Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XXXVII. Вторая осада Азова

Тем временем принимались также меры к обложению Азова и с суши. Первыми подступили под Азов 28 мая солдатские полки Белгородского разряда под командой генерал-майора Ригемана и пришедший с ними вместе из Черкасска отряд донских казаков под начальством походного атамана Лукьяна Савинова. Едва только они стали устраиваться лагерем, как на них из Азова была сделана вылазка, тотчас, впрочем, удачно отбитая казаками. 2 июня стали под Азовом три тамбовских полка, приведенные молодым Гордоном. 4 июня и старый Гордон получил приказ от устья реки, где он занят был сооружением форта, идти к городу. «Ко мне пришел его величество, – читаем мы в его дневнике за этот день, – и сказал мне, чтобы я шел в лагерь, оставив два стрелецких полка в форте. Вскоре после полудня я отплыл с Бутырским полком и вечером достиг лагеря… куда потом прибыл и его величество. Было обсуждение, как расположиться перед городом и как его осаждать»[536]536
  Gordons Tagebuch, III, 37.


[Закрыть].

На следующий день Гордон выезжал с боярином Шеиным осматривать место устройства контр– и циркумваляционной линий. 6 июня под Азовом расположился подошедший накануне из Валуек корпус московского дворянства под предводительством стольника и воеводы князя П.Г. Львова. 7 июня перенес к городу свою квартиру сам главнокомандующий боярин А.С. Шеин. «Июня 7-го в день недельный (в воскресенье), – читаем мы в описании его похода, – большого полку боярин и воевода Алексей Семенович, устроясь под Азовом обозом, воинским ополчением, в окопах от Сергиева города от каланчей со всеми воинскими припасы пришел в обоз (лагерь) большого полку своего». Общее расположение войск, осаждавших Азов с суши в 1696 г., получило такой вид: крайний левый фланг, примыкая к низинам берега Дона ниже Азова, заняли донские казаки Лукьяна Савинова; правее, рядом с ними, стали солдатские полки Ригемана; далее расположилась главная квартира Шеина и здесь же, вероятно, корпус московских чинов; еще далее вправо занял место со своим корпусом Головин, и, наконец, на крайнем правом фланге, примыкая к берегу реки Скопинки, расположился Гордон. Сооруженный в прошлом году форт князя Я.Ф. Долгорукого на противоположной стороне Дона против Азова был занят и возобновлен четырьмя солдатскими полками под командой полковника Левистона (14–16 июня). Гораздо позже других частей войск (18 июня) пришли к Азову пять украинских полков: гадяцкий, лубенский, прилуцкий и два охотных – конный и пеший, под общей командой наказного гетмана черниговского полковника Якова Лизогуба. Украинские казаки заняли место позади расположения Ригемана. Последний отряд из участвовавших во второй осаде Азова – яицкие и саратовские казаки в числе 500 человек – явился гораздо позже – 30 июня. Он оказался очень полезным в действиях против неприятельской конницы – «много нашим ратным людем помоги подали»[537]537
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 90–91; Древняя Российская Вивлиофика, XVI, 269 (Сказание об осаде Азова).


[Закрыть].

8 июня в главной квартире по случаю начала осады было отслужено молебствие. Началось устройство апрошей к Азову, причем для этой цели приспособлялись старые, прошлогодние, траншеи.

«Вечером, – записывает Гордон под 9 июня, – мы все отправились к старым траншеям и улучшали их». Работы над траншеями велись в этом году гораздо более энергично и с бoльшим успехом, чем в прошлом; по крайней мере, они в гораздо большей мере удовлетворяли Гордона, который неоднократно в дневнике отмечает свое удовольствие по поводу их успешного хода[538]538
  См., например, записи 10–15 июня.


[Закрыть]. Между траншеями проводились соединительные линии; сооружались редуты и батареи, на которых устанавливались пушки. Исполнялся, таким образом, приказ главнокомандующего, который «велел генералам Петру Ивановичу Гордону, Автоному Михайловичу Головину, генералу-майору Карлусу Ригимону полков их с ратными людьми чинить над турским городом Азовом ко взятию того Азова всякой промысл днем и ночью, и для того промыслу к Азову вести шанцы и в шанцах делать рос-каты, а на раскатах ставить большие пушки: галанки и мозжеры (мортиры) и полковые пищали»[539]539
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 91.


[Закрыть].

Между тем лагерь осаждающих стала тревожить, как и в прошлом году, татарская конница, расположившаяся вне города за речкой Кагальником, впадающей в Азовское море южнее Азова. Первый налет этой конницы под предводительством Нура-дина-султана произошел 10 июня; он получил должный отпор от русской конницы, причем едва не был взят в плен сам Нура-дин, вырученный только своим дядькой, уступившим ему лошадь[540]540
  Gordons Tagebuch, III, 38.


[Закрыть]. Дело это описано самим Петром, находившимся 10 июня в лагере, в тождественных письмах к Ромодановскому, Кревету и Виниусу от 11 июня. «А о здешнем возвещаю, – пишет Петр, – что, слава Богу, все идет добрым порятком, и обозом (лагерем) город обняв кругом и после в шанцы в одну ночь вступили так блиско, что из мелкого ружья стрелятца стали; а за рекою (т. е. в форте князя Я.Ф. Долгорукого) еще нет. Черкасы (украинские казаки) пришли в Черкаской и ждем их вскоре. Вчерашнего дня Народын-салтан с тысячею татарами поутру ударил на обоз наш, где наша конница такой ему отпор дали, что принужден был бегством спасение себе приобресть и до Коголника гнан со всеми татарами, и конечно был бы взят, толко дятко его, пересадя на свою лошадь, упустил; а сам, против гонителей ево став и бився, в руки нашим за спасение ево отдался, того для, дабы тем временем, как он бился и как ево брали, он ушел; однако от Дигилея калмыченина помянутой Народын меж крылец ранен. На котором бою несколко их убито да 4 взято, а наших – 8 ранено». В числе этих восемь раненых было 6 стольников: Ильин, Сазонов, Сухотин, Кафтырев, князь Ф. Львов, Давыдов и один стряпчий – Данилов. Очевидно, что сражаться с татарской конницей выходил отряд московского дворянства[541]541
  П. и Б. Т. I. № 93, 94, 95. В тот же день были написаны не дошедшие до нас письма к Л.К. Нарышкину, Г.И. Головкину, как видно из их ответов (там же. С. 576–577); Поход боярина А.С. Шеина. С. 91–93. Вести о той же победе были сообщены Петром также в не дошедших до нас письмах от 13 июня к Виниусу и Т.Н. Стрешневу (П. и Б. Т. VI. С. 577–579).


[Закрыть].

Может быть, это поражение заставило неприятельскую конницу на некоторое время приостановить свои налеты и дало возможность осаждающим спокойно и успешно продолжать начатые сооружения. Об успехе этих работ к 13 июня свидетельствует чье-то письмо из-под Азова от этого числа, помещенное Желябужским в его записках: «И по сие число (13 июня), – пишет в этом письме неизвестный автор, – кругом Азова, что от каланчей от Дона с горы и по другую сторону к Дону, шанцами дошли. А фуркаты (вероятно, галеры Трубецкого) и достальный третий караван (шаут-бейнахта де Лозьера) пришел и стоит у каланчей, и чаем, что на взморье пойдут (де Лозьер) тотчас для того, что вода прибылая с моря есть. А за Доном в городке, что в прошлом году сидел князь Яков Федорович Долгорукий, войска нашего нет[542]542
  Войско заняло этот форт, как мы знаем, 14–16 июня.


[Закрыть] для того, что через Дон моста еще не сделано. И в тот городок присылают из Азова на ночь, сказывают, что будто человек по сту. А мост через Дон делают на стругах, а ширина поперег моста 4 сажени трехаршинных»[543]543
  Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 31–32.


[Закрыть]. Но, несколько оправившись от полученного удара, татарская конница с 17 июня[544]544
  Походный журнал. С. 15.


[Закрыть] возобновила нападения, и с той поры до самой сдачи Азова редкий день проходил без того, чтобы она не показывалась на равнине между речкой Кагальником и русским лагерем, где и разыгрывались обыкновенно стычки ее с дворянской конницей, казаками, а иногда и с выходившей ей навстречу пехотой.

Пленные, захваченные 10 июня в первом сражении с татарской конницей, показали, что в Азове ожидается турецкий флот из 50 судов, везущий подкрепление под командой паши. Сообщая известия об этих показаниях в Москву в упомянутых выше письмах от 11 июня, Петр выражал уверенность, что прибытие этого флота не грозит опасностью: в море стоит уже русский флот из 22 галер, вскоре ожидается шаут-бейнахт с остальными военными судами. На устьях Дона построены два форта, один из которых сооружен Гордоном и которые запирают доступ с моря к городу по донским рукавам: «Взятые языки сказывают, что помочи себе болши тысечи еще не чают; а морем сказывают, бутто будет паша с 50-ю судами; толко то они слышали, а сами не видали. А наш караван на устье Дону в 22 галеях обретаетца и шоуитбейнахта з досталными галерами ожидаем вскоре; а на устье Дону учинили 2 крепости и к приходу оного паши есмы при помощи безопасны»[545]545
  П. и Б. Т. I. № 93, 94, 95.


[Закрыть]. Вести, доставленные пленными, оказались не без основания. Действительно, 14 июня из русского лагеря было замечено приближение флота. «Утром, – рассказывает Гордон, – я был в траншеях и сделал все необходимые распоряжения. Затем мы заметили несколько турецких галер, которые шли к рейду и вскоре в достаточном отдалении бросили якорь. Мы поехали на холм на реке Кагальник, чтобы рассмотреть их лучше, и увидели 16 больших кораблей и значительное число меньших, которое мы точнее определить не могли.

Этот флот был приведен турначи-пашой[546]546
  Т у р н а ч и – п а ш а – младший начальник янычаров.


[Закрыть] и имел на борту 4000 человек пехоты, которые должны были быть переправлены в город. Мы решили послать четыре пехотных полка в виде гарнизона в форт на той стороне Дона. Команда над этим отрядом была поручена полковнику Левистону. Было, далее, решено, что мы, если турки станут высаживать свой резерв, выступим и пойдем против них с 10 000 пехоты и со всей нашей конницей». Петр, находившийся в лагере, узнав о появлении флота, с большой поспешностью, как свидетельствует тот же Гордон, отправился к галерам и вечером приказал им вплыть в устье реки[547]547
  Gordons Tagebuch, III, 40–41.


[Закрыть]. Турецкий флот оказался, однако, не так силен, как возвещали пленные. О его составе, когда он точнее выяснился, Петр сообщал несколько позже в письмах к московским друзьям: «Сего месяца 14 дня прислан к Азову на помочь анатолский турночи-баша с флотом, в котором обретаются 3 каторги, 6 кораблей, 14 фуркатов да несколько мелких судов, который намерен был в Азов пройтить; но, увидя нас, холопей ваших, принужден намерение свое отставить; и стоит вышепомянутый баша в виду от нашего каравана и смотрит, что над городом делается. Народын просил у него людей на берег, чтобы ему пропустить в Азов людей сухим путем; но он ему отказал, отговаривался, что если де мне убавить людей, то де московский караван, пришед, караван мой разорит, и в ту пору что мне делать? ты не поможешь. С вышеписанным башею языки взятые (пленные) сказывают не равно: иные 4000, а иные больше и меньше»[548]548
  П. и Б. Т. I. № 96, 97, 98. Тождественные письма к Ромодановскому, Кревету и Виниусу от 23 июня с галеры «Принципиум».


[Закрыть].

28 июня турначи-паша попытался высадить десант на берег, направив войско к берегу в 24 лодках. Но стоило только галерам поднять якоря, как этому предприятию положен был конец, и турецкий флот должен был отступить[549]549
  Там же. № 100.


[Закрыть]. Последнюю попытку проложить себе путь к Азову турецкий флот сделал 13 июля, когда «во 2-м часу дня, – как пишет Гордон, – была сильная стрельба с неприятельского флота». Но эта попытка окончилась полной неудачей, и пришлось предоставить Азов собственной участи. Таким образом, присутствие русских военных судов в море совершенно парализовало действия турецкого флота[550]550
  Gordons Tagebuch, II, 52.


[Закрыть].

К 16 июня осадные работы значительно подвинулись вперед[551]551
  Подробности см.: Ласковский. Материалы для истории инженерного искусства в России, II, § 8.


[Закрыть]. Азов был окончательно обложен с суши и с моря. Были готовы батареи, и можно было начать бомбардировку города. Однако предварительно в этот день после полудня осажденным было предложено сдаться. Был сделан знак белым флагом и к городу послан парламентер с письмом на русском и турецком языках. Азовцы, однако, на предложение ответили выстрелами по флагу и по парламентеру. Тогда началась канонада: стали палить из пушек и бросать бомбы из мортир. При начале бомбардировки присутствовал, разумеется, и бывший в прошлом году «бомбардиром» Петр. «Его величество присутствовал, – сообщает нам Гордон, – и вечером отправился к своим галерам». 17 июня бомбардировка продолжалась, причиняя большое разрушение городу[552]552
  Gordons Tagebuch, III, 41–42.


[Закрыть]. «Ратные люди, – читаем в описании похода боярина Шеина, – подошли шанцами близь азовских городовых стен и роскаты поделали и пушки и мозжеры на роскатах поставили и город Азов со всех сторон осадили накрепко, въезду в него и выезду из него нет. А ниже Азова на Дону реке, где неприятельские морские суда к Азову приходили, сделаны вновь два земляные городы, а третий против Азова за Доном прежний; укреплены и одержаны те все города людьми и пушками многими. Также море и устьи донские все заперты московскими морскими судами, а на них многочисленными людьми и пушками ж и неприятельские водяной и сухой путь отняты. И за Божиею помощию учал промысл чиниться немедленной из шанец генеральских полков, также войска донского козаков и из городка, что за рекою Доном, со всех роскатов в город Азов из больших ломовых пушек стрельба и из мозжеров метание бомб день и ночь непрестанное и из пушек у азовцев по земляному валу роскаты их разбили и пушечную стрельбу у них отбили»[553]553
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 94–95.


[Закрыть], – т. е. заставили их пушки замолчать. 22 июня войско, солдаты нижних чинов, как говорит Гордон, обратилось к командирам с просьбой прибегнуть к тому же средству осады, которое также по желанию войска было пущено в ход в прошлом году, а именно: начать насыпать вокруг города высокий вал и этот вал подводить – «валом валить» – к неприятельскому рву и, таким образом, заровнять ров. Эта просьба была уважена, и с вечера 23 июня началось насыпание такого вала[554]554
  Gordons Tagebuch, III, 44–45.


[Закрыть]. «Июня с 23 числа в ночи, – говорит описание похода, – к городу Азову для промыслу ко взятию того Азова и засыпания рва, который около того всего города, и для крепкого приступа и охранения в том приступе… учали от шанцев валить вал земляной»[555]555
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 97.


[Закрыть]. 23 июня отправлялась из-под Азова почта, и Петр с галеры «Принципиум» отправил в этот день ряд писем в Москву: к Ромодановскому, Кревету, Виниусу, А.К. Нарышкину и Г.И. Головкину[556]556
  Последние два письма не дошли до нас; мы знаем об их содержании только по ответам.


[Закрыть]. Поместив в этих письмах почти дословно тождественное описание турецкого флота турначи-паши, Петр в каждом из них говорил еще о разных предметах, касавшихся каждого из корреспондентов в отдельности, и в этом обнаруживал одну из своих отличительных способностей: при усиленном напряжении внимания к одному главному делу, каким в рассматриваемом случае была осада Азова, помнить с большой точностью и заботиться о разных мелочах. Так, письмо к Ромодановскому он начинает выражением опасения, что Ромодановский гневается на него, доказательство чего видно в том, что вот уже две почты нет от него писем с известием о «его государском здоровье»; Кревета Петр уведомляет, что получил высланные ему песочные часы, причем те, которые посланы были через Валуйки, оказались испорченными, вероятно, от скорости езды; впредь посылать «кумпасы и иные часы» через Воронеж водой с нарочным человеком, чтобы бережнее довез; Виниусу пишет о получении его письма от 2 июня с заморскими вестями и с известием о холодной и дождливой погоде в Москве и с своей стороны сообщает, что под Азовом стоят «великие жары», но что, однако, «слава Богу, лишних болезней нет». В собственноручной приписке к этому письму царь дает Виниусу приказание: «Анд[р]ею Крефъту вели дать 2 пары сабалей да 36 хвастоф». Л.К. Нарышкину он предписывал о посылке грамот к курфюрсту Бранденбургскому, к венецианскому дожу и к Речи Посполитой, а в письме к Г.И. Головкину заказывал себе какой-то «полметовый» кафтан и штаны[557]557
  П. и Б. Т. I. № 96, 97, 98 и с. 581–582.


[Закрыть].

Следующий день, 24 июня, ознаменовался для осаждающих неудачей в обычном ежедневном столкновении с татарской конницей. Наша конница поддалась на неприятельскую хитрость.

Татары, выехав и завязав стычку, сделали вид, что обратились в бегство. Дворянская конница бросилась их преследовать в беспорядке, врассыпную, не соблюдая строя, «по прадедовским обычьем, не приняв себе оборонителя воинского строю», как укоризненно заметил, говоря об этом деле, Петр[558]558
  П. и Б. Т. I. № 101.


[Закрыть], и слишком увлеклась. Татары вдруг со страшным криком обернулись, опять напали на наших всадников и в свою очередь обратили их в беспорядочное бегство. При этом замешательстве было убито 9, ранено 21 и взято в плен 8 дворян московского чина, т. е. стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов[559]559
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 99—104.


[Закрыть]. 25 июня прибыли в лагерь присланные курфюрстом Бранденбургским инженеры Розен и Гольцман и «огнестрельные мастера» – минеры Шустер, Кобер, Гак и Кизеветтер. Вероятно, по поводу их прибытия Петр в этот день побывал в лагере и траншеях. «Его величество, – записывает Гордон, – был в лагере и в траншеях, откуда он опять отправился к флоту». Эти личные посещения Петром угрожаемых обстрелом неприятеля траншей вызывали у близких Петра опасение за его жизнь. Сестра Петра царевна Наталья Алексеевна обратилась к нему с письмом, чтобы он берегся и не подходил близко к ядрам и пулям. На это не дошедшее до нас письмо Петр во второй половине июня отвечал шутливым посланием: «Сестрица, здравствуй! А я, слава Богу, здоров. По письму твоему я к ядрам и пулькам близко не хожу, а они ко мне ходят. Прикажи им, чтоб не ходили; однако, хотя и ходят, только по ся поры вежливо. Турки на помочь пришли, да к нам не йдут; а чаю, что жедают нас к себе. Piter»[560]560
  П. и Б. Т. I. № 99.


[Закрыть]. 26–28 июня по распоряжению Гордона строился форт по дороге к Лютику с целью помешать лютикскому гарнизону делать вылазки; этот форт состоял из редута по 14 сажен с каждой стороны. Вечером 28 июня, накануне дня своего ангела, Петр вновь явился в лагерь и присутствовал на вечернем богослужении, 29 июня был у обедни, а затем принимал от всех поздравления. «Позже он поехал, – пишет Гордон, – с генералиссимусом и всеми знатнейшими лицами (кроме нас, генералов) к галеасу, где было пиршество, за которым при пушечных салютах славно пили». В ночь на Петров день до русского лагеря добрался пленный, выбежавший из Азова. Он показывал, что среди азовского гарнизона разделение: одна половина стоит за сдачу города, другая – против; в городе недостаток припасов и в особенности военных запасов, много раненых и больных, большие потери убитыми. «Все это побудило генералиссимуса, – пишет Гордон, – послать парламентера с обещанием хороших условий и с объявлением, что его величество принимает такую меру ради своих именин». Эти хорошие условия заключались в предложении сдать добровольно город с тем, что гарнизону и жителям будет предоставлено в таком случае право свободного выхода из Азова с имуществом. «Мы, христиане, – говорилось в письме на турецком языке, привязанном к пущенной в город стреле, – крови вашей не желаем. Город Азов нам сдайте с ружьем и со всеми припасы без крови, а вам всем и с пожитками даем свободу, куды похочете… А естьли о каких делах похочете с нами пересылаться, и вы пересылайтесь и договаривайтеся безопасно, а нашему слову перемены не будет». Это обещание выпустить азовцев на свободу и было впоследствии сдержано при капитуляции Азова. Однако на этот раз, 29 июня, турки ответили только выстрелами[561]561
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 107; Gordons Tagebuch, III, 46–48.


[Закрыть].

1 июля вечером Петр прибыл в лагерь навестить Гордона, который заболел накануне и весь день 1 июля оставался в постели. Болезнь оказалась непродолжительной: на следующий день генерал был уже на ногах и принимал участие в осадных работах, двигавшихся успешно. Вал, который стали насыпать по просьбе нижних чинов, сравнялся уже высотой с турецким валом, даже превосходил его, так что можно было с него стрелять по турецким сооружениям сверху вниз. Подготовлялись также мины под неприятельские укрепления[562]562
  Gordons Tagebuch, III, 48–49, 51.


[Закрыть]. «А о здешнем возвещаю, – писал Петр от 3 июля Ромодановскому, – что вал валят блиско и 3 мина зачали. Приезжие брандебурцы с нашими непрестанно труждаютца в брасании бомбов. Цесарцы еще не бывали. Татары мало не по вся дни с нашими бьютца; тол-ко, слава Богу, кроме одного бою, где прогнавшись наши, по прадедовским обычьем, не приняв себе оборонителя воинского строю, несколько потеряли, но, когда справились, паки их прогнали, всегда прогнаны от наших бывают. Турночи-баша еще стоит на море, и канун Петрова дни был от них подъезд в 24-х судах, и как блиско подъехали, и наши якори вынимать стали, чтоб на них ударить, и они, то видя, тотчас, парусы подняв, побежали. Iv daheleix Knech Piter Kamondor. З галеры Принцыпиум, июля 3 дня»[563]563
  П. и Б. Т. I. № 100. Тождественные письма к Кревету и Виниусу № 101, 102, а также не дошедшие до нас к Т.Н. Стрешневу, Л.К. Нарышкину, Г.И. Головкину, Бутенанту фон Розенбушу (там же. С. 584–586).


[Закрыть]. 4 июля царь прибыл с галеры в лагерь и ночевал там[564]564
  Gordons Tagebuch, III, 50.


[Закрыть], может быть, чтобы побывать за богослужением по случаю праздника Сергия, патрона Азовского края.

Этот день, 5 июля, омрачился несчастием с одним из наиболее выдающихся офицеров русской армии, полковником Левистоном. Левистон с середины июня занимал очень важный стратегический пункт – форт князя Я.Ф. Долгорукого на противоположной стороне реки. Утром 5 июля Гордон послал другого полковника, Юнгера, сменить Левистона, и последний приехал после полудня в лагерь. Вечером, пойдя в траншеи, он неосторожно выглянул через вал и был ранен мушкетным ядром, которое расшибло ему нижнюю челюсть и оторвало часть языка. Через 9 дней он скончался. Тело его было отвезено в Черкасск и похоронено там при православной церкви[565]565
  Ibid., 50, 53.


[Закрыть].