Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XX. Въезд посольства в Гаагу. Аудиенция у Штатов

Еще 12 сентября[1036]1036
  Веневитинов (Русские в Голландии, гл. VI) путает числа событий, полагая разницу между старым и новым стилем в 11 дней, тогда как для XVIII в. эта разница была в 10 дней.


[Закрыть] церемониймейстер Штатов, состоявший при послах, или, как его называет «Статейный список», «гофмейстер», фон Динтер по поручению нидерландского правительства осведомился у Лефорта о предполагаемом дне въезда посольства в Гаагу для представления Генеральным штатам. Лефорт ответил, что посольство намеревается выехать в Гаагу 15/25 сентября, плыть водой до деревни Форбург, лежавшей в двух милях от Гааги, там переночевать и на следующий день после обеда торжественно въехать в Гаагу, причем депутаты от Генеральных штатов должны встретить послов у моста Горна (Горнбрюгена). Сообщая правительству об этом разговоре с Лефортом, Динтер, вероятно к немалому ужасу правительства, прибавлял, что нельзя еще с точностью определить числа посольской свиты, но что она будет состоять приблизительно человек из 150–160[1037]1037
  Meerman. Discours, 36–38; Веневитинов. Русские в Голландии. С. 77–78.


[Закрыть]. 14 сентября в Гаагу был послан Богдан Пристав осмотреть помещения, отведенные послам во дворце принца Маврикия и в двух смежных нанятых для этой цели гостиницах: «Старом» и «Новом Дулене». 15 сентября Динтер представил послам проект «церемониальных статей», определяющих порядок взаимных встреч и проводов послов и депутатов от Генеральных штатов, которые будут назначены состоять при послах[1038]1038
  Пам. дипл. сношений, VIII, 945–947.


[Закрыть].

Вероятно, вследствие задержки из-за рассмотрения этих церемониальных статей отъезд посольства в Гаагу произошел днем позже, чем был назначено Лефортом в приведенном разговоре с Динтером, не 15-го, а 16/26 сентября. Перед отъездом, полагая, очевидно, что посольство уже совсем расстается с Амстердамом, явились к послам прощаться президент и бургомистры амстердамского магистрата, благодарили за оказанную городу пребыванием в нем посольства честь, просили извинения за возможные упущения: если послам «учинена от бурмистров какая невыгода, в том они служебно прощения желают, и то бы им оставлено было». Бургомистры сказали далее, что почитают за радость, что в бытность послов в их городе получены известия о победе под Азовом и о победе цесарцев при Центе, изъявили удовольствие по поводу заключения союзниками мира с Францией и выразили надежду, что не замедлит заключить с Францией мир также и цесарь. Надо думать, со вздохом большого облегчения бургомистры, прощаясь с послами, предложили проводить их при выезде в Гаагу. В заключение они обратились к послам с просьбой, чтобы великий государь, его царское величество, благоволил оказывать жителям их города милость и призрение в их торговых делах и в особенности во время проживания амстердамцев в Москве и в Архангельске. Послы благодарили бургомистров, обещали доложить об их просьбах государю и обнадеживали еще большей, чем прежде, государевой милостью[1039]1039
  Пам. дипл. сношений, VIII, 947–948; Арх. Мин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 50 об.: «Сентября в 15 д. на отъезде из Амстрадама в Гаагу дано амстрадамскому коменданту две пары соболей по 8 руб. пара; семи человеком капитаном, которые в Астрадаме у посолского двора стояли, переменяясь на корауле, по паре соболей по 7 рублев с полтиною пара человеку; да господарю (т. е. хозяину двора) две пары соболей по 7 рублев с полтиною пара, два косяка камок». Там же, л. 184 об. – 185: 16 сентября: «По приказу великих и полномочных послов роздано в Амстрадаме на посолском дворе (Heeren-Logement) при отъезде в Гаагу розных чинов людям, которые в бытие их, великих послов, в том дому служили и работали, в почесть, а имянно: осми человеком порутчиком, осми человеком прапоршиком, которые стояли у посолского двора на карауле, всем вместе 100 ефимков; 22 человеком сержантом да салдатом, которые тут же на карауле стояли, 30 ефимков; 14 человеком приставом городовым, которые для прислуги были у великих послов, по 3 ефимка человеку, итого 42 ефимка; сторожу, что у слюз (т. е. у шлюза), 6 ефимков; служителем того дому, которые служили у стола и поваром четырем человеком, работником трем человеком, семи работным девкам – 60 ефимков. Симону-жиду, которой для прислуги ж и посылки у великих послов был, 10 ефимков. Всего 298 ефимков. Сентября в 17 д. дано за провоз фурманом и за переноску работником государевы соболиные и ефимочные казны и посолской рухляди в Амстрадаме при отъезде в Гагу и в Гаге из яхт до посолского двора, такж и той яхты, в которой ехали в Гаагу, священник и приказные люди, шипером и работным людям всего 11 ефимков 10 алтын».


[Закрыть].

Посольство двинулось из Амстердама в трех яхтах: в первой яхте, государственной, принадлежащей Штатам, плыли послы и трубачи; все время игравшие на трубах, во второй, принадлежащей городу Амстердаму, поместились дворяне и «валентеры», и среди волонтеров, конечно, и Петр, иначе волонтеры не приняли бы участия в поездке в Гаагу; третью яхту, принадлежащую городу Лейдену, заняла свита[1040]1040
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 185 об.: «Сентября в 18 д. в Гаге дано шипером в почесть трех яхт: статцкой амстрадамской, лейденской, в которой ехали великие и полномочные послы в Гаагу: первой яхты 12 ефимков, второй и третьей по 10 ефимков, итого всем 32 ефимка».


[Закрыть]. Бургомистры проводили послов до яхт. При выезде из Амстердама был произведен троекратный салют из 17 пушек. На пути, не доезжая Лейдена, послов нагнала почта, с которой они получили мемориал посольского посла Бозе о присылке его королю 60-тысячного вспомогательного войска[1041]1041
  Арх. Мин. ин. дел. Дела польские 1697 г., № 9, 12–14.


[Закрыть]. Когда посольские яхты плыли мимо города Лейдена, также раздавалась пушечная пальба. Яхты остановились в селе Форбург, где послы были встречены Богданом Приставом, доложившим им, что помещение для них в Гааге готово и что Штаты примут их с честью. В Форбурге посольство ночевало в отведенном для него доме, где был сервирован ужин, за которым «подчивали» послов состоявшие при посольстве гофмейстер Динтер, торговый человек Захарий Дикс и капитан ван-дер Гульст[1042]1042
  Пам. дипл. сношений, VIII, 948; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 185: «Сентября в 17 д… в местечке Форборке, где великие и полномочные послы, едучи в Гаагу, на дороге ночевали и обедали, служителем того дому, которые были у стола и в поварне, дано в почесть 10 ефимков».


[Закрыть]. Сюда, по словам Меермана, вытребован был послами уполномоченный от Штатов для разрешения одного церемониального затруднения, именно: послы, не соглашаясь на существовавший в Голландии обычай, не хотели при предстоящем въезде в Гаагу сесть в первую карету и требовали, чтобы все кареты поезда следовали впереди посольской. После переговоров затруднение было улажено[1043]1043
  Meerman. Discours, 38.


[Закрыть].

Въезд в Гаагу состоялся на следующий день, 17/27 сентября. Отправившись из Форбурга после обеда, послы плыли с полмили до Горнбрюгена (моста Горна). Здесь, как было условлено, встретили их два депутата Генеральных штатов с 40 каретами, в том числе 6 о шести и 17 о четырех лошадях. После взаимных приветствий поезд, повторяя церемониал въезда в Амстердам, тронулся в Гаагу; развернуть весь блеск церемонии въезда побуждало послов присутствие тогда в Гааге многих иностранных посольств, съехавшихся на конгресс. «Великие и полномочные послы ехали в Гаагу в одной корете. Наперед перед великими послы ехали верхи люди их, калмыки, в саадаках, потом шли простые кореты, за теми подьячие и переводчики, за ними дворяня в коретах; потом вышепомянутые встречники Статы в корете; за ними ехали верхами перед посолскою коретою московские да галанские трубачи и трубили галанские трубачи на трубах; перед посолскою коретою шли пеши лекаи посолские в немецком платье. Потом великие и полномочные послы ехали в нарядной корете, по обе стороны кореты шли гайдуки их в венгерском платье с обухи, на шапках их перя струсовые (страусовые); кругом кореты шли голанские солдаты в белых немецких кафтанах с списы; напереди и позади кореты стояли посолские пажи в немецком же платье. Потом везены посолские три кореты по шести возников в корете; возницы были немцы… А поставлены были великие и полномочные послы в Гаге на дву дворех: первой на стацком дворе (дворец принца Маврикия), а второй и третей на дворе кола рыцерского аглинского (гостиница «Дулен» – Стрелковое общество), двор подле двора»[1044]1044
  Пам. дипл. сношений, VIII, 948–950.


[Закрыть]. Участвовавшие во въезде двое депутатов от Штатов, «встречники», встретили послов «на нижнем рундуке» отведенного помещения, проводили их в палаты, поздравили с прибытием и говорили, что поедут объявить о приезде послов «товарищам своим господам Статом»[1045]1045
  «Статейный список» называет «статами» как собрание депутатов от провинций – Генеральные штаты, так и отдельных депутатов.


[Закрыть]. Послы благодарствовали и проводили депутатов из палат на «нижний рундук». Очевидно, при этих проводах послами нарушен был этикет, как его изображали церемониальные статьи, привезенные послам Дитмаром 15 сентября, по которым послы должны были проводить депутатов до кареты. По крайней мере, вскоре же по приезде к послам явился член Генеральных штатов бургомистр Витзен, посредник во всех затруднительных вопросах с русскими, очень подружившийся с царем, принимавший на себя, как мы видели выше, крупные поставки оружия и наем мастеров для России, с поручением переговорить с послами «приватне». Приватный характер разговора с лицом, столь близким к русским, предохранял стороны от неприятных трений или конфликта. Витзен передал послам просьбу Штатов соблюдать этикет, встречать их депутатов при их ежедневных приездах к послам у кареты и провожать их до кареты же. В Гааге находятся теперь послы всех окрестных государств, и Штатам нарушение этикета перед ними будет особенно оскорбительно. Витзен прибег даже к угрозе, что депутаты Штатов не будут приезжать к послам, если последние не согласятся на их просьбу. Послы возражали, говоря, что им «таких встреч чинить непристойно», что ранее в послах из России бывали особы меньшего значения, но и те депутатов до карет не провожали. Витзен заявил, что послы всех христианских государей оказывают Штатам такую честь, и показал им какую-то выписку из канцелярии, которая должны была убедить послов в том, что и русские послы прежде, и цесарские, и французские соблюдали требуемый Штатами этикет. Спор закончился обещанием послов, очень, впрочем, уклончивым, что они будут депутатов «встречать, где пристойно и как поспеют, а провожать будут с подобающею честью»[1046]1046
  Пам. дипл. сношений, VIII, 950–951.


[Закрыть]. Вечером в день въезда, 17/27 сентября, к послам явились 7 депутатов: «семь человек Стат розных провинций»; послы встретили их «в сенях», и дело опять не обошлось без этикетных пререканий. «Как прибыли в город на посольской двор, – отмечает в «Записной книжке великой особы» сановный автор ее, принимавший участие во въезде посольства в Гаагу, – приехало цугами два человека (Стат) с поздравлением, а к обеду семь; из них был один президент, который потчивал нас столом. Мы встречали их на крыльце, и президент долго не выходил из кареты для того, что послы нашли не сошли на нижнее крыльцо»[1047]1047
  Веневитинов. Русские в Голландии. Приложение. С. 200.


[Закрыть]. Когда препирательства были улажены, президент Штатов, вошедши в палату, поздравил послов с прибытием. Депутаты выразили благодарность «за милость великого государя, что изволил прислать таких великих послов и честных особ», заявили, что они рады послам «вседушно и желают великому государю многолетнего здоровья» и счастливой победы над неприятелем, «а им, великим послам, они рады служить во всяком их поведении со всякою охотою». Послы отвечали благодарностью.

После обмена приветствиями депутаты хотели удалиться и явиться затем к ужину; но послы упросили их остаться, на что депутаты согласились. «И по тех разговорех Статы говорили, что они поедут в сборную палату, а к ужину будут. И великие и полномочные послы им говорили, чтоб они, господа Статы, себя и их, послов, не трудя, у них побыли, пока то время приспеет; и Статы позволили и сели с великими послы за столом и говорили о настоящих делах». Затем состоялся ужин. «И когда есть приспело, и тогда великих и полномочных послов Статы звали за стол и ели в особой полате; сидели великие послы за столом в первых местех, по правую сторону сидели два человека Стат, по левую сторону пять человек». Петр, принимавший участие во въезде по обыкновению в какой-либо второстепенной роли среди посольских дворян, был и на ужине с депутатами: «подле Стат кругом всего стола сидели знатные началные люди Преображенского полку (одно из условных обозначений царя в «Статейном списке») и дворяне; а иные дворяне ж, валентеры, и дворяне посолские и приказные люди ели за другим столом. И пили за столом кубки ренского, в начале про здоровье великого государя, его царского величества, потом Голанских Стат и про здоровье Аглинского короля и иных союзных, и про посолское здоровье. А в то время трубили на трубах голанские трубачи»[1048]1048
  Пам. дипл. сношений, VIII, 951–952.


[Закрыть].

Поутру 18 сентября перед посольскими помещениями исполнена была своеобразная серенада. Явились 26 барабанщиков и «на поздравление били в барабаны»[1049]1049
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 185 об. Им дано в почесть 10 ефимков. Тогда же, может быть, была исполнена и другая серенада, о которой записано в «Расходной книге» под 20 сентября (Там же, л. 186): «Дано короля аглинского трубачам трем человеком, которые приходили к великим послом и поздравляя трубили на серебряных трубах, в почесть по 2 ефимка человеку, итого 6 ефимков».


[Закрыть]. В этот день Петр Лефорт и Богдан Пристав объехали находившиеся в Гааге посольства: цесарское, испанское, английское, датское, шведское и бранденбургское, извещая о прибытии московских послов и завозя визитную карточку Лефорта, на которой было изображено его имя со всеми пышными титулами: Son Excellence Monseigneur Lefort, general des Gardes et de l’Infanterie de Leurs Majestйs czariennes, admiral de ses flottes, presйdent de tous ses conseils Vice-Roy du grand duchй de Novogrod, ambassadeur extraordinaire et plenipotentiaire aux principales cors de l’Europe»[1050]1050
  Posselt. Lefort, II, 421; Пам. дипл. сношений, VIII, 952.


[Закрыть].

На это иностранные послы ответили присылкой в тот же день своих чиновников с поздравлением по поводу прибытия. Оказывается, что русское посольство соблюдало в этом случае тогда уже в Европе и действующий доныне обычай, по которому вновь прибывающие в столицу государства иностранные послы не делают первого визита своим товарищам, а только извещают их о своем приезде и ожидают первого посещения с их стороны[1051]1051
  Пам. дипл. сношений, VIII, 953; Веневитинов. Русские в Голландии. С. 84.


[Закрыть]. При этом обойдено было намеренно французское посольство, и это было сделано по личному настоянию Петра, руководившего послами. На это личное распоряжение царя, запретившего посещать французское посольство, так как «Московскому государству нечего делать вместе с Францией», ссылается Петр Лефорт в своих письмах в Женеву к отцу, который очень интересовался этим исключением французского посольства и расспрашивал сына о его причинах. «Я могу привести вам, дорогой батюшка, – пишет Петр Лефорт, – только одно объяснение относительно визита, который следовало бы сделать послам Франции: этого не пожелал его величество. Не умею вам сказать причину: из-за князя ли это Долгорукого (князя Якова Долгорукого, нелюбезно принятого при французском дворе в 1686 г.) или по каким-либо иным обстоятельствам, которые пока еще мне неизвестны»[1052]1052
  Posselt. Lefort, II, 421–422.


[Закрыть]. Возможно, что Петр не желал вступать в сношения с французскими представителями, пока не был еще заключен мир с французами у союзника России цесаря. Несомненно, что одной из причин такого явно выраженного нерасположения к Франции была ее политика в Константинополе, поддерживавшая турок против Священного союза, и политика в Варшаве, поддерживавшая принца де Конти против Августа Саксонского. Французские послы и в Голландии всячески старались повредить успеху русского посольства[1053]1053
  Письмо Петра Лефорта к отцу в Женеву: «Послы христианнейшего короля желали и старались сделать все возможное к нашему вреду» (Posselt. Lefort, II, 442).


[Закрыть]. Бойкот французских представителей был объявлен очень строгий, и всему составу русского посольства было запрещено входить в какие-либо сношения с составом французского посольства. Обойдены были также представители дворов мелких курфюрстов, потому что, по словам того же Петра Лефорта, в сравнении с курфюрстом Саксонским и Бранденбургским они не имеют никакого значения[1054]1054
  Posselt. Lefort, II, 421.


[Закрыть]. Не упомянут при этом объезде посольств Петром Лефортом и Богданом Приставом посол курфюрста Саксонского и польского короля, знакомый уже нам Христофор Дитрих Бозе; но он уже виделся с русскими послами в Амстердаме, и, кроме того, он не получил еще официального подтверждения своего назначения. Сам он, продолжая начатые в Амстердаме переговоры, посещал русских послов неоднократно в Гааге.

Неизвестно, когда и как именно Петр вернулся из Гааги в Амстердам. К 18/28 сентября Ноомен относит прогулку его на остров Тессель[1055]1055
  Тессель, или Тексель – остров на Северном море у входа в Зюйдерзее.


[Закрыть], которую Схельтема приурочивает неопределенно к «последним числам сентября» (н. ст.). Так как об этой поездке упоминает и вполне достоверный документ – письмо к Петру второго посла Ф.А. Головина от 12 октября[1056]1056
  П. и Б. Т. I. С. 660 – также без указания даты этой поездки.


[Закрыть], то нет оснований заподозревать известия Ноомена и Схельтемы, причем последнее снабжено несколькими, вполне, впрочем, приемлемыми подробностями. Царь отправился на яхте в сопровождении Витзена и еще нескольких лиц. Во время этого путешествия, как и в других случаях, он охотно говорил об осаде Азова и о сопряженных с ней операциях, и при этом Схельтема сообщает, что до сих пор, т. е. до его времени, у одного амстердамского ученого Якова Конинга сохраняется лист бумаги, на котором царь собственноручно начертал карандашом положение города на берегах Дона и диспозицию турецких военных и продовольственных судов в устье этой реки, а также места, где он атаковал суда и овладел ими»[1057]1057
  См. т. I (издания 1940 г., рис. 54 на с. 313. – Ред.).


[Закрыть]. На Тесселе Петр предался своему любимому развлечению – осмотру судов. Случилось, что именно в это время задул сильнейший норд-ост, благодаря которому, а также большому приливу воды в море царь имел удовольствие видеть возвращение домой одного отделения гренландского китоловного флота с богатейшим уловом – в этом году 112 китоловными судами было поймано 1197 китов, давших 39 484 бочки жиру. Как только море стало немного спокойнее, царь тотчас же отправился к пришедшим кораблям и, несмотря на обычную для всех китоловных судов грязь, осматривал эти суда снизу доверху в мельчайших подробностях, не уставая и в то же время расспрашивая обо всем, относящемся до китоловного промысла[1058]1058
  Ноомен. Записки. С. 47; Scheltema, Peter de Groote, I, 164–165; Rusland en de Nederlanden, II, 224–225; Anecdotes Historiques, 129–130; Русская старина. 1916. Февраль. С. 213.


[Закрыть].

Вернувшись в Амстердам, Петр пробыл там, работая на верфи, до новой поездки в Гаагу на торжественную аудиенцию посольства у Генеральных штатов. Речь об этой аудиенции была затронута самими Штатами на другой же день по въезде послов. 18 сентября послов посетили трое представителей Штатов, в том числе и бургомистр Витзен, потчевали послов обедом, а после стола спрашивали, когда послы изволят быть у Генеральных штатов на приеме. Условились назначить днем приема 23 сентября[1059]1059
  Пам. дипл. сношений, VIII, 952–953.


[Закрыть].

19 сентября послами было принято трое являвшихся к ним по делам лиц. После обеда пришел архиепископ Петр Павел Анкирский с повторением своих уже известных нам просьб о содействии ему в проезде через Московское государство, с которыми он уже обращался к послам в Амстердаме. Его сменил секретарь шведского посольства с приведенным выше[1060]1060
  См. с. 183.


[Закрыть] ответом канцлера Оксенстиерны на письмо Лефорта из Липштадта. Наконец, был принят посол саксонского курфюрста и польского короля Бозе, возвестивший послам о короновании Агуста в Кракове, которое состоялось 5/15 сентября, и вновь обратившийся к послам с просьбой оказать его королю помощь войсками и для того отправить указ русскому резиденту в Варшаву. Послы поздравили Бозе с состоявшимся коронованием Августа, а относительно помощи сказали, что указ о вступлении русских войск в Литву они пошлют не к резиденту в Варшаву, а к командующему войсками на Литовской границе боярину и воеводе; но при этом вновь поставили непременным условием такой помощи присылку от короля и сенаторов на имя государя просительных писем о вводе русских войск или же – если вследствие шагов, предпринимаемых принцем де Конти, который, по словам Бозе, прошел уже через Зунд в Балтийское море, с помощью нельзя медлить, – то, по крайней мере, подачу «просительного листа» от самого посла с присоединением как бы в виде залога его аккредитивной грамоты, которая ему будет возвращена по получении писем от короля и сенаторов. Проект такого просительного письма от Бозе был прислан в русское посольство на следующий день, 20 сентября, но послы нашли его неудовлетворительным и выработали свой проект, который и сообщили Бозе[1061]1061
  Пам. дипл. сношений, VIII, 953–967, 969–974.


[Закрыть].

Об этих событиях 19 сентября: о визите польского посла с известием о совершившейся коронации Августа II и о получении письма от Оксенстиерны Лефорт писал Петру в Амстердам, вероятно, в тот же или на следующий день, приложив при письме перевод письма Оксенстиерны. Письмо Лефорта – собственноручное, на русском языке латинскими буквами, вполне передающее его русское произношение. Для Петра составлялась «перепись» латинских букв на русские. «Господин Комманданъ! – пишет Лефорт. – Мы адпустили дохторъ съ письме[1062]1062
  Арх. Мин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 25 об.: «Сентября в 20 д. посылан из Гаги в Амстердам с писмами дохтур Петр Посников. На наем подводы и на корм дано 10 золотых».


[Закрыть], которе ты изволись читать. Славе Богъ, сто ты здорова прешолъ къ Амстердаму; а я радъ твоя милось здѣсь видатсь поскора. Панъ бургемайстръ Витсенъ кочетъ адсюды къ Амстердамъ для ради твоя милось. Онъ мнѣ говорилъ, сто никто не видитъ тебе, а дворъ готова. Пужалесъ, пиши: кали ты изволись быть? А я твой вѣрной слуга. Ле-фортъ г. ад.». Вероятно, эта часть письма была написана еще до визита Бозе и шведского секретаря. После этих визитов Лефорт на том же листке приписал по-немецки: «Господин Коммандан! Здесь добрые вести: коронация в Польше совершилась. Посол у нас был. Из Швеции также получил я письмо. Также великую победу одержали имперцы над турками. Остаюсь твой слуга Лефорт»[1063]1063
  Устрялов. История… Т. IV. Ч. I. С. 577–581.


[Закрыть]. В последних словах письма речь идет о победе цесарских войск над турками при Центе на реке Тисе 10 сентября.

24 сентября Бозе опять посетил послов, принес благодарность за присылку проекта просительного письма, сказал, что перепишет его слово в слово, кроме разве некоторых редакционных поправок, «отмен только в некоторых речениях», и перешел опять к просьбам о скорейшей посылке указа к командующему русскими войсками на литовской границе о вступлении войск в Литву. Послы ответили, что текст указа к боярину и воеводе у них уже составлен и будет прислан Бозе для предварительного просмотра, на что он заявил, что совершенно полагается на послов и что просматривать проект указа ему нет нужды, а затем для удостоверения послов в своих полномочиях прочитал лист, присланный ему от польского короля, в котором ему предписывалось просить послов о помощи. Он предложил вручить послам копию с этого листа – подлинника он отдать не может, так как в том же листе король пишет и о других делах. Послы возразили, что копии им принять нельзя, но пусть он, если не желает, чтобы остальное содержание листа было им известно, вручит им лист в запечатанном виде. Притом все-таки послы напомнили ему и об аккредитивной грамоте. Бозе согласился, что действительно ему давно надо было бы послам «свидетельство о себе дать», но что он не успел этого сделать за поспешным отъездом из Амстердама в Гаагу; теперь же он аккредитивную свою грамоту послам предъявит и даст им с нее список, а просительное письмо и лист королевский в подлиннике пришлет в другой день. На этом простились, и посол был «отпущен на подворье»[1064]1064
  Пам. дипл. сношений, VIII, 974–976.


[Закрыть].

«Статейный список» умалчивает, чем были заняты послы 21, 22 и 23 сентября. Аудиенция в последнее из этих чисел не состоялась и была отложена до 25-го, по всей вероятности, из-за того, что не готов был церемониал аудиенции, возбудивший большие споры. Проект церемониала – «чин, как царского величества великим и полномочным послом на приезде у господ Стат Голанских быть» – был вручен находившемуся в Гааге Витзену 24 сентября, накануне приема. По проекту звать послов на аудиенцию приезжают депутаты Штатов, а затем по приезде послов в государственной карете во дворец по нескольку депутатов встречают их у карет, далее – в передней палате и, наконец, – у дверей при входе в залу собрания. Очевидно, в подробностях этой троекратной встречи послов: на крыльце у карет, в передней палате и при входе в аудиенц-залу – церемониал брал за образец порядки Кремлевского дворца, где приезжавших на аудиенцию к царю послов встречали на крыльце, в сенях перед Грановитой палатой и при входе в Грановитую палату. Во время аудиенции послы и депутаты стоят, сняв шляпы. Церемониал определяет далее обычный на приемах послов порядок взаимных приветствий, речей и поднесения подарков. По окончании аудиенции все депутаты или «нарочитое их число» провожают послов до карет.

Проект, выработанный посольством, был доведен Витзеном до сведения Генеральных штатов и встретил сильные возражения. Придя к послам в тот же день, 24 сентября, Витзен сообщил им, что проект обсуждался Штатами и возбудил большие споры, что, хотя такой почести – чтобы встречать у дверей аудиенц-залы – никогда послам никакого государя не оказывалось, однако ради великой милости, которую они видят со стороны царя, Штаты положили отказать такую почесть русскому посольству. Но на прочие встречи, у карет и в передней палате, Штаты согласия не изъявили, потому что вместо этих встреч депутаты от Штатов посланы будут за послами для приглашения их на аудиенцию. Те встречи, разъяснял Витзен, знакомя русских послов с республиканским строем своей страны, которые бывают послам в иных государствах, Штатам не в образец, потому что там встречают послов служители государей, а здесь, в республике, депутаты Штатов – носители верховной власти. Им представляется посольство. То, что несколько депутатов поедут за послами на дом, должно считаться за честь «паче встреч». Эти рассуждения Витзена, по-видимому, были приняты; по крайней мере, в «Статейном списке» не приводится никаких замечаний на них со стороны посольства[1065]1065
  Пам. дипл. сношений, VIII, 967–969; Арх. Мин. ин. дел. Дела голландские 1697 г., № 2, л. 47–49.


[Закрыть]. Штаты оказывались столь же щепетильными в вопросах этикета, как и русское посольство. Тогда вообще внешний церемониал в дипломатических сношениях имел гораздо более значения, чем теперь; внешним символам взаимных отношений придавалась такая же, если не большая, важность, чем внутреннему содержанию самих переговоров. Людям XVII в. символы и обряды были понятнее слов, говорили им более, чем слова, и потому и ценились ими больше, чем в наше время[1066]1066
  Ср. превосходную страницу Маколея об этикете на Рисвикском конгрессе (История Англии, XII, 237): «На первом съезде были переданы посредствующему министру (шведскому посланнику) кредитивные грамоты министров воюющих держав. На втором съезде, через двое суток, он исполнил церемонию обмена этих кредитивных грамот. После того много заседаний проведено было в разрешении вопросов о том, со сколькими каретами, во сколько лошадеи, со сколькими лакеями, со сколькими пажами каждый министр может приезжать в Рисвик; могут ли лакеи иметь при себе трости; могут ли они носить шпаги; могут ли они иметь пистолеты в тороках; кому должна принадлежать правая (почетнейшая) сторона при публичных прогулках и чья карета должна уступать дорогу при встрече. Скоро оказалось, что посреднику надо посредничествовать не только между коалицией и французами, а также между самими союзниками. Посланники императора требовали себе права сидеть на верхнем конце стола. Испанский посланник не соглашался на их первенство и хотел сидеть посредине между ними. Посланники императора не хотели давать посланникам курфюрстов и республик титула Excellance. Если меня не будут называть Excellance, мой государь уведет свои войска из Венгрии, сказал посланник курфюрста Бранденбургского. Посланники императора требовали себе особой комнаты в доме и особого места своим каретам на дворе. Все другие союзные посланники называли это несправедливейшим требованием, и целое заседание ушло на этот ребяческий спор. Легко понять, что союзники, такие щепительные в претензиях между собой, будут не очень уживчивы в отношениях своих с общим неприятелем. Главным занятием Арле (Франция) и Кауница (империя) было наблюдать за ногами друг у друга. Каждый из них считал несовместимым с достоинством своей державы идти навстречу другому быстрее его. Потому если один из них замечал за собой, что в забывчивости пошел недостаточно медленно, то возвращался к двери и величественный менуэт начинался сызнова. Посланники Людовика написали одну бумагу на своем языке. Немецкие посланники протестовали против этого нововведения, этого оскорбления достоинства Священной Римской империи, этого нарушения прав независимости других наций и не хотели принимать в соображение эту бумагу, пока она не была переведена с хорошего французского на плохой латинский язык. В средине апреля всем в Гааге было известно, что Карл XI, король Шведский, умер и что на престол его вступил его сын; но этикет не дозволял никому из заседавших посланников показывать вид знания об этом, пока об этом не известит формально Лилиенрот. Лилиенроту этикет не дозволял сделать этого извещения, пока не будут одеты в траур его экипажи и прислуга; а каретникам и портным понадобилось несколько недель на это дело. Наконец, 12 июня Лилиенрот приехал в Рисвик в траурной карете с прислугой, одетой в траур, и в полном собрании конгресса возвестил, что Господу Богу угодно было воззвать к себе могущественнейшего короля Карла XI. Тогда все посланники выразили Лилиенроту скорбь свою о таком печальном и неожиданном известии и поехали по домам снимать шитое золотом платье и облекаться в одежду скорби. В этом торжественном делании пустяков проходила неделя за неделею. Существенное дело не подвигалось ни на шаг».


[Закрыть].

Аудиенция состоялась 25 сентября в двенадцатом часу дня[1067]1067
  Meerman. Discours, 38–39.


[Закрыть]. Согласно установленному церемониалу приглашать послов поехали трое депутатов[1068]1068
  В «Статейном списке» по ошибке, очевидно, указаны два депутата при встрече и трое при проводах послов из дворца в их помещение (Пам. дипл. сношений, VIII, 976, 985). Но проводы при посольских приемах соответствуют встрече. Меерман (Discours, 38–39) указывает трех депутатов, ездивших за послами, а Схельтема называет их имена (Русская старина. 1916. Февраль. С. 216): ван-дер-Дус, ван Берстейн, ван-дер-Вайен и Слут.


[Закрыть]. За посольством были присланы одна карета «статская» – государственная – для самих послов и 40 карет для дворян и свиты. «Убрався по посольскому обычаю», в русском платье, блестевшем золотом и серебром, опушенном соболями с драгоценными алмазными застежками[1069]1069
  Posselt. Lefort, II, 422, примечание из письма Петра Лефорта в Женеву; Пам. дипл. сношений, VIII, 976.


[Закрыть], послы отправились во дворец. Кортеж открывался посольскими людьми в калмыцких и монгольских костюмах, в саадаках; за ними – служители Штатов в предшествии состоявшего при посольстве «собольщика» несли «государевы поминки» и посольские дары. Далее ехали подьячие и посольские дворяне. Петр Лефорт в одной карете с Богданом Приставом и двумя из взятых посольством за границу придворных карлов вез «государеву грамоту в тафте». За ними следовали в карете трое приглашавших послов депутатов. Перед посольской каретой ехали верхами 6 посольских трубачей и шли 13 человек лакеев. Послы сидели в «статской» карете, у дверец которой стояли два других карла: Ермолай Мишуков и Яким Волков; на передних рессорах и на запятках стояли 6 посольских пажей в немецком платье. Карету окружали 12 посольских гайдуков в красных суконных венгерских кафтанах с серебряными коваными нашивками и «ордами[1070]1070
  В Пам. дипл. сношений, VIII, 977 по ошибке стоит: «ордами».


[Закрыть] серебряными», с обухами на плечах, в шляпах с красными страусовыми перьями. За гайдуками шел отряд национальной голландской гвардии: «стацкие городовые пехотного строю немногие люди с короткими писы». Для вящей пышности по обычаям того времени за посольской каретой двигались три пустые, принадлежавшие посольству, «драгоценные», по выражению «Статейного списка», т. е. отличавшиеся особым великолепием, кареты: первая в восемь, остальные две по шесть лошадей с кучерами-немцами в красном суконном платье с кружевами и в таких же епанчах. Процессия должна была представить населению Гааги великолепное зрелище. Так как здания, бывшие жилищами послов: дворец, принца Маврикия и гостиницы «Старый» и «Новый Дулен», находятся в том же пункте Гааги, возле пруда Фейфер, где расположен и правительственный дворец, и почти соприкасаются с ним, то для длинного посольского поезда был назначен кружный путь вокруг пруда по Дворцовой улице (Hofstraat) и оттуда через западные ворота дворца по обоим его весьма обширным дворам: внешнему (Bujtenhof) и внутреннему (Binnenhof)[1071]1071
  Веневитинов. Русские в Голландии. С. 91–92.


[Закрыть].

Подъехав к лестнице, ведущей в аудиенц-залу, депутаты, приглашавшие послов, вышли из кареты и, дождавшись послов, повели их, предшествуя им, в здание, где у дверей «сборной палаты», залы заседаний Генеральных штатов (Treves-Kamer), они были встречены тремя другими депутатами. В «сборной палате» за длинным, покрытым зеленым сукном столом собралось депутатов, по известию «Статейного списка», «человек с сорок». А всех бывает 48 человек, – продолжает «Список», – сообщая некоторые черты голландской конституции, – и те все переменяютца погодно, а президенты переменяютца понедельно. Во время посольства стояли Статы все, сняв шляпы, за столом; в полате на одной стороне стояла персона (портрет) короля аглинского, а прочие стены и свод писаные»[1072]1072
  Пам. дипл. сношений, VIII, 985–986.


[Закрыть]. Сохранилось описание этой залы, сделанное в 1730 г. и изображающее нам ее, конечно, в том самом виде, какой после перестройки ее в 1697 г., как раз перед приездом русских послов, она имела во время приема посольства: «Большая и длинная приемная зала (Treves-Kamer) возобновлена и увеличена в 1697 г., причем подверглась обновлению во всех местах и частях украшающих ее живописи и резьбы. В числе художественных подробностей залы особенно замечательны два камина, из которых на одном помещен портрет Вильгельма III Английского. Король изображен во весь рост с короной на голове и с гербом Англии над ней. На противоположной западной стороне залы находится другой камин, а над ним – картина известного художника Теодора Ван-дер Скююра (Van der Schuur), представляющая аллегорическую группу свободы, мира и изобилия и окруженная резьбой изящнейшего рисунка. Живопись на потолке зала состоит из изображения герба Генеральных штатов, окруженного облаками и гербами семи нидерландских провинций. Стену по ее длине занимают писанные Генрихом Брандом портреты в натуральную величину четырех принцев Оранских… Над двумя средними портретами под потолком помещена картина, аллегорически, в виде героев, изображающая семь нидерландских штатов, стоящих вокруг алтаря и клянущихся в соблюдении верности союзу. Остальные четыре медальона на карнизах представляют четыре части света. Посредине залы стоит очень длинный стол, покрытый зеленым сукном и вокруг обставленный стульями. В этой зале еженедельно происходят заседания с иностранными послами и другими лицами, приглашаемыми на конференции. В этой зале состоялся прием великого русского посольства 25 сентября ст. ст. 1697 г.»[1073]1073
  Веневитинов. Русские в Голландии. С. 231 (из кн. Jacob de Riemer. Beschryving van s’Gravenhage. Delft, 1730, I).


[Закрыть].

Для послов против президента Штатов – президентом в ту неделю был депутат Иоганн Беккер[1074]1074
  Scheltema. Peter de Groote, I, 171–175; Rusland en de Nederlanden, II, 232–236; Anecdotes Historiques, 135–138; Русская старина. 1916. Февраль. С. 217.


[Закрыть] – были приготовлены три кресла, у которых они и стали: Лефорт посредине, двое его товарищей по сторонам. Лефорт начал обмен приветствиями заявлением, что великий государь (причем произносился полный титул) «вам, высокомочным господам Статам-генерал (Etats Gйnйraux) славных одновладетельных вольных соединенных Нидерландов, велел про свое царского величества здоровье объявить, а вас поздравить». Приветствие сопровождалось «рядовым поклоном». В ответ на это приветствие Штаты «за милость великого государя били челом и кланялись в пояс и спросили про здоровье великого государя». Второй посол дал обычный в этих случаях ответ, что «как мы поехали от великого государя… и он, великий государь (причем перечислялся средний титул), на своих великих и преславных государствах Росийского царствования престолех в добром здравии». Штаты, «выслушав про здравие государя», поклонились. Затем Лефорт передал Штатам «любительную» грамоту «великого государя» в тафте, а второй посол объявил царские «поминки» – 9 сороков соболей. Поданные поминки Штаты с благодарностью приняли и положили перед собой на стол. Тогда были объявлены и поднесены дары от послов – 6 сороков соболей. После подношения даров второй посол Ф.А. Головин говорил речь «о делах». Текст этой речи составлен в очень витиеватых выражениях, а смысл ее тот, что «великий государь» велел послам подтвердить древнюю дружбу со Штатами, что, имея попечение о целости всего христианства, государь изволил с помощью Божией воевать наступательной войной против неприятелей креста святого – турецкого султана и крымского хана и, в двухлетнем походе «победительною рукою разоря многие бусурманские жилища», овладел несколькими славными крепостями, как то Азовом, Казыкерменем и прочими. Также и в Черном море «силы их, бусурманские… побиты, корабли и иные суда с воинскими припасами поиманы, и иные победы над врагами креста святого одержаны», и все это «его царского величества войска чинить не престанут, покамест… силы бусурманские» не будут ниспровержены окончательно. Все христианские государи воздают его величеству за эту «святую, высокопочтенную и полезную войну» благодарность и просят, чтобы «его величество» и впредь этой войны не прекращал, и поэтому «царское величество по прошению всех христианских государей, братии своей, и ради освобождения христиан от насилия поганского» вести эту войну не бросит, а, наоборот, делает к ней обширные приготовления, для чего и повелел послам «высокомочным господам Статам» при разговорах подробно объявить и утвердить то, что может послужить к пользе обеих стран. Речь, согласно ритуалу, закончил третий посол, сказав: «и вам бы, высокомочным господам Статом, то наше, царского величества великих послов, предложение принять себе за радость, и наказанных дел, которые нам от великого государя нашего, от его царского величества, наказаны, выслушать немедленно, а по совершении и по постановлении дел с удовольствованием отпустить нас к великому государю нашему, к его царскому величеству».