Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XXXIII. Переписка из Воронежа с друзьями, март – апрель 1696 г

Между тем срок сбора войск по назначенным местам приближался, и из Москвы начинается движение полков и военачальников на юг. 8 марта отправился из Москвы в Воронеж Гордон отдельно от своих полков. Гордон держал путь к Воронежу через Каширу, Венев, Епифань, Лебедянь и, употребив на путешествие две недели, 23 марта прибыл к месту назначения. Из его полков Бутырский и стрелецкий Кривцова пришли в Воронеж 29-го[473]473
  Gordons Tagebuch, III, 11–18.


[Закрыть]. 10 марта выступил из Москвы Лефортов полк[474]474
  П. и Б. Т. I. С. 549: «А полк мой пошол сего 10 числа; замедлились тем, что деньги не приняли», – писал Лефорт Петру от 10 марта.


[Закрыть]. Когда отправился А.М. Головин, остается неизвестным[475]475
  Начальные люди его полка поехали около 31 марта (Ромодановский – царю П. и Б. Т. I. С. 555).


[Закрыть]. 15 марта двинулся в путь сам «воевода Большого полку» – главнокомандующий А.С. Шеин, направившийся тою же почти дорогой, что и Гордон[476]476
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 61 и сл.


[Закрыть]; во время путешествия он заезжал в свои вотчины в Коломенском уезде, село Преображенское и село Горы, простояв в последнем два дня. Позже всех покинул Москву Лефорт, задержанный болезнью, о которой он сообщал Петру в письмах. Он отправился в путь только 31 марта, извещая Петра о своем выезде следующим письмом от 30 марта: «Мой господин капитан! Желаю тебе от Господа Бога доброе здоровье; а про меня, мой милостивой, изволишь ведать, и я еще в скорби своей жив, а против 31 числа марта в путь свой поеду, хотя с великою трудностию. В болезни моей доктора, как могли, свое добро чинили: однакож не могли ту рану растравить, по-прежнему мала и материя худо идет, а вкруг ее твердо, что камень, чаю себе дорогою, что мне от скорби своей способнее будет, и чаю инова провалу. А Яган Флам со мною едет; а Франц Тимерман гораздо труден был, а ныне с ним лучше, хотел ко мне сего дня быть. А я совсем сего числа обоз свой отпущу, а я сам поеду в Добро-вицу (имение князя Б.А. Голицына под Москвой, через которое лежал путь). Архангельские сары поедут завтра. 300 с лишком татар посылает Емельян Украинцов на сих днях на Воронеж. На пиловой мельнице плотину под исподом прорвало, работать невозможно. Всей кумпании нашей от меня поклонись. Дай Боже, чтоб мне быть у вашей милости. Ей-ей, скучное здешнее житье. Onse companie lassen den her Capitain grussen»[477]477
  Елагин. История русского флота, приложение I, № 23.


[Закрыть].

Приехав в Воронеж 23 марта в 10 часов утра и заняв квартиру, Гордон отправился к царю, которого застал за работой над галерами. В тот же день он получил приглашение обедать к Ф.Ф. Плещееву, где был и государь[478]478
  Gordons Tagebuch, III, 14–15.


[Закрыть]. 23 марта прибыл в Воронеж также Н.М. Зотов. Об их приезде Петр сам оповестил своих корреспондентов в письмах от этого числа, продолжая сообщать известия о ходе корабельных дел: «Min Her Koninh, – пишет царь Ромодановскому. – Письмо ваше государское, марта 18 дня писанное, мне в 22 день отдано, за которую вашу государскую милость многократно челом бью. А о здешнем возвещаю, что галеры и иные суда по указу вашему строятся; да нынче же зачали делать на прошлых неделях два галиаса. Да сегодня отец ваш государев, святейший Ианикит, сюды приехал, также и генерал Гордон. А что впредь станет делаться, писать буду. Piter». «Здесь, слава Богу, все здорово, – читаем в письме к Т.Н. Стрешневу, – и суды делаются без мешкоты; только после великого дождя был великий мороз так крепкий, что вновь реки стали, за которым морозом дней с пять не работали; а ныне три дни, как тепло стало. Сего ж дня великий господин святейший Иоаникит патриарх сюда приехал, такожде и генерал Гордон. Piter. P.S. Нога моя зажила совсем». В письме от того же числа к Кревету речь идет о нужных для Петра новых инструментах, о присылке досок в палец толщиной и печатного станка на место испорченного: «Говорил ты мне на Москве, что хотел писать (за границу) про новые инструменты и, естли не писал, не пиши; а я обрасцы готовлю и опись на них, и пришлю з будущею почтою. Доски по се поры суды не бывали по палцу толщиною, о которых я и на Москве говорил, зело нужны; а на каторги (доски) болше посылать не для чево, потому что, чаю, и здешними проймемся, да и адмиралитейц (А.П. Протасьев) мне о том писал же, что естли не нуж[н]а, чтоб больши не посылать. А вышеписанные доски пришли не мешкав, да тисок, чем печатоют; а тот, которой я взял, испортился. Piter». Письмо заканчивается собственноручной припиской: «Слава Богу, отъ ножьной болезни свободился». В тот же день Петр еще написал не дошедшие до нас письма к Л.К. Нарышкину и Бутенанту фон Розенбушу. Из ответов их видно, что он среди других дел также сообщал им о своем выздоровлении от мучившей его болезни ноги[479]479
  П. и Б. Т. I. № 74, 75, 76 и с. 556–557.


[Закрыть]. Оба поздравляют его с выздоровлением.

На следующий день по приезде Гордона, 24 марта, Петр водил его осматривать галеры[480]480
  Gordons Tagebuch, III, 15.


[Закрыть]. 25 марта, в праздник Благовещения, государь слушал литургию в Благовещенской соборной церкви; служил Митрофан, епископ Воронежский, пели на правом клиросе прибывшие из Москвы государевы певчие в количестве 13 человек, а на левом – архиерейские. В этот день был обед у епископа, «и было утешение велие», как записал неизвестный автор, составивший описание путешествия певчих дьяков из Москвы под Азов в 1696 г.[481]481
  «Тетрадь записная, как пошли певчие дьяки под Азов, а сколько были на Воронеже и в иных местех, все писано ниже сего» (Воронежские акты, собр. и изд. Н. Второвым и К. Александровым-Дольник. Кн. I. Воронеж,1851. С. 44). Что автор этого описания принадлежал к числу певчих дьяков, видно из того, что он ведет рассказ от имени дьяков: «пели мы», «обедали мы» и т. д. Ср.: Елагин. История русского флота, приложение, I, с. 48: «204 г. апреля в 22 д. великий государь указал дать своего в. г. жалованья священнику ключарю Василию, что с Москвы от Михаила Архангела, да дьякону Петру, что в верху у Петра и Павла, да 13 человеком в. г. певчим дьякам, Степану Беляеву с товарищи, вина по ведру человеку, итого 15 ведер».


[Закрыть], по всей видимости, один из этих дьяков. 28 марта, в субботу на пятой неделе поста, по записи тех же дьяков, акафист и литургию Петр слушал в Успенском монастыре на посаде. 29 марта пришли письма от Ромодановского и Виниуса от 23 марта, и Петр тотчас же на них отвечал: «Min Her Koninih. Писмо ваше государское, марта 23 дня писанное, мне в 29 день отдано, в катором изволите гнев свой объевлять, бутто я, холоп ваш, к вам, государю, не пишу. И я, государь, уже другое писмо ныне пишу: разве прежнее писмо как истеря-лось. А здесь, государь, милостию божиею и вашим государским щастием, все строица к морскому каравану с поспешением; а что впредь станет делатца, писать буду. Холоп ваш Kaptein Piter». Виниуса царь на его запрос о жалованье приезжим из-за границы инженерам и бомбардирам уведомлял, что дал о том распоряжение Л.К. Нарышкину, и прибавил заметку о погоде в Воронеже: «Здесь после оногдашнего великого морозу паки великое водополье стало». В тот же день Петр писал Кревету, что выслал ему образцы инструментов, о которых говорилось в прошлом письме, и вновь напоминал о присылке тонких досок, которые все еще не приходили: «Min Her Kreft. Послал я к вам обрасцы инструментам, также и опись и обрасцовой цыркел, которые, приняв, изволте отписать за моря против того. Тонкие доски еще сюды не бывали, а здесь зело нужны, надобеть. Piter»[482]482
  П. и Б. Т. I. № 77, 78, 79.


[Закрыть]. От того же числа было письмо Т.Н. Стрешневу, не сохранившееся. Из ответа Стрешнева узнаем, что в нем Петр выражал неудовольствие, что высланные из Москвы на Дон в Каланчи «дворовые люди пивовары» опоздали приездом. Стрешнев выражает сожаление, что пивовары причинили царю печаль; посланы они были не поздно, еще 21 января, приговаривал (нанимал) их басманник Андрей Тимофеев, который пиво варит на царский двор, и сказал, что они люди добрые. Он, Стрешнев, узнав об их промедлении, послал к ним нарочного и грозил им смертною казнью. Оказалось, что они были задержаны в Тамбове. К этим сообщениям Стрешнев, быть может, также отвечая на запрос Петра, прибавлял еще известие, что в Москве изготовлено и выслано сухарей на 4000 человек на 4 месяца: на день по 2 сухаря больших и по 4 малых[483]483
  Там же. С. 558–559.


[Закрыть].

31 марта приехал в Воронеж главнокомандующий боярин А.С. Шеин «во втором часу ночи»[484]484
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 65.


[Закрыть]. Рано утром 1 апреля Гордон выехал было ему навстречу, но узнал, что он уже ночью прибыл в свою квартиру. «Я поехал туда, – пишет Гордон, – засвидетельствовать ему свое почтение и говорил с ним о различных предметах». 2 апреля состоялось в Воронеже торжество: были спущены со стапеля 3 галеры. Первая из них, царская, на которой сам Петр состоял капитаном, наименована была «Принципиум» («Начало»); две другие получили названия «Св. Марк» и «Св. Матфей»[485]485
  Gordons Tagebuch, III, 20.


[Закрыть].

В самых же первых числах апреля, 2-го или 3-го, судя по тому, что они были получены в Москве 7-го и 8-го, были Петром отправлены письма Ромодановскому, Нарышкину и князю Б.А. Голицыну, не дошедние до нас. В письме к Ромодановскому говорилось о высылке на Воронеж какого-то дворового человека, принадлежавшего В.Ф. Нарышкину. «А что ты, господине, – отвечает Ромодановский, – писал ко мне в своем писме, чтоб прислать на Воронеж человека Василья Федоровича Нарышкина, Игнашку Трыкина, и я ево, взяв з двора, и послал на ямских подводах; a с ним послал осталных дву человека салдат Преображенского полку, которым быть на море (т. е. вошедших в состав рот морского экипажа), второйнадесять роты Гришка Пушкарев, пятойнадесять роты Якушка Богатырев». Далее в своем ответе Ромодановский коснулся распоряжения Петра выдавать пенсию сыну умершего в первом Азовском походе бомбардира Якима Воронина в размере оклада его отца и просил подтвердить это распоряжение: «Да сказывал мне Иван Инехов (генеральный писарь Преображенского полка), бутто ты приказал Якимову сыну Воронина оклад отца ево полной денежной и хлебной давать, и ты о том, как поволиш, пожалуй, ко мне отпиши». В заключение Ромодановский в шутливой форме выражает печаль и неудовольствие, что Петр и святейший Ианикита взяли у него в Воронеж умевшего его забавлять друга, князя Ю.Ф. Шаховского: «Извесно тебе, господине, буди, велми ты меня опечалил, последнего друга моего от меня взял, благочестивого князя, благородного корени, благоверные кости князь Юрья Федоровича Шаховского; а у нас было в печалех наших толко было и забавы. Немилость ко мне святейшего Ианикиты патриарха чаю, что он поволил ево к себе взяти для своего правилного исправления. Пожалуй, господине, буди к нему милостив, чтоб ему от кого какой обиды не было. У вас было таких людей и слишком взято, и нам было бес таких людей быть не возможно ж. Уж то так будь, а том воля ваша».

В письме Петра к Л.К. Нарышкину речь идет о переписке с украинским гетманом. Нарышкин уведомляет царя о том, что выслал ведомость из письма гетмана «к святейшему», т. е. к думному дьяку Н.М. Зотову, состоявшему при Петре во главе походной канцелярии в Воронеже, с тем, чтобы он доложил государю, занятому такими трудами, все дело, которого касались эти пространные письма, «выбором», т. е. в кратком извлечении – экстракте. Наконец, в ответе князя Б.А. Голицына на письмо Петра есть намек на слова Петра о каких-то чудесах, которых не было: «Мой государь премилостивый, герь каптейн. Писмо твое, моего государя, принел. А что изволил писать в писме, что чюд бутто никаких не было, а то не чюдо, што явилось в писме мнением от великого грома, якобы и земли трестись?!» Далее Голицын сообщает Петру известия, касавшиеся своего ведомства – области, управлявшейся приказом Казанского дворца: Аюка-хан (калмыцкий) кочует близ Саратова возле Волги, а в степь не пошел за великими снегами; на Саратове стали торговать; с Терка пишут о приеме черкасского мурзы – принимать ли его? не будет ли от него какого страху Гребенским казакам? Голицын просит распоряжений по этим делам государя. Подпись «Liutenant Borisco» свидетельствует о стремлении угодить вкусам государя[486]486
  П. и Б. Т. I. С. 559–561.


[Закрыть].

4 апреля виделся с Петром Гордон, перед тем переговоривший с А.С. Шеиным. Полки продолжали собираться. Воронеж становился все многолюднее, и в этот день пришел туда принадлежавший к составу Гордонова корпуса стрелецкий полк Михаила Протопопова. 5 апреля, в Вербное воскресенье, государь, как сообщает нам «Тетрадь певчих дьяков», слушал литургию, а накануне всенощную в Успенском монастыре на посаде, обедал у Строганова. Всю наступившую затем Страстную неделю Петр ходил к службам в тот же Успенский монастырь. 6 апреля Гордон утром был по делам у боярина Шеина, а затем сопровождал Петра в его поездке на другой берег реки. Из отметки Гордона о том, что он в тот же день был у генерала А.М. Головина, видно, что этот генерал находился уже к тому времени в Воронеже. С 7 апреля началась продолжавшаяся четыре дня буря. «В ночь на 7-е, – пишет Гордон, – началась сильнейшая буря. На рассвете стал падать чрезвычайно сильный снег. По этой причине я целый день пробыл дома и нельзя было ничего предпринять с галерами». О буре и холоде сообщает и Петр в письме от 7 апреля к Виниусу: «А здесь, слава Богу, все здорово; только сегодня по утру ост-винт великую стужу, снег и бурю принес». Однако из записки Петра к Т.Н. Стрешневу, помеченной «7-го числа с пристани Воронежской, соверша и спустя на воду галеру», видно, что и 7 апреля, несмотря на бурю, была все-таки спущена галера. В тот же день Петр писал к Ромодановскому, сообщая о приезде в Воронеж Шеина и А.М. Головина, «со всеми при них будущими», к Кревету с распоряжением: по делу о починке сломавшейся пиловальной мельницы в Преображенском, которой заведовал Кревет, и к Т.Н. Стрешневу[487]487
  Там же. № 80, 81, 82 и с. 562. От того же дня были письма к Бутенанту фон Розенбушу и к Г.И. Головкину, не дошедшие до нас (там же. С. 562–563).


[Закрыть]. 8 апреля, пишет Гордон, «продолжалась буря со снегом и холодом целый день. В 3 часа после обеда ко мне пришел его величество и оставался до полуночи. Он мне возвратил мой инструмент, который будет употребляться при метании бомб, и получил обратно свои ящики».

«9 апреля, – читаем в его же дневнике, – продолжалась сильнейшая буря с морозом… Я получил приказ принять 47 стругов с принадлежащими к ним лодками и 1 ертоульный струг (передовой, авангардный). 10-го ночью и утром было ветрено и холодно. Выпало масса снегу. После обеда буря несколько ослабела, и стало теплее. Его величество прислал мне два циркуля и транспортир с двумя другими маленькими инструментами». 12 апреля Петр слушал заутреню в соборной воронежской церкви. Заутреня сопровождалась небывалым, вероятно, в Воронеже эффектом: как только крестный ход вошел в церковь и стали петь ирмос «Воскресения день», раздалась великая пушечная пальба, продолжавшаяся «мног час»[488]488
  Тетрадь певчих дьяков. С. 45.


[Закрыть]. За литургией Петр был в Успенском монастыре и затем в течение всей недели ходил к обедням в этот монастырь. В течение этой недели, как свидетельствует та же «Тетрадь певчих дьяков», производился усиленный спуск галер: «Спущали многие каторги или фуркаты»[489]489
  Там же.


[Закрыть]. 13-го Гордон был у Петра и у бояр, очевидно, с поздравлениями. 14-го царь с компанией обедал у П.М. Апраксина[490]490
  Gordons Tagebuch, III, 20–21.


[Закрыть]. 15-го он обратился с пасхальным поздравлением к московским друзьям, избрав почему-то Виниуса посредником для передачи этого привета. «Min Her, – писал ему царь в этот день. – Писмо твое, апреля 8 дня писанное, мне в 13 день отдано, которое выразумев, благодарствую за оное. Посем: государем генералисимусам князь Федору Юрьевичю, Ивану Ивановичю (Бутурлину), потом: Лву Кириловичю, Тихону Никитичю, князь Борису Алексеевичю, Гаврилу Ивановичю (Головкину), Ивану Трифоновичю (Инехову), Андрею Крефту, которым, государем (Ромодановскому и Бутурлину) – яко государское, господам – яко господское, да исправитца поклонения. И поздравляем в нынешний день светло Христово триумфа над Люцыпером и дет-ми его. При сем желаем от вас, тамо пребывающих, прошения к Богу, да яко отец наш Господь Бог днесь победи отца их мохметанского диявола, да сподобит и нас над детми его победители быти. Посем прошу оных господ, да не прогневаютца, что на всякое писмо соотве[т]ствования нет, каторая не для лени, но великих ради недосужств и празника. З будущею же почтою отповеть и против сих писем будет. Piter». На это приветствие князь Б.А. Голицын отозвался шутливым посланием, начинающимся голландско-латинской фразой с весьма неблагополучной грамматикой, с благодарностью, но и с выговором за то, что Петр не писал лично ему, а передал поклон через третье лицо:

«Min Her Capitaneus Capitanus, ut salutes ex annos multos. Бью челом много за милость твою, что соизволил приветить милостию кариtанскою (так!). Но впредь пиши и сам, не ленись… ты чаеш, что толко дела, что у тебя, а у нас бутто и нет. Ты забавляесся в деле, а я в питье: то все одно дело… Liutenant Бориска.

Odmiral zdrawstwui». Благодарил и Виниус в ответном письме от 20 апреля: «Allergenaedigsten grooten Heer. Ваша, великого государя, ко мне, холопу вашему, милостивая грамота с Воронежа, апреля в 15 день, здесь в 20 день достигла, юже, облобызав, радостно приял есмь, и воздав Господу Богу благодарное о вашем государском здравии поклонение за толикую милость вам, великому государю, яко убогий и последнейший ваш государев холоп, челом бью и в том повеленное исправил». Виниус воспользовался случаем сообщить Петру последние заморские вести, держа Петра, таким образом, в курсе западных событий: турки собираются пойти на цесаря в числе 120 или даже 150 тысяч; у цесаря против них изготовлено 80 тысяч доброго войска. Союзники, англичане и голландцы, с великим свирепством готовятся на француза: надежда на мир вследствие открывшегося заговора якобитов[491]491
  Это – заговор Бервика, Барклея, Чарнока, Фенвика и др., раскрытый в феврале 1696 г. См.: Маколей. Полн. собр. соч. Т. XII. Гл. I. Заговорщики хотели напасть на короля, когда он в карете выезжал из Кенсингтонского дворца в Ричмонд-парк на охоту.


[Закрыть] против короля Вильгельма совершенно угасла. Виниус извещал далее государя об отъезде посланных курфюрстом Бранденбургским 2 инженеров и 4 бомбардиров 1 апреля из Кролевца на Вильну; их надо ждать 20-го или 25-го числа в Смоленске, если не будет им задержки в Литве. Письмо заканчивалось, однако, печальной вестью о захвате французами государева корабля «Святой Павел», шедшего из Архангельска под голландским флагом. Иди он под русским, нейтральным, флагом, французы, конфисковав только голландские товары, которые он вез, самого бы корабля не захватили. «Господин бурмистр Витцен писал, что ваш, великого государя, карабль Святого Павла взяли французы под галанскими знамены… и по их уставам никако де не отдадут; а естьли б был под вашими, государевы, знамены, товары галанские выбрав, ево б освободили»[492]492
  П. и Б. Т. I. № 83 и с. 561–565.


[Закрыть].

XXXIV. Движение войск и флота от Воронежа к Азову, апрель – май 1696 г

Выехав из Москвы в Воронеж 31 марта, Лефорт провел в путешествии всю первую половину апреля. 12-го он писал Петру из Ельца, поздравляя его со «светлым праздником» и сообщая о тягости путешествия при его болезни (в особенности ему было тяжко на перегоне между Тулой и Ельцом): «Мой господин капитан, здравствуй, сего светлого Христова Воскресенья в добром здоровьи дождавшися. А про меня, милость твоя, поволишь ведать, благодарю Бога, доехал до Ельца сего апреля 12 числа с великою трудностию. С Москвы до Тулы не была мне такая трудная дорога, что с Тулы до Ельца, самая худая и беспокойная, ни в санях, ни в коляске, не дала мне лечь, все сидючи ехал и то с кочки на кочку. Здесь, на Ельце, приму лекарство, вельми у меня спину ломит и великую муку себе имею от великого сиденья». В пути не обошлось без приключений: передрались направлявшиеся в Воронеж приехавшие из-за границы лекари, трое из которых сопровождали Лефорта. «Известно тебе, что на Ефремове новоприезжие лекари, которые три человека со мною едут, а достальные 9 человек особо, сошлися вместе, стали пить, всякой стал свое вино хвалить; после того учинился у них спор о лекарствах, и дошло у них до шпаг, и три человека из них ранены, однакож не тяжелые раны». В Ельце Лефорт настиг cap, корабельных рабочих из Архангельска, ехавших на Воронеж. И у них не все было благополучно. У них было столкновение с местными казаками: «Здесь, на Ельце, наехал я cap, и из них два человека пробиты головы; казаки, сказывали они, здешние били их». Утром 13-го Лефорт намеревался выехать в дальнейший путь: «Я поутру отсель поеду, сколько могу, ей, поспешаем»[493]493
  Елагин. История русского флота, приложение I, № 26.


[Закрыть]. 16-го, в четверг на Пасхе, он приехал в Воронеж. 17-го по этому случаю было устроено торжество: были спущены в воду адмиральская галера, та самая, которая прислана была из Голландии, назначенная для Лефорта, а также другие галеры. 19-го Лефорт давал пир. На этом пиру, говорит Гордон в дневнике, «с большою торжественностью пили за здоровье узурпатора Великобритании (короля Вильгельма III)». Гордон, как верный якобит, отказывался принимать в этом участие и выпил вместо того за благополучие короля Иакова[494]494
  Gordons Tagebuch, III, 22.


[Закрыть]. Чтобы объяснить этот торжественный тост, надо припомнить, что незадолго перед тем в Воронеже должно было быть получено известие о неудачном заговоре якобитов против Вильгельма III, к которому Петр испытывал большие симпатии и который был в его глазах героем, достойным подражания. Известие о заговоре было, между прочим, сообщено Петру в двух письмах из Москвы от Бутенанта фон Розенбуша, также иногда передававшего царю заграничные новости: первое из писем помечено 25 марта, второе – 31 марта; но оба были отправлены вместе 31 марта и могли быть прочтены Петром в Воронеже числа 6 апреля. Фон Розенбуш пишет на типичном для обрусевшего немца неправильном русском языке. «В последно куранте, – читаем мы в первом из писем, – и в грамотке из-за моря пишет, что на Korol Wilhelmus великой измена розорвал: старой Korol Jacobus послал свою bastart Soon Graf van Berwijk incognito на Engelant и приговорил изменики, чтоб Korol Wilhelmus убить на потехи, как он за зайце тешет, а он, Jacobus, хотел в тои время пристать с многими караблами и войске Schotlant, толко Господь Бог того дело не допустил, но из тех люде, которои наняли Korol Wilhelmus убить, пришол один человек и дело объявил. А король для ведомост послал свою карету завешено и люди от свою Lijfwacht (т. е. Leibwacht) на лошаде, толко он сам в карете не был; а как карет пришол до месте, так воров и и[з]меники 30 человек слишком из маленко лесу выскачили и пали (т. е. напали) на карете и по ней стреляли и россекли. А как они королу не нашли, они руки спустили, a Lyfwacht на них ступили и схватили 14 человек и за досталне погонили, в том число которои поименно есть ины великородны люди. Таков страстно есть Аглинской король быть (т. е. таково страшно быть английским королем), что я луче оставаю быть ваше милости рабской и покорнейше слуга Андрюшке Бутенант фон Розенбуш. На Москве 204 года марта 25 день». Во втором письме Розенбуш сообщал, что в Англии арестуют лиц, прикосновенных к заговору, и уже более 60 человек из них посадили в тюрьмы: «Из Аглинское земли пишеть, что беспрестанно изменики поимает, а болши 60 человек уж в турми посадили, в том числе многие великииродные люди. Езувити и Доминикани во Франция гораздо круцин есть (т. е. кручинятся), что их воровской вы-мысл над королу Wilhelmus не удалося»[495]495
  П. и Б. Т. I. С. 551, 557. Дальше в этом письме помещено известие о морских силах союзников, осаждающих французский флот, и о неизбежности морского сражения: «Admiral Russel и Admiral Allemonde лежат околе Dunkerken и Kalais; у них вместе есть 62 воинске карабли, над меншим по 50 kanon и на болшие блиско 100 kanonen. Сверх того у них многи Branders. И обсадили они Фрянсуишки воински карабле, карабли, котором нелзя миновать бою дать».


[Закрыть]. Это известие о заговоре против Вильгельма III могло произвести на Петра сильное впечатление и, вероятно, и послужило поводом к торжественному тосту за его здоровье на пиру у Лефорта 19 апреля. Заметим теперь же, что, может быть, еще под этим впечатлением Петру в начале следующего (1697) года придется иметь дело с заговором против него самого, составленным Соковниным с товарищами.

20 апреля Гордон взошел на борт своего струга. Под полки его корпуса, находившиеся с ним в Воронеже (Бутырский и стрелецкие Черного, Кривцова, Протопопова и Михаила Сухарева, в общем для 3474 человека), он требовал себе 132 струга, но получил на 9 стругов меньше этого числа. В тот же день, 20 апреля, изготовился к отплытию и главнокомандующий боярин А.С. Шеин, «пришел, – как гласит описание его похода, – к Воронежской пристани к берегу на будары (струги) и устроясь со всем к плавному ходу по воинской обыкности в назначенной военной путь»[496]496
  Поход боярина и Большого полку воеводы А.С. Шеина. С. 66.


[Закрыть]. 21-го боярин задал по случаю посадки на суда пир, очевидно на своем струге[497]497
  Gordons Tagebuch, III, 23.


[Закрыть]. 22-го Гордон получил приказ о выступлении и был с прощальными визитами у главнокомандующего и у государя, и на следующий день, 23-го, он после обеда пустился в плавание по Дону с Бутырским и двумя стрелецкими полками – Михаила Кривцова и Михаила Сухарева[498]498
  Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 29.


[Закрыть]. 25-го отплыл А.М. Головин с солдатами Преображенского и Семеновского полков и с тремя стрелецкими полками – Чубарова, Воронцова и Гундертмарка[499]499
  Там же.


[Закрыть]. 26 апреля, в воскресенье «мироносицкой недели», Петр был у обедни в Успенском монастыре; в этот день был спущен на воду первый из строившихся в Воронеже галеасов, 36-пушечный корабль «Апостол Петр», командиром которого был назначен голландский инженер Мейер. Другой, также 36-пушечный, галеас, «Апостол Павел», замедлился постройкой[500]500
  «Тетрадь певчих дьяков»: «а галиас спустили на воду апреля в 26 день в неделю жен мироносиц. Апреля в 26 день пели обедню в Успенском монастыре, и в то время указал нам государь ехать с боярином Алексеем Семеновичем Шеиным напредь. И боярин с Воронежа тогож числа пошел, а мы пошли апреля в 27-й день по утру» (С. 45–46); Елагин. История русского флота. С. 31, 33, 37.


[Закрыть]. Вероятно, после этого торжества двинулся в путь вниз по Воронежу главнокомандующий А.С. Шеин. Сам он поместился на струге «чердачном дощатом косящетом с тремя чердаки (каютами) и с чуланы», украшенном точеными балясами; на людей его, поварню и запасы дано было 9 стругов[501]501
  Елагин. История русского флота, приложение I. С. 27.


[Закрыть]. С ним плыл его штаб, но «полков с ним никаких не было»[502]502
  Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 29.


[Закрыть]. 30 апреля Шеин подошел к Дивногорскому монастырю, расположенному на Дону ниже города Коротояка, и здесь соединился с дожидавшимся его А.М. Головиным. Отсюда они продолжали путь вместе, оставив два стрелецких полка для конвоирования на 78 стругах хлебных запасов из Коротояка. 27 апреля, на другой день после отплытия боярина из Воронежа, отправились в путь на особом струге священники и «певчие дьяки», описавшие свое путешествие, певшие у боярина на струге во время плавания вечерни и утрени. 28 апреля отплыл к Азову только что спущенный галеас «Апостол Петр», не законченный отделкой[503]503
  П. и Б. Т. I. № 85, от 2 мая: «да галеас три дня, как пошол».


[Закрыть]. Он достраивался уже под Азовом и был готов только после его сдачи.

Вероятно, к этим только что описанным дням, в конце апреля, относится не имеющее даты письмо Петра в Архангельск к Ф.М. Апраксину. Начало его, не имея перед собой утраченных писем Апраксина, на которые оно служило ответом, понять довольно трудно. «Min Her Gubernor Archangel, – пишет Петр. – Благодарствую на писаниях, еже по возвращении нашем с службы принял от вас, против которых еще едино сие точию ответствованное, а не против всякого. О чем рассудити прошу, что ни коей ради иной вины, точию самых ради бедоносных случаев и непрестанных сует, о чем единому началу всех вестно». Неясно, что разумеет здесь Петр под службой, о которой говорит. Службой он называл первый Азовский поход: «С Москвы на службу под Азов… пойдем» и т. д., как он писал к тому же Апраксину весной предыдущего (1695) года[504]504
  Там же. № 36.


[Закрыть]. Может быть, под «возвращением со службы» и надо подразумевать возвращение из первого Азовского похода, когда Петром были получены какие-то неизвестные нам «писания» Апраксина, на которые он не сразу собрался отвечать. Но может быть, под возвращением со службы разумеется возвращение домой после работы над постройкой судов. Не менее трудно далее догадаться, в чем Петр оправдывается перед Апраксиным, объясняя происшедшее не виною, а «бедоносными случаями и непрестанными суетами». Как будто речь идет здесь о неудаче первого похода. На такое толкование могут наводить следующие слова письма, где говорится о претерпении наказания от Бога, относящегося к людям, как к сынам своим, и о новом восприятии оружия против врагов «св. креста». «Обаче, аще и несносно, но воспоминая святого Павла, глаголюща: аще наказания терпите, якоже сыновом обретается вам Бог, того ради, воздав хвалу Творцу всех, паки против неприятелей креста святого оружие свое восприяли, в чем всемогущий Господь Бог помози нам». Вторая половина письма содержит известия о положении дел в Воронеже в конце апреля: «Господин Мейер прошлой недели сюда приехал и явился зело разумными словами и обещал зделать галеасы, в чем, дай бог, чтоб по словам его исправилось. Каторги, моя и прочих, иные уже в отделке, и на сих днях отпускать станут (т. е. отправлять к Азову), а на той недели и мы поедем»[505]505
  Петр выехал из Воронежа 3 мая.


[Закрыть]. В заключение Петр дает Апраксину несколько распоряжений: прислать из Архангельска бывшее раньше на царском корабле «Святое пророчество», которым командовал Флам, мелкое оружие и находившуюся на этом корабле постель Петра, а также выслать несколько человек cap (корабельных матросов), которых обещали дать Лефорту с торговых кораблей: «К потребе же сих благоволи прислать мелкое ружье все, которое было на корабле Фламове, такожде и постелю. И еще адмиралу нашему обещали торговые дать с караблей несколько cap, о чем, как они отпишут, благоволи немедленно прислать. За сим пожелаем вам от Господа Бога всякого блага. Kapitein Piter»[506]506
  П. и Б. Т. I. № 84.


[Закрыть].

С началом мая вслед за ушедшим неоконченным галеасом стали двигаться и главные силы военного флота, который кроме двух галеасов состоял из 27 судов (23 галер и 4 брандеров). Ротам морского каравана, составлявшим экипаж галер, выдавался провиант на предстоящее плавание[507]507
  Елагин. История русского флота. С. 31; Приложение I, № 30.


[Закрыть]. Солдатам морского экипажа полагалось на день человеку по две чарки вина, по чарке сбитню, по чарке уксусу, в мясные дни – по полфунта ветчины, в постные дни соответствующее количество рыбы осетрины, затем еще выдавались мука, крупа, сухари и соль. Галерный флот отправлялся из Воронежа отдельными отрядами или эскадрами в течение мая через недельные промежутки. Первая эскадра из восьми галер под начальством самого Петра вышла 3 мая, вторая, из семи галер, под командой вице-адмирала Лимы – 10 мая, третья, также из семи галер, под начальством капитана одной из рот морского каравана князя И.Ю. Трубецкого – 17 мая, и, наконец, 24 мая вышел последний отряд из одной галеры и четырех брандеров под командой шаут-бейнахта де Лозьера[508]508
  Там же. Приложение I. С. 57–58, примечание.


[Закрыть].