Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XXXV. Выступление Петра из Воронежа к Азову 3 мая 1696 г

2 мая, собираясь к отъезду, Петр отвечал Ромодановскому на три полученных от него письма от 8, 15 и 22 апреля, даты которых показывают, что князь-кесарь писал Петру еженедельно. Ромодановский обращался к царю с мелочами. В первом из писем он напоминает Петру, что еще в бытность его на тульских железных заводах Л.К. Нарышкина осенью 1695 г. на возвратном пути из-под Азова он, Ромодановский, просил Петра подарить ему какого-то «турченина цирульника», вероятно из пленных, и Петр пообещал, а между тем Т.Н. Стрешнев отдал этого турка боярину А.С. Шеину. Когда он, Ромодановский, послал за турком на двор к Шеину, то его со двора боярина не отдали; а затем князь узнал, что будто бы Петр писал Стрешневу об отдаче турка А.С. Шеину. «Будет за какой гнев твой на меня, – сетует Ромодановский в заключение письма, – и в том буди воля твоя; а будет безвинно, и о том мне зело прискорбно. Пожалуй, ко мне о том отпиши, за что я в сем деле оскорблен». Во втором письме он извещает Петра о поимке шайки разбойников; их будут пытать в Преображенском, и их показания с пытки он пришлет к царю. Наконец, в третьем письме князь упрекает Петра в том, что в поздравительном своем письме по случаю праздника Пасхи от 15 апреля Петр передавал поклоны ему, Ромодановскому, и И.И. Бутурлину не прямо, а через третьих лиц[509]509
  Через И.А. Гавренева, которому, очевидно, было послано такое же письмо от 15 апреля, как и Виниусу от того же числа (П. и Б. Т. I. № 83 и с. 565).


[Закрыть] и притом в письме, в котором передаются поклоны и другим разным лицам самого низкого чина, например Кревету и Инехову: «А на том, господине, не челом бьем, что в том же писме с нашими лицы написаны, которым было непристойно с нашими лицы вобще писать, ниских самых чинов: Андрей Крефт, Иван Инехов, и за то мы тебя, господине, не похваляем. А как, господине, с Воронежа пойдете, и о том ко мне ведомо учини». Выражая в письмах неудовольствие, ворчливый князь-кесарь старается, однако, сделать Петру приятное подписями. Первое письмо он подписывает с большими ошибками на немецком языке: «Hat geschriben mit sein eigen Hant Knes Fedor Romodanoffski», а последние два русскими словами, но все же, по крайней мере, латинскими буквами: «Prepisal Knes Fedor Romadanoffski, svoheiu rukoiu» и «Pripisali Knes Fedor Romodanoffski».

«Min Her Kenih, – отвечает Петр 2 мая. – Писма твои, государские, первое апреля 8, другое 15, третье 22 дня писанные, мне отданы, в каторых в первом изволишь писать, что для чего турченина не отдали. И то вина не моя, для того: где мне всех их имена упомнить? А дело это Тихона Никитича: естли он ведал, для чего он тебе о том не возвестил? А мне он пишет, что от тебя про то не слыхал. – В последнем писме изволишь писать про вину мою, что я ва[ши] государские лица вместе написал с и[ными], и в том прошу прощения, пото[му] что карабелщики, наша братья, в чинах не искусны. – А о здешнем возвещаю, что завтрешнего дня пойдет рано с Воронежа господин адмирал, да с ним 8 галей; да галиас три дни, как пошол; воевода и генералы уже неделя и болши, как пошли. Piter»[510]510
  П. и Б. Т. I. № 85 и с. 566–568.


[Закрыть].

Из приведенного письма видно, что Петр собирался плыть вместе с Лефортом и что их отъезд был назначен на 3 мая. Довольно странно поэтому в письме от 3 мая к Кревету читать, что он намеревается выехать «завтра». «Min Her, – пишет он Кревету, причем, конечно, прежде всего речь идет об инструментах. – Писма твои, первое апреля 17 и 22 дня писанные, мне дошли, из каторых в одном пишешь, что бутто я о цыркелях деревянных писал да о кумпасе. И я писал деревянные зделать линейки, а не цыркели, для того, чтоб бумаги не марали; а кум-пас против того, что нынече в ящике прислан. – Имя нашей галере Принципиюм. О здешнем: господа воевода и генералы уже болши недели пошли в путь свой, а мы з господином адмиралом пойдем завтре в восми галерах, а достольные за нами тоже поспешать будут. Piter. С Воронежа, мая 3 дня». Противоречие этого письма можно, кажется, объяснить так, что оно писалось 2 мая, как и письмо Ромодановскому, но было подписано 3 мая, когда была проставлена на нем и дата. Что Петр выехал из Воронежа действительно 3 мая, видно из одной официального характера заметки, сохранившейся среди дел о воронежском струговом строении в архиве Разрядного приказа. В ней читаем: «Мая в 3 числе великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея великие и малые и белые России самодержец изволил итти с Воронежа большого морского всего флота на уготованной первой каторге с воинскими пехотными людьми». Царя сопровождали: «комисарий-генерал» Ф.А. Головин, кравчий К.А. Нарышкин, стольник комнатный И.А. Головин «и иные того ж морского флота начальные люди»[511]511
  Елагин. История русского флота, приложение I. С. 57–58.


[Закрыть]. Впрочем, дату отъезда 3 мая подтверждает и ряд писем, написанных Петром друзьям по обычаю в день отправления в путь в Москву: Л.К. Нарышкину, Г.И. Головкину, Виниусу и вдогонку плывущему по Дону А.С. Шеину. Из них дошло до нас только письмо к Виниусу, об остальных мы узнаем из сохранившихся ответов. «Min Her, – пишет Виниусу царь. – Сего дня с осмью галерами в путь свой пошли, где я от господина адмирала учинен есмь камандором», – т. е. командующим этой эскадрой из 8 галер. Список остающихся пока в Воронеже галер Петр послал при письме к Головкину. Виниус может с ним познакомиться у него. «А какие еще осталися и для чего, и об том писал я Гаврилу Ивановичю; изволь там уведомитца». Заключительные строки этого письма содержат намек на какое-то поручение, о котором пишет с той же почтой к Виниусу комиссар-генерал Ф.А. Головин, и без письма Головина непонятны: «От Федора Алексеевича писмо чрез сию почту естли до тебя дойдет, изволь послать за моря и в ыные места. Можешь догадатца, какое оно и для чего; о сем и на Москве мы говаривали. Piter. С Воронежа, маия 3 дня»[512]512
  П. и Б. Т. I. № 86.


[Закрыть]. В ответах корреспонденты выражают Петру благодарность за известие и удивление его трудам. «А что мой асударь, – пишет Л.К. Нарышкин, – изволил писать маия в 3 день, в путь свой пошли, и мы, воздав хвалу Господу Богу, за каторые труды твои может Бог воздать вся благая и намерение твое исправить». Головкин присланный к нему список галер показывал обоим генералиссимусам и другим лицам, кому следовало: «На милости твоей на писании благодарно челом бью, которое писано маия 3 числа при вашем отъезде с Воронежа. А что в том писме изволил ты писать ко мне о галерах и изволил прислать особое писмо, сколко их и какие им имена, и каковы мерою, и что на них людей и пушек, и по тому писму государем генералисимусом известно и господам, кому надлежало ведать, ведомо. А что ты изволил ко мне упомянуть в том же писании о своем недосуге, и то мы ведаем, в каком ты труде был в деле своем и какими скорыми временами такое великое дело окончилось». Дивился быстроте постройки флота также и князь Б.А. Голицын, которому Головкиным был показан список судов: «О росписи же, – пишет он Петру, – ей-ей, радуясь и плача, возблагодарил, что так малимы часи Бог через труды твои исправил. Дай Боже за тое, как сие суды, так и все совершать».

А.С. Шеина письмо Петра настигло на Дону 7 мая; в этот день он плыл мимо расположенных по Дону казацких городков Мигулина, Тишанки, Решетова и Вешки[513]513
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 80.


[Закрыть]. «Премилостивый мой государь каптейн, – писал он в ответ Петру. – За посетителное твое милостивое ко мне писание и о походе с Воронежа приях, благодарственно до лица земного челом бью, и радуюся, что поход обмиралской (так!) поспешает за нами. Известно милости твоей предлагаю о себе: непрестанно денно и ночно не медленно в пути спешу; проплыл Донецкой и иные многие казацкие городки; маия по 7 число жив есмь. Генерал Гордон от Хоперскова устья, управлясь, в путь свой сего месяца 3 дня пошел наспех»[514]514
  П. и Б. Т. I. С. 569–571.


[Закрыть]. Виниус к выражению благодарности и к уведомлению, что поручение, переданное через Ф.А. Головина, исполнено, прибавлял обзор заграничных известий: турки делают большие приготовления против цесарской, венгерской и седмиградской земель, а также и на венетов. Есть известие, что намерены послать подкрепления и под Азов. Английский король Вильгельм вскоре из своей земли будет к своим войскам в Нидерланды на француза, который собрал против союзников значительные силы; о заключении мира между ними не слышно[515]515
  Там же. С. 568–569.


[Закрыть].

XXXVI. Плавание по Дону. Бой с турецким флотом

Со дня выступления Петра из Воронежа, с 3 мая, начинаются вновь записи «Юрнала», прекратившиеся с конца октября 1695 г. По «Юрналу» можно точно следить за путешествием Петра по Воронежу и Дону. День 3 мая описывается в «Юрнале» так: «От города Воронежа с 8-ю галерами пошли в путь свой при доброй погоде; плыли парусом и греблей. Перед вечером прошли село Шилово, стоит на нагорной стороне. В ночи, часу в 3-м, для погоды стали на якоре и стояли всю ночь; а в ночи был ветр велик». Петр собирался отплыть из Воронежа вместе с адмиралом; но Лефорт, все время недомогавший, отправился из Воронежа только на следующий день после отъезда Петра, 4 мая, и притом не на галере, а на струге, который был для него специально построен, «сделан по наказу со светлицею и с мыльнею брусяными и печьми с цениною зеленою и с окончины стеклянными и с сеньми дощатыми косящатыми». С ним двинулся и его полк – «начальные люди и солдаты», так что Лефорт во время этого путешествия исполнял обязанности только генерала, командовавшего сухопутными войсками, а не адмирала[516]516
  Елагин. История русского флота, приложение I.С. 58: «мая в 4 числе генерал адмирал Франц Яковлевич Лефорт с начальными людьми и с солдаты; мая в 5 числе думный дьяк Н.М. Зотов, а с ним Посольского приказа дьяк И. Волков и переводчик и подьячие и толмачи»; с. 28.


[Закрыть]. 4 мая утром эскадра Петра вошла из Воронежа в Дон. После полудня подошли к городу Костенску. Город, по замечанию «Юрнала», стоит в лощине, деревянный, от реки с полверсты; на берегу пустая башня. Стояли у берега на якоре с час, затем тронулись в путь и миновали Борщев монастырь. Ночью пришли в город Урыв. 5 мая утром подошли к городу Коротояку и стали на якорь. Все эти города – Костенск, Урыв и Коротояк, – равно как и все селения и монастыри по среднему Дону, расположены на правой стороне; левая сторона, открытая татарским нападениям, оставалась тогда пустынной. Коротояк, как описывает его «Юрнал», город деревянный, на нем 12 башен, стоит на горе, на правой стороне. Здесь для второго Азовского похода устроен был провиантский склад; здесь, по свидетельству Гордона, проплывавшего мимо Коротояка 27 апреля, заготовлено было 94 000 тонн сухарей, муки и крупы. В девятом часу дня, по нашему счету в первом пополудни, эскадра снялась с якоря, миновала устье реки Тихой Сосны, впадающей в Дон справа, затем прошла в виду Дивногорского монастыря. Дивногорский монастырь, как описывает его Гордон, посетивший его при своем проходе мимо него 27 апреля, стоит на берегу внизу реки; обнесен рвом и деревянной стеной и снабжен несколькими железными пушками и мушкетами для защиты от татар. В нем находились настоятель и 40 человек монахов. «Дивногорский монастырь, – записал в своей «Тетради» один из государевых певчих, плывших вместе с боярином Шеиным, – зело прекрасен, стоит на берегу Дона-реки с правой стороны меж гор, а в нем две церкви деревянные, третья в горе каменная, тут же и великие пещеры; архимандрит Амвросий да сорок братий». Братия принимала Гордона очень любезно. Архимандрит повел его на небольшой холм прямо над монастырем в церковь, высеченную в скале из белого камня или из мела. Выше этой скалы находились развалины древнего монастыря, по преданию, построенного греческим императором Андроником. «После краткого молебна в этой церкви, – пишет Гордон, – мы пошли обратно, но по приглашению настоятеля зашли к нему в келью, где были угощены пивом. Я дал ему дукат за его труд и затем вернулся на суда. Церковь, устроенная в скале, и меловые горы, которые издали кажутся как бы статуями, представляют очень интересное зрелище». Боярин Шеин подошел к монастырю 30 апреля в ночь, стал на якоре и 1 мая слушал в монастыре литургию, причем на правом клиросе пели сопровождавшие его государевы певчие, а на левом – иноки[517]517
  Gordons Tagebuch, III, 25; Тетрадь записная, как пошли певчие дьяки. С. 46–47.


[Закрыть]. Петр, по-видимому, не останавливался у Дивногорского монастыря. По крайней мере, «Юрнал» остановки здесь не отмечает. Вечером проплыли мимо следующего маленького Шатрицкого монастыря, в котором тогда находилось всего 4 человека братии. Этими монастырями кончалось населенное Придонье. Река Тихая Сосна была тогда границей населенных мест Московского государства. 6 и 7 мая плыли уже мимо совершенно пустынных берегов, миновали устья притоков Дона речек Колыбелки, Марака, Метюка, Осереда (6 мая), Калитвы, Мамона, Толычевой, Богучара (7 мая). «Юрнал» упоминает только устья этих рек, за отсутствием каких-либо поселков по берегам Дона. 8 мая эскадра вступила в населенную область донского казачества; начали встречаться казацкие городки. В этот день прошли город Донецкий при впадении реки Донца с монастырем того же имени, Писковацкой и Мигулин. Во время плавания Петр занимался составлением «Указа по галерам» – краткого регламента для галерного флота. В этом указе устанавливались сигналы, подаваемые командиром эскадры пушечными выстрелами и барабанным боем, днем – разных цветов флагами, а ночью – фонарями. Были определены сигналы для бросания и поднятия якоря, для сбора капитанов на адмиральскую галеру во время хода эскадры или во время стоянки, для нападения галер на неприятеля и для прекращения боя, при получении кем-либо из капитанов каких-либо вестей, при каком-либо приключившемся с галерой несчастье, для построения галер в порядок по их списку. Указ предписывает капитанам галер не покидать друг друга, грозя в противном случае смертной казнью: «под великим запрещением должны друг друга не оставить… а естли в бою кто товарища своего покинет – такого наказать смертью». Петр сравнивает дружные действия отдельных судов с прочностью связи между досками в одном корабле. Корабль, доски которого плотно слажены, может объехать всю вселенную и не бояться никакого шторма, в противном же случае не проплывет и 100 сажен: «понеже пока в корабли или в ыном судне доски плотна стоят межь собя, тогда всю вселенную могут объехать и никакого сторма не боятца; а когда оные же межь собя разлучатся, тогда ниже ста сажан преплыти могут». Указ дошел до нас в двух редакциях; вторая со значительными дополнениями против первой, – это показывает, что на составление этого текста Петр положил немало труда, обдумывал и исправлял его. Обе редакции датированы 8 мая «на галере «Принцыпиум». Припомним, что это был уже не первый опыт, что подобной же работой по установлению морских сигналов Петр занимался также во время плавания по Северной Двине и по Белому морю в 1694 г.[518]518
  Походный журнал 1696 г. С. 1–3; Gordons Tagebuch, III, 23–24; П. и Б. Т. I. № 88, 89.


[Закрыть]

9 мая эскадра миновала казацкие городки Решетов, Вешки, Хопер при впадении в Дон реки Хопра, Медведицкий монастырь и городок Медведицу. 10-го были пройдены городки Клецкой, Перекопский, Кременной, недавно перед тем погоревший Ново-Григорьевский, затем перед вечером Старый Григорьевский и ночью Сиротин, Иловля и Качалин. 11-го утром подошли к Паншину, где некоторое время стояли на якоре. Отсюда начинался путь, знакомый по плаванию прошлого года. В этот день прошли еще городки Голубые и Пять Изб. 12 мая на заре прошли городок Верхний Чир, а затем Нижний Чир. Верстах в шести ниже этого последнего эскадра Петра догнала и обогнала струговую флотилию Шеина. «И того ж числа (12 мая), – читаем в описании похода боярина А.С. Шеина, – в первом часу дня, прошед другой Чир верст с 6, морского каравана генерал-комиcap Федор Алексеевич Головин в морских судах с ратными людьми, видясь Большого полку с боярином и воеводою Алексеем Семеновичем, пошел наперед». Может быть, при визите Головина присутствовал и Петр. В «Тетради певчих дьяков» этот эпизод описывается так: «Маия в 12 день поутру ниже Нижнего Чира достигли на фуркатах капитаны с ротами и 8 фуркатах»[519]519
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 82; Тетрадь певчих дьяков. С. 49.


[Закрыть]. В полдень галеры прошли городок Есаулов, к вечеру – Зимовейку, ночью – Курман-Яр. 13-го были пройдены Нагавкин, Терновый, Цымла, Кумшак, Романовский, Каргалас и Камышенск. Ночью стояли на якоре из-за великой погоды. Перед светом пошли в путь свой парусом. l4-го плыли по самой населенной местности Донской области, миновали 12 городков: Быстрец, Верхний Михалев, Нижний Михалев, Троилин, Кагальник, Ведерники, Бабий, Золотой, Кочетов, Семикорокор, Раздор, Мелехов. Эти городки лежат уже поблизости к Черкасску[520]520
  Походный журнал. 1696 г. С. 3–7.


[Закрыть].

Между тем в тот же день, 14 мая, утром подходил к Черкасску Гордон. Он остановил свою флотилию в версте выше Черкасска у правого берега. Здесь он встретился с генерал-майором Ригеманом, который переправлял свои полки через Дон. Риге-ман сделал визит Гордону. День Гордон употребил на осмотр, постановку на лафеты и погрузку артиллерии, оставленной в Черкасске в прошлом году. 15 мая Петр, пройдя последние городки перед Черкасском – Берсегенев, Багай и Маныч, после полудня[521]521
  По «Юрналу» – во втором часу пополудни, по дневнику Гордона – в 4 часа.


[Закрыть] подошел к Черкасску с отрядом из четырех галер; остальные четыре несколько поотстали. Прибытие было ознаменовано пушечной и ружейной пальбой с галер и из города. «В 4 часа пополудни, – пишет Гордон, – прибыл его величество с 4 галерами и бросил якорь у города. Я следовал за ним в своей лодке, мог взойти на его галеру только после того, как был брошен якорь; я был очень дружественно принят и угощен»[522]522
  Походный журнал. 1696 г. С. 7–8; Gordons Tagebuch, III, 31.


[Закрыть]. Путь, который Гордон, выехав из Воронежа 23 апреля, сделал ровно в три недели, Петр прошел в 13 дней.

Дни 16 и 17 мая Петр провел в Черкасске. 17 мая, в 10 часов вечера, к Гордону, продолжавшему стоять со своей флотилией несколько выше Черкасска, был прислан от царя денщик Александр Кикин с приказом на следующий день рано утром явиться к нему и как можно скорее быть готовым к отплытию в Новосергиевск. Рано утром 18 мая Гордон был уже у Петра. Царь вызвал его, чтобы сообщить известия, полученные через казаков, именно, что на взморье при устьях Дона стоят два турецких корабля, выгружающие припасы. Было решено, что царь с эскадрой галер и с отрядом в 100 казаков сделает попытку напасть на корабли и захватить их, а Гордон, чтобы оказать поддержку этому предприятию, спустится со своими полками до того пункта, где от главного русла Дона отделяется идущий вправо рукав – река Каланча. В 7 часов утра в тот же день Гордон, исполняя это приказание, двинулся из Черкасска в плавание вниз по реке. В девятом часу утра подняла якори и ушла из Черкасска и царская эскадра, состоявшая теперь, с присоединением одной захваченной в прошлом году турецкой галеры, из девяти галер. В полдень эта эскадра на пути нагнала уже флотилию Гордона. Петр взошел на струг к Гордону и говорил с ним о дорогах, по которым корпуса армии должны были идти к Азову, и о позициях, которые им предстояло там занять во время осады. После этой беседы царь отправился в дальнейший путь, опередив Гордона, и в десятом часу вечера подошел к Новосергиевску, к каланчам. Гордон, расставшись с Петром, приставал в 3 часа дня к берегу и поднимался на холм, откуда виден был Азов с окрестностями; в десятом часу вечера он проходил еще мимо устья Мертвого Донца и прибыл к каланчам 19 мая, в 5 часов утра. Он был встречен пушечной и ружейной пальбой с каланчей и расположился несколько ниже их, заняв небольшой, сооруженный в прошлом году форт и приказав его расширить устройством новых укреплений. Сделав эти распоряжения и оставив в форте достаточный караул, Гордон, возвращаясь к каланчам, встретил царя на реке. «Я поехал с ним, – рассказывает он далее, – к форту и затем к моей лодке, где было совещание с боярином Ф.А. Головиным и с донским атаманом о плане его величества напасть на два стоящих ниже Азова на рейде корабля». Принято было то решение, которое у Петра созрело еще накануне: он с галерами и донской атаман с казаками нападут на корабли, а Гордон, двигаясь из занятого им форта с полками, отвлечет внимание турок и воспрепятствует им подать помощь кораблям, угрожая туркам с тыла. Согласно решению совета, вечером 19 мая «в отдачу часов денных» (около восьми часов вечера) пустились в путь донские казаки на 40 лодках, человек по 20 в каждой, а за ними Петр с девятью своими галерами, посадив на них один из взятых из Гордонова отряда пехотных полков. В одиннадцатом часу вечера галеры вступили в Кутюрьму – один из рукавов Дона, отделяющийся вправо от реки Каланчи, а за два часа до света (т. е. часа в два ночи) 20 мая бросили якорь в рукаве Малая Кутюрьма «для осмотрения мелей». Здесь эскадра простояла до полудня 20 мая, когда вдруг пустилась в обратный путь вверх по Кутюрьме и по Каланче, около трех часов дня поднялась до Каланчинской стрелки – пункта, где от Дона отделяется рукав Каланча, под вечер прошла в виду занятого Гордоном форта и рано утром 21 мая бросила якорь опять у Новосергиевска. В 10 часов утра Петр приехал к Гордону и объяснил ему свое, немало, вероятно, удивившее генерала возвращение. Оказалось, что на взморье стояло не два турецких корабля, а, как рассказывал Петр Гордону, 20 галер и кораблей, а также большое число легких судов. При таких обстоятельствах царь счел безрассудным предпринимать нападение и дал приказ галерам плыть обратно. По свидетельству Гордона, он был очень огорчен этой неудачей и мрачен[523]523
  Gordons Tagebuch, III, 31–34; Походный журнал. 1696 г. С. 8—10.


[Закрыть].

Однако оказалось, что царь горевал напрасно. В 3 часа пополудни он вновь приехал к Гордону, на этот раз с приятными вестями. 20 мая вечером казаки, оставшиеся по уходе галерной эскадры в устьях Дона под предводительством атамана Флора Миняева, смело напали в своих лодках на турецкий флот, и, как сообщал Петр Гордону, из 18 турецких галер и 24 легких судов – 24 судна были сожжены, шесть укрылись в Азове, остальные ушли в море. Казаки взяли большую добычу. Позже были приведены в известность более точные размеры турецких потерь. Об этих потерях писал сам Петр через несколько дней – 31 мая – московским друзьям – Ромодановскому, Виниусу и др. Турецкий флот состоял не из двадцати или восемнадцати, как ему казалось с первого взгляда, а из 13 кораблей. Количество мелких судов было указано правильно – 24, в том числе 13 тумба-сов, в которые выгружали припасы с кораблей, и 11 ушколов, предназначенных для конвоирования тумбасов. Из 13 кораблей погибли 2: один был сожжен казаками, другой потопили сами турки. Из тумбасов казаки 9 сожгли и один захватили. Остальные 11 уцелевших кораблей поспешили скрыться в море. Захваченная казаками добыча состояла из 300 большого калибра бомб, пудов по пяти, 500 копий, 5000 гранат, 86 бочек пороху. Взято было большое количество всяких припасов: муки, пшена, сухарей, рису, уксусу, бекмесу (сиропа виноградного), оливкового масла и особенно много сукна. Было взято 27 человек турок в плен[524]524
  Gordons Tagebuch, III, 34; П. и Б. Т. I. № 90, 91. 92. Некоторое противоречие в письмах к Ромодановскому (№ 90), с одной стороны, и к Виниусу и Кревету (№ 91, 92) – с другой, разобрано и верно объяснено Устряловым (Т. II. Примеч. 66. С. 384–388). Письмо к Ромодановскому официального характера, писано не самим Петром; выражения его, очевидно, имеют общий характер.


[Закрыть]; пленники рассказывали, что на кораблях прибыло в Азов подкрепление в числе 800 человек. По случаю победы была пушечная пальба с галер и с каланчей[525]525
  Походный журнал. 1696 г. С. 10.


[Закрыть].

Петр, разумеется, не утерпел, чтобы не посетить место удачного происшествия. В тот же день, 21 мая, в 5 часов вечера, он отправился туда на лодках, приказав и Гордону с полками выйти к устьям реки. 22 мая Гордон, проплыв всю ночь, на рассвете достиг устья Каланчи, где нашел государя среди казаков, которые заняты были дележом добычи, причем атаман подарил Гордону турецкий ковер. Царь оставался с казаками до полудня, а затем вернулся в Новосергиевск, велев Гордону стоять в устьях реки до дальнейших распоряжений[526]526
  Gordons Tagebuch, III, 34–35; Походный журнал. 1696 г. С. 10.


[Закрыть].

Дни 23–25 мая Петр провел в Новосергиевске, ожидая прибытия главнокомандующего и адмирала и в приготовлениях галер к выходу в море. Боярина А.С. Шеина и плывущего с ним А.М. Головина мы покинули с того момента, когда 12 мая ниже городка Нижний Чир их обогнал Петр. Главнокомандующий доплыл до Черкасска 19 мая. Ему была здесь устроена торжественная встреча. За 2 версты выше города выезжал его встречать наказный атаман Илья Зернщиков со знатными донскими казаками. Действительный атаман был уже тогда, как мы знаем, с Петром в устьях Дона. По прибытии Шеина в Черкасск ему представился еще находившийся там со своими полками генерал-майор Ригеман. Шеин приказал белгородским полкам Ригемана и рязанским полкам Головина, «устроясь обозом, воинским ополчением итти под Азов сухим путем со всяким бережением, а пришед к Азову, стать обозом в тех же местах, где стояли в прошлом, 203-м, году московских войск ратные люди, и над Азовом промысл чинить, сколько милосердный Бог помощи подаст, смотря по тамошнему делу»[527]527
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 83–85.


[Закрыть].

Шеин пробыл в Черкасске 5 дней. 22 мая он получил в письме от Ф.А. Головина известие о победе, одержанной над турецким флотом казаками. На другой день, 23 мая, в черкасской соборной церкви было по этому случаю молебствие, а затем пушечная и ружейная пальба. В тот же день, 23 мая, в Черкасск прибыл Лефорт. Генерал Ригеман двинулся с белгородскими полками сухим путем к Азову. За ним пошли рязанские полки Головина, а также донские казаки и калмыки под начальством атамана Лукьяна Савинова. 24 мая под вечер главнокомандующий вместе с Лефортом и А.М. Головиным отплыли из Черкасска. Отъезжая, Шеин ответил на полученное им от Петра письмо, извещая царя о своем отъезде с адмиралом из Черкасска: «Я пошел от Черкаского в надлежащей путь сего жь числа и обмирал (так!) морского каравана с нами; а казаки, переправя Дон, путь свой восприяли к Озову сего ж числа. Слуга вашей милости Алешка Шеин. Маия 24 день»[528]528
  П. и Б. Т. I. С. 572.


[Закрыть]. В Новосергиевск Шеин, Лефорт и А.М. Головин прибыли 26 чая при обычной уже в этих случаях пушечной и ружейной пальбе. Воевода приказал войскам «с пушками и со всякими воинскими полковыми припасами с водяных судов сходить на берег реки Дону на сухой путь, на азовскую сторону и к походу под Азов со всем строиться и готовиться без всякого мотчания неотложно». Вместе с тем он распорядился о наводке мостов: «от Каланчей и от Сергиева города через луг по топким и грязным местам и чрез речку Ерик сделать для переправы на азовскую сторону мосты из готового лесу, которой с Воронежа для всякого воинского промыслу и к полковому делу приплавлен в плотах и на бударах»[529]529
  Поход боярина А.С. Шеина, изд. Рубаном. С. 87–88.


[Закрыть]. Встретив Шеина и адмирала, Петр со своей галерной эскадрой[530]530
  Устрялов (т. II. С. 276) почему-то пишет, что Лефорт плыл по Дону с эскадрой из 13 галер, и, таким образом, флот, вышедший 26 мая из Новосер-гиевска к морю, состоял из 22 галер (9 галер Петра + 13 Лефорта). Лефорт, как мы знаем, плыл (см. с. 331) без галер, на струге. Перечень галер сделан самим же Устряловым (т. II. С. 269–270), при указании сроков отправления из Воронежа. Весь воронежский флот состоял из 2 галеасов, 23 галер и 4 брандеров. Восемь галер отправились с Петром 3 мая, семь – с вице-адмиралом Лимой 10 мая, семь – с князем И.Ю. Трубецким 17 мая, одна галера и четыре брандера – с шаут-бейнахтом 24 мая.


[Закрыть] предпринял второе плавание к устьям Дона. Эскадра снялась с якоря в десятом часу утра и к ночи достигла устья Кутюрьмы, где простояла ночь. На следующий день, 27 мая, рано утром она двинулась дальше и вышла в море. День был, как отмечено в «Юрнале», тихий, но к ночи поднялась непогода. 28-го ветер с моря еще усилился. «После обеда, – записал в тот день Гордон, продолжавший стоять с лодками у устьев реки, – подул столь сильный ветер с моря и так поднял воду, что мы были принуждены снять наши палатки и возвратиться на лодки. При постоянно повышающейся воде вечером лодки сильным ветром гнало на берег, так что мы эту ночь провели в большой опасности». Однако галерная эскадра хорошо справилась с непогодой и не потерпела никакого урона. Дни 27–29 мая Петр провел на море, 30-го он отправился в Новосергиевск, по случаю ли наступавшего 31 мая Троицына дня, как говорит Гордон, или потому, что именно в этот день, 30 мая, прибывала в Новосергиевск вторая эскадра из семи галер под начальством вице-адмирала Лимы. Уезжая, он опять обещал Гордону побывать у него[531]531
  Походный журнал. 1696 г. С. 11–12; Gordons Tagebuch, III, 35–36.


[Закрыть].

Простояв Троицын день у каланчей, эскадра вице-адмирала Лимы 1 июня, в третьем часу пополудни, двинулась вниз и вышла в устье реки, а 2-го, вступив в открытое море, подошла к первой эскадре и стала на якорях неподалеку от нее[532]532
  Там же. С. 13.


[Закрыть]. Всего теперь в море при устьях Дона стояло 16 галер. Неизвестно, когда пришла к морю третья эскадра, вышедшая из Воронежа 17 мая под командой князя Трубецкого. Четвертая и последняя эскадра шаут-бейнахта де Лозьера, отправившаяся из Воронежа 24 мая, была у каланчей 12 июня. Судя по тому, что Лима и де Лозьер были в пути от Воронежа до Новосергиевска каждый около трех недель, надо полагать, что приблизительно столько же времени должна была потратить на такой же переезд и эскадра князя Трубецкого и что, следовательно, она должна была быть у каланчей 6–8 июня. 11 июня русский военный флот на море у донских устьев состоял уже, как видно из писем Петра от этого дня, из 22 галер[533]533
  П. и Б. Т. I. № 93, 94, 95. «А наш караван на устье Дону в 22 галеях обретаетца и шоунтбейнахта з досталными галерами ожидаем вскоре».


[Закрыть]. Значение этого выхода русского военного флота в море заключалось в том, что Азов оказывался отрезанным от моря, и подвоз к нему подкреплений и припасов становился невозможен, и, таким образом, устранялась причина, помешавшая взятию крепости в прошлом году. Итак, победа казаков над турецким флотом вечером 20 мая открыла русской эскадре свободный выход в море, а появление русскою флота в море отрезало от морского сообщения Азов. И действительно, когда несколько позже подошел было к Азову турецкий флот, везший подкрепления и припасы, он не смог уже доставить их в осажденный город, а вступить в бой с русскими военными судами не решился. Чтобы еще надежнее пресечь азовцам всякую возможность сообщаться с морем, Гордону было приказано сoорудить при самом устье реки форт, который должен был запереть проход к городу лодкам с неприятельских судов. Гордон ждал подробных указаний от царя или от главнокомандующего относительно сооружения этого форта; не дождавшись, однако, таких указаний и не желая терять времени, он 2 июня сам выбрал место для постройки и энергично принялся за работу. В этот день вернулся из Новосергиевска царь[534]534
  Gordons Tagebuch, III, 36–37. Письма Петра (П и Б. Т. I. № 90, 91) от 31 мая помечены «с моря», но из указаний Гордона мы узнаем, что 31 мая, в Троицын день, Петр был в Новосергиевске. Письма, написанные с галер, носят помету: «с галеры Принцыпиум», например: П и Б. Т. I. № 93, 94, 95, 96 и др.


[Закрыть], вероятно приплывший с эскадрой Лимы. «После полудня, – пишет Гордон, – его величество прибыл к галерам, которые стояли в море перед устьем реки. Он пришел ко мне, осмотрел форт, сооружение которого уже достаточно подвинулось, и казался очень доволен его планом. Он обещал прийти ко мне в лагерь на следующий день». Вечером 2 июня представлялся Петру прибывший в этот день под Азов с тремя тамбовскими солдатскими полками сын генерала Гордона полковник Яков Гордон, побывавший перед этим представлением у отца.

3 июня Петр, исполняя данное Гордону обещание, пришел к нему после обеда, провел у него время от 2 до 3 часов пополудни, вновь осматривал форт, постройка которого его, видимо, живо интересовала, и затем вернулся к галерам. Против этого Гордонова форта на другой стороне судоходного рукава реки выстроен был там же, в устьях реки, другой форт, и рукав, по которому могли производиться сношения Азова с турецким флотом, был, таким образом, окончательно заперт[535]535
  Gordons Tagebuch, III, 37. Posselt. Lefort, II, 336. Письмо Лефорта в Москву от 20 июня: «Я нахожусь с его величеством на реке. Флот состоит из 29 галер (28 галер + 1 галеас). Пришла помощь (азовскому гарнизону). Она находится в 3 лье от Азова на море в виду наших кораблей; но пройти в город невозможно, так как его величество при устье реки велел соорудить два форта».


[Закрыть].