Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

По обычаю того времени ответственность за преступление падала и на родню виновных, которую разметали по дальним местам. Два сына Цыклера были «написаны» в городовую службу в Курск; трое сыновей Соковнина, в том числе и два не хотевших ехать за границу учиться стольника, а также три его внука посланы на городовую службу в Белгород. Брат Соковнина, боярин Федор Прокофьевич, дядька царя Федора Алексеевича, сослан в дальние деревни, дети его «написаны» в городовую службу. Боярин М.С. Пушкин был лишен боярского чина и сослан с детьми в Сибирь, в городовую службу в Енисейск. Брату его, боярину Я.С. Пушкину, велено было быть на Бело-озере у строения Кириллова монастыря и «без указа великого государя к Москве ему от того дела не ездить»[678]678
  Дворцовые разряды, IV, 1046; П. С. З., № 1577; Желябужский. Записки, изд. Сахаровым. С. 51.


[Закрыть]. Вместо боярина Матвея Пушкина воеводой в Азов был назначен боярин князь А.П. Прозоровский, с ним думный дворянин И.С. Ларионов; для строения Таганрога был командирован думный дворянин И.И. Щепин. Стрелецкий пятисотный Ларион Елизарьев был вознагражден за свой извет, был возведен в дьяки и назначен заведовать житным двором, что у Мясницких ворот[679]679
  Устрялов. История… Т II. С. 61; Дворцовые разряды, IV, 1045.


[Закрыть].

Курляндия
Бранденбург
Голландия

Петр I

Гравюра Я. Голе. Около 1698 г.

I. Наказы Великому посольству. Состав посольства

Раскрытие умысла Цыклера, показавшее Петру недовольство в близкой к нему среде, в боярских сферах, нисколько его, однако, не остановило и не отклонило от намерения ехать за границу, которое так осуждали недовольные. Отъезд посольства не был задержан следствием: он состоялся именно в те числа, как это и предполагалось. Еще в письме к родным от 11[680]680
  Как это думал Соловьев (т. XIV. С. 219).


[Закрыть] декабря 1696 г. Лефорт указывал на срок поездки около 15 марта[681]681
  Переписка о заготовлении подвод (Пам. дипл. сношений, VIII, 613–615, 657–661). Шмурло высказывает иное мнение, говоря: «Приготовить тысячу подвод с санями и проводниками, имея в распоряжении всего 2—21/2 суток, – мыслимое ли это дело!» Он полагает, что «бумаги, посланные 23 числа, служили лишь заключительным актом в целом ряду предшествовавших: не готовить подводы приказывали, а привести лишь в действие сложный механизм, очевидно, собранный и заготовленный заранее; не подряжать саней, не заготовлять сена, не отыскивать ямщиков, а велеть им хомутать лошадей и выходить с рукавицами за кушаком перед крыльцо, прислушиваясь, не зазвенит ли колоколец – вот как надо понимать распоряжения 21 и 22 февраля». Все это очень образно, но едва ли верно. Бумаги от 22 февраля, посланные 23-го, были не заключительными, а первыми. Новгород и Псков подведомственны были Новгородскому приказу, присоединенному к Посольскому. 21 февраля в Посольский приказ из Ямского приказа была прислана память, в которой говорилось, что так как ямы в Новгородской и Псковской областях подведомственны Новгородскому приказу, подчиненному Посольскому, а не Ямскому, то и грамоты о подводах в Новгород и Псков надлежит отправить из Посольского приказа (Пам. дипл. сношений, VIII, 657–658). Если бы с Новгородом и Псковом о подводах шла переписка уже ранее 21 февраля, то вопрос о компетенции приказов не поднимался бы 21 февраля, а был бы уже решен ранее. Ср.: Арх. Мин. ин. дел. Дела австр. 1697 г., № 5 л. 1, 9: «О подводах под столовые всякие запасы 205 г. февр. 22 д.».


[Закрыть]. Сборы посольства продолжались с прежней энергией. 22 февраля из Посольского приказа были написаны грамоты в Новгород и Псков к воеводам с извещением о проезде Великого посольства и с предписанием заготовить под него на ямах (почтовых станциях) в своих воеводствах по тысяче подвод с санями и проводниками. Эти грамоты были отправлены по назначению 23 февраля с экстренной почтой. В них указывалось, правда, что послы выедут из Москвы 25 февраля, но раз грамоты о подводах отправлялись из Москвы 23 февраля, то, очевидно, что новгородский и псковский воеводы к 25-му подвод собрать не могли; едва ли ими в это число были получены и самые грамоты, и такой ранний срок отправления посольства указывался им только ради поспешности в предписанном деле[682]682
  Posselt. Lefort, II, 372.


[Закрыть]. 25 февраля, когда уже, быть может, были раскрыты следствием сетования Цыклера на то, что государь тощит казну на посольство, Петр указал отправить с великими послами «на корабельной наем», т. е. на наем за границей персонала для флота и на иные посольские расходы, 15 000 золотых, взяв из приказа Большой казны[683]683
  Пам. дипл. сношений, VIII, 587.


[Закрыть]. К тому же дню, 25 февраля, был изготовлен «в тетрадях» наказ великим послам, и думный дьяк Е.И. Украинцев сам отвез его на дом к Лефорту.

Наказ этот был составлен в старых, рутинных формах, в значительной мере списан с прежних посольских наказов и касался также только внешних форм отправления посольства, которыми так дорожили московские дипломаты. От него так и веет духом старинной московской дипломатической канцелярии. Великим послам предписывалось, прибыв ко двору иностранного государя, просить об аудиенции и при этом непременно настаивать, чтобы во время этой аудиенции не было приема послам и посланникам других государей. На приеме послам говорить иностранному государю «поздравление» по прописанной в наказе форме и, сказав поздравление, «поклонитись рядовым поклоном». Если принимающий послов иностранный государь, спрашивая в ответ на поздравление о здоровье великого государя московского, не встанет, или, встав, не снимет шляпы, или не сам спросит о здоровье, а поручит это сделать своему ближнему человеку, то послы должны сделать замечание и напомнить, что предки принимающего посольство государя и сам он раньше спрашивали про здоровье великих государей московских стоя и сняв шляпу, а теперь «ваше величество не встали и о здоровье спросили сидя и шляпы не сняв». Послы должны были развивать это замечание подробно, «говорить о том пространно» и после того уже поднести обернутую в камку верющую грамоту, идти «к руке», т. е. целовать руку у принимающего государя, объявить присланные «поминки» и, наконец, просить, чтобы иностранный монарх назначил своих министров для переговоров с ними, послами, о делах. Если, отпустив послов на их подворье, иностранный государь пришлет к ним «со столом», и им за то бить челом, а присланного со столом одарить из своих пожитков. Если государь позовет их к своему столу, то им опять потребовать, чтобы за этим столом не было послов и посланников от других государей, а если будут – отказаться от приглашения. Когда во время стола иностранный государь станет пить чашу «про здоровье великого государя», послам в то время встать и выйти из-за стола и заздравные чаши принимать самим. Послы должны приказать состоящим при них дворянам, переводчику и подьячим, «чтоб они сидели за столом чинно и остерегательно, не упивались и слов непригожих между собою не говорили». На другой или на третий день после аудиенции послы должны просить, чтобы иностранный государь вновь их принял и затем велел своим министрам начать деловые переговоры. Послам предписывалось против слов самого иностранного государя и его думных людей держать ответ «остерегательно», «чтоб великого государя имени и чести было к повышению». На конференцию, или, как тогда писалось, «в ответ», к назначенным вести переговоры иностранным думным людям послам ехать в каретах самого иностранного государя, но отнюдь не соглашаться на присылку за ними карет от думных людей. Если за ними не будет прислано придворных карет, ехать в своих собственных. О делах при переговорах послы должны говорить, «применяясь к прежним делам, с которых даны им из Посольского приказу списки». По окончании переговоров с министрами испрашивается прощальная аудиенция. Обо всех подробностях приемов и обо всех своих действиях послы должны приказывать вести запись.

Таков основной шаблон наказа великим послам, повторяющийся в нем несколько раз, так как относительно каждого из дворов, которые должны были посетить послы, наставление в наказе дается отдельно. Несколько любопытных особенностей встречаем в части наказа, касающейся приема посольства у папы. Здесь в общем тот же церемониал: послы должны настаивать, чтобы папа спрашивал про здоровье великого государя стоя и сняв шляпу, и указывать ему, что так делают, принимая русских послов, посланников и гонцов, другие государи и сам цесарь «и чтоб он, папа Иннокентий и учитель римского костела, показуючи к его царскому величеству свою дружбу и любовь, учинил по тому ж, против царского величества имени встал и про здоровье великого государя спросил стоя». «И буде папа, – прибавляет далее наказ, – в том заупрямится, и послам, стояв о том накрепко», все же подать верющую грамоту, но затем «выговаривать о том папиным ближним людем». Если папа на первой или на прощальной аудиенции «позовет их целовать вместо руки в ногу, и им, великим и полномочным послам, папу в ногу отнюдь не целовать, а целовать в руку и стоять о том накрепко, чтоб, конечно, целовать в руку, а не в ногу».

В выдаче такого наказа великим послам была лишь простая формальность, переживание обычая. Надо заметить, что наказ, так тщательно и подробно устанавливая столько форм этикета и связывая послов требованием их неуклонного исполнения, не касается вовсе существа дела – содержания самых переговоров. Очевидно, это существо дела должно было идти не из Посольского приказа, а из иного источника, т. е. от самого Петра, который будет находиться при посольстве, но и формальная сторона наказа не имела уже обязательного и действительного значения. Не Лефорту же, конечно, совсем незнакомому с древнерусским посольским обычаем, соблюдать этот странный для него ритуал! При всей новости целей, для которых отправлялось посольство, оно было облечено все же в старые, обветшавшие, но еще непокинутые формы, и выданный ему наказ был одной из таких не имеющих действительного значения форм. Для нас этот документ интересен еще и потому, что в нем намечен предполагавшийся порядок, в котором посольство должно было объехать иноземные дворы. Через Ригу и Митаву, чтобы миновать Польшу, оно должно было направиться к цесарю, от цесаря ехать в Рим к папе, от папы – в Венецию, оттуда – в Голландию, в Англию, Данию и, наконец, – к бранденбургскому курфюрсту. На самом деле маршрут, как увидим ниже, не соответствовал наказу[684]684
  Наказ Великому посольству (Пам. дипл. сношений, VIII, 661–699).


[Закрыть].

Настоящий действительный наказ дан был посольству Петром, написан им собственноручно и по той массе подробностей, в которые вошел в нем Петр, свидетельствует, как живо интересовал его предмет, поручаемый посольству. Вот этот наказ:

«1-е. Къ службѣ морской сыскать капитаноѳъ добрыхъ (ч. 3 iли 4), которыя бъ сами въ мотрозахъ бывали, а служъбою дошьли чина, а не по iнымъ причинамъ. 2-ое. Когда вышеписанныя сысканы, тогда къ той же службѣ сыскать порутчикоѳъ i потпорутчикоѳъ ч. 25 iли 30 добрыхъ же, i чътобъ, такъже, которыя бывали в нискихъ чинахъ. 3-е. Когда i тѣ готовы, тогда вьзять вѣдамасть караблямъ, сколко числомъ, i iз вышеписанныхъ выбрать на въсякой карабль по человѣку, i приказать iмъ набирать добрыхъ боцмоноѳъ, канстапелеѳъ, стюрманоѳъ, матрозоѳъ по указному числу; а жалаванья iмъ давать зачьнутъ будущего 1698 году iюня съ первыхъ чиселъ. 4-ое. О числѣ людѣй на карабли помыслить с ыскусными морскаго пути. 5-ое. На десять казенныхъ судоѳъ полотенъ и бълокоѳъ, iли толко покоутого i азеiна дереѳъ[685]685
  Т. е. бакаутового и ясеневого дерева.


[Закрыть] купить, числомъ на 15 ѳрегатоѳъ напъримеръ, потому что тѣ суды еше не дѣланы, толко чаю, что ѳрегатной припасъ тѣмъ судамъ будетъ въ пору. 6-я. Для строения двора адмиралитеiцкого сыскать человѣка д[о]бърого, такъже i мастеравыхъ людѣй: ропшълагереѳъ, машьтъ-макароѳъ, риммакароѳъ, резнова дела, зеiлмакароѳъ, блокъ-макароѳъ, шълюпъ-макароѳъ, пумпъ-макароѳъ, моляроѳъ [съ] сънастьми даволными, кузнецоѳъ, которыя дѣлаютъ на карабляхъ въсякое дѣло, пилы болшия i малыя; которые дѣлаютъ плотнишъною снасть; которыя дѣлаютъ авъгагасъ, i буравы, думахкраты. 7-я. Въ Любекъ послать для подряду литья: 30 пушекъ, 24 мартироѳъ, 12 гоубицъ. А каковы тѣ вышеписанныя вѣсом i мѣрою, i таму iзготовятся въпреть чертежи. 8. Сыскать пушешъныхъ мастероѳъ къ Москъве ч. 3 iли 4-хъ, такъже и станошъныхъ плотникоѳъ i кузнецоѳъ. 9. На картузы купить бумаги 7000 стопъ, рагоѳъ 3000 на порохъ хъ пушькамъ, такъже свиньцу на пулки i на закърышъки, мѣди битой листовой на насыпъки. 10. Кожи подошевъной Аглинской на пумпы; якорей величиною таковы, каковы живутъ на ѳрегатахъ, которыя ѳрегаты бываютъ пушекъ по 30 i 35 i 40. 11-я. Гарусу на знамены, на вымпели, на ѳлюгели, бѣлого, синего, кърасного аршинъ 1000 iли 900, въсякого цъвѣта поровну, а буде недорогъ, i болше. 12. На каждое судно надабетъ по лекарю съ сундуком, i тѣхъ нанять с таго жь числа, как i протчихъ морскихъ служителей. Усоѳъ китовыхъ на ѳлюгели 15, корки на затычъки пушекъ 100 ѳунтоѳъ, а буде дешева, 200 iли 300; краски жолтой, такъже i iныхъ, числомъ на 15 ѳрегатоѳъ; пил, которыми въдоль трутъ, 100, а которыми поперехъ – 30, по обрасцамъ»[686]686
  П. и Б. Т. I. № 140.


[Закрыть]. Итак, наем корабельного персонала, начиная с капитанов и кончая простыми матросами, наем разного рода корабельных мастеров и ремесленников, заказ пушек и наем артиллерийских мастеров, закупка разных снастей и инструментов, а также материалов для корабельных снастей и принадлежностей – вот поручения послам. Все они касаются флота. Петр в наказе обращает внимание на искусство и умение нанимаемых людей, требует, чтобы нанимали таких, которые прошли всю службу с низших чинов и достигли носимых ими званий подлинной службой, а «не иными причинами», дает предписания о количестве материалов для закупки, приводя соображения для выяснения нужного количества, расчетливо оговариваясь относительно стоимости. Разрабатывая подробности, он входит в каждую мелочь, перечисляет множество названий, старается обо всем упомянуть, не забывает и корки на затычки для пушек и т. д. В этом собственноручном документе он весь перед нами со своей страстью к морскому делу, теперь главному предмету его забот, со своей трудоспособностью и уважением к умелому труду других, к опытности, приобретенной настоящей службой, со способностью, стремясь к главной и основной цели и не упуская ее ни на минуту из виду, окинуть взглядом все мельчайшие подробности дела.

Устанавливался состав посольства, все время колебавшийся в зависимости от перемен в назначениях. С тремя великими послами отправлялось дворян, пажей, разного рода собственной прислуги и прислуги ехавших с ними дворян больше 80 человек. Ехали также разного рода должностные лица при посольстве, как то: священник и дьякон, подьячие, переводчики, толмачи, золотых и серебряных дел мастера, собольщик, сторож, лекаря с учениками, четверо придворных карлов и при этих лицах также их прислуга всего более 30 человек.

К посольству был присоединен отряд волонтеров, ехавших для морской науки, среди которого и скрывался Петр. Во главе отряда со званием комендора поставлен был Андрей Михайлов (князь Черкасский). Отряд делился на три десятка, каждый с десятником во главе. В состав первого десятка вошли десятник Гаврило Кобылин, Иван Володимеров, Федосей Скляев, Иван Кочет, Александр Кикин, Степан Буженинов, Данило Новицкий, Алексей Петелин, Лукьян Верещагин, Яким Маляр, Алексей Борисов (князь Голицын). Во второй десяток вошли десятник Петр Михайлов (царь), Александр Меншиков, Гаврило Меншиков, Аника Щербаков, Савва Уваров, Филат Шанский, Осип Зверев, Тихон Лукин, Иван Кропоткин, Василий Корчмин, Иван Овцын, Конон Турчин, Степан Васильев, Семен Григорьев (Нарышкин).

Наконец, в третьем десятке ехали десятник Федор Плещеев, Ипат Муханов, Ермолай Скворцов, Иван Синявин, Гаврило Коншин, Фаддей Попов, Петр Гутман, Иван Михайлов (Головин), Иван Алексеев (Головин), царевич Александр Арчилович Имеретинский – всего, не считая комендора, 35 человек. При волонтерах было 12 человек прислуги. В отряде волонтеров были, как видим, и представители дворянского круга: сам комендор князь Черкасский, далее князь Голицын, сын Бориса Алексеевича, Нарышкин, Плещеев, Головины и простые разночинцы, причем знатные волонтеры в списках отряда назывались демократически, без титулов и фамильных прозвищ, подобно тому как и сам царь принял псевдоним Петр Михайлов. Большинство членов отряда взято было из неразлучных с Петром и готовых на все должности бомбардиров[687]687
  В первых бомбардирских списках (Устрялов. История… Т. II, приложение XVII) значатся: Иван Володимеров, Федосей Скляев, Александр Кикин, Степан Буженинов, Данило Новицкий, Алексей Петелин, Лукьян Верещагин, Яким Моляр, Александр Меншиков, Гаврило Меншиков, Аника Щербаков, Осип Зверев, Тихон Лукин, Иван Овцын, Степан Васильев, Иван Муханов, Ермолай Скворцов, Иван Синявин, Фаддей Попов, Петр Гутман. Списки волонтеров см. у Устрялова (История… Т. III. С. 7–8, 575–576).


[Закрыть].

Для караула с посольством должен был идти отряд преображенцев из 62 человек под начальством майора Шмита; из них 12 человек было «устроено в гайдуки». С послами из Конюшенного приказа были отправлены с конюхами две кареты, к каждой по 6 лошадей, «да в запас по лошади с шоры, и с контари, и с седлы, и с лецы». Да в дорогу с послами «отпущено с дворцов (т. е. дворцовых приказов или дворов, заведовавших разного рода дворцовыми хозяйственными припасами: хлебенного, сытенного и т. д.) съестные и питейные запасы с стряпчими, и с подключники, и с повары, и с хлебники и с иными к тому належащими людьми; и были те дворовые люди до Новгорода, а иные и до Риги»[688]688
  Пам. дипл. сношений, VIII, 752–753.


[Закрыть]. Посольство должно было, таким образом, отправиться в составе около 250 человек[689]689
  Списки посольства см.: Пам. дипл. сношений, VIII, 614, 663, 749–753; Устрялов. История… Т. III. С. 572 – список, относящийся к июню 1697 г., составленный перед отправлением из Колберга в Голландию. Ср.: Веневитинов. Русские в Голландии.


[Закрыть].

II. От Москвы до шведского рубежа

2 марта двинулся в путь передовой отряд посольства «с соболиною казною и с золотыми, и с салдаты, и со всем посолским нарядом и платьем и иными всякими припасы»[690]690
  Пам. дипл. сношений, VIII, 753.


[Закрыть]. Этот отряд должен был ожидать посольство во Пскове. К 5 марта были изготовлены заказанные Петром еще в декабре одновременно с первым указом о посольстве две печати. «По указу великого государя сделаны в Посолском приказе две печати серебряные, одна государственная большая, а другая поменши той. И марта в 5 день нынешнего 205 (1697) г. боярин Лев Кирилович Нарышкин, смотря у себя на дворе тех новосделанных дву великого государя серебряных печатей… которые сделаны для нынешней посолской посылки во окрестные государства с великими и полномочными послы… осмотря тех печатей приказал их отвезть в поход к великому государю… в село Преображенское думному дьяку Емельяну Игнатьевичу Украинцову. И думной дьяк Емельян Игнатьевич к великому государю в село Преображенское те печати отвез того ж числа, и те печати изволил великий государь принять у него, думного дьяка, в своих, великого государя, хоромех сам, и указал великий государь ту отдачу тем печатем впредь для ведома записать в Посолском приказе в книгу»[691]691
  Там же, VIII, 631.


[Закрыть].

5 марта вечером Петр сдержал, наконец, обещание, данное Гордону: приехал к нему и оставался до полуночи. 9 марта давал перед оъездом прощальный пир Лефорт. «Я принял участие на празднестве у генерала Лефорта, – пишет Гордон, – после которого все поехали в Никольское, в 15 верстах от Москвы, где я провел ночь с другими. 10 марта, – продолжает он, – его величество там же после раннего обеда простился со всем обществом, состоявшим по большей части из бояр (сенаторов) и именитых иностранцев. Затем мы простились с послом и другими»[692]692
  Gordons Tagebuch, III, 93–94.


[Закрыть]. Итак, Петр вместе с посольством покинул Москву 9 марта. «С Москвы марта с 9 числа, – как читаем в бомбардирском «Юрнале», возобновившем с этого дня свои записи, – генерал Лефорт, собрався со всем обозом, поехали в путь и ночевали в селе Никольском. День был красен, а ночь была с небольшим ветром»[693]693
  Походный журнал 1697 г. С. 1.


[Закрыть]. Проведя в Никольском ночь в веселой компании и утром 10 марта распростившись с провожавшими его московскими друзьями, царь двинулся вместе с послами в заграничное путешествие. Текущее управление государством должны были продолжать бояре-министры. В частности, управление Москвой было поручено – «Москва была приказана» – князю Ф.Ю. Ромодановскому. Но царь официально считался присутствующим в Москве: все бумаги должны были поступать на его имя и исходить от его имени, и само посольство присылало свои донесения на имя государя в Москву. Отъезд его был покрыт строгой тайной; о нем было запрещено сообщать за границу. Приняты были суровые меры на почте: письма, адресованные за границу, доносит цесарю Плейер, вскрываются и уничтожаются, если в них сообщается что-либо, касающееся государства. Купцам, которые ранее ради их торговали пользовались большей свободой в сношениях с заграницей, запрещено вкладывать в свои письма письма других лиц, и купеческая переписка также вскрывается и задерживается. Сам Плейер в своем донесении от 28 марта 1697 г. уведомлял цесаря о выезде Петра, прибегая к шифру[694]694
  Устрялов. История… Т. III. С. 634.


[Закрыть]. Какая была цель такой тайны? Следует признать справедливыми соображения проф. Шмурло, что инициатива этих мер принадлежала не самому Петру, а окружавшим его правительственным лицам и что тайна обусловливалась и необычайностью самого путешествия царя за границу, и несочувствием к этой поездке в некоторых кругах общества, и тем обстоятельством, что война с турками была еще не закончена и что поэтому «спокойнее было бы видеть государя у себя дома или перед вражеской армией, чем в роли туриста по Западной Европе». Петр же, не будучи инициатором мер своего правительства для охранения тайны, ничего, однако, против них не имел и, не соблюдая тайны до конца, выехал инкогнито и пользовался именем Петра Михайлова только ради удобства, но за границей, когда было надо, постоянно выступал, делал и принимал визиты в качестве московского государя[695]695
  Шмурло. Критические заметки по истории Петра Великого // Ж. М. Н. П. 1900. Кн. 5. С. 72–74.


[Закрыть].

Обратимся теперь к его путешествию. Выехав с послами утром 10 марта после раннего обеда из села Никольского, царь к полудню прибыл в село Чашниково, вотчину Л.К. Нарышкина, находящееся в 40 верстах от Москвы, где стоял до вечера. Послы остались там ночевать, а Петр, опережая посольство, отправился вечером далее и ехал в течение всей ночи. По «Юрналу» можно проследить, что и на этот раз он применял свой обычный прием в путешествии: днем делать продолжительные остановки и затем, выезжая с вечера, всю ночь проводить в дороге. Очевидно, Петр обладал отличной способностью спать в санях, в которых совершал путешествие. Путь лежал через Тверь на Новгород и Псков к границам шведской Лифляндии, и перед царем, в предыдущие годы познакомившимся с северными пределами своего государства – с Поморским краем во время поездок на Белое море, а затем во время Азовских походов с южными – с Поволжьем и донскими степями, – открывался теперь новый край: Тверская, Новгородская и Псковская области. При продолжительных остановках, которые делались, так как на этот раз путешествие совершалось с большой медленностью, Петр имел возможность присмотреться к особенностям этого северо-западного края своих владений. До Новгорода он с бомбардирами ехал впереди посольства. 11 марта утром прибыл в село Архангельское, где обедал, переправился через Волгу при селе Городецком и ночевать приехал в город Тверь[696]696
  Сохранилась записка с расписанием части пути посольства (Арх. Мин. ин. дел. Дела австр. 1697 г., № 5, л. 62): «Марта в 11 день держать столовое кушенье в селе Мошницах от сего стану (?) 27 верст тут.
  А от Мошниц до Клину 15 верст ввечернее.
  От Клину до села Заулков 25 верст.
  От Заулков до села Завидова 5 верст столовое.
  От Завидова до села Шоши 15 верст было столовое кушенье в Завидове.
  От Шоши до села Городни 15 верст вечернее.
  От Городни до Мокрых Пожен 15 верст.
  От Мокрых Пожен до Твери 15 верст столовое».
  Пометы, напечатанные курсивом, сделаны, кажется, рукой Ф.А. Головина.


[Закрыть]. День 12 марта проведен был в Твери; в дальнейший путь Петр двинулся с вечера. Совершая переезды по ночам, день 13 марта он провел в Торжке, а 14-го – в Вышнем Волочке. Выехав вечером 14 марта из Вышнего Волочка, он ночью миновал села Коломну, Хатилово, далее деревню Березовую и Коженкино, переправляясь через реки Березай – приток Мсты – и Ядровку. 15 марта приехали обедать в село Едрово. Отобедав, двинулись дальше, миновали деревни Дабилово и к вечеру достигли Зимнегорского яма (села Зимогорья), где и ночевали. 16 марта из Зимогорья тронулись после обеда, миновали село Валдай. «Подле того Валдая, – отмечает «Юрнал», – озеро, словет Валдай же; на том Валдае на острову стоит в правой стороне монастырь Иверской Богородицы». Проехали далее деревни Миронеги, Яжелбицы, Рахино, к вечеру прибыли на Крестецкий ям, «переменили подводы», пустились ночью в дальнейший путь через деревню Вины, село Зайцево, деревни Подлитовье, Красные Станки, Кривое Колено, Бронницкий ям и Руску[697]697
  Походный журнал 1697. С. 1–3.


[Закрыть]. Перемена подвод, отмечаемая «Юрналом» на Крестецком яме, происходила во время этого путешествия Петра, видимо, не часто: приходилось ехать на тех же лошадях, чем и объясняются продолжительные остановки для отдыха и корма лошадей. Поэтому и путешествие на этот раз совершалось так необычно медленно. Новгорода Петр достиг только 17 марта утром, проведя в дороге от Москвы целую неделю.

В Новгороде была остановка на три дня: 17, 18 и 19 марта. К сожалению, совершенно ничего не известно о пребывании Петра там в эту поездку; о том, как и кем он был встречен и как проводил время. Остановкой он пользовался, чтобы написать московским друзьям: Кревету, Гордону, Л.К. Нарышкину, Г.И. Головкину, А.М. Головину, А.С. Шеину и Виниусу; но из всей этой переписки сохранились только доклад Кревета с положенными на нем собственноручными резолюциями Петра, помеченными: «Iзъ Новагорода, маръта въ 17». Прочие письма его не сохранились, и о них известно лишь только по ответам их адресатов. Доклад Кревета заключал в себе три пункта относительно находившегося под его управлением лесопильного завода-мельницы в Преображенском и разного рода наемных мастеров-иноземцев: когда все бревна будут напилены, говорится в первом пункте, покупать ли новые и что делать с досками, которые будут из них напилены, продавать ли их или лежать им до указа? Если бревен больше не покупать, то держать ли при заводе иноземца-мастера терщика (пильщика) или его отпустить? Этому иноземцу в год идет по 150 рублей, и если бревен вновь не купить, то он останется без дела. «Доски тереть, – отвечает на эти вопросы Петр, – а iноземца, будетъ новоя мелница поспѣетъ, вѣлеть там быть, чтобъ не гулял; а естли i безъ нево умѣютъ, отпустить». Второй пункт касается предложения двух иноземцев-ткачей парусного полотна, которые хотели бы наняться на службу: «о том, – спрашивается в докладе, – как ваше благоволение будет: наймать или нет?» «Ткачей нанять, – отвечает Петр, – а деньги пополам с кумпаней, которые не послали для полотна за моря». Наконец, в третьем пункте Кревет спрашивал относительно иноземца-кузнеца, который делал плотничьи инструменты: немецкие топоры, тесла и долота – и которому в апреле доходит третий год найма, нанимать ли его на следующий год или отпустить его домой за море? «Кузнеца держать для того, – гласит резолюция царя, – чтобъ онъ на въсехъ Немецъкихъ плотникоѳъ дѣлалъ на Воронеже снасти; а пълатить ему такъже с кумпаней. Да ему жъ выучить к нашему возвьрату одного iли дву человекъ, i то спросимъ на васъ. Piter». Из этого документа видно прежде всего, что, уезжая за границу, Петр не освобождал себя от руководства теми делами, которые его особенно занимали.

Затем резолюции обрисовывают нам Петра как рачительного и расчетливого хозяина, бережливо относящегося к интересам казны: наемного мастера-терщика устроить на новый завод, чтобы он напрасно не гулял; деньги парусным ткачам платить из казны пополам с теми кумпанствами, для которых паруса должны будут понадобиться, но которые не послали покупать их за границей; иноземца-кузнеца на Воронеже также держать на средства кумпанств с тем еще, чтобы он непременно выучил своему мастерству до возвращения царя одного или двух русских. Резолюции Петра прекрасно раскрывают также перед нами суть отношения его к иноземцам. Иноземец нужен, чтобы выучить русского человека мастерству, которым тот не владеет, а раз эта цель достигнута и русский человек выучен – «если и без него (иноземца) умеют», – он более не нужен, и его можно отпустить[698]698
  П. и Б. № 145.


[Закрыть].

Письма к Виниусу, начиная с отъезда за границу, имеют одну отличительную особенность: они пишутся тайнописью, особыми чернилами, при употреблении которых написанное становится видным и возможным для прочтения только тогда, если строки письма помазать специально для него приготовленным составом. Об этой тайной переписке Петр условливается с Виниусом в собственноручном письме, отправленном, по-видимому, еще с дороги в ответ на записку Виниуса с советом, как пользоваться открывающей тайнопись жидкостью. «Пишешъ в сей цыдуле, – говорит в этом письме Петр, – чтопъ во ону материю прибавить укъсусу ренъскова; а я еше i рецепта оной не iмѣю. Пришъли черезъ почъту, не мешкоѳъ. А в писмахъ тѣхъ тайныхъ буду я писать на верху iли внизу черниломи, гдѣ пристойно будетъ, для признаки, такия слова: (пожалуй, покъланись господину моему генералу i побей челомъ, чтобъ пожаловалъ, не покинулъ дамишъка), чтоб не познали. Да [о]тпиши, отъ ково это i i[зъ] которого города, чтобъ намъ тамъ, естли будемъ, в семъ опастися»[699]699
  П. и Б. № 145.


[Закрыть]. И это письмо, кроме слов, заключенных Петром в скобки, написано тайными чернилами. Под генералом, которого Петр просит не покинуть домишка, может подразумеваться А.М. Головин. С дороги также написано было к Виниусу и следующее письмо, в котором Петр сообщает, что из полученных от Виниуса трех записочек (цыдул), написанных тайными чернилами, две малые он потерял, не помазав еще их проявляющим составом, а в третьей записке нашел рецепт этого состава: «Присъланы были отъ тебя [съ] симъ писмомъ три цыдулы, i iс тѣ[хъ] двѣ малаи потерялъ, еще не помаза[T]ъ. Буде надабъныя были, отпиши апять; а естъли нетъ, не пиши. А въ третей написана вотка помазалная. А что я писалъ к тебѣ оп сихъ расписяхъ, i тѣ росписи я нашелъ после у Алексашъки. Побей челомъ генералу, чтобъ не покинулъ дамишъка». Что такое за росписи, о которых идет здесь речь, без письма Виниуса, на которое это письмо Петра служит ответом, неясно. Алексашка – Александр Меншиков, бомбардир, отправившийся за границу в том десятке, над которым десятником был Петр. Это первое письменное упоминание о нем, свидетельствующее о его близости к царю. Последние слова «Побей челом» и т. д. – условный знак, что дальше следовала тайнопись. Но конец этого письма утрачен[700]700
  Там же. № 146.


[Закрыть].

Послы, вслед за царем, прибыли в Новгород 18 марта. На следующий день, 19 марта, они отправились далее. В тот же день, по своему обыкновению под вечер, выехал и Петр, опять опережая послов. Дорога лежала через деревни Заволу, Сергиеву, в которой сделана была двухчасовая остановка, далее через деревни Голину, Шимскую, Бор, Мшагу, Княжевой Двор, Свинорт, Мусцы. Утром 20 марта Петр был в погосте Сольцы на реке Шелони, где стоял часа четыре. Затем, двинувшись в путь, миновал монастырь Молочков и к вечеру приехал в Опоцкий Ильинский монастырь. В последнем останавливался часа на два. Ночь опять проведена была в пути; проезжали деревни Васка, Боровицы, погост Дубровной, деревню Путилова. 21 марта утром была двухчасовая остановка на Загорском яме, а затем в течение этого дня проехали через деревни Подлипье, Дубановичи, Козлово, Иванцова, Подвишенье и Бобровник; далее, миновав Успенский монастырь, царь к вечеру 21 марта приехал во Псков. На другой день, 22 марта, прибыло туда же и посольство. Отсюда послы отправили в Ригу генерал-губернатору Дальбергу, или, как они его титуловали официально: «государя Каролуса… думному полному маршалку и генералу-губернатору над Лифлянты и города Риги, канцеляру [канцлеру] Юрьевской Академии», «листовое возвещение» – письмо, в котором уведомляли его о своем приезде в Псков, о намерении идти без всякого замедления к Риге и просили учинить им с надлежащей честью на границе прием и отпуск до Риги, а из Риги до курляндской границы, с удовольствованием их в кормах и подводах. Майора Ягана Шмита с передовым отрядом и с имуществом посольства послы во Пскове уже не застали: он, не дождавшись послов, выехал из Пскова в Ригу, и одновременно с листом к рижскому генерал-губернатору послы отправили и торопливому майору наказ, в котором писали, что «…велено ему, Ивану, приехав в Ригу, ожидать их, великих и полномочных послов, прибытия в Риге и из Риги никуды без приказу их не ездить; а жить бы ему в Риге с великим опасением и осторожностию, и казны, и посолского платья, и рухляди всякой беречь со всяким прилежанием, и караул всегда иметь крепкой и трезвой и сал-дат от пьянства и ото всякой дурости унимать; а что он изо Пскова учинил поезд свой в Ригу без ведома их, великих и полномочных послов, и за то он довелся наказания»[701]701
  Пам. дипл. сношений, VIII, 753, 754–756; Походный журнал 1697. С. 3–5.


[Закрыть].

Из Пскова царь и посольство двинулись в дальнейшую дорогу в один и тот же день – 23 марта, Петр – опять вечером.

Переправившись через Чудское озеро, держали далее путь через деревни Ваймицы, Лустовка и Молоскова, где стояли два часа. Затем проехали деревню Саурова и к утру 24 марта прибыли в расположенный у самый границы Печерский монастырь. Здесь Петр «с бомбардирами и послы праздновали праздник Благовещения и слушали божественные службы» и в тот же день, 25 марта, двинулись в путь, забрав по распоряжению царя из Печерского монастыря съестные припасы для солдат и подводчиков: 25 четвертей муки ржаной и 25 четвертей сухарей «для хлебных заграницею недородов». Вскоре достигли реки Плюсы – шведского рубежа – и перешли ее у городка Нейгаузена[702]702
  Пам. дипл. сношений, VIII, 756; Походный журнал 1697. С. 5–6.


[Закрыть]. Петр вступил на чужую землю.