Eugelb: Bouequet. Sibliopolam prope aulam.
  Почитателная должность
  Благошляхетному высокопочтенному Господину
  Господину Николаю Витцену
  бургомистру града Амстердама и прочая, и проч. и проч. Егда его Благошляхетность Великое Московское Посолство во Град Утрехт провожал, идеже Его Величество Великобританской оному выслушание учинил в дому имянуемом
  Туласт. Сентября 1 д. 1697-го
  Пресветлейший гражданский господин силного Амстердама.
  Иже великое посолство в утрехтские валы впровадил
  Величайшего земного монарха: иде же вилиам (зачеркнуто: «ва пришествия»)
  ожидал
  Величайший король из европского цесарского поколения,
  Что глаголеши ты, древний град, с своими возвышенными стенами
  Никогда еси ты не освещен от двух цесарских сияний.
  Царь Петр, от его же помизания восток трепещет и превращается,
  Розговаривал чрез посолские уста с тем иже государственной жезл держит
  От Бритского цесарства* основателный столп Европы
  О витцен, вилгелмова мышца, свободила нас от французского насилия,
  Тако ж видим мы магомета петровым мечем низложенна
  На сего храброго царя возлагает Христова церковь паки надежду
  В восточных краях: живи, живи долго, величайший князь
  Иже з британским царем весь свет устрашает.
  Ф. Галма
  В Утрехте напечатано у Франца Галма, печатника Академии,
  1697-го.
  *На полях: «аглинское».


[Закрыть].

Из других источников знаем, что в разговоре с Вильгельмом Петр коснулся, между прочим, и посольских дел и дал обещание содействовать новому польскому королю Августу II войсками[994]994
  Сб. Русского исторического общества. Т. XX. № 1 (Донесение Христофора Бозе Августу II от 14/24 сентября).


[Закрыть]. Послы отправились из Утрехта в ночь на 2 сентября обратно в Амстердам, куда и прибыли 2-го утром. Здесь в этот день получены были посольством первые радостные известия из Москвы о победе боярина Шеина под Азовом, одержанной 20 июля над ордами крымцев, кубанцев, турок и калмыков, налетевшими к Азову из-за Кубани. Петром получена была, между прочим, к этот день при письме Виниуса «цыдулка», присланная последнему от Шеина из похода. Виниус сообщал также вести из Польши, уведомлял о приезде бомбардира Ягана Буса, отправленного послами 30 июня, и в заключение просил постараться о разного рода мастерах[995]995
  П. и Б. Т. I. С. 636–637; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., 47, л. 25: «Сентября в 2 д. почтмастеру Экберту за московскую почту дано ползолотого 3 алт. 2 д.».


[Закрыть].

После утрехтского свидания прошло еще две недели, прежде чем посольство официально представилось Генеральным штатам республики. Петр вернулся к своей работе. По дневным записям «Статейного списка» можно следить за деятельностью посольства за эти две недели, деятельностью неторопливой и далеко не лихорадочной. Став государственным органом, в котором взамен Посольского приказа сосредоточилось теперь направление внешней политики России, посольство ведет дипломатическую переписку с иностранными государствами, помечая, впрочем, составляемые от имени великого государя грамоты «царствующим градом Москвою», и вступает в сношения с посольствами европейских государств, находящихся в Голландии на конгрессе. Пришла от датского короля ответная грамота на грамоту от 16 июля с выражением радости по поводу упрочения курфюрста Саксонского в Польше и с обещанием принять все меры к обеспечению за ним успеха[996]996
  Пам. дипл. сношений, VIII, 923–925.


[Закрыть]. Через шведское посольство был получен ответ шведского канцлера Оксенстиерны на письмо к нему Лефорта от 1 августа из Липштадта с уверением в дружбе, с обещанием согласно действовать в Польше и с выражением удовольствия по поводу намерения Лефорта приехать в Стокгольм[997]997
  Там же, 955–959.


[Закрыть]. Главной целью, к которой направлялась дипломатическая деятельность посольства, был союз европейских держав против «врагов креста Христова», т. е. против турок, а одним из главнейших вопросов, который оно стремилось разрешить в интересах этой цели, был вопрос о польском короле, и на него обращалась значительная доля внимания посольства и, конечно, царя. Посольство получало то и дело донесения русского резидента в Варшаве А. Никитина, иной раз с приложением документов. Резидент в отписках сообщал о своей аудиенции у нового короля в Кракове 6 августа, о милостивом приеме его королем, о своем возвращении в Варшаву, причем пересылал посольству благодарственную грамоту короля царю в ответ на грамоту от царя от 6 июля, а также добытый им текст грамоты цесаря к примасу с порицанием за оказанную французскому кандидату поддержку. Никитин доносил далее о своих стараниях убеждать польских сенаторов отступать от деконтиевой стороны и приклоняться на сторону курфюрста Саксонского[998]998
  Там же, 920, 927, 942. Подлинные донесения см.: Арх. Мин. ин. дел. Дела польские 1697 г., № 6, л. 3—10, 17–22, 28–54, 62–95, 220–233 и др.


[Закрыть]. Донесения резидента Никитина докладывались послами Петру, для чего они 8 сентября выезжали на Ост-Индийский двор, как мы узнаем из записи в посольской «Расходной книге»: сентября в 8-й день «ездили великие и полномочные послы з грамотою нового полского короля и с вестовыми ис Полши резидентовыми писмами к великому государю на Остинской двор в яхте, и той яхты шиперу и саром (матросам) пяти человеком дано в почесть по ефимку человеку, итого 5 ефимков»[999]999
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. авст. дв., № 47, л. 181 об.


[Закрыть].

Деятельность посольства по польскому вопросу усилилась оживленными личными сношениями и переговорами с находившимся в Амстердаме и затем Гааге послом польского короля Христофором Дитрихом Бозе. 22 августа этот барон просил через послов личной аудиенции у царя; послы на эту просьбу ответили, что «великий государь, его царское величество, в Московском государствии пребывает», и предложили ему об имеющемся у него деле сообщить государю через них. Тогда барон явился с визитом к послам 10 сентября, повторил визит на следующий день, 11 сентября, и открыл этим ряд посещений московских послов в Амстердаме и затем Гааге, начав переговоры, суть которых заключалась в просьбе помочь королю Августу, введя в Польшу 60-тысячный отряд русского войска, стоявший на литовской границе. Послы охотно соглашались оказать такую помощь, но требовали как ее непременного условия, чтобы царю о вводе войск в Польшу была подана письменная просьба, притом не только oт имени одного короля, но также от сенаторов и всей Речи Посполитой, ибо иначе Речь Посполитая может счесть вступление русских войск в пределы Польши за нарушение вечного мира, существующего между Москвой и Польшей[1000]1000
  Пам. дипл. сношений, VIII, 919, 932, 938–942.


[Закрыть].

В донесении самого польско-саксонского посла Бозе королю Августу II от 14/24 сентября, в общем согласном с известиями «Статейного списка», находим некоторые подробности относительно внешней обстановки, в которой происходили его свидания с послами 10 и 11 сентября. Прибыв для этой цели из Гааги в Амстердам 9 сентября, Бозе 10-го предварительно повидал бургомистра Витзена, человека, как он пишет, пользующегося большим влиянием в Амстердаме и очень любимого царем за то, что он был некогда в Москве и знает русский язык. Ему он изложил предмет своих предстоящих разговоров с послами, т. е. о предоставлении королю 60-тысячного вспомогательного русского корпуса, и просил повлиять на царя и посольство в этом направлении, что Витзен обещал сделать и действительно исполнил. После свидания с бургомистром Бозе в то же утро, 10 сентября, через дворянина дал знать русскому посольству о своем прибытии и просил назначить час для переговоров. Послы, прежде чем установить час, пожелали узнать, как он хочет быть принят: торжественно ли со всеми церемониями или инкогнито. Бозе предпочел последнее под предлогом, что приехал в Амстердам один на почтовых. Тогда послы ответили, что радуются его прибытию, желают с ним познакомиться и просят его, если может, явиться к десяти часам. «Я исполнил это в назначенное время, – пишет Бозе, – и был принят весьма учтиво при выходе из кареты дворянами, а на лестнице самими посланниками. Здесь мне подали руку и повели через различные покои в маленькую комнату, которую я счел за спальню первого посланника Лефорта, по причине стоявшей там очень дорогой постели (так как, между прочим, одеяло было опушено соболями), там посадили меня на первое место за стол, за которым не было никого, кроме трех посланников, занявших места напротив меня. Тут же оставалось два переводчика: один немец, изучивший русский язык (Вульф), и один москвитянин, изучивший немецкий язык (Шафиров), а также секретарь, который записывал свинцовым карандашом все происходившее».

Бозе выразил благодарность за предложение царя, сделанное самим царем в разговоре с Вильгельмом III, выставить на литовскую границу 60 000 человек для помощи Августу. Король Август надеется подчинять непокорных скорее снисхождением, чем силой, и без самой крайней необходимости не решится вовлечь царя в войну, тем не менее помощь была бы полезна ввиду агрессивных действий принца де Конти, который, возбудив внутренние волнения в Польше, может помешать ей направить все силы против природного врага христианства – Турции. Чтобы ускорить самый ход дела, Бозе просил послать царский приказ генералу, командующему 60-тысячным корпусом, стоявшим на литовской границе (князю М.Ю. Ромодановскому), о движении в Литву и о повиновении предписаниям польского короля. Послы, поговорив между собой на своем языке, отвечали через переводчика, что царь употребит все силы, чтобы доставить королю Августу спокойное обладание короной не только к общих интересах всего христианского мира, но и из уважения к личности короля. Царь уже ранее думал об этом, велел своим войскам придвинуться к литовской границе, писал Речи Посполитой и датскому королю, а с курфюрстом Бранденбургским имел устный разговор. Царь, уверяли они, будет содействовать делу единственно в целях сокрушения врага христианского имени – турок, а не по другой какой-либо причине. На замечание Бозе об опасности для России соседства француза Конти, причем он сказал, что печальный вид выжженных и опустошенных городов и сел на Рейне достаточно ясно свидетельствует, чего можно ожидать от французского соседства, послы ответили, что великий царь – такой могущественный государь, который никого не боится, кроме Бога. Он богат казной и деньгами, не нуждается в навербованных солдатах, вполне может положиться на мужество своих подданных, которых должен снабжать только порохом и пулями. Что же до приказа к генералу, командующему корпусом на границе Литвы, то послы сказали, что должны предварительно хорошенько обсудить это дело и подать о нем всеподданнейший доклад царскому величеству, обещая уведомить Бозе о решении к пяти часам вечера. «Я с благодарностью, – пишет Бозе, – принял это объяснение и был сопровожден первым посланником до начала лестницы, вторым – до середины, а третьим – до самого низу». В «Статейном списке» заключительные слова послов изложены, разумеется, без упоминания о всеподданнейшем докладе царю. «Да великие ж и полномочные послы, – читаем мы там, – спрашивали (Бозе): долго ль он в Амстердаме побудет? И посол говорил, что он хочет ехать в Гагу сего числа. И великие и полномочные послы ему говорили, чтобы он забавился в Астердаме нынешний день, а они, помысля между собою, на предложение его отповедь учинят ему совершенную. И посол говорил, что он будет их, царского величества великих и полномочных послов, ответу ждать покамест как воля их будет»[1001]1001
  Пам. дипл. сношений, VIII, 938.


[Закрыть].

Действительно, после разговора с Бозе послы выезжают на Ост-Индийский двор к Петру с докладом, как о том свидетельствует опять «Расходная книга»: 10 сентября – «ездили великие и полномочные послы к великому государю на Остинской двор в яхте со объявлением о бытии у них, великих послов, новобранного полского короля курфистра саксонского посла ево, и той яхты, в которой ездили, дано сарам в почесть 3 ефимка»[1002]1002
  Арх. мин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 182.


[Закрыть]. Обещанного ответа посольство, однако, в тот же день, 10 сентября, дать Бозе не могло. «В 5 часов, – пишет он в своем донесении, – посольство велело извиниться и просило отсрочки до 9 часов вечера. Около 10 часов они опять прислали ко мне дворянина и вторично извинялись, что и на этот раз не могут явиться по важным причинам, и откладывали до завтрашнего утра. В этот вечер между простым народом в Амстердаме разнесся слух, будто царь инкогнито сделает мне визит, а потому, чтобы видеть его, перед моим домом собралось множество народу, и, конечно, если бы московское посольство исполнило данное мне обещание, то из этого могло бы произойти много неудобств. По этой причине я предложил на другой день самому явиться в дом посольства, чтобы выслушать ответ на свое предложение, на что они и согласились»[1003]1003
  Сб. Р. И. О. Т. XX. № 1. С. 2–6.


[Закрыть].