Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

Лейбниц, очень интересовавшийся путешествием Петра, в письме к одному из придворных герцога Антона-Ульриха Вольфенбюттельского, но предназначавшемся собственно для герцога от 31 мая (ст. ст.) из Ганновера сообщил некоторые подробности о пребывании Петра в Кенигсберге в ожидании послов и некоторые черты его характера, черпая сведения из тех известий, которые приходили в Ганновер. «Что касается царя, – пишет он, – то по последним донесениям ему в Кёнигсберге продолжают оказывать все возможные почести, насколько позволяет его инкогнито. Курфюрст угощал его в увеселительном доме. С ним кушали: курфюрст, маркграф, князь Гольштейн-Бек, обер-президент, его брат кригскомиссар и немногие другие. Царь был очень весел и очень свободно со всеми говорил.

Он отзывался с одобрением о мягкости, господствующей в этих странах, и порицал жесткости, своей страны. В течение нескольких часов он прогуливался с курфюрстом в саду. Услышав нескольких гобоистов, он начал играть, и было заметно, что он кое-что усвоил. Он также бил в барабан лучше, чем это делал в Вольфенбюттеле граф Книпгаусон. Он отличается большой любознательностью и живостью, препятствующей ему оставаться спокойным. Вот почему было так трудно снять с него портрет, впрочем, это удалось, и изображение довольно похоже. Когда один из его дворян довольно тяжко провинился, он ему сказал: если бы мы были в Московии, тебе бы был кнут, но здесь мы в стране мягких нравов, и я тебя прощаю. Наконец, прибыли трое из его послов»[773]773
  Герье. Сборник писем и мемориалов Лейбница. С. 8–9; ср.: Он же. Отношения Лейбница к России и Петру Великому. С. 9—10.


[Закрыть].

VI. Путь посольства от Либавы до Кенигсберга

Оставим на некоторое время Петра в Кенигсберге за его усердными занятиями по высшему курсу артиллерии, который он проходил под руководством фон Штернфельда, и проследим движение посольства из Либавы, где с ним расстался царь, к Кенигсбергу. Посольство выехало из Либавы 4 мая с теми же церемониями, какие ему оказывались и при встрече, и в этот день добралось береговой дорогой до Нидербартау[774]774
  Пам. дипл. сношений, VIII, 787; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 4 об.: «В Нидербартене ж селе, где стояли великие послы, господину и работником, которые служили при столех, дано 11 золотых с полузолотым».


[Закрыть]; 5 мая прибыло в местечко Руцау, где оставалось и весь день 6 мая и откуда посылало в город Мемель дворянина Романа Брюса с подьячим Никифором Ивановым известить о своем прибытии мемельского губернатора. Посланные в тот же день, 6 мая[775]775
  В Пам. дипл. сношений (VIII, 787), очевидно, по ошибке – 7 мая.


[Закрыть], вернулись к послам и сказали, что губернатора в Мемеле нет, живет в Ко-ролевце (Кенигсберге), а без него «город приказан» полковнику Кригеру. В Мемеле они видели присланных от курфюрста для приема послов Рейера Чаплица и переводчика Бергена и им о приеме посольском говорили, и те обещали все, что надлежит к приему посольскому, исполнять с радостью. 7 мая послы двинулись из Руцау[776]776
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 4 об.: «мая в 7 д. в местечке Руцаве княжого двора старосте дано 6 золотых да отъехав от Руцавы 5 миль в гостином дому, где великие послы обедали, нищим золотой».


[Закрыть], миновали польское местечко Паланки (Поланген) и в местечке Мержицы, принадлежащем курфюрсту Бранденбургскому, были встречены переводчиком Бергеном, сказавшим им, чтобы изволили ехать к Мемелю, а близ Мемеля примет их Рейер Чаплиц, который действительно и встретил послов за полмили от города. Отрекомендовавшись послам, Рейер пригласил ехать в город и объявил, что дворы в городе, где им стоять, готовы. Послы, высказав благодарность, продолжали путь в карете герцога Курляндского, в которой ехали из Митавы «для того», как замечает «Статейный список», «что мемельские кареты были плохи». Въезд в Мемель (7 мая) состоялся с обычными в таких случаях для посольства почестями: по обе стороны улицы, по которой он происходил, стояла в строю пехота: мещан человек двести, вооруженных мушкетами, «били в барабаны и играли на сипошах». Перед посольской каретой ехали трубачи, за каретой – «пажи и лекаи (лакеи) и посольские люди, а за ними – курлянского князя провожатые рейтары». С замка было сделано три залпа из 26 орудий. Послы поставлены были в мещанских домах. В тот же вечер, 7 мая, Рейер Чаплиц, руководствуясь данной ему инструкцией, имел с послами беседу. Инструкция предписывала ему, встретив послов и принеся им поздравление, прежде всего выяснить вопрос, проезжают ли они только через земли курфюрста к другим государям или аккредитованы также и к самому курфюрсту, и в последнем случае извиниться, что бранденбургское правительство, не зная об этом, не могло сделать всех соответствующих приготовлений. Затем следовало условиться о церемониях. Рейер должен был потребовать от послов, чтобы они оказывали курфюрсту королевские почести, и этот пункт инструкции особенно подробно развит и аргументирован. Приводилось то соображение, что курфюрсты Римской империи вообще равны королям и что, в частности, среди них есть один король (богемский), который держит себя наравне с прочими. Указывалось, что курфюрст Бранденбургский в церемониалах имеет равенство со всеми королями Европы и даже с императором, что его посланники везде принимаются наравне с королевскими, что император и короли Шведский, Английский, Испанский и другие современные державы обещали при предстоящих мирных переговорах с Францией относиться к послам курфюрста наравне с императорскими и королевскими. При обсуждении вопроса, в чем, собственно, состоят подобающие коронованным главам почести, которые московские послы должны оказывать курфюрсту, Рейер должен был потребовать, чтобы послы на аудиенции у курфюрста держали себя так, как если бы были у короля, чтобы сделали подобающие королям три глубоких поклона, причем курфюрст приподнимает шляпу только при третьем поклоне, когда будет спрашивать о здоровье царя; царское пиьмо должно быть подано не завернутым в тафту, а открытым. По приезде в Кенигсберг послы должны сделать визит обер-президенту, первому министру фон Данкельману и пр.[777]777
  Пам. дипл. сношений, VIII, 787–789; Posselt. Lefort, II, приложение V.


[Закрыть] В этих упоминаниях о «коронованных главах», в требованиях себе королевских почестей сказывалось заветное желание бранденбургского курфюрста Фридриха III получтиь королевскую корону, – желание, которое ему удалось осуществить тремя годами позже, преодолев большие затруднения и препятствия.

В донесении курфюрсту от 9/19 мая Рейер так описывает свою встречу и разговор с послами. «Ваша курфюршеская светлость из всеподданнейшего донесения вашего тайного секретаря фон Бергена благоволили узнать, что царское посольство благополучно прибыло в прошлую пятницу 7/17 мая к вечеру и, согласно милостивейшему приказанию вашей курфюршеской светлости было принято, как была возможность, по воду чего послы выразили особенное удовольствие. При этом здешний комендант полковник Крюгер, согласно имеющемуся курфюршескому приказанию, сделал соответствующие приготовления. После того как я выехал навстречу упомянутому посольству за четверть мили от города с тремя городскими каретами, запряженными каждая 6 лошадьми, и когда они вышли из кареты, данной им в Курляндии, я передал послам приветствие вашей курфюршеской светлости с соответствующими пожеланиями, что они приняли с глубочайшим поклоном и высоким уважением. Когда они все трое остановились в квартире генерала и адмирала Лефорта, он показал себя необычайно дружественным к моей малости. Затем, когда господа его коллеги удалились по своим помещениям, я имел с ним конфиденциальный разговор и открыл ему, как ваша курфюршеская светлость милостиво решили в уважение к их высокому принципалу, царскому величеству, оказать им всякое благоволение и соответствующую их высокому характеру почесть, когда будут удостоверены следующие пункты: 1) Имеют ли господа послы от его царского величества кредитив или какое-либо поручение к вашей курфюршеской светлости? 2) В таком случае не только они решительно должны оказывать вашей курфюршеской светлости все почести, какие следуют от их монарха коронованным главам в Европе при таких посольствах без всякого изменения, но также чтобы они, настоящие послы, не думали претендовать ни на какую большую честь от вашей курфюршеской светлости, чем какая может быть оказана им коронованными главами в Европе, и под конец я привел в высшей степени важные резоны, которые ваша курфюршеская светлость в милостивой инструкции изложили.

На что благоупомянутый генерал Лефорт, ударяя в себя в грудь, удостоверял с наивысшей клятвой, что в обоих случаях ваша курфюршеская светлость получите полное удовлетворение, даже большее, чем на какое можно претендовать. Я хотел затем коснуться подробностей согласно содержанию милостивой инструкции вашей курфюршеской светлости, но г. Лефорт перебил меня, взяв за руку, с просьбой отложить это и заявил мне вообще, что как он считает за величайшую честь в свете засвидетельствовать лично вашей курфюршеской светлости свое всеподданнейшее уважение, то не преминет он не только от своего лица, но и от лица своего монарха оказать все, что может способствовать к высочайшему вашей курфюршеской светлости удовольствию. При этом он дал мне слово и протянул руку.

Поэтому я ни на что большее не мог от него претендовать, чтобы избежать всякого вида недоверия. Все-таки на следующее утро (8/18 мая) я еще раз заговорил об этом, на что г. Лефорт ответил мне то, что и вчера, с большим уверением. Я коснулся данного им слова с выражением, что я ему так же верю, как если бы о том был заключен между вашей курфюршеской светлостью и царским посольством письменный договор. На этом дело и остановилось. Я хорошо заметил, что упомянутый генерал Лефорт имеет большие полномочия от его царского величества и не меньшее почитание к вашей курфюршеской светлости высокой персоне и поэтому тем более есть основание надеяться на исполнение данного слова.

Я нахожу свиту царского посольства в таком блеске, какой когда-либо можно было видеть, в особености платья генерала Лефорта: из них некоторые украшены драгоценнейшими каменьями. Между прочим, во всех трех послах я не нахожу совсем того упорства, которое выказывали послы раньше. Наоборот, они показали столь много податливости и благородной учтивости к моей малости, что я не могу достаточно нахвалиться. Также они выражали свое удовольствие по поводу трактамента, которым пользовались. Они очень выславляют, что были хорошо приняты его светлостью герцогом Курляндским. Напротив, они не менее жалуются, что их крайне плохо приняли в Лифляндии и особенно в Риге, не оказали им никакой учтивости, почему они, не обинуясь, говорят: manmet alta mente repostum p.p.»[778]778
  Posselt. Lefort, II, приложение VII: «Manet alta mente repostum judieium Paridis» (Verg.).


[Закрыть]

Дни 8 и 9 мая посольство провело в Мемеле. 8-го послы отпустили, одарив соболями[779]779
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 40. Им же дано золотыми (там же, л. 5): «Мая в 8 д. княжим служителем, которые великих послов от Митавы до Мемеля провожали, дано старосте фон-Сакену 100 золотых, комнатному дворянину и походному маршалку Цедеревскому 70 золотых, дворянину Адаму Костюшке 70 ж золотых, порутчику Буковскому 50 золотых, подмаршалку корнету Бекману 20 золотых, запасничему Шнейдеру 10 золотых, курфистрскому паже 10 золотых, двум лакеем по 12 золотых человек, двум трубачам по 10 золотых человеку, винного погреба ключнику 7 золотых, собственному княжому повару 7 золотых, чашнику 5 золотых, овощному 3 золотых, скатертному 5 золотых, шти человеком поваренным служителем по 3 золотых человеку, ключнику над пивом 4 золотых, хлебнику 3 золотых, портомое скатертной 5 золотых, шти человеком возницам 30 золотых, капралу или конских кормов маршалку 5 золотых, рейтаром 12 человеком по 3 золотых человеку, капралу у салдат 10 золотых, драгуном 10 человеком 30 золотых». Чины курляндской местной администрации проводили послов до Тильзита (там же, л. 6): «Мая в 13 день в Гидзе ж городе дано князя курлянского служителем, которые великих послов провожали от Мемля, порутчику драгунскому Криштопу 6 золотых, драгуном 20 человеком 10 золотых, уездному толмачу Казимиру Томашевичу 5 золотых, старосте или уездному прикащику Хрисвеанусу Шварцу, писарю Габриэлю Лантенту, земскому служителю Эверту фон Прекулсу, осмотрителю берегу морского Ягану Шнедеру, поваренному писарю Асхацыюсу Лангу – всем им пятерым 15 золотых, да работником и работницам, которые служили великим послом при столех, 5 золотых».


[Закрыть] и золотыми деньгами сопровождавших их до Мемеля курляндцев: старосту митавского Сакена, Цедеровского, Костюшко и др. и с ними отправили к герцогу Курляндскому благодарственное письмо, в котором свидетельствовали о внимании и услугах приставленных к ним провожатых[780]780
  Пам. дипл. сношений, VIII, 792–794.


[Закрыть]. 9 мая Рейер имел с послами разговор о дальнейшем пути. Головин и Возницын склонялись к тому, чтобы идти водой. Лефорт противился этому, ссылаясь на свое нездоровье. В конце концов решено было отправить водой по Куриш-гафу на Шаакен весь багаж посольства и 65 человек свиты; остальные должны были отправиться сухим путем на Тильзит. Рейер сообщил при своем донесении список посольской свиты, причем насчитывал в составе ее 149 человек, хотя по этому списку состав посольства, свиты и прислуги исчисляется в 165 человек. У посольства имеется 141 лошадь, из которых 40 отправлено водой. «Посольство намеревается, – заключает Рейер свое донесение от 9/19 мая из Мемеля, – выехать отсюда завтра утром и расположиться на ночлег в Гейдекруге в 7 милях отсюда и послезавтра будет в Тильзите, о чем тильзитский гауптман мною только что предупрежден»[781]781
  Posselt. Lefort, II, примечание VI.


[Закрыть].

Действительно, посольство выехало из Мемеля 10/20 мая[782]782
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр., дв., № 47, л. 41: «Мая в 10 день дано в Мемелю мещаном, у которых великие и полномочные послы стояли, Христофору Ниманту пара соболей в пол-сема рубли, мещанину ж Шлигеру две пары по 6¹/₂ р., Христофору Геркину пара соболей…» Там же, л. 5 об.: им же дано: «Хистофору Ниманту 5 золотых, Шлигеру 5 же золотых, мещанским детем 2 золотых». «В Мемле ж музыкантом, которые играли при великих послех, дано 12 золотых… да музыкантом к прежней даче, что они у первого посла играли, 20 золотых»; л. 6: «В Мемлю ж мемелским солдатом, которые стояли у великих послов на караулех, дано 15 золотых, да хлебнику, которой в Мемлю при столех служил, 5 золотых».


[Закрыть], отпустив водой часть свиты, «многих чиновных и своих посольских людей со всякою рухлядью до Королевца водою в судах проливою, именуемою Гоф-Шакен, до местечка Шакина (Шаакен), отстоящего от Королевца в шести милях, а сами пошли из Мемля сухим путем того ж числа на курфирстровых подводах и кормех». К ночлегу послы, однако, не добрались до Гейден-Круга, как извещал Рейер, а остановились в селении Прокулсо в трех милях от Мемеля. 11/21 мая из Прокулса, миновав Гейден-Круг, послы доехали до селения Котиц, где ночевали[783]783
  Там же, л. 41: «Мая в 12 день дано в селе Кошницах курфистрову прикащику Рихтеру пара соболей». Ему же 6 золотых (там же, л. 6).


[Закрыть]. 12/22-го подъехали к городу Телзе (Тильзиту) на реке Немане. «И, приехав к той реке Неман, стали в корчме для того, что судов готовых не было, а обоз перевезся прежде их посолского приезду. И того ж числа (12/22 мая) из города Телза приходили к великим и полномочным послом за реку Неман от губернатора с поздравлением два человека капитанов; и великие и полномочные послы за поздравление благодарствовали, а что для перевозу их через Неман судов не изготовлено, и о том говорили, что то учинено нерадетельно. И те присланные сказали, чтоб они, великие и полномочные послы, мало помешкали и на них не погневились, потому что суды за великим на той реке волнением умешкали. И вскоре суды пришли, и великие и полномочные послы, вшед в них, сели на уготованных местех и перевезлись с дворяны и с иными чиновными и своими посолскими людьми; а в то время, как от берегу отпустились, стреляли с замку из девяти пушек; а как вышли из судов, и тогда встретили великих и полномочных послов того города бурмистры и райцы и поздравляли, и объявили три коляски крытые, в чем им ехать в город. И великие и полномочные послы, благодарствовав, сели в одну коляску, а в прочие – дворяне, и ехали в замок. На стойке перед замком и в замку от ворот по обе стороны стояли с ружьем мещаня под четырми знамены и били в барабаны и играли в сипоши. А как великие и полномочные послы въехали в замок, и в то время губернатор, сшед с лесницы, у коляски великих и полномочных послов встретил и поздравлял и просил, чтоб изволили итти в полаты. И великие и полномочные послы за приемность его благодарствовали и, взаимно поздравя, шли в палаты, а в то время на переходах трубили на трубах и били в литавры»[784]784
  Пам. дипл. сношений, VIII, 794–796.


[Закрыть].

13/23 мая после обеда, подарив коменданту Тильзита пару соболей в 16 рублей[785]785
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 41.


[Закрыть], посольство двинулось из этого города и к ночлегу достигло местечка Шилен[786]786
  Там же, л. 6 об.: «Мая в 14 ден в селе Жилинге, где великие послы стояли, пасторовой жене и детем и служительницам ее дано 10 золотых с полузолотым да музыкантом 2 золотых».


[Закрыть]. 14/24-го оно вступило с обычной встречей в город Инстербург; встречали городские власти с поздравлениями и приветствиями, по улице стояли вооруженные бюргеры, били в барабаны и играли на флейтах[787]787
  Там же: «Мая в 15 д. в городке брандебурском Инстенбурке дано музыкантом 10 золотых, да работником 2 золотых». Там же, л. 41: «старосте дано пара соболей».


[Закрыть]. Из Инстербурга посольство выехало 15/25 мая после полудня и в этот день сделало путь до местечка Таплинг. За милю от местечка встретил посольство церемониймейстер курфюрста Бессер. Утром на другой день, 16/26 мая, Бессер в присутствии Рейера и Бергена имел с послами разговор о подробностях приема, начав его с заявления, что курфюрст хочет «их, великих и полномочных послов, яко милых гостей, в Кенизберх принять честно и встречу учинить великую, какой прежде сего никому не бывало». Затем Бессер сказал, что послы с подобающим почетом будут встречены за полмили от города. Послы потребовали, чтобы встреча была за милю; на это церемониймейстер возразил, что встретить далеко от города послов с почестями невозможно, потому что «в Кенизберхе малолюдно, не так, как в Берлине». Послы просили, чтобы у того дома, где они в Кенигсберге будут поставлены, встретил бы их «сенату ближний человек или маршалок». Бессер говорил на это, что маршалок встретить их у дома не может, потому что безотлучно находится при курфюрсте, а примет послов «подкоморий». Наконец, Бессер предъявил послам три требования: во-первых, когда они будут у курфюрста на аудиенции, воздать ему честь такую же, какую ему воздают послы и других великих государей и королей, именно: поклониться ему трижды, стоять при нем с непокрытыми головами, быть у него «у руки», т. е. целовать ему руку; во-вторых, быть с визитом у первого министра: «быть у первого их министра на дворе и его поздравить и быть у него на разговоре, и всякое ему по достоинству учинить почитание», и, в-третьих, сенатору, который будет состоять при послах, сидеть с ними в карете по правую сторону.

Послы с первыми двумя пунктами согласились без споров, заявили, что как по отношению к курфюрсту во всем «поступят с подобающей его пресветлости честию, так и ближним его людям покажут всякую склонность к доброму приятству»; но решительно отклонили третий пункт, чтобы состоящее при них лицо сидело в карете по правую руку, указав, что «того в посольствах никогда не водится, и было б то царского величества стороне не к чести, и того они, великие и полномочные послы, никогда не учинят». В заключение постановили, чтобы встрече быть за милю от города[788]788
  Пам. дипл. сношений, VIII, 796–801; Арх. Мин. ин. дел. Дела прусские 1697 г., № 1, л. 15–22.


[Закрыть].

Двинувшись в путь из Таплинга[789]789
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 41: «Мая в 16 день курфистра брандебурского в местечке Топлинге того двора господарю дано пара соболей в 10 р. за два косяка камок»; л. 7: «тамошним людем, которые служили великим послом при столех, дано 3 золотых, да сторожам, которые в том же местечке возы посолские и казенные стерегли, золотой».


[Закрыть], после переговоров с Бес-сером в тот же день, 16/26 мая, послы ночевать приехали в городок Тапиау. Должностное лицо, встречавшее послов при проезде их в Тапиау, писало об этой встрече следующее: «Я… отправился в Тапиау (Luppian), чтобы ожидать их, и узнал, что они будут на следующий вечер. Президент мне предписал оказать им как можно больший почет, тем более что они жаловались, что начальники тех мест, где они проезжали, принимали их плохо. Поэтому я отправился за четверть мили (un quarto di lega) навстречу с каретой, приказал приветствовать их тремя выстрелами из пушки и распорядился, чтобы мои люди отдали им честь оружием. Действительно, я принял их наилучшим образом, насколько мне позволила здешняя скудость, и они проследовали на моих лошадях во Владау, в двух милях расстояния отсюда. Подарок, который они сделали моей жене: пара соболей и два куска турецкой шелковой материи[790]790
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 41 об.: «Мая в 17 д. в замочке Тапеу дано господарю косяк камки да пара соболей»; л. 7: «в городке Тапеу, где великие послы начевали, дано челядником того дому, что служили при столе, 3 золотых».


[Закрыть] – обошелся мне дорого, потому что я с г. Лефортом, который, несмотря на много фистул и ран на теле, ненасытен, должен был пить столько вина, табаку и водки (bevere tanto vino, tabacco, aqua vita), что на следующий день не мог провожать их в экипажи (alla carrozza). Сказанный Лефорт великолепно одевается и, вероятно, выписал свое платье из Франции. Однако странным кажутся множество колец, которые он носит на пальцах, а также повязка из изумрудов, которую он носит на волосах. Он очень вежлив и с гордой осанкой, поддерживает с двумя товарищами значение своего сана. Мне очень нравится его постель, украшенная персидской парчой. С товарищами он говорит по-московски, с другими – по-французски; между ними – его племянник и шталмейстер, оба деликатные французы. Остальные большею частью немцы, и он довольно хорошо говорит по-немецки.

Пьют, по большей части, франконское вино (vino di Franconia); рейнского не ценят, привыкнув к первому в их стране. Когда пьют чье-либо здоровье, делают это большими бокалами за табаком (entrovi del tabacco). Если, например, пьют за здоровье царя, питье начинается с конца стола и, таким образом (бокал) переходит из рук в руки, пока последняя очередь не останется самому знатному, который благодарит того, кто первый предложил тост. Два других посла хорошо выглядят (sono di bell’aspetto); генерал-комиссар (Ф. А. Головин) более общителен, чем другой, канцлер империи; он бывал в разных посольствах, даже в Китае. У них четыре субтильных (sottili) карлика, которых они очень чтут»[791]791
  Шмурло. Сборник. № 306. «Riferta di un confidente, Konisberg li 31 Maggio 1697». Это сообщение венецианского агента было отправлено к венскому послу Рудзини, а им переслано в Венецию с пометой «Cimerin 29 Giugno 1697». Сообщение, как кажется, составлено из нескольких частей и содержит описание встречи в Тапиау (Luppian), въезда в Кенигсберг, ужина у курфюрста в день въезда и пр. Приведенный отрывок есть, очевидно, письмо должностного лица, встречавшего послов в Тапиау.


[Закрыть].

17/27 мая из замка Тапиау был сделан переезд до местечка Валдов (Waldau), где посольство остановилось перед въездом в Кенигсберг. Сюда приезжал к послам царь[792]792
  Там же. С. 250–251. «Ritornato il Czar da Waldau». Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 4 об.: «Мая в 18 д. в местечке Валдов уряднику того местечка дано пара соболей». Там же, л. 7: «В местечке Валдов старосте и работникам его, которые великим послом служили при столех, дано 6 золотых».


[Закрыть].

VII. Въезд посольства в Кенигсберг

Торжественный въезд посольства в Кенигсберг состоялся 18/28 мая. В этой, как и в последовавших затем церемониях, связанных с приемом послов, великий любитель торжественных церемоний, усердный подражатель версальскому двору курфюрст Бранденбургский Фридрих III, о котором его супруга София-Шарлотта, умирая, сказала, что королю, своему супругу, она доставит зрелище похорон, которые дадут ему возможность выказать свое великолепие[793]793
  Герье. Лейбниц и его век. С. 514.


[Закрыть], – мог развернуть всю пышность, показать весь блеск своего двора. Тогда же в 1697 г. назначенным состоять при посольстве церемониймейстером Бессером, не чуждым также и литературе, было составлено и к вящей славе бранденбургского двора издано подробное описание приема посольства в Кенигсберге. «Посольство, – пишет Бессер, – въехало в Кенигсберг 18/28 мая около 5 часов пополудни, и так как это было первое посольство, которое московский двор присылал к кур-бранденбургскому дому со званием послов (ambassadeurs) или великих послов, то частию вследствие этого характера, частию же вследствие других совершенно необыкновенных обстоятельств оно принято было с таким великолепием, что если бы при нем лично находился тот высокий принципал, которого оно представляло, его царское величество, или смотрел на прием, его нельзя было бы принять роскошнее и великолепнее». В словах Бессера о необыкновенных обстоятельствах, при которых происходил прием посольства, и о том, что если бы сам царь смотрел на прием, и следует именно видеть намеки на пребывание в это время самого Петра в Кенигсберге.

«Двор сложил на этот день, – продолжает Бессер, – траур, который носили по недавно скончавшемся шведском короле (Карле XI). Придворный штат одет был в совершенно новые ливреи, которые были особенно пышны и красивы по богатству золота, а также по красоте пурпура, пропущенного в них полосами. В городе по улицам от внешних Закгеймовых ворот до квартиры, отведенной послам на Кнейпгофе, поставлены были по обеим сторонам бюргеры с оружием. По одну сторону Закгеймовых ворот стояло несколько рот полка графа Дона, а по другую сторону – 24 драбанта с их золочеными алебардами, которые затем при въезде в город шли вокруг курфюршеской кареты. Все окна домов до крыш были полны зрителей, и так как его курфюршеская светлость своею высокою особой милостиво соблаговолил смотреть на въезд, то было предписано, чтобы весь проезд направлялся от Закгейма через новую Кирхергассе, через Нейзорге (Neue Sorge) и Крестовые ворота (Kreutzthor) мимо курфюршеского бурга и затем ниже Мюленберга (den Muhlenberg herunter) через здешние три города.

При курфюршеской резиденции стоял Трухзесов батальон до внешней стороны ворот в полном вооружении. Хотя с утра шел дождь, но затем к полудню небо опять прояснилось, чтобы придать больше блеска въезду. Около двух часов пополудни курфюршеские и другие кареты с состоящей при них свитой кавалеров, пажей, лакеев и телохранителей отправлены были до Занд-Круга на расстоянии около полумили за городом и поставлены в порядок г. шталмейстером Бауером… Затем выехали за город генерал-кригскомиссар (фон Данкельман) и церемониймейстер (фон Бессер), и, когда курфюршеская карета, в которой они сидели, поравнялась с каретой послов и кареты остановились, те и другие в одно время вышли из экипажей, и г. генерал-кригскомиссар приветствовал послов очень учтивым и хорошо составленным комплиментом. Послы были посажены в курфюршескую карету; г. генерал-кригскомиссар и церемониймейстер сели к ним… и весь поезд следовал в таком порядке при троекратном залпе из пушек с городских валов и с крепости Фридрихсбурга»[794]794
  «Ausfьhrlicher Bericht von allen dem, was bey Einholung und Aufnehmung der Moscowitischen Gross-Gesandschaft vorgegangen, welche die jetztregierende Czarische Majestat Peter Alexiewitz an Seine Churfьrstl. Durehl. zu Brandenburg Friederich den dritten abgeschicket». См. также: Des Herrn von Besser, Schrifften. Leipzig, 1732. S. 539 и folg. В Арх. Мин. ин. дел есть перевод описания Бессера, сделанный переводчиком Вульфом (Дела прусские 1697 г., № 1, л. 129–160).


[Закрыть]. Далее Бессер приводит церемониал процессии, состоявшей из 17 одно другого более интересных для собравшейся толпы зрителей отделений. Процессию открывал берейтор – «конный учитель» по обозначению «Статейного списка» посольства, также заключающего в себе подробное описание въезда[795]795
  Пам. дипл. сношений, VIII, 801 и сл.


[Закрыть], – и за ним вели под уздцы верховых лошадей в драгоценных чепраках. За ними ехала в конном строю курфюршеская гвардия поротно на серых, черных и гнедых лошадях; везены были далее по обычаю того времени пустые кареты, курфюршеские, маркграфа Альбрехта, министров и городские, запряженные цугами в 4 и 6 лошадей в количестве 29 под предводительством конюшенного офицера. За пустыми каретами вели опять верховых лошадей без всадников: 5 лошадей маркграфа Альбрехта и 12 курфюршеских английских лошадей в богатых, украшенных золотом и серебром покрывалах. Далее двигался под предводительством гофмейстера отряд пажей на лошадях. 12 курфюршеских и 6 московских пажей по трое в ряд, так что московский паж имел по бокам двух курфюршеских, курфюршеские пажи с белыми перьями и красными лентами на шляпах, а московские пажи по цвету ливрей Лефорта в ярко-красных немецких камзолах и вестонах с серебряными позументами. За московскими пажами, одетыми в немецкие камзолы и вес-тоны, ехали верхом шестеро татар «со стрелами и прочим их диким вооружением». Эти татары, или калмыки, как их называют в других подобных же случаях, были одетые по-восточному «люди» второго и третьего послов, среди которых, судя по их именам, были действительно восточные инородцы, например, у Ф.А. Головина – Иван Каргол, Иван Тунгус, у П.Б. Возницына – Тимофей Калмык. Далее шли 40 московских солдат в 10 рядов в зеленых мундирах с большими гладкими серебряными пуговицами. Шестеро московских трубачей из свиты Лефорта в красном немецком платье с серебряными галунами, с серебряными трубами, в которые они, однако, не трубили;

30 московских волонтеров в зеленых мундирах на конях, затем опять два отделения курфюршеских литаврщиков и трубачей по 1 литаврщику и по 8 трубачей в каждом. Эти трубачи и литаврщики во все время въезда непрестанно трубили в трубы и били в литавры. Двигались затем придворные курфюршеские чины и кавалеры, курфюршеские и посольские лакеи в ярких ливреях, 12 московских гайдуков с серебряными коваными изображениями русского государственного орла на красных мундирах, с серебряными обухами на плечах. Наконец, курфюршеская лейб-карета с великими послами и сопровождающими их. Двое первых послов сидели на главных местах, третий посол и генералкригскомиссар фон Данкельман – на передней скамье, а церемониймейстер фон Бессер – на боковой скамье у дверцы с правой стороны. Возле кареты шли 24 телохранителя с золочеными алебардами. Шествие замыкали еще 10 карет со свитой. Громадных размеров, грузные, неповоротливые раззолоченные экипажи XVII в. на высоких тяжелых колесах, запряженные длинными цугами лошадей в уборах с форейторами и служителями в париках и треугольных шляпах на запятках, верховые лошади, блиставшие роскошными чепраками, красные и зеленые мундиры, серебряное шитье, галуны и позументы, ленты и перья – все это, озаренное выглянувшим после дождя солнцем, звуки труб и литавр и пушечные залпы – таковы были зрительные и слуховые впечатления Петра в день въезда великого посольства в Кенигсберг 18 мая 1697 г., явившие ему курфюршескую пышность во всем ее великолепии. Что Петр смотрел на въезд вместе с курфюрстом из окна кенигсбергского замка, об этом сообщает Лейбниц в одном из своих писем от 31 мая 1697 г. Царь, по этому известию, остался доволен зрелищем, которое было великолепно[796]796
  Герье. Сборник писем и мемориалов Лейбница. С. 9.


[Закрыть]. Об этом же находим известие в донесении тайного венецианского агента послу Рудзини. «Царь, – сообщает агент, – вернувшись из Валдау, пожелал смотреть въезд (послов) из замка с его высочеством и, прибыв туда заблаговременно, обошел с его высочеством замок, внимательно осматривая каждую вещь. Посмотрев затем въезд, выказал удовольствие. Когда генерал-майор Теттау (в донесении – Littau) прибыл в замок в высоких французских сапогах, царь дивился им и сказал, что они ему не нравятся»[797]797
  Шмурло. Сборник. № 306. «Riferta di un confidente».


[Закрыть].

«На Кнейпгофской Долгой улице, – продолжает описание этого дня Бессер, – двором для всех трех послов обмеблирован был дом Дроста, и при нем поставлено 30 человек стражи; в нем затем жил только первый из них, генерал Лефорт; но в нем все трое вместе обедали и принимали парадные визиты. Когда весь поезд достиг дома, то передовые проследовали мимо, а г. дворцовый комендант фрейгер фон Зонсфельдт с кавалерами сошел с лошадей и встретил гг. послов при выходе из кареты. Г. генерал-кригскомиссар фон Данкельман и церемониймейстер отвели их в их комнаты и затем, в свою очередь простившись, были сопровождены послами до курфюршеской кареты, в которой они вернулись ко двору. Затем два вторых посла отправились в отведенные для них особые дома[798]798
  Второй посол остановился «у вдовы Гейдкаловы, третий у Андрея Кижинка» (Пам. дипл. сношений, VIII, 805).


[Закрыть], к которым также была приставлена стража. Как скоро они опять собрались у первого посла, явился старший граф фон Денгоф, камергер, бригадир и губернатор крепости Мемеля, приветствовать гг. послов от имен курфюрста. Между тем наступало время ужина, и так как его превосходительство г. генералкригскомиссар с церемониймейстером получили приказание быть у гг. послов за столом, то они из дворца опять отправились к ним. Угощение предложено было придворными чинами и было сервировано на двух столах: один для гг. послов на 12 персон, другой для привезенной ими с собой свиты на 20. За первым столом подавалось на курфюршеском серебре. С маршальским жезлом был г. обер-кухмистер фон Вензен; капитан фон Бремзен исполнял обязанности форшнейдера, и к каждому послу было приставлено по кавалеру и пажу для услуг. Фон Бремзен, старший камер-юнкер его курфюршеской светлости, служил при первом после; фон Теттау – при втором, и фон Граппендорф – при третьем. Они подавали им также вино и воду. Г. генерал-кригскомиссар фон Данкельман провозглашал тосты. Шесть курфюршеских трубачей с литаврщиком и с маленькими гобоистами исполняли застольную музыку. И как это началось в день въезда, так и продолжалось до дня их выезда; только когда его превосходительство г. генерал-кригскомиссар не мог присутствовать при столе, вместо него должен был провозглашать тосты церемониймейстер»[799]799
  Besser. Schriften, 544–546. Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 7: «Мая в 19 день в Кенихзберхе курфирстовым сиповщиком и иным служителем, которые были при столех, дано 16 золотых с полузолотым».


[Закрыть]. Царь ужинал в этот вечер у курфюрста. «Его высочество, – читаем в донесении упомянутого выше венецианского агента, – удержал царя ужинать; он обратил внимание на жезл маршала и дивился порядку питья за ужином; ел с аппетитом, особенно кирские яблоки (pomi di chir); с бокалом в руке называл его высочество братом и рассердился, когда увидел кого-то, кого он не знал. За столом были двое государей, маркграф Альбрехт, принц Голштинский, князь Черкасский, обер-камергер, обер-президент… Его высочество, провожая его при отъезде до низу лестницы, сказал ему, что, если бы не знал его, не поверил бы, что он находится здесь. Царь ответил его высочеству, что хочет оставить ему свой портрет, и, чтобы не забыть, приказал князю Черкасскому напомнить о том»[800]800
  Шмурло. Сборник. № 306.


[Закрыть].

На следующий день по въезде, 19 мая, Петр писал к Виниусу, уведомляя о получении писем из Москвы, и объяснил, почему на них не мог ответить: «Min Her Vinius, писма отъ многихъ ко мнѣ дошъли; толко мнѣ отданы недавъна, iныя теперь, для того что мы приехали моремъ, а почта, сухимъ путемъ iдучи, въсегъда послам в руки дахадила, которыя после насъ полтары недели сюды приехали; а почта сегодня ждать болше не хатѣла i для того отвѣта на тѣ писма написать с сею почтою не успѣлъ. Богу iзволшу с будушъшею почтаю отвѣтъ учиню купъно i про отъездъ наш отсель. За сим паки коемуждо, како достоiтъ, прошу отдати поклонение, возвешая о нескоромъ отвѣте. Piter. Iзъ Кюнинсъберга, мая въ 19 д.»[801]801
  П. и Б. Т. I. № 163. В этот же день им было получено письмо от Ромодановского (П. и Б. Т. I. № 165).


[Закрыть] Из этого письма видно, что Петр еще не знает о времени отъезда из Кенигсберга. По сообщению тайного венецианского агента, он будто бы говорил курфюрсту, что намеревается ехать в Вену побеседовать с Леопольдом так же, как повидался с братом Фридрихом[802]802
  Шмурло. Сборник. № 306.


[Закрыть]. Но послы как раз в этот день, 19 мая, отправили в Вену к подьячему Михайлу Волкову, находившемуся там при гонце Адаме Вейде, извещение о том, что маршрут посольства изменяется и что посольство вместо Вены прежде направится ко двору английского короля и только потом уже посетит цесарский двор[803]803
  Пам. дипл. сношений, VIII, 806–808.


[Закрыть].